Страница:
— Продолжайте, мастер Март, — попросил он. Молчание, повисшее у костра, становилось невыносимым.
— Ближе к вечеру, — пожав плечами, продолжил рассказывать Март. — Рядом с вами появилась еще одна всадница…
— И еще один человек посетил меня около этого самого костра, — устало закончил начатую Мартом фразу Карл.
— Да, — кивнул Март. — Я видел здесь два силуэта.
Итак, слово было сказано. Гостей Карла видел не только он. Вероятно, их могли видеть и, возможно, видели и другие люди. Но, в любом случае, один несомненный свидетель этих встреч сидел сейчас перед Карлом у тихо потрескивающего костра и ждал… Чего? Что мог ожидать от продолжения этого разговора Строитель? А сам Карл? Чего ожидал он?
— Это действительно был маршал Гавриель, — сказал он, не без труда преодолевая не свойственную ему и едва ли даже знакомую робость. — Если не считать того, что он умер от удара отравленным кинжалом почти сорок лет назад, это несомненно был он. Разве что одет Гавриель был так, как одевались сразу после переворота Яра, но в остальном…
Что еще он должен был сказать? К нему приходил Гавриель, и Карл знал это так же точно, как и то, что встреча состоялась сегодня утром, а сейчас уже наступила ночь. А возможно ли такое, и как это возможно, совсем другой вопрос, ответа на который у него пока не было.
— Вы знаете, мастер Март, что мы с Гавриелем были друзья? — спросил Карл.
— Я это понял из ваших рассказов о маршале, господин мой Карл, — ответил Март.
— А та женщина в синем…
«Боги, — подумал он с яростью и смятением. — Что бы это ни было, это была Стефания!»
— Эта женщина… — Карл посмотрел на свою потухшую трубку и стал ее выбивать, чтобы снова набить табаком. — Это была герцогиня Стефания Герр, мастер Март, моя жена.
«Моя покойная жена… Стефания!»
— Должно быть, нелегко встречаться со своим прошлым, — Март не спрашивал, но Карл воспринял его слова, как вопрос, и ответил искренне.
— Да, — сказал он, доставая кисет. — Да, это тяжелое испытание, мастер Март.
— Они говорили с вами? — тихо спросил Март.
Карл поднял на него взгляд.
«Говорили?»
— Они не просто говорили, мастер Март, они рассказывали мне о вещах, о которых я даже не подозревал, о том, о чем мне никогда не приходилось слышать, чего я не знал, но что, вполне возможно, могли знать они.
— Они делали это добровольно? — казалось, Март пытается понять, что на самом деле произошло сегодня на старом тракте, но, Карл не исключал и такой возможности, что, заранее зная ответы на все свои вопросы, Март лишь хочет…
«Чего? Уж не того ли, чтобы на все свои вопросы ответил я сам?»
«Ну, что ж, — решил Карл, обдумав это предположение. — Если я должен знать ответ, но не могу его найти, тем хуже для меня».
— Вы полагаете, что я должен знать, что это было? — прямо спросил он.
— Полагаю, что да, — коротко ответил Март. — Но если вы, по каким-то причинам, все еще не можете этого сделать, помогите себе. Расскажите мне, как вы сами видите то, что произошло, и, возможно, вам удастся, наконец, получить ответ.
Итак, Март был уверен, что Карл должен знать о случившемся больше, чем думает он сам.
«Должен или действительно знаю? Но, тогда, почему я не могу этого вспомнить?»
— Рассказать, — повторил он за Мартом и, усмехнувшись, покачал головой. — Вспомнить… Не много ли вы от меня хотите, мастер Март? Но рассказать я, конечно же, могу.
Что ж, возможно, это была хорошая идея. Если решение лежит настолько близко, как, видимо, полагает Март, то слова могут вытянуть за собой и то, что пока ему в руки не дается.
— Слушайте, мастер Март, — сказал Карл после короткой паузы, и, уже не колеблясь, стал рассказывать о том, что произошло с ним в течение дня пятого октября на Гуртовой тропе.
Карл не торопился и ничего не скрывал, так как считал, что, во-первых, утаивать ему от Марта нечего, а во-вторых, незачем. Он лишь старался не ограничивать себя одними только фактами, но и передать своему внимательному слушателю то, что стояло за содержанием этих странных встреч, как происходили случившиеся разговоры, как выглядели и вели себя его собеседники, и, наконец, что чувствовал при этом он сам и как оценивал произошедшее теперь, когда все закончилось.
— Я все еще не могу понять, что это было, — сказал Карл, завершая свой рассказ. — Но одно могу сказать вам, мастер Март, со всей определенностью, даже моего таланта недостаточно, чтобы образы воображения обрели плоть. Я этого делать не могу, да и никто другой, насколько я знаю, тоже.
— Вы правы, господин мой Карл, — чуть склонил голову, обозначая поклон, Март. — Да и не похоже это на фантомы. Тех, как и духов, можно видеть, но у них отсутствует признак телесности. В тумане или ночью, их, конечно, можно принять за людей, но при свете дня… Сомневаюсь. Тем более, вряд ли могли ошибиться вы, мой господин, с вашим-то талантом. Да и не могут фантомы так говорить. Нет у них этой свободы.
— Тогда, что? — спросил Карл.
Март смотрел на него, чуть прищурив глаза. Выражение его лица было скорее выжидательным, чем разочарованным.
— Неужели не знаете?
— Нет, — с сожалением покачал головой Карл, уже смерившийся с тем, что его память отказывается дать искомый ответ. Он был готов даже признать, что у него могут быть для этого особые причины. Однако, каковы они, и в чем здесь дело, он не знал.
— Знаете, — не согласился с ним Март. — Не можете не знать. Ведь вы, господин мой Карл, очень долго жили среди убру, не так ли?
«Убру? — удивленно подумал Карл, и в то же мгновение стена забвения рухнула, и он вспомнил. — Боги! Но этого не может быть!»
Карл содрогнулся, как от удара. Переход от незнания к знанию был столь стремительным, а само знание — настолько ошеломляющим, что сразу охватить его разумом и, тем более, принять душой, было почти невозможно.
— Жеста? — Карл почувствовал, что губы его пересохли, и голос едва пробивает путь сквозь выжженное русло горла.
— Это не убрское слово, — спокойно возразил Март, который, казалось, совершенно не замечал того, что творится с Карлом. — Убру называют это «рефлет». Во всяком случае, раньше называли.
«Рефлет, — мысленно повторил за ним Карл. — Рефлет».
Да, он знал это слово, и что оно означает он знал тоже. Молящийся за Всех Ишель, обучавший его вере народа убру, рассказывал ему и об этом. Убру верили в Единого, хотя и не совсем так, как делали это другие жители ойкумены. Но и то сказать, убру слыли очень древним народом, и учение свое принесли из мглы веков практически в неизменном виде. Во всяком случае, самый древний список, содержащий Учение убру был записан более тысячи лет назад, и Карл не сомневался, что в тайниках Учителей наверняка найдутся и более древние свитки, тем более, что убру никогда не уничтожали и не выбрасывали своих священных книг. Март сказал как-то, что убру помнят многое из того, о чем успели забыть все остальные, и, вероятно, он был прав. Карл и сам мог засвидетельствовать, что не раз и не два убеждался в глубине и истинности знания, сохраненного этим странным народом, который жил войной, но никогда не захватывал чужих земель.
— Рефлет? — спросил он вслух, хотя, видят боги, уже не нуждался в словах подтверждения. Ошибки быть не могло, это был рефлет, и даже причину своей упорной «забывчивости» Карл знал теперь тоже. — Рефлет…
— Да, — кивнул Март и достал из поясной сумки свою трубку. — Полагаю, это был рефлет.
«Рефлет».
Убру верили или знали — что в их Учении, впрочем, никогда точно не различалось — что в момент зачатия новой жизни, адид, «будущий человек», предстает перед Единым, чтобы получить от него свою судьбу. Однако бхиш, «свидание с божеством», это отнюдь не простое испытание. Зачастую, такая встреча заканчивается тем, что адиддуши не получает, просто потому что погибает под взглядом Предвечного, и, соответственно, плод не вызревает и ребенок не родится. Случается и так, что плод не погибает, но ужас пережитого ломает дарованную будущему человеку судьбу, корежит ее, извращает, и ничего хорошего таких людей в жизни уже не ждет. Но в любом случае, тот, кто предстал перед ликом Всесущего, отражается в глазах бога. Отражение левого глаза — «тавша», или душа человеческая, отражение правого — рефлет.
Согласно учению убру, рефлет является независимой сущностью, хотя до тех пор, пока человек жив, его рефлет испытывает чудовищное давление живой плоти и свободной души, находясь по отношению к ним в подчиненном состоянии. Не дух, и не тело. Всего лишь живущее рядом с человеком отражение. Зато, когда человек умирает, его рефлет обретает свободу, потому что, как и душа, если и смертен, то совсем не в том смысле, в каком смертной является всякая живая тварь. Однако души умерших покидают Ойкумену, получая воздаяние «за деяние и не деяние», плоть возвращается в «Великое лоно», а рефлет остается в вещном мире, хотя и не видим для живущих в нем людей. Невидимый и неосязаемый он продолжает существовать там, где родился человек, чьим отражением он является. Рефлет живет своей собственной жизнью, непостижимой для простых смертных, но на их жизнь все-таки влияет. Поэтому Учение убру строго определяет то, что они называют «родной землей». Родная земля это ведь еще и то место, где продолжают «жить» рефлеты, всех прежних поколений, и чем дольше остается народ на одном и том же месте, тем больше отражений его предков — «поколений и поколений» — существует рядом с ним, сплачивая его и помогая в годины бедствий.
Иногда, очень редко, в особых случаях и при не совсем ясных обстоятельствах, люди способны увидеть свой собственный рефлет, что четыре раза было отмечено в убрских хрониках. Однако встречу с собственным рефлетом, убру полагали плохим предзнаменованием. Призвать же чужой рефлет — будь то отражение уже умершего человека или человека живого — простому смертному не дано. Однако то, чего не может сделать лишенный Дара, оказывается, было под силу тем, кто Даром был наделен. В этом вопросе убрские учителя были едины. Они утверждали, что волхвы — естественно, не все — могут вызывать рефлет, для чего, как будто, существовали даже специальные арканы. Впрочем, технике убрского волхования Ишель Карла не обучал, потому что тот, как всем было известно, Даром не обладал.
«Еще одно темное искусство, — невесело подумал Карл. — Чего же ты так боишься, боец? Или ты боишься не чего, а кого?»
И в этот момент, Карл осознал, наконец, что боится он, на самом деле, самого себя.
— Спасибо, мастер Март, — сказал он не дрогнувшим голосом. — Вы мне очень помогли.
— Нет, господин мой Карл, — покачал головой Март. — Это я вам должен быть благодарен, а не вы мне. Встретить человека, который с такой свободой повелевает рефлетами живых и мертвых, само по себе редкостная удача, а уж помочь… Я только вот, что вам хочу сказать, господин мой Карл. Черноеи темноене суть одно и то же, и не случайно.
Глава 2
1
2
— Ближе к вечеру, — пожав плечами, продолжил рассказывать Март. — Рядом с вами появилась еще одна всадница…
— И еще один человек посетил меня около этого самого костра, — устало закончил начатую Мартом фразу Карл.
— Да, — кивнул Март. — Я видел здесь два силуэта.
Итак, слово было сказано. Гостей Карла видел не только он. Вероятно, их могли видеть и, возможно, видели и другие люди. Но, в любом случае, один несомненный свидетель этих встреч сидел сейчас перед Карлом у тихо потрескивающего костра и ждал… Чего? Что мог ожидать от продолжения этого разговора Строитель? А сам Карл? Чего ожидал он?
— Это действительно был маршал Гавриель, — сказал он, не без труда преодолевая не свойственную ему и едва ли даже знакомую робость. — Если не считать того, что он умер от удара отравленным кинжалом почти сорок лет назад, это несомненно был он. Разве что одет Гавриель был так, как одевались сразу после переворота Яра, но в остальном…
Что еще он должен был сказать? К нему приходил Гавриель, и Карл знал это так же точно, как и то, что встреча состоялась сегодня утром, а сейчас уже наступила ночь. А возможно ли такое, и как это возможно, совсем другой вопрос, ответа на который у него пока не было.
— Вы знаете, мастер Март, что мы с Гавриелем были друзья? — спросил Карл.
— Я это понял из ваших рассказов о маршале, господин мой Карл, — ответил Март.
— А та женщина в синем…
«Боги, — подумал он с яростью и смятением. — Что бы это ни было, это была Стефания!»
— Эта женщина… — Карл посмотрел на свою потухшую трубку и стал ее выбивать, чтобы снова набить табаком. — Это была герцогиня Стефания Герр, мастер Март, моя жена.
«Моя покойная жена… Стефания!»
— Должно быть, нелегко встречаться со своим прошлым, — Март не спрашивал, но Карл воспринял его слова, как вопрос, и ответил искренне.
— Да, — сказал он, доставая кисет. — Да, это тяжелое испытание, мастер Март.
— Они говорили с вами? — тихо спросил Март.
Карл поднял на него взгляд.
«Говорили?»
— Они не просто говорили, мастер Март, они рассказывали мне о вещах, о которых я даже не подозревал, о том, о чем мне никогда не приходилось слышать, чего я не знал, но что, вполне возможно, могли знать они.
— Они делали это добровольно? — казалось, Март пытается понять, что на самом деле произошло сегодня на старом тракте, но, Карл не исключал и такой возможности, что, заранее зная ответы на все свои вопросы, Март лишь хочет…
«Чего? Уж не того ли, чтобы на все свои вопросы ответил я сам?»
«Ну, что ж, — решил Карл, обдумав это предположение. — Если я должен знать ответ, но не могу его найти, тем хуже для меня».
— Вы полагаете, что я должен знать, что это было? — прямо спросил он.
— Полагаю, что да, — коротко ответил Март. — Но если вы, по каким-то причинам, все еще не можете этого сделать, помогите себе. Расскажите мне, как вы сами видите то, что произошло, и, возможно, вам удастся, наконец, получить ответ.
Итак, Март был уверен, что Карл должен знать о случившемся больше, чем думает он сам.
«Должен или действительно знаю? Но, тогда, почему я не могу этого вспомнить?»
— Рассказать, — повторил он за Мартом и, усмехнувшись, покачал головой. — Вспомнить… Не много ли вы от меня хотите, мастер Март? Но рассказать я, конечно же, могу.
Что ж, возможно, это была хорошая идея. Если решение лежит настолько близко, как, видимо, полагает Март, то слова могут вытянуть за собой и то, что пока ему в руки не дается.
— Слушайте, мастер Март, — сказал Карл после короткой паузы, и, уже не колеблясь, стал рассказывать о том, что произошло с ним в течение дня пятого октября на Гуртовой тропе.
Карл не торопился и ничего не скрывал, так как считал, что, во-первых, утаивать ему от Марта нечего, а во-вторых, незачем. Он лишь старался не ограничивать себя одними только фактами, но и передать своему внимательному слушателю то, что стояло за содержанием этих странных встреч, как происходили случившиеся разговоры, как выглядели и вели себя его собеседники, и, наконец, что чувствовал при этом он сам и как оценивал произошедшее теперь, когда все закончилось.
— Я все еще не могу понять, что это было, — сказал Карл, завершая свой рассказ. — Но одно могу сказать вам, мастер Март, со всей определенностью, даже моего таланта недостаточно, чтобы образы воображения обрели плоть. Я этого делать не могу, да и никто другой, насколько я знаю, тоже.
— Вы правы, господин мой Карл, — чуть склонил голову, обозначая поклон, Март. — Да и не похоже это на фантомы. Тех, как и духов, можно видеть, но у них отсутствует признак телесности. В тумане или ночью, их, конечно, можно принять за людей, но при свете дня… Сомневаюсь. Тем более, вряд ли могли ошибиться вы, мой господин, с вашим-то талантом. Да и не могут фантомы так говорить. Нет у них этой свободы.
— Тогда, что? — спросил Карл.
Март смотрел на него, чуть прищурив глаза. Выражение его лица было скорее выжидательным, чем разочарованным.
— Неужели не знаете?
— Нет, — с сожалением покачал головой Карл, уже смерившийся с тем, что его память отказывается дать искомый ответ. Он был готов даже признать, что у него могут быть для этого особые причины. Однако, каковы они, и в чем здесь дело, он не знал.
— Знаете, — не согласился с ним Март. — Не можете не знать. Ведь вы, господин мой Карл, очень долго жили среди убру, не так ли?
«Убру? — удивленно подумал Карл, и в то же мгновение стена забвения рухнула, и он вспомнил. — Боги! Но этого не может быть!»
Карл содрогнулся, как от удара. Переход от незнания к знанию был столь стремительным, а само знание — настолько ошеломляющим, что сразу охватить его разумом и, тем более, принять душой, было почти невозможно.
— Жеста? — Карл почувствовал, что губы его пересохли, и голос едва пробивает путь сквозь выжженное русло горла.
— Это не убрское слово, — спокойно возразил Март, который, казалось, совершенно не замечал того, что творится с Карлом. — Убру называют это «рефлет». Во всяком случае, раньше называли.
«Рефлет, — мысленно повторил за ним Карл. — Рефлет».
Да, он знал это слово, и что оно означает он знал тоже. Молящийся за Всех Ишель, обучавший его вере народа убру, рассказывал ему и об этом. Убру верили в Единого, хотя и не совсем так, как делали это другие жители ойкумены. Но и то сказать, убру слыли очень древним народом, и учение свое принесли из мглы веков практически в неизменном виде. Во всяком случае, самый древний список, содержащий Учение убру был записан более тысячи лет назад, и Карл не сомневался, что в тайниках Учителей наверняка найдутся и более древние свитки, тем более, что убру никогда не уничтожали и не выбрасывали своих священных книг. Март сказал как-то, что убру помнят многое из того, о чем успели забыть все остальные, и, вероятно, он был прав. Карл и сам мог засвидетельствовать, что не раз и не два убеждался в глубине и истинности знания, сохраненного этим странным народом, который жил войной, но никогда не захватывал чужих земель.
— Рефлет? — спросил он вслух, хотя, видят боги, уже не нуждался в словах подтверждения. Ошибки быть не могло, это был рефлет, и даже причину своей упорной «забывчивости» Карл знал теперь тоже. — Рефлет…
— Да, — кивнул Март и достал из поясной сумки свою трубку. — Полагаю, это был рефлет.
«Рефлет».
Убру верили или знали — что в их Учении, впрочем, никогда точно не различалось — что в момент зачатия новой жизни, адид, «будущий человек», предстает перед Единым, чтобы получить от него свою судьбу. Однако бхиш, «свидание с божеством», это отнюдь не простое испытание. Зачастую, такая встреча заканчивается тем, что адиддуши не получает, просто потому что погибает под взглядом Предвечного, и, соответственно, плод не вызревает и ребенок не родится. Случается и так, что плод не погибает, но ужас пережитого ломает дарованную будущему человеку судьбу, корежит ее, извращает, и ничего хорошего таких людей в жизни уже не ждет. Но в любом случае, тот, кто предстал перед ликом Всесущего, отражается в глазах бога. Отражение левого глаза — «тавша», или душа человеческая, отражение правого — рефлет.
Согласно учению убру, рефлет является независимой сущностью, хотя до тех пор, пока человек жив, его рефлет испытывает чудовищное давление живой плоти и свободной души, находясь по отношению к ним в подчиненном состоянии. Не дух, и не тело. Всего лишь живущее рядом с человеком отражение. Зато, когда человек умирает, его рефлет обретает свободу, потому что, как и душа, если и смертен, то совсем не в том смысле, в каком смертной является всякая живая тварь. Однако души умерших покидают Ойкумену, получая воздаяние «за деяние и не деяние», плоть возвращается в «Великое лоно», а рефлет остается в вещном мире, хотя и не видим для живущих в нем людей. Невидимый и неосязаемый он продолжает существовать там, где родился человек, чьим отражением он является. Рефлет живет своей собственной жизнью, непостижимой для простых смертных, но на их жизнь все-таки влияет. Поэтому Учение убру строго определяет то, что они называют «родной землей». Родная земля это ведь еще и то место, где продолжают «жить» рефлеты, всех прежних поколений, и чем дольше остается народ на одном и том же месте, тем больше отражений его предков — «поколений и поколений» — существует рядом с ним, сплачивая его и помогая в годины бедствий.
Иногда, очень редко, в особых случаях и при не совсем ясных обстоятельствах, люди способны увидеть свой собственный рефлет, что четыре раза было отмечено в убрских хрониках. Однако встречу с собственным рефлетом, убру полагали плохим предзнаменованием. Призвать же чужой рефлет — будь то отражение уже умершего человека или человека живого — простому смертному не дано. Однако то, чего не может сделать лишенный Дара, оказывается, было под силу тем, кто Даром был наделен. В этом вопросе убрские учителя были едины. Они утверждали, что волхвы — естественно, не все — могут вызывать рефлет, для чего, как будто, существовали даже специальные арканы. Впрочем, технике убрского волхования Ишель Карла не обучал, потому что тот, как всем было известно, Даром не обладал.
«Еще одно темное искусство, — невесело подумал Карл. — Чего же ты так боишься, боец? Или ты боишься не чего, а кого?»
И в этот момент, Карл осознал, наконец, что боится он, на самом деле, самого себя.
— Спасибо, мастер Март, — сказал он не дрогнувшим голосом. — Вы мне очень помогли.
— Нет, господин мой Карл, — покачал головой Март. — Это я вам должен быть благодарен, а не вы мне. Встретить человека, который с такой свободой повелевает рефлетами живых и мертвых, само по себе редкостная удача, а уж помочь… Я только вот, что вам хочу сказать, господин мой Карл. Черноеи темноене суть одно и то же, и не случайно.
Глава 2
Замок Мертвого Волшебника
1
Песок пах давним пожаром, безнадежностью и смертью, которая властвовала на этих жарких просторах. Ни жизни, ни влаги, ни врагов, ни друзей. Только древние мертвые камни и горячий сухой песок. Карл отвел руку от лица, взглянул на дымное марево на западе, и, чуть разведя пальцы, дал песку просыпаться вниз. Сердце молчало, и, значит, тем, что происходило на западном горизонте, снова можно было пренебречь. Как вчера, и как за день до этого. Пока это были всего лишь угрозы, песчаная буря с силами еще не собралась и, возможно, что так и не соберется. Гораздо важнее было то, что, если и сегодня они не доберутся до цели, то ночью им придется повернуть назад, во всяком случае, попробовать это сделать, чтобы вернутся туда, откуда они пришли, если, конечно, их выпустит морок. Лошади измучены, и воды осталось всего ничего, так что выбор не велик: или вперед, или назад. И любое из этих решений может оказаться не верным. Впрочем, возможно, движение куда либо вообще являлось в этом случае бессмысленным, но душа Карла не соглашать признать, что на свете могут существовать безвыходные ситуации.
На мгновение, перед его внутренним взором возникла тихая тенистая роща, тронутая первыми красками осени, и русло ручья, где в заросших травой берегах течет живая вода, но Карл лишь покачал головой, отгоняя счастливое видение. Время для сладких грез было самое не подходящее, им предстоял трудный дневной переход.
— Извините, господа, — сказал он, оборачиваясь к Марту и Георгу. — Сегодня мы не остановимся на дневку. Мы снова пойдем вперед. Что скажете?
Георг промолчал, только коротко поклонился, принимая решение Карла без возражений, и, повернувшись, неторопливо пошел к своим людям, собравшимся рядом с лошадьми.
— Вероятно, вы правы, господин мой Карл, — чуть улыбнулся Строитель. — В «кольце» любое направление — всего лишь иллюзия, но если нам все-таки удастся прорваться, то лучше все-таки на юг, чем на север.
— Ну, что ж, — кивнул Карл. — Последняя попытка, господа.
Эти слова он произнес так, чтобы его услышали и люди бана Трира, которые, надо отдать им должное, вели себя безукоризненно и до сих пор не дали Карлу ни единого повода усомниться в их надежности. Однако люди всегда остаются людьми, им нужен кто-то, кто ведет их за собой.
Карл подошел к терпеливо дожидавшемуся его решения Гектору и, вдев ногу в стремя, легко — пока он еще мог делать это легко — вскочил в седло.
— Вперед, приятель — мягко попросил он коня, и Гектор пошел ровным шагом, раздвигая широкой грудью плотный, наливающийся жаром дня воздух. Следом за ними сразу же тронулись и остальные. Начинался новый день.
На мгновение, перед его внутренним взором возникла тихая тенистая роща, тронутая первыми красками осени, и русло ручья, где в заросших травой берегах течет живая вода, но Карл лишь покачал головой, отгоняя счастливое видение. Время для сладких грез было самое не подходящее, им предстоял трудный дневной переход.
— Извините, господа, — сказал он, оборачиваясь к Марту и Георгу. — Сегодня мы не остановимся на дневку. Мы снова пойдем вперед. Что скажете?
Георг промолчал, только коротко поклонился, принимая решение Карла без возражений, и, повернувшись, неторопливо пошел к своим людям, собравшимся рядом с лошадьми.
— Вероятно, вы правы, господин мой Карл, — чуть улыбнулся Строитель. — В «кольце» любое направление — всего лишь иллюзия, но если нам все-таки удастся прорваться, то лучше все-таки на юг, чем на север.
— Ну, что ж, — кивнул Карл. — Последняя попытка, господа.
Эти слова он произнес так, чтобы его услышали и люди бана Трира, которые, надо отдать им должное, вели себя безукоризненно и до сих пор не дали Карлу ни единого повода усомниться в их надежности. Однако люди всегда остаются людьми, им нужен кто-то, кто ведет их за собой.
Карл подошел к терпеливо дожидавшемуся его решения Гектору и, вдев ногу в стремя, легко — пока он еще мог делать это легко — вскочил в седло.
— Вперед, приятель — мягко попросил он коня, и Гектор пошел ровным шагом, раздвигая широкой грудью плотный, наливающийся жаром дня воздух. Следом за ними сразу же тронулись и остальные. Начинался новый день.
2
Три дня назад, на закате, преодолев без приключений — в два дневных перехода — сорок с небольшим лиг пути, они с Мартом достигли границ Мертвой Земли и еще засветло разбили лагерь у последнего в этих местах ручья. Воды в нем почти не оставалось, но она все-таки там была. Струилась по плотному песчаному ложу, тихонько журчала между обнажившихся камней, бросала красноватые искорки отблесков, когда ее касались лучи заходящего солнца.
По большей части, молча, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, они напоили и обтерли коней, умылись и напились сами, и наконец, уже в сгущающихся сумерках, развели костер и повесили над ним котелок с водой, намереваясь заварить чай. Все это время, в темнеющем небе над их лагерем медленно кружили две большие птицы, то, поднимаясь выше и, тогда почти исчезая из глаз в густеющей синеве, то, напротив, спускаясь едва ли не до самой земли, и показывая себя, во всем своем великолепии. Огромный кондор и необычайно крупный орлан держались прямо над ними, ни разу не удалившись от лагеря больше чем на пол-лиги, до тех пор, пока не исчезли в окончательно потемневшем небе.
— Это должно что-то означать, — задумчиво сказал Март, собирая на расстеленном плаще их немудреный ужин.
— Нам предлагают компанию, — усмехнулся в ответ Карл. — Предложение, от которого я, мастер Март, по ряду соображений, отказаться не могу. И моя дочь это хорошо понимает.
Он не ошибся. Не прошло и часа, как на тракте появилась сплоченная группа двигавшихся быстрой рысью всадников, освещавших свой путь в ночной тьме горящими факелами. В виду костра, верховые остановились, и к огню направился «парламентер». Карл встал ему навстречу и не удивился, увидев перед собой Георга — командира гвардейцев бана и банессы Трир.
— Доброй ночи, ваша светлость, — спешившись, сказал тот и, прижав правую раскрытую ладонь к сердцу, склонил голову в вежливом поклоне.
— Доброй ночи, лейтенант, — в свою очередь, поздоровался Карл, с интересом рассматривая ночного гостя. — Что привело вас в эти края?
— Приказ моего господина, — ответил Георг, поднимая голову.
— В чем же заключается его приказ?
— Следовать за вами, господин герцог, — снова поклонился Георг. — Но ни в коем случае не нарушать вашего покоя.
— Вы знаете, в чем смысл этого приказа? — поинтересовался Карл, качая мысленно головой. Вопрос он задал из вежливости, так как догадывался, чего хотели от своих людей супруги Трир.
— Да, ваша светлость, — Георг был невозмутим. — Мы везем личные вещи наших господ. Полагаю, несколько позже они предполагают к вам присоединиться.
— Что изменилось сегодняшним вечером? — вопрос был закономерен.
— Не знаю, — чуть качнул головой Георг. — До сих пор, нам не велено было к вам приближаться, но три часа назад я получил от госпожи банессы распоряжения, отменяющие ее прежний приказ.
— Ну, что ж, — снова улыбнулся Карл. — Располагайтесь лейтенант. Выше по ручью полно валежника, русло еще не вовсе пересохло, а места, как вы видите, хватит на всех…
Так и вышло, что, отправившись, пять дней назад из Флоры в одиночку, Карл волею обстоятельств вел теперь за собой целый отряд. Следовало ли ему об этом сожалеть? Возможно. Однако Карл умел принимать обстоятельства такими, какими создали их судьба или случай, и шел им наперекор только тогда, когда чувствовал, что кто-то или что-то пытаются навязать ему совершенно неприемлемый для него образ действий. Однако, путешествие к Саграмонским воротам в компании, назвать таким произволом Карл не мог. Во всяком случае, его художественное чувство идею «группового портрета» не отвергло, и теперь Карл был в своем поиске уже не один, и даже не вдвоем с присоединившимся к нему молчаливым и обстоятельным Мартом. Чуть позади за ними ехали Георг, четверо его гвардейцев, двое слуг и служанка банессы Трир, ни чем, впрочем, не уступавшая мужчинам в холодном упорстве, с которым она преодолевала все тяготы пути.
Впереди, там, куда они теперь направлялись, на плоской, «столовой», горе, казалось, не более чем в одной лиге пути, видны были развалины величественного сооружения: черные, как будто обуглившиеся в яростном огне, стены на фоне серо-голубого неба. Даже на расстоянии замок Мертвого Волшебника — так величали в давние времена князя Кершгерида жители этих мест — внушал ужас и восхищение, хотя, возможно, именно расстояние и дрожащий от жара воздух и были причиной того тревожного чувства, которое возникало у Карла при взгляде на темные руины, покоящиеся на ослепительно белом камне горы. Однако его тревога имела под собой и другую причину. Дело в том, что, не являясь миражом, о чем Карл знал доподлинно, замок, тем не менее, не давался ему в руки уже третий день.
Вначале, то есть, в первый день пути через пустыню, ничего необычного не происходило. Все выглядело именно так, как и должно было быть, согласно предположениям Карла. Выступив со стоянки у пересыхающего ручья на рассвете, они достаточно быстро пересекли слегка присыпанную песком полосу твердых, как камень, солончаков, и в девятом часу утра вступили уже собственно в пустыню, намереваясь преодолеть сравнительно узкий перешеек Мертвой Земли к вечеру. Гуртовая тропа здесь была сильно засыпана песком и временами исчезала, раздавленная низкими волнами дюн, но потерять направление было сложно, даже не обладая способностями Карла. Пока солнце находилось точно слева или справа от идущего через пески человека, он оставался на верном пути. Но и без того, дорога и обозначающие ее редкие каменные столбы, установленные еще во времена империи Яра, хорошо просматривались с вершин пологих песчаных холмов, куда путник, в любом случае, принужден был подниматься, чтобы продолжать движение вперед.
Однако сразу после полудня с окружающим миром случилось нечто неладное. Впечатление было такое, как будто песчаная буря, неожиданно вызревшая и набравшая силу, намеревалась обрушиться на путешественников сразу со всех сторон. Горизонт — куда ни посмотри — стал мутным и резко приблизился, ограничив видимое пространство какой-то сотней метров в любом направлении. Гуртовая тропа, только что ведшая их вперед, исчезла прямо из-под ног, а воздух стал нестерпимо горячим, как если бы они вдруг оказались над жерлом разожженной угольной печи.
— Сплотиться! — приказал Карл, и его спутники быстро подтянулись к нему, образуя плотное каре. — Продолжать движение!
Возможно, это было ошибочное решение, и им просто следовало сразу же повернуть назад, но интуиция подсказывала, что и для этого уже было слишком поздно. «Кольцо» — а для того, чтобы догадаться, что это «кольцо», много времени не потребовалось — их бы все равно уже не выпустило. Куда бы ни направили они теперь своих коней, результат был бы тем же самым.
— Это похоже на «кольцо» — тихо сказал ехавший с ним бок о бок мастер Март.
— Приходилось видеть? — так же тихо спросил Карл и быстро взглянул на своего обычно молчаливого спутника.
— Нет, видеть, не видел, но читал, — почудилось ли Карлу, или в голосе Строителя действительно проскользнули нотки тревоги?
Что ж, если и так, повод для тревоги был самый подходящий. Карлу тоже приходилось читать о «кольце», а один раз — в Высоких горах — даже испытать это подлое колдовство на самом себе. Навести морок «кольца» был способен только опытный и очень сильный чародей. Но зато в любой подходящей для этого местности — на болотах, в дремучем лесу, в горах или пустыне — оно действовало безотказно, лишая человека, ставшего, на свою беду, его жертвой, пути и заставляя его бесконечно кружить практически на одном и том же месте. Вот, только, поймать в западню не жалкого одиночку, а целый отряд, считалось — и не напрасно — задачей почти непосильной для большинства колдунов, не говоря уже о том, что для создания настоящего, «мертвого», кольца, волшебник должен был находиться где-то поблизости от своей жертвы. Потому и приказал Карл сразу же, собраться плотной группой и двигаться вперед, надеясь, что чары, наведенные кем-то из его врагов, не выдержат напора, ослабленные к тому же расстоянием и необходимостью «отводить глаза» девятерым людям и полутора дюжинам лошадей. Однако, к его разочарованию, «кольцо» оказалось невероятно прочным. Оно держало их, не выпуская, весь следующий час, и тогда, Карл предпринял отчаянную попытку разорвать наваждение, использовав против чужой магии свою собственную. Он остановил отряд и, спешившись, опустился на раскаленный песок. Сев по-портновски, Карл положил руки на колени, прикрыл глаза и вызвал Тьму. На этот раз, ему не пришлось уходить глубоко во владения Мрака, потому что образ Второй ступени, хранившийся в его памяти, был ярок и материален настолько, насколько это вообще было возможно. И местоположение замка Кершгерида он мог теперь представить себе тоже. И, разумеется, раз уж захотел, то и увидел: узкое темное ущелье с горным потоком, струящимся по его дну, высокую отвесную скалу, и руины древнего замка на ней.
Когда Карл открыл глаза, он знал уже, что от верного направления они отклонились совсем немного. Однако, продолжай они идти, как шли, забирая понемногу на запад, и морок, пожалуй, мог увести их в самое сердце пустыни, если такова была цель этого подлого колдовства, или все-таки заставить ходить по кругу, если это было то самое «мертвое» кольцо, о котором он сразу же и подумал. Карл встал. Тьма отступила, растворившись без остатка в торжествующем сиянии солнца. Упала с глаз пелена, похожая на плотную серую паутину. Но Карла, несмотря на удушающую жару, все еще немного знобило, и тошнота стояла в горле, затрудняя дыхание и отравляя его кислыми болотными парами. Впрочем, все это было не важно, потому что тошнота и озноб не слишком дорогая плата за знание, ценой которому могли стать его собственная жизнь и жизни попавших вместе с ним в западню людей. А тьма… Что ж, тьма всегда называет ту цену, которую считает подходящей, но и сама исправно платит по счетам. И сейчас она снова открыла Карлу то, что он в ней искал, хотя и не помогла, разумеется, разорвать «кольцо». Но, как говорят загорские старики, кусок хлеба во рту слаще привидевшегося во сне медового пирога. Теперь Карл знал хотя бы то, как оказаться на острее стрелы, обозначившей на возникшей в его воображении карте верную дорогу.
— Туда, — сказал он, указывая рукой направление. — Нам надо туда.
Однако там, куда указал Карл, увидеть цель их путешествия мог сейчас лишь он один. Да и сам Карл ничего такого, на самом деле, не видел. Он просто знал, но это, в данном случае, было даже важнее, чем если бы он и впрямь увидел что-то сквозь окружающие их дымные полотнища. Мало ли что можно увидеть в пустыне?! Много чего здесь можно увидеть, но верить, не зная с определенностью, что это такое, ничему из увиденного нельзя.
Еще некоторое время после «рекогносцировки», Карл и все остальные, кто волею обстоятельств оказались теперь вместе с ним, продолжали — едва ли не вслепую — двигаться между сомкнувшихся вокруг них призрачных стен. Однако вскоре, горизонт прояснился так же стремительно, как до того закрыли его полотнища песчаного морока, и они неожиданно увидели далекую столовую гору и черные руины на ней. Замок — Карл знал это наверняка — был самый настоящий, хотя и должен был, по всем расчетам, находиться далеко на юго-западе. Но вот откуда, вместо скальной стены ущелья Второй ступени, взялась под замком Мертвого Волшебника эта столовая гора, Карл понять не мог. Тем не менее, единственным разумным решением, по-видимому, было продолжать идти прямо к горе, потому что находилась она как раз там, куда им следовало идти. Вот они и шли. Тяжелая дорога по трудной земле, но все-таки дорога, которая, как известно, есть символ надежды.
И в самом деле, первое время, казалось, что дела их пошли на лад. Во всяком случае, расстояние между отрядом Карла и замком постепенно сокращалось, причем сокращалось именно так, как и должно было это происходить, иди они по обычной местности к некоему видимому издали предмету. Однако позже, после дневки, на которую они остановились около полудня среди высоких скал, дававших хоть какое-то укрытие от жестокого сияния солнца, и после ночи, проведенной в движении, выяснилось, что развалины, ставшие накануне уже хорошо видны, не приблизились к ним ни на шаг. Они то ли отступали прочь, уходя в бесконечность вместе с недостижимым горизонтом, то ли это сам Карл и люди, шедшие с ним, только полагали, что идут вперед, а на самом деле, топтались на месте.
По большей части, молча, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, они напоили и обтерли коней, умылись и напились сами, и наконец, уже в сгущающихся сумерках, развели костер и повесили над ним котелок с водой, намереваясь заварить чай. Все это время, в темнеющем небе над их лагерем медленно кружили две большие птицы, то, поднимаясь выше и, тогда почти исчезая из глаз в густеющей синеве, то, напротив, спускаясь едва ли не до самой земли, и показывая себя, во всем своем великолепии. Огромный кондор и необычайно крупный орлан держались прямо над ними, ни разу не удалившись от лагеря больше чем на пол-лиги, до тех пор, пока не исчезли в окончательно потемневшем небе.
— Это должно что-то означать, — задумчиво сказал Март, собирая на расстеленном плаще их немудреный ужин.
— Нам предлагают компанию, — усмехнулся в ответ Карл. — Предложение, от которого я, мастер Март, по ряду соображений, отказаться не могу. И моя дочь это хорошо понимает.
Он не ошибся. Не прошло и часа, как на тракте появилась сплоченная группа двигавшихся быстрой рысью всадников, освещавших свой путь в ночной тьме горящими факелами. В виду костра, верховые остановились, и к огню направился «парламентер». Карл встал ему навстречу и не удивился, увидев перед собой Георга — командира гвардейцев бана и банессы Трир.
— Доброй ночи, ваша светлость, — спешившись, сказал тот и, прижав правую раскрытую ладонь к сердцу, склонил голову в вежливом поклоне.
— Доброй ночи, лейтенант, — в свою очередь, поздоровался Карл, с интересом рассматривая ночного гостя. — Что привело вас в эти края?
— Приказ моего господина, — ответил Георг, поднимая голову.
— В чем же заключается его приказ?
— Следовать за вами, господин герцог, — снова поклонился Георг. — Но ни в коем случае не нарушать вашего покоя.
— Вы знаете, в чем смысл этого приказа? — поинтересовался Карл, качая мысленно головой. Вопрос он задал из вежливости, так как догадывался, чего хотели от своих людей супруги Трир.
— Да, ваша светлость, — Георг был невозмутим. — Мы везем личные вещи наших господ. Полагаю, несколько позже они предполагают к вам присоединиться.
— Что изменилось сегодняшним вечером? — вопрос был закономерен.
— Не знаю, — чуть качнул головой Георг. — До сих пор, нам не велено было к вам приближаться, но три часа назад я получил от госпожи банессы распоряжения, отменяющие ее прежний приказ.
— Ну, что ж, — снова улыбнулся Карл. — Располагайтесь лейтенант. Выше по ручью полно валежника, русло еще не вовсе пересохло, а места, как вы видите, хватит на всех…
Так и вышло, что, отправившись, пять дней назад из Флоры в одиночку, Карл волею обстоятельств вел теперь за собой целый отряд. Следовало ли ему об этом сожалеть? Возможно. Однако Карл умел принимать обстоятельства такими, какими создали их судьба или случай, и шел им наперекор только тогда, когда чувствовал, что кто-то или что-то пытаются навязать ему совершенно неприемлемый для него образ действий. Однако, путешествие к Саграмонским воротам в компании, назвать таким произволом Карл не мог. Во всяком случае, его художественное чувство идею «группового портрета» не отвергло, и теперь Карл был в своем поиске уже не один, и даже не вдвоем с присоединившимся к нему молчаливым и обстоятельным Мартом. Чуть позади за ними ехали Георг, четверо его гвардейцев, двое слуг и служанка банессы Трир, ни чем, впрочем, не уступавшая мужчинам в холодном упорстве, с которым она преодолевала все тяготы пути.
Впереди, там, куда они теперь направлялись, на плоской, «столовой», горе, казалось, не более чем в одной лиге пути, видны были развалины величественного сооружения: черные, как будто обуглившиеся в яростном огне, стены на фоне серо-голубого неба. Даже на расстоянии замок Мертвого Волшебника — так величали в давние времена князя Кершгерида жители этих мест — внушал ужас и восхищение, хотя, возможно, именно расстояние и дрожащий от жара воздух и были причиной того тревожного чувства, которое возникало у Карла при взгляде на темные руины, покоящиеся на ослепительно белом камне горы. Однако его тревога имела под собой и другую причину. Дело в том, что, не являясь миражом, о чем Карл знал доподлинно, замок, тем не менее, не давался ему в руки уже третий день.
Вначале, то есть, в первый день пути через пустыню, ничего необычного не происходило. Все выглядело именно так, как и должно было быть, согласно предположениям Карла. Выступив со стоянки у пересыхающего ручья на рассвете, они достаточно быстро пересекли слегка присыпанную песком полосу твердых, как камень, солончаков, и в девятом часу утра вступили уже собственно в пустыню, намереваясь преодолеть сравнительно узкий перешеек Мертвой Земли к вечеру. Гуртовая тропа здесь была сильно засыпана песком и временами исчезала, раздавленная низкими волнами дюн, но потерять направление было сложно, даже не обладая способностями Карла. Пока солнце находилось точно слева или справа от идущего через пески человека, он оставался на верном пути. Но и без того, дорога и обозначающие ее редкие каменные столбы, установленные еще во времена империи Яра, хорошо просматривались с вершин пологих песчаных холмов, куда путник, в любом случае, принужден был подниматься, чтобы продолжать движение вперед.
Однако сразу после полудня с окружающим миром случилось нечто неладное. Впечатление было такое, как будто песчаная буря, неожиданно вызревшая и набравшая силу, намеревалась обрушиться на путешественников сразу со всех сторон. Горизонт — куда ни посмотри — стал мутным и резко приблизился, ограничив видимое пространство какой-то сотней метров в любом направлении. Гуртовая тропа, только что ведшая их вперед, исчезла прямо из-под ног, а воздух стал нестерпимо горячим, как если бы они вдруг оказались над жерлом разожженной угольной печи.
— Сплотиться! — приказал Карл, и его спутники быстро подтянулись к нему, образуя плотное каре. — Продолжать движение!
Возможно, это было ошибочное решение, и им просто следовало сразу же повернуть назад, но интуиция подсказывала, что и для этого уже было слишком поздно. «Кольцо» — а для того, чтобы догадаться, что это «кольцо», много времени не потребовалось — их бы все равно уже не выпустило. Куда бы ни направили они теперь своих коней, результат был бы тем же самым.
— Это похоже на «кольцо» — тихо сказал ехавший с ним бок о бок мастер Март.
— Приходилось видеть? — так же тихо спросил Карл и быстро взглянул на своего обычно молчаливого спутника.
— Нет, видеть, не видел, но читал, — почудилось ли Карлу, или в голосе Строителя действительно проскользнули нотки тревоги?
Что ж, если и так, повод для тревоги был самый подходящий. Карлу тоже приходилось читать о «кольце», а один раз — в Высоких горах — даже испытать это подлое колдовство на самом себе. Навести морок «кольца» был способен только опытный и очень сильный чародей. Но зато в любой подходящей для этого местности — на болотах, в дремучем лесу, в горах или пустыне — оно действовало безотказно, лишая человека, ставшего, на свою беду, его жертвой, пути и заставляя его бесконечно кружить практически на одном и том же месте. Вот, только, поймать в западню не жалкого одиночку, а целый отряд, считалось — и не напрасно — задачей почти непосильной для большинства колдунов, не говоря уже о том, что для создания настоящего, «мертвого», кольца, волшебник должен был находиться где-то поблизости от своей жертвы. Потому и приказал Карл сразу же, собраться плотной группой и двигаться вперед, надеясь, что чары, наведенные кем-то из его врагов, не выдержат напора, ослабленные к тому же расстоянием и необходимостью «отводить глаза» девятерым людям и полутора дюжинам лошадей. Однако, к его разочарованию, «кольцо» оказалось невероятно прочным. Оно держало их, не выпуская, весь следующий час, и тогда, Карл предпринял отчаянную попытку разорвать наваждение, использовав против чужой магии свою собственную. Он остановил отряд и, спешившись, опустился на раскаленный песок. Сев по-портновски, Карл положил руки на колени, прикрыл глаза и вызвал Тьму. На этот раз, ему не пришлось уходить глубоко во владения Мрака, потому что образ Второй ступени, хранившийся в его памяти, был ярок и материален настолько, насколько это вообще было возможно. И местоположение замка Кершгерида он мог теперь представить себе тоже. И, разумеется, раз уж захотел, то и увидел: узкое темное ущелье с горным потоком, струящимся по его дну, высокую отвесную скалу, и руины древнего замка на ней.
Когда Карл открыл глаза, он знал уже, что от верного направления они отклонились совсем немного. Однако, продолжай они идти, как шли, забирая понемногу на запад, и морок, пожалуй, мог увести их в самое сердце пустыни, если такова была цель этого подлого колдовства, или все-таки заставить ходить по кругу, если это было то самое «мертвое» кольцо, о котором он сразу же и подумал. Карл встал. Тьма отступила, растворившись без остатка в торжествующем сиянии солнца. Упала с глаз пелена, похожая на плотную серую паутину. Но Карла, несмотря на удушающую жару, все еще немного знобило, и тошнота стояла в горле, затрудняя дыхание и отравляя его кислыми болотными парами. Впрочем, все это было не важно, потому что тошнота и озноб не слишком дорогая плата за знание, ценой которому могли стать его собственная жизнь и жизни попавших вместе с ним в западню людей. А тьма… Что ж, тьма всегда называет ту цену, которую считает подходящей, но и сама исправно платит по счетам. И сейчас она снова открыла Карлу то, что он в ней искал, хотя и не помогла, разумеется, разорвать «кольцо». Но, как говорят загорские старики, кусок хлеба во рту слаще привидевшегося во сне медового пирога. Теперь Карл знал хотя бы то, как оказаться на острее стрелы, обозначившей на возникшей в его воображении карте верную дорогу.
— Туда, — сказал он, указывая рукой направление. — Нам надо туда.
Однако там, куда указал Карл, увидеть цель их путешествия мог сейчас лишь он один. Да и сам Карл ничего такого, на самом деле, не видел. Он просто знал, но это, в данном случае, было даже важнее, чем если бы он и впрямь увидел что-то сквозь окружающие их дымные полотнища. Мало ли что можно увидеть в пустыне?! Много чего здесь можно увидеть, но верить, не зная с определенностью, что это такое, ничему из увиденного нельзя.
Еще некоторое время после «рекогносцировки», Карл и все остальные, кто волею обстоятельств оказались теперь вместе с ним, продолжали — едва ли не вслепую — двигаться между сомкнувшихся вокруг них призрачных стен. Однако вскоре, горизонт прояснился так же стремительно, как до того закрыли его полотнища песчаного морока, и они неожиданно увидели далекую столовую гору и черные руины на ней. Замок — Карл знал это наверняка — был самый настоящий, хотя и должен был, по всем расчетам, находиться далеко на юго-западе. Но вот откуда, вместо скальной стены ущелья Второй ступени, взялась под замком Мертвого Волшебника эта столовая гора, Карл понять не мог. Тем не менее, единственным разумным решением, по-видимому, было продолжать идти прямо к горе, потому что находилась она как раз там, куда им следовало идти. Вот они и шли. Тяжелая дорога по трудной земле, но все-таки дорога, которая, как известно, есть символ надежды.
И в самом деле, первое время, казалось, что дела их пошли на лад. Во всяком случае, расстояние между отрядом Карла и замком постепенно сокращалось, причем сокращалось именно так, как и должно было это происходить, иди они по обычной местности к некоему видимому издали предмету. Однако позже, после дневки, на которую они остановились около полудня среди высоких скал, дававших хоть какое-то укрытие от жестокого сияния солнца, и после ночи, проведенной в движении, выяснилось, что развалины, ставшие накануне уже хорошо видны, не приблизились к ним ни на шаг. Они то ли отступали прочь, уходя в бесконечность вместе с недостижимым горизонтом, то ли это сам Карл и люди, шедшие с ним, только полагали, что идут вперед, а на самом деле, топтались на месте.