– Увидите, что он увидит. Ночью, когда хозяин спал, явился дьявол и засеял грядки сплошной кашей.
   – Что такое? Что такое?
   – Молчите, чудаки! Солнце все на свет божий выведет – так ведь в той песне говорилось, что мы разучивали. А когда под солнышком все это выйдет на белый свет, кистер от злости почернеет. Я еще выберусь посмотреть, как вы тут живете; тогда и расскажу, в чем дело. Я бы и сейчас сказал, да вы, чудаки, проболтаетесь, все мне испортите и настоящей музыки не получится. Такие вещи надо держать в тайне, как это делал человек в черном плаще. Ну, словом, я уезжаю.
   – Осенью вернешься в школу?
   – Да кто знает. Всякая палка – о двух концах. Будь Коротышка чуть покладистей, перестал бы он ругаться – может, я и вернулся бы. Но поди знай, как осенью дела обернутся. Белый свет велик, а в России нужны управляющие, может, туда и подамся. А если не получу хорошего местечка – на плохое я, конечно, не пойду, – так, может, и вернусь. Ну, прощайте! Всего вам наилучшего, приходите ко мне в Заболотье, я вам своего пса покажу. Этот тот самый щенок, которого я перед рождеством в школу притащил; он теперь здоровенный стал, на задних лапах умеет ходить. Прощайте!
   – Прощай, прощай, Тоотс! Осенью возвращайся!
   – Ладно, коли места не получу, вернусь.
   Тоотс направляется к повозке, но вдруг снова поворачивает назад.
   – Что такое? – спрашивают провожающие.
   – Кийра, дьявола, поколотить не успел.
   – Ха-ха-ха! – смеются ребята. – Кийр, подойди-ка сюда, Тоотс хочет тебя поколотить.
   Кийр стоит в дверях и грозит Тоотсу кулаком. Видя, что Тоотс бежит к нему, он мигом исчезает в классной комнате.
   – Ну его! – говорят мальчишки. – Осенью вернешься, тогда он и получит старые долги.
   – Ладно! – соглашается Тоотс и лезет на повозку.
   Когда лошадь трогается, Тоотс встает в повозке во весь рост и затягивает скрипучим голосом:
 
Не накуриться мне никак,
а в трубке кончился табак.
С болота мох пойду таскать,
чтоб трубку мохом набивать!
 
   – Вот здорово! Замечательно! – кричат мальчишки.
   Так отбывает Тоотс. Выезжая за ворота, он пристально всматривается в грядки, словно желая взглядом проникнуть под землю и посмотреть, что за дребедень он там посеял. Ребята, смеясь, глядят ему вслед: уехал от них удалой парень, веселый шутник! Тоотс! – кричит вдруг Имелик.
   Тоотс оборачивается.
   – Постой!
   – Тпрру! Тоотс останавливает лошадь. Чего тебе?
   – Подвези меня!
   – Ну давай!
   – Обожди!
   Имелик бежит в спальню, быстро надевает шапку и пальто и вскоре появляется во дворе с каннелем и книжками.
   – Подожди! – снова кричит он Тоотсу. – Я сейчас приду. Только котомку возьму.
   – А ты куда? – с удивлением спрашивают ребята.
   – Домой, домой!
   – Да ну?
   – Правда, правда!
   – А кистер?
   – Скажите, что я скарлатиной заболел, – хохочет Имелик и вытаскивает из кладовой свою котомку с харчами. – Скажите, что хотите, я я уезжаю. Если бы вы знали, как сейчас на озере хорошо! За кроватью и шкафом потом приеду. До свидания! Осенью, может, увидимся.
   – Имелик, неужели ты и вправду уезжаешь?
   – Конечно, уезжаю. А чего мне тут делать? Тоотс меня подвезет, нам ведь по дороге.
   – Отчего же ты с Куслапом не поехал?
   – В голову не пришло. Или… Да я и сам не знаю, почему не поехал.
   Что это за поветрие такое сегодня, все вдруг уезжают! – удивляются ребята. – Трое сразу! Ну, те – понятно, а Имелик! Имелик! Ему чего спешить!
   – Может, шутит, – говорят одни.
   – Да нет, не шутит, – отвечают другие. – Уезжает.
   Имелик бежит к Тоотсу, оба встают в повозке, кричат: «Ура-а-а!» —и машут шапками. Вскоре они скрываются из глаз.
   И вот наступает день, когда школьников распускают по домам.
   Молитва, напутственная речь кистера. Да не забудут они того, чему учили их в школе весь год. Да хранят они в памяти наставления учителей своих и следуют им во всем.
   Школьники прощаются. На дворе их ждут повозки. Выносится и погружается на телеги скарб. Под шкафами обнаруживаются целые выводки мышей; поэтому они, чертенята, так отчаянно и пищали по ночам! Пауки в ужасном смятении: их сети разрывают в клочья, да и сами они вынуждены спасаться бегством, чтобы не погибнуть во время уборки комнаты. Многие вещи, давно считавшиеся потерянными, неожиданно появляются на свет божий; даже деньги находят по углам. В спальне, где раньше стояли кровати, валяются две старые шапки, рваный чулок без пятки и носка, клочки бумаги, осколок зеркала. Пол кладовки усеян листками из старых тетрадей. Немало этих листов испещрено красными чернилами, и на многих под диктантом, с гордо поднятой головкой, красуется двойка; тут же валяются заплесневелые горбушки хлеба и кости. А старые стенные часы в классной невозмутимо отбивают свои двенадцать ударов, словно хотят сказать: «Не впервые видим мы эти разъезды, для нас это не новость, не то что для вас, наши юные друзья. Поезжайте, поезжайте, все равно осенью вернетесь и опять станете по ночам рассказывать друг другу сказки о привидениях; если только с нами к тому времени не… Да-а, да-а, многое может случиться, ведь мы уже очень стары и здоровье у нас неважное».
   И вот школа уже совсем пуста.
   Там, где раньше было столько жизни и шума, сейчас простерла свои незримые крылья тишина.
   Учитель во дворе провожает последних отъезжающих.
   – До свидания, до свидания, Тыниссон! До свидания, Кезамаа и Тоомингас! Счастливого пути, маленький Леста! Смотри, подрасти за лето! Будь здоров, Кийр! Ну, с тобой мы часто будем видеться, ты же здесь живешь поблизости. А-а, Ярвеотс… Приезжай, приезжай, если удастся, еще хоть на одну зиму. Ничего, что ты уже взрослый парень, – все равно! И старики учатся. Даже Виппер обещал вернуться. Прощай, прощай, Виппер! Кто стремится вперед, тот всего достигнет. А ты, Тали, не забывай, что по воскресеньям у нас с тобой уроки скрипки. Да, да, обязательно приходи; иначе забудешь все, чему за зиму научился. Счастливого пути, счастливого пути! И никогда не вешать голову… Смело и радостно вперед! Наступит время, когда… когда…
   По щеке учителя скатывается слеза. Он возвращается в классную комнату, останавливается среди пустых парт и долго стоит в раздумье. Ушли! Ушли… те, кто хоть иной раз и доставляли ему огорчения, но все же были так дороги его сердцу.
   – Ну, чего ты еще ждешь? спрашивает Тээле у Арно; он задумчиво смотрит в сторону реки.
   – Смотрю… река там…
   – Ну так что? Никогда речки не видел? Приходи сегодня к нам новый дом смотреть.
   – Да… я не знаю… Дома…
   – Что у тебя дома?
   – Цветы… луг… солнце…
   Он быстро вскакивает на повозку и едет домой, ни разу даже не оглянувшись на Тээле.
   – Скорее, Март, домой! Гляди, какая чудная погода!
   – Подумаешь, какой! – надув губы, бросает ему вслед Тээле.
 
   На этот раз я кончаю. А если, бог даст, буду жив и здоров, мы, возможно, услышим и о дальнейшей судьбе наших юных друзей.