Лоуэлл Элизабет. Рубиновое кольцо

   – Хорошо, – сказала она.
   – Что значит хорошо?
   – Только то, что значит, – просто ответила Фейт. – а, что между нами только что произошло.
   От ее слов Уокер должен был испытать облегчение. Но ничего подобного не было. Ему показалось, будто что-то ускользает от него.
   – Сладкая моя, я не хотел задеть тебя или обидеть.
   Фейт подняла голову и посмотрела ему в глаза. На секунду стало тихо, и в этой тишине особенно отчетливо был слышен стон Уокера.

Глава 23

   Джефф поднялся так тихо, как только мог, но Мел все равно недовольно застонала и перекатилась на другую сторону кровати, как будто его уже там не было. Бормоча что-то успокаивающее, он погладил ее по плечу. Через несколько секунд ее дыхание стало снова глубоким и ровным. Она опять крепко заснула.
   В доме было так тихо, что Джефф слышал, как пот скатывается у него по спине, когда он наклонился поднять одежду, которую они с Мел разбросали возле кровати.
   Нос Бумера ткнулсй в голые ягодицы хозяина, и Джефф едва не выскочил из собственной кожи. Он мысленно выругался. Приложив руку к сильно бьющемуся сердцу, он стал натягивать брюки. Возможно, он мог бы отговорить отца от этого сумасшествия. Наверняка существует другой способ добыть деньги. Ведь у них, в конце концов, есть лодки для ловли креветок, ювелирный магазин и само поместье.
   Стараясь не скрипеть половицами, Джефф спустился в холл и направился к комнате отца. Бумер шел рядом, обрадованный, что среди ночи у него появилась компания. Из-за двери раздавался громкий отцовский храп, от которого, казалось, дрожали даже стены. Джефф отлично знал, что сейчас Дэвиса Монтегю не разбудит даже хор моряков.
   Дверь была закрыта. Джефф повернул хрустальную ручку, и она поддалась. Внезапно в голове его ожила картина, которую он видел больше тридцати лет назад… Маленький мальчик бежит по холлу, его преследуют кошмары, он бросается к двери. Его родители принимают его, обнимают, успокаивают, кладут между собой в постель. От матери пахнет жасмином, от отца костром из морских водорослей, который он развел, чтобы приготовить крабов для пикника на берегу в тот вечер. Ребенок прижимается к большим телам родителей. Отец берет его руку, и он засыпает, уверенный в своей полной безопасности.
   Боже, как давно это было.
   Джефф закрыл глаза и почувствовал запах жасминовой пудры матери. Он осознает, что ее больше нет, что она умерла, но он не знает, куда подевался отец того мальчика.
   – Папа? – прошептал он.
   Ответом ему был пьяный храп.
   Нетерпение и гнев душили Джеффа. Отчасти гнев его был направлен и на самого себя. Мальчик из его воспоминаний уже мертв, как и его мать, от которой пахло жасмином. Теперь тот мальчик стал мужчиной, который должен защищать своего собственного ребенка. И если мужчина горюет, что не может залезть в постель к родителям и скрыться там, как мальчик много лет назад, это никуда не годится. Мир вечно в движении, жизнь не замирает ни на секунду. Никогда. Все вырастают, все взрослеют.
   Внезапно Джеффа осенило. Интуитивно он понял, почему его отец пьет. Он просто заставляет мир отступить.
   Рука Джеффа легла на ручку двери, и ему показалось, что он кое-что увидел боковым зрением. Он обернулся, но ничего не было, кроме закрытой двери, ведущей в спальню Тиги, и дверей в наглухо закрытые комнаты. Посмотрел на Бумера. Собака была совершенно спокойна.
   Джефф беззвучно выдохнул. Хотя иногда он видел призраков, но сегодня с ними встречаться ему не хотелось.
   Широко открыв дверь. Джефф вошел в спальню отца. На него сильно пахнуло перегаром. Получив разрешение, Бумер прошел следом за хозяином и разлегся на толстом ковре.
   Джефф закрыл за собой дверь и подошел к кровати. Ничего, кроме белья, не менялось здесь с тех пор, как умерла мать. Те же самые флакончики духов, в которых отражались крошечные осколки лунного света. Те же занавески с большими цветами магнолий на них и виноградной лозой, которые так сильно выгорели, что их рисунок существовал только в памяти Джеффа.
   – Папа, – позвал Джефф. – Папа, – повторил он. Джефф включил свет возле кровати и потряс отца. Храп стал тише, потом перешел в жалобное ворчание. Сын продолжал трясти слабое тело старика.
   – А? Джеффи? Что ты хочешь, мальчик? Тебе приснились кошмары?
   Боль полоснула по сердцу Джеффу. Отец не называл его так с тех пор, как ему исполнилось тринадцать.
   Джефф удивился, что отец помнит его мальчиком, и ему стало еще хуже.
   – Проснись, папа. Нам надо поговорить.
   Дэвис заморгал, потом снова закрыл глаза. Через секунду он открыл их и с трудом сфокусировал взгляд на лице мужчины, который когда-то был его маленьким сыном. Память возвращалась к Дэвису, а вместе с ней возникало неодолимое желание уйти обратно в сон или в алкогольное забытье. Он тер глаза, словно они были засыпаны песком. Во рту у Дэвиса пересохло, и ему не хватало слюны, чтобы разбавить ею отвратительный привкус.
   – Мне надо выпить, – пробормотал он.
   – Ничего подобного, – нетерпеливо сказал Джефф.
   – Мне надо выпить! – настаивал отец.
   – Мы должны поговорить о том, как собрать деньги для Сола. Я собираюсь заложить поместье, лодки, ювелирный магазин – все, что потребуется.
   Дэвис смотрел сквозь Джеффа.
   – Ты не можешь. – Дэвис покачал головой, вздрагивая от острой головной боли. – Они уже заложены.
   Джефф не поверил.
   – Земля, дом, лодки…
   – Все, – хрипло прервал его Дэвис. – Так я собрал деньги на партнерство с Солом.
   Джефф с тоской во взгляде оглядел комнату, как если бы она уже принадлежала кому-то другому. Если он не выполнит план отца, это произойдет. Он, сорокалетний мужчина, будет без работы, с сумасшедшей теткой, отцом-алкоголиком и беременной женой на руках. И все они будут зависеть от него целиком и полностью.
   Дэвис застонал. Слишком много воспоминаний нахлынуло на него, причем каждое последующее острее и больнее предыдущего.
   – Меня на самом деле жизнь сильно побила, Джеффи.
   Что-то похожее на печаль промелькнуло в лице Джеффа, но он не мог позволить себе отдаться этому чувству. У него есть женщина и ребенок, о них он должен думать в первую очередь. В отличие от отца они ни в чем не виноваты. Но должны будут за все заплатить вместе с теми, кто виноват.
   – Да, папа, тебя действительно жизнь побила.
   Дэвис уже ничего не слышал. Он снова впал в пьяное оцепенение, и его храп снова сотрясал воздух.
   Время было за полночь, когда темная фигура скользнула мимо мрачных стен Руби-Байю. Никто наверху не слышал приглушенный треск стекла и старого дерева, уступившего тупой силе. Никто не слышал возни около одного из портретов Монтегю, который был снят со стены библиотеки и отставлен в сторону. Никто не слышал, как руки в черных перчатках открыли дверцу сейфа.
   Но эти руки нащупали там лишь бумагу и тяжелую Библию. Все. Пусто. Совершенно пусто.
   Тихо, как охотник в темноте, Уокер передвигался по верхнему этажу, когда первый свет едва озарил небо на востоке. Этот блестящий цвет розового коралла напомнил ему о влажных сосках Фейт. От этого воспоминания он почувствовал внутри огонь и холод. Ни одна женщина не доставляла ему столько удовольствия, как Фейт в эту ночь. Уокеру грустно было думать, что он не ее мужчина – ведь Фейт создана для солнечного света. Уокер же считал себя человеком ночи, который ни за кого не отвечает, кроме себя, и никому не приносит боли, кроме себя.
   Уокер остановился и прислушался, не проснулся ли Бумер. Ему ни к чему было, чтобы именно сейчас собака залаяла. В доме было тихо. Бумер спал крепким сном.
   Уокер свернул на галерею второго этажа. С превеликой осторожностью он дошел до места, где раскинулись ветки дуба. Он легко перемахнул через перила и повис на толстой ветке. Вскоре он уже перебрался на ствол и нащупывал ногой другую ветку. Он ловко спустился вниз и тихо спрыгнул на землю. Воздух был прохладный и влажный, в нем чувствовался запах моря и земли. Птицы молчали. Лягушки не горланили, призывая самцов. Даже сверчки вели себя тихо. Ничто не нарушило тишину, кроме отдаленного крика чаек и карканья ворон.
   Широкий песчаный берег тянулся всего в сотне метров от того места, где стоял Уокер, но оттуда не доносилось ни шума прибоя, ни ветра, который гнал волны. Казалось, сам воздух замер в ожидании рассвета.
   Уокер быстро стал частью пейзажа. Ему не нужен был никакой камуфляж, чтобы слиться с природой. Он был одет в простую рубашку и черные старые джинсы, которые не шуршали при ходьбе. Остальное – дело техники и терпения. Он обладал и тем и другим.
   Даже в темноте Уокеру понадобилось меньше десяти минут, чтобы обнаружить место, где разбила свой лагерь команда наблюдения. Это был холмик выше береговой линии, но ниже густых зарослей. Оттуда открывался хороший вид на длинную извилистую дорогу и причал, где в солоноватой воде приткнулись два разбитых ялика для ловли устриц. Никто не мог подойти или подплыть незамеченным.
   Один из агентов лежал в легком спальном мешке в зарослях травы. Другой сидел в кустах – видимо, по нужде. Как вежливый человек, Уокер подождал, пока человек не выйдет из кустов, и только потом объявил о своем присутствии.
   – Доброе утро всем в лагере, – растягивая слова, сказал Уокер. – Пора вставать, джентльмены. К вам гости.
   Агенты выругались и потянулись за оружием, но, должно быть, быстро поняли, что в этим нет никакой необходимости. Если бы мужчина захотел их гибели, они уже были бы покойники.
   Через секунду издалека раздался женский голос:
   – Хорошо работаешь, Фарнсуорт. Ты спал или как?
   – Я совсем не спал, но ничего не слышал, – отозвался Фарнсуорт. Он повернулся в темноте в сторону Уокера:
   –• Кто ты, черт побери, и чего хочешь?
   – Убери оружие. Я пришел поговорить, – сухо бросил Уокер.
   – Убери, – устало повторила женщина. – Все равно слишком темно для стрельбы.
   Фарнсуорт, выругавшись, бросил оружие. Звук стали, скользнувший в кожу кобуры, был мягким, но хорошо различимым. Как звук молнии, которую дернули вверх.
   Уокер вышел из укрытия. Он постарался, чтобы его руки были на виду.
   – Осторожней выходите из тех зарослей, мэм, – предупредил Уокер, когда услышал шелест. – Они могут располосовать, как ножом.
   – Ни черта подобного, – пробормотала она. Уокер с трудом удержался от смеха,
   – Могу я вам предложить руку, мэм? – спокойным голосом спросил он.
   – Засунь ее куда-нибудь подальше, ковбой.
   – Я воспользуюсь вашим добрым советом, спасибо, – ответил он.
   Мужчина по имени Фарнсуорт проглотил смешок. Впервые за долгое время он увидел, как его босса осадили. Надо сказать, ему это понравилось.
   Синди Пил продиралась сквозь густые заросли к Уокеру. Она была сердитая, как кошка в ливень.
   Женщина показалась Уокеру знакомой. Ну конечно, он видел ее в ресторане в Саванне; правда, одета она совсем по-другому. В тот вечер на ней были деловой темный пиджак, блузка цвета сливок и темная юбка. Сейчас же она в темном незатейливом комбинезоне на все случаи жизни. Форменные костюмы и начищенные до солнечного блеска туфли нужны в офисе, они ни к чему агенту в полевых условиях.
   Но Уокер сомневался, что эта команда хорошо подготовилась к ночлегу под открытым небом. Вот потому-то он и рассчитывал выгодно обменять содержимое своего рюкзачка на нечто полезное.
   Синди в грязном черном комбинезоне выбралась из зарослей.
   – Ну что, хорошо поспал?
   Фарнсуорт поднял руки, сдаваясь, и подошел к ней.
   – Честно, Синди, я бодрствовал.
   – Точно, мэм, – подтвердил Уокер.
   – Откуда ты знаешь? – вскинулась она.
   – Мужчина в его возрасте обычно не писается во сне.
   – Настоящий комик. Сегодня у меня удачный день.
   – Возможно, – согласился Уокер. – Нет ли у вас желания обменяться некоторой информацией?
   – Информацией? Насчет чего?
   – Насчет того, зачем вы здесь.
   – Я скорее вырву зуб без анестезии.
   Уокера это ничуть не удивило. Люди ФБР никогда не торопились идти на контакт.
   Светало, и Уокер мог разглядеть тонкие темные царапины на руке Пил – порезы от травы.
   – У вас кровь, мэм.
   – Это не самый короткий путь к моему сердцу.
   Уокер усмехнулся:
   – Примерно так же говорит иногда Арчер.
   – Арчер – это кто? – поинтересовалась Пил.
   – Старший брат Фейт Донован, парень, на которого я работаю.
   – Фейт… – пробормотала Пил. Потом утренний туман прочистил ей мозги. – Фейт – хорошее имя. Если мне не изменяет память, это она была с Мелани, которая скоро станет Монтегю, в ресторане. А не тот ли ты парень со знаменитой тростью? Департамент полиции Саванны все еще гудит о том, как ты отделал ею своего приятеля.
   – Я оставил трость дома, – сообщил Уокер.
   – Значит, тебя зовут Оуэн Уокер, – заявила Синди. Что тебя связывает с Монтегю?
   – Если тебе известно мое имя, то ты знаешь и чем занимаюсь. В ФБР, я думаю, дураков не держат.
   – С какой стати ты решил, что мы из ФБР? – требовательно спросила она.
   – А с какой стати ты считаешь меня дураком? – Голос Уокера звучал так нежно, что сначала агент не поняла значения его слов. Потом в свете зарождающегося утра она рассмотрела его глаза и выругалась себе под нос.
   – Обыщи его рюкзак, Фарнсуорт.
   Уокер открыл рюкзак.
   – Ничего особенного, – сказал он. И, словно решив доказать это, вынул термос и рулон туалетной бумаги. Женщина смотрела на то и на другое довольно долго.
   – Ненавижу, когда объект лучше подготовлен, чем мы, – проворчала она, выхватывая у него из рук туалетную бумагу.
   – Такие комбинезоны очень неудобны для женщин в лесу, – заметил Уокер ей вслед.
   Фарнсуорт отвернулся от рюкзака.
   – Я полагаю, она старшая.
   – Точно.
   – Яркая леди.
   – Это точно. Я с ней два года. Когда-нибудь она станет управлять Бюро.
   – До или после Второго пришествия Христа?
   Фарнсуорт подавил смешок.
   Уокер смотрел на мужчину, чьи черты обрисовывались наступающим утром все четче. Фарнсуорту было лет сорок пять. Это был подтянутый мужчина с седеющими волосами и проницательными темными глазами.
   Тихое, но сердитое проклятие донеслось из кустов.
   – Надеюсь, она не присела на что-то острое, – вежливо заметил Уокер. – Может повредиться.
   Фарнсуорт прикрыл рот рукой, пытаясь удержаться от смеха.
   Уокер услышал, как Синди Пил идет, и взял свой рюкзак. Он вынул два пластмассовых стакана, которые принес вместе с термосом, и налил в них ароматного кофе.
   – Надеюсь, ты не откажешься от черного кофе, – сказал он.
   – Я выпью любой, какой есть, – сказал Фарнсуорт. – Он взял чашку, выпил и вздохнул. – Благодарю.
   Синди появилась из мрака зарослей.
   – Если ты не оставил мне хотя бы одну чашку, ты уволен.
   – Здесь хватит на всех, успокоил ее Уокер. Он подал ей чашку, потом порылся в глубине мешка и достал бумажный пакет с остатками бисквита.
   – Забыл желе, – сказал Уокер. –.Надеюсь, вы не очень расстроитесь. – Уокер ждал, пока агенты не съедят все бисквиты и не выпьют весь кофе, после чего Пил будет готова к разговору.
   – Вы давно интересуетесь Монтегю? – задал вопрос Уокер.
   Фарнсуорт посмотрел на Пил.
   – Послушай, Уокер, – сказала она осторожно, – мы проверили тебя. Ты можешь держать язык за зубами. Я бы оценила это, если бы ты охранял наши интересы, как свои собственные.
   Уокер ничего не сказал. Он наблюдал за Пил, глаза которой обретали сейчас намек на синий цвет.
   – Говорят, ты знаешь, как заключить любую сделку, – сказала она, и в этих словах не было вопроса.
   Уокер кивнул.
   Пил допила остатки кофе из чашки и стала прикидывать, сколько и что хотела бы выложить. Не все, черт возьми. Она никогда не видела Эйприл Джой, но зато слышала о ней.
   – Никто не говорил, что ты варишь превосходный кофе, – заметила она.
   Он улыбнулся почти застенчиво.
   – Спасибо, мэм.
   – Боже, – пробормотала она. – Держу пари, ты одурачил своей улыбкой тысячу людей.
   – Да, мэм. Надеюсь.
   – Может, «мэм» – общепринятое слово, но у нас его лучше не употреблять.
   Уокер изучил ее ясные глаза и понял, что у нее крутой характер.
   – Что ж, мэм, я приму это к сведению.
   Фарнсуорт чуть не подавился глотком кофе. Пил засмеялась.
   – Мы поладим, Уокер. Так ведь тебя называют, верно? Ты Уокер, не Оуэн.
   – Да. Моего отца звали Оуэн. Я никогда не был «Младшим Оуэном». Я Уокер, и все тут.
   Пил медленно соскребала с комбинезона грязь.
   – Настырный парень, да?
   – Скорее упрямый, – легким тоном поправил ее Уокер. – Именно поэтому я продолжаю задавать один и тот же вопрос, пока не получу на него ответ. Чем вас заинтересовали Монтегю?
   Пил посмотрела на него исподлобья, раздумывая, что может ему сказать.
   – Что ты знаешь о мафии?
   – Об отечественной? Чертовски мало.
   Глаза Пил сузились, она смотрела на него в упор.
   – Вот что, Уокер. Я не буду говорить ничего. Ты неглупый парень и сам все должен понять, если просмотришь внимательно открытые отчеты.
   – Так-так, – сказал Уокер, – открытый отчет – хорошая подсказка.
   – Точно. Ты заходишь в Интернет и смотришь списки уплаты налогов на собственность, потом интересуешься государственными корпоративными бумагами и выясняешь, что Дэвис Монтегю состоит в товариществе на землю и имеет дело с Сальваторе Энджелом, урожденным Анджелини. Впрочем, он предпочитает называть себя просто Сол. И между прочим, этот человек – главарь одной из наиболее агрессивных преступных организаций.
   – Дэвис и Сол Энджел – партнеры? – спросил Уокер.
   – Партнеры по бизнесу с недвижимостью, – сказал Фарнсуорт.
   Уокер хмыкнул.
   – Дальше.
   – Можно немного добавить, – согласилась Пил. – Мы пытаемся возбудить дело против Сола Энджела по статье о вымогательстве. Он безнаказанно воровал и грабил в течение нескольких лет. Теперь же пытается строить легальный бизнес и использовать его как средство для отмывания грязных денег.
   – И вы думаете, что дела с недвижимостью финансируются грязными деньгами.
   – Мы уверены в этом, как в том, что солнце через несколько минут взойдет, – сказала Пил, кивая на восток. – Но знать и доказать это в суде – два разных дела.
   Уокер спрашивал себя, знают ли агенты о нападении на Фейт головореза по имени Банди Энджел.
   – У Монтегю серьезные проблемы? – спросил Уокер.
   – Дэвис Монтегю думает, что он важная птица, – сказала Пил. – На самом деле – нет. Он только орудие в чужих руках. Дэвис заключил ряд сделок, в результате которых у его партнеров возникли серьезные проблемы. Они потеряли каждый по четверть миллиона. Они могут себе это позволить, но не могут позволить одурачить себя. Мы полагаем, они собираются расквитаться за это с Дэвисом. Наша задача – не пропустить этот момент.
   – Зачем вам это?
   – Дэвис не жестокий парень. Он всего лишь старый пьяница. Когда Сол со своим дружком начнут ломать ему колени, Дэвис испугается и, я думаю, переметнется к нам.
   Пил посмотрела на термос, и Уокер вылил ей в чашку два оставшихся глотка кофе.
   – К тому же нам может повезти, и мы поймаем того, кто прикрывает Сола, – продолжала она. ѕ Если это удастся, мы получим кое-что. А сейчас все, что у нас есть, – это укусы проклятых насекомых.
   Она протянула чашку Фарнсуорту, который допил последний глоток. Уокеру это понравилось, но он не спешил ей доверять до конца.
   – Ты следила за Мел или за Фейт в ресторане? – поинтересовался он.
   – За Мел.
   Опыт игрока в покер сейчас как никогда пригодился. Уокер даже не моргнул, услышав откровенную ложь Пил.
   – Мел под подозрением?
   – Мы думали, что старик мог использовать ее как курьера, чтобы заплатить этим акулам. Но мы не угадали. По крайней мере в прошлый вечер.
   Уокер мрачно улыбнулся.
   – Я полагаю, что Дэвису нечем было бы заплатить. Судя по тому, в каком состоянии сейчас старое поместье, он не может позволить себе купить даже почтовую марку, которая стоит гораздо меньше, чем услуга курьера.
   – Верно, – согласился Фарнсуорт. – Он на грани банкротства, его адвокат составляет бумаги.
   – Он думает, что банкротство защитит его от мошенников? – спросил Уокер.
   – Надежда на чудо, – сказала Пил. – С каждым случается.
   Уокер подумал о великолепных рубинах. Даже проданные со скидкой, они вполне смогли бы оплатитьдолг Монтегю бандитам. Почему же Дэвис, находясь в таком положении, хочет подарить их невестке?
   Или у него иные намерения – стащить рубины и с рыданиями кинуться в страховую компанию?
   Если бы Уокер не носил при себе рубины, их бы украли уже в Саванне, а Донованы бы за это заплатили. Как некрасиво жить во лжи. Деньги спокойно перетекли бы от Донованов к Монтегю.
   – А что ты тут делаешь? – спросила Пил.
   – Охраняю рубины.
   – Какие рубины? – удивилась она.
   – Рубины Монтегю. Старые фамильные драгоценности.
   Темные глаза ее сузились.
   – Продолжай.
   – Некоторое время назад Дэвис позвонил Фейт и попросил сделать свадебное ожерелье для Мел. Он предоставил ей материалы, то есть рубины и золото, а Фейт сделала дизайн и работу. В качестве гонорара она должна была оставить себе самый маленький из тех четырнадцати рубинов, которые он ей дал.
   – Рубины? – нахмурилась Пил. – Сколько они стоят?
   – Примерно, миллион.
   Фарнсуорт тихо присвистнул.
   – Черт побери. Не слабо. Почему же он с их помощью не отделается от Сола?
   – Возможно, Дэвис рассчитывает иметь и рубины, и деньги за страховку, – сказала Пил.
   – Я тоже так думаю, – согласился Уокер.
   – На какие деньги он их купил? – спросил Фарнсуорт. –Они, черт побери, наверняка не внесены в список его активов.
   – На самом деле камни могут быть семейной реликвией, – заметила Пил. – Многие ценности хранятся без внесения в список из-за налогов на наследство. Возможно, они краденые.
   – Если бы они были краденые, Интернет был бы завален объявлениями. Их бы разыскивали, ѕ сказал Уокер.
   – Ты проверял?
   – Естественно, я сделал это прежде чем Арчер согласился застраховать их.
   – Арчер? – удивилась Пил. – Арчер Донован, старший брат Фейт? Значит, он страхует эти драгоценные камни?
   – Только до свадьбы, – сказал Уокер. – Потом они уже на страховке у Дэвиса.
   Пил глубокомысленно ткнула пальцем в лоб.
   – День святого Валентина. Что-то должно произойти с этими рубинами, причем скоро, или ничего хорошего Дэвиса не ждет.
   – Вероятно, – согласился Уокер.
   – Ты уверен, что камни настоящие? ѕ спросил Фарнсуорт. – Дэвис был бы не первый, кто страхует первоклассное стекло.
   – Они настоящие.
   Агенты оценили уверенность Уокера..
   – Значит, они под твоей охраной, ѕ глубокомысленно заключила Пил. Сейчас она походила на того кем и была ѕ на федерального агента, который прокручивал в голове, как можно использовать новый факт с выгодой для себя.
   – Да. Я отвечаю за них головой. – Уокер стал собирать остатки завтрака, который принес. Он знад, о чем Пил думает. У них свои задачи, у него – свои.
   Его волновал один вопрос: зачем агентам понадобилось скрывать от него, что они не следили за Фейт.
   Он знал, что ответ на этот вопрос обойдется ему дороже, чем кофе и холодные бисквиты. Сейчас у него недостаточно козырей, чтобы выбросить их на стол. Так что пора собирать вещички и ждать подходящего момента.
   Поскольку важнее всего – остаться в этой игре.

Глава 24

   Уокер вернулся в дом так же незаметно, как и вышел из него. Пол галереи скрипнул, когда он спрыгнул с ветки дуба, но Бумер, вероятно, слишком крепко спал и на шум не откликнулся. Все в доме спали. Кроме Фейт.
   – Где ты был? – спросила она, как только Уокер закрыл за собой дверь.
   Он с нежностью посмотрел на маленький беспорядок и на самую дорогую ему женщину. Даже в первых лучах утреннего света кожа ее пылала. Он знал, что не должен прикасаться к ней, и одновременно не мог удержаться, чтобы не вкусить этот запретный плод еще раз. Улыбаясь, он сбросил один ботинок.
   – Уокер?
   Другой ботинок тихо шлепнулся на ковер.
   – Я не забыл сказать тебе, какая ты красивая? – спросил он, подходя к ее кровати. – Или я слишком торопился?
   Дыхание у нее перехватило. В глазах вспыхнул свет воспоминаний.
   – Ты заставил меня почувствовать себя красивой.
   – Ты уверена?
   Она смотрела на его обтягивающие джинсы.
   – Раздевайся.
   – Сладкая моя, если я разденусь, я не пожалею тебя.
   Страсть охватила ее.
   – В таком случае позволь мне помочь тебе.
   Уокер засмеялся, но потом почувствовал, как ее пальцы рванули застежку на джинсах. Все, что он мог сделать, – это затаить дыхание. Он накрыл ее руки своими, вжимая ее пробудившееся тело в кровать.
   – Я думаю, сейчас тебе будет очень хорошо, – протянул он.
   Фейт посмотрела на него заинтригованным взглядом.
   – Я и не сомневаюсь.
   – Я сделаю это медленно и нежно, и ты увидишь, как глубоко и быстро я войду в тебя.
   Она облизнула нижнюю губу кончиком языка.
   – Я на седьмом небе от счастья.
   Его медленная, нежная улыбка зажглась страстью.
   – Я никогда ничего плохого тебе не сделаю, сладкая моя. Ты ведь знаешь это?
   Она вздохнула и сжала пальцы вокруг его талии. Тугая живая волна пульсации завораживала ее.
   – Если бы у меня возникли хоть какие-то сомнения на этот счет, меня бы не было здесь. – Не отдавая себе отчета, она облизывала губы, когда тянула вниз его джинсы. – И я уверена, что не собиралась бы попробовать, какой ты на вкус сегодня утром.