Вот так они и сидели. Двое взаправдашних полицейских и одна взаправдашняя черная женщина. Один из полицейских был итальянцем, но грязное пальто не носил, не запинался и не прикидывался немым. Другой полицейский был лыс, но леденцы не сосал, череп до блеска не выбривал и не одевался, как мэр города. А черная женщина не являлась супругой владельца сети прачечных и одета была не так, будто собралась на прием. В присутствии двух белых она ощущала неловкость – пусть даже собственная сноха была белой. А что они полицейские – так от того только страшнее. Все трое сидели действительной и весьма неприятной близости, потому что кто-то действительно убил двоих – мужчину и женщину. Иначе они бы и о существовании друг друга не ведали. Вот что упускает телевидение – случайный характер самой жизни. В мире телевидения все имеет свои причины; свои мотивы. И только полицейские знают, что даже Шерлок Холмс – это полная туфта и что слишком часто нож между лопатками всаживают просто так, безо всякой причины. А здесь они как раз чтобы выяснить – был мотив или не было: ничего удивительного, если и не было.
   – Миссис Харрис, – сказал Карелла, – у вашего сына и снохи было много друзей?
   – Да, в общем, были. – Снова та же фальшивая речь. Карелла подумал, что она через каждые три фразы будет вставлять слово «вполне» – верное свидетельство того, что человек говорит не на своем обычном языке.
   – А вы их знаете?
   – Нет, лично не знаю.
   – А ваши сын и сноха когда-нибудь кого-нибудь из них ругали?
   – Нет, такого мне никогда не приходилось слышать.
   – Не знаете, они в последнее время друг с другом...
   – По-моему, они вполне ладили.
   – Мы стараемся выяснить, нет ли...
   – Да, да, конечно, но, видите ли... ведь они были слепыми.
   Ну вот опять. Опять не хотят верить, что их убили – ведь они слепые. Слепые, и поэтому их не могли убить, особенно так жестоко и безжалостно. Но ведь это факт.
   – Миссис Харрис, – сказал Карелла, – постарайтесь забыть про их слепоту. Я понимаю, трудно поверить, что кому-то могли помешать два безвредных существа...
   – И тем не менее, – заметила миссис Харрис.
   – Вот именно. И поэтому мы...
   – Ясно.
   – Кто, миссис Харрис? Как вы думаете, у кого они могли стать на пути?
   – Даже представить себе не могу.
   – А может, у них у самих возникли какие-нибудь проблемы? Может, Джимми или его жена приходили к вам в последнее время посоветоваться?
   – Нет, ничего похожего.
   – Как вам кажется, были они счастливы в семейной жизни?
   – Похоже на то.
   – А у Джимми не было другой женщины?
   – Нет.
   – Уверены?
   – Да, иначе я бы знала.
   – А как насчет Изабел?
   – Она была очень привязана к нему.
   – Они часто к вам приходили?
   – По крайней мере раз в месяц. Ну и еще по праздникам – на Рождество, в День Благодарения и так далее. Я ждала их на следующей неделе. Уже и индейку заказала. Десять фунтов. Нас должно было быть шестеро – Джимми с женой, Крисси, это моя дочь, с приятелем, и я с одним человеком, с которым встречаюсь.
   Тут внезапно тон ее переменился. Разговор о Дне Благодарения, обо всех этих домашних делах словно вернул ее в естественное состояние. Эти двое белых детективов, может, и не могут понять, что это значит – быть черной, но по крайней мере, что такое День Благодарения, они понимают. Белый ты или черный, но всякий в Америке понимает, что такое индейка и тыквенное пюре, сладкая картошка и благодарность Богу за хлеб насущный.
   – Когда они в последний раз у вас были...
   – Да, – миссис Харрис понурилась. Она думала, что то был действительно последний раз. По лицу легко угадывались чувства. Карие глаза угольно почернели.
   – А никто из соседей не высказывался по поводу этого брака?
   – То есть, как вас понять?
   – Ну, я хочу сказать... ведь Изабелл была белой.
   – А-а. Нет. Во всяком случае, в моем присутствии никаких разговоров не было. Может, кто и думал, что не следовало Джимми жениться на белой, но мне никто не смел высказывать таких мыслей.
   – А сами-то вы что об этом думаете, миссис Харрис?
   – Я любила эту девушку от всей души.
   – Вы знаете, что ваше имя значится в страховом полисе Джимми?
   – Да, вслед за Изабел. – Она покачала головой – Да спасет Бог их души.
   – Двадцать пять тысяч долларов, – Карелла внимательно посмотрел на нее.
   – Да спасет Бог их души, – повторила она.
   – Миссис Харрис, а этот человек, ну, тот, с которым вы встречаетесь... можно узнать его имя?
   – Чарльз Кларк.
   – Вы давно знакомы?
   – С полгода.
   – И насколько серьезны ваши взаимоотношения?
   – Ну... он сделал мне предложение.
   – И вы приняли его?
   – Нет. Пока нет.
   – Однако же вы не исключаете, что выйдете за него?
   – Не исключаю.
   – И он об этом знает?
   – Я сказала ему, что надо подождать, пока Крисси не заживет своим домом. Она собирается замуж будущим летом, свадьба назначена на июнь, ее жених кончает школу.
   – А сколько ей?
   – Семнадцать.
   – И вы сказали мистеру Кларку, что, возможно, выйдете за него в июне?
   – После того, как Крисси уедет отсюда, да.
   – Ну, а он что?
   – Да торопится, как все мужчины.
   – А чем он занимается?
   – Он менеджер у боксеров.
   – У кого именно?
   – У Черного Джексона. Слышали о таком?
   – Извините, нет.
   – Он дерется в Сент-Джо. На стадионе святого Джозефа, я хочу сказать.
   – Миссис Харрис, надеюсь, мой следующий вопрос не прозвучит бестактно. – Карелла тем не менее замялся. – Вы с мистером Кларком когда-нибудь говорили о деньгах?
   – Да, приходилось.
   – А он знал, что вы можете получить двадцать пять тысяч по страховому полису?
   – Да.
   – Это вы сказали ему?
   – Нет, Джимми. Он часто говорил, что если с ним и Изабел что-нибудь случится, я буду обеспечена. Он, конечно, и себя не забывал, но обо мне всегда заботился. – Она посмотрела Карелле прямо в глаза. – Если вы думаете, что Чарли имеет какое-нибудь отношение к убийству моего сына и его жены, лучше выбросьте эту мысль из головы, мистер.
   – Все же хотелось бы с ним поговорить.
   – Это пожалуйста, в любое время, он живет неподалеку, на углу Холман-стрит. Дом 623. Но убил сына не Чарли. Если хотите знать мое мнение...
   – Да, миссис Харрис?
   – Это был какой-то чокнутый. Иначе просто и быть не может.
* * *
   Может, и чокнутый.
   В этом городе полно всяких клопов, это правда, и хотя они выползают наружу обычно в жаркие летние месяцы, нет такого закона, по которому сумасшедший не может выйти на улицу в ноябре и прикончить двух беспомощных слепцов. Вся беда с полоумными состоит в том, что они полоумные. А когда имеешь дело с полоумными, глупо искать причины и задаваться вопросами. Когда имеешь дело с полоумными, лучше рассчитывать на случайность: вдруг какой-нибудь малый вломится в переполненный ресторан, начнет скандалить, ты его арестуешь, а он признается, что в прошлом месяце убил 64 слепых в разных местах. Причем одного в Лондоне. В телевизионных боевиках полно сумасшедших, видно, потому, что продюсеры считают, будто зрителю, сидя дома, приятнее думать, что убивает сумасшедший, а не человек в здравом уме, человек, у которого есть мотивы, словом, человек, как все мы. Когда убийца – ненормальный, это несколько утешает. Но ловить их – удовольствие маленькое, потому что не знаешь, с чего начать и в каком направлении двигаться. Остается только надеяться, а надежда может и не сбыться.
   В общем, они отправились к Чарли Кларку, у которого хотя бы могла быть причина избавиться от Джимми и Изабел Харрис. А за неимением лучшего хватаешься за любую соломинку, в надежде, что она превратится в бревно или в спасательную лодку.
   Дом, в котором жил Кларк, в точности напоминал дом миссис Харрис. Полицейские вошли в тамбур. Слева вкривь и вкось висели почтовые ящики. Под номером 22 было написано: Чарльз К. Кларк. Верхняя часть стены тамбуре представляла собою матовое стекло, через которое во всю длину, из нижнего левого угла в верхний правый тянулась трещина. Дверь была не заперта. На площадке первого этажа воняло мочой и вином. Света не было. Карелла включил фонарь, и они двинулись вверх по лестнице.
   – А как ты думаешь, К. что может означать? – спросил Мейер.
   – К.?
   – Ну да, Чарльз и К. Кларк?
   – А-а. Кларенс.
   – А я думаю, Кристофер.
   – Нет, либо Кларенс, либо Клайд.
   – Кристофер, – упрямо повторил Мейер.
   На втором этаже лампочка, как ни странно, горела. Карелла выключил фонарь, на двери квартиры 22 насчитали три замка, из чего следовало, что Чарли Кларк отнюдь не дурак. Прямо под номером висел старомодный звонок. Карелла дернул за него. Внутри квартиры раздался резкий дребезжащий звон. Карелла дернул еще раз. Посмотрев на Мейера, он собрался уже сделать третью попытку, но тут в дальнем конце площадки открылась дверь и оттуда выглянул какой-то парнишка лет восьми, темнокожий с карими глазами, а волосы он отращивал на африканский манер. На нем были шлепанцы и купальный халатик.
   – Привет, – сказал он.
   – Привет, – откликнулся Карелла.
   – Мистера Кларка ищете?
   – Его самого. Не знаешь, где он?
   – В зале. У него там боксер один классный есть, знаете?
   – Черный Джексон.
   – Ага, вижу, знаете.
   – Точно.
   – А второе имя у него какое? – спросил Мейер.
   – У Черного Джексона? У него нет второго имени. Черный Джексон – вот и все его имя. – Мальчишка принял классическую позу боксера. – Я простуженный. Мне вообще-то надо быть в постели.
   – Ну так и возвращайся в постель, – посоветовал Мейер. – А где зал-то?
   – Да здесь же, на Холман.
   – А какое у мистера Кларка второе имя?
   – Не знаю, – мальчишка ухмыльнулся и закрыл дверь.
   Они пошли вниз. На первом этаже Карелла снова включил фонарь. У первого пролета, сложив руки на животе, стояла гигантских размеров негритянка в глухом зеленом свитере поверх цветастого платья.
   – Какие проблемы, офицеры? – спросила она. Жетонов они не показывали, но она знала и так.
   – Никаких, – ответил Карелла.
   – Что же вам здесь надо?
   – А это уж не ваше дело, леди, – сказал Мейер. – Идите, куда шли, ладно?
   – Я управляющая этого дома и хочу знать, что вы тут делаете.
   – Мы из отдела градостроительства, – заявил Мейер, – надо проверить, как у вас тут электричество работает. Ввинтите-ка лампы, а то оштрафуем.
   – Не из какого вы не из отдела, – бросила вслед негритянка. Мейер и Карелла уже вышли в тамбур. Может, Чарли Кларк ни в чем и не виноват, но им вовсе не хотелось, чтобы менеджера предупредили, что его ищет полиция. Уже выходя, они услышали за спиной: – Градостроительство, ремонт, к-а-а-а-к же.
* * *
   Чарли Кларк был щеголеватый человек небольшого роста в рубашке с высоким воротом и светлом свитере, темно-коричневые брюки. Коричневые туфли из первоклассной кожи. В углу рта потухшая сигара. Они нашли его на втором этаже спортивного комплекса. Положив руки на канаты, огораживающие ринг, Кларк наблюдал за спаррингом двух темнокожих атлетов – здоровенного и малоподвижного с боксером поменьше, но поживее Он приплясывал вокруг верзилы, доставая его первыми джебами. В зале было полно других боксеров, одни тренировались со скакалкой, другие работали с мешком. В углу какой-то бледнолицый парень невысокого роста, по виду легковес, методично обрабатывал грушу. Карелла и Мейер проследовали к рингу. Кларка им описали еще внизу. И описание оказалось совершенно точным, вплоть до сигары во рту.
   – Мистер Кларк? – осведомился Карелла.
   – Он самый, – и тут же Кларк отвернулся. – Эй, мудила, тебе что здесь, зал ожидания? – Боксер, тот, что поменьше и поживее, перестал приплясывать вокруг соперника и в изнеможении опустил руки. На майке сзади у него было написано: Черный Джексон. – Ты что, думаешь этими джебами когда-нибудь нокаутировать его? Сколько раз ты мог его достать левой, так чего, чего же ты телишься?
   – Да я ждал, когда он раскроется, – сказал Джексон.
   – Слушай, он раскрывался, как шлюха в субботний вечер.
   – Нет смысла пускать в ход левую, пока он не раскроется.
   – Слушай, ты кем хочешь стать: чемпионом мира в тяжелом весе или звездой балета? Только и знаешь, что пляска да джеб, джеб да пляска. Чтобы сбить с ног такого парня, как Джоди, надо как следует врезать ему. Да в голову, в голову. А ты все танцуешь. – Он резко отвернулся и спросил: – Да, офицеры, в чем дело?
   – Нам что теперь делать? – спросил Джексон.
   – Давай поработай немного с мешком, – бросил Кларк через плечо.
   – С каким?
   – С большим.
   Джексон повернулся и отправился в дальний конец зала. Партнер последовал за ним. Неожиданно привычный ритмический фон спортивного зала нарушил громкий голос из репродуктора: «Эндрю Хэндерсон, позвоните матери. Эндрю Хэндерсон, позвоните матери».
   – Да, так в чем дело? – снова спросил Кларк.
   – Джимми и Изабел Харрис, – сказал Карелла.
   – Вы что, смеетесь? Я-то какое отношение к этому имею?
   – Это правда, что вы хотите жениться на Софи Харрис?
   – Правда. Слушайте, парни, что происходит? Вы хотите найти того, кто это сделал, или на меня собираетесь повесить убийство? В газетах пишут, что беднягу прикончили вчера, где-то в половине восьмого вечера, а я в это самое время был здесь, на тренировке.
   – Да вы не волнуйтесь, – вмешался Мейер.
   – А я и не волнуюсь. Просто кое-что понимаю. В Даймондбеке быстро учишься понимать, необязательно даже, чтобы тебе стукнуло шестьдесят.
   – И что же это такое вы понимаете, мистер Кларк?
   – А то, что когда убивают черного, легавые всегда ищут черного. Не знаю в точности, что вас сюда привело, но ставлю пять против одного, что все дело в том, что я черный.
   – Ну и проиграете, – сказал Карелла.
   – Тогда объясните.
   – Мы здесь потому, что вы хотите жениться на Софи Харрис и знаете, что она может получить двадцать пять тысяч долларов по страховому полису. Вот почему мы здесь.
   – Стало быть, вы думаете, что я прикончил этих двух бедняг, чтобы оттягать доллары?
   – Когда вы вчера пришли сюда?
   – Слушайте, неужели вы считаете меня таким дураком...
   – Если вы чисты, нас через три минуты здесь не будет. Просто скажите, когда вы пришли сюда и когда ушли отсюда.
   – Пришел в семь, ушел в двенадцать.
   – Кто-нибудь подтвердить может?
   – Я работал с Уорреном и его спарринг-партнером.
   – С Уорреном?
   – С Уорреном Джексоном. Это мой малый.
   – А спарринг кто был? Тот же, что и сегодня?
   – Нет, другой, его зовут Доналд Риверс. Что-то сейчас его не видно, наверное, уже ушел.
   – А кто-нибудь еще был здесь?
   – Да так, едва ли не все боксеры и менеджеры Даймондбека. У Уоррена во вторник бой. Ну я и гоняю его в хвост и в гриву. Можете любого сейчас в зале спросить – выбирайте по вкусу – работал я с ним вчера или нет. С семи до двенадцати. Время на ринге у нас было с семи до девяти, можете внизу проверить. А все остальное время он бегал, прыгал, работал с мешком, ну и все остальное.
   – А куда пошли отсюда? – спросил Мейер.
   – Тут на углу кофейня есть. Названия не вспомню но мы всегда туда ходим. Это прямо на углу Холман и Семьдесят Шестой. Они меня знают, так что можете спросить.
   – Обязательно спросим, – сказал Мейер. – А какое у вас второе имя?
   – Не ваше собачье дело, – огрызнулся Кларк.
   Они походили по залу, и выяснилось, что по меньшей мере полдюжины человек видели здесь Кларка вчера между семью и двенадцатью. Зашли в кафетерий, и хозяин сказал им, что Кларк со своим боксером появились здесь вскоре после двенадцати и просидели до часа, может, до половины второго. Согласно отчету коронера, Джимми Харриса убили где-то между половиной седьмого и половиной восьмого вечера. Он с такой точностью смог определить время, потому что тело было обнаружено почти сразу после убийства и не успело еще окоченеть. Во втором случае амплитуда была шире. По мнению коронера, женщина была убита примерно между десятью вечера и часом ночи. Чтобы убить Джимми на Хэннон-сквер в половине седьмого, а затем к семи добраться до Даймондбека, Чарли Кларку надо было лететь со скоростью пули. Нет, тут концы явно не сходились. Точно так же не мог он оказаться во временном промежутке, указанном коронером, на квартире у Харрисов.
   Только это ничего не значило.
   В этом городе возьмутся убить за пятьдесят долларов. А если тебе светит двадцать пять тысяч, за десятую часть этой суммы можно нанять целый взвод убийц. Они еще не знали, удалось ли ребятам из лаборатории найти какие-нибудь четкие следы в квартире. А пока решили, что утром надо посмотреть, есть ли в полиции что-нибудь на Чарльза К. Кларка. Из Даймондбека они уехали почти в восемь. Карелла подбросил Мейера до ближайшего метро и отправился к себе на Риверхед.

Глава 5

   Дверь была заперта.
   Такой вечерок, как сегодня, теперь еще эта чертова дверь, стой вот на холоде да по карманам шарь в поисках ключей. Он нажал на кнопку звонка и впрямь принялся шарить по карманам, недовольно бормоча что-то. Пальцы застыли и плохо слушались, так что он никак не мог пробиться сквозь мелочь к ключам, застрявшим где-то в правом кармане. Ну, наконец-то, – он вытащил внушительную связку. Но, кроме ключей, на ней было такое количество отмычек, которого вполне хватило, чтобы осудить человека за попытку ограбления.
   Дом представлял собою старую постройку внушительных размеров без ясного архитектурного плана. Купил его Карелла вскоре после рождения близнецов. Раньше, в добрые старые времена, в нем, наверное, жила большая семья и целый штат обслуги. Ну а теперь наступили дурные новые времена. И осталась одна Фанни, которая, наконец, открыла дверь.
   – Так, так, сам явился, – заметила она.
   Фанни была их домработницей. Крупная женщина лет шестидесяти, облаченная в белую блузу и светло-зеленые просторные брюки, обтягивавшие все сто пятьдесят фунтов ее пышной плоти. Ярко-рыжие волосы прямо-таки полыхали у нее на голове, а говорила она с мягким ирландским акцентом, который чем-то неуловимо напоминал выдержанное виски.
   – По правде говоря, я уж и не ждала, что вы вернетесь.
   – Фанни, я замерз и мне хочется есть.
   – Только не надо угрожать мне, невежа вы этакий. Теодора в гостиной. Вот уж она вам задаст.
   – Если ты позволишь мне войти...
   – Да, да, я позволю вам войти, ну конечно, позволю, – и она немного отстранилась, пропуская его.
   Фанни появилась в семье давно. В ту пору волосы у нее были не такие яркие, она носила пенсне и весила на десять фунтов меньше. Ее нанял на месяц отец Тедди, который решил, что дочери надо оправиться после рождения близнецов. Оплаченный месяц пролетел быстро, и Карелла с огорчением был вынужден сообщить Фанни, что скудная зарплата не позволяет ему держать постоянную домработницу. Но Фанни оказалась женщиной настойчивой. Своей семьи у нее никогда не было, а новых хозяев она прямо-таки обожала. Вот и сказала Карелле, пусть платит, сколько сможет наскрести, а все остальное можно возместить ночной работой: в конце концов она опытная сиделка, а здоровья хватает. Карелла решительно отказался. Тогда Фанни уперла руки в боки и заявила:
   – Вы что же, собираетесь вышвырнуть меня на улицу, так, что ли?
   В общем, они долго препирались, и в конце концов Фанни победила. И вот она до сих пор с ними.
   – Теодора в гостиной, – повторила она. – Принести вам что-нибудь выпить или вы до сих пор при исполнении?
   – Я бы выпил скотч с содовой. Побольше виски, поменьше воды. – Карелла стянул пальто и повесил его на вешалку в передней.
   – В такую погоду надо бы надевать шляпу, – наставительно сказала Фанни.
   – Я не люблю шляп, – ответил Карелла.
   – Джентльмены носят шляпы, – заявила Фанни и проследовала на кухню, где была мойка и бар, переделанный, собственно, из того, что некогда служило кухонным шкафом. В комнате для гостей двенадцатилетние близнецы смотрели телевизор.
   Карелла остановился на пороге:
   – Привет.
   – Привет, папа, – откликнулась Эйприл.
   – Привет, – сказал Марк.
   – Обойдемся без поцелуев?
   – Погоди, дай ей выиграть деньги, – сказала Эйприл.
   – Куда ей?
   – Тихо, пап, тут на кону пять тысяч долларов, – остановил его Марк.
   – Ладно, поговорим попозже, – Карелла двинулся в сторону гостиной, но по дороге остановился: – Вы уже ужинали?
   – Да, папа, не мешай, – нетерпеливо ответила Эйприл.
   Карелла отправился в гостиную. Тедди сидела у камина. Она не слышала звонка в дверь, не слышала, как муж разговаривает с Фанни и близнецами, не слышала его приближающихся шагов; Тедди Карелла была глухонемой. Она сидела у камина, глядя на огонь, и красные, оранжевые, желтые языки пламени отражались на ее лице, рассыпаясь яркими блестками. Карелла замялся на пороге, вглядываясь в темно-карие блестящие глаза, устремленные сейчас на огонь, в безупречной формы скулы. Как всегда, сердце у него подпрыгнуло. Он стоял, безмолвно наблюдая за женой, и испытывал точно те же чувства, что и при первой встрече. Так будет всегда. За это он мог поручиться. Карелла жил в мире, который не всегда мог понять, но существовала одна несомненная вещь: его любовь к Тедди. Он двинулся к ней. Она почувствовала его приближение, повернулась, и в мгновение ока выражение ее переменилось – задумчивость уступила место откровенной радости. Лицо ее ничего не скрывало, оно выражало то, что не мог выразить язык. Тедди поднялась с низкого стула и обняла мужа. Он крепко прижал ее к себе, провел рукой по волосам, мягко поцеловал в губы.
   Ее пальцы затрепетали – это были вопросы, и он отвечал на них тоже с помощью рук, она научила его этому языку знаков; иногда, впрочем, он говорил обычным языком, и тогда Тедди внимательно вглядывалась в движение его губ. В гостиную с бокалом виски на подносе вошла Фанни, но ее появление не оборвало оживленной беседы. Он рассказывал ей о второй жертве убийства, и глаза Тедди затуманились, а у него и пальцы, и лицо, и голос – все выражало крайнее возмущение. Он рассказывал ей о Софи Харрис и Чарльзе К. Кларке, чье второе имя все еще оставалось неизвестным, о Мэлони из отделения служебного собаководства, а она спросила, что же будет с собакой, и он ответил: «Не знаю». Они поужинали вдвоем в столовой, где стены были обшиты деревянными панелями, а потом пришли дети пожелать покойной ночи.
   Эйприл сообщила, что та женщина все-таки выиграла, а Марк заметил, что на этот вопрос смог бы ответить всякий дурак.
   – Вот я бы не смогла, – неосторожно сказала Эйприл, и все расхохотались.
   Было почти половина десятого, позади остался тяжелый день, Карелла с Тедди, держась за руки, потягивали кофе. Но дело не отпускало его, снова заявляя о своих правах. Карелла поймал себя на том, что буквально глотает кофе. Он резко встал. Тедди подняла на него удивленные глаза.
   – Мне надо позвонить этому малому, Простону.
   Она выжидательно смотрела на него.
   – А ты иди наверх и ложись.
   Она по-прежнему ждала.
   – Я скоро, – он мальчишески подмигнул ей.
   Она коротко кивнула и притронулась рукой к его лицу. Он поцеловал ей ладонь, тоже кивнул и вышел в гостиную позвонить Престону.
   – Да? – ответил мужской голос.
   – Мистер Престон?
   – Да, слушаю.
   – Говорит детектив Карелла, я уже звонил вам.
   – Да, мистер Карелла, слушаю вас.
   – Мы расследуем убийство Изабел и Джимми Харрисов, и мне хотелось бы задать вам несколько вопросов.
   – Вы хотите сказать – сейчас?
   – Если это удобно.
   – М-да... ну что ж, пожалуй.
   – Миссис Харрис, когда я беседовал с ней вчера, сказала, что работает в вашей компании.
   – Ну да.
   – В отделе рассылки.
   – Да.
   – И давно она поступила к вам на работу, мистер Престон?
   – Два года назад, может, три.
   – Что входило в ее обязанности?
   – Она запечатывала каталоги в конверты.
   – А кто еще с ней работал в отделе?
   – Никто. Еще одна девушка печатала этикетки и наклеивала их на конверты. Но она сидит в другом кабинете.
   – А как ее имя?
   – Дженни д'Амато. Она у нас еще на телефоне сидит в приемной.
   – Вы ее адрес знаете?
   – Боюсь, что с ходу не скажу. Да вы позвоните в понедельник на работу, она вам его сама даст.
   – Сколько человек у вас работает, мистер Престон?
   – Только я и еще трое девушек, впрочем, теперь двое.
   – А кто третья?
   – Нэнси Холигэн, она у меня бухгалтер.
   – Есть у вас служащие, которые работают где-нибудь в другом месте, не в помещении компании?
   – Да, на складе.
   – А где у вас склад?
   – Кварталах в десяти от конторы. У реки.
   – И кто там у вас?
   – Только двое. Они регистрируют заказы, пакуют корреспонденцию и отправляют ее.
   – Так что вся система...
   – Это прямая почтовая связь, – пояснил Престон. – Мы рассылаем рекламу, потом получаем заказы и, выполнив, переправляем их на склад. Все очень просто.
   – А эти двое, что работают на складе – они когда-нибудь появляются в конторе?
   – Да, по пятницам. Это у нас выплатной день.
   – С Изабел Харрис они могли там встречаться?
   – Да, они знали ее.
   – Как их зовут?
   – Алекс Карр и Томми Ранниман.
   – Где они живут, знаете?
   – И это вам скажут в понедельник в приемной. Звоните туда в любое время после девяти.
   – Мистер Престон, а как у Изабел складывались отношения с другими служащими?