Страница:
Позднее он понял, что никогда не простит себя за это молчание.
Ему снились мерцающие огни, лазерные лучи, рождающие молнии в облаках, пламя, беззвучно пожирающее города. Когда он проснулся, оказалось, что это ритмично мерцает светильник под потолком, очередями по три вспышки — «тревога». Маркель вывалился из спальной трубы, продирая глаза, и обернулся к отцу за объяснениями.
Илларта не было. Должно быть, ушел разбираться… Только что за авария должна случиться, чтобы первого спикера подняли посреди ночной смены? Если неполадки случались в инженерном отделе, вызывали Сенграта. Если в компьютерах — Джонни Грина или других умников из ОВиН. Как ни уважал Маркель отца, юноша прекрасно понимал, что Илларт занимал высокое положение на борту «Прибежища» не из-за технических знаний, а только благодаря репутации безупречно честного и прямолинейного человека. Даже дипломат из него был никудышный; если требовалось обойти букву чьих-нибудь законов, вызывали гладкоречивого и осторожного спикера Герезана.
В любом случае, глупо стоять и гадать, когда можно подключиться к информационным каналам корабля. Маркель обернулся к встроенному в стену центральному терминалу, но не успел он коснуться панели, как экран вспыхнул сам по себе, озарив темную каюту бледным сиянием. «СВОБОДНЫЕ ГРАЖДАНЕ „ПРИБЕЖИЩА“!», рявкнул динамик, на удивление звонко и отчетливо. «Просьба собраться перед экранами! Передается важное сообщение!». Светильник взблеснул еще трижды аварийным кодом, сирена утихла, и экран, замерцав, показал вместо серого фона… нет, не палату Совета, как ожидал Маркель, а один из грузовых трюмов, где хранились припасы и неиспользованное оборудование. У стены толпились в смятении помятые со сна люди; среди них Маркель увидал отца и второго спикера Андрежурию. Напротив них стояли те, кто, видно, в момент аварии, что бы там не случилось, находились на вахте; их взгляды были пристальны и ясны. Большинство, заметил Маркель, были паломелльцами, хотя среди них стояли и Герезан, третий спикер, и советник Сенграт. С растущим недоверием юноша увидал в руках двоих паломелльцев фазеры, нацеленные в другой конец трюма. Но больше он разглядеть не сумел, потому что экран заполнило суровое лицо Нуэвы Фаллоны.
— Свободные граждане «Прибежища»! — резко проговорила она. — Вы были преданы. Не единожды, но много раз за прошедшие годы. Преданы теми, кто клялся ставить ваше благо превыше собственного. Этот корабль, единственный наш дом, постепенно выходит из строя, и денег на ремонт и переоснастку у «Прибежища» нет. И все же спикеры совета, предположительно озабоченные вашими судьбами, не вняли вашему отчаянному положению. Для них важней исполнять роль благородных и бескорыстных деятелей, чем защитить тех, кто от них зависит! Больше того: хотя они изображали демократические выборы, остается фактом, что власть Совета полностью узурпирована тремя спикерами, не сменявшимися с момента принятия первой хартии Странников!
Маркель нахмурился. Если подумать, это даже было правдой. Андрежурия, Герезан и отец год за годом передавали друг другу бремя первого , но юноша не мог припомнить, чтобы спикером избирали кого-то другого. Собственно, и не пытались избрать; только за посты советников шло бурное политическое соперничество, которым так упивались старики. Но Нуэва просто не понимала. Кто захочет быть спикером по доброй воле? Ответственность была колоссальна. Это бремя прежде срока избороздило морщинами лицо Илларта, это оно разбило брак Андрежурии и Эзкерры, когда тот возмутился, что его жена больше озабочена судьбами всех Странников, чем своего мужа.
— Как верная Странница, я не могу более стоять в стороне, и терпеть эту пародию на правительство до тех пор, покуда наши цистерны не пересохнут, а воздух не отравят испорченные регенераторы, — продолжала Нуэва.
Какая-то, преданная логике, частица его мозга восхищалась тем, как ловко она использует темы, с гарантией волнующие любого космолетчика. В остальном же юношу охватывала паника. Должно было случиться что-то ужасное. Теперь он знал правду о Нуэве Фаллоне и остальных паломелльцах. Надо сказать Илларту, сейчас же, прежде чем этот спектакль подойдет к финалу…
Дверь каюты не дрогнула под его рукой. Он подергал ручку — безуспешно. Дверь не заклинило. Сработал электронный замок, вероятно — по команде из Централи.
— На краю пропасти мы нашли способ спастись — стараниями нашего нового собрата, доктора Нгуена Хон Хоа, — вещала с экрана Нуэва. — Будучи воплощенным, его изобретение даст нам власть управлять погодой и радиосвязью на любой планете, которую мы посетим. Рушима и многие другие дорого заплатили бы за эту технологию, но трусы, подмявшие под себя Совет, не позволяют нам. Они скорей позволят вам задохнуться на умирающем корабле, чем рискнут воспользоваться новой технологией!
— Нет! — вскрикнул Илларт, подавшись вперед. — Это ложь, Нуэва, и ты это знаешь! Расскажи им, что на самом деле сотворит с планетой система Хоа! Расскажи, что ты не знаешь, к какому эффекту приведет ее запуск, что никто не может предвидеть…
Один из паломелльцев приставил ему фазер ко лбу.
— Никто прерывать Ля Фаллона!
Маркель затаил дыхание, покуда отец не отступил. Какое-то мгновение ему казалось, что Илларта застрелят у всех на глазах.
— Мы, верные Странники, вынуждены были в связи с бедственным положением узурпировать власть Совета, — проговорила Нуэва. — Те, кто не с нами, покинут борт «Прибежища».
Маркель облегченно вздохнул. Паломелльцы, конечно, преступники, но не маньяки же. Они намеревались изгнать спикеров на Рушиму. Безумный план, но их власть не продержится долго — не может, Странники не потерпят… или нет? Он словно в первый раз заметил Герезана и Сенграта, одетых и ничуть не сонных, спокойно стоящих в толпе вооруженных паломелльцев…
— Я с радостью отведу шлюпку в любую систему по вашему выбору, — объявила Андрежурия, когда пауза, последовавшая за финальными словами Нуэвы, затянулась, — чем позволить вам прикрывать вымогательство моим добрым именем. Но мы вернемся, когда Странники поймут, что у вас на уме!
Улыбка Нуэвы Фаллоны не трогала ее глаз.
— Вернетесь? О нет, не думаю, — проговорила она негромко. — Кто подал вам мысль, будто мы станем тратить бесценные ресурсы вроде шлюпок и кислорода на глупцов, уже разбазаривших большую часть запасов «Прибежища»? Если вы не желали зарабатывать на воздух, которым дышите, ищите его сами — вон там.
Она указала дулом фазера на двери шлюзовой камеры в дальнем конце трюма.
— Но, погоди, Нуэва, — неуверенно запротестовал Герезан. — Я не имел в виду…
— Нет? Тогда ты тоже дурак, — отрезала Нуэва. — Возможно, в слезливых видеофильмах врагов оставляют в живых, чтобы те смогли оправиться и нанести новый удар. Мы на Паломелле знаем лучше. — Она кивнула одному из вооруженных типов. — Эспозито — эти пленники перевоспитанию не поддаются. Можешь проводить их в шлюз. — Она вновь глянула в камеру. — Сограждане, для вашей же безопасности на время смены власти вы будете заключены в ваши каюты. Как только с изменниками будет покончено, члены нового Совета освободят вас и примут ваши клятвы верности.
Маркель, будто в тумане, глядел в экран. Паломелльские боевики сгоняли мужчин и женщин в пижамах в шлюзовую камеру под дулами фазеров. Он узнавал почти каждого в этой толпе: советники, Странники первого поколения, с Эсперанцы, именно те, кто согласился бы с Иллартом, что немыслимо использовать установку доктора Хоа против мирных планет. Насколько тщательно был спланирован этот переворот? Затянувшееся заседание Совета, чтобы все несогласные на следующую смену крепко спали; потом так легко будет застать врасплох инженерный отдел и ОВиН, согнать ничего не подозревающих, сонных на…
— Нет!! — Маркель забарабанил кулаками под двери, рыдая от ярости и гнева.
— Эспозито, — проговорил с экрана отец, — прекрати размахивать этой штукой, так ведь и поранить кого недолго. Если вы собираетесь править этим кораблем, учитесь обдумывать свои действия.
Голос Илларта звучал так спокойно, что на миг Маркелю показалось, будто отец вполне владеет положением, что вот сейчас он щелкнет пальцами, и паломелльцев обступит толпа Странников с оружием.
Но вместо того Илларт двинулся к шлюзу, так спокойно, будто собирался на прогулку в Сад.
— Айора, любовь моя, — проговорил он медленно открывающейся двери, — мы слишком долго были в разлуке. — Он обернулся, глянув прямо в камеру. — Но мы оставляем за собой тех, кто запомнит, и отомстит за предательство.
Так он прощался с сыном. Уже позднее Маркель понял, что Илларт не обратился к нему по имени, чтобы не напоминать Нуэве Фаллоне, что у него остался сын, который не простит гибели отца. А в тот миг он мог только смотреть, полуослепнув от слез, как Маркель скрывается за створами шлюза, навеки покидая его жизнь.
Андрежурия стряхнула руку удерживавшего ее паломелльца.
— Я иду за первым спикером, — холодно проговорила она. Взгляд ее метнулся к группке, обступившей Нуэву Фаллону. — Герезан, твоя честь уходит с нами. Пойдешь ли ты за ней?
— Я пытался вам втолковать, ‘Журия, — пробормотал Герезан.
Андрежурия вздернула подбородок, откинула светлые кудри за спину и молча ступила за порог шлюза, рука об руку со своим бывшим мужем, Эзкеррой. Остальные пленники последовали за ней; кто-то протестовал, другие принимали свою судьбу в оцепенелом молчании.
Когда внутренние двери шлюза затворились за ними, Маркель на какой-то миг обезумел. Он колотил по неподатливой двери, царапал стены, покуда по рукам не потекла кровь. Этого не могло быть, это все какой-то кошмар!..
— Это не сон, — прохрипел чей-то голос — он с трудом узнал собственный. — Ты знал, чем была Нуэва Фаллона. Знал, и не сказал Илларту.
И за эту ошибку ему придется заплатить дорогой ценой. Той, которую отец назвал в последних своих словах: помнить и мстить.
И он ничего не добьется, рыдая, словно мальчишка, или молотя по дверям, словно те в силах ответить его отчаянию. Маркель вырвался из объятий скорби — а с ними и из уходящего детства. У него оставалось не так много времени, чтобы обдумать свой следующих ход, прежде чем боевики явятся за ним. Они должны догадаться, что юноша не станет клясться в верности тем, кто убил его отца. Даже если они по глупости поверят любым его увереньям — разве он не подавится такими словами?
Выход оставался один: когда охранники придут, Маркеля не должно быть в каюте. Хорошо, что он так тщательно изучил все потаенные закоулки «Прибежища». С ледяным спокойствием, державшимся только усилием воли, юноша перебрал три различных способа покинуть каюту, не взламывая дверей и не оставляя следа. Но, чтобы еще запутать след, он вначале сломает защиту центрального процессора, и поглядит, что можно натворить перед уходом. Когда еще ему выпадет случай поработать на терминале.
Глава 3
Ему снились мерцающие огни, лазерные лучи, рождающие молнии в облаках, пламя, беззвучно пожирающее города. Когда он проснулся, оказалось, что это ритмично мерцает светильник под потолком, очередями по три вспышки — «тревога». Маркель вывалился из спальной трубы, продирая глаза, и обернулся к отцу за объяснениями.
Илларта не было. Должно быть, ушел разбираться… Только что за авария должна случиться, чтобы первого спикера подняли посреди ночной смены? Если неполадки случались в инженерном отделе, вызывали Сенграта. Если в компьютерах — Джонни Грина или других умников из ОВиН. Как ни уважал Маркель отца, юноша прекрасно понимал, что Илларт занимал высокое положение на борту «Прибежища» не из-за технических знаний, а только благодаря репутации безупречно честного и прямолинейного человека. Даже дипломат из него был никудышный; если требовалось обойти букву чьих-нибудь законов, вызывали гладкоречивого и осторожного спикера Герезана.
В любом случае, глупо стоять и гадать, когда можно подключиться к информационным каналам корабля. Маркель обернулся к встроенному в стену центральному терминалу, но не успел он коснуться панели, как экран вспыхнул сам по себе, озарив темную каюту бледным сиянием. «СВОБОДНЫЕ ГРАЖДАНЕ „ПРИБЕЖИЩА“!», рявкнул динамик, на удивление звонко и отчетливо. «Просьба собраться перед экранами! Передается важное сообщение!». Светильник взблеснул еще трижды аварийным кодом, сирена утихла, и экран, замерцав, показал вместо серого фона… нет, не палату Совета, как ожидал Маркель, а один из грузовых трюмов, где хранились припасы и неиспользованное оборудование. У стены толпились в смятении помятые со сна люди; среди них Маркель увидал отца и второго спикера Андрежурию. Напротив них стояли те, кто, видно, в момент аварии, что бы там не случилось, находились на вахте; их взгляды были пристальны и ясны. Большинство, заметил Маркель, были паломелльцами, хотя среди них стояли и Герезан, третий спикер, и советник Сенграт. С растущим недоверием юноша увидал в руках двоих паломелльцев фазеры, нацеленные в другой конец трюма. Но больше он разглядеть не сумел, потому что экран заполнило суровое лицо Нуэвы Фаллоны.
— Свободные граждане «Прибежища»! — резко проговорила она. — Вы были преданы. Не единожды, но много раз за прошедшие годы. Преданы теми, кто клялся ставить ваше благо превыше собственного. Этот корабль, единственный наш дом, постепенно выходит из строя, и денег на ремонт и переоснастку у «Прибежища» нет. И все же спикеры совета, предположительно озабоченные вашими судьбами, не вняли вашему отчаянному положению. Для них важней исполнять роль благородных и бескорыстных деятелей, чем защитить тех, кто от них зависит! Больше того: хотя они изображали демократические выборы, остается фактом, что власть Совета полностью узурпирована тремя спикерами, не сменявшимися с момента принятия первой хартии Странников!
Маркель нахмурился. Если подумать, это даже было правдой. Андрежурия, Герезан и отец год за годом передавали друг другу бремя первого , но юноша не мог припомнить, чтобы спикером избирали кого-то другого. Собственно, и не пытались избрать; только за посты советников шло бурное политическое соперничество, которым так упивались старики. Но Нуэва просто не понимала. Кто захочет быть спикером по доброй воле? Ответственность была колоссальна. Это бремя прежде срока избороздило морщинами лицо Илларта, это оно разбило брак Андрежурии и Эзкерры, когда тот возмутился, что его жена больше озабочена судьбами всех Странников, чем своего мужа.
— Как верная Странница, я не могу более стоять в стороне, и терпеть эту пародию на правительство до тех пор, покуда наши цистерны не пересохнут, а воздух не отравят испорченные регенераторы, — продолжала Нуэва.
Какая-то, преданная логике, частица его мозга восхищалась тем, как ловко она использует темы, с гарантией волнующие любого космолетчика. В остальном же юношу охватывала паника. Должно было случиться что-то ужасное. Теперь он знал правду о Нуэве Фаллоне и остальных паломелльцах. Надо сказать Илларту, сейчас же, прежде чем этот спектакль подойдет к финалу…
Дверь каюты не дрогнула под его рукой. Он подергал ручку — безуспешно. Дверь не заклинило. Сработал электронный замок, вероятно — по команде из Централи.
— На краю пропасти мы нашли способ спастись — стараниями нашего нового собрата, доктора Нгуена Хон Хоа, — вещала с экрана Нуэва. — Будучи воплощенным, его изобретение даст нам власть управлять погодой и радиосвязью на любой планете, которую мы посетим. Рушима и многие другие дорого заплатили бы за эту технологию, но трусы, подмявшие под себя Совет, не позволяют нам. Они скорей позволят вам задохнуться на умирающем корабле, чем рискнут воспользоваться новой технологией!
— Нет! — вскрикнул Илларт, подавшись вперед. — Это ложь, Нуэва, и ты это знаешь! Расскажи им, что на самом деле сотворит с планетой система Хоа! Расскажи, что ты не знаешь, к какому эффекту приведет ее запуск, что никто не может предвидеть…
Один из паломелльцев приставил ему фазер ко лбу.
— Никто прерывать Ля Фаллона!
Маркель затаил дыхание, покуда отец не отступил. Какое-то мгновение ему казалось, что Илларта застрелят у всех на глазах.
— Мы, верные Странники, вынуждены были в связи с бедственным положением узурпировать власть Совета, — проговорила Нуэва. — Те, кто не с нами, покинут борт «Прибежища».
Маркель облегченно вздохнул. Паломелльцы, конечно, преступники, но не маньяки же. Они намеревались изгнать спикеров на Рушиму. Безумный план, но их власть не продержится долго — не может, Странники не потерпят… или нет? Он словно в первый раз заметил Герезана и Сенграта, одетых и ничуть не сонных, спокойно стоящих в толпе вооруженных паломелльцев…
— Я с радостью отведу шлюпку в любую систему по вашему выбору, — объявила Андрежурия, когда пауза, последовавшая за финальными словами Нуэвы, затянулась, — чем позволить вам прикрывать вымогательство моим добрым именем. Но мы вернемся, когда Странники поймут, что у вас на уме!
Улыбка Нуэвы Фаллоны не трогала ее глаз.
— Вернетесь? О нет, не думаю, — проговорила она негромко. — Кто подал вам мысль, будто мы станем тратить бесценные ресурсы вроде шлюпок и кислорода на глупцов, уже разбазаривших большую часть запасов «Прибежища»? Если вы не желали зарабатывать на воздух, которым дышите, ищите его сами — вон там.
Она указала дулом фазера на двери шлюзовой камеры в дальнем конце трюма.
— Но, погоди, Нуэва, — неуверенно запротестовал Герезан. — Я не имел в виду…
— Нет? Тогда ты тоже дурак, — отрезала Нуэва. — Возможно, в слезливых видеофильмах врагов оставляют в живых, чтобы те смогли оправиться и нанести новый удар. Мы на Паломелле знаем лучше. — Она кивнула одному из вооруженных типов. — Эспозито — эти пленники перевоспитанию не поддаются. Можешь проводить их в шлюз. — Она вновь глянула в камеру. — Сограждане, для вашей же безопасности на время смены власти вы будете заключены в ваши каюты. Как только с изменниками будет покончено, члены нового Совета освободят вас и примут ваши клятвы верности.
Маркель, будто в тумане, глядел в экран. Паломелльские боевики сгоняли мужчин и женщин в пижамах в шлюзовую камеру под дулами фазеров. Он узнавал почти каждого в этой толпе: советники, Странники первого поколения, с Эсперанцы, именно те, кто согласился бы с Иллартом, что немыслимо использовать установку доктора Хоа против мирных планет. Насколько тщательно был спланирован этот переворот? Затянувшееся заседание Совета, чтобы все несогласные на следующую смену крепко спали; потом так легко будет застать врасплох инженерный отдел и ОВиН, согнать ничего не подозревающих, сонных на…
— Нет!! — Маркель забарабанил кулаками под двери, рыдая от ярости и гнева.
— Эспозито, — проговорил с экрана отец, — прекрати размахивать этой штукой, так ведь и поранить кого недолго. Если вы собираетесь править этим кораблем, учитесь обдумывать свои действия.
Голос Илларта звучал так спокойно, что на миг Маркелю показалось, будто отец вполне владеет положением, что вот сейчас он щелкнет пальцами, и паломелльцев обступит толпа Странников с оружием.
Но вместо того Илларт двинулся к шлюзу, так спокойно, будто собирался на прогулку в Сад.
— Айора, любовь моя, — проговорил он медленно открывающейся двери, — мы слишком долго были в разлуке. — Он обернулся, глянув прямо в камеру. — Но мы оставляем за собой тех, кто запомнит, и отомстит за предательство.
Так он прощался с сыном. Уже позднее Маркель понял, что Илларт не обратился к нему по имени, чтобы не напоминать Нуэве Фаллоне, что у него остался сын, который не простит гибели отца. А в тот миг он мог только смотреть, полуослепнув от слез, как Маркель скрывается за створами шлюза, навеки покидая его жизнь.
Андрежурия стряхнула руку удерживавшего ее паломелльца.
— Я иду за первым спикером, — холодно проговорила она. Взгляд ее метнулся к группке, обступившей Нуэву Фаллону. — Герезан, твоя честь уходит с нами. Пойдешь ли ты за ней?
— Я пытался вам втолковать, ‘Журия, — пробормотал Герезан.
Андрежурия вздернула подбородок, откинула светлые кудри за спину и молча ступила за порог шлюза, рука об руку со своим бывшим мужем, Эзкеррой. Остальные пленники последовали за ней; кто-то протестовал, другие принимали свою судьбу в оцепенелом молчании.
Когда внутренние двери шлюза затворились за ними, Маркель на какой-то миг обезумел. Он колотил по неподатливой двери, царапал стены, покуда по рукам не потекла кровь. Этого не могло быть, это все какой-то кошмар!..
— Это не сон, — прохрипел чей-то голос — он с трудом узнал собственный. — Ты знал, чем была Нуэва Фаллона. Знал, и не сказал Илларту.
И за эту ошибку ему придется заплатить дорогой ценой. Той, которую отец назвал в последних своих словах: помнить и мстить.
И он ничего не добьется, рыдая, словно мальчишка, или молотя по дверям, словно те в силах ответить его отчаянию. Маркель вырвался из объятий скорби — а с ними и из уходящего детства. У него оставалось не так много времени, чтобы обдумать свой следующих ход, прежде чем боевики явятся за ним. Они должны догадаться, что юноша не станет клясться в верности тем, кто убил его отца. Даже если они по глупости поверят любым его увереньям — разве он не подавится такими словами?
Выход оставался один: когда охранники придут, Маркеля не должно быть в каюте. Хорошо, что он так тщательно изучил все потаенные закоулки «Прибежища». С ледяным спокойствием, державшимся только усилием воли, юноша перебрал три различных способа покинуть каюту, не взламывая дверей и не оставляя следа. Но, чтобы еще запутать след, он вначале сломает защиту центрального процессора, и поглядит, что можно натворить перед уходом. Когда еще ему выпадет случай поработать на терминале.
Глава 3
Лябу, 334.05.12 по единому федеративному календарю
Срочный вызов хозяину Дома Харакамянов направил один из старейшин далекой и малоизвестной планеты Лябу, где Хафиз Харакамян предпочитал обитать, когда не облетал Галактику в поисках редкостей для своей коллекции и барышей для своей компании.
— Удивлен твоим звонком? Ну что ты, дражайший Кулабриэль! — с изысканной вежливостью промолвил Хафиз. — Могу предположить, что ты желаешь заручиться моей помощью с тем, чтобы связаться со странным звездолетом, на протяжении шести часов обращающимся вокруг нашей планеты.
Из динамика донесся раздраженный неразборчивый треск, завершавшийся на вопросительной нотке.
— Разумеется, знаю. Оборонительные системы Дома Харакамянов, как тебе, без сомнения, прекрасно известно, прикрывают всю планету. А информация, дражайший Кулабриэль, есть первое, что потребно для достаточной самообороны.
Однако Хафизу, как выяснилось, не было известно, почему именно Кулабриэль обратился за помощью к нему. А когда он это узнал, то только поднял от изумления брови — не столько потому, что в кадрах видеопередачи с борта неизвестного корабля отчетливо видны были существа, схожие с рогатой девочкой, которую Хафиз когда-то приютил, сколько потому, что Кулабриэлю откуда-то стало известно о гостях, явившихся к Харакамяну-старшему четыре года назад. Если старый змей добыл такие сведения, в отделе безопасности Дома что-то определенно не в порядке!
Но заботы о состоянии службы безопасности отступили на второй план, когда на видеоэкране дома Хафиза Харакамяна появилась запись передачи, идущей с борта инопланетного корабля.
Ни слова на известных человечеству языках не прозвучало. Гнусного вида инопланетяне неведомой расы творили на экране немыслимые зверства над существами, в которых Хафиз Харакамян с первого взгляда распознал соплеменников Акорны. Иные из тех, кто бился в пыточных машинах — очевидно, самцы — были крупней Акорны, с более заметными рожками, но и они были беспомощны. Потом кошмарное видение сменилось объемной картой. Отчетливо видна была планета Лябу, на которой находился Дом Харакамянов, на ее орбите — корабль, и подобные Акорне существа на его мостике. Потом появилась звездная карта с отмеченной на ней системой Лябу и мчащимися прямо к ней пятью звездолетами — очевидно, передовым отрядом злобных мучителей. Завершали передачу образы людей-единорогов, в этот раз — нескованных; они стояли, раскинув руки в жесте не то приветственном, не то умоляющем.
— И, — поинтересовался Мисра Аффренди, верный слуга семьи Харакамянов, недавно отметивший свой сто десятый день рождения, — что нам теперь делать?
В голосе его прозвучало не то, чтобы отчаяние, но некоторое напряжение.
— Наш спутник установил канал связи с кораблем рогатых?
— О да! И все, у кого есть хоть капля лингвистических способностей, пытаются расшифровать их язык.
Хафиз поморщился. У него была видеозапись Акорны на торжественном открытии базы Маганос. Зато рядом не было Рафика, который мог помнить, какие слова срывались с губ Акорны, прежде чем девочка впитала, словно губка, всеобщий язык-интерлингву. А мог и не помнить. Спасательная капсула, сколько мнилось Хафизу, тоже осталась на маганосской базе, и ее снимков тоже, как назло, не было на Лябу.
Кулабриэль волновался, не следует ли понимать передачу с инопланетного корабля как угрозу. Хафизу же представлялось очевидным, что рогатые пытались предупредить собратьев по разуму, оказавшихся на пути безжалостных и злобных тварей из начальных кадров. Он содрогнулся, представив прекрасное, стройное тело Акорны заключенным в пыточную машину вроде тех, что ему показали. А потом содрогнулся еще раз — представив в подобном положении себя.
— Ну, а что еще делается? — раздраженно промолвил Хафиз. — Сказано же Третьим пророком: «Прежде живота своего и чести своей почитай и береги род, от коего вышел». Прежде всего мы должны защитить Дом Харакамянов! А потом уже спокойно изучить послание и попытаться наладить контакт.
— Уже сделано, — отозвался Мисра. В голосе старика сквозило недовольство. — Разумеется, мы активировали Щит.
— Все ли наши корабли и филиалы предупреждены?
— Все, кому имеется непосредственная угроза.
— Но как только Щит будет установлен, с планеты нельзя будет улететь — как и попасть на нее.
— Именно, — с глубочайшим удовлетворением подтвердил Мисра.
— Я должен связаться со своим наследником…
— У тебя ровно шесть минут до установки Щита.
В первый раз в жизни Хафиз Харакамян задумался, исполнит ли свою роль этот Щит, обошедшийся ему так дорого и хранимый в такой тайне. Как только он отправит письмо Рафику, он, конечно, предпримет собственные меры предосторожности, которые защитили бы его от любой мыслимой угрозы… но эти, неведомые, хищные твари очень ему не нравились. Особенно если рогачи на своем кораблике чувствовали себя обязанными предупредить всех встречных разумных существ.
Ну почему он не может вспомнить те немногие слова, которые Акорна говорила на родном языке?
— А-а!
Память выпустила добычу. «Авви …», всхлипывала когда-то она во сне. «Авви, лалли …»
— Мисра, я должен поговорить с этими рогачами!
— Зачем? Или ты владеешь неведомым способом изучить их язык на слух?
— Хоть единожды, о ровесник Мафусаила, на тысячу эпох отставший от времени, не отвечай вопросом на вопрос! СОЕДИНЯЙ!
Если Хафиза потрясла четверых взрослых представителей вида, к которому принадлежала Акорна, то единороги, в свою очередь, были ошеломлены, услыхав два единственно ведомых ему слова ее языка.
— Ави? — повторила одна из них с особенным ударением, в точности как это делала Акорна. — Лали?
И, пропади она пропадом, затараторила на том же малопонятном наречии с пулеметной скоростью!
— Что она говорит, что говорит? — заныл Мисра.
— Понятия не имею, — отрезал Хафиз, хотя был почти уверен, что с языка единорогов эта тирада переводится примерно как «Ну, слава Аллаху, хоть кто-то здесь говорит по-человечески!».
Попытка установить контакт, таким образом, провалилась, но Хафиз, по крайней мере, мог показать гостям видеозапись Акорны, сделанную втайне два года назад, когда девушка была у него в гостях — он порой пересматривал ее ради удовольствия. При виде юной Акорны, скачущей по траве или танцующей под музыку поющих камней Скаррнесса, изумление посланцев явственно нарастало. Все четверо молчали, но, судя по бегающим глазам и оживленной жестикуляции, между ними велся ожесточенный спор — только почему беззвучно? Хотя, в сущности, какая разница? Даже если бы Хафиз и слышал, что они говорят, все равно ни слова бы не понял.
А уж когда Хафиз показал им рисунок спасательной капсулы с иероглифами на борту, единороги так разволновались, что хитрец-бизнесмен начал подумывать, а тем ли рогачам он поведал об Акорне. И не зря ли.
Ребусы как способ общения Хафиз не принимал категорически, но на жестикуляцию не мог не обращать внимания. Женщина-единорог очертила короткопалыми ладонями силуэт детеныша своей породы, потом развела руками с очевидно вопросительным выражением на лице.
Хафиз с улыбкой кивнул и показал, какого роста была Акорна при последнем сеансе связи — взрослая, мол.
Тогда единороги, видно, попытались выжать из него, где она сейчас находится — показывали звездные карты, настойчиво тыча пальцами, и все время болтали что-то на своем певучем наречии, чуть в нос, как говорила на всеобщем Акорна. Но тут уже Хафиз ничем не мог им помочь. Космическую навигацию он всегда оставлял идеально вымуштрованной команде. В этот момент ему отчаянно мечталось, чтобы радом оказался Рафик.
Покосившись на часы, он вдруг осознал, что строить гримасы и разводить руками ему осталось совсем недолго. Переписав весь сумбурный диалог с гостями на почтовый кубик, он закодировал данные шифром «Ухуру» и отослал. И почти в тот же миг за окном проплыла, накрыв дом и поместье, колоссальная тень. Щит поднялся.
А вместе с тем прервался и всякий контакт с курьерским кораблем, так что Хафиз не мог быть даже уверен, что его послание дойдет до Рафика.
— Ну, — нарушил молчание язвительный голос Мисры, — ты что-нибудь узнал?
— Если и так, — огрызнулся Хафиз, — еще неизвестно, дойдут ли мои сведения туда, где они нужней всего, спасибо этому Щиту, да утопят его десять тысяч джиннов в озере раскаленной лавы! Рафик должен об этом узнать.
— Они зовут себя линьяри , — сообщил Мисра с обычным своим невыносимым высокомерием. — Мы знаем, откуда они родом, но их планета была полностью уничтожена захватчиками — тех они называют кхлеви . Эти единороги нашли себе другой дом, но сейчас и ему угрожают эти… эти твари. Они додумались предупредить нас, и разослали по галактике послов в надежде найти расу достаточно сильную или воинственную, чтобы превозмочь угрозу, которую очевидно представляют собой кхлеви . А тебе позволь напомнить, что, даже если бы Щит не поднялся, нам пришлось бы прервать любую связь со внешним миром, на случай, если у этих… хищников… есть оборудование, способное улавливать исходящие с поверхности слабые сигналы.
— Это, — мрачно заметил Хафиз, — может обойтись нам едва ли не дороже, чем вовсе не иметь Щита.
Нет связи — значит, нет торговли. А как сможет Рафик единолично взвалить на плечи бремя управления многочисленными филиалами Дома Харакамянов? Больше того — без личного одобрения Хафиза он никак не сможет заключить определенные соглашения, а кое о чем просто не знает, молод еще… Хотя мальчик уже доказал свое право унаследовать Дом; он не был бы достоин имени Харакамянов, если у него не припрятан где-то источник сведений обо всех сделках Дома, а заодно и ключ-пароль, позволяющий подделать дядину подпись. В этом смысле, как ни в каком другом, на родных всегда можно положиться… Вот только чем Рафик займется теперь? Управлять концерном Хафиза и защищать Акорну одновременно ему не под силу.
Прохаживаясь по кабинету из угла в угол, Хафиз Харакамян никак не мог решить, какая перспектива раздражает его больше.
Рафик изрядно удивился, получив послание от дяди — кому, как не Хафизу Харакамяну, знать, что «Ухуру» вышла на орбиту Лябу, и племянник вскоре предстанет перед ним лично. Тем более, что в процессе передачи послание изрядно пострадало, и единственным разборчивым словом в нем было «Акорна».
Рафик запросил повтора сообщение, и принялся ждать ответа на первую свою просьбу — разрешить посадку.
С пульта связи донесся предупреждающий писк, и Рафик обернулся. Сообщение вернулось с пометкой «Адресат недоступен». На первое послание тоже не было ответа… и, судя по нервному писку с пульта, не будет. Спутниковая сеть Лябу потеряла связь с поверхностью.
— Проверить обходные пути, — рявкнул Рафик. — Вывести на экран. Отслеживать путь сигнала.
На дисплее появилась мутно-серая сфера, целиком окружившая зеленую планету, над которой корабль Рафика летел минуту назад. Проверка обходных каналов связи тоже ничего не дала — очевидно, резервные спутники тоже не могли ни передать сигнал на поверхность, ни получить оттуда. Алая линия, демонстрировавшая путь запроса, бесплодно перебрасывалась от одного узла сети к другому. А еще на схеме виднелся странный корабль, чей сигнал маяка бортовой компьютер «Ухуру» не смог опознать… а ведь Рафик готов был поручиться, что его дядя Хафиз имеет доступ ко всем опознавательным кодам во Вселенной, даже если упомянутый корабль не значится ни в одном регистре.
Что же за угрозу он несет, этот кораблик, если дядя Хафиз совершил немыслимое, отрезав Лябу от всего мира планетарным Щитом? И что теперь делать — остаться на орбите и попытаться помочь родне? Поспорив минуту с собой, Рафик отказался от этой мысли. Он был вполне уверен, что дядя Хафиз может о себе позаботиться. А если эта уверенность в кои-то веки окажется неосновательной, дядя Хафиз вряд ли будет доволен, если его наследник полезет в ту же петлю, в которой удавился дядя. Кроме того, в сообщении говорилось что-то об Акорне… возможно, то было предупреждение об опасности, грозящей девушке? Нет, он просто обязан вернуться на базу Маганос, выяснить, как там Акорна, а там уже — быть может, заручившись помощью Дельзаки Ли, — выяснить, что за катастрофа отрезала от мира дядю Хафиза.
Посланцы линьяри на борту «Балакире» едва не плясали от радости, узнав, что та, кого они столь долго считали погибшей, все же выжила. Однако это не помешало главному и единственному связисту Мелиренье отследить и скопировать единственное сообщение, переданное с поверхности планеты прежде, чем непроницаемый даже для совершенного оборудования пришельцев щит не прервал всякую связь с ней.
Между собой они давно уже не разговаривали вслух. Проведя столько месяцев в замкнутом пространстве корабля, члены экспедиции настолько привыкли к образу мышления друг друга, что проще было использовать присущие их виду рудиментарные, ограниченные расстоянием телепатические способности, нежели сотрясать воздух.
«Капсула была помечена именами Ферилы и Ванье». Эта мысль принадлежала Неве, сестре Ферилы и одной из двоих старших членов посольства. Надежда, что кто-то из членов ее семьи мог пережить катастрофу, всколыхнула ее чувства; зрачки золотых глаз стянулись в щелки, червоные прядки гривы трепетали в недвижном воздухе.
«Но мы знаем, что они взорвали свой корабль, чтобы не попасть в лапы кхлеви . Как могла одна из спасательных капсул оказаться в такой дали, в руках здешних варваров?» Таринье, молодой, красивый, и самонадеянно-мужественный, весьма гордился своим логическим умом, неподвластным эмоциям.
Мысли членов экипажа стягивались в комок, то сливаясь, то разделяясь, будто нити разговора в тесной толпе знакомых.
«Мы не знаем, варвары ли это. Возможно, они вполне цивилизованные существа». Образ, связанный с этим понятием, очерчивал группу безрогих единорогов с тонкими до хрупкости кистями рук и стопами. Если бы Кхари говорила вслух, она бы, пожалуй, добавила «такие, как мы».
«Тогда почему они не захотели общаться с нами? И вообще они на хищников похожи. Видел, какие у них клыки острые?»
Срочный вызов хозяину Дома Харакамянов направил один из старейшин далекой и малоизвестной планеты Лябу, где Хафиз Харакамян предпочитал обитать, когда не облетал Галактику в поисках редкостей для своей коллекции и барышей для своей компании.
— Удивлен твоим звонком? Ну что ты, дражайший Кулабриэль! — с изысканной вежливостью промолвил Хафиз. — Могу предположить, что ты желаешь заручиться моей помощью с тем, чтобы связаться со странным звездолетом, на протяжении шести часов обращающимся вокруг нашей планеты.
Из динамика донесся раздраженный неразборчивый треск, завершавшийся на вопросительной нотке.
— Разумеется, знаю. Оборонительные системы Дома Харакамянов, как тебе, без сомнения, прекрасно известно, прикрывают всю планету. А информация, дражайший Кулабриэль, есть первое, что потребно для достаточной самообороны.
Однако Хафизу, как выяснилось, не было известно, почему именно Кулабриэль обратился за помощью к нему. А когда он это узнал, то только поднял от изумления брови — не столько потому, что в кадрах видеопередачи с борта неизвестного корабля отчетливо видны были существа, схожие с рогатой девочкой, которую Хафиз когда-то приютил, сколько потому, что Кулабриэлю откуда-то стало известно о гостях, явившихся к Харакамяну-старшему четыре года назад. Если старый змей добыл такие сведения, в отделе безопасности Дома что-то определенно не в порядке!
Но заботы о состоянии службы безопасности отступили на второй план, когда на видеоэкране дома Хафиза Харакамяна появилась запись передачи, идущей с борта инопланетного корабля.
Ни слова на известных человечеству языках не прозвучало. Гнусного вида инопланетяне неведомой расы творили на экране немыслимые зверства над существами, в которых Хафиз Харакамян с первого взгляда распознал соплеменников Акорны. Иные из тех, кто бился в пыточных машинах — очевидно, самцы — были крупней Акорны, с более заметными рожками, но и они были беспомощны. Потом кошмарное видение сменилось объемной картой. Отчетливо видна была планета Лябу, на которой находился Дом Харакамянов, на ее орбите — корабль, и подобные Акорне существа на его мостике. Потом появилась звездная карта с отмеченной на ней системой Лябу и мчащимися прямо к ней пятью звездолетами — очевидно, передовым отрядом злобных мучителей. Завершали передачу образы людей-единорогов, в этот раз — нескованных; они стояли, раскинув руки в жесте не то приветственном, не то умоляющем.
— И, — поинтересовался Мисра Аффренди, верный слуга семьи Харакамянов, недавно отметивший свой сто десятый день рождения, — что нам теперь делать?
В голосе его прозвучало не то, чтобы отчаяние, но некоторое напряжение.
— Наш спутник установил канал связи с кораблем рогатых?
— О да! И все, у кого есть хоть капля лингвистических способностей, пытаются расшифровать их язык.
Хафиз поморщился. У него была видеозапись Акорны на торжественном открытии базы Маганос. Зато рядом не было Рафика, который мог помнить, какие слова срывались с губ Акорны, прежде чем девочка впитала, словно губка, всеобщий язык-интерлингву. А мог и не помнить. Спасательная капсула, сколько мнилось Хафизу, тоже осталась на маганосской базе, и ее снимков тоже, как назло, не было на Лябу.
Кулабриэль волновался, не следует ли понимать передачу с инопланетного корабля как угрозу. Хафизу же представлялось очевидным, что рогатые пытались предупредить собратьев по разуму, оказавшихся на пути безжалостных и злобных тварей из начальных кадров. Он содрогнулся, представив прекрасное, стройное тело Акорны заключенным в пыточную машину вроде тех, что ему показали. А потом содрогнулся еще раз — представив в подобном положении себя.
— Ну, а что еще делается? — раздраженно промолвил Хафиз. — Сказано же Третьим пророком: «Прежде живота своего и чести своей почитай и береги род, от коего вышел». Прежде всего мы должны защитить Дом Харакамянов! А потом уже спокойно изучить послание и попытаться наладить контакт.
— Уже сделано, — отозвался Мисра. В голосе старика сквозило недовольство. — Разумеется, мы активировали Щит.
— Все ли наши корабли и филиалы предупреждены?
— Все, кому имеется непосредственная угроза.
— Но как только Щит будет установлен, с планеты нельзя будет улететь — как и попасть на нее.
— Именно, — с глубочайшим удовлетворением подтвердил Мисра.
— Я должен связаться со своим наследником…
— У тебя ровно шесть минут до установки Щита.
В первый раз в жизни Хафиз Харакамян задумался, исполнит ли свою роль этот Щит, обошедшийся ему так дорого и хранимый в такой тайне. Как только он отправит письмо Рафику, он, конечно, предпримет собственные меры предосторожности, которые защитили бы его от любой мыслимой угрозы… но эти, неведомые, хищные твари очень ему не нравились. Особенно если рогачи на своем кораблике чувствовали себя обязанными предупредить всех встречных разумных существ.
Ну почему он не может вспомнить те немногие слова, которые Акорна говорила на родном языке?
— А-а!
Память выпустила добычу. «Авви …», всхлипывала когда-то она во сне. «Авви, лалли …»
— Мисра, я должен поговорить с этими рогачами!
— Зачем? Или ты владеешь неведомым способом изучить их язык на слух?
— Хоть единожды, о ровесник Мафусаила, на тысячу эпох отставший от времени, не отвечай вопросом на вопрос! СОЕДИНЯЙ!
Если Хафиза потрясла четверых взрослых представителей вида, к которому принадлежала Акорна, то единороги, в свою очередь, были ошеломлены, услыхав два единственно ведомых ему слова ее языка.
— Ави? — повторила одна из них с особенным ударением, в точности как это делала Акорна. — Лали?
И, пропади она пропадом, затараторила на том же малопонятном наречии с пулеметной скоростью!
— Что она говорит, что говорит? — заныл Мисра.
— Понятия не имею, — отрезал Хафиз, хотя был почти уверен, что с языка единорогов эта тирада переводится примерно как «Ну, слава Аллаху, хоть кто-то здесь говорит по-человечески!».
Попытка установить контакт, таким образом, провалилась, но Хафиз, по крайней мере, мог показать гостям видеозапись Акорны, сделанную втайне два года назад, когда девушка была у него в гостях — он порой пересматривал ее ради удовольствия. При виде юной Акорны, скачущей по траве или танцующей под музыку поющих камней Скаррнесса, изумление посланцев явственно нарастало. Все четверо молчали, но, судя по бегающим глазам и оживленной жестикуляции, между ними велся ожесточенный спор — только почему беззвучно? Хотя, в сущности, какая разница? Даже если бы Хафиз и слышал, что они говорят, все равно ни слова бы не понял.
А уж когда Хафиз показал им рисунок спасательной капсулы с иероглифами на борту, единороги так разволновались, что хитрец-бизнесмен начал подумывать, а тем ли рогачам он поведал об Акорне. И не зря ли.
Ребусы как способ общения Хафиз не принимал категорически, но на жестикуляцию не мог не обращать внимания. Женщина-единорог очертила короткопалыми ладонями силуэт детеныша своей породы, потом развела руками с очевидно вопросительным выражением на лице.
Хафиз с улыбкой кивнул и показал, какого роста была Акорна при последнем сеансе связи — взрослая, мол.
Тогда единороги, видно, попытались выжать из него, где она сейчас находится — показывали звездные карты, настойчиво тыча пальцами, и все время болтали что-то на своем певучем наречии, чуть в нос, как говорила на всеобщем Акорна. Но тут уже Хафиз ничем не мог им помочь. Космическую навигацию он всегда оставлял идеально вымуштрованной команде. В этот момент ему отчаянно мечталось, чтобы радом оказался Рафик.
Покосившись на часы, он вдруг осознал, что строить гримасы и разводить руками ему осталось совсем недолго. Переписав весь сумбурный диалог с гостями на почтовый кубик, он закодировал данные шифром «Ухуру» и отослал. И почти в тот же миг за окном проплыла, накрыв дом и поместье, колоссальная тень. Щит поднялся.
А вместе с тем прервался и всякий контакт с курьерским кораблем, так что Хафиз не мог быть даже уверен, что его послание дойдет до Рафика.
— Ну, — нарушил молчание язвительный голос Мисры, — ты что-нибудь узнал?
— Если и так, — огрызнулся Хафиз, — еще неизвестно, дойдут ли мои сведения туда, где они нужней всего, спасибо этому Щиту, да утопят его десять тысяч джиннов в озере раскаленной лавы! Рафик должен об этом узнать.
— Они зовут себя линьяри , — сообщил Мисра с обычным своим невыносимым высокомерием. — Мы знаем, откуда они родом, но их планета была полностью уничтожена захватчиками — тех они называют кхлеви . Эти единороги нашли себе другой дом, но сейчас и ему угрожают эти… эти твари. Они додумались предупредить нас, и разослали по галактике послов в надежде найти расу достаточно сильную или воинственную, чтобы превозмочь угрозу, которую очевидно представляют собой кхлеви . А тебе позволь напомнить, что, даже если бы Щит не поднялся, нам пришлось бы прервать любую связь со внешним миром, на случай, если у этих… хищников… есть оборудование, способное улавливать исходящие с поверхности слабые сигналы.
— Это, — мрачно заметил Хафиз, — может обойтись нам едва ли не дороже, чем вовсе не иметь Щита.
Нет связи — значит, нет торговли. А как сможет Рафик единолично взвалить на плечи бремя управления многочисленными филиалами Дома Харакамянов? Больше того — без личного одобрения Хафиза он никак не сможет заключить определенные соглашения, а кое о чем просто не знает, молод еще… Хотя мальчик уже доказал свое право унаследовать Дом; он не был бы достоин имени Харакамянов, если у него не припрятан где-то источник сведений обо всех сделках Дома, а заодно и ключ-пароль, позволяющий подделать дядину подпись. В этом смысле, как ни в каком другом, на родных всегда можно положиться… Вот только чем Рафик займется теперь? Управлять концерном Хафиза и защищать Акорну одновременно ему не под силу.
Прохаживаясь по кабинету из угла в угол, Хафиз Харакамян никак не мог решить, какая перспектива раздражает его больше.
Рафик изрядно удивился, получив послание от дяди — кому, как не Хафизу Харакамяну, знать, что «Ухуру» вышла на орбиту Лябу, и племянник вскоре предстанет перед ним лично. Тем более, что в процессе передачи послание изрядно пострадало, и единственным разборчивым словом в нем было «Акорна».
Рафик запросил повтора сообщение, и принялся ждать ответа на первую свою просьбу — разрешить посадку.
С пульта связи донесся предупреждающий писк, и Рафик обернулся. Сообщение вернулось с пометкой «Адресат недоступен». На первое послание тоже не было ответа… и, судя по нервному писку с пульта, не будет. Спутниковая сеть Лябу потеряла связь с поверхностью.
— Проверить обходные пути, — рявкнул Рафик. — Вывести на экран. Отслеживать путь сигнала.
На дисплее появилась мутно-серая сфера, целиком окружившая зеленую планету, над которой корабль Рафика летел минуту назад. Проверка обходных каналов связи тоже ничего не дала — очевидно, резервные спутники тоже не могли ни передать сигнал на поверхность, ни получить оттуда. Алая линия, демонстрировавшая путь запроса, бесплодно перебрасывалась от одного узла сети к другому. А еще на схеме виднелся странный корабль, чей сигнал маяка бортовой компьютер «Ухуру» не смог опознать… а ведь Рафик готов был поручиться, что его дядя Хафиз имеет доступ ко всем опознавательным кодам во Вселенной, даже если упомянутый корабль не значится ни в одном регистре.
Что же за угрозу он несет, этот кораблик, если дядя Хафиз совершил немыслимое, отрезав Лябу от всего мира планетарным Щитом? И что теперь делать — остаться на орбите и попытаться помочь родне? Поспорив минуту с собой, Рафик отказался от этой мысли. Он был вполне уверен, что дядя Хафиз может о себе позаботиться. А если эта уверенность в кои-то веки окажется неосновательной, дядя Хафиз вряд ли будет доволен, если его наследник полезет в ту же петлю, в которой удавился дядя. Кроме того, в сообщении говорилось что-то об Акорне… возможно, то было предупреждение об опасности, грозящей девушке? Нет, он просто обязан вернуться на базу Маганос, выяснить, как там Акорна, а там уже — быть может, заручившись помощью Дельзаки Ли, — выяснить, что за катастрофа отрезала от мира дядю Хафиза.
Посланцы линьяри на борту «Балакире» едва не плясали от радости, узнав, что та, кого они столь долго считали погибшей, все же выжила. Однако это не помешало главному и единственному связисту Мелиренье отследить и скопировать единственное сообщение, переданное с поверхности планеты прежде, чем непроницаемый даже для совершенного оборудования пришельцев щит не прервал всякую связь с ней.
Между собой они давно уже не разговаривали вслух. Проведя столько месяцев в замкнутом пространстве корабля, члены экспедиции настолько привыкли к образу мышления друг друга, что проще было использовать присущие их виду рудиментарные, ограниченные расстоянием телепатические способности, нежели сотрясать воздух.
«Капсула была помечена именами Ферилы и Ванье». Эта мысль принадлежала Неве, сестре Ферилы и одной из двоих старших членов посольства. Надежда, что кто-то из членов ее семьи мог пережить катастрофу, всколыхнула ее чувства; зрачки золотых глаз стянулись в щелки, червоные прядки гривы трепетали в недвижном воздухе.
«Но мы знаем, что они взорвали свой корабль, чтобы не попасть в лапы кхлеви . Как могла одна из спасательных капсул оказаться в такой дали, в руках здешних варваров?» Таринье, молодой, красивый, и самонадеянно-мужественный, весьма гордился своим логическим умом, неподвластным эмоциям.
Мысли членов экипажа стягивались в комок, то сливаясь, то разделяясь, будто нити разговора в тесной толпе знакомых.
«Мы не знаем, варвары ли это. Возможно, они вполне цивилизованные существа». Образ, связанный с этим понятием, очерчивал группу безрогих единорогов с тонкими до хрупкости кистями рук и стопами. Если бы Кхари говорила вслух, она бы, пожалуй, добавила «такие, как мы».
«Тогда почему они не захотели общаться с нами? И вообще они на хищников похожи. Видел, какие у них клыки острые?»