Лоуэлл Элизабет. Рубиновое кольцо

   – Пойдем, – сказал он. – Давай на выставке устроим шоу, покажем, что такое настоящие драгоценные украшения.
   Он поднял алюминиевый кейс; в нем лежали девять из десяти вещей, которые Фейт Донован выставит на экспозиции, Десятая – рубиновое ожерелье – находилась в неплохой компании с мужскими драгоценностями Уокера. Они, кстати, были сейчас не менее твердыми, чем камни. Эти ее туфли на самом деле следует объявить вне закона, как и аромат, исходящий от нее, – он слишком сексуальный. А эти невинные глаза… Уокер покачал головой.
   – Твоя нога все еще плохо гнется? – спросила Фейт, глядя на натянутое лицо Уокера.
   Он едва не спросил ее которая. Но быстро спохватился.
   – Гораздо лучше.
   – Я поработаю над ней сегодня вечером.
   – Нет необходимости.
   – Не лишай меня удовольствия. Мне нравится наблюдать за тобой, когда ды скрежещешь зубами и мужественно страдаешь, не проронив ни звука. Я чувствуй себя сильной, раз могу довести мужчину почти до слез.
   – Я знал, что ты садистка, – сказал Уокер, но пря этом улыбнулся. Его нога действительно болела меньше.
   Еще до того, как Фейт и Уокер отошли от скамьи, прилетела стайка воробьев и принялась собирать крошки. Маленькие, птички почти уселись на носки туфель Фейт.
   – Смелые какие, да? – засмеялась она.
   – Они не могут себе позволить быть застенчивыми. Большие птицы их опередят. Поэтому им надо драться за удачу.
   – Едва ли это справедливо.
   Он искоса взглянул на нее:
   – А почему ты думаешь, что борьба за выживание вообще справедлива?
   Она открыла рот, вздохнула и сказала:
   – Точно не знаю, но надеюсь, что это так.
   Уголок его рта приподнялся,
   – Надейся на что хочешь, моя сладкая. Только держи в это время свои глаза широко открытыми.
   Уокер прислонился к стенке нежно-розового цвета выставочной секции Фейт. Демонстрационный зал был размером с большой вестибюль гостиницы. Деловые встречи происходили возле экспозиций ювелиров. В центре стояли диван с красивой обивкой, стулья, которые окружали изящные столики красного или вишневого дерева. Вся мебель была антикварной. Цветы, равно как и фонтаны, напоминали о весне и поднимали настроение. Шампанское и свежие фрукты ждали своего часа в дальнем конце зала. Их местоположение предполагало, что голодные посетители будут вынуждены пройти через все экспозиции, чтобы добраться до игристого напитка. Струнное трио играло Баха, большей частью тихие фуги, чтобы клиентам удобно было разговаривать, не повышая голоса.
   При всей пышности обстановки бал правил бизнес. Он, и только он.
   Со своего места Уокер мог наблюдать за каждым, кто приближался к экспозиции Фейт. Показ еще не открылся для публики, но участники выставки уже смешались с персоналом службы безопасности. Ювелиры бродили, здороваясь со старыми друзьями, знакомясь с новыми участниками. Люди из службы безопасности прохаживались по залу и держали рот на замке.
   Фейт склонилась над своей витриной и поправляла драгоценности. Уокера же очень беспокоил вид, который ему открывался. У него перехватывало дыхание от длинных шелковистых ног Фейт, видневшихся из-под приподнявшейся юбки. Полнота ее ног – мечта для мужчины с большими руками, который может их обхватить и стиснуть, проверяя упругость мягкой горячей женской плоти.
   – Мне нужно выложить ожерелье, – сказала ему Фейт.
   – Без проблем, – сказал Уокер и потянулся к молнии на своих дорогих брюках.
   Фейт вздернула подбородок:
   – Ну не здесь же.
   Он захохотал и не мог остановиться, пока ее щеки не стали такого же цвета, как и губы. Незачем было так дразнить ее, но он зачем-то дразнил.
   – Выйди отсюда, – пробормотала она, толкая его не слишком-то нежно. – Убирайся. Выставка открывается через пять минут, и мне нужно ожерелье.
   Уокер не хотел оставлять ее даже на секунду, но более подходящего момента может не представиться. Взяв свою трость, он обошел стеклянную витрину и направился к мужскому туалету. Персидский ковер поглощал звуки шагов.
   Выходя из демонстрационного зала, он кивнул одному из охранников в штатском в сторону Фейт,
   – У нее были неприятности с тупым как пень сукиным сыном, который не понимает ни слова из того, что ему говорят, – растягивая слова, сказал Уокер. Произнося их, он пожимал руку охранника и совал в нее десятидолларовую бумажку. – Последи за ней, пока я не вернусь, ладно? Всего минуту.
   Деньги исчезли в плохо сшитом темном пиджаке.
   – Никаких проблем. С удовольствием.
   По вспышке в синих глазах этого человека Уокер понял, в груди его бьется сердце истинного джентльмена, способного защитить женщину, чего бы это ему ни стоило.
   Прежде чем завернуть в мужской туалет, Уокер вытащил из кармана куртки один из сотовых телефонов Донована. Это был модифицированный аппарат со встроенным внутри шифратором.
   Арчер ответил сразу.
   – Это Уокер. Я тебя не разбудил?
   Арчер в эту секунду посмотрел на Ханну, которая лежала под ним. Теплая и нежная, она пробовала его живот на вкус.
   – Я уже проснулся. Что случилось?
   – Может быть, у меня паранойя.
   – Я слушаю. – Арчер старался дышать ровно. Ханна улыбалась, как кошка. И, как кошка, облизывала его.
   – В той гостинице, в «Лив оук», в которой Фейт зарезервировала себе комнату, прошлой ночью совершено убийство и ограбление со взломом. Сначала влезли в комнату, где она должна была жить, потом вскрыли сейф и обчистили его. Женщина, которая остановилась в той комнате, убита. Ее зарезал парень, большой любитель поорудовать ножом.
   – Господи! – воскликнул Арчер.
   Ханна с беспокойством посмотрела на мужа. Заставляя себя вести как можно спокойнее, Арчер продолжал водить пальцем по ее страстному рту. Она прижалась щекой к его животу и наслаждалась запахом его возбуждения.
   – Большинство грабителей не умеют взламывать сейфы и… все такое, – осторожно сказал Арчер. – Не такие большие сейфы по крайней мере.
   – Расска-азывай, – протянул Уокер.
   – Кому было известно, где остановилась Фейт?
   Ханна покусывала то, что только что нюхала. Арчер перестал дышать.
   – Организаторы шоу знали, – ответил Уокер. – А также Монтегю, Донованы и кого это очень интересовало.
   Арчер хмыкнул.
   – Да, боюсь, тебе все это будет не по зубам. – Непонятно, кому были адресованы эти слова – Ханне или Уокеру.
   – Как же так, босс? Я контролирую ситуацию: во-первых, не позволил ей поселиться в этой гостинице, во-вторых, провожу мучительные ночи на раскладном диване, наблюдая за Фейт, которая спит тем временем в роскошной кровати.
   Арчер с трудом подавил стон. Взглядом он предупредил Ханну, что ей придется расплачиваться за каждую секунду мучения, которое она ему устраивает.
   – Хорошо сработал по гостинице, – произнес Арчер. – Я твой должник. Большой должник.
   – Ты за это мне платишь.
   – Напомни о прибавке к жалованью. – Он задохнулся, и из его груди почти вырвался стон, когда теплый рот жены впился в него.
   – Давай прибавку, босс. И скажи Ханне, чтобы она прекратила тебя дразнить. Меня бросает в жар, я волнуюсь, слушая, как ты пытаешься говорить не задыхаясь.
   Арчер расхохотался.
   – Еще что-нибудь?
   – Пусть Кайл проверит, была ли кража со взломом в гостинице и смерть женщины единственным за день происшествием в Саванне. Я бы сам это сделал, но не хочу выпускать Фейт из виду ни на секунду.
   – Ах… – Арчер напрягся всем телом, огонь пронзил его, кожа покрылась капельками горячего пота. – Что-то еще?
   – Ты провел полную инвентаризацию у нее в магазине;
   – Загляни в свою электронную почту после обеда. – Арчер внезапно дернулся и перевернул Ханну на спину, глубоко вошел в ее теплое, заждавшееся тело. Хищно улыбаясь, он передал ей телефон и начал двигаться. – Это Уокер, любимая. Поздоровайся с ним.
   Охранник поклонился Уокеру, когда тот шел обратно к секции Фейт,
   – Почему ты так долго? – нетерпеливо сказала она. – Всего минута до открытия.
   – Секс по телефону.
   Ее глаза стали совершенно круглыми.
   – Прошу прощения?
   – Лучше секс по телефону, чем вообще никакого, – прояснил ситуацию Уокер.
   Весомый мешочек из замши опустился в ее руку. Жар охватил ее. Из-за внезапной растерянности ее щеки порозовели. Она наклонилась и стала разворачивать ожерелье так осторожно, словно оно было горячим. Но ее обжигали собственные мысли, а не сверкающие камни.
   Ожерелье Монтегю Фейт поместила в самый центр своей экспозиции. Для него она выбрала простой фон из бледного шелка цвета морской волны, чтобы выделить изгибы золота и придать холодноватый контраст блестящему, насыщенному цвету бирманских рубинов. Связующие детали ручной работы, с помощью которых соединялся друг с другом каждый из тринадцати неравных сегментов ожерелья, были сделаны так, что позволяли драгоценностям выглядеть на редкость изящно на любой поверхности. Три великолепных рубина, которые составляли подвеску, можно отделить и использовать как брошь. Подвеска держала эти три рубина тонкими золотыми дужками, и они горели, словно капельки росы на мерцающих языках пламени.
   Даже без огненных рубинов это ожерелье завораживало. Сколько бы Уокер ни смотрел на него, всякий раз он видел что-то иное, неуловимое, женское, властное, естественное… В этом и заключалась суть ювелирного искусства, существовавшего с незапамятных времен.
   Уокер провел кончиком пальца по ожерелью.
   – Похоже, ты хотел бы жить в то время, когда мужчины носили украшения, – сказала Фейт.
   Его улыбка была быстрой, яркой. Промелькнув в темной бороде, она исчезла.
   – Оно бы потерялось на моей волосатой груди, – сказал Уокер. – Но стоит мне посмотреть на него, и мне кажется, будто я на рассвете слышу первую птицу после длинной ночи.
   Фейт не могла ничего ответить на его слова. У нее перехватило горло. Уокер в который раз застал ее врасплох. Никто так не отзывался о ее работе.
   – Если ты не получишь за него главный приз – пурпурную ленту, – сказал он, – значит, справедливости в мире не существует.
   – Справедливости? – удивилась Фейт. – Твоя оценка – мой главный приз.
   Он засмеялся и пожалел, что не может ни обнять ее, ни поцеловать. Потом он обуздал свой порыв и ограничился тем, что щелкнул по аристократическому носику Фейт. Так раз или два у него на глазах делал Арчер.
   – Кроме того, ты видел работы других участников.
   Он посмотрел на двадцать секторов, отделенных друг от друга, где были выставлены лучшие работы дизайнеров. У каждого из них есть свои поклонники. У каждого свой неповторимый творческий почерк. Внешний вид ювелиров, их манера одеваться отличались друг от друга так же, как их изделия.
   – Я полагаю, мне нужен персональный гид или секретный пароль, чтобы просто подойти к некоторым из них, – сухо сказал Уокер.
   Она усмехнулась и развела руками. «Вот она я», – означал этот жест.
   – Обещаю, мы пройдемся по залу, когда я устрою себе перерыв. До тех пор ты должен будешь… Ах, вот оно!
   Уокер перехватил ее взгляд. Фейт во все глаза смотрела на охранника, с которым Уокер уже успел пообщаться. Он нес шикарное, великолепно драпированное кресло с подлокотниками. Оно выглядело очень комфортным.
   – Поставьте его напротив стены, – указала Фейт. – Спасибо. У моего компаньона не гнется нога.
   – Хорошо, мэм. – По усмешке охранника было видно, что он не прочь рассмотреть поближе лицо женщины, у которой такие ноги. – Если что-то понадобится, зовите.
   – Не в буквальном смысле, – пояснил Уокер, когда увидел лицо Фейт, озадаченное тем, что ей придется кричать через весь зал, чтобы позвать охрану. – Это то, что университетские типы называют фигурой речи.
   Она искоса посмотрела на него:
   – Чепуха.
   – Еще одна фигура речи. Я уверен, этот парень будет ждать условного сигнала.
   – Я рассмотрю этот вариант. – Фейт отвернулась от смеющихся темно-синих глаз Уокера, потому что сама едва сдерживалась от смеха.
   В зале стало шумно. Значит, охрана открыла двери. Первые посетители: коллекционеры, дилеры и туристы – вошли внутрь, нетерпеливо толкаясь. Их одежда не отличалась оригинальностью, зато была очень дорогой.
   – Сиди там и веди себя как хороший мальчик, – предупредила Фейт. – Шоу начинается.
   Уокер устроился так, чтобы можно было быстро влезть рукой к себе под куртку.
   Он мог держать пари, что один из мужчин, который рассматривает экспонаты, убийца, ограбивший сейф в гостанице «Лив оук».

Глава 11

   После четырех часов несения службы Уокер стал подумывать о тихих радостях жизни: о холодном пиве и о сандвиче с ветчиной. Но он сомневался, что здесь, на выставке, предложат что-нибудь более существенное, чем дыни и сандвичи с салатом.
   Фейт обсуждала особенности золотых сплавов с коллегой-дизайнером, который вырядился в красную шелковую рубашку и широченные брюки. Когда он наконец отошел, мечта Уокера об обеде приняла более четкую форму.
   Прежде чем он смог оповестить о ней Фейт, какая-то женщина приблизилась к их экспозиции. Она была густо накрашена – вероятно, для того, чтобы скрыть глубокие шрамы от прыщей. На руке у нее красовался «Ролекс», несоразмерный тонкому запястью. Женщина была одета по-европейски. Ее костюм украшала изумрудная брошь конца двадцатого века – прямоугольный камень в оправе из платины с бриллиантовой россыпью.
   Что-то насторожило Уокера в этой женщине. Акцент выдавал ее русское или венгерское происхождение. На всякий случай он встал поближе к Фейт.
   – Трехгранный изумруд? – спросила женщина. – Как вы установили этот камень?
   – Не без труда, – ответила Фейт. – Изумруды, как известно, не терпят грубого обращения. – Она вспомнила о том, как ее братья-близнецы, Джастин и Лоу, которые носятся по всему свету, угрожали ей немедленной расправой, если она повредит их великолепный камень. – Трехгранник – нехарактерная форма для изумруда, тем более что этот камень больше четырех каратов. У вас, между прочим, замечательный изумруд. Колумбийский? – поинтересовалась Фейт.
   – Не исключено. – Наманикюренной рукой женщина словно отмахнулась от своего украшения. Алый ноготь уткнулся в витрину. – Эта брошь, этот трехгранный камень, он прочный, да?
   – Такой же прочный, как все изумруды. Оправлен не больше года назад.
   Женщина изучала обманчиво простую серебряную оправу. Несколько дужек, два перевернутых "V". Вот и все. Брошь игриво мерцала зеленым изумрудом, как глазом.
   – Это кошка, верно?
   – Да.
   – У нее хороший аппетит, я думаю.
   Фейт улыбнулась:
   – Очень хороший.
   Женщина пристально смотрела на брошь.
   – Она продается, да?
   – Да. – Она стоила сорок семь тысяч долларов, но Фейт не собиралась произносить эту сумму, пока женщина не спросит о ней.
   Женщина кивнула так резко, что ее рыжие завитки энергично подпрыгнули.
   – Я подумаю. – Красные ногти забарабанили по стеклу. – Ожерелье. Рубины, похожие по цвету на кровь. Они из Бирмы?
   – Да..
   – Сколько?
   – Сожалею, они не продаются.
   Женщина быстро отчеканила всего несколько слов:
   – Все продается. Дело только в цене.
   – К сожалению, не я хозяйка ожерелья. Но в этом гарнитуре, – Фейт указала на браслет, кольцо и сережки в платине, – совершенно замечательные рубины.
   – Да, да, – нетерпеливо перебила ее женщина. – Ожерелье… Кто его хозяин?
   От улыбки у Фейт уже заболели уголки рта.
   – Я буду рада помочь вам связаться с владельцем. Но должна сказать, что он вряд ли его продаст. Это свадебный подарок будущей невестке.
   – Имя? – спросила женщина.
   «Ишь ты какая быстрая», – заметила про себя Фейт. Но потом рассудила так: клиентка скорее всего не собиралась вести себя невежливо, просто разные люди по-разному подходят и к бизнесу. Фейт взяла сумочку, достала визитную карточку и протянула ее женщине.
   – «Ювелирные украшения Монтегю, – громко прочитала женщина. – Основан в 1810 году». Это магазин. Где он находится?
   – К сожалению, у меня нет информации на этот счет.
   Бросив еще один, последний, оценивающий взгляд на брошь в виде самодовольной кошки, женщина перешла к следующей витрине. Перед тем как уйти совсем, она еще раз быстро посмотрела на все украшения Фейт.
   – Беспардонная особа, но, надо сказать, у нее хороший вкус, – фыркнул Уокер.
   – Что ты имеешь в виду? – спросила Фейт.
   – Она направилась прямиком к тому клоуну в соседнем секторе.
   – Этот… гм… как ты выражаешься клоун – один из самых уважаемых дизайнеров Америки.
   – Какого века?
   Она изучающе взглянула в бесконечно-синие глаза Уокера и подумала о хорошо откормленном коте.
   – Позднее, чем жил Джексон Поллак.
   Уокер засмеялся, причем довольно громко, и тотчас поймал на себе удивленные взгляды нескольких человек.
   – Взрыв на красильной фабрике, да? Ты о нем? – спросил Уокер.
   – Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень начитанный парень?
   – Никто и никогда.
   – Удивительно, – проговорила Фейт, наивно округлив глаза. – И ты не добивался справедливости?
   – Нет, мэм. Вводить в заблуждение хороших людей – грех. Хвала Господу нашему, что он не сотворил слишком много хороших людей.
   Она захихикала.
   – У тебя талант. На сцене ты можешь изображать деревенского парня.
   Уокеру не повезло, он не смог ответить Фейт на ее колкость: к ней подплыла молодая, изящно одетая женщина. Ее кожа по чистоте и свежести напоминала цветок магнолии, а волосы были солнечного цвета. На карточке, пристегнутой к блузе, было выведено имя женщины – Мэг.
   – Мисс Донован?
   – Да? – отозвалась Фейт.
   – Ваш помощник сегодня утром спрашивал, не посидит ли кто-нибудь в вашем секторе, пока вы будете завтракать. Я сейчас свободна и могу на время заменить вас.
   – Мой помощник? – удивилась Фейт.
   – Это я, – сказал Уокер. – Упакую ожерелье. Нам действительно надо подкрепиться.
   – Но ожерелье Монтегю – главный экспонат, – возразила Фейт.
   – Остальные драгоценности застрахованы на стороне. Ожерелье же – на моей ответственности. Оно должно быть при мне всегда.
   Что-то бормоча себе под нос, Фейт все-таки убрала ожерелье из стеклянного кейса. Она осторожно завернула его в тонкую замшу, положила в мешочек и отдала его Уокеру. Он взял ее сумочку, положил в нее мешочек и аккуратно закрыл.
   По крайней мере именно это все и могли увидеть. Лишь Фейт, которая находилась очень близко, заметила ловкость рук Уокера – замшевый мешочек он быстро переложил из одной руки в другую и незаметно кинул его в свой карман, а не в сумочку.
   – Понимаю, почему ты обыграл Арчера в покер, – прошептала она.
   ( Не шути так, – сказал Уокер.
   Он подал Фейт сумочку, взял ее за локоть так нежно, будто это что-то хрупкое, а потом подхватил свою трость.
   – Спасибо, мисс Мэг, – сказал он, кивая. – Мы будем через час или около того.
   – Вам не стоит торопиться, – с искренней теплотой в голосе сказала девушка. Осторожно, по-женски, она окинула взглядом Уокера и увидела его симпатичную улыбку. – Сегодня здесь не будет никакой суеты приблизительно до трех, – сказала она. – Потом посетители начнут волноваться, как бы что-то особенное не проскользнуло мимо них.
   – Мы наверняка вернемся к тому времени, – пообещала Фейт.
   Когда они выходили, Уокер пристально взглянул на белобрысого охранника, который тотчас подошел к ним.
   – Да, сэр?
   – Где тут поблизости можно отведать барбекю? – спросил его Уокер.
   Мужчина прищурился.
   – Вам надо ехать на остров Тайби, сэр. В центре Саванны теперь не готовят барбекю. Но если вы ищете свежие креветки, то есть одно местечко на набережной, от которого все в восторге.
   – Ты сам там ешь?
   – Нет, сэр. Я предпочитаю другое место – «У капитана Джека», на другом конце берега. Там своя посудина для ловли креветок.
   Рот Уокера наполнился слюной при одной мысли о таком ленче. Свежие креветки вполне могут заменить барбекю.
   – Как туда добраться?
   Охранник рассказал им, как ехать, и Уокер, взяв Фейт за руку, стал пробираться к выходу. Краем глаза он следил за людьми, которые были у него за спиной. Не понадобилось слишком много времени, чтобы заметить «хвост»: слишком рьяно один мужчина пробирался сквозь толпу. Никакой субтильности в фигуре, одни накачанные мускулы. Он действовал скорее как профессиональный борец, чем грабитель.
   Уокеру это не понравилось. Прокрутив в голове все варианты, он оставил Фейт у стола регистрации и попросил ее подыграть: сделать вид, будто она кладет рубины в сейф выставочного зала. Пока Фейт пыталась разгадать, зачем это нужно, Уокер уже был на пути к мужскому туалету, чтобы вернуть драгоценное ожерелье в свой тайник.
   Фейт сделала все, что сказал ей Уокер. Она выложила в сейф воображаемый пакет из сумочки. Потом порылась в своих вещах и, наконец, бросила в ящик упаковку аспирина, контурный карандаш для губ и шариковую ручку. Наблюдая за тем, как запирают ящик из толстой стали, она пыталась себя заставить не думать о том, что Уокер делает с рубинами.
   С другой стороны, думая о специфическом способе хранения ожерелья Монтегю, она напрочь забыла о том, как у нее ноют ноги. Только оказавшись в арендованном ею с Уокером джипе, Фейт с облегчением сбросила туфли.
   Уокер взглянул на изящный изгиб ступни, которую она массировала, и заставил себя отвернуться. Чулки должны быть объявлены вне закона, подумал он. Как и духи, которые пахнут гардениями и напоминают о сладком аромате ночи любви.
   Пытаясь смотреть куда угодно, только не на свою спутницу, Уокер выехал со стоянки. Несколько минут помассировав ноги, Фейт вздохнула и позволила себе откинуться на подголовник. Она знала, что должна восхищаться величественными, замечательно отреставрированными старинными особняками, которые тянулись вдоль дороги, но у нее не было на это сил. Четыре часа, которые она провела на выставке, истощили ее сильнее, чем четыре недели работы.
   Некоторые дизайнеры любили подобного рода мероприятия, и Фейт жалела, что она не из их числа.
   Уокер постоянно переключал свое внимание с зеркала заднего вида на машины, которые ехали перед ним. Саванна не слишком большой город, поэтому движение здесь нельзя назвать оживленным, особенно сейчас, в межсезонье. На дорогах встречалось много «кадиллаков», но Уокер выделил один из них, тот, который следовал за их джипом.
   – Мы заблудились? – спросила Фейт, не отрывая голову от подголовника.
   – Пока нет, – сказал он. – А почему ты спрашиваешь?
   – Мы в третий раз проезжаем мимо этого угла.
   – А я думал, что ты закрыла свои невинные глазки.
   – Невинные? – недоуменно спросила Фейт.
   – Да, именно такие, которые могут соблазнить простого деревенского парня и ввести его в грех.
   – Тогда, я думаю, мне лучше иметь дело со сложными городскими парнями.
   Фейт услышала смех Уокера, и ей захотелось сильно укусить его в шею. Мысль эта поразила и заинтриговала ее. Тони всегда жаловался на то, что ей не хватает сексуальности. Она никогда не воспламенялась слишком быстро. Чем усерднее она старалась удовлетворить его, тем хуже получалось и тем сильнее он злился.
   Фейт заставила себя думать, что дело не в ней одной. В последнее время эти мысли все чаще посещали ее, и, чтобы убежать от них, она уходила с головой в работу. Здесь Фейт была в себе уверена. Она могла воплотить в своих украшениях любую мечту.
   – Теперь я вижу улыбку настоящего ангела, – заметил Уокер.
   – Я только что подумала о Саммер, о детском радостном смехе, – сказала Фейт.
   – Саммер – это нечто. Джейку и Онор надо бы позаботиться еще об одном ребенке, иначе девочка вырастет слишком избалованной.
   Фейт. бросила на него удивленный взгляд:
   – И это говорит человек, который тает, когда ее видит, который, как говорит Онор, не может дня прожить, чтобы не посмотреть на ее мордашку.
   – Эй, я почти ей дядя, поэтому имею некоторые привилегии.
   – Только когда победишь других дядей в армрестлинге. – Улыбка Фейт стала шире. – Я никогда не думала, что доживу до того дня, когда Джастин и Лоу будут бороться друг с другом за право подержать ребенка на руках.
   – Хорошо, что Арчер отправил их в Африку.
   Фейт засмеялась.
   – Лианн умно поступила, родив разнополых детей. Интересно, как это – быть близнецом мужчины? – спросила она.
   – А каково мужчине быть близнецом женщины?
   – Я полагаю, Робби станет художником, а Хизер будет управлять «Донован интернэшнл» и всем тем, что она приберет к рукам.
   – Сначала ей придется справиться с Саммер, – возразил Уокер.
   – Ты, наверное, много времени проводишь, разглядывая свои драгоценности? – спросила Фейт.
   – Не слишком, иначе я был бы так же богат, как твои братья.
   Именно об этом Уокер думал всякий раз; а еще он вспоминал Лота, когда слышал голос Фейт или смотрел на нее. Она была Донован. Уокер – верный служащий Донованов, а Лот – брат, на могиле которого он поклялся ни с кем себя не связывать. Ни с кем, кто мог погибнуть, доверившись ему. Вот и все.
   Так было задолго до того, как Арчер вменил ему в обязанность охранять рубины Фейт и ее тоже.
   Одной этой мысли хватило, чтобы спина Уокера взмокла от холодного пота. Человек, за которого он по-настоящему отвечал, похоронен в самой одинокой могиле, которую он когда-либо видел.
   – За деньги нельзя всего купить, – сказала Фейт.