Лоуэлл Элизабет. Рубиновое кольцо

   Дэвис посмотрел на нее:
   – О, отец младенца был самый настоящий сукин сын, это правда. Но есть причина, почему он не женился на ней. Он был женат. На ее матери.
   Фейт решила, что ослышалась, и со стуком положила вилку на тарелку, которая подпрыгнула и полетела со стола.
   Ловким движением Уокер поймал вилку.
   – Дэвис, это плохой разговор для застольной беседы.
   Дэвис горько усмехнулся. Так же горько было у него в горле. Три часа он ничего не пил. Его не волновало, какое впечатление производят его слова на других.
   – Тебе не нравится правда, мальчик? Тогда заткни уши болотной грязью.
   – Папа Монтегю, пожалуйста, не надо, – попросила Мел.
   Он поставил локти на стол и посмотрел на будущую невестку взглядом, в котором были и грусть, и нетерпение.
   – Не волнуйся, дорогая. Джеффи не такой ублюдок, каким был его дедушка. Как и я, слава тебе, Господи. Потом все расскажу тебе, такое случается даже в самых лучших семьях.
   – Кровосмешение? – недоверчиво спросила Фейт. Тига внезапно встала из-за стола и произнесла ясным, детским голоском:
   – Я испорченная, непослушная девочка. Он говорит мне каждый раз, что я очень, очень испорченная. Я себя презираю. – Она улыбнулась и, будто молясь, сказала:
   – Я не заслуживаю твоего внимания, папа. И никогда не заслужу. – Ее длинные бледные пальцы дрожали. – Но я это делала, и он это делал. Мама увидела мой рубин, подарок на день рождения, и папа ушел далеко. Гром… Молния… Я виновата. Я презираю себя. – Она обвела всех безразличным взглядом. – Благословенное время. Вот крабы, вы видите? Обед в восемь. Не опаздывайте.
   Никто не говорил после ухода Тиги. Мел вздохнула и вздрогнула.
   – Джефф знает?
   – Вероятно, – бросил Дэвис. – Дети, к сожалению, очень догадливы.
   – Такое трудно скрыть, – спокойно заметил Уокер.
   – Папа пил, – устало сказал Дэвис, – девочек любил несозревших. Ему было все равно, чья она, хоть собственная.
   – Жаль, что вор не убил его раньше, – отчетливо произнесла Фейт.
   Дэвис пожал плечами:
   – Есть экземпляры и похуже его.
   – А есть и получше, – бросила она в ответ.
   – Все это в прошлом. Давнее дело, очень, очень давнее.
   – Но не для Тиги. Для нее это настоящее.
   Дэвид сверлил глазами графин с бурбоном. Он был почти пуст. Ему придется идти в кладовую, чтобы найти свою заначку. Он спрашивал себя, хватит ли у него сил на это.
   – Бьюсь об заклад, это был не вор, – сказал Уокер.
   – Да? – удивился Дэвис.
   – Тига дернула спусковой крючок, прицелившись в вашего папашу, или у его жены наконец открылись глаза.
   На мгновение Дэвис оторопел, и его взгляд стал другим, изучающим.
   – Может быть, и так. Мать была крепка на руку, но тогда мы не потеряли бы ларец, не так ли? Она всегда ругалась, что он расплачивается за девочек рубинами из ларца.
   Слова Тиги, которые почти не имели смысла, соединились вдруг для Фейт в единое целое. Несчастье всегда случалось там, где рубины и мертвые или потерянные души. Она спрашивала себя, видела ли Тига семейные драгоценности на других девочках и знала ли об их происхождении. Тогда можно объяснить ее навязчивую идею насчет рубинов, что они были ценой душ.
   – Может быть, после расплаты за девочек тот ларец и опустел, – тихо предположила Мел. – Стал таким же пустым, как сердце вашего отца.
   – Дорогуша, – сказал Дэвис утомленным голосом, – я видел ларец незадолго до убийства отца. В нем лежали драгоценности.
   – Так продайте нам карту, чтобы отыскать сокровища, – предложила Эйприл, входя в комнату. – У вас будет столько денег, что не придется подсовывать никому осушенное болото, называя его полем для гольфа.
   – Кто вы, черт побери? – воскликнул Дэвис, глядя на красивую, уверенную в себе американку азиатского происхождения, которая стояла в дверном проеме, словно королева Руби-Байю.
   – Эйприл Джой, – представил ее Уокер. – Собственной персоной. Появление ее было неизбежно, – добавил он.
   – Бьюсь об заклад, ты не ждал ее так рано.
   – Надежда – дело хорошее, – протянул Уокер, застенчиво улыбаясь.
   Эйприл одарила его ласковым взглядом своих узких глаз.
   – Похоже, все мужчины, которые переступают порог империи Донованов, проходят тест на красоту.
   – Нет, мэм, – быстро сказал Уокер. – Иначе я провалился бы с треском. Меня наняли за другие достоинства.
   Эйприл улыбнулась:
   – А какой скромный. Я думаю, мы прекрасно поладим.
   Уокер был слишком хитер, чтобы принять всерьез ее слова.
   – Вы ели, мэм?
   – Это приглашение?
   – На ужин, – отчеканила Фейт. – Десерт очень легкий.
   Уокер улыбнулся.
   – Десерт, да? Он на самом деле такой, как вы говорите.
   Эйприл посмотрела на Фейт и Уокера и решила отбросить мысль о том, чтобы разделять и властвовать. Уокер, видно, нашел свою женщину. Эйприл знала, что одни мужчины просто так смотрят на сторону, а другие никогда не посмотрят туда, даже если их будут звать. Уокер был из последних.
   Пожав плечами, она села на место Джеффа. Перед ней стояла пустая тарелка.
   – Забудьте про десерт, – сказала она, – Я хочу вон те ребрышки.
   – Кто вы? – в упор спросила Мел.
   – Представитель правительства.
   – ФБР? – спросила Мел.
   – Нет.
   – Тогда кто?
   Уокер передал ей блюдо с ребрышками.
   – Если она скажет, ей придется тебя убить, – сказал Уокер.
   – Забавно, – усмехнулась Эйприл. – Действительно забавно. – Она положила ребрышки на свою тарелку. – Мисс Бьюкенен, вы не обязаны принимать участие в предстоящем разговоре. Если вы останетесь, вам, как и вашему будущему свекру, будет обеспечена защита. Свадьба состоится?
   – В День святого Валентина, – сказала Мел, вставая. – Через два дня.
   – Я сомневаюсь, что к тому времени все прояснится, – заметила Эйприл. – Вас позовут.
   Мел не хотела есть с самого начала. А теперь у нее пропал всякий аппетит. Она бросила салфетку на стол.
   – Я рада, что вы находите нашу ситуацию забавной.
   В ясных глазах Эйприл не было никакого юмора.
   – Мисс Бьюкенен, для вашей же пользы я позволяю вам выйти отсюда. Я могу отправить в тюрьму и вас, и вашего будущего ребенка, как важного свидетеля международных контрабандных операций.
   – Она ничего не знает, – грубо бросил Дэвис. Он провел руками по лицу, вздрогнул от боли и замер. – Черт побери, она не знает!
   – Он прав, – сказала Мел напряженным голосом. – Все, что я знаю относительно финансовых дел Монтегю, – так это то, что их вел папа Монтегю.
   – Так отправляйтесь гулять и продолжайте оставаться в полном неведении, – посоветовала Эйприл и впилась белыми мелкими зубами в сочное ребрышко.
   Мел вышла из комнаты и захлопнула за собой дверь. Эйприл облизала пальцы, вытерла их салфеткой и сказала Уокеру:
   – Я предлагаю тебе тоже отправиться следом за мисс Бьюкенен.
   – Я отказываюсь.
   – Ты рискуешь лишиться свободы?
   Фейт стукнула ножом по столу, привлекая внимание Эйприл.
   – Уокер ничего не знает о деньгах Монтегю, – категоричным тоном заявила она.
   – Вы следите за ним в темноте, не так ли? – Эйприл взялась за другое ребрышко.
   – Что вы имеете в виду? – с сарказмом поинтересовалась Фейт.
   – Ваше имя – Донован, поэтому не стоит казаться глупее, чем вы есть.
   Уокер положил руку на бедро Фейт, предупреждая ее об осторожности.
   Эйприл посмотрела на Дэвиса.
   – Вам нечего сказать? – поинтересовалась она.
   – Я рассказал ФБР…
   – Расскажите мне, – холодным тоном сказала Эйприл. – Как вы получили «Сердце полуночи»?
   – Я думал, что это лишь легенда, – пробормотал Уокер.
   – Это так же реально, как кровь, которая будет пролита, если мы не вернем рубин в Россию, черт побери. – Голос Эйприл был почти бесстрастным. – Как вы получили камень?
   – С другими драгоценностями.
   – От кого?
   – От Марата Тарасова.
   – Вы активно сотрудничаете с российской мафией?
   – Тарасов – бизнесмен. По крайней мере я считал, что он бизнесмен.
   Эйприл облизала пальцы, не отрывая глаз от Дэвиса.
   – Он такой же бизнесмен, как половина бизнесменов в бывшем Советском Союзе. Что насчет Дмитрия Сергеевича Соколова? У вас с ним тоже бизнес?
   Прежде чем Дэвис ответил, она прочитала в его пустом взгляде мысль: «Черт побери. Пускай все идет так, как идет». Кость упала на тарелку Эйприл.
   – Я никогда не слышал этого имени, – сказал Дэвис. – Еще один экспортер?
   – Что вы сделали с «Сердцем полуночи»? – спросила Эйприл.
   Дэвис посмотрел в свою тарелку. Жир и соус барбекю растекались по белому фарфору. Он взял маленького краба и откусил от него кусочек.
   – Я его потерял, – тихо сказал он.
   – Иванову вы сказали другое.
   – О ком вы?
   – О мужчине с акцентом, – сказала Эйприл, – который любит вырезать на людях ножом картины и смотреть, как его жертва истекает кровью.
   Глубокий вздох стал ответом Дэвиса.
   – Вы слушаете, Фейт? – спросила Эйприл.
   – Какое это ко мне имеет отношение? – дерзко спросила она.
   – Имеет. Если вы не вернете мне «Сердце полуночи», то будете следующей, кого обработает его искусный нож.
   – Я не могу дать вам того, чего у меня нет.
   Эйприл пожала плечами, вытерла пальцы о салфетку и потянулась к стакану с ледяной водой.
   – Вам лучше иметь его. Если не верите мне, поверьте вашему брату. Арчер первый бы посоветовал вам отдать проклятый камень. Верно, Уокер?
   – Верно. Но к сожалению, у Фейт нет этого камня. И никогда не было, – улыбнулся он Эйприл. – Если вы не верите нам, спросите у Дэвиса, посылал ли он камень Фейт Донован. – Взгляд Уокера, казалось, просверлит Дэвиса. – Скажи-ка, старик, посылал ли ты Фейт Донован большой рубин?
   – Нет, – отозвался на его вопрос Дэвис. – Я солгал русскому, который звонил. Я испугался, я не знал, что делать, и хотел выиграть время и найти камень. Но он исчез. Я теперь просто не могу поверить, что он у меня вообще когда-то был.
   Эйприл рада была не верить Дэвису. Но она верила.
   – Хорошо, мальчики и девочки, это ваша личная, черт побери, проблема. Иванов гоняется за камнем и найдет его, чего бы это ему ни стоило. На вашем месте, Дэвис, я бы чувствовала себя гораздо уютней в тюрьме. Там вы хоть останетесь живы.
   Дэвис закрыл глаза.
   Взгляд Эйприл перешел на Фейт.
   – Плохо, что вы лишены такой защиты. Если верить вашим с Дэвисом словам, выходит, «Сердце полуночи» пропало. Иванов это слышать не захочет. Думаю, он заставит вас сказать то, что ему захочется слышать. Он мастер изощренной пытки.

Глава 32

   Уокер ходил по саду, пока наконец его терпение не лопнуло. Фейт не оставалась с ним наедине, и это ужасно томило его. Она сидела в столовой уже больше часа. Он открыл дверь.
   – Почему ты меня сторонишься?
   Фейт отвернулась от портретов предков Монтегю в кровавых рубиновых украшениях. Кое-какие мысли насчет драгоценных камней и странных монологов Тиги продолжали мучить ее. Она не могла уловить весь смысл, но чувствовала, что он был.
   В любом случае Фейт не стремилась противостоять в чем-то Уокеру. Она будет последней идиоткой, если рассердится на него за то, что он не сказал ей о том, что назначен ее телохранителем.
   Она только не хотела признаться себе, что у Уокера с ней были чисто деловые отношения. С некоторыми приятными моментами, но все же…
   Она, конечно, злилась на него за то, что это всего лишь работа, а она не его женщина. Она с трепетом подумала, какая у него мягкая борода, какая кожа, какой язык, как легко он доводил ее до экстаза. Ей нравилось быть с ним в постели. Ей нравились его улыбка и острый ум, его мягкое обхождение с теми, кто этого заслуживал, и нетерпимость к тому, кто ему не нравился.
   Трудно сердиться на мужчину, которого любишь. И никто не может ранить так больно, как тот, кого любишь.
   – Игра, – горько сказала она, – это все, не так ли?
   – Вся жизнь – игра, и, если проиграешь, ты мертв.
   Уокер вошел в комнату и подошел к Фейт, чтобы почувствовать аромат гардений. Он знал, что мучает себя этим, но ничего не мог поделать.
   – Ты думаешь, что я верну тебя в семью под расписку, что моя работа выполнена? – спросил он. Она пожала плечами:
   – Но ты ведь сказал, что это только игра?
   – Нет.
   – Что это значит?
   – Лот играл с жизнью, а расплачивался за эту игру я. Однажды он перешел дорогу афганским контрабандистам, но я не смог уберечь его. Лот мертв. Игра закончена.
   Фейт посмотрела на Уокера.
   – Я проиграл его игру, – сказал он. – И не буду играть больше ни с кем.
   Фей стала всматриваться в Уокера, как в драгоценный камень.
   – Если ты будешь повторять это постоянно, ты и впрямь в это поверишь. Я же не поверю никогда.
   – Черт побери, Фейт. Я не гожусь для тебя.
   – Хорошо, ты уже одурачил меня один раз.
   – Я не говорю о сексе.
   – И я не о нем.
   – Черт! – выругался Уокер.
   – Как сказала бы Ханна, не волнуйся, приятель, я, в конце концов, взрослая и сама отвечаю за свои чувства и поступки. А ты отвечаешь за свои. И я уверена, что Арчер не набросится на тебя за то, что ты спал с его младшей сестренкой. А может, даже тебя повысит.
   Уокер чуть не вышел из себя. Но понял, что Фейт добивается этого. Ей надо было знать, что она еще способна ранить его так же сильно и глубоко, как он ранил ее. Она встала из-за стола и повернулась к нему, чтобы оказаться перед его гневным лицом.
   – Вот так ты думаешь обо мне? – наконец тихо спросил Уокер. – Что мне такой ценой нужно повышение?
   Фейт хотела сказать «да» и поджечь и так раскаленную ситуацию. Она хотела увидеть взрыв, но удивилась самой себе. Осознав это, она поняла, как сильно доверяет стальному самообладанию Уокера.
   – Нет, – твердо сказала Фейт. – Мне жаль. Никто из нас не заслуживает этого. Я могла бы все свалить на стечение обстоятельств, но это была бы ложь. Ты задел меня, не осознавая этого. Я хотела задеть тебя. – Она почти улыбнулась. – Кажется, я не такая взрослая, как думаю о себе.
   Уокер сам не понял, как Фейт оказалась в его объятиях, как поцелуй обжег его губы.
   Фейт не боролась ни с ним, ни с собой. Если это все, что у нее есть, она принимает это.
   – Проклятие, – застонал он. – Что мне с тобой делать?
   Дыхание ее стало прерывистым.
   – Что хочешь.
   – Помнишь ту книгу, о которой мы говорили?
   – «Камасутра»?
   – Да. – Его губы расплылись в медленной улыбке.
   – Хорошее начало. Кроме…
   – Мы напишем новую книгу, – сказал Уокер.
   – Хорошая мысль.
   Уокер направился к двери и решительно закрыл ее. Потом он подошел к окнам и задернул все шторы.
   – У меня есть одна, – сказал он.
   Фейт удивленно подняла свои тонкие светлые брови.
   – У меня тоже. Бьюсь об заклад, я вытряхну тебя из твоей одежды скорее, чем ты меня из моей.
   – Давай.
   Выиграли оба, и рубиновое ожерелье упало на пол одновременно с ее трусиками.
   Фейт лежала на полу столовой, положив голову на мускулистое плечо Уокера, и водила пальцем по его телу. Она смотрела на висевшие здесь портреты.
   – Ты хочешь меня пощекотать? – лениво поинтересовался он.
   – Нет.
   – Я знаю, ты здорово это делаешь.
   – Боишься?
   Он засмеялся и потянул ее на себя. К его удивлению, она засопротивлялась.
   – Погоди! – торопливо сказала Фейт.
   – Что-то не так?
   – Помнишь слова Тиги?
   Уокер внимательно посмотрел на нее.
   – Какие?
   – Проклятие! Тебя не было, когда она это говорила. – Фейт смотрела на предков Монтегю. – Она что-то говорила о широком золотом браслете с рубинами.
   Уокер попытался проследить за взглядом Фейт.
   – Вроде того, который у той уродливой бабы с ястребиным носом?
   – Не такая уж она уродливая.
   – Черта с два.
   Фейт посмотрела на другой портрет.
   – Она что-то говорила и о короне с шипами, с капельками крови на концах.
   – Вроде той, что на белокурой красотке слева?
   – Не такая уж она красотка.
   – Черта с два.
   Фейт улыбнулась и потерлась щекой о бородку Уокера, как о нежную шелковую кисточку. Он осторожно прикусил зубами ее кожу.
   – Не отвлекай меня, – попросила Фейт. – Я думаю.
   – Я тоже, – сказал он.
   – Длинная рубиновая веревка сжигает ненависть, сжигает надежду… – шептала она, вспоминая слова Тиги.
   Уокер почувствовал, как по телу Фейт пробежала дрожь. Он посмотрел на стену и увидел портрет молодой женщины, шею которой обвивало ожерелье из рубиновых бусинок.
   – Сумасшествие, ничего больше.
   – Нет. Это имеет сверхъестественный смысл. Дайка подумать. – Фейт нахмурилась. Мысль ее блуждала от слов Тиги о веревке до слов о душах, которые висят на ней и качаются, как мертвецы. Уокер оглядел столовую.
   – У нас за спиной брюнетка с большими зубами.
   Фейт оглянулась. Молодая женщина с потрясающими серьгами в ушах смотрела со старинного холста.
   – Они качаются, как повешенные, – пробормотала Фейт.
   – Значит, Тига помнит, что носили ее предки.
   Неосознанно Фейт сжала руку Уокера.
   – Найди короля или королеву, – сказала она, – рубин, который слишком большой для кошки или ребенка.
   Уокер оглядел комнату.
   – На тех портретах много рубинов, но ни один из них не кажется очень большим.
   – И ни один из них не окружен драгоценными камнями, похожими на слезы ангела. Жемчуг, Уокер. Натуральный жемчуг.
   – Господи Иисусе, прошептал он. – Она видела его. Она видела «Сердце полуночи».
   – Более того, она просила меня дайти остальную часть…
   – Остальную часть?
   Фейт снова оглядела предков Монтегю, висевших на стене в рубиновом блеске. Детали украшений были прорисованы настолько точно, будто задача художника была увековечить рубины, а не лица.
   «Тринадцать новых душ только для меня, а четырнадцатая освободит тебя… Душа такая же, как твой милый кулачок. Когда ты дашь мне тринадцать душ, мы обе будем свободны».
   – Тринадцать рубинов – ожерелье Мел, – сказала Фейт. – Тига о нем знает.
   – Погоди. Дэвис же говорил, что рубинов в ожерелье четырнадцать, не считая большого.
   – У Мел их тринадцать, потому что один рубин – мой, вознаграждение за работу. Но Тига этого знать не может. Она видела только рисунки.
   – Постой, если Дэвис хранил их запертыми в сейфе, как он говорит, значит, Тига знает код сейфа.
   – Она больше чем на четыре года старше брата, – сказала Фейт. – Возможно, мать сказала ей код перед смертью. Возможно, Тига знает все. Не важно. Она сказала мне, что я должна принести ей тринадцать душ, что они принадлежали ларцу и я не буду свободна, пока не принесу их ей.
   – И ты ее драгоценное дитя.
   Вспомнив боль в глазах Тиги, Фейт прошептала:
   – «Ты должна мне принести это, моя драгоценная. Это принадлежит благословенному ларцу, это не петля вокруг твоей шеи. Я не могу выносить, когда ты кричишь; отпусти меня… дай мне уйти…»
   Уокер скривил губы и прижал Фейт к себе покрепче.
   – Держу пари, ее младенца звали Руби. Держу пари, что ее маленькая дочка была белокурой и у нее были туманные синие глаза. Держу пари, что когда Тига впервые увидела тебя, она подумала, что Бог услышал ее молитвы и вернул ей дочь.
   – Ребенок от кровосмешения, – сказала Фейт, и ее передернуло. – Младенец в этом не виноват, Тига тоже. Но они ведь страдали. Боже мой, Уокер, ты представляешь, если мать Тиги на самом деле утопила свою внучку в болоте?
   – Возможно, так и было. Или ребенок родился мертвым. Разве Тига не говорила, что она никогда не слышала крика своего младенца?
   Фейт тяжело вздохнула:
   – Мертворожденный. Да, может быть, и так.
   Уокер нежно гладил ее по волосам. Как и Фейт, он предпочел бы думать, что ребенок родился мертвым.
   – Постой, отец умер в день рождения Тиги, – сказал Уокер.
   Фейт ахнула:
   – Какое стечение обстоятельств!
   – Вот именно, – внезапно сказал Уокер. – Все сходится. Его убили.
   Фейт при всем желании не могла сожалеть о смерти этого человека.
   – Может быть, когда он дарил Тиге рубины на день рождения, жена узнала, от кого забеременела ее дочь.
   Уокер молчал. Он вспомнил слухи, которые ходили в этих местах во времена его детства. Люди говорили, что дочь увидела убитого отца и потеряла рассудок. Если Тиге действительно сделали подарок на день рождения, то она последняя, кто видел ларец.
   – Одевайся, моя сладкая. – Уокер положил одежду на живот Фейт.
   – Почему такая спешка?
   – Надо заглянуть в спальню Тиги. Думаю, ты захочешь пойти со мной.
   – Кажется, ты прав. – Фейт колебалась. – Что делать с Эйприл Джой?
   – Меня это меньше всего сейчас волнует.
   Фейт улыбнулась:
   – Я полагаю, мы не будем это афишировать?
   – Правильно мыслишь. Кстати, я видел, как мисс Джой допрашивала Дэвиса. Похоже, госпожа Баттерфилд не встречала особу вроде нашей Эйприл.
   Уокер пристроил на себе свой дорогой груз.
   – Мисс Джой нужно заполучить «Сердце полуночи», и никакой сладкоречивый адвокат не помешает ей это сделать.
   Фейт пыталась справиться со своим желанием помочь Уокеру разобраться с нижним бельем. Чтобы отвлечься от этой мысли, она стала одеваться.
   – Как мы войдем в спальню Тиги?
   – Сначала я постучу в дверь, чтобы убедиться, что ее нет в комнате.
   – Но в доме сейчас Джефф и Мед. Они могут услышать, что мы проникли к Тиге.
   – Дверь их спальни закрыта. – Уокер натянул джинсы и быстро застегнул их. – Держу пари, они занимаются тем же, чем мы занимались с тобой только что.
   – Так-так. – Фейт надела блузку. – Ты сказал об этом с каким-то пренебрежением.
   Он удивленно посмотрел на нее:
   – Это самые лучшие мгновения моей жизни. К сожалению, я связан по рукам и ногам.
   – Связан? – Она скривилась и застегнула джинсы. – Как же ты живешь-то? Только идиот согласился бы так жить. – Она пристально посмотрела на него. – Забудь обо всем, что между нами было, Уокер.
   Он горько усмехнулся.
   Спальня Тиги находилась в дальнем конце коридора. Дверь в нее была приоткрыта. Уокер тихо постучал.
   – Мисс Монтегю? Тига?
   Ответа не было.
   Он снова постучал.
   В ответ – снова тишина.
   – Я войду первая, – спокойно сказала Фейт. – Она может испугаться мужчины.
   Уокер отошел в сторону.
   – Тига? – позвала Фейт. – Мы можем поговорить?
   Уокер стоял за спиной Фейт. В спальне никого не было. Несколько маленьких лампочек слабо освещали комнату. Уокер закрыл за собой дверь, но замка на ней не обнаружил.
   – Покарауль, – попросил он Фейт. – Я осмотрю комнату.
   – Боюсь, у нас мало времени. «Сердце полуночи» хоть и гигантский рубин, но здесь много мест, где его могли спрятать.
   – Благословенный ларец спрятать труднее.
   Фейт удивленно воскликнула:
   – Ты в самом деле собираешься найти его у Тиги в спальне?
   – Я думаю, Тига видела, как убили ее отца. Это значит, что она может знать, что случилось с ларцом. Представь себя на месте Тиги. Рубины из ларца обеспечили бы тебе свободу. Где бы ты хранила их?
   – В ларце, если бы он у меня был. Но…
   – Вот видишь…
   – Он может стоять в гардеробе.
   Уокер хотел возразить, но не стал. Чем меньше времени они проведут в спальне Тиги, тем меньше вероятности, что их поймают.
   Он быстро открыл шкаф и стал осматривать его содержимое. Там лежали грязное платье спортивного стиля и детская одежда. Крошечные платьица были выцветшие, с застиранными кружевами, сшитые по моде столетней давности. В шкафу также стояли пара взрослых теннисных грязных туфель и много детской обуви, которая вся была из хорошей кожи, но потускнела от времени.
   Фейт осматривала комнату так же быстро, как и Уокер. Комод, который она открыла, был изящный, невысокий, как раз для ребенка. Первые четыре ящика его выдвигались с трудом, к их медным заляпанным ручкам, казалось, никто много лет не прикасался. В них лежали тонкие кофточки, кружевные штанишки, носки розового, лавандового и нежно-голубого цвета, а также тонкие белые детские перчатки.
   Нижний ящик открылся легко. Там Фейт увидела четыре пары хлопковых трусов, четыре пары белых носок и два хорошо выстиранных белых топа. Вот и все. Ни лифчиков, ни рейтуз, ни духов, ни драгоценностей. Ничего, чем пользуется взрослая женщина.
   Вспоминая, где она устраивала свои детские тайники, Фейт проверила каждый угол ящиков. Ничего.
   Нахмурившись, Фейт посмотрела, что делает Уокер. Он перебирал шляпные коробки. Шляпы, как и все остальное, что она уже видела, были детскими. Фейт не могла представить себе Тигу в любом из этих головных уборов.
   Внимание Фейт привлекла кровать. Балдахин с шелковыми оборками был такой же тонкий, как кофточки. Красиво одетые куклы восседали на кружевных подушках, которые были рассыпаны по смятому шелковому покрывалу, цвет которого гармонировал с цветом балдахина.
   Когда Фейт прикоснулась к одной из кукол, на пальцах ее осталась пыль. Она вытерла руки о джинсы и подумала про себя, что Тига не садилась на эту кровать с того момента, когда отец в последний раз затащил ее сюда.
   Фейт глубоко вздохнула и этим привлекла внимание Уокера. Они посмотрели друг на друга. Он догадался о ее мыслях. Фейт и Уокер обыскивали комнату девочки, чья жизнь была искалечена отцом. Тигу мучили бесконечные кошмары, от которых она не могла избавиться, пока не сошла с ума.
   Но и это не совсем спасло ее. Какая-то часть сознания женщины работала. Вот почему кровать Тиги покрыта пылью.
   – Не думай об этом, – тихо сказал Уокер.
   – Я не могу. Тига винила себя в зверском желании отца.