Маккефри Энн. Поиски Акорны

   — Какая разница? — рявкнул Хафиз. — Дальше!
   Дальше рассказывать было нечего. Незнакомцы улетели на своем пестром корабле; Джудит, Гилл, Пал и Рафик отбыли на «Ухуру». Дельзаки Ли, хоть и задремывал поминутно во время переговоров, сразу после их отлета потерял сознание и с тех пор находился в госпитальной палате под особой охраной.
   — И к нему никого не допускают, — добавил секретарь. — Только твердят, что мистер Ли отдыхает, что состояние его улучшается, ну и тому подобную чушь. — Он с надеждой глянул на Хафиза. — Может, вас пропустят?
   Однако Харакамян-старший столкнулся с непреодолимым препятствием в лице молодого, усталого врача, начавшего карьеру добровольцем, перевязывавшим изможденных детишек в День Освобождения. На Дельзаки Ли врач взирал как на почти святого.
   — Он подвергается массированной медикаментозной терапии, — отрезал врач, — и будет ей подвергаться до тех пор, пока его состояние не стабилизируется, а до этого времени я не позволю тревожить больного!
   — Если вы накачали его наркотиками до бровей, — нетактично перевел Хафиз на общепонятный язык, — то мне и вправду нет толку пялиться на него, покуда он дрыхнет.
   Снедаемый любопытством, он решил убить время до того момента, когда Ли проснется, или придет письмо с «Ухуру», поглядев, что изменилось на базе со времени его последнего визита. Он уже двинулся было в сторону инженерного отдела, когда его поразила одна мысль.
   — Эй — Провола ведь не отправилась к шайтану на рога вместе с ними?
   Заверенный, что Проволу Куэро, как обычно, можно найти в ее кабинете, Хафиз предупредил, что именно туда и следует отправляться со всеми новостями для него, а копии оставлять в его личных апартаментах, а также в любом другом месте, где он, Хафиз, может оказаться.
 
   Дверь в кабинет Проволы была открыта. Хафиз издалека услыхал рыдающий голос, умоляющий о чем-то Проволу Куэро. Та отвечала спокойно, вежливо, и ничуть не растрогано.
   Финансист замер на пороге. Взгляд его приковала пышная женская фигура, обтянутая сиреневым платьем со стильными белыми оборочками, и увешанная самоцветами всех оттенков, соблазнительно подрагивающими на серебряных цепочках, овивающих роскошное тело. Из этой особы можно было накроить две жилистых, невысоких Проволы Куэро с ее аскетически-короткой стрижкой и коротенькой косицей на затылке, но по мнению Хафиза, подобная женщина стоила десяти инженерочек вроде Проволы.
   — Дорогой мистер Харакамян! — воскликнула Провола с неслыханной теплотой. Нет, она была определенно не во вкусе Хафиза, даже выглядела не по-женски, но вот управляющим была превосходным. Она обернулась к незнакомке. — А вас я попрошу выйти.
   — Но куда же я пойду?! — всхлипнула та, разведя пухленькими белыми ручками. На пальцах сверкали кольца. — У меня едва хватило денег, чтобы прилететь сюда на помощь бедняжке Акорне…
   — И почему, дражайшая… — Хафиз сделал паузу, ожидая, что незнакомка представится.
   — Карина, — хором промолвили обе женщины.
   Восхитительно пухлая ручка умоляюще протянулась к нему, и Хафиз не устоял перед искушением. Он припал губами к запястью, бережно погладил локоток, а свободной рукой незаметно отмахнулся от Проволы, показывая, что сам займется этим делом. Когда он вывел Карину из кабинета управляющей в богато обставленную приемную, за спиной его послышался явственный вздох облегчения.
   — Дражайшая Карина, — поинтересовался Хафиз, экспансивно размахивая руками, — почему вы решили, будто Акорне требуется ваша помощь?
   — Но так и есть, — настойчиво повторила та, и цепкая память вовремя подсказала имя, — господин Харакамян!
   — Давайте обсудим этот вопрос наедине, в моих апартаментах, — предложил Хафиз самым своим убедительно-медовым голосом.
   Столько лет он не встречал женщины столь сладостных пропорций! Нынче мода пошла на подтянутых, стройных, худощавых, костлявых вешалок, и финансист уже отчаялся отыскать особу достаточно интересную. А то, что эта красавица, похоже, что-то знала об Акорне, только добавляло ей привлекательности.
   Глаза Карины широко распахнулись.
   — У вас здесь квартира… на Маганосе?
   — С Домом Ли меня связывают многочисленные деловые и личные контакты, — объяснил Хафиз, ненавязчиво подталкивая гостью в направлении жилого блока А. — В моем распоряжении постоянно находятся личные апартаменты, всегда готовые меня принять… должны быть, — закончил он угрюмо.
   Когда финансист приложил ладонь к читнику у двери, диафрагма медленно растворилась, открывая взглядам гостиную, совсем недавно пострадавшую от нашествия одинокого и безалаберного холостяка. На полу валялись, неубранные по ячейкам, кубики с записями; на двери душевой висел новенький салатово-зеленый костюм в фуксиновый цветочек; а следы от полупустого стакана на столешнице из бесценной древесины танккийского «пурпурного сердца» подсказывали своим благоуханием, что прежний обитатель квартиры принял близко к сердцу разрешение Второго Пророка употреблять спиртные напитки.
   — Моего наследника работа, — прорычал Хафиз. — Если он не исправится, то скоро станет моим бывшим наследником!
   Включив настенный терминал, он вызвал команду уборщиков, чтобы привести квартиру в порядок, после чего предложил Карине посетить по такому случаю один из кабинетов при центральном кафетерии.
   — А когда Рафик вернется, — заключил он, — если, конечно, вернется, я его запишу на курсы личной гигиены для бывших бездомных, ибо он явно нуждается в обучении подобного рода!
   Представив рослого, величавого Рафика втиснутым за школьную парту и прилежно выслушивающим, как следует чистить зубы, Хафиз настолько развеселился, что почти забыл о гневе. А Карина окончательно привела его в благодушное настроение, спросив, как может ее благодетель сердиться на такого славного, отважного, красивого юношу, как Рафик, и поклявшись, что немедленно признала семейное сходство. Если бы это оказалось правдой, наблюдательности целительницы можно было бы позавидовать, поскольку Хафиз Харакамян был на шесть дюймов ниже и тридцать фунтов тяжелее своего племянника, а его морщинистое лицо, невзирая на дружелюбную мину, напоминало скорее морду крокодила, поглядывающего на крутой берег в надежде, что оттуда свалится еще один толстенький, смугленький ребятенок. Однако застрявшей на чужой планете без единого кредита в кармане, да вдобавок голодной Карине Хафиз показался воистину прекрасным, когда по его приказу в отдельный кабинет при кафетерии принесли большой поднос кремовых пирожных и кофейник с кавой его любимого сорта.
   — А теперь, дражайшая моя Карина, поведайте, прошу, как случилось, что подруга нашей Акорны очутилась в столь прискорбном положении, — предложил он, — и что прикажете сделать с негодяями, бросившими вас так гнусно.
   — О, — отмахнулась Карина, — они вовсе не негодяи, они Возвышенные Создания, и я почти уверена, что они совсем не хотели бросать меня, просто очень торопились, а я же не могла им заявить, что у меня денег вовсе не осталось. Как я могла — вы же понимаете?
   — Безо всякого сомнения, — изысканно-вежливо согласился Хафиз, хотя ничего не понял.
   — У них такие чудесные ауры, знаете, — продолжала Карина, — чего и следовало ожидать от сородичей Акорны…
   — Линьяри — здесь?! — перебил ее Хафиз.
   Хотя финансист и отложил все дела, равно как соблазнительную идею заключить эксклюзивное торговое соглашение с первой расой инопланетян, вступившей в контакт с человечеством, ради того, чтобы приглядеть за Акорной, теперь, когда он уже прибыл на Маганос, и никто вроде бы не паникует из-за девочки, Хафиз не мог не вспомнить, какие барыши могло бы принести подобное соглашение… и что он, как один из двух официальных опекунов Акорны, по праву должен был его заключить. Но он вовсе не рассчитывал, что второй опекун каким-то образом приманит загадочных линьяри к себе домой.
   — Ну, уже — нет, они отправились за…
   — Десять тысяч шайтанов! Мне следовало догадаться, что этот хитрый старый неверующий пес меня обойдет! — Хафиз раздраженно побарабанил пальцами по столу, на миг забыв о Карине. — Но, возможно, Рафик защитит мои интересы… Да, наверное, это он имел в виду, говоря о «делах». — Морщины на его лбу слегка разгладились. — В таком случае я, возможно, и прощу когда-нибудь этого мальчишку. Прекраснейшая Карина, я должен немедля вновь переговорить с секретарем Дельзаки Ли; простите ли вы меня?
   Глаза Карины затуманила печаль — лишь отчасти потому, что она не успела дожевать последнее пирожное.
   — Но мы только встретились!
   — И я ожидаю, что у нас впереди будет еще немало приятный часов, дабы углубить наше знакомство, — заверил ее Хафиз. — И хотя дела требуют моего участия, я отказываюсь оставить вас, покуда вы не пообещаете, что не зачахнете в мое отсутствие. Чувствуйте себя как дома в моих апартаментах. Кроме того, вам следует получше питаться, дабы не обессилеть и не утратить вашей блистательной красоты.
   Потребовав у официанта переносной терминал, он оставил указание любые покупки, сделанные Кариной, оплачивать со счетов Дома Харакамяна.
   Большого убытка, подумал он цинично, не случится — все равно в лавочках базы Маганос нечего купить, кроме продуктов и самых необходимых мелочей. Поздней, как решил Хафиз, он доставит себе удовольствие заказать для столь щедро одаренной Всевышним красавицы новые платья с Кездета, для чего ему беспременно придется снять с нее мерку, да не одну, а потом… кто знает, что случится потом? Главное — не спугнуть; будет обидно, если этот идеал чувственности ускользнет, покуда финансист занят срочными делами.
   Первым делом надо будет вытряхнуть из секретаря условия всех сделок, заключенных в последнее время. Если повезет, на архивные диски еще ничего не переписано. Удача улыбается тому, кто готов ее ловить. А потом, если Ли еще не очнется, можно будет занять время, ухаживая за прелестной Кариной. Похоже было, что поездка на Маганос принесет совершенно неожиданные прибыли.

Глава 12

   «Прибежище», 334.05.25 по единому федеративному календарю
 
   Прошло почти шесть суток, прежде чем Акорна оказалась в силах бодрствовать больше нескольких минут подряд, но затем, спустя буквально пару часов после очередного пробуждения, девушка окончательно пришла в себя.
   — Ты хочешь сказать, что эти несчастные столько времени ждали меня одну? — с ужасом переспросила она. — Калум, почему ты не полетел без меня?
   — Меня, — отозвался пилот, — природа обделила сладким голосом, милым личиком и волшебным рогом. Того, что я болтался все это время, налаживая здешние передатчики, похоже, недостаточно, чтобы завоевать их Доверие с большой буквы «Д». Им нужна или ты — или никто.
   — Тогда надо было разбудить меня раньше!
   Маркель с Калумом переглянулись, сдерживая смех.
   — Надо было на видео записать, — вздохнул юноша. — Акорна, ты просыпалась несколько раз — во всяком случае, вставала с кровати. Ровно настолько, чтобы отойти в уборную и опустошить кювету со шпинатом. Потом, не говоря ни слова, ковыляла обратно и рушилась в постель.
   Девушка помотала головой.
   — Не верю!
   — В следующий раз все запишу!
   — Следующего раза не будет, — предупредил Калум. — Я не позволю Акорне больше так выматываться.
   Рушимцы потребовали, чтобы первым рейсом на борту «Акадецки» прибыли только Калум и Акорна; передачам, которые девушка вела из рубки «Прибежища», они не доверяли.
   — Надеюсь, ты сумеешь убедить их, что ребятишки вправду хотят расплатиться с ними за все беды, что причинила планете Нуэва, — устало пробормотал Калум, когда корабль коснулся земли. — Если рушимцы не позволят нам использовать для перевозки поселенцев на возвышенность из затопленной низины челноки «Прибежища», мы застрянем тут на несколько недель, прежде чем доктор Хоа сможет осушить этот район.
   — Я попробую убедить их, — отозвалась Акорна, — но на это уйдет время…
   Калум тихонько хохотнул.
   — Только подумать — мы решили, будто сбережем время, если смоемся с Маганоса прежде, чем закончится ремонт! Если бы мы подождали, покуда починят гидропонику, мы не попали бы в эту историю, и уже давно бы обшаривали Волосы Вероники… Мама мне всегда говорила «Поспешишь — людей насмешишь», да я слишком торопился, и ее не слушал.
   — Ничего не вижу смешного в том, что мы помогаем нуждающимся, — серьезно ответила Акорна, но ее серебряные глаза потускнели при мысли о том, как задержались они на Рушиме. — Когда-нибудь мы отыщем мой народ… и знаешь, Калум, если бы мы ждали, покуда Пал и мистер Ли решат, что «Акадецки» готов к старту, мы бы еще торчали на Маганосе!
   С этим Калум не мог не согласиться. И все же он надеялся, что рушимцы поскорее преодолеют свое предубеждение к команде «Прибежища». Чем дольше тянулась разлука с Мерси, тем больше его тянуло домой… и поскольку пилот дал себе клятву оставить Акорну на попечении сородичей прежде, чем вернуться к Мерси, бесконечные задержки в самом начале пути становились сущей пыткой.
   — Вон едут поселенцы, — проговорила Акорна. — Я посмотрю, удастся ли их организовать, а ты попробуй связаться с Маганосом. Мерси, — она многозначительно глянула на пилота, — то есть все наши друзья, наверное, захотят узнать, как у нас дела.
   Калум понял, что ему не нравится, когда кто-то читает его мысли. Среди множества причин, по которым он влюбился в Мерси, не последней была и та, что если девушка и могла догадаться, о чем думает пилот, то никогда не говорила об этом ему!
   Ну да ладно; очень скоро они отправятся дальше, к Волосам Вероники, и он сможет заняться простыми и понятными проблемами астрогации вместо самых хаотичных и непредсказуемых — человеческих.
   И все же другого случая побеседовать с Мерси наедине ему может не представиться еще долго; очень предусмотрительно со стороны Акорны было напомнить ему об этом. И Калум впервые за последние дни включил приемник.
   Прежде, чем пилот успел направить запрос, динамик душераздирающе взвизгнул, сигнализируя, что пришло пакетное сообщение. Вздохнув, Калум выждал несколько бесконечных секунд, покуда по экрану вначале плясали пакетные коды, а потом конденсировалось смутное вначале изображение по мере того, как бортовой компьютер распаковывал сжатое сообщение. Когда лицо на экране стало возможно узнать, пилот мгновенно напрягся.
   Что делает Рафик в этом секторе, настолько близко, чтобы посылать сжатое видео? Или достигло цели первое, отчаянное сообщение с борта «Прибежища», и Рафик бросился очертя голову на помощь друзьям? Тогда Калуму об этом не дадут забыть до конца его дней…
   Первые же внятные слова Рафика, когда пакет был полностью расшифрован, разубедили пилота; его крик о помощи затерялся в пространстве, в отличие от второго письма — «все в порядке». И Рафик летел за беглецами с совершенно иной целью. Калум слушал его с нарастающим недоумением, и прокрутил запись дважды, чтобы удостовериться, что все правильно понял, прежде чем переключить систему связи на автоматическую запись. Он должен немедленно отыскать Акорну!
   Они посадили «Акадецки» посреди мелкого грязного озера, куда опускались и прежде, решив, что начать восстановление Рушимы логичнее будет с поселка Джошуа Флауза, уже знакомого с Калумом и Акорной лично. Когда вода схлынет, обнажив залитые поля, рушимцы скорей поверят добрым намерениям юнцов Второго поколения, командовавших ныне «Прибежищем». Но доктор Хоа предупредил, что осушение местности путем климатического контроля требовало жестких мер; даже с помощью Калума он не в силах был рассчитать или предсказать эффект с достаточной точностью, чтобы не пострадали лагеря поселенцев.
   Обнаружив, что вокруг корабля нет ни души, Калум изрядно смутился. Только Акорна стояла по бабки в очищенной воде, рассеянно подбирая и пережевывая прядки нитчатых водорослей.
   — Эй, куда все подевались?
   — Строят плоты, — сообщила Акорна, — чтобы перевезти пожитки через лужу. Возникла идея перебросить корабль на сухое место, но мы не смогли решить — на какое; на любом холмике, что не подмыла вода, ступить некуда если не от беженцев, то от их скотины.
   — Ладно. Им решать, в конце концов, — заметил Калум, — лишь бы не тянули слишком… — Поразительные новости, которые сообщил ему Рафик, напрочь затмевали любые проблемы рушимских поселенцев. — У меня для тебя новость. Акорна… мы можем не продолжать полет. И нам не нужна моя программа, чтобы отыскать твой дом.
   Голос Калума звенел таким торжеством, что девушка вздрогнула.
   — Что ты хочешь сказать?
   Раньше она никогда не видела пилота таким. Глаза его горели, светлые волосы вздыбились на макушке неровным хохолком.
   — Пришло сообщение с «Ухуру». Рафик летит сюда.
   — Рафик?
   Акорна вдруг ощутила себя недалекой и медлительной, мысли не слушались. Что-то очень важное должно было вот-вот случиться — или уже случилось, она не могла сообразить. И дело было не в Рафике; поэтому девушка сосредоточилась на деталях, оттягивая главное, к которому еще не была готова.
   — Но его же не было ни на Маганосе, ни на Лябу. Откуда он узнал, где мы?
   — Он был на базе, когда пришло наше сообщение. И ты в жизни не догадаешься, почему!
   Акорна решила, что и не хочет догадываться.
   — Он уже знает, что у нас все в порядке?
   Калум отправил второе письмо, когда ситуация на борту «Прибежища» прояснилась, но, может, Рафик отправился на Рушиму прежде, чем пакет достиг адресата — иначе зачем бы ему лететь?
   — Наверное. — Калум пригладил волосы; короткая желтая поросль улеглась, точно жухлая трава под ветром, и тут же поднялась снова, трепеща от возбуждения. — Должен знать; я так понял, что дошло только второе наше письмо. Первое, похоже, стерлось, когда я отключил передатчик. Но не в этом дело. Акорна — он летит не один. Я же говорю — мы можем не искать больше твою родину.
   С этого пилот начал рассказ. Девушка сразу поняла, что он хочет сказать, и только отвергала это понимание, отталкивала, ограждалась от него пустыми вопросами. Но больше держаться не было сил.
   — Они нашли нас, — проговорила она медленно, и тут же пожалела об этом — ликование схлынуло с лица Калума.
   — Да — я хотел тебе сказать об этом. Как ты узнала?
   — Догадалась. Зачем бы ему еще лететь?
   Акорне казалось, что она нащупывает себе дорогу в предательской трясине, готовой в любой миг разойтись под копытами.
   — Так… они летят за мной?
   Калум молча кивнул.
   — С Рафиком?
   — На своем корабле, конечно. Они считают, что так быстрее. Рафик в этом не уверен, но решил убедиться, что ты узнаешь об этом прежде, чем твои родичи доберутся до Рушимы. Он считает, что неожиданная встреча могла бы стать для тебя слишком большим потрясением.
   — Очень… заботливо с его стороны.
   Потрясением? Что это такое? Вот эта вата, в которой она плывет, растворяясь, обуреваемая незнакомыми чувствами — это и есть потрясение? Акорне казалось, что она отравилась: немели руки, и свет в глазах померк. Но если бы то был обычный яд, девушка могла бы исцелиться. И тьму в очах не разогнать было касанием волшебного рога.
   — Акорна? — Голос Калума доносился откуда-то издалека. — Акорна! Ты в порядке? Я думал, ты обрадуешься…
   — Конечно, я рада, — выдавила она. Скривила губы в улыбке. — Мой народ. Моя мечта сбылась. Как я могу не радоваться, милый мой Калум?
   — Вот и мне так подумалось, — заметил пилот с некоторым сомнением. — Но тебе вроде бы нехорошо стало на секунду. Ты ничего не подхватила? Хотя не… ты же не болеешь.
   — Не болею, — согласилась она, выжав еще одну улыбку. — Просто закружилась голова. От потрясения, наверное.
   Какое разочарование сейчас, наверное, испытывает Калум. Самый добрый друг… он, и Гилл, и Рафик — все они были неизменно добры к ней, были ее единственной семьей. Пилот так хотел самолично отыскать ее родину, а не получить ее координаты на тарелочке. Самое меньшее, чем она может отплатить ему — это утешение.
   — И, Калум — теперь нам не придется ждать месяцами, чтобы выяснить, не ошибся ли ты в расчетах. Мои… сородичи, конечно, смогут точно указать нам, откуда прибыли. Правда, интересно будет сравнить, насколько точно координаты совпадут с теми, что выбрала для нас твоя программа?
   Хотя бы удовольствие от решенной задачи останется ему… если он не ошибся.
   — А ты права! — Калум ухмыльнулся. — Нам не нужно конструктивное доказательство, потом что у нас будет прямое! И еще…
   — Калум, ты же знаешь, я не разговариваю на математическом, — предупредила Акорна.
   — Да я не о программе, я о твоем народе! Рафик говорит, они телепаты — правда, здорово? И у них очень высокие моральные стандарты; они довольно долго решали, достойны ли мы с ними общаться. — Калум жизнерадостно ужал в одну фразу и без того сократившуюся в пересказе Рафика дискуссию линьяри, считать ли человеческую расу линьяри , или все же кхлеви . — О, кстати — они себя называют линьяри, хотя, подозреваю, на их языке это означает просто «люди». Их техника в некоторых отношениях намного обогнала нашу — как я понял, у них есть машина, обучающая языкам. Те, что летят к нам, уже владеют всеобщим, так что ты сразу сможешь говорить с ними. Замечательно, правда? А лучше всего — среди них твоя родная тетка!
   Калум просиял, словно вручая девушка бог весть какой подарок.
   — Говорить, — слабо прошептала Акорна, — с ними?
   — Да, сразу. Хотя, если подумать, тебе и всеобщий не понадобится. Если они телепаты, значит, и ты тоже. Вы сможете общаться мысленно.
   — За… мечтательно.
   Решительность вдруг оставила Калума.
   — Твой народ, — проговорил пилот, — твоя семья… Ты только не забывай нас, ладно? Гилла, И Рафика… и меня.
   Акорна поднялась, обнаружив, что ноги ее, против ожидания, держат. Стоя, ей приходилось смотреть на приемного родителя сверху вниз.
   — Калум, я никогда вас не забуду! Вы — моя семья, и это навсегда, — твердо ответила она. — Только… мне надо подумать. Ты не против, если я побегаю вокруг? На свежем воздухе у меня в голове проясняется.
   — Ладно, только ты осторожней. После таких дождей все вокруг размыло. Ты же не хочешь растянуть ногу или запутаться гривой в заборе? — предупредил Калум, точно как любой излишне заботливый родитель, не понимая, что его дитя давно повзрослело.
   Вода доходила Акорне до бабок, и девушке приходилось высоко поднимать ноги. Неторопливой рысцой она двинулась вдаль, к горизонту. Приходилось постоянно быть настороже, взбаламученная шагами грязь скрывала кочки и выбоины под водой. Акорна была этом только рада — сосредотачиваясь на беге, она могла не думать.
   Но, как ей показалось, слишком быстро девушка достигла края обширной лужи, взбежав по пологому склону, поросшему отсырелой травой. Та чавкала под ногами, но идти по ней было легко. С каждым вздохом в ноздри Акорне бил сладковатый запах прелой листвы; земля была пропитана, отравлена водою. Но под ковром жухлой, гниющей травы могут скрываться живые корни, обещая обновление. А будет ли такая перспектива у нее — врасти в среду, родную по праву? Или она окажется уродцем, не принадлежащим ни к линьяри, ни к народу, вскормившему ее? По мере того, как шаг Акорны ускорялся, все сильнее обуревали девушку непрошенные мысли и страхи. Ее народ… так что же, Гилл, и Рафик, и Калум — уже не родные ей? Калум просил не забывать их — но не окажется ли скорей, что сами они позабудут воспитанницу?
   Чем была она для троих горняков — бременем, заботой? Они теряли рабочее время, воспитывая ее во младенчестве, потеряли работу, спасая девочку от бессовестных исследователей на содержании у КРИ, чтобы затем на Кездете оказаться затянутыми в ее личный крестовый поход против детского труда… Предприятии, которому все трое, несомненно, сочувствовали, но без Акорны не пособили бы и пальцем. Даже теперь ее воля калечила их судьбы. В самом ли деле Гилл рад был стать приемным отцом для юных воспитанников Маганоса, или втайне стремился душою к свободной жизни рудокопа на астероидах? С легким ли сердцем Рафик оторвался от дел Дома Харакамянов? Или только чувство долга погнало его на Рушиму, чтобы передать Акорну с рук на руки ее родне? А Калум — отправился бы он в долгий, чреватый опасностями путь, если бы не считал своей обязанностью вернуть девушку домой? Во всяком случае, он не слишком горевал, узнав, что их долгий путь и грядущие поиски утеряли смысл.
   К тому времени, когда Акорна перевалила через гребень холма и порысила вниз, в широкую долину, девушка окончательно уверилась, что трое бывших горняков только рады будут сплавить воспитанницу «ее народу», избавившись тем от любых перед ней обязательств.
   А что она сама? Предполагалось, что она будет в экстазе от близкого воссоединения с родичами — в конце концов, ради чего еще затевалось ее путешествие? Но теперь Акорна осознала, что конца этому пути она не предвидела вовсе. Планета, которую Калум называл ее вероятным домом, лежала так далеко, что достичь ее представлялось вовсе невозможным. А теперь, выпустив долгие месяцы напряженного ожидания и томительных приготовлений, она рушилась в объятья неведомой родни — и должна была почему-то радоваться! Возможно, эти существа схожи с ней видом, но что еще объединяет их? «Линьяри», прошептала она ветру, пробуя непривычное слово на вкус. «Линьярри? Лииньяр?»