Страница:
– Это верно, – Таталья улыбнулся. – Но сержантов и солдат тоже не связывает такая уж нежная любовь. А до того, как убили лейтенанта Блейка, я был сержантом.
– А как его убили? – спросил Мейер.
– Осколком от артиллерийского снаряда.
– И когда это было?
– Где-то в самом начале месяца. Через два или три дня после выброски десанта, точнее не помню.
– А не знаете, Харрис после демобилизации поддерживал с кем-нибудь из бывших однополчан отношения?
– Понятия не имею.
– А вы?
– Вы имеете в виду, встречаюсь ли я с людьми из «Альфы»?
– Да.
– Нет. Я регулярно переписываюсь с командиром первого взвода роты Д, но это и все. Он профессиональный военный, вроде меня, сейчас служит в Германии. Получил туда назначение вскоре после сбора.
– Какого сбора, майор?
– Рота Д провела большой сбор в августе. Отмечалась десятая годовщина возвращения с войны.
– И где же происходил сбор?
– В городке Форт-Монмаут. Это в Нью-Джерси.
– Вы там были?
– Нет.
– А ваш друг?
– Он был. И писал мне об этом. Честно говоря, жалею, что не смог попасть туда.
– Ну что ж, – Карелла посмотрел на Мейера. – У тебя есть какие-нибудь вопросы к майору?
– Да нет.
– Тогда большое спасибо, – сказал Карелла, поднимаясь и протягивая руку хозяину кабинета.
– Боюсь, не слишком-то я оказался полезен, – ответил Таталья.
Когда они вернулись к себе в участок, на столе у Кареллы лежал отчет. Мейер предложил приятелю выпить чашечку кофе и двинулся по коридору в сторону канцелярии. Часы показывали 3.37. Тени удлинились. Карелла зажег настольную лампу и взялся за отчет. Сверху к нему была приколота записка:
"Стив!
Эта запись телефонного разговора с Хоупвеллом. Вроде, ничего существенного, но что же поделаешь. Я позвонил в Маджесту по телефону, который ты мне дал. Расселла Пула не оказалось дома, подошла его мать. Потом я нашел его на работе. Он возвращается домой в три, и мы договорились о встрече на это время. Если задержусь, позвоню тебе домой.
Коттон".
Карелла отколол записку и бросил ее в мусорную корзину. Хейз печатал, наверное, лучше всех в бригаде. В отчете почти не было опечаток. И все, конечно, чин по чину, официальный бланк, дата, время, подпись.
Беседа по телефону. Позвонил Хоупвеллу домой, но жена Мэри-Луиза сказала, что он на работе. Хоупвелл занимается производством инструментов для садоводства и огородничества. Адрес – Сарасота, 41. Торговый центр. Сказал, что живет в Сарасоте всю жизнь, женился сразу после призыва в армию. Джимми Харриса помнит. Помнит и бой, в котором тот был ранен и потерял зрение. Говорит, что «Альфа» попала в засаду и что выручили всех их «Браво» и пулеметное отделение. Харрис был ранен осколками гранаты, доставлен в полевой госпиталь, а затем эвакуирован на вертолете в стационар. С тех пор Хоупвелл Харриса не видел. Хоупвелл был командиром отделения. Во время боя командир взвода находился вместе со всеми. Лейтенант Джон Таталья. Никого из солдат своего отделения Хоупвелл после демобилизации не видел. Его самого ранили в марте следующего года. Сожалеет, что не был на общем сборе в Форт-Монмауте, Нью-Джерси, но ехать слишком далеко, он таких расходов не может себе позволить. Переписывается с одним бывшим солдатом «Альфы», Карлом Фирсеном, гранатометчиком, сейчас он живет в Амстердаме; этот был на встрече и говорит, что она прошла с огромным успехом. Был ли на ней Джимми Харрис, Хоупвелл не знает. Явно огорчился, узнав, что Харриса убили.
Маджеста[4] название свое явно сохранила с колониальных времен. Дано оно было в честь его величества короля Георга. Тогда много чего называлось в его честь. Например, Джорджтаун. В те времена, когда англичане танцевали кадриль и даже простые солдаты изъяснялись на языке аристократов, Маджеста стояла на холмах и выглядела на редкость элегантно. «О, Маджеста, – говаривали англичане, – элегантное место».
В наши дни холмы в Маджесте сохранились, но элегантность исчезла. Более того, район выглядит совсем неэлегантно. И даже отталкивающе.
Люди здесь жили на узкой косе, вдающейся в Атлантический океан. Административно это еще город, но вообще-то от настоящего города далеко, хотя народу полно и здесь. Местная публика считает Джорджа Вашингтона и участников Континентального Конгресса свихнувшимися фанатиками. По их мнению, так лучше бы Маджеста оставалась английской колонией. В качестве примера можно сослаться на Сэнгдс Спит, который даже в наши дни выглядит почти как английская колония. Наверное, потому что люди здесь пьют пиммз и говорят, как правило, в нос. Это в основном очень богатая публика. Некоторые просто-таки миллионеры. А публика в Маджесте в основном бедная. Некоторые еле концы с концами сводят. А иные и вовсе бедны, как церковные крысы. Вот вроде Расселла Пула.
Он с матерью жил в облупившемся доме – такие можно найти в Англии, в районе Виктория-стрит или Гладстон-роуд. Расселл Пул был черным. Он никогда не видел Англии, хотя часто мечтал туда попасть, потому что не знал, что и в Англии есть свои проблемы по части людей с темным цветом кожи – яблоня растет недалеко от своего упавшего яблока. Пул знал только, что он беден и что живет в конуре. Коттон Хейз ему не понравился. Коттон Хейз выглядел как обычный засранец-полицейскии. Пул велел матери выйти в соседнюю комнату.
Хейзу Расселл Пул тоже не понравился.
Вообще-то люди не шибко друг от друга отличаются, только один белый, а другой черный. Может, в этом вся и разница. Пул был весом и ростом примерно с Хейза – добрых шесть футов два дюйма и сто девяносто фунтов. Оба широкоплечие, узкобедрые. Правда, у Пула не было такой рыжей шевелюры, как у Хейза – но у кого, скажите на милость, такая есть? Пул закрыл за матерью дверь в спальню и повернулся к Хейзу.
– Ну, что надо?
– Я же уже говорил по телефону, – начал Хейз. – Убили Джеймса Харриса.
– Ну а я тут при чем?
– Вы же вместе воевали, так?
– Да, ну и что с того?
– Вы когда Джимми в последний раз видели?
– В августе.
– В августе этого года?
– Да.
– И где же?
– На сборе в Нью-Джерси.
– О чем говорили?
– Так, о старых временах.
– А о новых?
– Как это понять?
– Он не говорил ни о каких своих планах?
– Каких таких планах?
– О планах, связанных с «Альфой».
– Да что за планы-то?
– Это вы мне должны сказать.
– Не понимаю, о чем речь.
– Джимми не говорил, что ему нужна помощь «Альфы»?
– Ничего подобного он не говорил.
– Может, он какое-то деловое предприятие задумал?
– Я же сказал, ничего подобного.
– Кто еще там был? Я имею в виду, из «Альфы».
– Только мы четверо.
– Кто именно?
– Я, Джимми, Карл Фирсен, который собрался в Амстердам улетать, и Руди Тэннер – он из Калифорнии заявился.
– А как нам найти этих двоих, не подскажете?
– Адрес Тэннера у меня есть. А Фирсен сказал, что ему надо писать в Амстердам через «Америкен Экспресс».
– Вы обменялись адресами?
– Да.
– И Джимми тоже?
– Джимми тоже.
– Вы дали ему свой адрес?
– Мы все дали друг другу адреса.
– И Джимми писал вам?
– Нет.
– А если бы он написал другим, вы узнали бы об этом?
– Это как же, интересно?
– Лейтенант Таталья был на сборе?
– Нет. Мы как раз дивились, чего это его нет, он ведь служит в Форт-Ли, Виргиния, не такой уж далекий путь, вон, Тэннер аж из самой Калифорнии прилетел.
– А откуда вам известно, где он служит?
– Таталья? А там, на сборе, был один капитан, он когда-то командовал первым взводом, ну и ребята с ним разговорились. Он сказал, что Таталья теперь майор и служит в Форт-Ли.
– Это кому же он сказал?
– Да я уж и не помню, кто там был поблизости. По-моему, Джимми, я и еще один парень, только он не из «Альфы».
– Откуда же?
– Он из «Браво». Их немного осталось. Двое были убиты в бою в тот самый день, когда ранили Джимми, и еще один погиб сразу после Рождества.
– А этот, который был на сборе – вы знаете его по имени?
– Конечно, я знаю его по имени, Дэнни Кортес, он живет в Филадельфии.
– Его адрес у вас есть?
– Да, я записал.
– А у Джимми его адрес был?
– Не знаю. Я ведь не ходил за Джимми по пятам и не следил, чей адрес он записывает, а чей нет.
– Но что он записал адреса сослуживцев из «Альфы» вы знаете точно?
– Да, потому что мы там стояли, трепались, ну и адреса записывали – одним карандашом.
– А о чем трепались?
– Я же говорил, старые времена вспоминали. Было о чем вспомнить – вместе нахлебались в свое время всякого.
– И чего же вы нахлебались?
– Как чего? Воевали. Больше всего в джунглях, но случалось, и в борделях.
– А в каких боях вы участвовали?
– Да главным образом, деревнями занимались. Бывало, окружишь деревню ночью, а с восходом, еще и женщины со своими мисками риса не успеют уйти назад в джунгли, – в атаку. Все сметали на своем пути – что мины, что запасы сахара или соленой рыбы, в общем, что под руку попадалось.
– А когда Джимми ранили, вы тоже деревню жгли?
– Нет, то была «Ала Моана». Большая операция. Целый батальон участвовал.
– Ну и как прошло?
– Да так себе. Куда больше людей положили, чем писали в газетах. Ведь всегда как? – чужие трупы считают, не свои.
– А Джимми ладил с ребятами в «Альфе»?
– Да.
– Со всеми?
– Да.
– А как вы думаете, мог кто-нибудь желать его смерти?
– Чушь.
– И с тех пор вы не встречались? С августа?
– Да, это был последний раз.
– Ну ладно, а теперь можно записать адреса? – закончил беседу Хейз.
И снова телефонная трубка...
Телефон для полицейского такой же жизненно необходимый инструмент, как для вора отмычка. Теперь у них были адреса Руди Тэннера и Дэнни Кортеса, служившего в огневом расчете «Браво» второго отделения. Знали они также, что с Карлом Фирсеном можно связаться через «Америкен Экспресс» в Амстердаме, но это мало что дает, потому что кто же будет платить за трансатлантический звонок, даже если удастся выяснить номер Фирсена. Через справочную они узнали телефоны Тэннера в Лос-Анджелесе и Кортеса в Филадельфии. Сначала Карелла позвонил Тэннеру. Он задал ему все те же вопросы о декабрьском бое и получил фактически те же ответы. Все сходилось. Карелла двинулся дальше.
– А когда вы его в последний раз видели?
– В августе. На сборе.
– Он ни о каких своих планах не говорил?
– О планах? Что вы имеете в виду?
– Ну, о планах, которые могли бы иметь отношение к «Альфе»?
– К «Альфе»? Не понимаю.
– Помочь не просил в осуществлении какого-нибудь плана?
– Нет. Точно нет.
– А он не писал вам после сбора?
– Нет.
– Но адрес свой вы ему оставили?
– Да.
– А когда вы в последний раз были здесь, в городе?
– В августе, когда ехал на сбор.
– И с тех пор не были?
– Нет.
– Ну что ж, спасибо.
Так, вешай трубку, берись за свои заметки, сверяй то, что услышал только что от Тэннера, с услышанным от Татальи, Хоупвелла и Пула. Думай. Шевели мозгами. А пуще всего попытайся разобраться в кошмарах Джимми, которые, по словам врача, объясняются тем, что он был свидетелем изнасилования в подвале. А изнасилования-то и не было. Так, не забыть позвонить полицейскому психиатру – как его, бишь? Прими в соображение, что убийства могли быть и безмотивными.
Были времена, когда большинство убийств являлись результатом семейной ссоры, решавшейся с помощью топора или пистолета. Найдешь женщину мертвой на полу в ванной, – ищи мужа. Найдешь мужчину с переломанными ногами и с ножом в сердце, – ищи мужа любовницы, да поживее, пока муж и супругу свою для ровного счета не выкинул из окна. Добрые старые времена. Попробуй-ка раскрой убийство, если все рассчитано заранее – жена хочет избавиться от мужа и вырабатывает сложный план, с использованием яда, извлеченного из желез зеленой южноамериканской змеи: она каждый вечер подливает капельку этого яда мужу в рюмку с коньяком, и через полгода бедняга в страшных конвульсиях умирает, а жена в это время наслаждается жизнью на Ривьере с любовником из Копенгагена. Это все новомодные штучки, раньше ничего подобного не было. В старые добрые времена обычным среднестатистическим убийцей была женщина: она приходила домой, видела, что муж снова валяется в стельку пьяный, трясла его, как грушу, а потом, разозлившись, наконец, говорила – к черту, шла на кухню, брала кочергу и наносила шестнадцать ударов в грудь и в горло. Такая вот была жизнь. А если интересуешься всякой белибердой, читай детективный роман, написанный какой-нибудь дамой из Суссекса. Триллер. Аж дыхание захватывает.
В старые добрые времена ты, случалось, справлялся с делом за три-четыре часа – между обедом и ужином, так сказать. И обычно преступником оказывался не дворецкий и даже не таинственное чудовище, а твой собственный брат или брат жены, или дядя Тим из города Нома, штат Аляска. Теперь все не так. По статистике тридцать процентов убийц даже не знают своих жертв. Абсолютно чужие друг другу люди, совершенные незнакомцы буквально на секунду оказываются в какой-то извращенной близости – на ту секунду, которой хватает, чтобы спустить курок или вонзить лезвие ножа. Так почему бы не предположить, что и Джимми, и Изабел, и Эстер стали жертвами какого-то совершенно не знакомого им человека, какого-то маньяка, у которого идиосинкразия на слепых? В самом деле. Почему? Он знал об этой категории людей только понаслышке, может быть, от соседей, и видел, как, неуверенно нащупывая дорогу, они бредут по улице, и само их появление было для него почему-то непереносимо. И ему захотелось разделаться с ними. Да почему бы и нет?
Все возможно.
Карелла вздохнул и набрал филадельфийский номер Дэнни Кортеса. Настенные часы в инспекторской показывали половину шестого, и Карелла рассчитывал, что тот уже вернулся с работы. После трех гудков к телефону подошла женщина.
– Да? – уже по первому слову Карелле показалось, что он улавливает испанский акцент.
– Мне хотелось бы переговорить с Дэнни Кортесом.
– А кто его спрашивает? – теперь уже в акценте ошибиться было нельзя.
– Детектив Карелла, восемьдесят седьмой участок, Айсола.
– Кто?
– Полиция.
– Полиция? Que desea usted?
– Мне нужно переговорить с Дэнни Кортесом. А кто у телефона?
– Его жена. Qual es su nombre?
– Карелла. Детектив Карелла.
– А он знает вас, мой муж?
– Нет. Знаете ли, я звоню из другого города...
– Ах, из другого города? Одну минуту, por favor.
Карелла ждал. До него доносилась приглушенная испанская речь. Затем тишина.
– Да? – послышался, наконец, мужской голос.
– Мистер Кортес?
– Да, я.
– Говорит детектив Карелла, восемьдесят седьмой участок, Айсола. Я звоню вам в связи с убийством, которое мы сейчас расследуем.
– В связи с убийством?
– Да. Убили человека по имени Джимми Харрис. Он служил с вами в армии, помните такого?
– Да, конечно. Так, говорите, его убили?
– Да. Хочу попросить вас ответить на несколько вопросов.
– Ну конечно, пожалуйста.
– Когда вы его в последний раз видели, мистер Кортес?
– Джимми? В августе. У нас был ротный сбор. Я поехал в Нью-Джерси. Вот там мы и встретились.
– Вы разговаривали с ним?
– Естественно.
– А о чем?
– Да так, о том о сем. Мы ведь, как вы, наверное, знаете, воевали вместе, только он в «Альфе», а я в «Браво». Это мы в тот день, когда Джимми ранили, вытащили их из переделки. Они угодили в западню, а мы их выручили.
– А вы с ним дружили?
– Да не сказал бы, так, приятельствовали. Ребята из «Альфы» и «Браво» жили в одном пузырьке...
– В одном – в чем?
– В пузырьке.
– А что это такое?
– Да бросьте разыгрывать, все знают, что такое пузырек.
– Я вот, например, не знаю.
– Ну это где живут солдаты. В расположении части. В общем, в пузырьке нас было восемь, сержанты жили в своих апартаментах.
– То есть что-то типа палатки?
– Ну да, вроде того, снизу дерево, а сверху металлическая сетка от москитов. У нашего пузырька была железная крыша, но это редкость.
– И стало быть, всего вас было там восемь?
– Да, четверо из «Альфы», четверо из «Браво». У сержантов – командиров отделений – были свои пузырьки. Но вообще-то хотя мы и жили вместе, ребята из «Альфы» были ближе друг другу, чем к нам. Может потому, что в огневом расчете у солдат особенная спайка. Твоя жизнь зависит от того, как будет стрелять товарищ, понимаете, о чем я? Одну похлебку хлебаешь. У нас в «Браво» была своя похлебка, у них – своя, понимаете? Хотя воевали бок о бок.
– Г-м, – неопределенно хмыкнул Карелла. – А чем «Альфа» занималась отдельно от вас?
– Да мало ли чем. И в бою они часто решали свои задачи, да и не только в бою. Понимаете, о чем я? – Кортес понизил голос. – В бар они вместе ходили, и к шлюхам тоже.
– А в бою-то у них были какие задачи?
– Ну, деревни зачищали, потом еще «Ала Моана»... Это была крупная операция, и в ней участвовали ребята из «Альфы», тогда как раз лейтенанта убили.
– Это вы о лейтенанте Блейке?
– Ну да. Он командовал взводом.
– "Браво" в этой операции не участвовала?
– Ну как сказать? Мы двинулись в сторону высотки. Вперед еще раньше была выслана разведывательная группа, и ребята наткнулись – и нам по радио сообщили – на десяток укрепленных точек и пару рядов траншей. Туда мы и направились.
– Вы – это «Браво»?
– Ну да. «Альфа» в это время отдыхала.
– Ах вот как, отдыхала.
– Ну да. Весь этот месяц шли тяжелые бои. Ребята из «Альфы» были у подножия этой горки, где лейтенант как раз устроил свой командный пункт, прямо посреди бамбуковых зарослей.
– Командный пункт, – эхом откликнулся Карелла.
– Да. Ну, не совсем пункт. Я хочу сказать, там ни блиндажа не было, ни палатки, ничего такого в этом роде. У нас командный пункт считался в том месте, где находился офицер. Откуда он руководил боем, понятно?
– М-да, – протянул Карелла. – И стало быть, там лейтенанта и убило? Где «Альфа» стояла?
– Ну да. Хотя, впрочем, погодите, не совсем там. Вот как это все было. «Альфа» расположилась там под командой взводного сержанта...
– Татальи?
– Джонни Татальи. «Браво» двигалась вверх по склону, туда, где окопался противник. Лейтенант пошел назад посмотреть, куда запропастилась «Альфа». Понимаете, он хотел, чтобы они поднялись и прикрыли нас с тыла.
– Ясно.
– Тут-то и начался артиллерийский обстрел. Эти гады пристреляли точки в бамбуковых зарослях, ну и буквально залили их свинцом.
– И тут-то лейтенанта и убило?
– Да, во время обстрела. Наверное, осколком. Страшное дело. Когда начался обстрел, «Альфа» укрылась, так что до лейтенанта даже после никто добраться не мог.
– Как это?
– Ну, видите, на той войне надо было не только раненых, но и мертвых своих подбирать, иначе их просто на куски рвали. То есть если они доставались противнику, понимаете, что я хочу сказать?
– Именно это случилось с лейтенантом Блейком?
– Да. Наверное, в него попало, когда он спускался. Ребята из «Альфы» потом говорили, что не могли подойти к нему из-за обстрела. И им только и оставалось смотреть, как его волокут в джунгли. Потом они нашли его в канаве – из него ремни нарезали. Эти сволочи так обычно и поступали – разрезали тела на части и швыряли в канаву.
– М-да.
– Штыками, понимаете?
– Н-да, ничего себе.
– В общем, я это все к тому, что в таких переделках люди как братья становятся. Понимаете меня?
– Понимаю. Скажите, все это ведь было третьего декабря, я не ошибаюсь?
– Вот уж не помню. Мы-то ведь даже не были там, понимаете меня? Мы высотку брали. Надо сказать, сюрпризов нам приготовили немало. Я это к тому, что есть в бою вещи, которые до самого сердца достают, только когда с тобою самим случаются. Ну а если тебя тут нет, если только слышишь о том, что было, – так это совсем другое дело. Вот почему я не могу сказать вам, когда был убит лейтенант – третьего, четвертого или когда еще. Для меня это просто – какой-то день. Я был занят своим делом, и с этой стороны опасность мне не угрожала. Артиллерия била по другому месту. До нас только грохот разрывов долетал. Вы когда-нибудь под артиллерийский обстрел попадали? Грохот страшный стоит, даже если дело далеко от тебя происходит.
– М-да. Мистер Кортес, когда вы встретились на сборе в Нью-Джерси, Джимми с вами ни о каких своих планах не говорил?
– О планах? Нет. Мы просто вспоминали старые времена, войну. А что за планы?
– Заработать деньги.
– Что ж, на эту тему я с удовольствием бы поговорил, – засмеялся Кортес. – Уж как распорядиться деньгами, я знаю.
– А с другими он на эту тему не говорил, не знаете случайно?
– Понятия не имею. Вообще-то, если хотите знать, никто из нас особенно не преуспел, понимаете меня? В Нью-Джерси мы как раз и говорили, в каком гнусном положении оказались. Я имею в виду, ветераны. И если у Джимми были какие-то идеи, как подзаработать деньжонок, что ж – стоило ему только свистнуть... – Кортес снова засмеялся. – Особенно если бы нам это ничего не стоило.
– Но ничего о существовании такого плана вы не знаете?
– Нет.
– Джимми вам свой адрес оставил?
– Да.
– Вы писали ему после сбора?
– Нет.
– А он вам не звонил или как-нибудь иначе не пытался связаться?
– Нет.
– Н-да, – Карелла вздохнул. – Ну что ж, большое спасибо, мистер Кортес, извините, что отнял у вас столько времени.
– Желаю удачи, – Кортес повесил трубку.
Карелла спустился по железной лестнице в дежурку. Сержант Дейв Мерчисон поднял голову. Тут же были двое патрульных. Сняв форменные пиджаки и оставшись в нижних рубахах с длинными рукавами, они пили кофе. Один из них, видно, только что рассказал анекдот, так что оба весело смеялись.
Карелла быстро оглядел комнату и подошел к столу дежурного.
– Я еду домой, – сказал он.
– А что с собакой? – спросил Мерчисон.
– Что? Ах ты. Боже мой, совершенно вылетело из головы. Кто-нибудь забрал ее?
– Да, она внизу, в одной из камер. Что делать-то с ней собираешься?
– Просто не знаю. Наверное, отдам матери Харриса.
– А когда? Стив, это не по правилам – держать здесь животных.
– Да, но Мисколо же держит в канцелярии кошку.
– Это не то. Канцелярия – не камера предварительного заключения.
– Так что, мне отвести ее в канцелярию?
– Она просто сожрет кошку. Стив, это здоровенный пес. Ты его видел?
– Ну, не такой уж и здоровенный. Вполне средних размеров Лабрадор.
– Средних размеров Лабрадор это очень большая собака. Фунтов девяносто весит, не меньше. К тому же он отказывается есть.
– Ладно, утром отведу его к матери Харриса. Мне так и так надо с нею поговорить.
– Только бы капитан Фрик не надумал осматривать эти камеры. Увидит собаку – такой шум поднимется, что не приведи Господи.
– Скажи ему, что это маскировка такая.
– Что-о?
– Скажи ему, что это преступник в собачьей шкуре.
– Ха-ха, очень остроумно, – безрадостно проговорил Мерчисон.
– Утром первым делом уведу ее отсюда, – пообещал Карелла. – Слушай, Дейв, я устал. И мне хочется домой.
– А который час-то, кстати? – Мерчисон бросил взгляд на настенные часы. – Час назад звонил Чарли Мэйнард и сказал, что немного запоздает. Он должен был сменить меня без четверти четыре. Звонил без четверти пять, а сейчас без четверти шесть, и его до сих пор нет. Я сказал ему по телефону, чтобы немедленно седлал Тарзана и мчался сюда во весь опор.
– Седлал Тарзана? Как это?
– Тарзаном звали коня Кена Мейнарда.
– Ничего подобного, так звали коня Тома Микса.
– Нет, у того было имя Тони.
– А кто же тогда Триггер?
– Кто Триггер, я не знаю. Может, лошадь Бака Джонса.
– Ладно. В любом случае Чарли Мэйнард это не Кен Мэйнард.
– А мне-то какая разница? Главное – он уже на два часа опаздывает.
Карелла зевнул, попрощался с Мерчисоном и двинулся к двери. На улице завывал ветер.
Ветер с яростью набрасывался на слепого, стараясь сорвать с него пальто.
Интересно, как астронавты справляются? Они что, писают прямо в свои скафандры? У них там есть специальные тубы для этого? Нет, перед тем как идти домой, надо было заглянуть в кафе. Книжный магазин уже закрыт, но кафе работает круглосуточно, и хозяин не имеет ничего против того, что он ходит в мужскую комнату. Но с другой стороны, нельзя злоупотреблять гостеприимством и бегать туда каждые десять минут. Он даже попытался составить расписание: в обед и еще один раз поближе к вечеру. Он всегда обедал в этом кафе, чтобы поддерживать добрые отношения с хозяином. В магазин же он заходил нечасто, – книги доводилось покупать редко, только в подарок своим зрячим друзьям, да к тому же он торговал теми же самыми журналами, так что в нем вполне могли видеть конкурента.
О Боже, как хочется в уборную!
Собака вдруг резко остановилась посреди тротуара.
– А как его убили? – спросил Мейер.
– Осколком от артиллерийского снаряда.
– И когда это было?
– Где-то в самом начале месяца. Через два или три дня после выброски десанта, точнее не помню.
– А не знаете, Харрис после демобилизации поддерживал с кем-нибудь из бывших однополчан отношения?
– Понятия не имею.
– А вы?
– Вы имеете в виду, встречаюсь ли я с людьми из «Альфы»?
– Да.
– Нет. Я регулярно переписываюсь с командиром первого взвода роты Д, но это и все. Он профессиональный военный, вроде меня, сейчас служит в Германии. Получил туда назначение вскоре после сбора.
– Какого сбора, майор?
– Рота Д провела большой сбор в августе. Отмечалась десятая годовщина возвращения с войны.
– И где же происходил сбор?
– В городке Форт-Монмаут. Это в Нью-Джерси.
– Вы там были?
– Нет.
– А ваш друг?
– Он был. И писал мне об этом. Честно говоря, жалею, что не смог попасть туда.
– Ну что ж, – Карелла посмотрел на Мейера. – У тебя есть какие-нибудь вопросы к майору?
– Да нет.
– Тогда большое спасибо, – сказал Карелла, поднимаясь и протягивая руку хозяину кабинета.
– Боюсь, не слишком-то я оказался полезен, – ответил Таталья.
Когда они вернулись к себе в участок, на столе у Кареллы лежал отчет. Мейер предложил приятелю выпить чашечку кофе и двинулся по коридору в сторону канцелярии. Часы показывали 3.37. Тени удлинились. Карелла зажег настольную лампу и взялся за отчет. Сверху к нему была приколота записка:
"Стив!
Эта запись телефонного разговора с Хоупвеллом. Вроде, ничего существенного, но что же поделаешь. Я позвонил в Маджесту по телефону, который ты мне дал. Расселла Пула не оказалось дома, подошла его мать. Потом я нашел его на работе. Он возвращается домой в три, и мы договорились о встрече на это время. Если задержусь, позвоню тебе домой.
Коттон".
Карелла отколол записку и бросил ее в мусорную корзину. Хейз печатал, наверное, лучше всех в бригаде. В отчете почти не было опечаток. И все, конечно, чин по чину, официальный бланк, дата, время, подпись.
Беседа по телефону. Позвонил Хоупвеллу домой, но жена Мэри-Луиза сказала, что он на работе. Хоупвелл занимается производством инструментов для садоводства и огородничества. Адрес – Сарасота, 41. Торговый центр. Сказал, что живет в Сарасоте всю жизнь, женился сразу после призыва в армию. Джимми Харриса помнит. Помнит и бой, в котором тот был ранен и потерял зрение. Говорит, что «Альфа» попала в засаду и что выручили всех их «Браво» и пулеметное отделение. Харрис был ранен осколками гранаты, доставлен в полевой госпиталь, а затем эвакуирован на вертолете в стационар. С тех пор Хоупвелл Харриса не видел. Хоупвелл был командиром отделения. Во время боя командир взвода находился вместе со всеми. Лейтенант Джон Таталья. Никого из солдат своего отделения Хоупвелл после демобилизации не видел. Его самого ранили в марте следующего года. Сожалеет, что не был на общем сборе в Форт-Монмауте, Нью-Джерси, но ехать слишком далеко, он таких расходов не может себе позволить. Переписывается с одним бывшим солдатом «Альфы», Карлом Фирсеном, гранатометчиком, сейчас он живет в Амстердаме; этот был на встрече и говорит, что она прошла с огромным успехом. Был ли на ней Джимми Харрис, Хоупвелл не знает. Явно огорчился, узнав, что Харриса убили.
Маджеста[4] название свое явно сохранила с колониальных времен. Дано оно было в честь его величества короля Георга. Тогда много чего называлось в его честь. Например, Джорджтаун. В те времена, когда англичане танцевали кадриль и даже простые солдаты изъяснялись на языке аристократов, Маджеста стояла на холмах и выглядела на редкость элегантно. «О, Маджеста, – говаривали англичане, – элегантное место».
В наши дни холмы в Маджесте сохранились, но элегантность исчезла. Более того, район выглядит совсем неэлегантно. И даже отталкивающе.
Люди здесь жили на узкой косе, вдающейся в Атлантический океан. Административно это еще город, но вообще-то от настоящего города далеко, хотя народу полно и здесь. Местная публика считает Джорджа Вашингтона и участников Континентального Конгресса свихнувшимися фанатиками. По их мнению, так лучше бы Маджеста оставалась английской колонией. В качестве примера можно сослаться на Сэнгдс Спит, который даже в наши дни выглядит почти как английская колония. Наверное, потому что люди здесь пьют пиммз и говорят, как правило, в нос. Это в основном очень богатая публика. Некоторые просто-таки миллионеры. А публика в Маджесте в основном бедная. Некоторые еле концы с концами сводят. А иные и вовсе бедны, как церковные крысы. Вот вроде Расселла Пула.
Он с матерью жил в облупившемся доме – такие можно найти в Англии, в районе Виктория-стрит или Гладстон-роуд. Расселл Пул был черным. Он никогда не видел Англии, хотя часто мечтал туда попасть, потому что не знал, что и в Англии есть свои проблемы по части людей с темным цветом кожи – яблоня растет недалеко от своего упавшего яблока. Пул знал только, что он беден и что живет в конуре. Коттон Хейз ему не понравился. Коттон Хейз выглядел как обычный засранец-полицейскии. Пул велел матери выйти в соседнюю комнату.
Хейзу Расселл Пул тоже не понравился.
Вообще-то люди не шибко друг от друга отличаются, только один белый, а другой черный. Может, в этом вся и разница. Пул был весом и ростом примерно с Хейза – добрых шесть футов два дюйма и сто девяносто фунтов. Оба широкоплечие, узкобедрые. Правда, у Пула не было такой рыжей шевелюры, как у Хейза – но у кого, скажите на милость, такая есть? Пул закрыл за матерью дверь в спальню и повернулся к Хейзу.
– Ну, что надо?
– Я же уже говорил по телефону, – начал Хейз. – Убили Джеймса Харриса.
– Ну а я тут при чем?
– Вы же вместе воевали, так?
– Да, ну и что с того?
– Вы когда Джимми в последний раз видели?
– В августе.
– В августе этого года?
– Да.
– И где же?
– На сборе в Нью-Джерси.
– О чем говорили?
– Так, о старых временах.
– А о новых?
– Как это понять?
– Он не говорил ни о каких своих планах?
– Каких таких планах?
– О планах, связанных с «Альфой».
– Да что за планы-то?
– Это вы мне должны сказать.
– Не понимаю, о чем речь.
– Джимми не говорил, что ему нужна помощь «Альфы»?
– Ничего подобного он не говорил.
– Может, он какое-то деловое предприятие задумал?
– Я же сказал, ничего подобного.
– Кто еще там был? Я имею в виду, из «Альфы».
– Только мы четверо.
– Кто именно?
– Я, Джимми, Карл Фирсен, который собрался в Амстердам улетать, и Руди Тэннер – он из Калифорнии заявился.
– А как нам найти этих двоих, не подскажете?
– Адрес Тэннера у меня есть. А Фирсен сказал, что ему надо писать в Амстердам через «Америкен Экспресс».
– Вы обменялись адресами?
– Да.
– И Джимми тоже?
– Джимми тоже.
– Вы дали ему свой адрес?
– Мы все дали друг другу адреса.
– И Джимми писал вам?
– Нет.
– А если бы он написал другим, вы узнали бы об этом?
– Это как же, интересно?
– Лейтенант Таталья был на сборе?
– Нет. Мы как раз дивились, чего это его нет, он ведь служит в Форт-Ли, Виргиния, не такой уж далекий путь, вон, Тэннер аж из самой Калифорнии прилетел.
– А откуда вам известно, где он служит?
– Таталья? А там, на сборе, был один капитан, он когда-то командовал первым взводом, ну и ребята с ним разговорились. Он сказал, что Таталья теперь майор и служит в Форт-Ли.
– Это кому же он сказал?
– Да я уж и не помню, кто там был поблизости. По-моему, Джимми, я и еще один парень, только он не из «Альфы».
– Откуда же?
– Он из «Браво». Их немного осталось. Двое были убиты в бою в тот самый день, когда ранили Джимми, и еще один погиб сразу после Рождества.
– А этот, который был на сборе – вы знаете его по имени?
– Конечно, я знаю его по имени, Дэнни Кортес, он живет в Филадельфии.
– Его адрес у вас есть?
– Да, я записал.
– А у Джимми его адрес был?
– Не знаю. Я ведь не ходил за Джимми по пятам и не следил, чей адрес он записывает, а чей нет.
– Но что он записал адреса сослуживцев из «Альфы» вы знаете точно?
– Да, потому что мы там стояли, трепались, ну и адреса записывали – одним карандашом.
– А о чем трепались?
– Я же говорил, старые времена вспоминали. Было о чем вспомнить – вместе нахлебались в свое время всякого.
– И чего же вы нахлебались?
– Как чего? Воевали. Больше всего в джунглях, но случалось, и в борделях.
– А в каких боях вы участвовали?
– Да главным образом, деревнями занимались. Бывало, окружишь деревню ночью, а с восходом, еще и женщины со своими мисками риса не успеют уйти назад в джунгли, – в атаку. Все сметали на своем пути – что мины, что запасы сахара или соленой рыбы, в общем, что под руку попадалось.
– А когда Джимми ранили, вы тоже деревню жгли?
– Нет, то была «Ала Моана». Большая операция. Целый батальон участвовал.
– Ну и как прошло?
– Да так себе. Куда больше людей положили, чем писали в газетах. Ведь всегда как? – чужие трупы считают, не свои.
– А Джимми ладил с ребятами в «Альфе»?
– Да.
– Со всеми?
– Да.
– А как вы думаете, мог кто-нибудь желать его смерти?
– Чушь.
– И с тех пор вы не встречались? С августа?
– Да, это был последний раз.
– Ну ладно, а теперь можно записать адреса? – закончил беседу Хейз.
И снова телефонная трубка...
Телефон для полицейского такой же жизненно необходимый инструмент, как для вора отмычка. Теперь у них были адреса Руди Тэннера и Дэнни Кортеса, служившего в огневом расчете «Браво» второго отделения. Знали они также, что с Карлом Фирсеном можно связаться через «Америкен Экспресс» в Амстердаме, но это мало что дает, потому что кто же будет платить за трансатлантический звонок, даже если удастся выяснить номер Фирсена. Через справочную они узнали телефоны Тэннера в Лос-Анджелесе и Кортеса в Филадельфии. Сначала Карелла позвонил Тэннеру. Он задал ему все те же вопросы о декабрьском бое и получил фактически те же ответы. Все сходилось. Карелла двинулся дальше.
– А когда вы его в последний раз видели?
– В августе. На сборе.
– Он ни о каких своих планах не говорил?
– О планах? Что вы имеете в виду?
– Ну, о планах, которые могли бы иметь отношение к «Альфе»?
– К «Альфе»? Не понимаю.
– Помочь не просил в осуществлении какого-нибудь плана?
– Нет. Точно нет.
– А он не писал вам после сбора?
– Нет.
– Но адрес свой вы ему оставили?
– Да.
– А когда вы в последний раз были здесь, в городе?
– В августе, когда ехал на сбор.
– И с тех пор не были?
– Нет.
– Ну что ж, спасибо.
Так, вешай трубку, берись за свои заметки, сверяй то, что услышал только что от Тэннера, с услышанным от Татальи, Хоупвелла и Пула. Думай. Шевели мозгами. А пуще всего попытайся разобраться в кошмарах Джимми, которые, по словам врача, объясняются тем, что он был свидетелем изнасилования в подвале. А изнасилования-то и не было. Так, не забыть позвонить полицейскому психиатру – как его, бишь? Прими в соображение, что убийства могли быть и безмотивными.
Были времена, когда большинство убийств являлись результатом семейной ссоры, решавшейся с помощью топора или пистолета. Найдешь женщину мертвой на полу в ванной, – ищи мужа. Найдешь мужчину с переломанными ногами и с ножом в сердце, – ищи мужа любовницы, да поживее, пока муж и супругу свою для ровного счета не выкинул из окна. Добрые старые времена. Попробуй-ка раскрой убийство, если все рассчитано заранее – жена хочет избавиться от мужа и вырабатывает сложный план, с использованием яда, извлеченного из желез зеленой южноамериканской змеи: она каждый вечер подливает капельку этого яда мужу в рюмку с коньяком, и через полгода бедняга в страшных конвульсиях умирает, а жена в это время наслаждается жизнью на Ривьере с любовником из Копенгагена. Это все новомодные штучки, раньше ничего подобного не было. В старые добрые времена обычным среднестатистическим убийцей была женщина: она приходила домой, видела, что муж снова валяется в стельку пьяный, трясла его, как грушу, а потом, разозлившись, наконец, говорила – к черту, шла на кухню, брала кочергу и наносила шестнадцать ударов в грудь и в горло. Такая вот была жизнь. А если интересуешься всякой белибердой, читай детективный роман, написанный какой-нибудь дамой из Суссекса. Триллер. Аж дыхание захватывает.
В старые добрые времена ты, случалось, справлялся с делом за три-четыре часа – между обедом и ужином, так сказать. И обычно преступником оказывался не дворецкий и даже не таинственное чудовище, а твой собственный брат или брат жены, или дядя Тим из города Нома, штат Аляска. Теперь все не так. По статистике тридцать процентов убийц даже не знают своих жертв. Абсолютно чужие друг другу люди, совершенные незнакомцы буквально на секунду оказываются в какой-то извращенной близости – на ту секунду, которой хватает, чтобы спустить курок или вонзить лезвие ножа. Так почему бы не предположить, что и Джимми, и Изабел, и Эстер стали жертвами какого-то совершенно не знакомого им человека, какого-то маньяка, у которого идиосинкразия на слепых? В самом деле. Почему? Он знал об этой категории людей только понаслышке, может быть, от соседей, и видел, как, неуверенно нащупывая дорогу, они бредут по улице, и само их появление было для него почему-то непереносимо. И ему захотелось разделаться с ними. Да почему бы и нет?
Все возможно.
Карелла вздохнул и набрал филадельфийский номер Дэнни Кортеса. Настенные часы в инспекторской показывали половину шестого, и Карелла рассчитывал, что тот уже вернулся с работы. После трех гудков к телефону подошла женщина.
– Да? – уже по первому слову Карелле показалось, что он улавливает испанский акцент.
– Мне хотелось бы переговорить с Дэнни Кортесом.
– А кто его спрашивает? – теперь уже в акценте ошибиться было нельзя.
– Детектив Карелла, восемьдесят седьмой участок, Айсола.
– Кто?
– Полиция.
– Полиция? Que desea usted?
– Мне нужно переговорить с Дэнни Кортесом. А кто у телефона?
– Его жена. Qual es su nombre?
– Карелла. Детектив Карелла.
– А он знает вас, мой муж?
– Нет. Знаете ли, я звоню из другого города...
– Ах, из другого города? Одну минуту, por favor.
Карелла ждал. До него доносилась приглушенная испанская речь. Затем тишина.
– Да? – послышался, наконец, мужской голос.
– Мистер Кортес?
– Да, я.
– Говорит детектив Карелла, восемьдесят седьмой участок, Айсола. Я звоню вам в связи с убийством, которое мы сейчас расследуем.
– В связи с убийством?
– Да. Убили человека по имени Джимми Харрис. Он служил с вами в армии, помните такого?
– Да, конечно. Так, говорите, его убили?
– Да. Хочу попросить вас ответить на несколько вопросов.
– Ну конечно, пожалуйста.
– Когда вы его в последний раз видели, мистер Кортес?
– Джимми? В августе. У нас был ротный сбор. Я поехал в Нью-Джерси. Вот там мы и встретились.
– Вы разговаривали с ним?
– Естественно.
– А о чем?
– Да так, о том о сем. Мы ведь, как вы, наверное, знаете, воевали вместе, только он в «Альфе», а я в «Браво». Это мы в тот день, когда Джимми ранили, вытащили их из переделки. Они угодили в западню, а мы их выручили.
– А вы с ним дружили?
– Да не сказал бы, так, приятельствовали. Ребята из «Альфы» и «Браво» жили в одном пузырьке...
– В одном – в чем?
– В пузырьке.
– А что это такое?
– Да бросьте разыгрывать, все знают, что такое пузырек.
– Я вот, например, не знаю.
– Ну это где живут солдаты. В расположении части. В общем, в пузырьке нас было восемь, сержанты жили в своих апартаментах.
– То есть что-то типа палатки?
– Ну да, вроде того, снизу дерево, а сверху металлическая сетка от москитов. У нашего пузырька была железная крыша, но это редкость.
– И стало быть, всего вас было там восемь?
– Да, четверо из «Альфы», четверо из «Браво». У сержантов – командиров отделений – были свои пузырьки. Но вообще-то хотя мы и жили вместе, ребята из «Альфы» были ближе друг другу, чем к нам. Может потому, что в огневом расчете у солдат особенная спайка. Твоя жизнь зависит от того, как будет стрелять товарищ, понимаете, о чем я? Одну похлебку хлебаешь. У нас в «Браво» была своя похлебка, у них – своя, понимаете? Хотя воевали бок о бок.
– Г-м, – неопределенно хмыкнул Карелла. – А чем «Альфа» занималась отдельно от вас?
– Да мало ли чем. И в бою они часто решали свои задачи, да и не только в бою. Понимаете, о чем я? – Кортес понизил голос. – В бар они вместе ходили, и к шлюхам тоже.
– А в бою-то у них были какие задачи?
– Ну, деревни зачищали, потом еще «Ала Моана»... Это была крупная операция, и в ней участвовали ребята из «Альфы», тогда как раз лейтенанта убили.
– Это вы о лейтенанте Блейке?
– Ну да. Он командовал взводом.
– "Браво" в этой операции не участвовала?
– Ну как сказать? Мы двинулись в сторону высотки. Вперед еще раньше была выслана разведывательная группа, и ребята наткнулись – и нам по радио сообщили – на десяток укрепленных точек и пару рядов траншей. Туда мы и направились.
– Вы – это «Браво»?
– Ну да. «Альфа» в это время отдыхала.
– Ах вот как, отдыхала.
– Ну да. Весь этот месяц шли тяжелые бои. Ребята из «Альфы» были у подножия этой горки, где лейтенант как раз устроил свой командный пункт, прямо посреди бамбуковых зарослей.
– Командный пункт, – эхом откликнулся Карелла.
– Да. Ну, не совсем пункт. Я хочу сказать, там ни блиндажа не было, ни палатки, ничего такого в этом роде. У нас командный пункт считался в том месте, где находился офицер. Откуда он руководил боем, понятно?
– М-да, – протянул Карелла. – И стало быть, там лейтенанта и убило? Где «Альфа» стояла?
– Ну да. Хотя, впрочем, погодите, не совсем там. Вот как это все было. «Альфа» расположилась там под командой взводного сержанта...
– Татальи?
– Джонни Татальи. «Браво» двигалась вверх по склону, туда, где окопался противник. Лейтенант пошел назад посмотреть, куда запропастилась «Альфа». Понимаете, он хотел, чтобы они поднялись и прикрыли нас с тыла.
– Ясно.
– Тут-то и начался артиллерийский обстрел. Эти гады пристреляли точки в бамбуковых зарослях, ну и буквально залили их свинцом.
– И тут-то лейтенанта и убило?
– Да, во время обстрела. Наверное, осколком. Страшное дело. Когда начался обстрел, «Альфа» укрылась, так что до лейтенанта даже после никто добраться не мог.
– Как это?
– Ну, видите, на той войне надо было не только раненых, но и мертвых своих подбирать, иначе их просто на куски рвали. То есть если они доставались противнику, понимаете, что я хочу сказать?
– Именно это случилось с лейтенантом Блейком?
– Да. Наверное, в него попало, когда он спускался. Ребята из «Альфы» потом говорили, что не могли подойти к нему из-за обстрела. И им только и оставалось смотреть, как его волокут в джунгли. Потом они нашли его в канаве – из него ремни нарезали. Эти сволочи так обычно и поступали – разрезали тела на части и швыряли в канаву.
– М-да.
– Штыками, понимаете?
– Н-да, ничего себе.
– В общем, я это все к тому, что в таких переделках люди как братья становятся. Понимаете меня?
– Понимаю. Скажите, все это ведь было третьего декабря, я не ошибаюсь?
– Вот уж не помню. Мы-то ведь даже не были там, понимаете меня? Мы высотку брали. Надо сказать, сюрпризов нам приготовили немало. Я это к тому, что есть в бою вещи, которые до самого сердца достают, только когда с тобою самим случаются. Ну а если тебя тут нет, если только слышишь о том, что было, – так это совсем другое дело. Вот почему я не могу сказать вам, когда был убит лейтенант – третьего, четвертого или когда еще. Для меня это просто – какой-то день. Я был занят своим делом, и с этой стороны опасность мне не угрожала. Артиллерия била по другому месту. До нас только грохот разрывов долетал. Вы когда-нибудь под артиллерийский обстрел попадали? Грохот страшный стоит, даже если дело далеко от тебя происходит.
– М-да. Мистер Кортес, когда вы встретились на сборе в Нью-Джерси, Джимми с вами ни о каких своих планах не говорил?
– О планах? Нет. Мы просто вспоминали старые времена, войну. А что за планы?
– Заработать деньги.
– Что ж, на эту тему я с удовольствием бы поговорил, – засмеялся Кортес. – Уж как распорядиться деньгами, я знаю.
– А с другими он на эту тему не говорил, не знаете случайно?
– Понятия не имею. Вообще-то, если хотите знать, никто из нас особенно не преуспел, понимаете меня? В Нью-Джерси мы как раз и говорили, в каком гнусном положении оказались. Я имею в виду, ветераны. И если у Джимми были какие-то идеи, как подзаработать деньжонок, что ж – стоило ему только свистнуть... – Кортес снова засмеялся. – Особенно если бы нам это ничего не стоило.
– Но ничего о существовании такого плана вы не знаете?
– Нет.
– Джимми вам свой адрес оставил?
– Да.
– Вы писали ему после сбора?
– Нет.
– А он вам не звонил или как-нибудь иначе не пытался связаться?
– Нет.
– Н-да, – Карелла вздохнул. – Ну что ж, большое спасибо, мистер Кортес, извините, что отнял у вас столько времени.
– Желаю удачи, – Кортес повесил трубку.
Карелла спустился по железной лестнице в дежурку. Сержант Дейв Мерчисон поднял голову. Тут же были двое патрульных. Сняв форменные пиджаки и оставшись в нижних рубахах с длинными рукавами, они пили кофе. Один из них, видно, только что рассказал анекдот, так что оба весело смеялись.
Карелла быстро оглядел комнату и подошел к столу дежурного.
– Я еду домой, – сказал он.
– А что с собакой? – спросил Мерчисон.
– Что? Ах ты. Боже мой, совершенно вылетело из головы. Кто-нибудь забрал ее?
– Да, она внизу, в одной из камер. Что делать-то с ней собираешься?
– Просто не знаю. Наверное, отдам матери Харриса.
– А когда? Стив, это не по правилам – держать здесь животных.
– Да, но Мисколо же держит в канцелярии кошку.
– Это не то. Канцелярия – не камера предварительного заключения.
– Так что, мне отвести ее в канцелярию?
– Она просто сожрет кошку. Стив, это здоровенный пес. Ты его видел?
– Ну, не такой уж и здоровенный. Вполне средних размеров Лабрадор.
– Средних размеров Лабрадор это очень большая собака. Фунтов девяносто весит, не меньше. К тому же он отказывается есть.
– Ладно, утром отведу его к матери Харриса. Мне так и так надо с нею поговорить.
– Только бы капитан Фрик не надумал осматривать эти камеры. Увидит собаку – такой шум поднимется, что не приведи Господи.
– Скажи ему, что это маскировка такая.
– Что-о?
– Скажи ему, что это преступник в собачьей шкуре.
– Ха-ха, очень остроумно, – безрадостно проговорил Мерчисон.
– Утром первым делом уведу ее отсюда, – пообещал Карелла. – Слушай, Дейв, я устал. И мне хочется домой.
– А который час-то, кстати? – Мерчисон бросил взгляд на настенные часы. – Час назад звонил Чарли Мэйнард и сказал, что немного запоздает. Он должен был сменить меня без четверти четыре. Звонил без четверти пять, а сейчас без четверти шесть, и его до сих пор нет. Я сказал ему по телефону, чтобы немедленно седлал Тарзана и мчался сюда во весь опор.
– Седлал Тарзана? Как это?
– Тарзаном звали коня Кена Мейнарда.
– Ничего подобного, так звали коня Тома Микса.
– Нет, у того было имя Тони.
– А кто же тогда Триггер?
– Кто Триггер, я не знаю. Может, лошадь Бака Джонса.
– Ладно. В любом случае Чарли Мэйнард это не Кен Мэйнард.
– А мне-то какая разница? Главное – он уже на два часа опаздывает.
Карелла зевнул, попрощался с Мерчисоном и двинулся к двери. На улице завывал ветер.
Ветер с яростью набрасывался на слепого, стараясь сорвать с него пальто.
* * *
Слепой вцепился в поводок немецкой овчарки, проклиная и ветер, и то, что ему так не вовремя захотелось в туалет, а до дома еще три квартала. Чем плоха работа в газетном киоске, так это тем, что писать приходится ходить в кафе или в книжный магазин. Никто не ворчит, люди понимают, что невозможно весь день торчать в киоске и не ходить в туалет, и все же ему было очень неприятно беспокоить их все время.Интересно, как астронавты справляются? Они что, писают прямо в свои скафандры? У них там есть специальные тубы для этого? Нет, перед тем как идти домой, надо было заглянуть в кафе. Книжный магазин уже закрыт, но кафе работает круглосуточно, и хозяин не имеет ничего против того, что он ходит в мужскую комнату. Но с другой стороны, нельзя злоупотреблять гостеприимством и бегать туда каждые десять минут. Он даже попытался составить расписание: в обед и еще один раз поближе к вечеру. Он всегда обедал в этом кафе, чтобы поддерживать добрые отношения с хозяином. В магазин же он заходил нечасто, – книги доводилось покупать редко, только в подарок своим зрячим друзьям, да к тому же он торговал теми же самыми журналами, так что в нем вполне могли видеть конкурента.
О Боже, как хочется в уборную!
Собака вдруг резко остановилась посреди тротуара.