Страница:
— Пропади он пропадом, наш Пал и его нескончаемые доделки! Стояла же вот здесь! — Калум раздраженно подхватил обрывок сетки и потряс, словно этим он мог вернуть капсулу на законное место. — Должно быть, сняли на всякий случай, прежде чем ставить эти проклятые оружейные системы. Ну правильно, пусковые установки же крепятся к шпангоутам… Черт! — Он швырнул сетку на пол.
— Да ну, не так это и важно, — проговорила Акорна, пытаясь его утешить. — В конце концов, меня не подделаешь! — Она хихикнула, обводя руками контуры своего нечеловеческого тела.
— Да, но знаки… они могли обозначать твой ранг, или род, или еще что-нибудь.
— У нас есть объемные снимки. И, если на то пошло, я могу их нарисовать по памяти, ты же знаешь.
— Да, цветик, я знаю… — Калум рассеянно похлопал ее по плечу. Но исчезновение капсулы потрясло и его — само по себе неважно, но о чем еще могли в спешке позабыть беглецы?
Второй тревожный сигнал на мнимо-гладком пути поступил из гидропонного отсека. Злаки отказались давать колосья, как им пришла пора. На следующий день явственно пожелтела альфальфа. Акорна несколько часов провела, разрываясь между микроскопом и настроенным на сельхозканал компьютером, пока не выяснила, почему пострадал урожай.
— Полетел клапан на одном из баков с питательным раствором, — объявила она. — Черт!
Калума удивило и напугало даже не ругательство, столь редкое в ее устах, а то, что девушка не сумела распознать проблему прежде. Обычно Акорна моментально чувствовала любое изменение в составе воздуха или воды.
— Весь запас микроэлементов — сульфат цинка, медный купорос, все прочее — сбросило в воду для полива разом… неудивительно, что ростки жухнут! — Акорна тяжело вздохнула.
— Твой чудесный нюх тебя подвел? — тревожно спросил Калум.
Обычно Акорна ощущала химические загрязнения по запаху.
— На этом корабле все новое, и всюду пахнет какой-нибудь химией. Мне показалось, так и должно быть… — Она призадумалась. — Возможно, об этом нас и хотела предупредить Провола, когда ты выключил приемник? «Непо…» могло означать не только «непослушная», но и «неполадки».
— Вот и послушаем сейчас.
Калум включил запись.
— Немедленно возвращайтесь в Дехони. Неполадки в отсеке гидропоники не исправлены. За них должны были приняться этим утром… после вашего отлета. — От прозвучавшей иронии Акорна поморщилась. — Советую вернуться сейчас же: ремонт займет немного времени, но если его не провести, вы можете потерять всю гидропонику, особенно силосные культуры.
Несмотря на спокойный тон, в голосе Проволы сквозила мольба.
— Ну, ну, цветочек… — попытался утешить ее Калум. — Это была просто ошибка.
— Как с выгруженной капсулой? — поинтересовалась Акорна, потом задумчиво поджала губы.
— Совсем плохо? — тревожно спросил пилот.
— Ну, листовой свеклой можно отравиться. Старые листья шпината, жесткие, — Акорна поморщилась, — должны быть в порядке — они еще до отлета выросли, и тимофейка в одном из чанов почти выгналась до аварии, а вот с остальным я не уверена. Всю гидропонику придется очищать… и альфальфу выкинуть: если она поглотила хоть часть цинка, я вся пойду пятнами.
— Погоди-ка минутку, — успокоительно пробормотал Калум, разворачиваясь к астрогационной панели. Ловкие пальцы пробежались по сенсорной панели. Пилот просиял. — В обычном пространстве мы недалеко от Рушимы. Можем задержаться там… это займет дня два-три. Непримечательная сельхозпланета, заселена из федерации Шенджеми. Там мы найдем все, что может понадобиться.
— Пожалуй, столько я прокормлюсь на том, что есть, — вздохнула Акорна, почесалась рассеянно и тяжело сглотнула, сообразив, как близка она была к долгожданному и любимому блюду — огромной охапке свежего сена.
Глава 2
— Да ну, не так это и важно, — проговорила Акорна, пытаясь его утешить. — В конце концов, меня не подделаешь! — Она хихикнула, обводя руками контуры своего нечеловеческого тела.
— Да, но знаки… они могли обозначать твой ранг, или род, или еще что-нибудь.
— У нас есть объемные снимки. И, если на то пошло, я могу их нарисовать по памяти, ты же знаешь.
— Да, цветик, я знаю… — Калум рассеянно похлопал ее по плечу. Но исчезновение капсулы потрясло и его — само по себе неважно, но о чем еще могли в спешке позабыть беглецы?
Второй тревожный сигнал на мнимо-гладком пути поступил из гидропонного отсека. Злаки отказались давать колосья, как им пришла пора. На следующий день явственно пожелтела альфальфа. Акорна несколько часов провела, разрываясь между микроскопом и настроенным на сельхозканал компьютером, пока не выяснила, почему пострадал урожай.
— Полетел клапан на одном из баков с питательным раствором, — объявила она. — Черт!
Калума удивило и напугало даже не ругательство, столь редкое в ее устах, а то, что девушка не сумела распознать проблему прежде. Обычно Акорна моментально чувствовала любое изменение в составе воздуха или воды.
— Весь запас микроэлементов — сульфат цинка, медный купорос, все прочее — сбросило в воду для полива разом… неудивительно, что ростки жухнут! — Акорна тяжело вздохнула.
— Твой чудесный нюх тебя подвел? — тревожно спросил Калум.
Обычно Акорна ощущала химические загрязнения по запаху.
— На этом корабле все новое, и всюду пахнет какой-нибудь химией. Мне показалось, так и должно быть… — Она призадумалась. — Возможно, об этом нас и хотела предупредить Провола, когда ты выключил приемник? «Непо…» могло означать не только «непослушная», но и «неполадки».
— Вот и послушаем сейчас.
Калум включил запись.
— Немедленно возвращайтесь в Дехони. Неполадки в отсеке гидропоники не исправлены. За них должны были приняться этим утром… после вашего отлета. — От прозвучавшей иронии Акорна поморщилась. — Советую вернуться сейчас же: ремонт займет немного времени, но если его не провести, вы можете потерять всю гидропонику, особенно силосные культуры.
Несмотря на спокойный тон, в голосе Проволы сквозила мольба.
— Ну, ну, цветочек… — попытался утешить ее Калум. — Это была просто ошибка.
— Как с выгруженной капсулой? — поинтересовалась Акорна, потом задумчиво поджала губы.
— Совсем плохо? — тревожно спросил пилот.
— Ну, листовой свеклой можно отравиться. Старые листья шпината, жесткие, — Акорна поморщилась, — должны быть в порядке — они еще до отлета выросли, и тимофейка в одном из чанов почти выгналась до аварии, а вот с остальным я не уверена. Всю гидропонику придется очищать… и альфальфу выкинуть: если она поглотила хоть часть цинка, я вся пойду пятнами.
— Погоди-ка минутку, — успокоительно пробормотал Калум, разворачиваясь к астрогационной панели. Ловкие пальцы пробежались по сенсорной панели. Пилот просиял. — В обычном пространстве мы недалеко от Рушимы. Можем задержаться там… это займет дня два-три. Непримечательная сельхозпланета, заселена из федерации Шенджеми. Там мы найдем все, что может понадобиться.
— Пожалуй, столько я прокормлюсь на том, что есть, — вздохнула Акорна, почесалась рассеянно и тяжело сглотнула, сообразив, как близка она была к долгожданному и любимому блюду — огромной охапке свежего сена.
Глава 2
«Прибежище», 334.04.06 по единому федеративному календарю
Лежать в пустующей гидропонной кювете было жестко и очень холодно. Легонький коврик, скрывавший Маркеля, заслонял вместе с тем и теплый свет солнечных ламп, снабжавших растительность в заполненных кюветах ровным потоком спектрально сбалансированного золотого света. Юноша, как мог, утеплил свое спальное место обрывками сносившихся матов, но холод все равно стоял такой, что простором, который так восхитил Маркеля, когда тот впервые нашел это укрытие, насладиться все равно не удавалось. Когда удавалось задремать, он спал урывками, свернувшись клубком, точно росток в зерне, пытаясь удержать вытекающее из тела тепло. Под матами было так темно и холодно… почти как в окружавшей «Прибежище» космической пустоте… Нет, твердо напомнил он себе, об этом я думать не стану! Обхватив руками колени, он снова погрузился в тревожное забытье. Жесткий белый пластик таял под ним, и юноша отплывал, кружась, и над головой плыли звезды… Нет, не плыли. Потому что если выйти наружу без скафандра, у тебя взорвутся глаза, и вскипит кровь, и тогда ты больше ничего не увидишь!
Маркель очнулся, дрожа. Нет, он не будет вспоминать об отце, Илларте, о том, как тот будет плыть вечно в абсолютном холоде и мраке, глядя невидящими глазами на звезды, которые так любил. Он будет думать только об одном, самом насущном и важном — как выжить еще один день на борту «Прибежища», и не попасться.
Съежившись по новой, он попытался обдумать свое положение сознательно. Согреться можно в тепловодах, ведущих к пищепереработке. Надо будет попробовать — но не сейчас; он так устал, что опасался заснуть в тепловоде, и попасть в струю обжигающего пара, какими регулярно стерилизовали трубы. Надо выждать, и тогда, если повезет, он успеет спрыгнуть к мусорникам и стащить немного еды. Свежую зелень он воровал из гидропонных кювет, по листочку, по щепотке, но телу требовался белок.
А еще надо стянуть где-нибудь одеяло. После недавних событий одеял должно хватать на всех… и теплой одежды тоже. Интересно, вселился уже кто-нибудь из приспешников Нуэвы в их квартиру, и хватит ли у него смелости вернуться туда и забрать одежду… Нет, только не свою — кто-нибудь может заподозрить неладное. Иллартову. Все знают, что его отец мертв — все видели, как…
Маркель молча пытался отбросить навязчивый кошмар открытого космоса — ледяное сияние далеких светил, и рвущаяся из жил кипящая кровь… Сон выплюнул юношу вновь, и только сердце колотилось в груди. Все случилось так быстро — так же торопливо, как настигали его теперь видения, стоило хоть на миг сомкнуть веки.
Всего три… нет, пять смен назад он сидел безмятежно в своей каюте, и в споре Илларта с Сенгратом его беспокоило только одно: вдруг Шимена примет сторону отца. «Тогда она точно на меня не глянет больше», подумал он еще — словно она до того обращала на него внимание! Но тогда он был ребенком. Всего пять смен назад. Или шесть? Это почему-то казалось ужасно важным.
Кто-то должен все запомнить в точности. Кто-то должен рассказать правду, разоблачить ложь, которую станут теперь распространять эти… вспомнить тех, кто уже не заговорит. Тех, кому уже не согреться.
По меркам «Прибежища» каюта, которую Маркель делил с отцом, была просторной — как и подобало положению Илларта в качестве одного из трех спикеров Совета. Само собой, что у каждого была своя койка, и собственный встроенный шкафчик для хранения личных вещей; среди полноправных Странников каждому уж столько-то личного пространства полагалось, а каждому работающему, или родителям с детьми, выделялось еще собственное сиденье, и стол-консоль.
Но ни у кого из знакомых Маркеля — даже у третьего спикера Андрежурии! — не было столько места, чтобы все трое спикеров могли рассесться одновременно, не теснясь. Ну где еще, кроме как в общем зале, можно насладиться подобной роскошью? Маркель никогда не мог понять, почему отец порой ехидно замечал, что пост первого спикера Совета принес ему достаточно личного пространства, чтобы чувствовать себя одинокой сардиной в банке. Впрочем, сардин Маркель видел только в учебной программе по биологии, и почему рыба должна жить в банке — тоже так и не выяснил.
У старшего поколения много было таких вот нелепых словечек — например, две с половиной смены полагалось называть «сутками», и никак иначе. Шимена обычно говорила, что лучше потешить стариков, и не требовать объяснений каждому старинному обороту.
Собственно говоря, Маркель забился в спальную трубу, прихватив консоль с собой, не оттого, что от присутствия двоих оставшихся спикеров в комнате стало тесно, а оттого, что с ними явился Сенграт. По мнению юноши, это непомерное самомнение советника заполняло все свободное пространство, вытесняя кислород. Да вдобавок голос у него был, точно ножовкой пилили стальной лист; он проникал даже сквозь наушники, и портил всякое удовольствие от старинных записей классической музыки. Маркель дважды моргнул, остановив видео. Еще не хватало позволить нудиле Сенграту действовать себе на нервы. Лучше уже подождать, пока гости разойдутся.
Сенграт вечно был недоволен чем-нибудь; еще, казалось, ни одно решение Совета не пришлось ему по душе. А, по словам Илларта, на заседаниях он отмалчивался; сидел тихонько, копил желчь, чтобы потом, наедине, взять очередного спикера за пуговицу и во всех подробностях объяснить, как тот был неправ. В данный момент Сенграту не нравилось принятое только что решение покинуть нынешнюю орбиту, как только дежурный навигатор рассчитает курс отбытия.
— Сенграт, мы сделали все, за чем прилетали на Хань Киян, — устало проговорила Андрежурия. — Мы объявили о нашем бедственном положении, заручились их поддержкой на следующей сессии совета Федерации…
Сенграт фыркнул.
— «Объявили о нашем бедственном положении», — передразнил он холодные, четкие интонации третьего спикера. — ‘Журия, очнись! Каву хоть понюхай, что ли! Мы уже десять лет трубим о нашем бедственном положении! Даже моральная поддержка всего белого света не заставит Концерн Объединенных Производителей вернуть нам Эсперанцу — а если и заставит, планете уже нанесен непоправимый урон! Пора двигаться дальше. Строить новую жизнь.
— Хочешь сказать, что нам следовало согласиться на издевательские предложения КОП выселить нас? — поинтересовался Герезан, второй спикер Совета. — Тебе не кажется, что поздно менять коней?
Маркель, не глядя, мог поручиться, что Сенграт густо побагровел.
— Не передергивай, Второй! — почти вскрикнул он звонко от гнева. — Это не я живу прошлым — а вы трое, и советники, что следуют за вами, точно зомботы! Вы так говорите, словно мы сможем вернуть Эсперанцу, и заняться внизу крестьянским трудом. А я этого не хочу. Мне это неинтересно. Наше «дело» против КОП в федеральном суде закрыто…
— Несправедливо, — перебила его Андрежурия. — Если мы сможем добыть свидетельства тому, какие взятки давал концерн, и как подделывал отчеты, у нас будет основание потребовать пересмотра дела. А свидетельства мы получим — ребята в моей группе по информатике за пояс заткнут любого нижстороннего хакера, и мы пробиваем защитные коды концерна по одному. А до тех пор наша задача — напоминать об Эсперанце. Не позволить народу забыть о свершенной несправедливости, и не дать концерну уйти от возмездия!
— Ты ошибаешься, дражайшая моя ‘Журия, — протянул Сенграт. — Наша миссия — выжить. Все остальное — вторично. И мой долг как главного ремонтника в интересах выживания напомнить вам, что «Пристанищу» давно требуется ремонт и замена изношенных частей.
— Ну, я не думаю, что нам стоит запрашивать на Хань Кияне разрешения задержаться для ремонта, — хохотнул Илларт. — Даже если бы нам это было по карману, внизу к нам отнесутся достаточно прохладно после того, как мы перехватили контроль над общепланетной сетью связи, чтобы объявить о своих целях. Конечно, мы получили немало сторонников в народе, однако правительство здешнее будет нервничать тем сильнее, чем дольше мы задержимся. Все три правительства, — поправился он, вспомнив о запутанной политической ситуации на планете.
— Мы не обязаны ничего у хань-киянцев «запрашивать», — отрезал Сенграт. — Их коммуникации под нашим полным контролем. Одно это может оплатить любой ремонт.
— Это каким же образом? — полюбопытствовал Герезан. — Нам не станут платить, чтобы мы контролировали работу спутниковой сети, когда она и без нас прекрасно работала.
— Не работала, Зан, — промурлыкал Сенграт. Резкие нотки в его голосе утихли, и Маркель снял наушники, чтобы лучше слышать. Сенграт начинал елейно бормотать, когда был собой доволен; а доволен собой он был обычно, задумав какую-нибудь гадость. Именно таким бархатно-дружелюбным тоном он сообщил Маркелю, что для Шимены он слишком молод, и вообще нечего всяким бестолковым юнцам крутиться близ его дочки.
— Их система связи не работала, — продолжал Сенграт, — когда мы ее отключили, чтобы запустить собственную передачу. Немного дипломатии, и мы могли бы заключить с партией Молнии в Ночном Небе договор, гарантирующий им эксклюзивное использование планетарной спутниковой сети… с нашей помощью.
— Хочешь сказать, что мы заставили бы их платить за то, что мы не глушим их передачи? Мы не рэкетиры, — отрезал Илларт.
— И что бы, по-твоему, сделали, узнав об этом, партии Солнца-за-Облаками и Весенних Дождей? — резко спросил Герезан.
— Ничего, — коротко ответил Сенграт. — Я проверил. Молнии в Ночном Небе — единственные, чей технологический уровень позволяет сбить корабль на орбите. Остальные слишком истощены тремя поколениями гражданской войны. МНН — явный технический лидер. С нашей небольшой помощью они могли бы установить контроль над всем Хань Киянем. Этим мы оказали бы услугу человечеству. Война закончится сейчас, а не через несколько поколений. И этим мы спасем «Прибежище». — Судя по голосу, советник просто-таки сиял, крутясь туда-сюда, чтобы озарить улыбкою всех троих спикеров.
— Мы не вмешиваемся во внутренние дела других планет, — проговорил Илларт. — На случай, если у тебя вылетело из памяти — это записано в изначальной хартии, которую мы приняли, решив отказаться от предложенного КОП плана переселения и жить на борту колониального корабля, покуда не добьемся справедливости. Жителям любой планеты мы предлагаем уважение и невмешательство в их дела — то, чего добиваемся для себя. Таков путь Странников.
— Ваш путь, ты хочешь сказать, — огрызнулся Сенграт.
— Путь Совета, — поправил его Илларт. — Хочешь внести изменения в хартию, Сенграт? Если так, тебе следовало бы выступить на общей сессии Совета, а не терзать нас троих. Иным способом хартию не переписать.
— Таким ее тоже не исправишь! — парировал Сенграт. — Я уже убедился, что с Советом связываться нет толку: что вы скажете, за то и проголосуют! А вы трое живете в прошлом. Я вас предупреждаю — не все даже изначальные Странники с вами согласны. А диссиденты с других миров — какое им дело до мертвой планеты, которой они не видели никогда? Люди вроде Нуэвы Фаллоны не собираются коротать остаток дней на корабле, набитом постепенно опускающимися беженцами.
— Если бы мы не приняли на борт Нуэву и прочих паломелльцев, на борту не было бы так тесно, — заметила Андрежурия. — Если бы не наша хартия, и не наше стремление помочь жертвам политической несправедливости, ее бы здесь не было. Вот что ей стоило бы припомнить, прежде чем ратовать за изменение хартии.
— Она предупреждала, что вы так и ответите. — В голосе Сенграта снова прорезались лязгающие нотки. — Поэтому меня и избрали, чтобы донести до вас точку зрения оппозиции. Представительство паломелльцев и других новоприбывших в Совете совершенно недостаточно…
— Со временем это изменится, — мягко заметил Герезан. — У них есть право голоса, как у любого Странника.
— Некоторым, — отозвался Сенграт, — кажется, что ждать больше недопустимо. Некоторые считают, что действовать через Совет бесполезно: избирать могут кого угодно, но правите вы, и Нуэва была права — вы безнадежно отстали от времени. Я предвижу будущее, в котором Странники будут по-настоящему свободны — не вымаливая милостей у Федерации, а распространяясь в пространстве, свободные от планетной бюрократии. Если у вас есть капля ума на троих, вы ко мне присоединитесь. Пришло время для серьезных перемен.
— Всегда приятно с тобой побеседовать, Сенграт, — отозвался Илларт безмятежно. — Ты точно не выпьешь с нами чашечку кавы? Новый сорт, спасибо генетикам партии Солнца-за-Облаками. Они полагают, что урожаи будут достаточно высоки, чтобы выращивать каву на борту стало выгодно. Вот, правда, обжаривать зерна здесь совсем не умеют, так что на твой вкус будет слабовато, но есть в этом напитке такой, знаешь ли, ореховый привкус — напоминает фундук, и мне очень нравится.
Бормотавшего что-то о претенциозном легкомыслии Сенграта заглушил хрип бортового интеркома. В чем-то советник был прав, подумал Маркель, потягиваясь и снова одевая наушники. Интерком, как и большая часть бортовых систем «Прибежища», отчаянно нуждался в ремонте, а лучше — в полной замене. Научных и технических знаний у Странников хватало, чтобы брать под контроль целые солнечные системы и вламываться в базы данных межгалактических корпораций, но собственное их оборудование держалось на соплях и молитвах. Вот и динамик в каюте Илларта барахлил, так что шум помех съедал слова и целые фразы. Маркель разобрал только «Груз кавы… сообщение… Хон… прибыва…».
«Здорово, — мелькнуло у него в голове. — Очередной политический беженец скрывается в грузе кавовых зерен. Только этого нам не хватало — еще один рот на борту и так переполненного „Прибежища“. А может, четырнадцать или пятнадцать ртов», добавил он про себя мрачно. Семьи у хань-киянцев были большие.
Он не успел вставить в одно ухо затычку-динамик, когда барабанную перепонку второго пронзил отцовский дикий, радостный вопль:
— Хон кто?
— Не «хто», — прохрипел интерком. — Хоа. Нгуен Хон Хоа.
Герезан и Андрежурия разразились возбужденными возгласами, но Илларт быстро унял коллег. Кем бы ни был Нгуен Хон Хоа, спикеры, похоже, считали, что свое место на борту корабля он заслужил. Снова отложив видеосистему, Маркель выполз из спальной трубы. Если уж так, можно и выяснить, в чем дело. А с видео можно потом будет забраться в служебный туннель и послушать музыку в тишине и покое. Тяга к уединению уже давно побудила Маркеля обследовать все укромные уголки «Прибежища», куда только мог забраться худенький мальчишка. Ему ведомо было каждое якобы недоступное местечко, откуда вытащили, чтобы пустить на металлолом, окончательно устаревшее оборудование, равно как вся сеть тесных вентиляционных шахт и узких щелей, по которым полагалось передвигаться корабельным электрикам.
Когда Маркель протиснулся в комнату, трое спикеров стояли, обнявшись, с дурацкими ухмылками на лицах.
— Какая жалость, — заметила Андрежурия, — что Сенграт не задержался еще немного. Тогда бы он прежде всех узнал эту новость.
Сейчас она казалась почти ровесницей Шимены. Щеки спикера раскраснелись от восторга, прядки светлых курчавых волос, выбиваясь из тугих косиц, обрамляли ее лицо нимбом.
— Вот и славно, — отозвался Герезан. — Так у него будет меньше времени подумать, как бы обратить изобретение Нгуена Хон Хоа во вред людям.
— Герезан, кончай! Даже Сенграт не сможет извратить систему предсказания погоды!
Илларт прокашлялся.
— Не уверен. — Он подключил терминал к настенному экрану за спиной Герезана. — Вот полный текст сообщения.
Хотя Маркель до сих пор свободно протискивался в вентиляционные трубы, ростом он превосходил Андрежурию на добрую голову, и прекрасно видел экран, стоя за ее плечом. Нгуен Хон Хоа — кто он такой, юноша до сих пор не имел понятия — запрашивал политического убежища на борту корабля Странников, поскольку опасался, что какое-нибудь из трех правительств Хань Кияня воспользуется в военных целях его последними разработками.
— Это он преувеличивает, чтобы мы его точно приняли, — отмахнулась Андрежурия. — Зря преувеличивает. Если он собрал действующую модель, которую мы обсуждали на семинаре по хаотическому управлению, мы сможем продавать ее сельхозпланетам за любые деньги, и все наши проблемы с ремонтом отойдут в прошлое.
— Не продавать, — поправил Герезан. — Сдавать в аренду. Технология остается за нами.
— А мы не делим невылупившихся цыплят? — сухо полюбопытствовал Илларт. — Мы даже не знаем, не сменил ли Нгуен направление работ. Возможно, он вообще забросил теорию хаоса, и занялся чем-нибудь совершенно новым.
Спикеры примолкли на секунду, ошарашенные таким предположением, и Маркелю удалось, наконец, вставить слово.
— Да кто такой этот Нгуен Хон Хоа?
Илларт приобнял сына за плечи.
— Это немножко трудновато объяснить, если не помнишь жизни на поверхности, — ответил он, — но… можно сказать, он погодой занимается.
— Это и все, что я из него сумел выжать, — жаловался потом Маркель Джонни Грину.
Хотя Джонни приходился Илларту почти ровесником, он не был таким нудным, как первые колонисты. На борт «Прибежища» он попал лишь пару лет назад, после того, как с трудом унес ноги из КРИ, крупной руднодобывающей компании, которую Концерн проглотил, уволив затем массу работников. Маркель обнаружил, что Джонни может проложить мост между отцовским поколением — теми, кто помнил, как копаться в грязи и растить в ней что-то, — и молодыми, поколением выросших в космосе юнцов.
— Что значит — погодой занимается? Я пошарил в корабельной сети, а нашел только пару файлов про солнечный ветер. На чем тут можно разбогатеть — не понимаю!
— Это космическая погода, — объяснил Грин. — Нгуен Хон Хоа специализируется на планетарной метеорологии, и в своей области он лучший. Хотя, насколько я слышал, с хаотическими аспектами не удалось разобраться и ему.
— Да кому интересна погода внизу? — возмутился юноша. — Если нижсторонникам не нравится, что над ними каплет, почему не живут в космосе, как все приличные люди?
— Маркель, — оборвал его Джонни, — брось дуться и пошевели мозгами! Я знаю, у тебя есть немного — слышал вчера, как болтались в черепушке, ну так включи процессор, а?! Ладно, соглашусь — переселенческим судам вроде «Прибежища» погода на поверхности неинтересна. Лунным колониям или выстехническим городам под куполами — тоже. Но до сих пор уйма народу живет на поверхности планет. Они зарабатывают на жизнь, выращивая зерно, овощи или скот, и от того, как точно они угадают погоду на завтра, зависит, смогут ли они — и их дети — прокормиться через год. Девяносто процентов суши на Хань Кияне пригодно для сельского хозяйства; понятно, что их волнует, хватит ли дождя, чтобы вырастить очередной урожай… или чтобы смыть зерно с полей.
— По-моему, ничего в этом сложного нет, — легкомысленно отозвался Маркель. — Скомпиллировать модель атмосферы и поверхности, и вбить нужные параметры. Куда проще, чем проложить курс из одного квадранта в другой в четырехмерном пространстве, и не наткнуться на нейтронную звезду.
— Ты так думаешь? — усмехнулся Джонни. — Ну ладно же. Я тебе скину ссылки на последние теории погодного моделирования, а ты скачаешь со спутника свежие данные о погоде на всем Хань Кияне. Мы, пожалуй, задержимся еще на две-три смены, чтобы забрать Хоа, так что у тебя хватит времени предсказать… ну, допустим, количество осадков над Зеленым морем, и максимальную температуру над срединными равнинами — это для затравки. Посмотри на модели, прикинь, какая сработает вернее, и… как это ты выразился?.. вбей параметры. Вот и выясним, насколько точен твой прогноз.
Вообще-то Маркель приходил к другу не за домашним заданием, но юноша давно уже усвоил, что если Джонни Грин предлагает чем-нибудь заняться, то не зря. Кроме того, стоило Джонни подкинуть своему ученику очередную проблемку, как он переставал с ним разговаривать вообще — даже травить байки о своих приключениях среди рудных астероидов — покуда Маркель не приносил результаты. Так что юноша покорно скопировал ссылки в свои личные архивные директории, запустил терминал качать данные о хань-киянском климате, а сам, покуда поступали мегабайты данных, шерстил научные статьи о моделировании погоды.
Когда вахта Джонни две смены спустя закончилась, Маркель уже поджидал своего наставника.
— Это бред какой-то! — пожаловался он. — Слушай, я запустил одновременно три разных модели — ну ладно, я их не сам составлял, большая часть программного кода прилагалась к статьям — ввел совершенно одинаковые данные, а ты глянь, что выходит! Эта модель утверждает, что завтра между рассветом и полуднем над Зеленым морем выпадет два дюйма осадков, эта говорит, что имеется тридцатипроцентная вероятность зарождения тайфуна — про дожди ни гу-гу — а эта, — он возмущенно помахал распечаткой, — отвечает только: «Если бабочка в джунглях поведет крылом, какова вероятность бурана на Аляске?».
Джонни расхохотался.
— Вот так. Добро пожаловать в теорию хаоса. Последняя модель хочет сказать, что ей не хватает данных.
— Я запустил ее с теми же параметрами, что и первые две.
— Она капризней. Первые две модели выдают максимально вероятный, с их точки зрения, результат, независимо от того, насколько он точен — примерно как живой метеоролог. А третья, — Джонни побарабанил пальцами по распечатке, — не выдает ненадежных результатов. Видишь ли, атмосфера — это хаотическая система, то есть множество ее смежных состояний со временем увеличивается экспоненциально. Такая система крайне чувствительна к заданным начальным условиям, а это значит, что мельчайшее изменение в начале — даже взмах крыла бабочки, — может привести к кардинально отличному исходу.
Лежать в пустующей гидропонной кювете было жестко и очень холодно. Легонький коврик, скрывавший Маркеля, заслонял вместе с тем и теплый свет солнечных ламп, снабжавших растительность в заполненных кюветах ровным потоком спектрально сбалансированного золотого света. Юноша, как мог, утеплил свое спальное место обрывками сносившихся матов, но холод все равно стоял такой, что простором, который так восхитил Маркеля, когда тот впервые нашел это укрытие, насладиться все равно не удавалось. Когда удавалось задремать, он спал урывками, свернувшись клубком, точно росток в зерне, пытаясь удержать вытекающее из тела тепло. Под матами было так темно и холодно… почти как в окружавшей «Прибежище» космической пустоте… Нет, твердо напомнил он себе, об этом я думать не стану! Обхватив руками колени, он снова погрузился в тревожное забытье. Жесткий белый пластик таял под ним, и юноша отплывал, кружась, и над головой плыли звезды… Нет, не плыли. Потому что если выйти наружу без скафандра, у тебя взорвутся глаза, и вскипит кровь, и тогда ты больше ничего не увидишь!
Маркель очнулся, дрожа. Нет, он не будет вспоминать об отце, Илларте, о том, как тот будет плыть вечно в абсолютном холоде и мраке, глядя невидящими глазами на звезды, которые так любил. Он будет думать только об одном, самом насущном и важном — как выжить еще один день на борту «Прибежища», и не попасться.
Съежившись по новой, он попытался обдумать свое положение сознательно. Согреться можно в тепловодах, ведущих к пищепереработке. Надо будет попробовать — но не сейчас; он так устал, что опасался заснуть в тепловоде, и попасть в струю обжигающего пара, какими регулярно стерилизовали трубы. Надо выждать, и тогда, если повезет, он успеет спрыгнуть к мусорникам и стащить немного еды. Свежую зелень он воровал из гидропонных кювет, по листочку, по щепотке, но телу требовался белок.
А еще надо стянуть где-нибудь одеяло. После недавних событий одеял должно хватать на всех… и теплой одежды тоже. Интересно, вселился уже кто-нибудь из приспешников Нуэвы в их квартиру, и хватит ли у него смелости вернуться туда и забрать одежду… Нет, только не свою — кто-нибудь может заподозрить неладное. Иллартову. Все знают, что его отец мертв — все видели, как…
Маркель молча пытался отбросить навязчивый кошмар открытого космоса — ледяное сияние далеких светил, и рвущаяся из жил кипящая кровь… Сон выплюнул юношу вновь, и только сердце колотилось в груди. Все случилось так быстро — так же торопливо, как настигали его теперь видения, стоило хоть на миг сомкнуть веки.
Всего три… нет, пять смен назад он сидел безмятежно в своей каюте, и в споре Илларта с Сенгратом его беспокоило только одно: вдруг Шимена примет сторону отца. «Тогда она точно на меня не глянет больше», подумал он еще — словно она до того обращала на него внимание! Но тогда он был ребенком. Всего пять смен назад. Или шесть? Это почему-то казалось ужасно важным.
Кто-то должен все запомнить в точности. Кто-то должен рассказать правду, разоблачить ложь, которую станут теперь распространять эти… вспомнить тех, кто уже не заговорит. Тех, кому уже не согреться.
По меркам «Прибежища» каюта, которую Маркель делил с отцом, была просторной — как и подобало положению Илларта в качестве одного из трех спикеров Совета. Само собой, что у каждого была своя койка, и собственный встроенный шкафчик для хранения личных вещей; среди полноправных Странников каждому уж столько-то личного пространства полагалось, а каждому работающему, или родителям с детьми, выделялось еще собственное сиденье, и стол-консоль.
Но ни у кого из знакомых Маркеля — даже у третьего спикера Андрежурии! — не было столько места, чтобы все трое спикеров могли рассесться одновременно, не теснясь. Ну где еще, кроме как в общем зале, можно насладиться подобной роскошью? Маркель никогда не мог понять, почему отец порой ехидно замечал, что пост первого спикера Совета принес ему достаточно личного пространства, чтобы чувствовать себя одинокой сардиной в банке. Впрочем, сардин Маркель видел только в учебной программе по биологии, и почему рыба должна жить в банке — тоже так и не выяснил.
У старшего поколения много было таких вот нелепых словечек — например, две с половиной смены полагалось называть «сутками», и никак иначе. Шимена обычно говорила, что лучше потешить стариков, и не требовать объяснений каждому старинному обороту.
Собственно говоря, Маркель забился в спальную трубу, прихватив консоль с собой, не оттого, что от присутствия двоих оставшихся спикеров в комнате стало тесно, а оттого, что с ними явился Сенграт. По мнению юноши, это непомерное самомнение советника заполняло все свободное пространство, вытесняя кислород. Да вдобавок голос у него был, точно ножовкой пилили стальной лист; он проникал даже сквозь наушники, и портил всякое удовольствие от старинных записей классической музыки. Маркель дважды моргнул, остановив видео. Еще не хватало позволить нудиле Сенграту действовать себе на нервы. Лучше уже подождать, пока гости разойдутся.
Сенграт вечно был недоволен чем-нибудь; еще, казалось, ни одно решение Совета не пришлось ему по душе. А, по словам Илларта, на заседаниях он отмалчивался; сидел тихонько, копил желчь, чтобы потом, наедине, взять очередного спикера за пуговицу и во всех подробностях объяснить, как тот был неправ. В данный момент Сенграту не нравилось принятое только что решение покинуть нынешнюю орбиту, как только дежурный навигатор рассчитает курс отбытия.
— Сенграт, мы сделали все, за чем прилетали на Хань Киян, — устало проговорила Андрежурия. — Мы объявили о нашем бедственном положении, заручились их поддержкой на следующей сессии совета Федерации…
Сенграт фыркнул.
— «Объявили о нашем бедственном положении», — передразнил он холодные, четкие интонации третьего спикера. — ‘Журия, очнись! Каву хоть понюхай, что ли! Мы уже десять лет трубим о нашем бедственном положении! Даже моральная поддержка всего белого света не заставит Концерн Объединенных Производителей вернуть нам Эсперанцу — а если и заставит, планете уже нанесен непоправимый урон! Пора двигаться дальше. Строить новую жизнь.
— Хочешь сказать, что нам следовало согласиться на издевательские предложения КОП выселить нас? — поинтересовался Герезан, второй спикер Совета. — Тебе не кажется, что поздно менять коней?
Маркель, не глядя, мог поручиться, что Сенграт густо побагровел.
— Не передергивай, Второй! — почти вскрикнул он звонко от гнева. — Это не я живу прошлым — а вы трое, и советники, что следуют за вами, точно зомботы! Вы так говорите, словно мы сможем вернуть Эсперанцу, и заняться внизу крестьянским трудом. А я этого не хочу. Мне это неинтересно. Наше «дело» против КОП в федеральном суде закрыто…
— Несправедливо, — перебила его Андрежурия. — Если мы сможем добыть свидетельства тому, какие взятки давал концерн, и как подделывал отчеты, у нас будет основание потребовать пересмотра дела. А свидетельства мы получим — ребята в моей группе по информатике за пояс заткнут любого нижстороннего хакера, и мы пробиваем защитные коды концерна по одному. А до тех пор наша задача — напоминать об Эсперанце. Не позволить народу забыть о свершенной несправедливости, и не дать концерну уйти от возмездия!
— Ты ошибаешься, дражайшая моя ‘Журия, — протянул Сенграт. — Наша миссия — выжить. Все остальное — вторично. И мой долг как главного ремонтника в интересах выживания напомнить вам, что «Пристанищу» давно требуется ремонт и замена изношенных частей.
— Ну, я не думаю, что нам стоит запрашивать на Хань Кияне разрешения задержаться для ремонта, — хохотнул Илларт. — Даже если бы нам это было по карману, внизу к нам отнесутся достаточно прохладно после того, как мы перехватили контроль над общепланетной сетью связи, чтобы объявить о своих целях. Конечно, мы получили немало сторонников в народе, однако правительство здешнее будет нервничать тем сильнее, чем дольше мы задержимся. Все три правительства, — поправился он, вспомнив о запутанной политической ситуации на планете.
— Мы не обязаны ничего у хань-киянцев «запрашивать», — отрезал Сенграт. — Их коммуникации под нашим полным контролем. Одно это может оплатить любой ремонт.
— Это каким же образом? — полюбопытствовал Герезан. — Нам не станут платить, чтобы мы контролировали работу спутниковой сети, когда она и без нас прекрасно работала.
— Не работала, Зан, — промурлыкал Сенграт. Резкие нотки в его голосе утихли, и Маркель снял наушники, чтобы лучше слышать. Сенграт начинал елейно бормотать, когда был собой доволен; а доволен собой он был обычно, задумав какую-нибудь гадость. Именно таким бархатно-дружелюбным тоном он сообщил Маркелю, что для Шимены он слишком молод, и вообще нечего всяким бестолковым юнцам крутиться близ его дочки.
— Их система связи не работала, — продолжал Сенграт, — когда мы ее отключили, чтобы запустить собственную передачу. Немного дипломатии, и мы могли бы заключить с партией Молнии в Ночном Небе договор, гарантирующий им эксклюзивное использование планетарной спутниковой сети… с нашей помощью.
— Хочешь сказать, что мы заставили бы их платить за то, что мы не глушим их передачи? Мы не рэкетиры, — отрезал Илларт.
— И что бы, по-твоему, сделали, узнав об этом, партии Солнца-за-Облаками и Весенних Дождей? — резко спросил Герезан.
— Ничего, — коротко ответил Сенграт. — Я проверил. Молнии в Ночном Небе — единственные, чей технологический уровень позволяет сбить корабль на орбите. Остальные слишком истощены тремя поколениями гражданской войны. МНН — явный технический лидер. С нашей небольшой помощью они могли бы установить контроль над всем Хань Киянем. Этим мы оказали бы услугу человечеству. Война закончится сейчас, а не через несколько поколений. И этим мы спасем «Прибежище». — Судя по голосу, советник просто-таки сиял, крутясь туда-сюда, чтобы озарить улыбкою всех троих спикеров.
— Мы не вмешиваемся во внутренние дела других планет, — проговорил Илларт. — На случай, если у тебя вылетело из памяти — это записано в изначальной хартии, которую мы приняли, решив отказаться от предложенного КОП плана переселения и жить на борту колониального корабля, покуда не добьемся справедливости. Жителям любой планеты мы предлагаем уважение и невмешательство в их дела — то, чего добиваемся для себя. Таков путь Странников.
— Ваш путь, ты хочешь сказать, — огрызнулся Сенграт.
— Путь Совета, — поправил его Илларт. — Хочешь внести изменения в хартию, Сенграт? Если так, тебе следовало бы выступить на общей сессии Совета, а не терзать нас троих. Иным способом хартию не переписать.
— Таким ее тоже не исправишь! — парировал Сенграт. — Я уже убедился, что с Советом связываться нет толку: что вы скажете, за то и проголосуют! А вы трое живете в прошлом. Я вас предупреждаю — не все даже изначальные Странники с вами согласны. А диссиденты с других миров — какое им дело до мертвой планеты, которой они не видели никогда? Люди вроде Нуэвы Фаллоны не собираются коротать остаток дней на корабле, набитом постепенно опускающимися беженцами.
— Если бы мы не приняли на борт Нуэву и прочих паломелльцев, на борту не было бы так тесно, — заметила Андрежурия. — Если бы не наша хартия, и не наше стремление помочь жертвам политической несправедливости, ее бы здесь не было. Вот что ей стоило бы припомнить, прежде чем ратовать за изменение хартии.
— Она предупреждала, что вы так и ответите. — В голосе Сенграта снова прорезались лязгающие нотки. — Поэтому меня и избрали, чтобы донести до вас точку зрения оппозиции. Представительство паломелльцев и других новоприбывших в Совете совершенно недостаточно…
— Со временем это изменится, — мягко заметил Герезан. — У них есть право голоса, как у любого Странника.
— Некоторым, — отозвался Сенграт, — кажется, что ждать больше недопустимо. Некоторые считают, что действовать через Совет бесполезно: избирать могут кого угодно, но правите вы, и Нуэва была права — вы безнадежно отстали от времени. Я предвижу будущее, в котором Странники будут по-настоящему свободны — не вымаливая милостей у Федерации, а распространяясь в пространстве, свободные от планетной бюрократии. Если у вас есть капля ума на троих, вы ко мне присоединитесь. Пришло время для серьезных перемен.
— Всегда приятно с тобой побеседовать, Сенграт, — отозвался Илларт безмятежно. — Ты точно не выпьешь с нами чашечку кавы? Новый сорт, спасибо генетикам партии Солнца-за-Облаками. Они полагают, что урожаи будут достаточно высоки, чтобы выращивать каву на борту стало выгодно. Вот, правда, обжаривать зерна здесь совсем не умеют, так что на твой вкус будет слабовато, но есть в этом напитке такой, знаешь ли, ореховый привкус — напоминает фундук, и мне очень нравится.
Бормотавшего что-то о претенциозном легкомыслии Сенграта заглушил хрип бортового интеркома. В чем-то советник был прав, подумал Маркель, потягиваясь и снова одевая наушники. Интерком, как и большая часть бортовых систем «Прибежища», отчаянно нуждался в ремонте, а лучше — в полной замене. Научных и технических знаний у Странников хватало, чтобы брать под контроль целые солнечные системы и вламываться в базы данных межгалактических корпораций, но собственное их оборудование держалось на соплях и молитвах. Вот и динамик в каюте Илларта барахлил, так что шум помех съедал слова и целые фразы. Маркель разобрал только «Груз кавы… сообщение… Хон… прибыва…».
«Здорово, — мелькнуло у него в голове. — Очередной политический беженец скрывается в грузе кавовых зерен. Только этого нам не хватало — еще один рот на борту и так переполненного „Прибежища“. А может, четырнадцать или пятнадцать ртов», добавил он про себя мрачно. Семьи у хань-киянцев были большие.
Он не успел вставить в одно ухо затычку-динамик, когда барабанную перепонку второго пронзил отцовский дикий, радостный вопль:
— Хон кто?
— Не «хто», — прохрипел интерком. — Хоа. Нгуен Хон Хоа.
Герезан и Андрежурия разразились возбужденными возгласами, но Илларт быстро унял коллег. Кем бы ни был Нгуен Хон Хоа, спикеры, похоже, считали, что свое место на борту корабля он заслужил. Снова отложив видеосистему, Маркель выполз из спальной трубы. Если уж так, можно и выяснить, в чем дело. А с видео можно потом будет забраться в служебный туннель и послушать музыку в тишине и покое. Тяга к уединению уже давно побудила Маркеля обследовать все укромные уголки «Прибежища», куда только мог забраться худенький мальчишка. Ему ведомо было каждое якобы недоступное местечко, откуда вытащили, чтобы пустить на металлолом, окончательно устаревшее оборудование, равно как вся сеть тесных вентиляционных шахт и узких щелей, по которым полагалось передвигаться корабельным электрикам.
Когда Маркель протиснулся в комнату, трое спикеров стояли, обнявшись, с дурацкими ухмылками на лицах.
— Какая жалость, — заметила Андрежурия, — что Сенграт не задержался еще немного. Тогда бы он прежде всех узнал эту новость.
Сейчас она казалась почти ровесницей Шимены. Щеки спикера раскраснелись от восторга, прядки светлых курчавых волос, выбиваясь из тугих косиц, обрамляли ее лицо нимбом.
— Вот и славно, — отозвался Герезан. — Так у него будет меньше времени подумать, как бы обратить изобретение Нгуена Хон Хоа во вред людям.
— Герезан, кончай! Даже Сенграт не сможет извратить систему предсказания погоды!
Илларт прокашлялся.
— Не уверен. — Он подключил терминал к настенному экрану за спиной Герезана. — Вот полный текст сообщения.
Хотя Маркель до сих пор свободно протискивался в вентиляционные трубы, ростом он превосходил Андрежурию на добрую голову, и прекрасно видел экран, стоя за ее плечом. Нгуен Хон Хоа — кто он такой, юноша до сих пор не имел понятия — запрашивал политического убежища на борту корабля Странников, поскольку опасался, что какое-нибудь из трех правительств Хань Кияня воспользуется в военных целях его последними разработками.
— Это он преувеличивает, чтобы мы его точно приняли, — отмахнулась Андрежурия. — Зря преувеличивает. Если он собрал действующую модель, которую мы обсуждали на семинаре по хаотическому управлению, мы сможем продавать ее сельхозпланетам за любые деньги, и все наши проблемы с ремонтом отойдут в прошлое.
— Не продавать, — поправил Герезан. — Сдавать в аренду. Технология остается за нами.
— А мы не делим невылупившихся цыплят? — сухо полюбопытствовал Илларт. — Мы даже не знаем, не сменил ли Нгуен направление работ. Возможно, он вообще забросил теорию хаоса, и занялся чем-нибудь совершенно новым.
Спикеры примолкли на секунду, ошарашенные таким предположением, и Маркелю удалось, наконец, вставить слово.
— Да кто такой этот Нгуен Хон Хоа?
Илларт приобнял сына за плечи.
— Это немножко трудновато объяснить, если не помнишь жизни на поверхности, — ответил он, — но… можно сказать, он погодой занимается.
— Это и все, что я из него сумел выжать, — жаловался потом Маркель Джонни Грину.
Хотя Джонни приходился Илларту почти ровесником, он не был таким нудным, как первые колонисты. На борт «Прибежища» он попал лишь пару лет назад, после того, как с трудом унес ноги из КРИ, крупной руднодобывающей компании, которую Концерн проглотил, уволив затем массу работников. Маркель обнаружил, что Джонни может проложить мост между отцовским поколением — теми, кто помнил, как копаться в грязи и растить в ней что-то, — и молодыми, поколением выросших в космосе юнцов.
— Что значит — погодой занимается? Я пошарил в корабельной сети, а нашел только пару файлов про солнечный ветер. На чем тут можно разбогатеть — не понимаю!
— Это космическая погода, — объяснил Грин. — Нгуен Хон Хоа специализируется на планетарной метеорологии, и в своей области он лучший. Хотя, насколько я слышал, с хаотическими аспектами не удалось разобраться и ему.
— Да кому интересна погода внизу? — возмутился юноша. — Если нижсторонникам не нравится, что над ними каплет, почему не живут в космосе, как все приличные люди?
— Маркель, — оборвал его Джонни, — брось дуться и пошевели мозгами! Я знаю, у тебя есть немного — слышал вчера, как болтались в черепушке, ну так включи процессор, а?! Ладно, соглашусь — переселенческим судам вроде «Прибежища» погода на поверхности неинтересна. Лунным колониям или выстехническим городам под куполами — тоже. Но до сих пор уйма народу живет на поверхности планет. Они зарабатывают на жизнь, выращивая зерно, овощи или скот, и от того, как точно они угадают погоду на завтра, зависит, смогут ли они — и их дети — прокормиться через год. Девяносто процентов суши на Хань Кияне пригодно для сельского хозяйства; понятно, что их волнует, хватит ли дождя, чтобы вырастить очередной урожай… или чтобы смыть зерно с полей.
— По-моему, ничего в этом сложного нет, — легкомысленно отозвался Маркель. — Скомпиллировать модель атмосферы и поверхности, и вбить нужные параметры. Куда проще, чем проложить курс из одного квадранта в другой в четырехмерном пространстве, и не наткнуться на нейтронную звезду.
— Ты так думаешь? — усмехнулся Джонни. — Ну ладно же. Я тебе скину ссылки на последние теории погодного моделирования, а ты скачаешь со спутника свежие данные о погоде на всем Хань Кияне. Мы, пожалуй, задержимся еще на две-три смены, чтобы забрать Хоа, так что у тебя хватит времени предсказать… ну, допустим, количество осадков над Зеленым морем, и максимальную температуру над срединными равнинами — это для затравки. Посмотри на модели, прикинь, какая сработает вернее, и… как это ты выразился?.. вбей параметры. Вот и выясним, насколько точен твой прогноз.
Вообще-то Маркель приходил к другу не за домашним заданием, но юноша давно уже усвоил, что если Джонни Грин предлагает чем-нибудь заняться, то не зря. Кроме того, стоило Джонни подкинуть своему ученику очередную проблемку, как он переставал с ним разговаривать вообще — даже травить байки о своих приключениях среди рудных астероидов — покуда Маркель не приносил результаты. Так что юноша покорно скопировал ссылки в свои личные архивные директории, запустил терминал качать данные о хань-киянском климате, а сам, покуда поступали мегабайты данных, шерстил научные статьи о моделировании погоды.
Когда вахта Джонни две смены спустя закончилась, Маркель уже поджидал своего наставника.
— Это бред какой-то! — пожаловался он. — Слушай, я запустил одновременно три разных модели — ну ладно, я их не сам составлял, большая часть программного кода прилагалась к статьям — ввел совершенно одинаковые данные, а ты глянь, что выходит! Эта модель утверждает, что завтра между рассветом и полуднем над Зеленым морем выпадет два дюйма осадков, эта говорит, что имеется тридцатипроцентная вероятность зарождения тайфуна — про дожди ни гу-гу — а эта, — он возмущенно помахал распечаткой, — отвечает только: «Если бабочка в джунглях поведет крылом, какова вероятность бурана на Аляске?».
Джонни расхохотался.
— Вот так. Добро пожаловать в теорию хаоса. Последняя модель хочет сказать, что ей не хватает данных.
— Я запустил ее с теми же параметрами, что и первые две.
— Она капризней. Первые две модели выдают максимально вероятный, с их точки зрения, результат, независимо от того, насколько он точен — примерно как живой метеоролог. А третья, — Джонни побарабанил пальцами по распечатке, — не выдает ненадежных результатов. Видишь ли, атмосфера — это хаотическая система, то есть множество ее смежных состояний со временем увеличивается экспоненциально. Такая система крайне чувствительна к заданным начальным условиям, а это значит, что мельчайшее изменение в начале — даже взмах крыла бабочки, — может привести к кардинально отличному исходу.