Страница:
— Я имею в виду звонки Тилли, — сказал он. — Не обязательно в то утро.
— Конечно. Когда он там бывал, то ему звонили.
— Как часто он там бывал?
— Эпизодически.
— Мой напарник спрашивает... — начал Мейер.
— Я знаю, о чем он спрашивает. Ответ будет отрицательным. Мы не жили вместе, но приходил он часто.
— Провести ночь.
— Провести ночь, провести несколько дней. Как когда.
— Вам известно, что он провел некоторое время в тюрьме?
— Да. Но это произошло по глупости. Он кого-то избил.
— Насколько мы понимаем, он изувечил этого человека, — произнес Мейер.
— Сломал ему нос...
— Сломал ему обе руки...
— Его положили в госпиталь...
— Все равно это случайность, — сказала Кармен. — Вы же знаете, что есть порядочные люди, как вы или я, которые попадают в тюрьму по недоразумению.
Никто из детективов не собирался оспаривать эту мысль. Карелла посмотрел на часы. Вслед за ним это сделал и Мейер. На этот раз не было никакой возможности задержать ее. Ей предстояло участвовать в представлении, и она должна была уйти отсюда не позже, чем через двадцать минут. Так она сказала им, и на этот раз они должны были соблюдать условие. Было двадцать пять минут двенадцатого. Кармен тоже взглянула на часы. В заведении осталось три человека, явно следивших за временем. Не считая тех, у кого часы тикали внутри.
— Вы не могли бы вспомнить содержание других разговоров? — спросил Карелла. — Тех, которые были связаны с Тилли?
— Давайте, ребята, сделаем для меня перерыв, а? — сказала Кармен и снова вцепилась в сандвич. Между кусками хлеба выступила капля горчицы. — О-о-п-с. — Она подхватила каплю бумажной салфеткой, чтобы та не упала на стол.
— Например, вечером, за сутки до убийства, — сказал Мейер.
— Или в любое другое время приблизительно за двадцать четыре часа до убийства, — предложил Карелла.
— Любые звонки в течение этого времени.
— Может быть, вы вспомните какие-нибудь имена, которые он упоминал в разговорах.
Они пытались воссоздать картину двадцати четырех часов до убийства и двадцати четырех часов после убийства. Двадцать четыре часа, предшествовавшие убийству, были важными потому, что если знать, чем занимался человек, добавить к тому, что видели другие, определить, какие места он посещал, то можно было где-то обнаружить убийцу. А двадцать четыре часа после убийства были важными потому, что след остывал постепенно и так же постепенно расширялись границы поиска. К сегодняшнему дню уже прошло пять дней с того момента, как они обнаружили Тилли подвешенным к трубе под потолком в подвале.
Кармен думала.
— Вы уже знаете, я пришла домой поздно...
— Да.
— В два часа или около того. Может быть, Роджер говорил по телефону, когда я вошла. Я не очень уверена. Он все еще смотрел телевизор. Может быть, это на телеэкране кто-то разговаривал по телефону. Вы понимаете?
— Ах-ха. А что было на следующее утро? Вы сказали, что проснулись и позавтракали...
— Да.
— А потом снова ненадолго вернулись в постель.
— Да.
— А затем вы услышали, как Тилли разговаривал по телефону с двумя разными людьми. Один разговор был с продавцом автомобиля, а второй — с Боулзом.
— Верно.
— И он сказал, что встретит его внизу на лестнице...
— Верно, на ступенях парадного входа...
— В пределах получаса.
— Но затем Роджер изменил время, договорившись ровно на двенадцать.
— И именно к этому времени Тилли вышел на лестницу, — отметил Мейер.
— Да. В общем, за несколько минут до назначенного времени. Без пяти двенадцать. Около этого.
— Хорошо. Были какие-либо другие звонки этим утром? Например, когда вы завтракали...
— Нет.
— Или когда вы были в постели после завтрака...
— Нет, только эти два звонка.
— Мы знаем, что первый звонок был по телефону, принадлежащему «Аркейд Моторз»...
— Я не знаю имени...
— Хорошо, мы знаем. Мы проверили на телефонной станции все телефонные звонки, исходившие оттуда утром и предшествовавшей ночью. Но...
— Я только слышала мужское имя. Мистер Штейнберг. Я запомнила его потому, что у Роджера было еще несколько разговоров с этим человеком по поводу машины, которую он собирался купить.
— Какой марки машину он выбирал? — внезапно спросил Карелла.
— "Мерседес".
— Должно быть, у него недавно появились деньги, а?
— Мы никогда не обсуждали его дел.
— А в чем заключались его дела?
— Я только что сказала вам, что никогда не обсуждала его дел.
— Но тогда вы не знаете, какое у него было дело, верно?
— Верно, я не знаю его дел.
— Вы не знаете, были ли это наркотики?
— Ваш напарник глухой? — спросила она Мейера. — Если я не знаю его дел, то как я могу знать, был он связан с наркотиками или нет.
— Это ведь дорогая машина, — заметил Карелла и пожал плечами.
Мейер бросил взгляд на часы. Время беседы истекало. Он понимал, почему Карелла неохотно отказывался от идеи бизнеса наркотиков. Если в действительности не Боулз приехал на встречу с Тилли, тогда был еще кто-то, кто ждал внизу, на лестнице, чтобы познакомить Тилли с боевым короткоствольным пистолетом. Покупка дорогого автомобиля очень хорошо вязалась с продажей наркотиков. Именно поэтому Карелла все время крутился около этой идеи. Если не Боулз, смерть Тилли могла быть просто нелепым случаем. Что-то не поддающееся разумению, какой-нибудь маньяк, выбирающий случайные жертвы, что, впрочем, в наши дни случается все чаще и чаще. Но тогда любой человек в этом проклятом городе мог быть убийцей. И искать его — то же, что иголку в стоге сена. Вот поэтому Карелла не хотел расставаться с идеей наркотиков. Если наркотики, то открываются возможности бесед с определенным кругом лиц, пути исследований. В этом городе наркотики всегда оставляли следы.
— Может быть, вы обратили внимание на что-нибудь необычное? — спросил Мейер, выходя на новую линию. — Вокруг? Около дома?
— Нет, — сказала Кармен. — Необычное?
— Что-нибудь особенное. В период двадцати четырех часов, предшествовавших убийству. Я это время имею в виду.
— Нет. А как вас понять?
— Может быть, кто-нибудь наблюдал за домом...
— Нет.
— ...или обыскивал почтовые ящики...
— Нет.
— ...или расспрашивал?
— Нет, я никого не видела... что вы имеете в виду? Кого расспрашивал?
— Например, управляющего...
— Нет, ничего такого не было.
— ...расспрашивал о людях, которые живут в этом доме?
— Нет.
— Понимаете, если кто-нибудь хотел собрать о нем информацию... — сказал Мейер, пожал плечами и посмотрел на Кареллу. На часах было без двадцати пяти двенадцать. Кармен доедала жаркое.
— Вы когда-нибудь выходили из дома вместе с Тилли? — спросил Карелла, подстраиваясь к направлению вопросов Мейера.
— Да.
— Видели кого-нибудь, кто шел бы за вами?
— Нет.
— Было ли у вас когда-нибудь ощущение, что за вами следят?
— Нет.
— Или, может быть, кто-то присматривался к вам?
— Нет.
— Говорил ли Тилли когда-нибудь об угрожающих телефонных звонках или письмах?
— Нет.
— Может быть, вы видели кого-нибудь, кто явно не являлся местным жителем...
— Нет.
— Я имею в виду не только двадцать четыре часа до убийства. Я говорю...
— Ну да, но...
— Кто? — немедленно задал вопрос Мейер. — Кого вы видели?
— Ну, это, строго говоря, не был человек.
— Тогда что это было? — спросил Карелла.
— Это выглядело так странно в нашем районе, — заметила Кармен.
— Что это было?
— Лимузин, — произнесла она.
— Или, может быть, вы предпочитаете что-нибудь выпить?
— А у вас есть что выпить?
— Я редко что-нибудь пью, кроме вина, — ответила она.
— Я выпил бы немного водки, если она у вас есть, — сказал он. Он пошел вместе с ней в гостиную, где она откинула дверцу бара и стала искать нужную бутылку. Она изучала серебристые этикетки с таким вниманием, как будто видела их в первый раз, и щурилась, разбирая на них затейливые названия.
— Я была уверена, что у нас есть водка, — произнесла она и вдруг встала на колени, чтобы открыть дверцы шкафа, расположенного ниже бара. При этом ее юбка задралась намного выше колен и на ногах натянулся черный нейлон.
— Вот где это, — сказала она, с торжеством вытаскивая запечатанную бутылку «Столичной», и повернулась к нему, чтобы показать находку, улыбаясь и все еще оставаясь на коленях. Она, как танцовщица, легким движением поднялась с колен, держа в одной руке бутылку, а другой пытаясь сохранить равновесие.
— Как вы будете пить? — поинтересовалась она.
— Со льдом, пожалуйста.
— Я сейчас принесу лед, — сказала она, поставила бутылку на стол и достала ведерко со льдом. — Почему вы не открываете? — спросила она. — И включите какую-нибудь музыку.
Он сорвал с бутылки сургуч и откупорил ее. Открыв одну за другой несколько дверок в стенном шкафу, обнаружил проигрыватель, набор пластинок. Большинство из них были с записями серьезной симфонической музыки. Кого это сейчас может интересовать?
— Я не очень знаком с такого рода музыкой, — промолвил он. — Что вы предложите?
— Попробуйте Ленинград, — сказала она.
— Что?
— Шостакович, — пояснила она. — Седьмая симфония.
— Хорошо.
Он просматривал пластинки, пытаясь найти ту, которую она попросила, и вдруг неожиданно натолкнулся на запись Синатры.
— Как насчет Синатры? — спросил он у нее.
— О, конечно, — ответила она.
— Я могу поставить эту пластинку?
— Все, что вам хочется, — произнесла она и вернулась в комнату. Одной рукой она прижимала к груди ведерко со льдом. Во второй держала бутылку белого вина.
— Вы знаете, как это работает? — спросила она.
— Надеюсь, что сумею справиться.
Она поставила ведерко со льдом на стол, опустила три кубика льда в невысокий бокал и сказала:
— Наливайте водку по своему вкусу. И если вы будете столь любезны, то откройте бутылку белого вина для меня.
— Конечно. Позвольте мне все это сделать.
Он уже включил питание проигрывателя и теперь занимался исследованием различных кнопок на нем. На каждой кнопке было написано ее назначение, и это облегчало дело. Он последовательно нажал несколько кнопок и добился чистого звука. Это означало, что динамики работали и пластинка вращалась. Затем раздались мощные звуки труб, и квартира наполнилась музыкой. Эмма поморщилась и закрыла уши руками, но он быстро отыскал регулятор и понизил мощность звучания. На смену трубам пришли тромбоны, и послышались первые слова Синатры.
— Очень приятно, — сказала она.
— Мм...
Он снял золотую фольгу с горлышка бутылки и штопором вытащил пробку. Эмма передала ему рюмку. Он налил ей вина, а себе водки в бокал поверх кубиков льда.
— У меня есть тост, — сказала она.
— Давайте, — произнес он и поднял свой бокал.
— За откровенность, — предложила она.
— За откровенность, — откликнулся он.
— И честность, — сказала она.
— И честность, — послушно повторил он.
Они чокнулись. Он отпил водки, а она пригубила вино. Из проигрывателя тихо неслась песня Синатры о невостребованной любви.
— Откровенность и честность, — сказала она. — Вы выпили за это.
— Да, выпил.
— Вы планируете убить меня?
Он в удивлении поднял брови.
— Вы планируете? — снова спросила она.
— Нет, — ответил он. — Я не собираюсь вас убивать. Почему возник этот вопрос?
— Считайте, что вы попали в полосу несчастных событий...
— Я не попал. Ваш муж нанял меня.
— Но не убивать меня, а?
— Защитить вас.
— Ах-ха, — произнесла она, изучающе глядя на него. — Хорошо, может быть, и так.
Теперь они сидели рядом друг с другом на кожаном диване, повернувшись друг к другу лицом. Она подобрала под себя ноги, а он свои вытянул и откинулся на спинку дивана. Началась новая песня. Глухой тон. Мотив подхватили саксофоны и флейты.
— Я спрашиваю это потому, — сказала она, — что у Мартина есть другая женщина.
— Не может быть.
— Нет, это правда.
— Откуда вы это узнали?
— Маленькие детали. Мне нравится, как он поет, а вам?
— Да. А какие маленькие детали?
— Необъяснимые задержки, перерывы в интимной жизни, расходы по кредитной карточке... обычные детали... У него есть другая женщина.
— Ваши соображения звучат очень убедительно.
— Да.
— Кто же это?
— Женщина по имени Лидия Рейнез. У нее собственный цветочный магазин на Перейд около Девидсона. Я была там. Она, естественно, не знала, кто я.
— Как вам удалось выйти на нее?
— На День благодарения[20] мы поехали в гости к моей сестре в Лос-Анджелес. Потом она позвонила мне в декабре после получения счетов за телефон, чтобы узнать, были ли у меня междугородные разговоры, когда мы у нее гостили. Я попросила сообщить мне номер телефона, напечатанный на счете. Три телефонных звонка по одному и тому же номеру и все сюда, в этот город. Звонки были сделаны в пятницу, после Дня благодарения. Я обратилась на телефонную станцию, и они сказали мне, что телефон установлен в этом магазине. Я думаю, что Мартину было очень одиноко без нее, — сказала она, закатив глаза при слове «одиноко».
— Не хотите поработать на меня? — спросил он, улыбаясь и все еще играя роль частного детектива.
— Я сделаю это с удовольствием, — проговорила она, улыбаясь в ответ.
— Вы спрашивали его об этой женщине?
— Нет.
— Думаете, он что-то подозревает?
— Нет.
Ее плечи и голова двигались в такт музыке.
— Он просил вас о разводе?
— Нет. Позвольте мне освежить содержимое вашего бокала, хорошо? — сказала она и взяла бокал из его руки. Она освободила из-под себя ноги и пошла к бару, пританцовывая. Он наблюдал за ней, пока она наливала водку в его бокал. Ее бедра и плечи не переставали ритмично, под музыку двигаться.
— Он не будет добиваться развода ни при каких обстоятельствах, — заметила она. — Он при этом должен потерять очень много денег.
Она принесла ему наполненный бокал.
— Здесь замешано слишком много денег, — добавила она.
— Спасибо, — сказал он и взял бокал из ее рук. Она наполнила его почти до краев. Он внезапно подумал, не хочет ли она его споить. При мысли об этом он едва не рассмеялся.
В игру снова вступили саксофоны и флейты, повторяя ту же самую мелодию, с которой начиналась песня. Синатра покорил их последней заключительной нотой, которая, как им показалось, никогда не кончится. Затем внезапно раздался грохот цимбал и наступила глубокая тишина.
— Куча денег, — повторила она.
Поцелуй... -
пел Синатра.
— Боже, я люблю эту песню, — прошептала она.
Это всегда начинается с
Поцелуя...
— Вам не хочется потанцевать? — спросила она.
— Я не очень хорошо танцую, — ответил он.
— Я тоже плохо танцую.
— Ну...
— Давайте попробуем, — предложила она, раскинула руки и сделала шаг навстречу. Он заключил ее в свои объятия. Его правая рука мягко легла ей на верхнюю часть бедра. Она положила свою левую руку ему на плечо. И они стали двигаться в такт музыке, которая властно вела их за собой.
...губы, горящие в
Поцелуе...
— Никто лучше его не исполняет эту песню, — заметила она.
...только учат
Лгать,
Если
Первая
Нежность
Неискренна.
— Между прочим, — сказала она, — я до сих пор не очень уверена в вас.
— В каком смысле?
— В смысле моего убийства. Мне все еще кажется, что вас наняли, чтобы убить меня.
— Когда вы мне поверите?
— Позже, может быть, — произнесла она, прижавшись к нему.
Его рука скользнула по ее спине, и он почувствовал, что у нее под свитером нет лифчика. Внезапно он ощутил ее грудь на своей груди. Ее рука соскочила с плеча и обвилась вокруг его шеи.
...мне в глаза.
И целуй меня нежно, и обещай
Мне, что твои
Поцелуи не будут лгать.
— Слова, — прошептала она. — Это все пустые слова.
Поцелуй...
Показывай мне, рассказывай мне о
Счастье...
Потому, что я знаю,
Что умру,
Если
Первая
Нежность
Неискренна.
Теперь в игру вступили скрипки, повторяя в какой-то новой тональности очарование мелодии. Звуки, казалось, заполнили всю комнату. Она прижалась к нему бедрами.
Поцелуй... -
снова запел Синатра.
Она приблизила свое лицо к его лицу.
И показывай мне, рассказывай мне о
Счастье...
— Поцелуй меня, — прошептала она.
Потому что я знаю,
Что умру,
Если
Первая
Нежность
Неискренна.
Их губы встретились.
Это был поцелуй смерти.
Глава 11
— Конечно. Когда он там бывал, то ему звонили.
— Как часто он там бывал?
— Эпизодически.
— Мой напарник спрашивает... — начал Мейер.
— Я знаю, о чем он спрашивает. Ответ будет отрицательным. Мы не жили вместе, но приходил он часто.
— Провести ночь.
— Провести ночь, провести несколько дней. Как когда.
— Вам известно, что он провел некоторое время в тюрьме?
— Да. Но это произошло по глупости. Он кого-то избил.
— Насколько мы понимаем, он изувечил этого человека, — произнес Мейер.
— Сломал ему нос...
— Сломал ему обе руки...
— Его положили в госпиталь...
— Все равно это случайность, — сказала Кармен. — Вы же знаете, что есть порядочные люди, как вы или я, которые попадают в тюрьму по недоразумению.
Никто из детективов не собирался оспаривать эту мысль. Карелла посмотрел на часы. Вслед за ним это сделал и Мейер. На этот раз не было никакой возможности задержать ее. Ей предстояло участвовать в представлении, и она должна была уйти отсюда не позже, чем через двадцать минут. Так она сказала им, и на этот раз они должны были соблюдать условие. Было двадцать пять минут двенадцатого. Кармен тоже взглянула на часы. В заведении осталось три человека, явно следивших за временем. Не считая тех, у кого часы тикали внутри.
— Вы не могли бы вспомнить содержание других разговоров? — спросил Карелла. — Тех, которые были связаны с Тилли?
— Давайте, ребята, сделаем для меня перерыв, а? — сказала Кармен и снова вцепилась в сандвич. Между кусками хлеба выступила капля горчицы. — О-о-п-с. — Она подхватила каплю бумажной салфеткой, чтобы та не упала на стол.
— Например, вечером, за сутки до убийства, — сказал Мейер.
— Или в любое другое время приблизительно за двадцать четыре часа до убийства, — предложил Карелла.
— Любые звонки в течение этого времени.
— Может быть, вы вспомните какие-нибудь имена, которые он упоминал в разговорах.
Они пытались воссоздать картину двадцати четырех часов до убийства и двадцати четырех часов после убийства. Двадцать четыре часа, предшествовавшие убийству, были важными потому, что если знать, чем занимался человек, добавить к тому, что видели другие, определить, какие места он посещал, то можно было где-то обнаружить убийцу. А двадцать четыре часа после убийства были важными потому, что след остывал постепенно и так же постепенно расширялись границы поиска. К сегодняшнему дню уже прошло пять дней с того момента, как они обнаружили Тилли подвешенным к трубе под потолком в подвале.
Кармен думала.
— Вы уже знаете, я пришла домой поздно...
— Да.
— В два часа или около того. Может быть, Роджер говорил по телефону, когда я вошла. Я не очень уверена. Он все еще смотрел телевизор. Может быть, это на телеэкране кто-то разговаривал по телефону. Вы понимаете?
— Ах-ха. А что было на следующее утро? Вы сказали, что проснулись и позавтракали...
— Да.
— А потом снова ненадолго вернулись в постель.
— Да.
— А затем вы услышали, как Тилли разговаривал по телефону с двумя разными людьми. Один разговор был с продавцом автомобиля, а второй — с Боулзом.
— Верно.
— И он сказал, что встретит его внизу на лестнице...
— Верно, на ступенях парадного входа...
— В пределах получаса.
— Но затем Роджер изменил время, договорившись ровно на двенадцать.
— И именно к этому времени Тилли вышел на лестницу, — отметил Мейер.
— Да. В общем, за несколько минут до назначенного времени. Без пяти двенадцать. Около этого.
— Хорошо. Были какие-либо другие звонки этим утром? Например, когда вы завтракали...
— Нет.
— Или когда вы были в постели после завтрака...
— Нет, только эти два звонка.
— Мы знаем, что первый звонок был по телефону, принадлежащему «Аркейд Моторз»...
— Я не знаю имени...
— Хорошо, мы знаем. Мы проверили на телефонной станции все телефонные звонки, исходившие оттуда утром и предшествовавшей ночью. Но...
— Я только слышала мужское имя. Мистер Штейнберг. Я запомнила его потому, что у Роджера было еще несколько разговоров с этим человеком по поводу машины, которую он собирался купить.
— Какой марки машину он выбирал? — внезапно спросил Карелла.
— "Мерседес".
— Должно быть, у него недавно появились деньги, а?
— Мы никогда не обсуждали его дел.
— А в чем заключались его дела?
— Я только что сказала вам, что никогда не обсуждала его дел.
— Но тогда вы не знаете, какое у него было дело, верно?
— Верно, я не знаю его дел.
— Вы не знаете, были ли это наркотики?
— Ваш напарник глухой? — спросила она Мейера. — Если я не знаю его дел, то как я могу знать, был он связан с наркотиками или нет.
— Это ведь дорогая машина, — заметил Карелла и пожал плечами.
Мейер бросил взгляд на часы. Время беседы истекало. Он понимал, почему Карелла неохотно отказывался от идеи бизнеса наркотиков. Если в действительности не Боулз приехал на встречу с Тилли, тогда был еще кто-то, кто ждал внизу, на лестнице, чтобы познакомить Тилли с боевым короткоствольным пистолетом. Покупка дорогого автомобиля очень хорошо вязалась с продажей наркотиков. Именно поэтому Карелла все время крутился около этой идеи. Если не Боулз, смерть Тилли могла быть просто нелепым случаем. Что-то не поддающееся разумению, какой-нибудь маньяк, выбирающий случайные жертвы, что, впрочем, в наши дни случается все чаще и чаще. Но тогда любой человек в этом проклятом городе мог быть убийцей. И искать его — то же, что иголку в стоге сена. Вот поэтому Карелла не хотел расставаться с идеей наркотиков. Если наркотики, то открываются возможности бесед с определенным кругом лиц, пути исследований. В этом городе наркотики всегда оставляли следы.
— Может быть, вы обратили внимание на что-нибудь необычное? — спросил Мейер, выходя на новую линию. — Вокруг? Около дома?
— Нет, — сказала Кармен. — Необычное?
— Что-нибудь особенное. В период двадцати четырех часов, предшествовавших убийству. Я это время имею в виду.
— Нет. А как вас понять?
— Может быть, кто-нибудь наблюдал за домом...
— Нет.
— ...или обыскивал почтовые ящики...
— Нет.
— ...или расспрашивал?
— Нет, я никого не видела... что вы имеете в виду? Кого расспрашивал?
— Например, управляющего...
— Нет, ничего такого не было.
— ...расспрашивал о людях, которые живут в этом доме?
— Нет.
— Понимаете, если кто-нибудь хотел собрать о нем информацию... — сказал Мейер, пожал плечами и посмотрел на Кареллу. На часах было без двадцати пяти двенадцать. Кармен доедала жаркое.
— Вы когда-нибудь выходили из дома вместе с Тилли? — спросил Карелла, подстраиваясь к направлению вопросов Мейера.
— Да.
— Видели кого-нибудь, кто шел бы за вами?
— Нет.
— Было ли у вас когда-нибудь ощущение, что за вами следят?
— Нет.
— Или, может быть, кто-то присматривался к вам?
— Нет.
— Говорил ли Тилли когда-нибудь об угрожающих телефонных звонках или письмах?
— Нет.
— Может быть, вы видели кого-нибудь, кто явно не являлся местным жителем...
— Нет.
— Я имею в виду не только двадцать четыре часа до убийства. Я говорю...
— Ну да, но...
— Кто? — немедленно задал вопрос Мейер. — Кого вы видели?
— Ну, это, строго говоря, не был человек.
— Тогда что это было? — спросил Карелла.
— Это выглядело так странно в нашем районе, — заметила Кармен.
— Что это было?
— Лимузин, — произнесла она.
* * *
На ней был черный свободный свитер, серая фланелевая юбка на несколько дюймов выше колен, черные французские сапоги на каблуках и, как он понял, черные колготки. Она сняла сапоги, пальто и, пройдя на кухню, стала засыпать кофе в турку. Но затем подняла на него глаза и спросила:— Или, может быть, вы предпочитаете что-нибудь выпить?
— А у вас есть что выпить?
— Я редко что-нибудь пью, кроме вина, — ответила она.
— Я выпил бы немного водки, если она у вас есть, — сказал он. Он пошел вместе с ней в гостиную, где она откинула дверцу бара и стала искать нужную бутылку. Она изучала серебристые этикетки с таким вниманием, как будто видела их в первый раз, и щурилась, разбирая на них затейливые названия.
— Я была уверена, что у нас есть водка, — произнесла она и вдруг встала на колени, чтобы открыть дверцы шкафа, расположенного ниже бара. При этом ее юбка задралась намного выше колен и на ногах натянулся черный нейлон.
— Вот где это, — сказала она, с торжеством вытаскивая запечатанную бутылку «Столичной», и повернулась к нему, чтобы показать находку, улыбаясь и все еще оставаясь на коленях. Она, как танцовщица, легким движением поднялась с колен, держа в одной руке бутылку, а другой пытаясь сохранить равновесие.
— Как вы будете пить? — поинтересовалась она.
— Со льдом, пожалуйста.
— Я сейчас принесу лед, — сказала она, поставила бутылку на стол и достала ведерко со льдом. — Почему вы не открываете? — спросила она. — И включите какую-нибудь музыку.
Он сорвал с бутылки сургуч и откупорил ее. Открыв одну за другой несколько дверок в стенном шкафу, обнаружил проигрыватель, набор пластинок. Большинство из них были с записями серьезной симфонической музыки. Кого это сейчас может интересовать?
— Я не очень знаком с такого рода музыкой, — промолвил он. — Что вы предложите?
— Попробуйте Ленинград, — сказала она.
— Что?
— Шостакович, — пояснила она. — Седьмая симфония.
— Хорошо.
Он просматривал пластинки, пытаясь найти ту, которую она попросила, и вдруг неожиданно натолкнулся на запись Синатры.
— Как насчет Синатры? — спросил он у нее.
— О, конечно, — ответила она.
— Я могу поставить эту пластинку?
— Все, что вам хочется, — произнесла она и вернулась в комнату. Одной рукой она прижимала к груди ведерко со льдом. Во второй держала бутылку белого вина.
— Вы знаете, как это работает? — спросила она.
— Надеюсь, что сумею справиться.
Она поставила ведерко со льдом на стол, опустила три кубика льда в невысокий бокал и сказала:
— Наливайте водку по своему вкусу. И если вы будете столь любезны, то откройте бутылку белого вина для меня.
— Конечно. Позвольте мне все это сделать.
Он уже включил питание проигрывателя и теперь занимался исследованием различных кнопок на нем. На каждой кнопке было написано ее назначение, и это облегчало дело. Он последовательно нажал несколько кнопок и добился чистого звука. Это означало, что динамики работали и пластинка вращалась. Затем раздались мощные звуки труб, и квартира наполнилась музыкой. Эмма поморщилась и закрыла уши руками, но он быстро отыскал регулятор и понизил мощность звучания. На смену трубам пришли тромбоны, и послышались первые слова Синатры.
— Очень приятно, — сказала она.
— Мм...
Он снял золотую фольгу с горлышка бутылки и штопором вытащил пробку. Эмма передала ему рюмку. Он налил ей вина, а себе водки в бокал поверх кубиков льда.
— У меня есть тост, — сказала она.
— Давайте, — произнес он и поднял свой бокал.
— За откровенность, — предложила она.
— За откровенность, — откликнулся он.
— И честность, — сказала она.
— И честность, — послушно повторил он.
Они чокнулись. Он отпил водки, а она пригубила вино. Из проигрывателя тихо неслась песня Синатры о невостребованной любви.
— Откровенность и честность, — сказала она. — Вы выпили за это.
— Да, выпил.
— Вы планируете убить меня?
Он в удивлении поднял брови.
— Вы планируете? — снова спросила она.
— Нет, — ответил он. — Я не собираюсь вас убивать. Почему возник этот вопрос?
— Считайте, что вы попали в полосу несчастных событий...
— Я не попал. Ваш муж нанял меня.
— Но не убивать меня, а?
— Защитить вас.
— Ах-ха, — произнесла она, изучающе глядя на него. — Хорошо, может быть, и так.
Теперь они сидели рядом друг с другом на кожаном диване, повернувшись друг к другу лицом. Она подобрала под себя ноги, а он свои вытянул и откинулся на спинку дивана. Началась новая песня. Глухой тон. Мотив подхватили саксофоны и флейты.
— Я спрашиваю это потому, — сказала она, — что у Мартина есть другая женщина.
— Не может быть.
— Нет, это правда.
— Откуда вы это узнали?
— Маленькие детали. Мне нравится, как он поет, а вам?
— Да. А какие маленькие детали?
— Необъяснимые задержки, перерывы в интимной жизни, расходы по кредитной карточке... обычные детали... У него есть другая женщина.
— Ваши соображения звучат очень убедительно.
— Да.
— Кто же это?
— Женщина по имени Лидия Рейнез. У нее собственный цветочный магазин на Перейд около Девидсона. Я была там. Она, естественно, не знала, кто я.
— Как вам удалось выйти на нее?
— На День благодарения[20] мы поехали в гости к моей сестре в Лос-Анджелес. Потом она позвонила мне в декабре после получения счетов за телефон, чтобы узнать, были ли у меня междугородные разговоры, когда мы у нее гостили. Я попросила сообщить мне номер телефона, напечатанный на счете. Три телефонных звонка по одному и тому же номеру и все сюда, в этот город. Звонки были сделаны в пятницу, после Дня благодарения. Я обратилась на телефонную станцию, и они сказали мне, что телефон установлен в этом магазине. Я думаю, что Мартину было очень одиноко без нее, — сказала она, закатив глаза при слове «одиноко».
— Не хотите поработать на меня? — спросил он, улыбаясь и все еще играя роль частного детектива.
— Я сделаю это с удовольствием, — проговорила она, улыбаясь в ответ.
— Вы спрашивали его об этой женщине?
— Нет.
— Думаете, он что-то подозревает?
— Нет.
Ее плечи и голова двигались в такт музыке.
— Он просил вас о разводе?
— Нет. Позвольте мне освежить содержимое вашего бокала, хорошо? — сказала она и взяла бокал из его руки. Она освободила из-под себя ноги и пошла к бару, пританцовывая. Он наблюдал за ней, пока она наливала водку в его бокал. Ее бедра и плечи не переставали ритмично, под музыку двигаться.
— Он не будет добиваться развода ни при каких обстоятельствах, — заметила она. — Он при этом должен потерять очень много денег.
Она принесла ему наполненный бокал.
— Здесь замешано слишком много денег, — добавила она.
— Спасибо, — сказал он и взял бокал из ее рук. Она наполнила его почти до краев. Он внезапно подумал, не хочет ли она его споить. При мысли об этом он едва не рассмеялся.
В игру снова вступили саксофоны и флейты, повторяя ту же самую мелодию, с которой начиналась песня. Синатра покорил их последней заключительной нотой, которая, как им показалось, никогда не кончится. Затем внезапно раздался грохот цимбал и наступила глубокая тишина.
— Куча денег, — повторила она.
Поцелуй... -
пел Синатра.
— Боже, я люблю эту песню, — прошептала она.
Это всегда начинается с
Поцелуя...
— Вам не хочется потанцевать? — спросила она.
— Я не очень хорошо танцую, — ответил он.
— Я тоже плохо танцую.
— Ну...
— Давайте попробуем, — предложила она, раскинула руки и сделала шаг навстречу. Он заключил ее в свои объятия. Его правая рука мягко легла ей на верхнюю часть бедра. Она положила свою левую руку ему на плечо. И они стали двигаться в такт музыке, которая властно вела их за собой.
...губы, горящие в
Поцелуе...
— Никто лучше его не исполняет эту песню, — заметила она.
...только учат
Лгать,
Если
Первая
Нежность
Неискренна.
— Между прочим, — сказала она, — я до сих пор не очень уверена в вас.
— В каком смысле?
— В смысле моего убийства. Мне все еще кажется, что вас наняли, чтобы убить меня.
— Когда вы мне поверите?
— Позже, может быть, — произнесла она, прижавшись к нему.
Его рука скользнула по ее спине, и он почувствовал, что у нее под свитером нет лифчика. Внезапно он ощутил ее грудь на своей груди. Ее рука соскочила с плеча и обвилась вокруг его шеи.
...мне в глаза.
И целуй меня нежно, и обещай
Мне, что твои
Поцелуи не будут лгать.
— Слова, — прошептала она. — Это все пустые слова.
Поцелуй...
Показывай мне, рассказывай мне о
Счастье...
Потому, что я знаю,
Что умру,
Если
Первая
Нежность
Неискренна.
Теперь в игру вступили скрипки, повторяя в какой-то новой тональности очарование мелодии. Звуки, казалось, заполнили всю комнату. Она прижалась к нему бедрами.
Поцелуй... -
снова запел Синатра.
Она приблизила свое лицо к его лицу.
И показывай мне, рассказывай мне о
Счастье...
— Поцелуй меня, — прошептала она.
Потому что я знаю,
Что умру,
Если
Первая
Нежность
Неискренна.
Их губы встретились.
Это был поцелуй смерти.
Глава 11
В воскресенье тринадцатого января в восемь часов утра Мейер и Карелла поехали в автопарк, где «Экзекьютив Лимузин» держал свои автомобили. Гараж находился на узенькой улочке Калмс-Пойнт в районе старого Сиуолла Таннела. Он очень удобно располагался между заправочной станцией и компанией, продававшей резину. На крыше гаража красовалась вывеска, на которой черными буквами по белому полю были изображены слова «ЭКЗЕКЬЮТИВ ЛИМУЗИН». Мейер подумал о том, сколько компаний в городах этой большой и богатой страны, эксплуатирующих лимузины, назывались «Экзекьютив Лимузин». Интересно, есть ли компании, эксплуатирующие лимузины, которые назывались бы, скажем, «Офис Бой Лимузин»? Или «Гарбеджмен Лимузин»?
— Или «Бег Леди Лимузин»? — вслух спросил он.
— Что?
— Просто мысли вслух, — ответил Мейер.
Гараж имел три арочных въезда, достаточно широких, чтобы пропустить большие грузовые автомобили, которые подъезжали сюда в то время, когда рядом находился рынок Калмс-Пойнт. Те дни безвозвратно ушли в прошлое. Там, слева от «Экзекьютив Лимузин», где сейчас на полках у стены здания стоят стеллажи с протекторами, раскатывают тележки с инструментом и деталями, а на подъемниках и домкратах стоят автомобили, когда-то были ряды прилавков со свежими фруктами и овощами, которые привозили на грузовиках с ферм на Сендс-Спит или из штата за рекой Харб. Там, где теперь расположились компрессоры самообслуживания, а на другой стороне, у автозаправочной станции, бампер к бамперу стоят автомобили, раньше были прилавки со свежей рыбой, выловленной из реки Дикс и пойманной в сети далеко отсюда на Оффшор-Ричез. Переложенная льдом, рыба была неизменно свежей и в таком виде доставлялась в рестораны. За нею приезжали издалека.
В ту пору здесь и на смежных улицах торговцы со всего света продавали любые товары, мебель и унитазы, фасованные продукты и обувь, корсеты и люстры. Изо дня в день здесь было очень оживленно, стоял шум и гам.
Это бойкое торговое место пережило первую мировую войну, кризис и депрессию, вторую мировую войну, кучу глупых авантюр на Дальнем Востоке и в Центральной Америке, но оно не смогло противостоять наступлению наркотиков. Теперь на месте оживленного рынка были трущобы, разоренные наркотиками. Помещения первых этажей, где раньше были магазины, теперь опустели. Там, куда люди приходили купить товары, необходимые им для жизни, появились товары, за которыми люди приходили, чтобы разрушить себя, а по большому счету и всю Америку.
Теперь здесь был гараж для лимузинов.
Директором «Экзекьютив Лимузин» был Марта Гвидо. Он сидел в остекленном помещении, из которого можно было наблюдать за движением любого автомобиля, въезжающего в гараж или выезжающего из него. В этом городе компании эксплуатировали лимузины на почасовой основе с помощью радио, кроме них были автомобили, которые назывались «черными машинами», хотя многие из них были белого цвета. В качестве так называемых «черных машин» использовались «кадиллаки» и «линкольны-континенталь». Такса за прокат такой машины составляла двадцать восемь долларов в час, вместо тридцати пяти долларов за прокат лимузина. Черные лимузины, подобно акулам, постоянно перемещались по улицам города. Если их где-нибудь припарковывали, то ревнивый полицейский вручал проштрафившемуся водителю повестку. По этой причине они находились в непрерывном движении, ожидая от радиодиспетчера информацию о ближайшем вызове. Диспетчер постоянно оценивал ситуацию и наиболее рационально размещал заказы пассажиров. В помещении стоял непрерывный гул голосов. Разговоры казались какими-то шифровками.
— Тридцать семь, Моррис, кто есть у тебя по заказу? Кто-нибудь есть поблизости от Тридцать седьмого, Моррис? Я жду информацию.
— Я посадил даму. Еду к центру города от Тридцать седьмой, Моррис.
Диспетчерский голос сзади них бубнил непрерывно.
Здесь трудно было вести разговор, все равно что пытаться беседовать на металлообрабатывающем заводе.
— Роджер Тернер Тилли, — сказал Мейер, — работал у вас водителем.
— Интересно, что он наделал? — спросил Гвидо.
— Ничего, — ответил Карелла.
— Тогда зачем вы его ищете?
— Мы его не ищем. Вы знаете его?
— Я знаю его. Сравнительно недавно он попал в историю. Это произошло, когда я только что пришел сюда работать.
— Это как раз то, что нас интересует, — произнес Мейер. — Подробности этой истории.
— Зачем?
— Вы знаете, что произошло?
— Один из водителей обозвал его гомиком. Он его избил. В этом и заключалась вся история.
— Да, в этом и заключалась вся история, — произнес Карелла. — Вы знаете имя того водителя?
— Один из испанских парней.
— Мы проверили досье Тилли...
— Кто находится поблизости от Б. Франклина? Я получил заказ от «Юнайтед Эйрлайнз». Кто находится в лом районе? Кто-нибудь находится на пути в аэропорт? Или возвращается оттуда? Кто-нибудь хочет принять заказ от «Юнайтед Эйрлайнз», от аэропорта в город? Скажите, кто желает принять этот заказ? Принять заказ от «Юнайтед». Кто хочет?
Мейер ждал паузы.
— Мы проверили досье Тилли, — сказал он наконец, — и очевидно, что водитель, которого он избил...
— И которого зовут Гектор Руис, — вставил Карелла.
— ...вернулся в Пуэрто-Рико вскоре после того, как Тилли был осужден.
— Да?
— Мы имеем такую информацию, — сказал Мейер.
— Ну?
— Вы знаете Руиса?
— Я знал его.
— Это верно, что он вернулся в Пуэрто-Рико?
— Зачем это вам нужно?
— Мистер, что вас беспокоит? — спросил Карелла.
— Меня ничто не беспокоит. Ко мне приходят двое полицейских и спрашивают о моем работнике. Я естественно...
— О? — промолвил Мейер.
— Руис все еще является вашим работником? — удивился Карелла.
— Да, он снова у нас работает водителем. Именно поэтому я хочу знать...
— Когда он к вам вернулся? — спросил Карелла.
— Кажется, где-то в октябре.
— Как раз тогда, когда Тилли вышел из тюрьмы, — заметил Мейер Карелле.
— И именно тогда он снова начал работать здесь? — спросил Карелла.
— Где-то в октябре — ноябре, — сказал Гвидо.
— Он знал, что Тилли вышел из тюрьмы?
— Я никогда не спрашивал его об этом.
— Тилли приходил сюда? Я имею в виду время после того, как он вышел из тюрьмы.
— Я его не видел здесь.
— Руис в разговоре с вами упоминал о Тилли?
— Никогда.
— Он никогда не принимал пассажиров на Айнсли-авеню? В районе Даймондбека?
— Насколько я знаю, нет.
— Имеете ли вы представление о том, что он там делал? Если, конечно, он вообще был там?
— Спросите у него самого, — сказал Гвидо и показал через застекленную стенку на черный наемный лимузин, который в это время въезжал в ворота гаража. Мейер и Карелла как раз спускались по лестнице, когда открылась передняя дверца лимузина. Из машины вышел высокий, плотный парень. На нем были шоферская куртка и фуражка. Он сразу снял фуражку и обнажил копну иссиня-черных волос, под стать таким же усам. Он направился к помещению с надписью «Мужской», когда Карелла и Мейер спустились с лестницы.
— Мистер Руис? — спросил Карелла.
— Гектор Руис? — дополнил Мейер.
— Мы полицейские офицеры, — представился Карелла, показывая значок. — Мы хотим попросить вас...
Руис взглянул на них, повернулся и побежал.
Он бросился бежать через средние арочные ворота, свернул к автозаправочной станции, потом за угол и кинулся к реке. Мейер и Карелла выскочили следом. Им удалось сократить расстояние за счет того, что они пробежали через автозаправочную станцию. Теперь между Руисом и ними было не более пятидесяти футов. Руис продолжал бежать.
На реке в это раннее время было очень оживленно. Лодки сновали вверх и вниз по реке и поперек между Айсолой и Калмс-Пойнтом. Сзади Руиса и на той стороне реки возвышались городские небоскребы, упираясь своими крышами в холодное серое небо. Дым кольцами завивался из труб на крышах домов. Дымили трубы буксиров и паромов. Пар вылетал изо ртов бежавших людей. Они проносились мимо пешеходов шедших каждый своей дорогой, и никто не обращал никакого внимания на бегущего человека и на двух полицейских, которые его преследовали.
— Или «Бег Леди Лимузин»? — вслух спросил он.
— Что?
— Просто мысли вслух, — ответил Мейер.
Гараж имел три арочных въезда, достаточно широких, чтобы пропустить большие грузовые автомобили, которые подъезжали сюда в то время, когда рядом находился рынок Калмс-Пойнт. Те дни безвозвратно ушли в прошлое. Там, слева от «Экзекьютив Лимузин», где сейчас на полках у стены здания стоят стеллажи с протекторами, раскатывают тележки с инструментом и деталями, а на подъемниках и домкратах стоят автомобили, когда-то были ряды прилавков со свежими фруктами и овощами, которые привозили на грузовиках с ферм на Сендс-Спит или из штата за рекой Харб. Там, где теперь расположились компрессоры самообслуживания, а на другой стороне, у автозаправочной станции, бампер к бамперу стоят автомобили, раньше были прилавки со свежей рыбой, выловленной из реки Дикс и пойманной в сети далеко отсюда на Оффшор-Ричез. Переложенная льдом, рыба была неизменно свежей и в таком виде доставлялась в рестораны. За нею приезжали издалека.
В ту пору здесь и на смежных улицах торговцы со всего света продавали любые товары, мебель и унитазы, фасованные продукты и обувь, корсеты и люстры. Изо дня в день здесь было очень оживленно, стоял шум и гам.
Это бойкое торговое место пережило первую мировую войну, кризис и депрессию, вторую мировую войну, кучу глупых авантюр на Дальнем Востоке и в Центральной Америке, но оно не смогло противостоять наступлению наркотиков. Теперь на месте оживленного рынка были трущобы, разоренные наркотиками. Помещения первых этажей, где раньше были магазины, теперь опустели. Там, куда люди приходили купить товары, необходимые им для жизни, появились товары, за которыми люди приходили, чтобы разрушить себя, а по большому счету и всю Америку.
Теперь здесь был гараж для лимузинов.
Директором «Экзекьютив Лимузин» был Марта Гвидо. Он сидел в остекленном помещении, из которого можно было наблюдать за движением любого автомобиля, въезжающего в гараж или выезжающего из него. В этом городе компании эксплуатировали лимузины на почасовой основе с помощью радио, кроме них были автомобили, которые назывались «черными машинами», хотя многие из них были белого цвета. В качестве так называемых «черных машин» использовались «кадиллаки» и «линкольны-континенталь». Такса за прокат такой машины составляла двадцать восемь долларов в час, вместо тридцати пяти долларов за прокат лимузина. Черные лимузины, подобно акулам, постоянно перемещались по улицам города. Если их где-нибудь припарковывали, то ревнивый полицейский вручал проштрафившемуся водителю повестку. По этой причине они находились в непрерывном движении, ожидая от радиодиспетчера информацию о ближайшем вызове. Диспетчер постоянно оценивал ситуацию и наиболее рационально размещал заказы пассажиров. В помещении стоял непрерывный гул голосов. Разговоры казались какими-то шифровками.
— Тридцать семь, Моррис, кто есть у тебя по заказу? Кто-нибудь есть поблизости от Тридцать седьмого, Моррис? Я жду информацию.
— Я посадил даму. Еду к центру города от Тридцать седьмой, Моррис.
Диспетчерский голос сзади них бубнил непрерывно.
Здесь трудно было вести разговор, все равно что пытаться беседовать на металлообрабатывающем заводе.
— Роджер Тернер Тилли, — сказал Мейер, — работал у вас водителем.
— Интересно, что он наделал? — спросил Гвидо.
— Ничего, — ответил Карелла.
— Тогда зачем вы его ищете?
— Мы его не ищем. Вы знаете его?
— Я знаю его. Сравнительно недавно он попал в историю. Это произошло, когда я только что пришел сюда работать.
— Это как раз то, что нас интересует, — произнес Мейер. — Подробности этой истории.
— Зачем?
— Вы знаете, что произошло?
— Один из водителей обозвал его гомиком. Он его избил. В этом и заключалась вся история.
— Да, в этом и заключалась вся история, — произнес Карелла. — Вы знаете имя того водителя?
— Один из испанских парней.
— Мы проверили досье Тилли...
— Кто находится поблизости от Б. Франклина? Я получил заказ от «Юнайтед Эйрлайнз». Кто находится в лом районе? Кто-нибудь находится на пути в аэропорт? Или возвращается оттуда? Кто-нибудь хочет принять заказ от «Юнайтед Эйрлайнз», от аэропорта в город? Скажите, кто желает принять этот заказ? Принять заказ от «Юнайтед». Кто хочет?
Мейер ждал паузы.
— Мы проверили досье Тилли, — сказал он наконец, — и очевидно, что водитель, которого он избил...
— И которого зовут Гектор Руис, — вставил Карелла.
— ...вернулся в Пуэрто-Рико вскоре после того, как Тилли был осужден.
— Да?
— Мы имеем такую информацию, — сказал Мейер.
— Ну?
— Вы знаете Руиса?
— Я знал его.
— Это верно, что он вернулся в Пуэрто-Рико?
— Зачем это вам нужно?
— Мистер, что вас беспокоит? — спросил Карелла.
— Меня ничто не беспокоит. Ко мне приходят двое полицейских и спрашивают о моем работнике. Я естественно...
— О? — промолвил Мейер.
— Руис все еще является вашим работником? — удивился Карелла.
— Да, он снова у нас работает водителем. Именно поэтому я хочу знать...
— Когда он к вам вернулся? — спросил Карелла.
— Кажется, где-то в октябре.
— Как раз тогда, когда Тилли вышел из тюрьмы, — заметил Мейер Карелле.
— И именно тогда он снова начал работать здесь? — спросил Карелла.
— Где-то в октябре — ноябре, — сказал Гвидо.
— Он знал, что Тилли вышел из тюрьмы?
— Я никогда не спрашивал его об этом.
— Тилли приходил сюда? Я имею в виду время после того, как он вышел из тюрьмы.
— Я его не видел здесь.
— Руис в разговоре с вами упоминал о Тилли?
— Никогда.
— Он никогда не принимал пассажиров на Айнсли-авеню? В районе Даймондбека?
— Насколько я знаю, нет.
— Имеете ли вы представление о том, что он там делал? Если, конечно, он вообще был там?
— Спросите у него самого, — сказал Гвидо и показал через застекленную стенку на черный наемный лимузин, который в это время въезжал в ворота гаража. Мейер и Карелла как раз спускались по лестнице, когда открылась передняя дверца лимузина. Из машины вышел высокий, плотный парень. На нем были шоферская куртка и фуражка. Он сразу снял фуражку и обнажил копну иссиня-черных волос, под стать таким же усам. Он направился к помещению с надписью «Мужской», когда Карелла и Мейер спустились с лестницы.
— Мистер Руис? — спросил Карелла.
— Гектор Руис? — дополнил Мейер.
— Мы полицейские офицеры, — представился Карелла, показывая значок. — Мы хотим попросить вас...
Руис взглянул на них, повернулся и побежал.
Он бросился бежать через средние арочные ворота, свернул к автозаправочной станции, потом за угол и кинулся к реке. Мейер и Карелла выскочили следом. Им удалось сократить расстояние за счет того, что они пробежали через автозаправочную станцию. Теперь между Руисом и ними было не более пятидесяти футов. Руис продолжал бежать.
На реке в это раннее время было очень оживленно. Лодки сновали вверх и вниз по реке и поперек между Айсолой и Калмс-Пойнтом. Сзади Руиса и на той стороне реки возвышались городские небоскребы, упираясь своими крышами в холодное серое небо. Дым кольцами завивался из труб на крышах домов. Дымили трубы буксиров и паромов. Пар вылетал изо ртов бежавших людей. Они проносились мимо пешеходов шедших каждый своей дорогой, и никто не обращал никакого внимания на бегущего человека и на двух полицейских, которые его преследовали.