Страница:
Итак, Джимми, Изабел и Эстер – три славных слепых. Положим, у каждого из них были, как говорится, свои скелеты в шкафу, да только непонятно пока, имеет это хоть какое-нибудь значение или нет. Есть детектив Карелла, который пока не знает, каков будет его следующий шаг, но знает, что это дело ему придется довести до конца, как доводил он до конца другие дела. Отыскивать факты, оценивать факты. Да, кое-что он уже отыскал и оценил, но толка пока, увы, практически никакого. Ну что ж, надо искать новые факты, которые потом можно будет оценить – в надежде, что и от этого толку не будет практически никакого, и тогда можно оставить службу в полиции и сделаться подметальщиком улиц или по крайней мере пойти домой и как следует отоспаться.
Карелла зевнул.
Он снова протер успевшее замерзнуть окно и решил, что завтра утром поедет в Даймондбек и попробует разузнать, почему кошмары продолжали мучить Джимми Харриса уже после того, как добрый майор Лемар обнаружил, исследовал и объяснил природу травмы, которая, по-видимому, послужила их причиной.
Глава 11
Карелла зевнул.
Он снова протер успевшее замерзнуть окно и решил, что завтра утром поедет в Даймондбек и попробует разузнать, почему кошмары продолжали мучить Джимми Харриса уже после того, как добрый майор Лемар обнаружил, исследовал и объяснил природу травмы, которая, по-видимому, послужила их причиной.
Глава 11
Карелла надеялся, что это окажется не 83-й участок.
В 83-м работал толстяк Олли Уикс.
Остров Айсола был разделен на двадцать три участка, при этом пять из них располагались в Даймондбеке. Эти последние, по причинам, ведомым только прежнему начальству, нумеровались не в обычной последовательности, но через один. Начнем с 77-го. Он находится на восточной оконечности острова, прямо на границе с Риверхедом. Считается, что 77-у сопутствует удача, но это только из-за двух семерок и карточных ассоциаций: в действительности здесь самый высокий уровень преступности во всем городе, даже выше, чем в печально известном 101-м, в Западном Риверхеде. 101-й называют Последним Оплотом Кастера – в честь лейтенанта Мартина Кастера, который возглавлял здесь группу детективов. По странной прихоти полицейского жаргона 87-й, например, в быту назывался просто 8-7, 93-й – 9-3, но 101-й только полностью – 101-й. Поди разберись.
Двигаясь в западном направлении от 7-7, вы, ребята, попадаете на территорию 7-9, где из окон инспекторской открывается, через шпили и башенки многочисленных домов, отделяющих помещение участка от реки, прекрасный вид на мост Гамильтона. 8-1 находился на другом берегу реки Даймондбек, и территория его распространялась на юг, обрываясь у Холл-авеню, где Северный Даймондбек официально становился Южным. 8-3 и 8-5 расположились прямо, как две монахини, один – лицом к реке, другой – к Холл-авеню, в той части Даймондбека, где сплошь и рядом попадались религиозные названия – авеню Святого Антония, Епископская дорога, бульвар Храма, аллея Райских Кущей. С востока оба этих участка граничили с 87-м, территория которого не взывала к столь высоким чувствам, за вычетом чувств тех, разумеется, кто здесь работал. На севере эта территория окаймлялась полосой реки, а на юге – Гровер-парком. Все, урок по географии окончен.
Толстяк Олли Уикс работал детективом в 83-м. Карелла не любил иметь с ним дело, потому что Олли являлся настоящим фанатиком. А Карелла не любил фанатиков. Олли был хорошим полицейским и первостатейным фанатиком. Он только чуть-чуть не дотягивал до мизантропа. И то лишь потому, что оставалось еще несколько человек, которые ему по-настоящему нравились. Одним из них был Стив Карелла. Поскольку чувство это нельзя было назвать вполне взаимным, Карелла всячески избегал заходов на территорию 83-го, разве что крайняя необходимость возникала. Более того, он избегал даже звонить туда, если, конечно, не оказывалось, что убийцу с топором в руках последний раз видели на ступеньках 83-го участка. Неприязнь, которую вызывал у Кареллы Толстяк, граничила с неблагодарностью – в конце концов, тот недавно помог ему в расследовании двух дел.
Карелла надеялся, что это окажется другой участок. Спросив у Софи Харрис по телефону, где они жили, когда Джимми было восемнадцать, он даже дыхание затаил в ожидании ответа. Сквозь телефонный шум и треск Карелла расслышал – в районе Лэндис и Динсли. Он с шумом выпустил воздух и рассыпался в таких благодарностях, каких этот простой ответ явно не заслуживал. Лэндис и Динсли находились на территории 85-го.
Они добрались туда к десяти утра. У Мейера с похмелья трещала голова, но тем не менее он мог достаточно внятно рассказать о том, что вчера обнаружил или, вернее, не обнаружил дома у Харриса.
– На мой взгляд, – начал он, – что-то было закопано в ящике на подоконнике, и кто-то этот таинственный предмет хотел откопать.
– Джимми?
– Может быть. А может, убийца. Я взял немного грязи на пробу...
– Земли, – уточнил Карелла.
– Что?
– Это не грязь, это земля.
– Да, земли... словом, ссыпал немного земли в пакет для вещественных доказательств и послал в лабораторию. Заметь, все это я проделал еще до того, как отправился к Ирвину на свадьбу. Ты мне задал вчера работенки.
– А двор проверил?
– Да. Но никаких следов не обнаружил.
– Как выглядел этот ящик на подоконнике?
– То есть?
– Я спрашиваю, он что, тоже валялся на полу, вместе со всем остальным?
– Нет, так и стоял на подоконнике.
– Н-да, непонятно, почему это убийца все перевернул вверх дном и только ящик пощадил.
– Что ж, может, это был не убийца, – Мейер пожал плечами. И тут же поморщился от боли. – Черт, голова болит при каждом движении. Не надо было мне пить. Честное слово, не надо. Меня никогда не рвет, я никогда не напиваюсь, но наутро голова всегда трещит.
– А что ты пил?
– Скотч. А какое, собственно, это имеет значение?
– От одних напитков голова трещит больше, от других меньше. После джина похмелье страшное. И после бурбона тоже. Но самое страшное – коньяк.
– Ну а я пил скотч. И все равно голова трещит. Наверное, это потому, что я еврей.
– Это-то при чем?
– У индейцев и евреев страшное похмелье после скотча. А у студенток еврейских колледжей бывают тяжелые головные боли после китайской пищи, известно это тебе? Потому что там слишком высок процент соды. И называется это синдром студенток еврейских колледжей.
– Где ты, собственно, это выкопал? – поинтересовался Карелла.
– Да уж выкопал.
– Но где?
– В библиотеке. В тематическом каталоге, рубрика: студентки еврейских колледжей.
– Никогда в жизни не слыхал про такую рубрику, – заметил Карелла.
– Да я и сам на нее наткнулся только потому, что работал тогда над одним делом, где индеец...
– Да, да, заливай больше, – вставил Карелла.
– Клянусь, истинная правда. Один индеец все время добавлял студентке еврейского колледжа в китайские блюда немного скотча, и у нее развились страшные головные боли. В конце концов я отыскал этого индейца и взял его.
– Ну и что, исчезли боли?
– Нет, зато индеец исчез. На шесть лет.
– А как все-таки девушка справилась с болями?
– Пошла к специалисту. Он сказал, что она носит нижнее белье на размер меньше, чем нужно.
– А как он догадался?
– Посмотрел.
– Посмотрел где?
– Ниже нижнего белья, – сказал Мейер, и оба расхохотались.
Уже добравшись до 85-го и предъявляя свои жетоны постовому, охранявшему вход в участок, они все еще никак не могли успокоиться. Постовой посмотрел на жетоны, потом перевел взгляд на их обладателей, заподозрив в них самозванцев. Но все же впустил внутрь – черт с ними, пускай дежурный сержант разбирается. Снаружи, да и изнутри 85-й участок как две капли воды похож на 87-й: два больших круглых фонаря по обе стороны входа, широкие ступени лестницы, дежурка, медный турникет, за большим деревянным столом возвышается, как мировой судья в Англии, дежурный сержант. Карелла с Мейером предъявили ему свои жетоны и сказали, что хотели бы поговорить с кем-нибудь из детективов.
– Вам конкретно кто-нибудь нужен? – спросил сержант.
– Любой, кто в курсе деятельности уличных банд на территории вашего участка.
– Тогда это, наверное, Джонси, – сержант вставил штепсель в одно из гнезд распределительного щита.
– Майк, Джонси там? Ага, соедини меня с ним, пожалуйста. – Снова непродолжительное ожидание. – Джонси, у меня тут пара детективов, они интересуются уличными бандами. Можешь помочь им? – Не отрывая трубки от уха, сержант спросил гостей: – Вы откуда, ребята?
– Из восемьдесят седьмого, – ответил Мейер.
– Из восемьдесят седьмого; – повторил сержант в трубку. – Ладно, будет сделано, – и он вытащил штепсель из гнезда. – Ступайте наверх. Он ждет вас. Да, как там Дейв Мерчисон? Он ведь у вас по-прежнему дежурным сержантом, никуда не перевелся?
– У нас, – ответил Карелла.
– Привет ему. Скажите – от Джона Суини, мы когда-то вместе ишачили в Калмз Пойнте.
– Непременно.
– Спросите его насчет яичницы с ветчиной. – Суини почему-то засмеялся.
Детективам 85-го каким-то образом удалось пробить себе отдельную табличку – «Подразделение розыска», – набранную большими черными буквами. Прямо под надписью было изображено что-то вроде руки балаганного зазывалы – такие картинки были в ходу во времена наших прабабок. Табличка придавала дежурке, во всем остальном вполне безликой и заурядной, некое благородство и достоинство седой старины. По железным ступеням они поднялись вверх – точь в точь как в 87-м. Поворот за угол, проход по коридору, до самого конца... А вот и инспекторская. Правда, тут турникета нет, вместо него ряд невысоких шкафов с картотекой, образующий нечто вроде стены поперек коридора. За потертым железным барьером находился стол, над которым навис гигантских размеров чернокожий в рубахе с короткими рукавами. На лице его было явно выжидательное выражение.
– Джонси, – представился он. – Проходите, присаживайтесь.
Пластмассовая карточка гласила: «Ричард Джонс, детектив». На столе валялись бумаги, которые найдешь у любого детектива в этом городе, – отчеты, бланки, уведомления, предписания, бюллетени, фотографии отпечатков пальцев – словом чего только нет. Кроме Джонси, в инспекторской было еще четверо. Двое сидели у себя за столами и печатали. Третий, наклонившись к изрядно нагревшейся клетке для заключенных, допрашивал молодую негритянку. Четвертый возился с радиатором, у которого вроде засорилась пробка.
– Стив Карелла, – представился Карелла, и присел к столу. – А это мой напарник Мейер Мейер.
– Чем могу быть полезен? – осведомился Джонси.
Детектив, возившийся с радиатором, разогнулся и спросил, ни к кому не обращаясь:
– Что за говно сюда забилось? – Никто не ответил. – Вода вообще не идет.
– Нас интересует банда под названием «Ястребы», – сказал Карелла.
– Ясно.
– Слышал о такой?
– Ее больше не существует. Это была банда любителей джаза, лет эдак десять – пятнадцать назад. Половину из них либо призвали в армию, либо накрыли, либо просто прикончили, остальные торгуют наркотиками. Бог знает, сколько о них не слышал.
– А сколько их всего было?
– Ядро составляло десятка два, и еще человек пятьдесят было рассеяно по всему Даймондбеку. Они, видишь ли, любят считать себя военными отрядами. И вообще-то некоторые из них действительно образуют нечто похожее – четыреста, а то и пятьсот членов, по всему городу шуруют. Чуть только запахнет жареным, и гляди в оба – надо считать, сколько их набралось. Тут три недели назад у нас целый бой случился – клянусь Богом, тысяча человек собралась в парке. Эта банда называет себя «Странниками», люблю я эти пышные названия. Была тут недавно одна банда в Гровер-парке. Ребята из восемьдесят девятого привлекли нас, потому что другая часть действовала на их территории. Так эти величали себя «Кабальеро». Они все латиносы. Тьфу, говно паршивое, – сплюнул Джонси.
– Ладно, вернемся к «Ястребам», – сказал Карелла. – Про такого Ллойда никогда не слышал?
– Ллойд, а дальше?
– А черт его знает. Двенадцать лет назад он был у них главарем, или президентом, как они говорят.
– Пожалуй, от моего напарника вам было бы больше прока. Это он начинал их раскручивать. В ту пору на территории нашего участка развелось столько этих чертовых банд, что пришлось, можете поверить, специальную группу выделить. Двое парней, которым бы следовало оберегать людей от воров и бандитов, гоняли вместо этого целый табун хулиганов, наводнивших улицы. Ладно, давайте посмотрим карточки, что у нас есть на этого Ллойда. Вообще-то дело давнее, может, ничего уж и не осталось, но все же посмотрим.
К их счастью, напарник Джонси проделал отменную работу – составил досье не только на каждого члена банды «Ястребы», но и на участников всех остальных банд на территории отделения. Карточка Ллойда Бакстера ничем не отличалась от типичного досье «главаря». В школе он только и знал, что прогуливал уроки, а когда исполнилось шестнадцать и по закону можно было больше не учиться, тут же школу и бросил, и через шесть месяцев был арестован по обвинению в ограблении третьей степени – «сознательное проникновение или незаконное пребывание в помещении с целью совершения преступления». Этим помещением оказалась, естественно, школа. Ллойд Бакстер разбил окно и влез внутрь с намерением украсть пишущие машинки. Он нацарапал прошение, и в результате обвинили его по другой статье уголовного кодекса – «сознательное проникновение или незаконное пребывание в помещении», каковое считается мелким правонарушением и влечет за собой трехмесячное тюремное заключение и/или штраф до двухсот пятидесяти долларов – ровно столько же, сколько и за проституцию. Его приговорили к трем месяцам тюрьмы, но условно, ибо он был несовершеннолетним. Через четыре месяца, сразу после истечения срока условного наказания, Ллойд Бакстер был арестован по статье «Оскорбление действием третьей степени». К этому времени он уже был командиром отделения в банде, известной под названием «Ястребы», а оскорбил он действием одного парня по имени Луи Сейнц, который был главарем, или президентом, другой банды – «Лос Эрманос». И снова Ллойд получил условное наказание, возможно потому, что его жертвой был такой же проходимец, и судья решил, что глупо тратиться на содержание двух хулиганов, которые вполне могут разобраться друг с другом на собственной территории. Через неделю после совершения своего славного подвига Ллойд был избран президентом «Ястребов» со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Победоносному герою устроили по возвращении домой пышную встречу с музыкой. И далее – право сюзерена.
Одним из призов, который достался вновь избранному президенту, стала Роксана Дюма. Ее имя вызывало в воображении ассоциации либо со стриптизе? кой, либо с правнучкой знаменитого французского романиста. Ни то, ни другое не соответствовало действительности. На самом деле это была пятнадцатилетняя девушка, чьи родители родились и жили до переезда в Америку на очаровательном острове Ямайка, а предки являлись наполовину англичанами, наполовину французами. И пока город не проглотил ее, Роксана оставалась девушкой славной и кроткой.
Да, город есть город, особенно этот.
Роксане было двенадцать, когда родители ее, переехав в Америку, поселились в районе города, где жили почти исключительно легальные или нелегальные иммигранты с различных островов Карибского бассейна. И хотя преобладали среди них выходцы с Ямайки, иммиграционная служба дала этому району наименование Маленький Санта-Крус, каковое впоследствии, когда это место освоили малолетние проститутки, превратилось на местном жаргоне в Санта-Круиз. Роксана каким-то чудом избежала посвящения в древнейшую профессию. Ей было тринадцать, когда родители переехали из Маленького Санта-Круса в Даймондбек. Здесь господствовал черный цвет, а черный цвет прекрасен, каково бы ни было твое собственное происхождение. Когда Роксане исполнилось четырнадцать, она начала «гулять» с шестнадцатилетним парнем – членом банды «Ястребов». Ей было пятнадцать, когда Ллойд Бакстер нанес оскорбление действием президенту банды «Лос Эрманос» и сделался президентом «Ястребов». Ллойду тогда было семнадцать, неприличный возраст для президента: среди главарей уличных банд были парни под тридцать, иные женаты и с детьми. Ллойд и Роксана сразу сошлись. Ее прежний приятель, Генри, без слов отошел в сторону. К тому времени он уже зарабатывал по двадцатке в день на торговле героином, так что будущее его сомнений не вызывало. Генри умер от чрезмерной дозы наркотика два года спустя, незадолго до того, как с Джимми Харрисом случилась рождественская история, которую он поведал майору Лемару в Форт-Мерсере.
О том, что Роксана Дюма была изнасилована в подвале участниками банды и выброшена, вся в крови, на пустырь, в полицейском досье не было ни слова. А ведь информация, охватывающая сроки, выходящие далеко за пределы рождественских праздников двенадцатилетней давности, здесь собралась богатая, причем на каждого из участников: кто был призван в армию, кто угодил в тюрьму, кто завербован в шпики, кто сожжен, кто своей смертью умер. Но об изнасиловании – ни слова, ничего о девушке, найденной на пустыре неподалеку от клуба: никаких сведений из больницы, куда была доставлена на карете «скорой помощи» или сама доползла Роксана Дюма. Либо патрули халтурно отнеслись к своим обязанностям, либо Роксана исчезла незамеченной, либо досье, собранное напарником Джонси, было все же неполным, либо наконец, просто ничего похожего не произошло.
Следует, впрочем, повторить, что картотека образовалась обширная. Согласно досье, Ллойд подал в отставку с поста президента «Ястребов» в зрелом двадцатитрехлетнем возрасте, через четыре года после предполагаемого изнасилования в подвале. С тех пор у него возникали разные конфликты с законом, а самый крупный случился шесть лет назад, когда он был арестован по обвинению в ограблении первой степени, приговорен к десяти годам заключения и помещен в тюрьму. Он отбыл треть срока, затем был освобожден условно и сейчас работал мойщиком машин в мастерской на Лэндис-авеню. Ему недавно исполнился тридцать один год.
Пять лет назад, когда Ллойд еще сидел в тюрьме, Роксана вышла замуж за торговца наркотиками по имени Школа Харди. Его и в действительности так звали. Роксане, когда она сделалась миссис Харди, было двадцать четыре года. А через четыре года ее муж был пойман и осужден в строгом соответствии с законом о распространении наркотиков. С женой ему предстояло расстаться надолго – разве что в дни посещений они могли видеться. Сейчас ему было тридцать семь, ей – двадцать девять. Из дальнейшей информации, касающейся Роксаны, явствовало, что она в прошлом августе поступила косметологом в салон красоты. Это произошло вскоре после того, как Школа был приговорен к двадцатипятилетнему заключению за незаконное хранение восьми унций кокаина. В досье ничего не было сказано, встречалась ли она с Ллойдом Бакстером с тех пор, как ему дали срок.
Карелла с Мейером поблагодарили детектива Ричарда Джонса за содействие и отправились к давним возлюбленным, которые жили теперь каждый своей жизнью.
Дверь сразу же открыл чернокожий ростом эдак в шесть футов четыре дюйма: на нем были только брюки, и выглядел он так, словно только что сошел с обложки журнала, пропагандирующего тяжелую атлетику. С обнаженной грудью, босой, широкоплечий и на редкость красивый, он с явным удивлением взирал на детективов.
– Да, в чем дело? – не скрывая раздражения, спросил он.
– Полиция, – Карелла показал значок. – Вы Ллойд Бакстер?
– Да, я Ллойд Бакстер. Дальше что?
– Разрешите войти?
– На меня какие-нибудь жалобы? У меня хорошая работа, я в положенное время хожу на почту и уже Бог знает сколько времени даже на тротуар не сплевываю.
– Никаких жалоб, – сказал Мейер.
– Тогда что вам здесь надо?
– Хотим задать кое-какие вопросы.
– О чем?
– О том, что было двенадцать лет назад.
– Я и то, что было двенадцать минут назад, почти забыл.
– Так можно войти?
– Вообще-то я кое-кого жду. Честно говоря, думал, это она и пришла.
– Много времени мы у вас не отнимем.
– Мне надо одеться. – Бакстер посмотрел на часы.
– Вы можете одеваться во время разговора.
– Ну ладно, – неохотно произнес хозяин, – заходите.
Они вошли, и Бакстер, закрыв дверь, провел их через всю квартиру в спальню, выходившую на улицу. Комната была обставлена просто – кровать, гардероб, два ночных столика, несколько ламп. Бакстер вытащил из ящика белую рубаху и принялся расстегивать ее.
– Итак, что за вопросы?
– Вы знаете некоего Джимми Харриса?
– Да. Слушайте, это ведь действительно было двенадцать лет назад. Но я не видел Джимми с тех пор, как его призвали в армию.
– Двенадцать лет назад, Рождество, – проговорил Карелла. – Припоминаете?
– Нет. А что я должен помнить?
– Девушку по имени Роксана Дюма.
– Знал такую, – сказал Бакстер, натягивая рубаху. – А что, с ней что-нибудь случилось?
– Это была ваша приятельница?
– Да. Но слушайте, это же древняя история. Она вышла замуж, когда я срок отбывал. За малого по имени Школа Харди.
– А когда вы ее последний раз видели?
– Шесть лет назад, может, семь. – Бакстер, не попадая в петли, застегивал рубаху. Он явно торопился и поглядывал на часы.
– Вы помните, что произошло в клубе «Ястребов» двенадцать лет назад?
– Нет, а что там произошло? – Бакстер справился, наконец, с пуговицами, заправил рубаху в брюки, потом быстро прошагал к гардеробу и выдвинул верхний ящик. Пошарив немного внутри, он вытащил пару синих носок, чуть-чуть темнее брюк, и, усевшись на кровать, принялся натягивать их.
– А как танцевали с Роксаной, помните?
– Я постоянно танцевал с Роксаной. Она была моей женщиной. Все это непонятно, – Бакстер поднял голову. Один носок он успел натянуть, а другой держал в руке. – Что случилось, в конце концов?
– А пластинку с барабанами вы помните?
– Да полно, ребята, у меня на любой пластинке были барабаны.
– Вы танцевали с Роксаной, и в комнате было еще пятеро ребят. Вы велели им перестать глазеть на вас. «Отправляйтесь наверх», – сказали вы им.
Справившись со вторым носком, Бакстер с явным удивлением посмотрел на детективов.
– Я так сказал?
– А вы что, не помните?
– Нет.
– А ребята сказали, что они устали. У «Ястребов» была разборка с другой бандой...
– Да у нас постоянно были разборки с другими бандами. Слушайте, я все еще не понимаю, к чему вы клоните.
– Тогда ребята схватили вас и привязали к столбу посреди комнаты.
– Ребята схватили меня? – Бакстер от души расхохотался. – Меня, – смех продолжал душить его. Не в силах остановиться, он встал с постели и снова направился к гардеробу. – Слушайте, чтобы схватить меня, нужна целая армия, а уж привязать... Я такой здоровый с четырнадцати лет, и никому не удавалось меня схватить, кроме этого мудака-полицейского, что прищучил меня, да и то только потому, что у него в руке была пушка. Ну а уж среди «Ястребов» Ллойда Бакстера прижать никто бы не мог. Да если бы кому только в голову пришло, все ноги бы переломал. А кое-кто, глядишь, и трупом бы на улице валялся. – Недоверчиво покачивая головой, Бакстер нагнулся и вынул из шкафа пару черных туфель из отменной кожи. – Откуда вы взяли эту чушь, ребята? Кто вам мог такое сказать?
– Джимми Харрис.
– Он сказал вам, что какие-то котята прыгнули на меня там, в клубе?
– Не нам, доктору.
– Не понимаю, зачем ему понадобилось нести доктору такую чушь.
– То есть, вы хотите сказать, что ничего подобного не было?
– Вот именно. Можете собственные задницы прозакладывать. – Бакстер был явно оскорблен одним предположением, что такое могло случиться. Он снова сел на кровать, на сей раз взявшись за туфли.
Карелла посмотрел на Мейера. Тот пожал плечами.
– У нас есть основания полагать, что двенадцать лет назад Роксана Дюма была изнасилована в той самой комнате, – сказал Карелла.
– Что? – Бакстер снова расхохотался. – Слушайте это же сказки, чистые сказки. Фантазии.
– То есть она не была изнасилована, это вы хотите сказать?
– Да кто бы мог изнасиловать ее, скажите на милость? Вот вы, если бы знали, что Роксана моя женщина, изнасиловали ее? Да что там изнасиловали – хотя бы перемигнулись? – Бакстер снова поднялся на ноги и в очередной раз направился к гардеробу, на этот раз за галстуком.
Детективы посмотрели ему вслед. Нет, подумали оба, они бы не стали перемигиваться с девушкой Бакстера. Тот, наконец, сделал свой выбор, поднял воротник, перекинул через него шелковый галстук в голубую и красную полоску и начал завязывать узел.
В 83-м работал толстяк Олли Уикс.
Остров Айсола был разделен на двадцать три участка, при этом пять из них располагались в Даймондбеке. Эти последние, по причинам, ведомым только прежнему начальству, нумеровались не в обычной последовательности, но через один. Начнем с 77-го. Он находится на восточной оконечности острова, прямо на границе с Риверхедом. Считается, что 77-у сопутствует удача, но это только из-за двух семерок и карточных ассоциаций: в действительности здесь самый высокий уровень преступности во всем городе, даже выше, чем в печально известном 101-м, в Западном Риверхеде. 101-й называют Последним Оплотом Кастера – в честь лейтенанта Мартина Кастера, который возглавлял здесь группу детективов. По странной прихоти полицейского жаргона 87-й, например, в быту назывался просто 8-7, 93-й – 9-3, но 101-й только полностью – 101-й. Поди разберись.
Двигаясь в западном направлении от 7-7, вы, ребята, попадаете на территорию 7-9, где из окон инспекторской открывается, через шпили и башенки многочисленных домов, отделяющих помещение участка от реки, прекрасный вид на мост Гамильтона. 8-1 находился на другом берегу реки Даймондбек, и территория его распространялась на юг, обрываясь у Холл-авеню, где Северный Даймондбек официально становился Южным. 8-3 и 8-5 расположились прямо, как две монахини, один – лицом к реке, другой – к Холл-авеню, в той части Даймондбека, где сплошь и рядом попадались религиозные названия – авеню Святого Антония, Епископская дорога, бульвар Храма, аллея Райских Кущей. С востока оба этих участка граничили с 87-м, территория которого не взывала к столь высоким чувствам, за вычетом чувств тех, разумеется, кто здесь работал. На севере эта территория окаймлялась полосой реки, а на юге – Гровер-парком. Все, урок по географии окончен.
Толстяк Олли Уикс работал детективом в 83-м. Карелла не любил иметь с ним дело, потому что Олли являлся настоящим фанатиком. А Карелла не любил фанатиков. Олли был хорошим полицейским и первостатейным фанатиком. Он только чуть-чуть не дотягивал до мизантропа. И то лишь потому, что оставалось еще несколько человек, которые ему по-настоящему нравились. Одним из них был Стив Карелла. Поскольку чувство это нельзя было назвать вполне взаимным, Карелла всячески избегал заходов на территорию 83-го, разве что крайняя необходимость возникала. Более того, он избегал даже звонить туда, если, конечно, не оказывалось, что убийцу с топором в руках последний раз видели на ступеньках 83-го участка. Неприязнь, которую вызывал у Кареллы Толстяк, граничила с неблагодарностью – в конце концов, тот недавно помог ему в расследовании двух дел.
Карелла надеялся, что это окажется другой участок. Спросив у Софи Харрис по телефону, где они жили, когда Джимми было восемнадцать, он даже дыхание затаил в ожидании ответа. Сквозь телефонный шум и треск Карелла расслышал – в районе Лэндис и Динсли. Он с шумом выпустил воздух и рассыпался в таких благодарностях, каких этот простой ответ явно не заслуживал. Лэндис и Динсли находились на территории 85-го.
Они добрались туда к десяти утра. У Мейера с похмелья трещала голова, но тем не менее он мог достаточно внятно рассказать о том, что вчера обнаружил или, вернее, не обнаружил дома у Харриса.
– На мой взгляд, – начал он, – что-то было закопано в ящике на подоконнике, и кто-то этот таинственный предмет хотел откопать.
– Джимми?
– Может быть. А может, убийца. Я взял немного грязи на пробу...
– Земли, – уточнил Карелла.
– Что?
– Это не грязь, это земля.
– Да, земли... словом, ссыпал немного земли в пакет для вещественных доказательств и послал в лабораторию. Заметь, все это я проделал еще до того, как отправился к Ирвину на свадьбу. Ты мне задал вчера работенки.
– А двор проверил?
– Да. Но никаких следов не обнаружил.
– Как выглядел этот ящик на подоконнике?
– То есть?
– Я спрашиваю, он что, тоже валялся на полу, вместе со всем остальным?
– Нет, так и стоял на подоконнике.
– Н-да, непонятно, почему это убийца все перевернул вверх дном и только ящик пощадил.
– Что ж, может, это был не убийца, – Мейер пожал плечами. И тут же поморщился от боли. – Черт, голова болит при каждом движении. Не надо было мне пить. Честное слово, не надо. Меня никогда не рвет, я никогда не напиваюсь, но наутро голова всегда трещит.
– А что ты пил?
– Скотч. А какое, собственно, это имеет значение?
– От одних напитков голова трещит больше, от других меньше. После джина похмелье страшное. И после бурбона тоже. Но самое страшное – коньяк.
– Ну а я пил скотч. И все равно голова трещит. Наверное, это потому, что я еврей.
– Это-то при чем?
– У индейцев и евреев страшное похмелье после скотча. А у студенток еврейских колледжей бывают тяжелые головные боли после китайской пищи, известно это тебе? Потому что там слишком высок процент соды. И называется это синдром студенток еврейских колледжей.
– Где ты, собственно, это выкопал? – поинтересовался Карелла.
– Да уж выкопал.
– Но где?
– В библиотеке. В тематическом каталоге, рубрика: студентки еврейских колледжей.
– Никогда в жизни не слыхал про такую рубрику, – заметил Карелла.
– Да я и сам на нее наткнулся только потому, что работал тогда над одним делом, где индеец...
– Да, да, заливай больше, – вставил Карелла.
– Клянусь, истинная правда. Один индеец все время добавлял студентке еврейского колледжа в китайские блюда немного скотча, и у нее развились страшные головные боли. В конце концов я отыскал этого индейца и взял его.
– Ну и что, исчезли боли?
– Нет, зато индеец исчез. На шесть лет.
– А как все-таки девушка справилась с болями?
– Пошла к специалисту. Он сказал, что она носит нижнее белье на размер меньше, чем нужно.
– А как он догадался?
– Посмотрел.
– Посмотрел где?
– Ниже нижнего белья, – сказал Мейер, и оба расхохотались.
Уже добравшись до 85-го и предъявляя свои жетоны постовому, охранявшему вход в участок, они все еще никак не могли успокоиться. Постовой посмотрел на жетоны, потом перевел взгляд на их обладателей, заподозрив в них самозванцев. Но все же впустил внутрь – черт с ними, пускай дежурный сержант разбирается. Снаружи, да и изнутри 85-й участок как две капли воды похож на 87-й: два больших круглых фонаря по обе стороны входа, широкие ступени лестницы, дежурка, медный турникет, за большим деревянным столом возвышается, как мировой судья в Англии, дежурный сержант. Карелла с Мейером предъявили ему свои жетоны и сказали, что хотели бы поговорить с кем-нибудь из детективов.
– Вам конкретно кто-нибудь нужен? – спросил сержант.
– Любой, кто в курсе деятельности уличных банд на территории вашего участка.
– Тогда это, наверное, Джонси, – сержант вставил штепсель в одно из гнезд распределительного щита.
– Майк, Джонси там? Ага, соедини меня с ним, пожалуйста. – Снова непродолжительное ожидание. – Джонси, у меня тут пара детективов, они интересуются уличными бандами. Можешь помочь им? – Не отрывая трубки от уха, сержант спросил гостей: – Вы откуда, ребята?
– Из восемьдесят седьмого, – ответил Мейер.
– Из восемьдесят седьмого; – повторил сержант в трубку. – Ладно, будет сделано, – и он вытащил штепсель из гнезда. – Ступайте наверх. Он ждет вас. Да, как там Дейв Мерчисон? Он ведь у вас по-прежнему дежурным сержантом, никуда не перевелся?
– У нас, – ответил Карелла.
– Привет ему. Скажите – от Джона Суини, мы когда-то вместе ишачили в Калмз Пойнте.
– Непременно.
– Спросите его насчет яичницы с ветчиной. – Суини почему-то засмеялся.
Детективам 85-го каким-то образом удалось пробить себе отдельную табличку – «Подразделение розыска», – набранную большими черными буквами. Прямо под надписью было изображено что-то вроде руки балаганного зазывалы – такие картинки были в ходу во времена наших прабабок. Табличка придавала дежурке, во всем остальном вполне безликой и заурядной, некое благородство и достоинство седой старины. По железным ступеням они поднялись вверх – точь в точь как в 87-м. Поворот за угол, проход по коридору, до самого конца... А вот и инспекторская. Правда, тут турникета нет, вместо него ряд невысоких шкафов с картотекой, образующий нечто вроде стены поперек коридора. За потертым железным барьером находился стол, над которым навис гигантских размеров чернокожий в рубахе с короткими рукавами. На лице его было явно выжидательное выражение.
– Джонси, – представился он. – Проходите, присаживайтесь.
Пластмассовая карточка гласила: «Ричард Джонс, детектив». На столе валялись бумаги, которые найдешь у любого детектива в этом городе, – отчеты, бланки, уведомления, предписания, бюллетени, фотографии отпечатков пальцев – словом чего только нет. Кроме Джонси, в инспекторской было еще четверо. Двое сидели у себя за столами и печатали. Третий, наклонившись к изрядно нагревшейся клетке для заключенных, допрашивал молодую негритянку. Четвертый возился с радиатором, у которого вроде засорилась пробка.
– Стив Карелла, – представился Карелла, и присел к столу. – А это мой напарник Мейер Мейер.
– Чем могу быть полезен? – осведомился Джонси.
Детектив, возившийся с радиатором, разогнулся и спросил, ни к кому не обращаясь:
– Что за говно сюда забилось? – Никто не ответил. – Вода вообще не идет.
– Нас интересует банда под названием «Ястребы», – сказал Карелла.
– Ясно.
– Слышал о такой?
– Ее больше не существует. Это была банда любителей джаза, лет эдак десять – пятнадцать назад. Половину из них либо призвали в армию, либо накрыли, либо просто прикончили, остальные торгуют наркотиками. Бог знает, сколько о них не слышал.
– А сколько их всего было?
– Ядро составляло десятка два, и еще человек пятьдесят было рассеяно по всему Даймондбеку. Они, видишь ли, любят считать себя военными отрядами. И вообще-то некоторые из них действительно образуют нечто похожее – четыреста, а то и пятьсот членов, по всему городу шуруют. Чуть только запахнет жареным, и гляди в оба – надо считать, сколько их набралось. Тут три недели назад у нас целый бой случился – клянусь Богом, тысяча человек собралась в парке. Эта банда называет себя «Странниками», люблю я эти пышные названия. Была тут недавно одна банда в Гровер-парке. Ребята из восемьдесят девятого привлекли нас, потому что другая часть действовала на их территории. Так эти величали себя «Кабальеро». Они все латиносы. Тьфу, говно паршивое, – сплюнул Джонси.
– Ладно, вернемся к «Ястребам», – сказал Карелла. – Про такого Ллойда никогда не слышал?
– Ллойд, а дальше?
– А черт его знает. Двенадцать лет назад он был у них главарем, или президентом, как они говорят.
– Пожалуй, от моего напарника вам было бы больше прока. Это он начинал их раскручивать. В ту пору на территории нашего участка развелось столько этих чертовых банд, что пришлось, можете поверить, специальную группу выделить. Двое парней, которым бы следовало оберегать людей от воров и бандитов, гоняли вместо этого целый табун хулиганов, наводнивших улицы. Ладно, давайте посмотрим карточки, что у нас есть на этого Ллойда. Вообще-то дело давнее, может, ничего уж и не осталось, но все же посмотрим.
К их счастью, напарник Джонси проделал отменную работу – составил досье не только на каждого члена банды «Ястребы», но и на участников всех остальных банд на территории отделения. Карточка Ллойда Бакстера ничем не отличалась от типичного досье «главаря». В школе он только и знал, что прогуливал уроки, а когда исполнилось шестнадцать и по закону можно было больше не учиться, тут же школу и бросил, и через шесть месяцев был арестован по обвинению в ограблении третьей степени – «сознательное проникновение или незаконное пребывание в помещении с целью совершения преступления». Этим помещением оказалась, естественно, школа. Ллойд Бакстер разбил окно и влез внутрь с намерением украсть пишущие машинки. Он нацарапал прошение, и в результате обвинили его по другой статье уголовного кодекса – «сознательное проникновение или незаконное пребывание в помещении», каковое считается мелким правонарушением и влечет за собой трехмесячное тюремное заключение и/или штраф до двухсот пятидесяти долларов – ровно столько же, сколько и за проституцию. Его приговорили к трем месяцам тюрьмы, но условно, ибо он был несовершеннолетним. Через четыре месяца, сразу после истечения срока условного наказания, Ллойд Бакстер был арестован по статье «Оскорбление действием третьей степени». К этому времени он уже был командиром отделения в банде, известной под названием «Ястребы», а оскорбил он действием одного парня по имени Луи Сейнц, который был главарем, или президентом, другой банды – «Лос Эрманос». И снова Ллойд получил условное наказание, возможно потому, что его жертвой был такой же проходимец, и судья решил, что глупо тратиться на содержание двух хулиганов, которые вполне могут разобраться друг с другом на собственной территории. Через неделю после совершения своего славного подвига Ллойд был избран президентом «Ястребов» со всеми вытекающими отсюда привилегиями. Победоносному герою устроили по возвращении домой пышную встречу с музыкой. И далее – право сюзерена.
Одним из призов, который достался вновь избранному президенту, стала Роксана Дюма. Ее имя вызывало в воображении ассоциации либо со стриптизе? кой, либо с правнучкой знаменитого французского романиста. Ни то, ни другое не соответствовало действительности. На самом деле это была пятнадцатилетняя девушка, чьи родители родились и жили до переезда в Америку на очаровательном острове Ямайка, а предки являлись наполовину англичанами, наполовину французами. И пока город не проглотил ее, Роксана оставалась девушкой славной и кроткой.
Да, город есть город, особенно этот.
Роксане было двенадцать, когда родители ее, переехав в Америку, поселились в районе города, где жили почти исключительно легальные или нелегальные иммигранты с различных островов Карибского бассейна. И хотя преобладали среди них выходцы с Ямайки, иммиграционная служба дала этому району наименование Маленький Санта-Крус, каковое впоследствии, когда это место освоили малолетние проститутки, превратилось на местном жаргоне в Санта-Круиз. Роксана каким-то чудом избежала посвящения в древнейшую профессию. Ей было тринадцать, когда родители переехали из Маленького Санта-Круса в Даймондбек. Здесь господствовал черный цвет, а черный цвет прекрасен, каково бы ни было твое собственное происхождение. Когда Роксане исполнилось четырнадцать, она начала «гулять» с шестнадцатилетним парнем – членом банды «Ястребов». Ей было пятнадцать, когда Ллойд Бакстер нанес оскорбление действием президенту банды «Лос Эрманос» и сделался президентом «Ястребов». Ллойду тогда было семнадцать, неприличный возраст для президента: среди главарей уличных банд были парни под тридцать, иные женаты и с детьми. Ллойд и Роксана сразу сошлись. Ее прежний приятель, Генри, без слов отошел в сторону. К тому времени он уже зарабатывал по двадцатке в день на торговле героином, так что будущее его сомнений не вызывало. Генри умер от чрезмерной дозы наркотика два года спустя, незадолго до того, как с Джимми Харрисом случилась рождественская история, которую он поведал майору Лемару в Форт-Мерсере.
О том, что Роксана Дюма была изнасилована в подвале участниками банды и выброшена, вся в крови, на пустырь, в полицейском досье не было ни слова. А ведь информация, охватывающая сроки, выходящие далеко за пределы рождественских праздников двенадцатилетней давности, здесь собралась богатая, причем на каждого из участников: кто был призван в армию, кто угодил в тюрьму, кто завербован в шпики, кто сожжен, кто своей смертью умер. Но об изнасиловании – ни слова, ничего о девушке, найденной на пустыре неподалеку от клуба: никаких сведений из больницы, куда была доставлена на карете «скорой помощи» или сама доползла Роксана Дюма. Либо патрули халтурно отнеслись к своим обязанностям, либо Роксана исчезла незамеченной, либо досье, собранное напарником Джонси, было все же неполным, либо наконец, просто ничего похожего не произошло.
Следует, впрочем, повторить, что картотека образовалась обширная. Согласно досье, Ллойд подал в отставку с поста президента «Ястребов» в зрелом двадцатитрехлетнем возрасте, через четыре года после предполагаемого изнасилования в подвале. С тех пор у него возникали разные конфликты с законом, а самый крупный случился шесть лет назад, когда он был арестован по обвинению в ограблении первой степени, приговорен к десяти годам заключения и помещен в тюрьму. Он отбыл треть срока, затем был освобожден условно и сейчас работал мойщиком машин в мастерской на Лэндис-авеню. Ему недавно исполнился тридцать один год.
Пять лет назад, когда Ллойд еще сидел в тюрьме, Роксана вышла замуж за торговца наркотиками по имени Школа Харди. Его и в действительности так звали. Роксане, когда она сделалась миссис Харди, было двадцать четыре года. А через четыре года ее муж был пойман и осужден в строгом соответствии с законом о распространении наркотиков. С женой ему предстояло расстаться надолго – разве что в дни посещений они могли видеться. Сейчас ему было тридцать семь, ей – двадцать девять. Из дальнейшей информации, касающейся Роксаны, явствовало, что она в прошлом августе поступила косметологом в салон красоты. Это произошло вскоре после того, как Школа был приговорен к двадцатипятилетнему заключению за незаконное хранение восьми унций кокаина. В досье ничего не было сказано, встречалась ли она с Ллойдом Бакстером с тех пор, как ему дали срок.
Карелла с Мейером поблагодарили детектива Ричарда Джонса за содействие и отправились к давним возлюбленным, которые жили теперь каждый своей жизнью.
* * *
Дом 834 по восемьдесят девятой улице представлял собою четырехэтажное кирпичное здание с железными перилами, окаймляющими лестницу, ведущую к подъезду. Разыскав имя Бакстера на почтовом ящике под номером 22, они позвонили, и тут же в ответ раздался зуммер. Вестибюль оказался безупречно чист: здесь даже сохралился запах дезинфекции. Правда, линолеум на лестнице был изрядно вытерт и весь в проплешинах, однако же и он, прослуживший, видно, уже не одному поколению жильцов, был вычищен до блеска. Через вымытое окно на втором этаже проникал холодный ноябрьский свет. Карелла поднимался молча, а Мейер пыхтел, жалуясь на похмелье. Вот и третий этаж. Всего две двери на площадке – одна напротив другой. Они постучали в квартиру 22.Дверь сразу же открыл чернокожий ростом эдак в шесть футов четыре дюйма: на нем были только брюки, и выглядел он так, словно только что сошел с обложки журнала, пропагандирующего тяжелую атлетику. С обнаженной грудью, босой, широкоплечий и на редкость красивый, он с явным удивлением взирал на детективов.
– Да, в чем дело? – не скрывая раздражения, спросил он.
– Полиция, – Карелла показал значок. – Вы Ллойд Бакстер?
– Да, я Ллойд Бакстер. Дальше что?
– Разрешите войти?
– На меня какие-нибудь жалобы? У меня хорошая работа, я в положенное время хожу на почту и уже Бог знает сколько времени даже на тротуар не сплевываю.
– Никаких жалоб, – сказал Мейер.
– Тогда что вам здесь надо?
– Хотим задать кое-какие вопросы.
– О чем?
– О том, что было двенадцать лет назад.
– Я и то, что было двенадцать минут назад, почти забыл.
– Так можно войти?
– Вообще-то я кое-кого жду. Честно говоря, думал, это она и пришла.
– Много времени мы у вас не отнимем.
– Мне надо одеться. – Бакстер посмотрел на часы.
– Вы можете одеваться во время разговора.
– Ну ладно, – неохотно произнес хозяин, – заходите.
Они вошли, и Бакстер, закрыв дверь, провел их через всю квартиру в спальню, выходившую на улицу. Комната была обставлена просто – кровать, гардероб, два ночных столика, несколько ламп. Бакстер вытащил из ящика белую рубаху и принялся расстегивать ее.
– Итак, что за вопросы?
– Вы знаете некоего Джимми Харриса?
– Да. Слушайте, это ведь действительно было двенадцать лет назад. Но я не видел Джимми с тех пор, как его призвали в армию.
– Двенадцать лет назад, Рождество, – проговорил Карелла. – Припоминаете?
– Нет. А что я должен помнить?
– Девушку по имени Роксана Дюма.
– Знал такую, – сказал Бакстер, натягивая рубаху. – А что, с ней что-нибудь случилось?
– Это была ваша приятельница?
– Да. Но слушайте, это же древняя история. Она вышла замуж, когда я срок отбывал. За малого по имени Школа Харди.
– А когда вы ее последний раз видели?
– Шесть лет назад, может, семь. – Бакстер, не попадая в петли, застегивал рубаху. Он явно торопился и поглядывал на часы.
– Вы помните, что произошло в клубе «Ястребов» двенадцать лет назад?
– Нет, а что там произошло? – Бакстер справился, наконец, с пуговицами, заправил рубаху в брюки, потом быстро прошагал к гардеробу и выдвинул верхний ящик. Пошарив немного внутри, он вытащил пару синих носок, чуть-чуть темнее брюк, и, усевшись на кровать, принялся натягивать их.
– А как танцевали с Роксаной, помните?
– Я постоянно танцевал с Роксаной. Она была моей женщиной. Все это непонятно, – Бакстер поднял голову. Один носок он успел натянуть, а другой держал в руке. – Что случилось, в конце концов?
– А пластинку с барабанами вы помните?
– Да полно, ребята, у меня на любой пластинке были барабаны.
– Вы танцевали с Роксаной, и в комнате было еще пятеро ребят. Вы велели им перестать глазеть на вас. «Отправляйтесь наверх», – сказали вы им.
Справившись со вторым носком, Бакстер с явным удивлением посмотрел на детективов.
– Я так сказал?
– А вы что, не помните?
– Нет.
– А ребята сказали, что они устали. У «Ястребов» была разборка с другой бандой...
– Да у нас постоянно были разборки с другими бандами. Слушайте, я все еще не понимаю, к чему вы клоните.
– Тогда ребята схватили вас и привязали к столбу посреди комнаты.
– Ребята схватили меня? – Бакстер от души расхохотался. – Меня, – смех продолжал душить его. Не в силах остановиться, он встал с постели и снова направился к гардеробу. – Слушайте, чтобы схватить меня, нужна целая армия, а уж привязать... Я такой здоровый с четырнадцати лет, и никому не удавалось меня схватить, кроме этого мудака-полицейского, что прищучил меня, да и то только потому, что у него в руке была пушка. Ну а уж среди «Ястребов» Ллойда Бакстера прижать никто бы не мог. Да если бы кому только в голову пришло, все ноги бы переломал. А кое-кто, глядишь, и трупом бы на улице валялся. – Недоверчиво покачивая головой, Бакстер нагнулся и вынул из шкафа пару черных туфель из отменной кожи. – Откуда вы взяли эту чушь, ребята? Кто вам мог такое сказать?
– Джимми Харрис.
– Он сказал вам, что какие-то котята прыгнули на меня там, в клубе?
– Не нам, доктору.
– Не понимаю, зачем ему понадобилось нести доктору такую чушь.
– То есть, вы хотите сказать, что ничего подобного не было?
– Вот именно. Можете собственные задницы прозакладывать. – Бакстер был явно оскорблен одним предположением, что такое могло случиться. Он снова сел на кровать, на сей раз взявшись за туфли.
Карелла посмотрел на Мейера. Тот пожал плечами.
– У нас есть основания полагать, что двенадцать лет назад Роксана Дюма была изнасилована в той самой комнате, – сказал Карелла.
– Что? – Бакстер снова расхохотался. – Слушайте это же сказки, чистые сказки. Фантазии.
– То есть она не была изнасилована, это вы хотите сказать?
– Да кто бы мог изнасиловать ее, скажите на милость? Вот вы, если бы знали, что Роксана моя женщина, изнасиловали ее? Да что там изнасиловали – хотя бы перемигнулись? – Бакстер снова поднялся на ноги и в очередной раз направился к гардеробу, на этот раз за галстуком.
Детективы посмотрели ему вслед. Нет, подумали оба, они бы не стали перемигиваться с девушкой Бакстера. Тот, наконец, сделал свой выбор, поднял воротник, перекинул через него шелковый галстук в голубую и красную полоску и начал завязывать узел.