Лонгиер Барри. Враг мой (Авторский сборник)

   Тем не менее сердцевина проблемы остается прежней, более того, воюющие стороны уже не довольствуются изгнанием врага с планеты, стремясь к полному его искоренению. Цель Маведах теперь — гибель всех людей, цель Фронта — гибель всех драков. Откуда тут взяться талме? Всякий раз, когда Фронт и Маведах договариваются о прекращении огня, обязательно находится неконтролируемая группировка с той или иной стороны, прерывающая хрупкое перемирие, совершив какое-нибудь злодейство. Разве может Маведах карать своих за убийство людей после всех бед, причиненных людьми? И как может Фронт наказать своих за убийство драков после всего того, что те учинили?..
   — Ты это читал, Язи Ро? — спрашивает Дэвидж, указывая на рукопись.
   Я отвлекаюсь от мыслей о прошлом и гляжу на человека. Он пристально меня разглядывает.
   — Да, по пути сюда.
   — А тебе полагалось это читать?
   Мне трудно удержаться и не пожать плечами.
   — Не знаю.
   Он переводит взгляд на рукопись, приподнимает брови.
   — Что, если твое любопытство повредит талме?
   Я сажусь, вытягиваю ноги к огню, скрещиваю на груди руки.
   — Значит, талме не бывать. А вдруг ей, наоборот, повредило бы, если бы я этого не прочел? Или талма вообще не зависит от того, читал я это или нет?
   Дэвидж улыбается и говорит на правильном дракском:
   — Почему ты так безжалостен к чадам своим, Ааква? — Видя мое недоумение, он объясняет: — Это из «Кода Овида». «Предания об Ухе». — У него такой вид, словно я — это не я, а трехголовый урод. Он опять переходит на английский: — Возможно ли, Язи Ро, что ты не знаком с Талманом?
   Я вспоминаю свой амадинский английский и выпаливаю:
   — Более чем возможно, дядюшка, заруби это на своей морщинистой заднице!
   Из глубины пещеры доносятся хлюпающие звуки. Дэвидж оборачивается на ребенка, которому положено спать.
   — Раз тебе не спится, Гаэзни, берись за шитье.
   — Я сплю, дядя, сплю. — Отпрыск Тай давится от смеха. — Просто мне приснился плохой сон.
   Но его разбирает такой сумасшедший хохот, что проходит всего несколько секунд — и он уже не может сдержаться. Сбросив одеяло, хохочущий Гаэзни куда-то выбегает. Дэвидж с улыбкой закрывает рукопись.
   Я упираюсь локтями в подлокотники кресла и от стыда жмурю глаза. Напрасно я позволил себе унизить учителя в глазах ученика, пусть даже учитель — человек. Дождавшись, чтобы стихло эхо детского смеха, я обращаюсь к человеку:
   — Прости меня, Дэвидж, за то, что я назвал тебя «дядюшкой». Как только мы покончим с этим, — я показываю на рукопись у него на коленях, — я улечу. Ты не виноват в том, что я здесь нахожусь. Постарайся не делать положение еще хуже, чем оно есть, — это ни к чему.
   Человек кивает и снова смотрит на рукопись.
   — Не советую тебе торопиться с отъездом, Язи Ро. Таких пройдох, как овьетах, я еще не встречал. Если Джерриба Шиген считает, что шанс установить мир на Амадине существует, я постараюсь оправдать его надежды. Так что давай сотрудничать, пока оба не решим, что дело безнадежно. Согласен?
   — Хорошо.
   — Вот и отлично! — Человек встает и потягивается. — Значит, так, Язи Ро. Откровение священно. То, что ты мне доверишь, я никогда не повторю без твоего разрешения. То, что я доверю тебе, ты никому не расскажешь без моего разрешения. Идет?
   — Идет.
   Он садится на корточки у огня, подбрасывает туда полено, что-то ищет глазами в глубине пещеры, снова смотрит на меня.
   — На самом деле прозвище «дядя Уилли» меня совершенно не злит.
   — Почти все члены рода Джерриба твердили мне, что ты ненавидишь это прозвище, — отвечаю я удивленно.
   Он разводит руками, поднимает глаза к дыре, в которую уходит дым, и корчит гримасы, подыскивая слова.
   — Нужно же детям как-то поддевать взрослых! Ты меня понимаешь?
   Я отрицательно кручу головой.
   — Твой родитель жив?
   Его вопрос выбивает меня из колеи. У меня перехватывает дыхание.
   — Нет, Язи Аво умер, когда мне еще не исполнился год. — И я тихо сообщаю ему самое постыдное о себе: — Я так ничего и не узнал о своем роде.
   Дэвидж понимающе кивает, встает и опускается в свое кресло, чтобы собраться с мыслями, глядя в огонь. После затянувшейся паузы он хмуро спрашивает:
   — О чем мы беседовали?
   — О дядюшке Уилли.
   — Верно, — кивает он. — Для нескольких поколений рода Джерриба, от предка по имени Заммис до Гаэзни, а также для потомков Эстоне Нева и детей родовых слуг я остаюсь товарищем по играм, другом, учителем, тюремщиком. Дети всегда стремятся к своеволию и отвергают порядок. Для них я тюремщик, мешающий им развернуться — например, взлететь со скалы на мысу, а не ухнуть вниз.
   — С этой скалы? — Я указываю на океан.
   — Да, с этой самой. У Шигги даже были крылья его собственного изготовления. У меня был единственный способ не дать этому эксперименту осуществиться — позволить Шигги его провести, только для первого полета ему пришлось использовать менее опасное возвышение, чем эта гибельная скала. — Он улыбается своим воспоминаниям, но через мгновение возвращается к действительности.
   — Итак, моя первоначальная функция — тюремщик-надсмотрщик. Потом они начинают видеть во мне учителя, друга, товарища по играм. Это в общем. Но каждый все-таки помнит, как я портил им удовольствие, как оказывался прав, доказывая их дурость.
   Я заканчиваю за него:
   — Позволять им называть тебя дядюшкой Уилли и создавать у них впечатление, что ты при этом скрежещешь от гнева зубами, — простой и безобидный способ дать им отомстить ненавистному надсмотрщику.
   — Правильно.
   — С Эстоне Фалной было как со всеми?
   — Ты слыхал эту историю? — Дэвидж усмехается и качает головой. — Фална был другой. Ему мало было невинной мести. Ему хотелось извести меня под корень. Сколько хитрости, сколько упорства! Его родитель погиб на Земле. Ты знаешь об этом?
   — Нет.
   — Эстоне Ойнех входил в дипломатическую делегацию Палаты драков. Произошло межрасовое столкновение, толпа распоясалась, и ее жертвой стал Ойнех. Все произошло на глазах у Фалны. Ему не было тогда и года.
   Я чувствую, как мое сердце стискивают ледяные пальцы действительности.
   — Я тоже лишился родителя, когда мне еще не было года. Я был свидетелем его смерти.
   В глазах Дэвиджа читается сострадание.
   — Суровое взросление. — Он смотрит на пламя. — Эстоне Нев привез Фалну сюда, и я взял его к себе в пещеру. Потребовалось пять месяцев, чтобы ему перестали сниться кошмары. Я чертовски горд Фалной. Жаль, что я не присутствовал при прохождении им ритуалов. — Он снова открывает рукопись. — Тут, у костра, и там, сзади, где прячется Гаэзни, есть чем подкрепиться. А я еще поработаю с этим. — Он переворачивает страницу и приступает к следующей.
   Меня гложет тоска: я чувствую пустоту и завидую дракам, познававшим Талман с помощью этого человека. Приступ тоски всегда начинается с боли: все должно было сложиться по-другому. Гаэзни, сыто утирая рот, машет мне рукой и снова залезает в постель, накрываясь с головой, — счастливчик, обласканный любящим дядюшкой.
   Откинувшись в кресле, я изучаю человека, погруженного в чтение. Я далеко не впервые вижу человека в такой близи. Я встречался с людьми в бою, брал их в плен, лишал жизни, наблюдал, как один из них мучает моего друга, а другой, вернее, другая спасает младенца-драка. В пещере Дэвиджа нет женщины, вообще нет людей, кроме него. Как я могу доверять человеку, отказавшемуся от всего человеческого ради затворнической жизни и воспитания юных драков? Погружаясь в дремоту, я мысленно спрашиваю: чего тебе здесь надо, Уиллис Э. Дэвидж? Но задать свой вопрос вслух я не успеваю: Дэвидж опускает рукопись и смотрит на меня.
   — Ро, попроси завтра утром Тая показать тебе, как работает космическая связь. Пора тебе изучать историю своего рода. А для этого тебе придется собрать информацию. — И он снова погружается в чтение.
   Передо мной надсмотрщик. Меня охватывает раздражение: мне диктуют, как поступать, не объясняя причин. В следующую секунду я улыбаюсь: мудрый человек уже снабдил меня талмой для ребяческой мести. Я жмурю глаза, кутаюсь в свое теплое пальто и бормочу:
   — Спокойного тебе сна, дядя Уилли.

16

   Утром, позавтракав в пещере лепешками и жареной змеей, Дэвидж снова берется за рукопись, Гаэзни моет раковины и сковородку, а я возвращаюсь в имение: денек выдался более или менее теплый, и, торопясь по тропе, я уже не боюсь, что у меня лопнут от мороза глаза. С заиндевевших деревьев и камней капает талая вода.
   В кабинете Тая я смотрю на дисплей. Джерриба Тай связался с Талман-ковахом на Драко, объяснил мне, на что нажимать, и велел позвать его, когда я закончу. После этого он уходит, а я передаю необходимую для анкеты информацию.
   Меня зовут Язи Ро. Родителя звали Язи Аво. От него я знаю, что его родителя звали Язи Тахл. Родителя Тахла звали Итас — не знаю точно, как это пишется... Ничего не поделаешь, цепочка из пяти имен остается незавершенной.
   Род, насколько я знаю, проживал на Амадине, в Северной Шорде, в городе Гитох. Занятия: Язи Ро — солдат Маведах; хромой Язи Аво добывал по мере сил пропитание и обеспечивал кров своему ребенку, а также учил солдат Маведах английскому с военной спецификой; Язи Тахл тоже воевал в Маведах; не знаю, чем занимался Язи Итас... Я уже могу звать Джеррибу Тая.
   Он изучает написанное мной, кладет руку мне на плечо.
   — Трудно, наверное, расти, не имея представления о своем роде...
   Меня смущает его сочувствие.
   — Не знаю, Джерриба Тай. Мне не с чем это сравнить. — Я показываю на экран. — Этого хватит?
   — Так или иначе, это все, что можно написать. — Тай дотрагивается до дисплея, и там немедленно появляется главный каталог.
   — Сколько времени это займет?
   Тай открывает рот, чтобы ответить, но появление информации опережает слова. Я благодарно киваю и сажусь, чтобы лучше разобраться в себе.
   Информационная связь с Амадином была прервана с установлением карантина. Однако предоставленных мной данных оказалось достаточно, чтобы выделить один-единственный род. Последовательность имен в нем такова: Ро, Томас, Итах, Тахл, Аво. Мое внимание привлечено к правильному написанию имени в середине цепочки. Место регистрации родового архива — Гитох.
   Итак, мой род продолжен вглубь. Язи Ро, третий ребенок Стиимы Бахна, отпрыска Ааквы Бенаби с Драко, покинул дом и основал новый род на Амадине задолго до начала войны. Он был исследователем и предпринимателем, поэтому завязал деловое партнерство с человеком по имени Томас Муньос. Драк и человек стали снабжать продовольствием и другими припасами изыскателей, работавших в горах выше Гитоха. Дело их процветало и ширилось, охватывая все новые сферы торговли. Когда у основателя рода Язи Ро появился первый ребенок, он назвал его в честь партнера Томасом. В ответ Томас Муньос назвал своего сына Ро. Дети росли вместе, пока Томас-драк не повзрослел. Но Язи Томас оставался верен дружбе с Ро Муньосом, пока на Амадине не вспыхнула война. Почему это произошло и как, никто толком не знает — кажется, из-за несправедливого судебного решения по обыкновенному земельному спору. Одно не вызывает сомнений: драки сочли виноватыми людей, люди — драков. Фирма Язи и Муньоса продержалась еще год, но потом была похоронена войной. Партнерство и дружба прекратились, когда Ро Муньос был убит разъяренной толпой шахтеров-драков, после чего Томас Муньос возвратился на Землю. Язи Томас попытался остаться на плаву, самостоятельно продолжив поставки, но война и соблюдение контрактов несовместимы: вскоре Томаса забрали служить в Армию континентальной обороны Шорды, впоследствии переименованную в Маведах. Итах, единственный ребенок Томаса, сразу пошел воевать, его ребенок Тахл тоже. Родитель моего родителя появился на свет как раз при установлении карантина вокруг Амадина, так что на этом информация прерывается. Однако именной цикл восстановлен. Я — одиннадцатый в цепочке. Если я произведу на свет отпрыска, то он должен будет носить человеческое имя Томас.
   — Ро, рассказывал ли тебе твой родитель про Томаса Муньоса и его дело?
   Я непонимающе смотрю на Тая: мое внимание рассеянно.
   — Не знаю. Аво погиб, когда я был совсем мал. Может, и рассказывал, но я не помню.
   — Система предлагает подсказку. Дай-ка взглянуть.
   На экране мигает светло-голубое пятно. Я встаю и отхожу к стеклянной стене кабинета. Джерриба Тай садится и жмет на клавиши. Я тем временем любуюсь далекими горами, черные вершины которых так отвесны, что на них не удерживается ни снег, ни лед. Глаза мои видят горы, но мысленно я по-прежнему на Амадине, в далеких временах, когда человек и драк могли стать там деловыми партнерами и называть в честь друг друга детей. Как же мы умудрились дойти до такой дикости, как тогда, в Дугласвилле, когда человек изрезал вопящего Лоту Мина на куски?
   Весь Амадин испещрен ранами, они глубоки и гноятся. Разве можно вылезти из этой бездонной ямы с трупами? Разве возможно, чтобы нам расхотелось убивать людей, разве мы сможем чувствовать боль бесчисленных потерь, сознавать, что наше будущее перечеркнуто, но не испытывать жажды мести?
   — Язи Ро, тебе знаком человек по имени Майкл Хилл?
   Я вспоминаю пассажира с «Вентуры», предупредившего меня об опасности разглядывания звезд.
   — Да, я встретил его на борту космолета. — Я оборачиваюсь к Таю. — Он — представитель земного ИМПЕКСа.
   Джерриба Тай хмурится, глядя на экран.
   — Похоже, Майкл Хилл проявляет интерес ко всем носителям родового имени «Язи», вернее, к тем, кого занимает это родовое имя. Он поместил в сети запрос об автоматическом уведомлении в случае, если кто-то займется изучением какого-нибудь из родов Язи.
   Я отворачиваюсь от окна.
   — Не понимаю...
   — Короче говоря, этот человек хочет знать, интересуется ли кто-нибудь родом Язи. Получается, что ему сейчас нужен ты.
   — Неужели изучение рода нельзя вести скрыто?
   — Нет. Все это — история родов, имена запрашивающих информацию — относится к категории общедоступных сведений. Майкл Хилл уже получил уведомление, что ты изучаешь свой род. Ты считаешь, что он может представлять опасность?
   Я опускаюсь в кресло напротив Тая.
   — Твой родитель говорит, что сотрудничает с Майклом Хиллом уже много лет. Заммис утверждает, будто Хилл — уважаемая личность.
   — Возможно, он просто проявляет любопытство после случайной встречи с тобой на корабле.
   Я вспоминаю лицо Хилла — приятное, даже красивое — для человека, естественно: честное, вроде бы ничего не скрывающее. Я бы не удивился, если бы это оказалось простым любопытством. Занесенным в такую даль нужно чем-то занять время. Или этот Хилл — потомок бойца из Фронта Амадина или войск Соединенных Штатов Земли, считающий, что у драков из рода Язи перед ним должок? Он находился на Драко одновременно со мной. Не проявляет ли он интерес к заданию, с которым я прибыл на планету Дружба?
   — Хилл знает, где я остановился? Это тоже информация для широкого доступа?
   — Нет, не для широкого. Но в космопорту тебя встречал сам Джерриба Заммис, а это — сигнал для всего населения Первой Колонии, где тебя искать. Если ты не возражаешь, я попрошу родителя заняться Майклом Хиллом. — Тай с улыбкой передает мне распечатку моего родового древа. — Раз дядюшка поручил тебе узнать поподробнее о твоем роде, то следующим твоим заданием будет все это выучить. Потом наступит черед Талмана. Так что готовься к испытанию на зрелость.
 
   Я ухожу к себе и изучаю распечатку. В ней в общей сложности одиннадцать имен. Если бы я был отпрыском рода Джерриба, мне пришлось бы заучить, в дополнение к Талману, больше двухсот историй. Совершенно невероятная ситуация: Язи Ро, набравшийся премудрости, рассказывает в присутствии джетаха в человечьем обличье о своем роде и цитирует Талман, чтобы получить, пусть с опозданием, мантию взрослого драка...
   Впрочем, в моем родовом древе недостает нескольких историй; архивы рода Язи уничтожены, так как находятся на территории Амадина, контролируемой Фронтом, зато мой джетах, дядюшка Уилли, спокойно сидит в пещере под непроницаемыми облаками Дружбы... Снова фантазии. Я читаю вслух, ломая язык: правильный, архаичный дракский мне непривычен.
   «И вот стою я перед тобой здесь, Ро из рода Язи, отпрыск Аво, учителя английского...»
   Я прерываюсь, понимая, что затея обречена на провал. Ведь мне неведомо, проходил ли этот ритуал сам Аво, и если да, то когда. Слишком много недостающих звеньев. От ощущения тщетности у меня подкашиваются ноги, я падаю на кровать, закрываю глаза. Казалось бы, меня должны посетить привычные кошмары, но вместо них я вижу Эстоне Фалну за трапезой — сильного, умного, веселого. Я глушу вожделение на корню, ибо о невозможном лучше и не мечтать.
 
   ... Собачий лай. Ночь холодна, в небе висит огромная яркая луна Амадина. Собака скулит, словно умоляет прекратить ее мучения. Это единственный звук, нарушающий тишину: стрельба и разрывы на время стихли. Среди развалин, в тени чудом сохранившегося угла здания, я вижу Аво: он следит за улицей, и глаза его полны слез.
   — Аво... — Я лежу рядом с ним и пытаюсь уснуть. — Что происходит, Аво? Они возвращаются?
   — Нет, дитя мое, они ушли.
   Я трогаю мокрую щеку своего родителя.
   — Тогда почему ты плачешь?
   Аво показывает кивком головы на другую сторону улицы.
   — Помнишь дом, который там стоял?
   — Нет.
   — Когда ты родился, он еще не был разрушен. Маведах держал там свои припасы, поэтому Фронт разбомбил его. Но раньше, еще в моем детстве, там была больница. Родитель говорил мне, что давным-давно, еще до войны, там держал магазин твой предок: он продавал еду и много чего еще.
   Родитель отворачивается от меня и глядит на развалины.
   — Язи Тахл рассказывал, что туда заходили и драки, и люди, а твой предок даже имел человека в партнерах. — Аво роняет голову на грудь. — Даже не знаю, верить этому или нет. Хотя про этот дом я всегда думал с особенным теплом. А теперь он разрушен, и мне очень грустно.
   Не знаю, почему Аво плачет. Груда развалин — ничего больше. Я обнимаю родителя и прошу его перестать плакать. Но он по-прежнему не сводит глаз с руин. Я закрываю глаза. Собака молчит. Я засыпаю.

17

   Просыпаюсь я от едкого запаха дыма и понимаю, что это не сон. Открыв глаза, я вижу Дэвиджа, сидящего перед окном и любующегося видом. Дымом пахнет от его одежды. Я встаю, иду к нему и понимаю, к чему прикован его взгляд. Ветер несет к горам черный дым, поднимающийся с мыса.
   — Дэвидж?
   Он поворачивается на мой оклик. Он весь закопчен, под глазами черные круги, глаза красные.
   — Проснулся?
   — Конечно! — Я указываю на дым. — Что случилось?
   Человек снова смотрит в сторону мыса. Судя по его взгляду, он вспоминает прошлое.
   — Ночью кто-то забрался в пещеру и устроил пожар. Я как раз готовил еду... — Судя по выражению лица, он с трудом сдерживает гнев. — Я вернулся в главный зал и увидел его. Поленница уже была охвачена пламенем, а он возился с каким-то устройством. Я схватил полено и зашел сзади, но он обернулся, когда я уже занес полено, поэтому удар пришелся и по голове, и по руке. Тогда же вспыхнула приготовленная им бомба, пещеру заволокло дымом, стало нестерпимо жарко. Человек удрал. Я бросился спасать Гаэзни.
   — Он не пострадал?
   — Нет. Наглотался дыма и испугался, а так в порядке. — Дэвидж встает с кресла. — Гаэзни находился в заднем помещении. Дым был таким густым, что мы пробирались к нему с закрытыми глазами. — Он озирается и говорит не столько мне, сколько про себя: — Через столько лет меня все-таки заставили перебраться на ночевку в дом.
   — Злоумышленник найден?
   Дэвидж кивнул.
   — Тай велел слугам вооружиться и искать негодяя. Поиски длились всю ночь. На рассвете Алри Ган нашел мерзавца под скалой, под входом в пещеру. Видимо, сорвался и упал. — Дэвидж щурит глаза и пристально на меня смотрит. — Тай, Заммис и я спустились, чтобы на него взглянуть. Джерриба Заммис знает погибшего. Прежде чем разбиться, он называл себя Майклом Хиллом.
   Я удивленно таращу глаза.
   — Я познакомился с ним на космолете! Это представитель ИМПЕКСа.
   — Да. Тай рассказал мне о вашей встрече и об интересе Хилла к твоему роду. Как ты думаешь, зачем ему понадобилось покушаться на меня и Гаэзни?
   Я вспоминаю звезды, лицо человека, его сострадательный тон, странную шутку: «Если хочешь услышать смех Бога, что-нибудь запланируй». Скала очень высока, у ее подножия громоздятся острые мокрые камни. У Майкла Хилла была возможность многое понять за время падения вниз.
   Враги нападали на меня по-всякому, пробовали и стрелять, и просить милостыню. К оружию сострадания я не привык.
   — Когда я улетал с Амадина, ни для кого не составляло тайны, что это бегство. На Драко почти весь джетаи диеа знал, что я состою в Маведах. И уж конечно, об этом знали бесчисленные клерки, учителя и прочие... — При мысли о Матопе, человеке в инвалидном кресле, мне становится нехорошо. — Кто только об этом не знал!
   — Твой маршрут не был секретом, — согласился Дэвидж.
   — Может быть, его сжигала ненависть. Может быть, на Амадине погиб его родственник или любимое существо.
   — В этом случае он совершил бы покушение на тебя. При чем тут я или Гаэзни?
   Для меня его слова звучат удивительно. Уж не шутка ли это?
   — Дэвидж, для такого человека драк есть драк. А любитель драков, — я киваю на него, — еще хуже драка.
   Человек встречает мои доводы хохотом.
   — Ро, «любитель драков» — устаревшее выражение. Фална утверждает, что теперь это называется «симп».
   — Какой такой «симп»?
   — Наверное, это сокращение от «симпатизирующий». Другое значение — простак. — Он качает головой, смотрит в окно. — Не сходится, Ро. Заммис был знаком с этим Хиллом много лет, работал с ним, знакомил с другими. Майкл Хилл давным-давно сотрудничает с драками. Или ты вообразил, что ты первый драк-ветеран Амадина, с которым он столкнулся?
   Я вспоминаю Ореаха Вака, пилота корабля «Тора Соам», ветерана тзиен денведах Кобока, делящего кров с Матопе. На свете миллионы стариков-драков, вышедших из амадинской бойни живыми.
   — Нет, Дэвидж, вряд ли я у Майкла Хилла первый.
   С этими словами я кладу человеку руку на плечо. Из головы не выходит отрывок из «Кода Нусинда».
   — Дэвидж, овьетах считает тебя и меня кусочками большой и важной головоломки. Что, если ее невозможно будет разгадать, стоит одного из нас устранить?
   Человек озадаченно морщится.
   — Разве ИМПЕКС что-то выигрывает от продолжения войны? Ты хоть представляешь, сколько средств вложено... — Дэвидж недоговаривает, его озадаченность проходит. — «Кода Нусинда», «Глазами Джоанн Никол»...
   — Да. Тиманы. Ты считаешь, что раса тиманов по-прежнему пытается манипулировать событиями?
   — Если да, то они относятся к возможности мира на Амадине не в пример серьезнее, чем мы.
   Я тру глаза. Ветер относит дым из пещеры в другую сторону.
   — Я думал, что попытки тиманов повлиять на отношения между Соединенными Штатами Земли и Палатой драков закончились со смертью тайного архитектора войны Хиссиеда-до' Тимана.
   — Автор «Кода Нусинда» была того же мнения. Но на каком основании, спрашивается? Если я правильно уловил смысл рукописи, то манипулирование разумными существами других видов и подталкивание их к взаимному уничтожению не было просто хобби Хиссиеда-до' Тимана. Это механизм выживания, видовой инстинкт тиманов.
   Видя, что человек задумчиво поглаживает бороду, я спрашиваю:
   — О чем ты сейчас подумал?
   — О том, что ключ к прекращению войны на Амадине может быть зажат в чьей-то аммиачной клешне на планете Тиман. — Он приподнимает брови. — Тебе не кажется, что талма овьетаха ведет именно туда?
   — Насколько я понимаю последнюю книгу талмана, если в этом замешаны тиманы, то они следуют своей собственной талме. Не знаю, чьей талме последуем мы, если отправимся на Тиман. Что, если путь тиманов не дает продолжиться талме овьетаха?
   Дэвидж складывает руки на груди и смотрит на рассеивающийся дым.
   — Я должен обсудить это с самим Шигги. Если, отправившись на Тиман, мы совершим ошибку, то она будет роковой.
   — Почему?
   — Если я ничего не путаю, добираться туда придется целых полгода. Кроме того, я не знаю, с кем там встречаться, куда податься — вообще ничего. Сверх того, атмосфера на Тимане не годится для тех, кто дышит кислородом. Понадобятся скафандры, изолированные палатки, пища, вода — короче, это целая экспедиция. — Он все сильнее хмурится. — Уйма денег! — Пристальный взгляд, обращенный на меня. — Может быть, овьетах предоставил тебе полную свободу рук?
   — В каком смысле?
   — Позволил не экономить.
   — Нет, у меня на счете всего несколько тысяч кредитов. Этого хватит только чтобы вернуться на Драко.
   — Талма! — фыркает человек, отворачиваясь к окну. Раздается негромкий звонок, дверь в гостиную отворяется. Появляется Ундев Орин.
   — Прошу прощения, Уиллис Дэвидж, — говорит он с поклоном. — Детектив ждет знакомства с Язи Ро.
   Человек легонько шлепает себя ладонью по лбу.
   — Проклятие! Я ведь для этого и пришел! Скажи ему, что мы сейчас придем.