Лонгиер Барри. Враг мой (Авторский сборник)

   — Лучше забирайся сюда и присоединяйся ко мне, Намндас. Я покажу тебе чудо из чудес!
   — Ты хочешь, чтобы я плясал на могиле Ухе?
   — Забирайся сюда, Намндас.
   Шизумаат опять закружился, а я ухватился за края надгробия и полез, обещая себе разорвать его на три сотни кусочков. Когда я выпрямился, Шизумаат указал на потолок.
   — Посмотри наверх, Намндас.
   В его словах была заключена такая сила, что я посмотрел вверх и узрел нечто новое в расположении храмовых светильников. Все они висели таким образом, что, находясь на одинаковом расстоянии от определенной точки над могилой, образовывали полушарие. При этом зажжены были не все светильники.
   — За проделки этой ночи нас обоих изгонят из храма, Шизумаат.
   — Разве ты не видишь, Намндас? Смотри вверх, Намндас! Видишь?
   — Что мне там видеть?
   — Пляши, Намндас! Пляши! Повернись направо! Я повернулся и увидел, как кружатся надо мной светильники. Тогда я остановился и посмотрел на своего подопечного.
   — От этого у меня всего лишь кружится голова, Шизумаат. Мы должны слезть с...
   — А-а-а-а! — Шизумаат спрыгнул с могилы на каменный пол и побежал к восточной стене. Я тоже спрыгнул и последовал за ним.
   Со ступеней я увидел Шизумаата: он стоял очень далеко, посередине темной городской площади. Я сбежал со ступеней, пересек площадь, остановился рядом с Шизумаатом и рассерженно схватил его за левую руку.
   — Я бы с радостью взял сейчас розгу и выполнил за жрецов их обязанность, безумец!
   — Смотри же вверх, Намндас! Что за тупая башка! Смотри!
   Не выпуская его руки, я запрокинул голову и увидел, что дети
   Ааквы расположены на небе почти так же, как огни в храме, только несколько смещены к синему огню Дитя, Что Никогда Не Движется.
   — Ты воспроизвел светильниками вид ночного неба.
   — Да.
   — Это не спасет твою шкуру, Шизу...
   Шизумаат указал на голубой свет.
   — Повернись к Дитя, Что Никогда Не Движется. А потом медленно повернись направо.
   Я так и сделал — и увидел такое, что у меня подкосились ноги, и я шлепнулся на утоптанную землю площади. Вытянув руки, я пощупал неподатливую почву.
   — Не может быть!
   Шизумаат присел рядом со мной.
   — Значит, ты тоже видел?
   С наступлением утра слуги Ааквы застали нас обоих танцующими на могиле Ухе».

9

   Мы выпрямились. На руках у нас подсыхал известковый раствор. Шизумаат указал на выстроенную нами пирамиду из камней.
   — Жди меня здесь, у этой отметки, Намндас. Если я прав, то снова увижу тебя на этом самом месте.
   Я посмотрел на Аккуйя, на Мадах, потом опять на Шизумаата.
   — А если ты не вернешься? Что тогда, Шизумаат?
   — Одно из двух: либо я ошибся насчет формы этого мира, либо у меня не хватило сил доказать свою правоту.
   — Если тебя постигнет неудача, что делать мне? Шизумаат дотронулся до моей руки.
   — Бедный Намндас! Тебе, как всегда, предстоит самостоятельный выбор: можешь забыть меня, можешь забыть обо всем, что мы с тобой узнали, а можешь попытаться доказать то, что пытаюсь доказать я.

Предание о Шизумаате, Кода Нувида, Талман

 
   Джоанн впервые принимала душ. Струи воды грозили продырявить ее кожу, казались водопадом из иголок, вонзающихся в нее с чудовищной скоростью. Это было больно и вместе с тем упоительно. Наконец Вунзелех, стоявший у кранов, выключил воду. От пола стал подниматься подогретый воздух, пахнущий цветами.
   — Войди в воздушную струю и высушись, Джоанн Никол. Она шагнула в сладкий столб и стала ерошить волосы, чтобы они быстрее подсыхали.
   — Что это за запах, Вунзелех?
   — Запах? В воздушную струю добавлены масла. Это сделано из эстетических соображений, а также для смягчения кожи.
   — Для меня это не опасно? Я ведь помню, как получилось с мазью от ожогов...
   — Это не опасно. Люди неоднократно пользовались этим без всяких осложнений.
   Струя душистого воздуха оборвалась. Волосы Джоанн остались мокрыми. Она провела руками по телу. Кожа была чуть влажная, что было даже приятно. Жжения от ожогов не ощущалось.
   — У вас есть полотенце?
   — Полотенце?
   — Что-нибудь, какая-нибудь ткань, чтобы вытереть волосы. Рука дотронулась до ее волос и исчезла.
   — М-м-м... Повторять сушку до полного выздоровления опасно.
   Вунзелех, судя по шагам, покинул палату, но быстро возвратился. Джоанн почувствовала, как ей в руки суют халат.
   — Воспользуйтесь вот этим. Я дам вам новый халат. Она набросила халат на голову и стала вытирать волосы.
   — Джоанн Никол?
   — Да, Вунзелех?
   — Волосы зачем-то нужны?
   Джоанн задумалась, продолжая вытирание.
   — Вряд ли. А что?
   — Мы могли бы их удалить. Ваше умывание стало бы благодаря этому эффективнее и занимало бы меньше времени.
   Она протянула руку с халатом и стояла так, пока драк не забрал халат. Потом она еще раз взъерошила волосы.
   — Благодарю, Вунзелех, но лучше я их сохраню. Сентиментальность!
   Он подал ей сухой халат, который она поспешно натянула.
   — Мне уже приходилось видеть женщин с волосами. Обычно они симметричнее.
   Запахнувшись в халат, Джоанн пощупала свои волосы. Справа они оказались короткими и клочковатыми.
   — Это из-за огня, Вунзелех. Мои волосы обгорели на пожаре. Мне бы пригодились... не знаю этого слова. Волосы можно было бы подстричь, подровнять.
   — М-м-м... — Вунзелех взял ее за руку и вывел из душевой кабины. — Наверное, это возможно. Требуется ли анестезия?
   — Нет. Это обыкновенная косметическая процедура.
   — Посмотрим, что можно сделать.
   Джоанн почувствовала, как рука Вунзелеха распахивает на ней халат и сдавливает левую грудь. Она отпрянула и запахнулась.
   — Что вы себе позволяете?
   — Вот эти ваши... Вы должны предстать перед овьетахом в наилучшем виде. Эти части вашего тела портят вид платья спереди.
   Джоанн фыркнула.
   — Не знаю, что вы собираетесь предложить, но эти части должны остаться на месте. Руки прочь, понятно?
   — Может быть, перевязать их? Они как будто достаточно мягкие...
   — И думать забудьте! — Джоанн очень сожалела, что не знает по-дракски эквивалентов многих английских словечек. — Забудьте раз и навсегда. Вы меня поняли, Вунзелех?
   — Если вы так желаете.
   — Желаю.
   Вунзелех отвел ее назад к койке. Она легла и повернулась к Вунзелеху, предварительно плотно запахнувшись в халат.
   — Нужно ли вам еще что-нибудь, Джоанн Никол?
   Она недолго размышляла.
   — Нужно. Кто такой, собственно, Тора Соам? Что представляет собой овьетах Талман-коваха?
   Вунзелех ответил ей после длительной паузы.
   — Учитывая объем ваших познаний, я не знаю, как доступнее вам ответить. — Драк помолчал. — Насколько вы уже знаете Талман?
   — Я прослушала «Миф об Аакве», «Предание об Ухе», частично — «Предание о Шизумаате».
   — М-м-м... Поймете ли вы меня, если я отвечу, что Тора Соам — самое важное существо на семидесяти двух планетах Палаты драков?
   — Тора Соам — ваш политический лидер? Военачальник?
   — Не то и не другое.
   — Я знаю, что ковах — это что-то вроде школы. Тора Соам — учитель?
   — Похоже, но не только это, а гораздо, неизмеримо больше. — Вунзелех опять надолго погрузился в молчание. — Джоанн Никол?
   — Да?
   — Как насчет того, чтобы послушать Талман целиком?
   — Зачем?
   — Потому что в нем заключены ответы на ваши вопросы, надо только суметь их понять. Я пришлю к вам Венчу Эбана с резателями. Объясните Венче, как вы предпочитаете поступить со своими волосами.
   Шаги Вунзелеха стихли. Джоанн, пошарив по койке, нашла плейер, а на нем — «Кода Нувида», «Предание о Шизумаате». Растянувшись, она приготовилась слушать.
 
   Рада сказал, что Бог есть;
   Ухе сказал, что Бог ошибается;
   Шизумаат сказал, что Бог не имеет значения...
 
   На протяжении последующих дней Джоанн несколько раз прослушала Талман от начала до конца. То была не просто история расы, но и история эволюции и применения метода — талмы.
   У слова «талма» не оказалось английского аналога. По-видимому, им можно было обозначить любую систему: направление, упорядоченный ход событий, жизнь, уравнение, методику, закон, процесс, путь, дорогу, науку, здравомыслие.
   В период, совпадающий по времени с концом предыстории человечества, Шизумаат интуитивно нащупал научный метод. Пользуясь этим методом, молодой ученик пришел к теории миров: к вращению и конфигурации Синдие, пониманию того, что Ааква и его дети — это огни, горящие на разном удалении, что вокруг других звезд могут находиться тела, подобные Синдие, — все это сложилось в концепцию Вселенной.
   Собирая доказательства в поддержку своей теории, Шизумаат совершил путешествие вдоль экватора планеты, оставив верного Намндаса дожидаться его у монумента, воздвигнутого ими обоими. Много лет спустя, открыв новые океаны, земли и народы, Шизумаат вернулся к монументу с востока.
   Намндас встретил Шизумаата восторженно; однако ум Шизумаата уже занимала новая проблема — метод, талма, которой он воспользовался, чтобы понять то, что оставалось недоступно для остальных.
   Прежде чем слуги Ааквы казнили Шизумаата, он успел поделиться своими умозаключениями с Намндасом, а тот научил всему, что знал, Вехью.
 
   Венча Эбан безжалостно расправлялся с ее волосами.
   — Вам понравились приключения Шизумаата, Джоанн Никол?
   Джоанн поразмыслила.
   — Да, но... Тебе понятно величие того, что он совершил?
   — Чего именно? Лишений, потребовавшихся, чтобы пересечь Мадах? Плавания по ядовитому океану? Как он перехитрил хадиев, как бился с Сеуоркой, вождем омела?
   — Я говорю об открытиях Шизумаата: его теории мироздания, открытии талмы.
   — Но ведь это всем известно, Джоанн Никол!
   Джоанн почувствовала раздражение.
   — Знаете теперь, потому что Шизумаат научил вас этому тогда.
   Щелканье у нее над головой стихло.
   — Не понимаю, что вас рассердило.
   — Осознаешь ли ты, Венча Эбан, что открытие Шизумаатом талмы гораздо важнее, чем все его остальные открытия вместе взятые?
   Щелканье возобновилось, но через мгновение опять стихло.
   — Я не летаю и не сражаюсь среди звезд, Джоанн Никол. Я мою полы.
   Щелк-щелк...
   В «Кода Айвида» Вехья учил талме Мистаана, который усовершенствовал талму и изобрел письменность. Ученики Мистаана воспроизвели предания об Аакве, Ухе и Шизумаате; талма Шизумаата распространилась по всей Синдие.
   В «Кода Шада» рассказывалось о растущем угнетении со стороны жрецов Ааквы и свержении ими Кулубансу; примерно через пять столетий после рождения Шизумаата Иоа основал первый Талман-ковах.
   Шада завершалась вторжением на Синдие хадиев, разрушением коваха и рассеиванием талманцев, а также смертью Луррванны при правлении Родаака Варвара. За этим последовали примерно четыре столетия войн, в которых разные расы планеты Синдие оспаривали могущество друг друга.
   В «Кода Итеда» рассказывалось об Айдане и Вековой войне. Айдан, тайный магистр Талмана, воспользовался талмой как учением о ведении войн, а потом как способом для заключения и поддержания мира. Ближе к концу военных действий другой магистр Талмана, Тохалла, положил начало движению за объединение талманцев и возрождение Талман-коваха.
   В следующих книгах Талмана говорилось о дальнейших шести тысячелетиях прогресса и применения талмы при многочисленных джетахах: Кохнерете, Малтаке Ди, Лите, Фалдааме, Зинеру, Далне.
   На протяжении этого периода талма превратилась в стержень унифицированной науки о бытие. К 2000 году до Рождества Христова относились первые попытки жителей Синдие выйти в космос.
   Предание о Далне («Кода Сиавида») было последней синдийской книгой Талмана.
 
   Навестив Джоанн, Пур Сонаан сообщил ей, что решение проблемы ее слепоты по-прежнему находится за пределами его талмы.
   — Однако я неустанно тружусь над расширением границ.
   — Вас называют «джетах», но вы — джетах в чирн-ковахе, больнице, правильно, Пур Сонаан?
   — Правильно.
   — Но вы говорите о талме, как любой талманец.
   — Потому что я талманец. Я применяю талму в целях здравоохранения.
   — Когда я была офицером разведки, мне показывали пленку о пленных драках. Это были солдаты, тзиен денведах. Они тоже говорили о талме. Один из них называл себя джетахом.
   — Солдат и врач действуют на одном и том же поле. Только у каждого своя специализация, в зависимости от преследуемых целей и болезней, препятствующих их достижению.
 
   Первая из книг, написанных уже на планете Драко, «Кода Шишада» начиналась с описания разделения талманцев. Через двести лет после смерти Далны было доказано, что планета Синдие умирает.
   Среди талманцев началось движение за бегство с Синдие в поисках иных планет, пригодных для проживания. Правда, большая часть предпочла остаться на Синдие в надежде на решение проблемы. Как писал древний Мистаан в «Кода Айвида», «талма указывает каждому его путь. Однако будучи существами, имеющими возможность выбора, мы можем в порядке свободного выбора не замечать указаний».
 
   ... Мицак знакомил Джоанн с новостями; постепенно она приходила к выводу, что война вступила в стадию собственной инерционности. Поражения несли обе стороны. Потери вооруженных сил составляли миллионы, гражданского населения — миллиарды...
   — Что вы будете делать, когда я отсюда уйду, Мицак?
   — У меня есть свои планы.
   — Возвратитесь с Флотом драков?
   — Нет. Благодаря моей службе Торе Соаму мне дозволено продолжить работу в Талман-ковахе. Войны с меня достаточно.
 
   «Кода Шишада» завершалась Преданием об Атаву, овьетахе Талман-коваха, отправившемся вместе с целой армадой межзвездных кораблей в сторону неведомого. Двести сорок лет спустя Пома написал «Кода Сифеда». Пома был одним из основателей Драко и овьетахом Талман-коваха на этой планете. Предания об Эаме, Намвааке и Дитааре, три последние книги Талмана, посвящались развитию Драко и колонизации многих других планет, а также началу и концу Тысячелетнего восстания, в результате которого — за век с лишним до рождения Коперника — появилась Палата драков.
 
   Далее, вплоть до конфликта Соединенных Штатов Земли с Палатой драков из-за судьбы планеты Амадин, драки столетие за столетием наслаждались миром...

* * *

   Талма.
   Талма состоит из фундаментальных законов оценки ситуаций, постановки целей, следования к осуществлению намеченного; из методов познания собственного места, своих желаний, способов перемещения от одного к другому — как индивидуально, так и коллективно. Она представляет собой основу любой деятельности, от межличностных отношений и общественных взаимосвязей до науки, предпринимательства, законотворчества.
   Джетахи, магистры-знатоки Талмана, изучают, изобретают, экспериментируют, применяют эти фундаментальные законы на практике. Талман-ковах — их рабочее место: это и лаборатория, и библиотека, и философский клуб. «Овьетахом» называется Первый магистр Талман-коваха. В данный момент этот титул носил Тора Соам.
   Тора Соам был дракским аналогом главного экономиста, политика-теоретика, генерального прокурора, главного военного стратега, президента академии наук и много чего еще — в одном лице.
   При всякой остановке военных действий, достаточно продолжительной для объявления перемирия, Тора Соам, как и все его предшественники овьетахи, предлагал противнику мирные переговоры. Джоанн чувствовала, что мир рано или поздно должен наступить, иначе оборвется человеческий род. Драки с неослабевающей решимостью вели межпланетарную войну на протяжении тысячелетия. Токийская Роза говорила, что теперешняя война невечна. Однако драки были готовы воевать столько, что, с точки зрения Джоанн Никол, срок этот равнялся вечности.
 
   Настал день прощания с чирн-ковахом.
   На ногах у нее были сандалии. Все, с кем она успела познакомиться, желали ей всего наилучшего. Пур Сонаан пообещал держать ее в курсе своих достижений по части возвращения ей зрения, правда, напоследок произнес таинственные слова:
   — Джоанн Никол, если в будущем все будет хорошо, то у вас появится причина меня возненавидеть. Когда это случится, очень вас прошу вспомнить вот этот момент. То, что я сделал... — Врач замялся, не находя слов. — Нет, лучше ничего не говорить. Просыпайтесь с каждым утром все более здоровой.
   Джоанн сидела на краю своей койки, наслаждаясь мягкостью нового платья и испытывая страх: ведь ей предстояло покинуть знакомую палату и оказаться в совершенно неведомом мире за ее стенами.
   До нее донеслись незнакомые шаги. Шаги замерли довольно далеко от койки. После непродолжительного молчания раздался голос:
   — Я — Тора Кия. Меня прислали перевезти вас в имение моего родителя.
   Она встала.
   — Джоанн Никол.
   Твердые шаги по палате, шершавое прикосновение к ее левой руке.
   — Нам пора.
   До ее ноздрей долетел резкий запах «пастилки счастья». Джоанн нащупала манжет, которым заканчивался рукав, и удивилась: гражданские драки обычно носили платья.
   — Кто вы?
   — Я назвал себя: Тора Кия. Я — первый в потомстве Торы Соама.
   — Судя по вашему рукаву, на вас военный мундир.
   — Я служу в тзиен денведах, то есть служил раньше... — прозвучал смех, в котором угадывалась истерика. — Другой мой рукав пуст, землянка.

10

   Косясь на свои забинтованные обрубки, Луррванна сказал своим ученикам:
   — Для нас талма под запретом. Талман-ковах разрушен, наши друзья убиты или так напуганы, что прячутся. Наши авторы заплатили за свои писания отрубленными руками. Родаак с солдатами искоренит на Синдие Талман.
   Но убежище талманцев — память. В ней мы и будем укрывать Талман от Родаака. Держите слова в своей памяти; потом шепотом передавайте их другим — и так Талман перейдет в память других.
   Правда вечна, и время — ее помощник. Со временем Родаак сгинет. Со временем к нам вернется таинство талмы. Со временем Талман снова будет написан, а на этих искрошенных камнях поднимутся стены нового Талман-коваха. Придет время, и наступит завтра.

Предание об Иоа и Луррванне, Кода Шада, Талман

 
   Пока Джоанн поспешно вели из чирн-коваха к машине Торы Кия, ей в голову закралась странная мысль: эти создания вызывали у нее любопытство, как, естественно, и ее собственная участь; между тем прозрей она — и все вокруг вызвало бы у нее ужас.
   Тора Кия кипел ненавистью, но это было как раз вполне по-человечески. Чуждость неведомого превращалась для нее в обыденность, ибо отсутствовали зрительные образы; благодаря этому она не теряла способности размышлять.
   Джоанн усадили на бархатную обивку. Хлопнула дверца, и она ощутила неистребимый запах новой машины. Новые хлопки дверями, движение обивки слева от нее под чьей-то тяжестью, негромкое гудение — и инерция заставила ее откинуться. Машина набирала скорость. Несмотря на звукоизоляцию салона, в него проникали шумы, подсказывающие, что они движутся в потоке транспорта.
   — В имение, Баадек! — отдал Тора Кия лающий приказ.
   — Ваш родитель велел мне завезти эти записи...
   — Вернешься в город и завезешь. Сначала доставишь в поместье этого... нашу гостью.
   Оба существа, находившиеся в машине вместе с Джоанн, умолкли. Шум прочего транспорта пропал, у Джоанн заложило уши: не иначе, они ехали куда-то вверх, хотя и по хорошей дороге, если верить мерному звуку. Определенно, их путь лежал в горы.
   — Молчишь, землянка?
   — Я подумала, Тора Кия, что вы не одобрите, если я буду навязывать вам беседу.
   — М-м-м...
   Еще какое-то время они ехали молча.
   — Ваш родитель, Тора Кия, как будто не так пылает ненавистью, как вы.
   — Мой родитель! У него все конечности на месте. Для Торы Соама война — гигантская головоломка, увлекательная задачка. Родитель, по-моему, наслаждается ее масштабами и сложностью. Вы и я — всего лишь два параметра среди триллионов, из которых состоит головоломка.
   — Сколько в вас горечи!
   — А говорят, что вы незрячая!
   Казалось, они забираются все выше; дорога отчаянно петляла. В машине опять повисло удушливое молчание. Потом в ноздри Джоанн ударил запах «пастилки счастья», и драк по имени Баадек не выдержал:
   — Кия, ваш родитель...
   — Следи за дорогой, Баадек! Вот когда Тора Соам опустит топор мести на наших врагов на Амадине, я приму во внимание его мнение. — В машине по-прежнему так же сильно пахло. — Ну и уродливы же вы, землянка!
   — Меня бы это больше заботило, Тора Кия, будь у меня зрение.
   Драк засмеялся; запах усилился.
   — Что верно, то верно: война поиздевалась над нами обоими. Ваша жизнь зависела от ваших глаз? Мне бы искренне хотелось, чтобы это было так.
   — Почему?
   — Желаю эквивалентности в страданиях.
   — Мне приходилось видеть воинов-драков с искусственными конечностями. Кажется, они воевали не хуже остальных.
   — Да, поджарить человека куда легче. Но беда в том, Джоанн Никол, что я — музыкант. Если наш Флот и заплатит за протез, которым можно украсить эту культю, приучить его к струнам тидны все равно не удастся.
   Тидна — инструмент вроде арфы...
   — Мне очень жаль.
   — Заплатить одной жалостью — значит дешево отделаться. — Пауза, еще одна волна резкого запаха. — Баадек! Останови здесь!
   — Тора Кия, ваш родитель шкуру с меня спустит, если только узнает...
   — Останови здесь, презренная плесень, не то я оторву тебе башку!
   Машина остановилась. Джоанн услышала, как открывается дверца со стороны Тора Кия; в салон дохнуло ледяным холодом. Драк потянул ее за левую руку.
   — Пойдемте со мной, Джоанн Никол.
   Она переползла на его сторону, спустила ноги и оказалась по щиколотку в снегу. Тора Кия поволок ее за собой; в снегу утонула сначала одна сандалия, потом другая — и она осталась босой.
   — Баадек! Заглуши мотор.
   Как только стихло мерное гудение мотора, ветерок донес до слуха Джоанн причудливую музыку, доносившуюся откуда-то снизу.
   — Внизу, в долине, находится мой ковах.
   Они молча слушали музыку. Ей казалось, что в ноги вонзаются острые ножи.
   — Тора Кия, я замерзла.
   — Как и вся Вселенная. — Ветерок донес до нее все тот же знакомый острый запах. — Взять хоть моего родителя. Вы, наверное, воображаете, что он испытывает к вам чувство благодарности за то, что вы вытащили Сина Видака из топки?
   — Тора Соам сам мне...
   Смех Тора Кия был еще более красноречивым, чем его слова.
   — Тора Соам бесчувствен! Овьетах Талман-коваха станет держать вас у себя в имении в качестве диковины и объекта для экспериментов. Син Видак — просто повод, которым воспользовался мой родитель, чтобы приглашение выглядело оправданным в глазах... А-а-а-а!
   Сильная рука отвесила ей пощечину, опрокинув на снег. Перед ее незрячими глазами заплясали геометрические фигуры, снег обжег лицо. Где-то вдалеке хлопнула дверца, послышались мягкие шаги. Чья-то рука приподняла ее, извлекла из снега.
   Джоанн отбросила сердобольную руку, села и отерла снег с лица. В воздухе все еще висели тоскливые звуки доносящейся снизу музыки, когда она услышала негромкий голос Баадека:
   — Позвольте попросить вас об одолжении, землянка. Если вы пойдете мне навстречу, я навсегда останусь у вас в долгу.
   Он подхватил ее под мышки и поставил на ноги. У Джоанн по-прежнему от снега и от пощечины горело лицо.
   — Многого ли стоит должник-драк?
   — Тора Кия — продолжатель рода Тора. Его поведение — позор для его родителя. Я прошу вас хранить молчание о его поступке.
   Джоанн махнула рукой в ту сторону, где, по ее мнению, стояла машина.
   — Во-первых, выведи меня из снега, во-вторых, найди мои сандалии, в-третьих, я подумаю.
   Баадек повел ее к машине, но она вдруг остановилась как вкопанная.
   — Но учти одну вещь, драк: если эта куча киз еще раз поднимет на меня руку, я вырву у него последнюю клешню и запихну ее ему в глотку!
   — Теперь Кия не надо опасаться. Кия уснул.
   — У меня болят ноги. Мне холодно!
   Баадек, положив руку девушки себе на шею, взвалил ее на спину. По пути к машине он бормотал:
   — Во всем виновата война. Война все изменила.
   Джоанн было слишком худо, чтобы отвечать. Ее положили на сиденье машины и захлопнули дверцу. Еще один хлопок — и машина, ожив, запетляла дальше. Прошло немало времени, прежде чем Тора Кия зашевелился.
   — Опять вы... Платье мокрое, рожа красная... — Салон в очередной раз наполнился резким запахом.
   — Забыли? Это вы меня ударили.
   — Ударил? — Запах усилился, голос стал трудно различимым. — Жалко, что не убил.
   В следующую секунду Джоанн услышала звук, которого раньше не слышала, — храп драка.
   — Баадек?
   — Что, землянка?
   — Меня зовут Джоанн, фамилия Никол.
   — Что, Джоанн Никол?
   — Почему Тора Кия принимает наркотик?
   — Многие бойцы тзиен денведах, воевавшие на Амадине, делают то же самое. Тора Соам этого не одобряет.
   Джоанн подняла ноги на сиденье и потерла ступни. В следующую секунду она почувствовала направленную на нее мощную струю теплого воздуха; совсем скоро ноги стали совершенно сухими и теплыми.
   — Спасибо, Баадек.
   — Когда мы приедем в имение, то сначала остановимся у ворот, и я принесу вам сухое платье.
   Она продолжала растирать ноги.