Страница:
Ах, остальное опять же слишком грустно! Да и кого в этом беспутном мире волнует чужое горе, скажите на милость?!
А что касается макияжа, так это всё потому, что некоторые её девочки очень большие специалистки по данному вопросу. Если бы начальница не держала марку, они запросто могли бы начать "гнать халтуру" и вообще отлынивать от работы.
Взять хотя бы Чикиту из средней комнаты. (Всего комнат было три, в каждой по пяти девочек, да одна начальница. Пятью три плюс один шестнадцать, стабильный состав. Как гармонично!) Так вот эта самая Чикита периодически возмущалась: "Мамочка, ты так грубо говоришь: макияж. Ф-фу, аж неприятно слышать! Надо слово произносить загадочно, томно, с этаким прононсом: мокиян-н-нж!" - и закатывала при этом неотразимые чёрные очи к потолку. И она запросто может перестать чертить принципиальную электросхему ради того, чтобы весь день провертеться перед зеркалом. Это пожалуйста, это мы умеем!
Но в Мамочкиной комнате тоже стоит кульман (ясное дело - ручной, как у любой женщины), и она сама работает над сложнейшими монтажными чертежами, а не слоняется весь день из начальственного кабинета в курилку и обратно, как некоторые начальники-мужчины. Разумеется, их можно понять. Развивающийся в течение сотен лет технический прогресс всё-таки доконал экобаланс грешной Земли-старушки, в результате чего человечество стало стремительно вырождаться. Так что никто теперь и не стремится взвинчивать темп работы, ведь чем больше работаешь, тем больше всевозможных видов энергии расходуется, а это опять же бьёт по ахиллесовой пяте современной жизни - по экологии...
И всё же без работы человек превращается в мягкотелую улитку. Пусть даже булочки с маслом падают в открытый рот прямо с неба, пусть минимум необходимых для жизни денег выдаётся раз в неделю любому вне зависимости от любых обстоятельств - это отнюдь не значит, что можно бить баклуши!
Поэтому Мамочка держала девочек в узде. И Реда, исполнявшая в средней комнате роль, сходную с ролью десятника на стройке, могла в любой момент приструнить Чикиту замечанием: "Эй, красотка, отложи-ка маскарограф! Ты и так хороша, женихи от тебя не уйдут. Лучше посмотри на Мамочку: она и подкрасилась, и работает так, что только карандаш мелькает, а ты? А ну, хватит мазаться". Зато дома Мамочка с непередаваемым удовольствием смывала тёплой мыльной водой всю ненавистную косметику и не накладывая никаких питательных масок, которые также терпеть не могла, давала коже отдохнуть. Максимум, что она себе позволяла - раз в неделю протереть лицо лосьоном. Вот и весь уход за кожей.
Но сейчас ей предстоял утренний обход, поэтому Мамочка припудрила свой носик пуговкой, выделила карандашом краешки напомаженных губ, чтобы они смотрелись "бантиком", подвела глаза, чтоб не выглядели блёклыми, выщипала пяток волосинок из бровей, чуть-чуть подрумянила мясистые щёки и наконец торжественно водрузила на причитающееся место наиглавнейшую часть одежды очки в роскошной бордовой оправе со слегка затемнёнными стёклами.
Это была настоящая драгоценность, своеобразный символ уз симпатии, связывающих начальницу с подчинёнными. Ведь роскошную оправу, носить которую пристало разве что жёнам президентов, в крайнем случае - "министершам", купили в складчину и подарили девочки на круглый юбилей, о котором незамужней женщине лучше не думать. Очки выполняли много функций: их стёкла окончательно уничтожали блёклость глаз, скрывали противные морщинки на висках, слегка обозначившиеся мешки под глазами, а главный изъян лица пуговичный носик при мясистых щеках - чудесным образом делали совершенно нормальным и даже придавали её внешности лёгкий шарм. А кроме того, очки несомненно прибавляли ей солидности и весомой значимости, которые столь необходимы руководителю.
Естественно, хранить такую драгоценность следовало подобающим образом. И как ювелир заключает прекрасный алмаз в оправу золотого кольца, так и рукодельница Ника из дальней комнаты сделала из чёрной кожи прелестный маленький футлярчик с кармашком для замшевой салфетки, которой только и следует протирать стёкла тому, кто по-настоящему заботится об оптике.
Итак, после водружения очков Мамочка поправила слегка растрепавшиеся волосы надо лбом, чем завершила туалет, надела отутюженный белый халат и начала традиционный утренний обход.
Прежде всего она проследовала в дальнюю комнату, встретившую её хрустально-чистым звоном маленького дверного колокольчика. Опять же в отличие от начальников-мужчин, Мамочка не боролась с сигнализацией. Девочкам нечего было скрывать от начальницы. Застав их за каким-либо посторонним занятием, Мамочка никогда не ругалась, не устраивала бурных разносов с пропесочиванием, вообще не наказывала их крепко, лишь мягко журила. Как она неоднократно убеждалась, подобная мягкость гораздо действеннее истошного крика. Ведь всякий раз провинившаяся неловко опускала глаза и сама принималась за работу, даже без особого нажима со стороны "десятницы"!
Поэтому девочки без опаски вешали дверные колокольчики, которые имели даже свой голос в каждой комнате: в дальней он отзывался нотой "до", в средней - "ми", а в ближней - "соль", так что вместе выходило мажорное тоническое трезвучие.
Да что говорить! У самой Мамочки на двери кабинета также был импровизированный колокольчик, да не простой, а многоголосый: целая гроздь маленьких золотистых бубенчиков, которые она завела опять же ради девочек, словно показывая, что они равны даже в этом отношении. Ну, а девочки полюбили за это начальницу ещё больше.
Вот и обитательницы дальней комнаты тотчас бросились к своей Мамочке, едва заслышав бойкое "до".
- Здравствуйте, детушки, доброго вам утра, - весело сказала она, а "детушки" в свою очередь наперебой здоровались, кивали ей и посылали сияющие улыбки. Сияли не только их лица, но и сама комната с салатовыми стенами, высоким белым потолком и чисто вымытым розовым полом, и аккуратные белые листы ватмана на кульманах. Приятно было взглянуть на ухоженные политые цветочки в расписных вазонах на подоконниках, с которых были стёрты малейшие следы пыли, на синие и лиловые халаты с вышитыми на карманах пёстрыми инициалами владелиц - всё светилось прозрачной чистотой, опрятностью и радостью. Переходя от кульмана к кульману, Мамочка осматривала выполненную работу, а заодно выслушивала маленькие женские новости: кто что собирается купить, какая обувь будет в моде нынешним летом, кто на кого многозначительно взглянул по дороге домой, что вчера появилось новенького в магазине напротив, как вели себя вечером дети, как держался муж в гостях и после них, кто у кого заболел... Всё это внимательнейшим образом выслушивалось, обсуждалось и принималось к сведению. Затем Мамочка давала необходимые указания по работе, хвалила, корила и шла дальше.
Так было и в средней комнате. А вот в ближней, кажется, назрела неприятность. Возможно даже, случилась беда.
- Где Лейфа и Тётушка Иниль? - сразу же спросила Мамочка, когда после громкого "соль" к ней выбежали всего три "детушки" из пяти. Это вызывало удивление, так как ближней комнате была поручена сверхсрочная работа, которая раньше не могла быть сделана, так как Доля и Хела только-только вышли из отпусков.
Однако ситуация быстро прояснилась. У Тётушки Иниль заболел очередной внук, она задерживалась, но позвонила по телефону и обещала быть. Лейфа же, ни с кем не разговаривая с самого утра, всё ходит куда-то. Ввиду всеобщей загруженности расспрашивать её ни о чём не стали...
- А зря, - Мамочка немедленно насторожилась. - Следовало бы поинтересоваться!
Мамочка подбирала девочек и рассаживала по комнатам так, чтобы в каждой были:
- руководитель ("десятница");
- исполнительница (самая добросовестная чертёжница, которую при случае можно поставить в пример прочим и которая всегда подстрахует тех, кто отстаёт по уважительной причине);
- косметолог;
- диетолог;
- кулинар;
- педагог;
- семейный консультант;
- психоаналитик;
- знахарка;
- хохотушка-веселушка;
- рукодельница;
- модистка.
Разумеется, любая женщина во всех вопросах (кроме второго, конечно) считает себя непререкаемым авторитетом. Ну, какая из них откажется руководить, какая под самой страшной пыткой признается, что не умеет воспитывать детей или готовить?!
Тем не менее, Мамочка не без основания полагала, что одни женщины руководят, воспитывают и готовят лучше, другие хуже. Да и сами "детушки" втайне соглашались с ней и оправдывали её подход. Разумеется, кандидатки должны были совмещать в себе минимум по два-три указанных свойств, поскольку дюжина качеств никак не раскладывалась на пять девочек, а больше пяти в комнатах не сидело - Мамочка заботилась о том, чтобы в производственных помещениях было достаточно просторно, да и зачем принимать на работу лишних сотрудниц?!
Преимуществом такой системы было то, что постоянно возникавшие у каждой маленькие житейские проблемы решались в основном внутри комнаты, выходя за её пределы лишь в исключительных случаях. Таким образом, мешающие работе препятствия исчезали довольно быстро. Кроме того, когда любая проблема замыкалась внутри одной комнаты и решалась силами одной-двух верных помощниц, девочки не могли устраивать вселенские "сборища бездельниц".
Так вот, отсутствующая Тётушка Иниль носила негласный титул психоаналитика-педагога-семейного консультанта-лейбзнахарки. "Десятница" Вийда тоже, конечно, была неплохим психологом, но всё же послабее Тётушки Иниль. Кроме того, общалась она с подчинёнными недостаточно тактично, с грубоватой прямолинейностью. Да ей и за работой нужно было прежде всего смотреть. Поэтому Лейфа, совсем ещё девчонка, худенькое закомплексованное существо с не сложившимся окончательно характером была всецело отдана на попечение Тётушки Иниль. Лейфа работала у них полгода. Первоначально отлично вписывалась в роль исполнительницы. Но в последние две-три недели она как-то погрустнела, совершенно осунулась, работу заканчивала на день-два позже срока. Причина могла быть одна-единственная: полтора месяца назад Лейфа вышла замуж. В том, что с ней творилось, следовало разобраться, но у Тётушки Иниль как назло переболели все внуки, а по работе скопилось сразу три незаконченных узла. Разбирать её проблемы было некогда, да и Доля с Хелой завалили замухрышку деталировкой, едва выйдя из отпуска...
Работа, работа, работа прежде всего!
Вот и наступил срыв. Наскоро выслушав рапорты Вийды, Хелы и Доли, Мамочка побежала разыскивать Лейфу.
Найти её не составило труда. Мамочка сразу же направилась к туалету и ещё издали услышала доносящиеся оттуда тихие всхлипывания. Конечно же это была Лейфа с опухшим от слёз лицом, раскрасневшимся носом и размазанной по щекам тушью для ресниц. Мамочка тотчас подвела её к раковине, заставила высморкаться, умыла, наговорила кучу ласковых слов и спросила, что случилось. Фонтан слёз мгновенно забил с новой силой. Пришлось повторно умывать Лейфу, утешать и поддерживая под руки, вести в комнату.
- Девочки, двойной кофе, быстро, - распорядилась Мамочка прямо с порога. Все тут же побросали работу, "десятница" и Доля приняли из рук начальницы и препроводили на место всхлипывающую худышку, отсутствующим взглядом уставившуюся в потолок. В это время большая любительница восточной кухни Хела заваривала крепчайший кофе по-турецки. Тут произошла заминка: в самый ответственный момент, когда джезву надо снимать с горячей плитки, Лейфу как раз подвели к её месту (быстро идти она не могла, потому что едва перебирала ногами, часто останавливалась от упадка сил) и попробовали усадить. Но стоило худышке опуститься на стул, как она дико вскрикнула, подскочила словно ужаленная и мешком повисла на руках Вийды. Хела отвлеклась, кофе сбежал. Пришлось заваривать новый.
- Н-н-н-не сад-д-дите м-м-меня, - стуча зубами, попросила Лейфа. Н-н-н-не саж-ж-жай-те. Н-не над-д-до. М-меня м-муж поб-б-бил. Б-больно.
Наконец-то её поведение объяснилось! Все во главе с Мамочкой принялись уговаривать её успокоиться, выпить кофе и рассказать всё по порядку. Кофе Лейфа выпила, после чего притихла и лишь изредка всхлипывала, но рассказывать что-либо отказалась наотрез. Побои тоже не показала. Единственные слова, которые удалось выжать из неё: "П-пойд-ду ут-топ-плюсь", - оптимизма не внушали.
К счастью, тут как раз явилась Тётушка Иниль. Спеша на место, она затараторила, не поднимая головы:
- Мамочка, я сейчас, у меня внучек заболел, сейчас "сборку" докончу, уже сажусь...
Но Мамочка коротко бросила: "Лейфа", - и кивнула в сторону мелко дрожавшей худышки. Тётушка Иниль всплеснула руками.
- Господи, деточка, что с тобой?
- Раньше смотреть надо было, - с укоризной проговорила Мамочка, и пока Хела вливала в "деточку" очередную порцию кофе, в двух словах обрисовала положение. Тётушка Иниль понимающе кивнула и сходу оценила ситуацию:
- Одно из двух: либо её муж садист, тогда дело плохо, но всё же не безнадёжно, либо она сама во всём виновата, тогда дело легко поправимо. Мне почему-то кажется, что второе предположение ближе к истине. Пока ясно одно: при всех Лейфа говорить не станет...
- Сборочный чертёж отставить, - тут же распорядилась Мамочка. - Через десять минут обе ко мне.
У себя в кабинете она попробовала работать, чтобы хоть немного успокоиться, но не смогла. Её воображение рисовало оскаленного мускулистого изверга-самца, сжимавшего в пудовых кулачищах кнуты из сыромятной кожи с шипами на концах, который надвигается из мрака на беззащитную Лейфу, на эту замухрышку... Или на неё саму?!
Боже, какое счастье, что она так и не вышла замуж! Не дай Бог ей испытать такие страсти-мордасти!!!
В дверь кабинета постучали.
- Мамочка, вот и мы.
Тётушка Иниль втолкнула в кабинет начальницы Лейфу, тщательно заперла дверь и обернулась. Каждая морщинка, каждая складочка её лица сияла.
- Всё ясно. Это легко излечимо, - объявила она, изящно усаживаясь на стул напротив Мамочки. Лейфа забилась в угол, уткнулась лицом в стену и решительно возразила:
- Нет, моя жизнь кончена. Он меня разлюбил, он меня ненавидит. Пойду утоплюсь. Или повешусь.
Тётушка Иниль рассмеялась на это легко, совсем необидно и заверила её:
- Глупышка! Когда будешь "серебряную" свадьбу отмечать, помяни меня добрым словом, ладно?
Лейфа молчала.
- Ты её разговорила? - с надеждой спросила Мамочка.
- Какое там! Кремень, а не девка. Упрямая, - поставила весьма неожиданный диагноз Тётушка Иниль. - Толк из неё будет, если только ума наберётся да комплексовать перестанет.
Пока что трудно было увидеть в жалкой закомплексованной худышке "кремень-девку". Если это не комплимент для поднятия духа, если это действительно так, подумала Мамочка, значит, она не ошиблась, взяв Лейфу в отдел вместо Дайры, которая ушла в отпуск по уходу за ребёнком и в ближайшие годы будет занята исключительно его воспитанием.
- А разговорить её я попробую сейчас, - сказала Тётушка Иниль и получив согласие начальницы, обратилась к Лейфе: - Значит, так. Не желаешь признаваться - не надо. Говорить буду я. Я сама всё расскажу. Если я права, ты говоришь. Если же нет... - она немного подумала и заключила: - Если нет, то я ничего не понимаю в людях. Тогда Мамочка может меня уволить. Согласна?
- Делайте что хотите, - отрешённым голосом сказала Лейфа. - А я зарежусь.
Тётушка Иниль засмеялась и начала так:
- Прежде всего, девочка, запомни хорошенько: мужчины очень сильно отличаются от женщин. Они совершенно не то, что мы. Да, разумеется, и мы, и они - люди. Но даже внешне мы, женщины, отличаемся от них, что же тогда говорить о внутреннем? Возьми имиков. Внешне они мужчины, всё их отличие лежит как раз внутри. Итак, мужчины любят совсем не то, что мы, совсем не оттого и не так, отчего и как любим мы. Они стремятся совсем не к тому...
Лейфа бросила на Тётушку Иниль презрительный взгляд. Та среагировала моментально и оборвав на середине последнюю фразу, продолжала:
- Хорошо, хорошо, не буду читать тебе мораль. Я просто веду к тому, что причины тех или иных поступков мужчины совсем не те, о каких женщины думают прежде всего. О тебе и о твоём муже я могла бы сказать старой как мир шуткой: душит, значит любит.
- Ничего себе любовь, - Лейфа ещё теснее вжалась в угол. - Впрочем, не убалтывайте меня. Я придумала: оболью себя бензином и сожгу. У него на глазах.
Тётушка Иниль некоторое время молча изучала насупившуюся худышку, потом возобновила беседу:
- Тогда поговорим по-другому... Расскажу-ка я тебе сказочку, как рассказываю иногда своим внучатам, - она выдержала паузу и совершенно театральным голосом продолжила: - Жила-была на белом свете одна девочка, звали её Лейфой. Была она маленькая, щупленькая, так что даже когда выросла и стала вполне взрослой девушкой, всё равно выглядела как подросток.
Лейфа метнула на Тётушку Иниль странный взгляд. Так обычно смотрят на душевнобольного, который останавливается посреди улицы и неожиданно громко вопит: "Земля имеет форму чемодана!!!" Мамочка также совершенно не понимала, что это Тётушка Иниль затеяла, однако безраздельно доверяя лучшему психоаналитику отдела, предпочитала помалкивать. В конце концов, если с помощью этих глупостей удастся привести Лейфу в норму, почему она должна вмешиваться? Главное для неё - работа, надо заставить Лейфу работать, всё очень просто...
А Тётушка Иниль продолжала свою "сказку":
- И вот посватался к Лейфе добрый молодец лет этак тридцати пяти от роду, почти что вдвое старше её самой. Был он небогат, но полюбил Лейфу всем сердцем, ухаживал красиво, опекал, ласкал, часто сажал к себе на колени, позволял прислоняться головой к его плечу и гладил вот так... - Тётушка Иниль показала, как. Лейфа посмотрела на неё с лёгким удивлением. Мамочка тоже удивилась, но вида не подала, подумала лишь, что Тётушка Иниль, может быть, в самом деле отменный психолог.
- Ему нравилось, что его невеста носит длинные волосы, которые он любил сам заплетать ей в косички. Он водил Лейфу на аттракционы, покупал маленькие шоколадки. И ещё иногда шутливо похлопывал по попке. Вот так.
Удивление в глазах заплаканной худышки росло всё больше. Из угла она не выбралась, но повернулась лицом к рассказчице и слушала очень внимательно.
- Кстати, когда Лейфа делала что-нибудь не так, например, пришивала пуговицу ниткой не того цвета, он покрикивал на невесту: "В угол поставлю!" Вот как сейчас ты стоишь.
- Откуда вы знаете? - быстро спросила Лейфа. Тётушка Иниль рассмеялась, но ничего не объяснила, а вместо этого сказала:
- Но теперь мне надо кое-что уточнить. Скажи, сколько старших жён у твоего мужа? Одна или несколько?
В глубине глаз Лейфы что-то мигнуло, но она промолчала.
- Ладно, не говори, я и без тебя знаю, что одна, - сказала Тётушка Иниль.
- А раз знаете, зачем спрашивать, - проворчала Лейфа. Мамочка хотела что-то сказать, однако Тётушка Иниль сердито зыркнула на неё (мол, видишь, девочка втягивается в разговор, не вмешивайся).
Мамочка промолчала. Но между прочим, всё это дело: муж, жена, вторая жена семья, ссоры, дрязги, побои - по вполне понятным причинам было крайне неприятно. В голове время от времени проносилась мысль: "Какие же они мерзавцы, мужчины эти!" Но ради спокойствия и счастья своих "детушек", которые были для неё почти как родные, а также ради сохранения на должном уровне их трудоспособности (в чём Мамочка не любила себе сознаваться) периодически приходилось собирать нервы в кулак и присутствовать при подобных разговорах. Что поделаешь! Хорошая мать непременно должна чем-то жертвовать, забывать о своих антипатиях, подчинять собственные интересы интересам детей...
Мамочка даже подыгрывала "десятницам" и доморощенным психоаналитикам, как подыгрывала сейчас Тётушке Иниль, то есть напускала на себя умный вид, важно кивала, поддакивала, вставляла ничего не значащие фразы и замечания, словно всё говорившееся не составляло для неё ни малейшей тайны. Здесь важно было не говорить слишком много, чтобы не попасть впросак.
- Сразу видно, что тебе не рассказывали в детстве сказок. Или почти не рассказывали, - между тем продолжала Тётушка Иниль. - Иначе ты знала бы, что по ходу можно перебивать рассказчика, задавать вопросы, а не просто молча слушать...
- Да-да, я тоже хотела сказать... - поддаваясь непринуждённой манере психоаналитика, заговорила Мамочка. Скорее всего, она сказала бы совсем не то, что нужно. Но Тётушка Иниль была начеку. Ни капли не смущаясь, она перебила начальницу и вернула разговор в нужное русло:
- ...сказать, что пора возвращаться к нашей сказке о злой старшей жене или о недоброй мачехе, это уж кому как нравится.
Поняв свою ошибку, Мамочка прикусила язык и решила пока что не вмешиваться.
- Так вот, продолжим. Добрый молодец женился на Лейфе, и всё у них поначалу шло хорошо. Старшая жена замечательно относилась к Лейфе, не обижала и охотно взяла на себя руководство молодой во всех сферах, касавшихся дома и мужа. И вот от чистого сердца, движимая лишь желанием помочь, она научила Лейфу: мужчина - наш господин; всё, что бы он ни сделал, нужно принять и перенести как должное. Требовать же чего-либо для себя просто неприлично, а переносить неудобства и невзгоды надо молча, как и подобает порядочной женщине, потому что надоедая жалобами и слезами, бунтуя и вообще бурно выражая любые чувства, жена лишь раздражает мужа. А ведь Лейфа не хочет сама разрушить своё счастье!
- Откуда вы знаете? - вновь спросила Лейфа, но теперь уже сделала шаг из угла.
- Уж мы-то знаем, - с загадочным видом сказала Мамочка и чуть слышно вздохнула... может быть, оттого, что как раз ничего не знала и не понимала. Кажется, на этот раз она ввернула свою фразу довольно удачно. По крайней мере, Тётушка Иниль не выказала ей никакого неудовольствия, а продолжала:
- Впрочем, нашей Лейфе не привыкать к подобным разговорам. Мать воспитывала её точно так же, говоря: девочка и девушка строго подчиняются родителям, жена - служанка мужа. Лейфа была вполне подготовлена именно к такой роли. Что и подметила догадливая старшая жена. А поскольку это вполне совпадало с её планами, старшая жена охотно взяла на себя роль наставницы, которой прежде была для Лейфы родная мать, и сказала: молча подчиняйся мне и мужу.
Но пойдём дальше, ибо дальше для бедняжки настали чёрные дни: муж её разлюбил. Однажды вечером, недели через три после свадьбы, когда Лейфа убирала на кухне, муж неожиданно пришёл туда, сел на стул и стал внимательно следить за ней...
Лейфа отшатнулась, точно увидела прямо перед собой змею.
- ...мывшей тем временем посуду. Муж смотрел прямо под руки нашей бедняжке. Она всё думала, что он там увидел, не могла ничего понять... а спросить боялась, потому что старшая жена предостерегала. И вот разволновавшаяся Лейфа совершила маленькую оплошность...
Худышка зябко повела плечами, отступила и прижалась к стенке, точно пыталась погрузиться в неё, как в широкие складки тяжёлого бархатного занавеса.
- Оплошность совершенно пустяковую, незначительную. Случайно уронила на пол такое, что и разбиться не могло, нож или вилку, просто...
- Я упустила ложку, в которой оставалось немного майонеза, он испачкал пол, я схватила тряпку и бросилась вытирать, а он... - пролепетала насмерть перепуганная страдалица и почему-то умолкла на полуслове.
- А он обошёлся с нашей бедняжкой совершенно несправедливо, подхватила Тётушка Иниль. - Вскочил, опрокинул стул, накричал на неё, что она дрянная девчонка, раззява, ворон считает, а не посуду моет, что у неё дырявые руки, что линолеум испорчен и прочую чепуху. Потом схватил Лейфу за правую руку и поволок в спальню...
- За левую, - быстро уточнила Лейфа.
- Ну, за левую, это не важно. Важно то, что обнаружилось в спальне. А увидела наша несчастная страдалица, что постель застелена белой простынёй без одеяла, подушка тоже убрана, но самое ужасное - рядом с кроватью помещалось ведро с водой, в котором мокли длинные прутья...
Лейфа пронзительно закричала, бросилась к двери и ударившись об неё с разбега, попыталась открыть, но руки дрожали, и она никак не могла справиться с замком.
- Назад, - коротко приказала Тётушка Иниль. Не помня себя от испуга, Лейфа рвалась в коридор. Тогда Мамочка вышла из-за стола, и они вдвоём оттащили упирающуюся худышку от двери и водворили обратно в облюбованный ею угол.
- Да не мучай её, ради Бога. Объясни всё это. Не видишь, девочка сама не своя, - попросила Мамочка.
- Объясню, только пусть сначала покажет зад, - неожиданно велела Тётушка Иниль.
- Это некрасиво! - взвизгнула Лейфа.
- Брось, мы все женщины, - попыталась уговорить её Мамочка. - Ты что, стесняешься? Представь, что ты у врача...
- Покажи зад, - настойчиво повторила Тётушка Иниль. Лейфа упрямо мотнула головой. Пришлось Мамочке развернуть её лицом к стене, задрать подол платья и приспустить трусики.
- Вот так он наградил тебя за недогадливость, - строго сказала Тётушка Иниль. Опухшие ягодицы худышки были сплошь исполосованы сизо-алыми рубцами. - Теперь спину.
Мамочка задрала платье повыше. Спина оказалась чистой.
- Так я и думала, - в голосе Тётушки Иниль звучало торжество. - И так муж поступал с тобой трижды, с громкими ругательствами вышвыривая после экзекуции из спальни и в бешенстве уходя к старшей жене.
А что касается макияжа, так это всё потому, что некоторые её девочки очень большие специалистки по данному вопросу. Если бы начальница не держала марку, они запросто могли бы начать "гнать халтуру" и вообще отлынивать от работы.
Взять хотя бы Чикиту из средней комнаты. (Всего комнат было три, в каждой по пяти девочек, да одна начальница. Пятью три плюс один шестнадцать, стабильный состав. Как гармонично!) Так вот эта самая Чикита периодически возмущалась: "Мамочка, ты так грубо говоришь: макияж. Ф-фу, аж неприятно слышать! Надо слово произносить загадочно, томно, с этаким прононсом: мокиян-н-нж!" - и закатывала при этом неотразимые чёрные очи к потолку. И она запросто может перестать чертить принципиальную электросхему ради того, чтобы весь день провертеться перед зеркалом. Это пожалуйста, это мы умеем!
Но в Мамочкиной комнате тоже стоит кульман (ясное дело - ручной, как у любой женщины), и она сама работает над сложнейшими монтажными чертежами, а не слоняется весь день из начальственного кабинета в курилку и обратно, как некоторые начальники-мужчины. Разумеется, их можно понять. Развивающийся в течение сотен лет технический прогресс всё-таки доконал экобаланс грешной Земли-старушки, в результате чего человечество стало стремительно вырождаться. Так что никто теперь и не стремится взвинчивать темп работы, ведь чем больше работаешь, тем больше всевозможных видов энергии расходуется, а это опять же бьёт по ахиллесовой пяте современной жизни - по экологии...
И всё же без работы человек превращается в мягкотелую улитку. Пусть даже булочки с маслом падают в открытый рот прямо с неба, пусть минимум необходимых для жизни денег выдаётся раз в неделю любому вне зависимости от любых обстоятельств - это отнюдь не значит, что можно бить баклуши!
Поэтому Мамочка держала девочек в узде. И Реда, исполнявшая в средней комнате роль, сходную с ролью десятника на стройке, могла в любой момент приструнить Чикиту замечанием: "Эй, красотка, отложи-ка маскарограф! Ты и так хороша, женихи от тебя не уйдут. Лучше посмотри на Мамочку: она и подкрасилась, и работает так, что только карандаш мелькает, а ты? А ну, хватит мазаться". Зато дома Мамочка с непередаваемым удовольствием смывала тёплой мыльной водой всю ненавистную косметику и не накладывая никаких питательных масок, которые также терпеть не могла, давала коже отдохнуть. Максимум, что она себе позволяла - раз в неделю протереть лицо лосьоном. Вот и весь уход за кожей.
Но сейчас ей предстоял утренний обход, поэтому Мамочка припудрила свой носик пуговкой, выделила карандашом краешки напомаженных губ, чтобы они смотрелись "бантиком", подвела глаза, чтоб не выглядели блёклыми, выщипала пяток волосинок из бровей, чуть-чуть подрумянила мясистые щёки и наконец торжественно водрузила на причитающееся место наиглавнейшую часть одежды очки в роскошной бордовой оправе со слегка затемнёнными стёклами.
Это была настоящая драгоценность, своеобразный символ уз симпатии, связывающих начальницу с подчинёнными. Ведь роскошную оправу, носить которую пристало разве что жёнам президентов, в крайнем случае - "министершам", купили в складчину и подарили девочки на круглый юбилей, о котором незамужней женщине лучше не думать. Очки выполняли много функций: их стёкла окончательно уничтожали блёклость глаз, скрывали противные морщинки на висках, слегка обозначившиеся мешки под глазами, а главный изъян лица пуговичный носик при мясистых щеках - чудесным образом делали совершенно нормальным и даже придавали её внешности лёгкий шарм. А кроме того, очки несомненно прибавляли ей солидности и весомой значимости, которые столь необходимы руководителю.
Естественно, хранить такую драгоценность следовало подобающим образом. И как ювелир заключает прекрасный алмаз в оправу золотого кольца, так и рукодельница Ника из дальней комнаты сделала из чёрной кожи прелестный маленький футлярчик с кармашком для замшевой салфетки, которой только и следует протирать стёкла тому, кто по-настоящему заботится об оптике.
Итак, после водружения очков Мамочка поправила слегка растрепавшиеся волосы надо лбом, чем завершила туалет, надела отутюженный белый халат и начала традиционный утренний обход.
Прежде всего она проследовала в дальнюю комнату, встретившую её хрустально-чистым звоном маленького дверного колокольчика. Опять же в отличие от начальников-мужчин, Мамочка не боролась с сигнализацией. Девочкам нечего было скрывать от начальницы. Застав их за каким-либо посторонним занятием, Мамочка никогда не ругалась, не устраивала бурных разносов с пропесочиванием, вообще не наказывала их крепко, лишь мягко журила. Как она неоднократно убеждалась, подобная мягкость гораздо действеннее истошного крика. Ведь всякий раз провинившаяся неловко опускала глаза и сама принималась за работу, даже без особого нажима со стороны "десятницы"!
Поэтому девочки без опаски вешали дверные колокольчики, которые имели даже свой голос в каждой комнате: в дальней он отзывался нотой "до", в средней - "ми", а в ближней - "соль", так что вместе выходило мажорное тоническое трезвучие.
Да что говорить! У самой Мамочки на двери кабинета также был импровизированный колокольчик, да не простой, а многоголосый: целая гроздь маленьких золотистых бубенчиков, которые она завела опять же ради девочек, словно показывая, что они равны даже в этом отношении. Ну, а девочки полюбили за это начальницу ещё больше.
Вот и обитательницы дальней комнаты тотчас бросились к своей Мамочке, едва заслышав бойкое "до".
- Здравствуйте, детушки, доброго вам утра, - весело сказала она, а "детушки" в свою очередь наперебой здоровались, кивали ей и посылали сияющие улыбки. Сияли не только их лица, но и сама комната с салатовыми стенами, высоким белым потолком и чисто вымытым розовым полом, и аккуратные белые листы ватмана на кульманах. Приятно было взглянуть на ухоженные политые цветочки в расписных вазонах на подоконниках, с которых были стёрты малейшие следы пыли, на синие и лиловые халаты с вышитыми на карманах пёстрыми инициалами владелиц - всё светилось прозрачной чистотой, опрятностью и радостью. Переходя от кульмана к кульману, Мамочка осматривала выполненную работу, а заодно выслушивала маленькие женские новости: кто что собирается купить, какая обувь будет в моде нынешним летом, кто на кого многозначительно взглянул по дороге домой, что вчера появилось новенького в магазине напротив, как вели себя вечером дети, как держался муж в гостях и после них, кто у кого заболел... Всё это внимательнейшим образом выслушивалось, обсуждалось и принималось к сведению. Затем Мамочка давала необходимые указания по работе, хвалила, корила и шла дальше.
Так было и в средней комнате. А вот в ближней, кажется, назрела неприятность. Возможно даже, случилась беда.
- Где Лейфа и Тётушка Иниль? - сразу же спросила Мамочка, когда после громкого "соль" к ней выбежали всего три "детушки" из пяти. Это вызывало удивление, так как ближней комнате была поручена сверхсрочная работа, которая раньше не могла быть сделана, так как Доля и Хела только-только вышли из отпусков.
Однако ситуация быстро прояснилась. У Тётушки Иниль заболел очередной внук, она задерживалась, но позвонила по телефону и обещала быть. Лейфа же, ни с кем не разговаривая с самого утра, всё ходит куда-то. Ввиду всеобщей загруженности расспрашивать её ни о чём не стали...
- А зря, - Мамочка немедленно насторожилась. - Следовало бы поинтересоваться!
Мамочка подбирала девочек и рассаживала по комнатам так, чтобы в каждой были:
- руководитель ("десятница");
- исполнительница (самая добросовестная чертёжница, которую при случае можно поставить в пример прочим и которая всегда подстрахует тех, кто отстаёт по уважительной причине);
- косметолог;
- диетолог;
- кулинар;
- педагог;
- семейный консультант;
- психоаналитик;
- знахарка;
- хохотушка-веселушка;
- рукодельница;
- модистка.
Разумеется, любая женщина во всех вопросах (кроме второго, конечно) считает себя непререкаемым авторитетом. Ну, какая из них откажется руководить, какая под самой страшной пыткой признается, что не умеет воспитывать детей или готовить?!
Тем не менее, Мамочка не без основания полагала, что одни женщины руководят, воспитывают и готовят лучше, другие хуже. Да и сами "детушки" втайне соглашались с ней и оправдывали её подход. Разумеется, кандидатки должны были совмещать в себе минимум по два-три указанных свойств, поскольку дюжина качеств никак не раскладывалась на пять девочек, а больше пяти в комнатах не сидело - Мамочка заботилась о том, чтобы в производственных помещениях было достаточно просторно, да и зачем принимать на работу лишних сотрудниц?!
Преимуществом такой системы было то, что постоянно возникавшие у каждой маленькие житейские проблемы решались в основном внутри комнаты, выходя за её пределы лишь в исключительных случаях. Таким образом, мешающие работе препятствия исчезали довольно быстро. Кроме того, когда любая проблема замыкалась внутри одной комнаты и решалась силами одной-двух верных помощниц, девочки не могли устраивать вселенские "сборища бездельниц".
Так вот, отсутствующая Тётушка Иниль носила негласный титул психоаналитика-педагога-семейного консультанта-лейбзнахарки. "Десятница" Вийда тоже, конечно, была неплохим психологом, но всё же послабее Тётушки Иниль. Кроме того, общалась она с подчинёнными недостаточно тактично, с грубоватой прямолинейностью. Да ей и за работой нужно было прежде всего смотреть. Поэтому Лейфа, совсем ещё девчонка, худенькое закомплексованное существо с не сложившимся окончательно характером была всецело отдана на попечение Тётушки Иниль. Лейфа работала у них полгода. Первоначально отлично вписывалась в роль исполнительницы. Но в последние две-три недели она как-то погрустнела, совершенно осунулась, работу заканчивала на день-два позже срока. Причина могла быть одна-единственная: полтора месяца назад Лейфа вышла замуж. В том, что с ней творилось, следовало разобраться, но у Тётушки Иниль как назло переболели все внуки, а по работе скопилось сразу три незаконченных узла. Разбирать её проблемы было некогда, да и Доля с Хелой завалили замухрышку деталировкой, едва выйдя из отпуска...
Работа, работа, работа прежде всего!
Вот и наступил срыв. Наскоро выслушав рапорты Вийды, Хелы и Доли, Мамочка побежала разыскивать Лейфу.
Найти её не составило труда. Мамочка сразу же направилась к туалету и ещё издали услышала доносящиеся оттуда тихие всхлипывания. Конечно же это была Лейфа с опухшим от слёз лицом, раскрасневшимся носом и размазанной по щекам тушью для ресниц. Мамочка тотчас подвела её к раковине, заставила высморкаться, умыла, наговорила кучу ласковых слов и спросила, что случилось. Фонтан слёз мгновенно забил с новой силой. Пришлось повторно умывать Лейфу, утешать и поддерживая под руки, вести в комнату.
- Девочки, двойной кофе, быстро, - распорядилась Мамочка прямо с порога. Все тут же побросали работу, "десятница" и Доля приняли из рук начальницы и препроводили на место всхлипывающую худышку, отсутствующим взглядом уставившуюся в потолок. В это время большая любительница восточной кухни Хела заваривала крепчайший кофе по-турецки. Тут произошла заминка: в самый ответственный момент, когда джезву надо снимать с горячей плитки, Лейфу как раз подвели к её месту (быстро идти она не могла, потому что едва перебирала ногами, часто останавливалась от упадка сил) и попробовали усадить. Но стоило худышке опуститься на стул, как она дико вскрикнула, подскочила словно ужаленная и мешком повисла на руках Вийды. Хела отвлеклась, кофе сбежал. Пришлось заваривать новый.
- Н-н-н-не сад-д-дите м-м-меня, - стуча зубами, попросила Лейфа. Н-н-н-не саж-ж-жай-те. Н-не над-д-до. М-меня м-муж поб-б-бил. Б-больно.
Наконец-то её поведение объяснилось! Все во главе с Мамочкой принялись уговаривать её успокоиться, выпить кофе и рассказать всё по порядку. Кофе Лейфа выпила, после чего притихла и лишь изредка всхлипывала, но рассказывать что-либо отказалась наотрез. Побои тоже не показала. Единственные слова, которые удалось выжать из неё: "П-пойд-ду ут-топ-плюсь", - оптимизма не внушали.
К счастью, тут как раз явилась Тётушка Иниль. Спеша на место, она затараторила, не поднимая головы:
- Мамочка, я сейчас, у меня внучек заболел, сейчас "сборку" докончу, уже сажусь...
Но Мамочка коротко бросила: "Лейфа", - и кивнула в сторону мелко дрожавшей худышки. Тётушка Иниль всплеснула руками.
- Господи, деточка, что с тобой?
- Раньше смотреть надо было, - с укоризной проговорила Мамочка, и пока Хела вливала в "деточку" очередную порцию кофе, в двух словах обрисовала положение. Тётушка Иниль понимающе кивнула и сходу оценила ситуацию:
- Одно из двух: либо её муж садист, тогда дело плохо, но всё же не безнадёжно, либо она сама во всём виновата, тогда дело легко поправимо. Мне почему-то кажется, что второе предположение ближе к истине. Пока ясно одно: при всех Лейфа говорить не станет...
- Сборочный чертёж отставить, - тут же распорядилась Мамочка. - Через десять минут обе ко мне.
У себя в кабинете она попробовала работать, чтобы хоть немного успокоиться, но не смогла. Её воображение рисовало оскаленного мускулистого изверга-самца, сжимавшего в пудовых кулачищах кнуты из сыромятной кожи с шипами на концах, который надвигается из мрака на беззащитную Лейфу, на эту замухрышку... Или на неё саму?!
Боже, какое счастье, что она так и не вышла замуж! Не дай Бог ей испытать такие страсти-мордасти!!!
В дверь кабинета постучали.
- Мамочка, вот и мы.
Тётушка Иниль втолкнула в кабинет начальницы Лейфу, тщательно заперла дверь и обернулась. Каждая морщинка, каждая складочка её лица сияла.
- Всё ясно. Это легко излечимо, - объявила она, изящно усаживаясь на стул напротив Мамочки. Лейфа забилась в угол, уткнулась лицом в стену и решительно возразила:
- Нет, моя жизнь кончена. Он меня разлюбил, он меня ненавидит. Пойду утоплюсь. Или повешусь.
Тётушка Иниль рассмеялась на это легко, совсем необидно и заверила её:
- Глупышка! Когда будешь "серебряную" свадьбу отмечать, помяни меня добрым словом, ладно?
Лейфа молчала.
- Ты её разговорила? - с надеждой спросила Мамочка.
- Какое там! Кремень, а не девка. Упрямая, - поставила весьма неожиданный диагноз Тётушка Иниль. - Толк из неё будет, если только ума наберётся да комплексовать перестанет.
Пока что трудно было увидеть в жалкой закомплексованной худышке "кремень-девку". Если это не комплимент для поднятия духа, если это действительно так, подумала Мамочка, значит, она не ошиблась, взяв Лейфу в отдел вместо Дайры, которая ушла в отпуск по уходу за ребёнком и в ближайшие годы будет занята исключительно его воспитанием.
- А разговорить её я попробую сейчас, - сказала Тётушка Иниль и получив согласие начальницы, обратилась к Лейфе: - Значит, так. Не желаешь признаваться - не надо. Говорить буду я. Я сама всё расскажу. Если я права, ты говоришь. Если же нет... - она немного подумала и заключила: - Если нет, то я ничего не понимаю в людях. Тогда Мамочка может меня уволить. Согласна?
- Делайте что хотите, - отрешённым голосом сказала Лейфа. - А я зарежусь.
Тётушка Иниль засмеялась и начала так:
- Прежде всего, девочка, запомни хорошенько: мужчины очень сильно отличаются от женщин. Они совершенно не то, что мы. Да, разумеется, и мы, и они - люди. Но даже внешне мы, женщины, отличаемся от них, что же тогда говорить о внутреннем? Возьми имиков. Внешне они мужчины, всё их отличие лежит как раз внутри. Итак, мужчины любят совсем не то, что мы, совсем не оттого и не так, отчего и как любим мы. Они стремятся совсем не к тому...
Лейфа бросила на Тётушку Иниль презрительный взгляд. Та среагировала моментально и оборвав на середине последнюю фразу, продолжала:
- Хорошо, хорошо, не буду читать тебе мораль. Я просто веду к тому, что причины тех или иных поступков мужчины совсем не те, о каких женщины думают прежде всего. О тебе и о твоём муже я могла бы сказать старой как мир шуткой: душит, значит любит.
- Ничего себе любовь, - Лейфа ещё теснее вжалась в угол. - Впрочем, не убалтывайте меня. Я придумала: оболью себя бензином и сожгу. У него на глазах.
Тётушка Иниль некоторое время молча изучала насупившуюся худышку, потом возобновила беседу:
- Тогда поговорим по-другому... Расскажу-ка я тебе сказочку, как рассказываю иногда своим внучатам, - она выдержала паузу и совершенно театральным голосом продолжила: - Жила-была на белом свете одна девочка, звали её Лейфой. Была она маленькая, щупленькая, так что даже когда выросла и стала вполне взрослой девушкой, всё равно выглядела как подросток.
Лейфа метнула на Тётушку Иниль странный взгляд. Так обычно смотрят на душевнобольного, который останавливается посреди улицы и неожиданно громко вопит: "Земля имеет форму чемодана!!!" Мамочка также совершенно не понимала, что это Тётушка Иниль затеяла, однако безраздельно доверяя лучшему психоаналитику отдела, предпочитала помалкивать. В конце концов, если с помощью этих глупостей удастся привести Лейфу в норму, почему она должна вмешиваться? Главное для неё - работа, надо заставить Лейфу работать, всё очень просто...
А Тётушка Иниль продолжала свою "сказку":
- И вот посватался к Лейфе добрый молодец лет этак тридцати пяти от роду, почти что вдвое старше её самой. Был он небогат, но полюбил Лейфу всем сердцем, ухаживал красиво, опекал, ласкал, часто сажал к себе на колени, позволял прислоняться головой к его плечу и гладил вот так... - Тётушка Иниль показала, как. Лейфа посмотрела на неё с лёгким удивлением. Мамочка тоже удивилась, но вида не подала, подумала лишь, что Тётушка Иниль, может быть, в самом деле отменный психолог.
- Ему нравилось, что его невеста носит длинные волосы, которые он любил сам заплетать ей в косички. Он водил Лейфу на аттракционы, покупал маленькие шоколадки. И ещё иногда шутливо похлопывал по попке. Вот так.
Удивление в глазах заплаканной худышки росло всё больше. Из угла она не выбралась, но повернулась лицом к рассказчице и слушала очень внимательно.
- Кстати, когда Лейфа делала что-нибудь не так, например, пришивала пуговицу ниткой не того цвета, он покрикивал на невесту: "В угол поставлю!" Вот как сейчас ты стоишь.
- Откуда вы знаете? - быстро спросила Лейфа. Тётушка Иниль рассмеялась, но ничего не объяснила, а вместо этого сказала:
- Но теперь мне надо кое-что уточнить. Скажи, сколько старших жён у твоего мужа? Одна или несколько?
В глубине глаз Лейфы что-то мигнуло, но она промолчала.
- Ладно, не говори, я и без тебя знаю, что одна, - сказала Тётушка Иниль.
- А раз знаете, зачем спрашивать, - проворчала Лейфа. Мамочка хотела что-то сказать, однако Тётушка Иниль сердито зыркнула на неё (мол, видишь, девочка втягивается в разговор, не вмешивайся).
Мамочка промолчала. Но между прочим, всё это дело: муж, жена, вторая жена семья, ссоры, дрязги, побои - по вполне понятным причинам было крайне неприятно. В голове время от времени проносилась мысль: "Какие же они мерзавцы, мужчины эти!" Но ради спокойствия и счастья своих "детушек", которые были для неё почти как родные, а также ради сохранения на должном уровне их трудоспособности (в чём Мамочка не любила себе сознаваться) периодически приходилось собирать нервы в кулак и присутствовать при подобных разговорах. Что поделаешь! Хорошая мать непременно должна чем-то жертвовать, забывать о своих антипатиях, подчинять собственные интересы интересам детей...
Мамочка даже подыгрывала "десятницам" и доморощенным психоаналитикам, как подыгрывала сейчас Тётушке Иниль, то есть напускала на себя умный вид, важно кивала, поддакивала, вставляла ничего не значащие фразы и замечания, словно всё говорившееся не составляло для неё ни малейшей тайны. Здесь важно было не говорить слишком много, чтобы не попасть впросак.
- Сразу видно, что тебе не рассказывали в детстве сказок. Или почти не рассказывали, - между тем продолжала Тётушка Иниль. - Иначе ты знала бы, что по ходу можно перебивать рассказчика, задавать вопросы, а не просто молча слушать...
- Да-да, я тоже хотела сказать... - поддаваясь непринуждённой манере психоаналитика, заговорила Мамочка. Скорее всего, она сказала бы совсем не то, что нужно. Но Тётушка Иниль была начеку. Ни капли не смущаясь, она перебила начальницу и вернула разговор в нужное русло:
- ...сказать, что пора возвращаться к нашей сказке о злой старшей жене или о недоброй мачехе, это уж кому как нравится.
Поняв свою ошибку, Мамочка прикусила язык и решила пока что не вмешиваться.
- Так вот, продолжим. Добрый молодец женился на Лейфе, и всё у них поначалу шло хорошо. Старшая жена замечательно относилась к Лейфе, не обижала и охотно взяла на себя руководство молодой во всех сферах, касавшихся дома и мужа. И вот от чистого сердца, движимая лишь желанием помочь, она научила Лейфу: мужчина - наш господин; всё, что бы он ни сделал, нужно принять и перенести как должное. Требовать же чего-либо для себя просто неприлично, а переносить неудобства и невзгоды надо молча, как и подобает порядочной женщине, потому что надоедая жалобами и слезами, бунтуя и вообще бурно выражая любые чувства, жена лишь раздражает мужа. А ведь Лейфа не хочет сама разрушить своё счастье!
- Откуда вы знаете? - вновь спросила Лейфа, но теперь уже сделала шаг из угла.
- Уж мы-то знаем, - с загадочным видом сказала Мамочка и чуть слышно вздохнула... может быть, оттого, что как раз ничего не знала и не понимала. Кажется, на этот раз она ввернула свою фразу довольно удачно. По крайней мере, Тётушка Иниль не выказала ей никакого неудовольствия, а продолжала:
- Впрочем, нашей Лейфе не привыкать к подобным разговорам. Мать воспитывала её точно так же, говоря: девочка и девушка строго подчиняются родителям, жена - служанка мужа. Лейфа была вполне подготовлена именно к такой роли. Что и подметила догадливая старшая жена. А поскольку это вполне совпадало с её планами, старшая жена охотно взяла на себя роль наставницы, которой прежде была для Лейфы родная мать, и сказала: молча подчиняйся мне и мужу.
Но пойдём дальше, ибо дальше для бедняжки настали чёрные дни: муж её разлюбил. Однажды вечером, недели через три после свадьбы, когда Лейфа убирала на кухне, муж неожиданно пришёл туда, сел на стул и стал внимательно следить за ней...
Лейфа отшатнулась, точно увидела прямо перед собой змею.
- ...мывшей тем временем посуду. Муж смотрел прямо под руки нашей бедняжке. Она всё думала, что он там увидел, не могла ничего понять... а спросить боялась, потому что старшая жена предостерегала. И вот разволновавшаяся Лейфа совершила маленькую оплошность...
Худышка зябко повела плечами, отступила и прижалась к стенке, точно пыталась погрузиться в неё, как в широкие складки тяжёлого бархатного занавеса.
- Оплошность совершенно пустяковую, незначительную. Случайно уронила на пол такое, что и разбиться не могло, нож или вилку, просто...
- Я упустила ложку, в которой оставалось немного майонеза, он испачкал пол, я схватила тряпку и бросилась вытирать, а он... - пролепетала насмерть перепуганная страдалица и почему-то умолкла на полуслове.
- А он обошёлся с нашей бедняжкой совершенно несправедливо, подхватила Тётушка Иниль. - Вскочил, опрокинул стул, накричал на неё, что она дрянная девчонка, раззява, ворон считает, а не посуду моет, что у неё дырявые руки, что линолеум испорчен и прочую чепуху. Потом схватил Лейфу за правую руку и поволок в спальню...
- За левую, - быстро уточнила Лейфа.
- Ну, за левую, это не важно. Важно то, что обнаружилось в спальне. А увидела наша несчастная страдалица, что постель застелена белой простынёй без одеяла, подушка тоже убрана, но самое ужасное - рядом с кроватью помещалось ведро с водой, в котором мокли длинные прутья...
Лейфа пронзительно закричала, бросилась к двери и ударившись об неё с разбега, попыталась открыть, но руки дрожали, и она никак не могла справиться с замком.
- Назад, - коротко приказала Тётушка Иниль. Не помня себя от испуга, Лейфа рвалась в коридор. Тогда Мамочка вышла из-за стола, и они вдвоём оттащили упирающуюся худышку от двери и водворили обратно в облюбованный ею угол.
- Да не мучай её, ради Бога. Объясни всё это. Не видишь, девочка сама не своя, - попросила Мамочка.
- Объясню, только пусть сначала покажет зад, - неожиданно велела Тётушка Иниль.
- Это некрасиво! - взвизгнула Лейфа.
- Брось, мы все женщины, - попыталась уговорить её Мамочка. - Ты что, стесняешься? Представь, что ты у врача...
- Покажи зад, - настойчиво повторила Тётушка Иниль. Лейфа упрямо мотнула головой. Пришлось Мамочке развернуть её лицом к стене, задрать подол платья и приспустить трусики.
- Вот так он наградил тебя за недогадливость, - строго сказала Тётушка Иниль. Опухшие ягодицы худышки были сплошь исполосованы сизо-алыми рубцами. - Теперь спину.
Мамочка задрала платье повыше. Спина оказалась чистой.
- Так я и думала, - в голосе Тётушки Иниль звучало торжество. - И так муж поступал с тобой трижды, с громкими ругательствами вышвыривая после экзекуции из спальни и в бешенстве уходя к старшей жене.