Страница:
прогнила, и сам он сидит частенько в своей избушке, когда другие в лесу.
Пора старику и на покой, на теплую печку, да замениться некем, а тут
вот еще Гришутка на руках очутился, о нем нужно позаботиться... Отец
Гришутки умер три года назад от горячки, мать заели волки, когда она с
маленьким Гришуткой зимним вечером возвращалась из деревни в свою избушку.
Ребенок спасся каким-то чудом. Мать, пока волки грызли ей ноги, закрыла
ребенка своим телом, и Гришутка остался жив.
Старому деду пришлось выращивать внучка, а тут еще болезнь
приключилась. Беда не приходит одна...
Стояли последние дни июня месяца, самое жаркое время в Тычках. Дома
оставались только старые да малые. Охотники давно разбрелись по лесу за
оленями. В избушке Емели бедный Лыско уже третий день завывал от голода, как
волк зимой.
- Видно, Емеля на охоту собрался, - говорили в деревне бабы.
Это была правда. Действительно, Емеля скоро вышел из своей избушки с
кремневой винтовкой в руке, отвязал Лыска и направился к лесу. На нем были
новые лапти, котомка с хлебом за плечами, рваный кафтан и теплая оленья
шапка на голове. Старик давно уже не носил шляпы, а зиму и лето ходил в
своей оленьей шапке, которая отлично защищала его лысую голову от зимнего
холода и от летнего зноя.
- Ну, Гришук, поправляйся без меня... - говорил Емеля внуку на
прощанье. - За тобой приглядит старуха Маланья, пока я за теленком схожу.
- А принесешь теленка-то, дедко?
- Принесу, сказал.
- Желтенького?
- Желтенького...
- Ну, я буду тебя ждать... Смотри не промахнись, когда стрелять
будешь...
Емеля давно собирался за оленями, да все жалел бросить внука одного, а
теперь ему было как будто лучше, и старик решился попытать счастья. Да и
старая Маланья поглядит за мальчонком, - все же лучше, чем лежать одному в
избушке.
В лесу Емеля был как дома. Да и как ему не знать этого леса, когда он
целую жизнь бродил по нему с ружьем да с собакой. Все тропы, все приметы -
все знал старик на сто верст кругом.
А теперь, в конце июня, в лесу было особенно хорошо: трава красиво
пестрела распустившимися цветами, в воздухе стоял чудный аромат душистых
трав, а с неба глядело ласковое летнее солнышко, обливавшие ярким светом и
лес, и траву, и журчавшую в осоке речку, и далекие горы.
Да, чудно и хорошо было кругом, и Емеля не раз останавливался, чтобы
перевести дух и оглянуться назад.
Тропинка, по которой он шел, змейкой взбиралась на гору, минуя большие
камни и крутые уступы. Крупный лес был вырублен, а около дороги ютились
молодые березки, кусты жимолости, и зеленым шатром раскидывалась рябина. Там
и сям попадались густые перелески из молодого ельника, который зеленой
щеткой вставал по сторонам дороги и весело топорщился лапистыми и мохнатыми
ветвями. В одном месте, с половины горы, открывался широкий вид на далекие
горы и на Тычки. Деревушка совсем спряталась на дне глубокой горной
котловины, и крестьянские избы казались отсюда черными точками. Емеля,
заслонив глаза от солнца, долго глядел на свою избушку и думал о внучке.
- Ну, Лыско, ищи... - говорил Емеля, когда они спустились с горы и
повернули с тропы в сплошной дремучий ельник.
Лыску не нужно было повторять приказание. Он отлично знал свое дело и,
уткнув свою острую морду в землю, исчез в густой зеленой чаще. Только на
время мелькнула его спина с желтыми пятнами.
Охота началась.
Громадные ели поднимались высоко к небу своими острыми вершинами.
Мохнатые ветви переплетались между собой, образуя над головой охотника
непроницаемый темный свод, сквозь который только кое-где весело глянет
солнечный луч и золотым пятном обожжет желтоватый мох или широкий лист
папоротника. Трава в таком лесу не растет, и Емеля шел по мягкому
желтоватому мху, как по ковру.
Несколько часов брел охотник по этому лесу. Лыско точно в воду канул.
Только изредка хрустнет ветка под ногой или перелетит пестрый дятел. Емеля
внимательно осматривал все кругом: нет ли где какого-нибудь следа, не сломал
ли олень рогами ветки, не отпечаталось ли на мху раздвоенное копыто, не
объедена ли трава на кочках. Начало темнеть. Старик почувствовал усталость.
Нужно было думать о ночлеге.
"Вероятно, оленей распугали другие охотники", - думал Емеля.
Но вот послышался слабый визг Лыска, и впереди затрещали ветви. Емеля
прислонился к стволу ели и ждал.
Это был олень. Настоящий десятирогий красавец олень, самое благородное
из лесных животных. Вот он приложил свои ветвистые рога к самой спине и
внимательно слушает, обнюхивая воздух, чтобы в следующую минуту молнией
пропасть в зеленой чаще.
Старый Емеля завидел оленя, но он слишком далеко от него: не достать
его пулей. Лыско лежит в чаще и не смеет дохнуть в ожидании выстрела; он
слышит оленя, чувствует его запах... Вот грянул выстрел, и олень, как
стрела, понесся вперед. Емеля промахнулся, а Лыско взвыл от забиравшего его
голода. Бедная собака уже чувствовала запах жареной оленины, видела
аппетитную кость, которую ей бросит хозяин, а вместо этого приходится
ложиться спать с голодным брюхом. Очень скверная история...
- Ну, пусть его погуляет, - рассуждал вслух Емеля, когда вечером сидел
у огонька под густой столетней елью. - Нам надо теленочка добывать, Лыско...
Слышишь?
Собака только жалобно виляла хвостом, положив острую морду между
передними лапами. На ее долю сегодня едва выпала одна сухая корочка, которую
Емеля бросил ей.
Три дня бродил Емеля по лесу с Лыском и все напрасно: оленя с теленком
не попадалось. Старик чувствовал, что выбивается из сил, но вернуться домой
с пустыми руками не решался. Лыско тоже приуныл и совсем отощал, хотя и
успел перехватить пару молодых зайчат.
Приходилось заночевать в лесу у огонька третью ночь. Но и во сне старый
Емеля все видел желтенького теленка, о котором его просил Гришук; старик
долго выслеживал свою добычу, прицеливался, но олень каждый раз убегал от
него из-под носу. Лыско тоже, вероятно, бредил оленями, потому что несколько
раз во сне взвизгивал и принимался глухо лаять.
Только на четвертый день, когда и охотник и собака совсем выбились из
сил, они совершенно случайно напали на след оленя с теленком. Это было в
густой еловой заросли на скате горы. Прежде всего Лыско отыскал место, где
ночевал олень, а потом разнюхал и запутанный след в траве.
"Матка с теленком, - думал Емеля, разглядывая на траве следы больших и
маленьких копыт. - Сегодня утром были здесь... Лыско, ищи, голубчик!.."
День был знойный. Солнце палило нещадно. Собака обнюхивала кусты и
траву с высунутым языком; Емеля едва таскал ноги. Но вот знакомый треск и
шорох... Лыско упал на траву и не шевелился. В ушах Емели стоят слова
внучка: "Дедко, добудь теленка... и непременно, чтобы был желтенький". Вон и
матка... Это был великолепный олень-самка. Он стоял на опушке леса и пугливо
смотрел прямо на Емелю. Кучка жужжавших насекомых кружилась над оленем и
заставляла его вздрагивать.
"Нет, ты меня не обманешь..." - думал Емеля, выползая из своей засады.
Олень давно почуял охотника, но смело следил за его движениями.
"Это матка меня от теленка отводит", - думал Емеля, подползая все ближе
и ближе.
Когда старик хотел прицелиться в оленя, он осторожно перебежал
несколько сажен далее и опять остановился. Емеля снова подполз со своей
винтовкой. Опять медленное подкрадывание, и опять олень скрылся, как только
Емеля хотел стрелять.
- Не уйдешь от теленка, - шептал Емеля, терпеливо выслеживая зверя в
течение нескольких часов.
Эта борьба человека с животным продолжалась до самого вечера.
Благородное животное десять раз рисковало жизнью, стараясь отвести охотника
от спрятавшегося олененка; старый Емеля и сердился и удивлялся смелости
своей жертвы. Ведь все равно она не уйдет от него... Сколько раз приходилось
ему убивать таким образом жертвовавшую собою мать. Лыско, как тень, ползал
за хозяином, и когда тот совсем потерял оленя из виду, осторожно ткнул его
своим горячим носом. Старик оглянулся и присел. В десяти саженях от него,
под кустом жимолости стоял тот самый желтенький теленок, за которым он
бродил целых три дня. Это был прехорошенький олененок, всего нескольких
недель, с желтым пушком и тоненькими ножками; красивая головка была откинута
назад, и он вытягивал тонкую шею вперед, когда старался захватить веточку
повыше. Охотник с замирающим сердцем взвел курок винтовки и прицелился в
голову маленькому, беззащитному животному...
Еще одно мгновение, и маленький олененок покатился бы по траве с
жалобным предсмертным криком; но именно в это мгновение старый охотник
припомнил, с каким геройством защищала теленка его мать, припомнил, как мать
ею Гришутки спасла сына от волков своей жизнью. Точно что оборвалось в груди
у старого Емели, и он опустил ружье. Олененок по-прежнему ходил около куста,
общипывая листочки и прислушиваясь к малейшему шороху. Емеля быстро поднялся
и свистнул, - маленькое животное скрылось в кустах с быстротой молнии.
- Ишь какой бегун... - говорил старик, задумчиво улыбаясь. - Только его
и видел: как стрела... Ведь убежал, Лыско, наш олененок-то? Ну, ему, бегуну,
еще надо подрасти... Ах ты, какой шустрый!..
Старик долго стоял на одном месте и все улыбался, припоминая бегуна.
На другой день Емеля подходил к своей избушке.
- А... дедко, принес теленка? - встретил его Гриша, ждавший все время
старика с нетерпением.
- Нет, Гришук... видел его...
- Желтенький?
- Желтенький сам, а мордочка черная. Стоит под кустиком и листочки
пощипывает... Я прицелился...
- И промахнулся?
- Нет, Гришук: пожалел малого зверя... матку пожалел... Как свистну, а
он, теленок-то, как стреканет в чащу, - только его и видели. Убежал, пострел
этакий...
Старик долго рассказывал мальчику, как он искал теленка по лесу три дня
и как тот убежал от него. Мальчик слушал и весело смеялся вместе с старым
дедом.
- А я тебе глухаря принес, Гришук, - прибавил Емеля, кончив рассказ. -
Этого все равно волки бы съели.
Глухарь был ощипан, а потом попал в горшок. Вольной мальчик с
удовольствием поел глухариной похлебки и, засыпая, несколько раз спрашивал
старика:
- Так он убежал, олененок-то?
- Убежал, Гришук...
- Желтенький?
- Весь желтенький, только мордочка черная да копытца.
Мальчик так и уснул и всю ночь видел маленького желтенького олененка,
который весело гулял по лесу со своей матерью; а старик спал на печке и тоже
улыбался во сне.
---------------------------------------------------------------------
Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей
Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
- Братцы, вот я! - весело крикнул Репей, выглядывая из земли зеленой
почкой. - Ух, как долго я спал!.. Здравствуйте, братцы!
Когда он посмотрел кругом, то понял, почему никто не откликнулся: он
выглянул из земли почти первый. Только кое-где еще начинали показываться
зелененькие усики безымянной травки. Впрочем, у самого забора уже росла
острая крапива, - эта жгучая дама являлась всегда раньше всех. Репей даже
рассердился немного, что он опоздал.
- Вы что же молчите? - обратился он к Крапиве. - Кажется, я был
вежлив...
- А что же мне говорить? - заворчала Крапива: она вечно была чем-нибудь
недовольна. - Только выскочил из земли, и давай орать... Вот посмотрите, как
себя умно ведет Чертополох: растет себе потихоньку.
- Ах, не говорите мне про Чертополох... Он молчит, потому что глуп. Да,
очень глуп, бедняжка... Впрочем, я это так, к слову. Я знаю, Крапива, что вы
давно неравнодушны к этому колючему господину...
- Кажется, это не ваше дело, умный болтун! - отозвался выведенный из
терпения Чертополох.
- Виноват, я к слову... Действительно, меня это нисколько не касается.
Да... А все-таки я рад встретить старых знакомых. Помилуйте, сколько лет
вместе растем у одного забора... Одним словом, соседи. Нет, я не сержусь на
вас, Чертополох, хотя вы и могли бы быть повежливее. Впрочем, все зависит от
воспитания, и вы не виноваты, что не знаете первых правил приличия...
- Ну, пошел молоть!.. - ворчал Чертополох. - Для чего только родятся
такие болтуны? Напрасно землю занимают и другим мешают...
- Значит, по-вашему, я лишний? - обернулся Репей. - Я? Лишний? Ха-ха!..
Вот это недурно сказано! Желал бы я знать, кто украшает весь огород?.. Да, я
украшаю, господа! Всем это известно и, кажется, не требует доказательств.
Один рост чего стоит: а потом - какие листья!.. Должен признаться, что я по
ошибке попал в ваше общество, то есть на задворки. Мое настоящее место
где-нибудь в оранжерее... Скажите, пожалуйста, чем лучше все эти пальмы?
Дайте-ка мне хорошую пищу, побольше света и тепла, так я бы их всех за пояс
заткнул. Просто ко мне относятся несправедливо, и я вынужден скитаться под
заборами... Да, люди несправедливы и сами виноваты, что не могут понять
настоящей красоты...
- Да... особенно - ваших цветов прекрасных!.. Нечего сказать, хороши
цветы... Просто какие-то шишки! - ядовито заметила Крапива. - Вот у
Чертополоха так цветы, а тут - колючие шишки.
Крапива и Репей частенько ссорились между собой, ссорились просто так,
от нечего делать. Чертополох обыкновенно молчал и вступался только тогда,
когда Репей очень уж начинал хвастать. Положим, и Крапива была хороша, -
всех бы жалила; но что вы поделаете с женщиной, когда она желает сердиться?
А весна шла быстрыми шагами. Солнышко так и пригревало оттаявшую землю.
Огород и задворки, заглушенные сухим бурьяном и сорной травой, начинали
принимать веселый вид, точно принаряжались к какому-то празднику. Везде
показывалась светлая весенняя зелень, точно развертывался дорогой бархатный
ковер... Поднималась молодая крапива, чертополох, репей, лебеда. Все эти
сорные травы росли с необыкновенной быстротой, как будто стараясь перегнать
друг друга. Скоро выглянул желтым глазком Одуванчик и крикнул:
- Здравствуйте, братцы!..
Одуванчик был славный малый, а главное, ни с кем не ссорился. Растет
себе и радуется. Его все любили, а особенно серебристая Лебеда, тоже
скромная и безобидная травка. Они так и росли вместе, как брат с сестрой.
- Ты меня любишь, Лебеда? - шепотом спрашивал Одуванчик вечером,
складывая свой желтый цветочек.
- Ах, очень, очень люблю!.. - признавалась тоже шепотом Лебеда, опуская
свои зеленые листочки, точно посыпанные серебряной мукой. - Вы такой
вежливый, Одуванчик, не то что Репей или Чертополох. А Крапивы я боюсь, -
она такая злая. Я стараюсь всегда быть подальше от нее...
- Я тоже... Неприятная дама!.. Ее даже коровы боятся и люди тоже. Так и
вцепится...
Остались незаросшими только гряды, где взрытая земля так неприятно
чернела. А какая там была отличная почва!.. Сорные травы всегда смотрели на
нее с завистью. Вот бы где отлично было устроиться.
- Я не понимаю, почему мы должны жаться у заборов, - ворчал Репей. - На
грядах земля такая мягкая, как пух, и потом так много солнца...
- А ты попробуй устроиться на гряде, - ехидно советовала Крапива.
- Устроиться не долго, да только из этого не выйдет толка... Хлопот
много.
- Ты боишься хозяйки?
- Что мне ее бояться? Я никого не боюсь. А только это несправедливо,
что нас загнали к забору. Чем мы хуже других?
Пока гряды не были вскопаны, в огород заходила разная скотина. Впрочем,
коровы не трогали сорной травы, а только пощипывали зеленую травку. Вот
другое дело, когда забрался однажды козел. Он прямо попал на Репей и съел у
него целый лист.
- Ах, какой нахал! - ругался Репей. - Это наконец невежливо... Погоди,
вот я тебя осенью украшу всеми своими шишками... Будешь меня помнить,
негодная тварь!
От козла досталось и бедному Одуванчику, и Лебеде: они тоже
недосчитались зеленых листьев. Он не тронул только Крапивы и Чертополоха.
- Благородное животное козел!.. - ехидно уверяла всех Крапива. - Он
никогда не затопчет... Не то что корова или лошадь.
Скоро земля совсем оттаяла, и в огород пришла хозяйка. Это была
низенькая старушка в темном платочке. Огород для нее составлял главную
статью дохода: и сама сыта, да еще на рынок столько овощу разного продаст.
Посмотрела, посмотрела старушка кругом и говорит:
- Пора гряды копать...
А потом еще посмотрела кругом, покачала головой и говорит:
- Откуда только берется эта сорная трава?.. И когда успела вырасти?..
Ведь никому она не нужна...
Репей обиделся на старушку за всех товарищей.
- Вот тоже выдумала: никому не нужны!.. Это мы-то не нужны? Вот ты,
старушонка, действительно никому не нужна, - и давно тебе пора помирать... И
тебя не будет, а мы все-таки будем расти. Вся разница в том, что будет у нас
другая хозяйка, подобрее.
На другой день старушка опять явилась в огород и привела с собой внучку
Машу.
- Стара я стала, внучка, одной не управиться, а твое дело - молодое, в
охотку поработаешь.
- Ничего, бабушка, поработаю. Да и какая это работа? Одно
удовольствие...
Начали бабушка с внучкой гряды копать. Бабушка кряхтит, кряхтит, едва
полгряды выкопает, а у внучки уже целая грядка готова.
- Ай да внучка! Ай да умница! - похваливает старушка. - И я прежде вот
так же скоро все делала, а теперь едва спину разогну...
А Маша только смеется. Копает да еще песни поет. Не работа, а забава.
Здоровая девушка, - в охотку поработать... Дней в пять все было кончено.
Посмотрела Маша на свою работу, полюбовалась и говорит:
- А что, бабушка, у тебя вот там место под забором даром пропадает? Вот
бы малины посадить, да крыжовнику, да смородины... Очень уж я малину люблю,
бабушка.
- Так, внучка, так, милая... и в самом деле, посадим-ка малинки, да
смородинки, да крыжовнику. Которую ягоду сами съедим, а которую на базаре
продадим... Я уж давно об этом сама подумывала, да все как-то руки не
доходили.
Обрадовалась старушка новой статье дохода, благо у внучки руки
здоровые. Сказано - сделано. Накупила старушка у знакомого садовника и
малины, и смородины, и крыжовника, и началась работа. Маша вдоль забора
накопала ям и принялась рассаживать в них кусты. От этой работы больше всего
досталось Крапиве.
- Что же это такое, - кричала она на весь огород, - этак и совсем житья
не будет!.. Караул!..
В отчаянье она несколько раз пребольно ужалила белые руки бойкой
внучки.
- Вот тебе, вот тебе, выдумщица!..
- Ах, проклятая крапива, как она больно жжется!.. - жаловалась Маша,
помахивая рукой.
- Я всех сожгу, - шипела Крапива.
- Откуда она только берется! - удивилась опять старушка. - Ведь никто
ее, кажется, не садит...
Гораздо скорее начали расти все овощи после полотья.
- Ишь дармоеды!.. - ворчал Репей. - Небось своего ума не хватало, чтобы
расти в готовой гряде. Эх вы, белоручки!..
- Молчи, мужик, - крикнул с гряды молодой Горох, начинавший завиваться
около своей тычинки, - не твое дело...
- А ты, хвастун!.. Погоди, вот тебя воробьи заклюют.
- Значит, сладко, если клюют... А вот тебя так никому не нужно.
- Оттого и не нужно, что я для себя расту, а ты для других стараешься.
Одним словом, что ни день, то новый спор. Нашла коса на камень, и
хвастун попал на хвастуна.
На гряды теперь любо было посмотреть. Все зеленело и быстро росло. И
простоватая свекла, и кокетливая морковка, и горькая редька, и капуста. Вся
беда, что мало было кавалеров - все наперечет: хвастун Горох да горький Лук.
Впрочем, Лук понимал свое положение и старался расти поближе к Редьке, -
такая же горечь, так уж вместе бог велел расти.
- У меня все красавицы растут, - хвастался Горох. - А всех лучше
морковка... Вот какие у нее листочки прорезные, точно зеленые кудерьки. Так
сами и вьются...
Морковка делала вид, что не слышит этих похвал, и только все краснела и
краснела. И приятно, и стыдно. Конечно, верить Гороху нельзя; а все-таки,
когда так начинают хвалить прямо в глаза, невольно как-то хочется верить.
Скромная морковка начинала про себя думать, что в самом деле она лучше всех,
и еще больше краснела. Вот другое дело Редька; толстеет себе, как купчиха, и
ничего знать не хочет.
Споры часто заходили так далеко, чуть не до настоящей ссоры. Главными
зачинщиками являлись Горох и Репей.
- Эй ты, мужик! - кричал обыкновенно Горох. - Никому-то тебя не нужно.
Тебя даже и скотина не ест... Для чего ты растешь?
- Для себя расту, - отвечал Репей с гордостью. - А что касается того,
что я никому не нужен, так это ты весьма ошибаешься... Куда человек - туда и
я; значит, и я на что-нибудь нужен. Тысячу верст человек прошел, и я за
ним... Для меня все равно - холод и жар: я не прихотлив. А ты - неженка.
Тебя и садить нужно, и беречь, а я все сам. Вот теперь и сообрази, что все
это значит...
- Моя хозяйка говорит, что ты никому не нужен.
- Мало ли что она скажет!.. Вот осень настанет, вот она и примется
выбирать вас всех из гряды; а я-то останусь на том же месте. Вот тебе и не
нужен... Тебя каждый козел съест; а я так вцеплюсь в него, что не
обрадуется. Всю бороду ему зацеплю, - не отдерет потом. И Крапива тоже
постоит за себя, и Чертополох... Мы уже все заодно живем. Без нас-то какой
огород может быть?.. Да, подумай-ка своим умом... Ежели разобрать, так я
гораздо поважнее тебя буду и постарше. Конечно, меня мало ценят, ну, да это
все равно. Я мало обращаю внимания, что про меня говорят. Они свое говорят,
а я свое делаю. Так-то, милый друг!.. Одним словом, жаль мне тебя, потому
что ты чужим умом живешь. Легкомысленный овощ, и больше ничего. До первого
мороза тебе и жить.
- У всякого своя судьба, Репей. У тебя кожа толстая, - вот и не боишься
мороза; а у меня листочки нежные, сам я тоненький... Одним словом,
деликатное растение.
Так дело шло день за днем. Лето проходит быстро, - его вспоминают,
когда оно пройдет. Так было и тут. Гряды в огороде покрылись густой зеленью.
Капуста разбухла до того, что верхние листья на ней лопались. Горох отцвел и
покрылся стручьями. Малина начала созревать, хотя на первый год ягод и
немного было.
Внучка Маша, кажется, больше всего заботилась о ягодах. Нет-нет и
заглянет в огород. То репку сорвет, то спелую ягодку ущипнет. Крапива и тут
не унималась. С горя она нынче выросла большая-большая и не упускала случая
обжечь прихотницу-внучку.
- У, гадкая! - ворчала девушка, пряча руки.
Скоро ягоды были обобраны, и очередь наступила овощам. Началось дело с
гороха. Перерастет - невкусный будет. Потом редьке и луку досталось. Потом
дело дошло до свеклы и моркови. Старушка приходила каждое утро и вырывала
созревшие овощи, чтобы снести их на базар.
- Что, дармоеды? - торжествовал Репей. - Пришла ваша пора... всех вас
старушонка перетаскает на базар. Так вам и надо - не хвастайтесь...
Погодите, вот ударит мороз, - всем конец.
И мороз ударил... Почернела ботва у картофеля, пожелтел горох, начали
обваливаться засыхавшие листья. Пришла старушка вместе с внучкой и принялась
за работу. Вместе они повыдергали весь картофель, морковь, репу и свеклу и
целых два дня обрезывали ботву. Гряды приняли такой печальный вид, точно по
ним прошел неприятель. В бороздах валялись целые вороха обрезанных листьев,
точно старое, изношенное платье, которое уже никому не нужно.
Дольше других на грядках оставались лук, редька да капуста. Они не
боялись морозов. Но и их очередь наступила. Опять пришла старушка с внучкой,
и гряды окончательно опустели. Тяжело было смотреть даже со стороны, как
валились под ножом тяжелые зеленые головы капусты. Скоро весь огород был
убран, и на грядах оставались одни кочерыжки от капусты, жалко торчавшие из
земли, точно утиные шеи.
Полил дождь, загудел ветер, а потом первый мороз сковал землю. Жутко
пришлось и сорной траве.
- Ну, кума, пора и нам отдохнуть, - сказал как-то Репей засыхавшей
Крапиве. - Что же, пожили, покрасовались и на будущий год опять увидимся...
До свидания, кума! Меня только одно утешает: всех этих дармоедов убрали от
нас, - место очистили...
Крапива только жалобно стонала:
- Ух, как холодно!.. В самом деле, пора на покой. - Она даже сердиться
не могла.
Чертополох все лето промолчал и молча засох от первого инея.
---------------------------------------------------------------------
Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей
Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
- Васька едет на дачу!.. - пронеслось по двору, где играли дети разных
возрастов. - Васька едет!..
Это кричал взъерошенный мальчик лет восьми, выскочивший на двор,
несмотря на холодный апрельский день, в одной рубахе, босиком и без шапки.
- А вот и врешь, Колька, - отозвалась девочка лет семи, тоже босиком, с
запачканным личиком. - Мамка сказывала, что тетка Матрена едет с господами в
деревню, а не на дачу.
- Это все одно, - сказал Колька.
- А вот и не все одно...
- Говорят: все одно.
- Н-ет...
Чтобы доказать упрямой девчонке, что дача и деревня одно и то же,
Колька подскочил к ней и довольно больно толкнул в спину, так что девочка
едва удержалась на ногах и заплакала.
- Анютка, а ты его сама ударь, - советовал кто-то из толпы, окружавшей
споривших.
Но Анютка не желала драться, а только терла глаза грязным кулачком. Для
городских детей, выросших на дворе и не бывавших дальше ближайшей мелочной
лавочки, дача и деревня представляли пустые слова, разница которых
Пора старику и на покой, на теплую печку, да замениться некем, а тут
вот еще Гришутка на руках очутился, о нем нужно позаботиться... Отец
Гришутки умер три года назад от горячки, мать заели волки, когда она с
маленьким Гришуткой зимним вечером возвращалась из деревни в свою избушку.
Ребенок спасся каким-то чудом. Мать, пока волки грызли ей ноги, закрыла
ребенка своим телом, и Гришутка остался жив.
Старому деду пришлось выращивать внучка, а тут еще болезнь
приключилась. Беда не приходит одна...
Стояли последние дни июня месяца, самое жаркое время в Тычках. Дома
оставались только старые да малые. Охотники давно разбрелись по лесу за
оленями. В избушке Емели бедный Лыско уже третий день завывал от голода, как
волк зимой.
- Видно, Емеля на охоту собрался, - говорили в деревне бабы.
Это была правда. Действительно, Емеля скоро вышел из своей избушки с
кремневой винтовкой в руке, отвязал Лыска и направился к лесу. На нем были
новые лапти, котомка с хлебом за плечами, рваный кафтан и теплая оленья
шапка на голове. Старик давно уже не носил шляпы, а зиму и лето ходил в
своей оленьей шапке, которая отлично защищала его лысую голову от зимнего
холода и от летнего зноя.
- Ну, Гришук, поправляйся без меня... - говорил Емеля внуку на
прощанье. - За тобой приглядит старуха Маланья, пока я за теленком схожу.
- А принесешь теленка-то, дедко?
- Принесу, сказал.
- Желтенького?
- Желтенького...
- Ну, я буду тебя ждать... Смотри не промахнись, когда стрелять
будешь...
Емеля давно собирался за оленями, да все жалел бросить внука одного, а
теперь ему было как будто лучше, и старик решился попытать счастья. Да и
старая Маланья поглядит за мальчонком, - все же лучше, чем лежать одному в
избушке.
В лесу Емеля был как дома. Да и как ему не знать этого леса, когда он
целую жизнь бродил по нему с ружьем да с собакой. Все тропы, все приметы -
все знал старик на сто верст кругом.
А теперь, в конце июня, в лесу было особенно хорошо: трава красиво
пестрела распустившимися цветами, в воздухе стоял чудный аромат душистых
трав, а с неба глядело ласковое летнее солнышко, обливавшие ярким светом и
лес, и траву, и журчавшую в осоке речку, и далекие горы.
Да, чудно и хорошо было кругом, и Емеля не раз останавливался, чтобы
перевести дух и оглянуться назад.
Тропинка, по которой он шел, змейкой взбиралась на гору, минуя большие
камни и крутые уступы. Крупный лес был вырублен, а около дороги ютились
молодые березки, кусты жимолости, и зеленым шатром раскидывалась рябина. Там
и сям попадались густые перелески из молодого ельника, который зеленой
щеткой вставал по сторонам дороги и весело топорщился лапистыми и мохнатыми
ветвями. В одном месте, с половины горы, открывался широкий вид на далекие
горы и на Тычки. Деревушка совсем спряталась на дне глубокой горной
котловины, и крестьянские избы казались отсюда черными точками. Емеля,
заслонив глаза от солнца, долго глядел на свою избушку и думал о внучке.
- Ну, Лыско, ищи... - говорил Емеля, когда они спустились с горы и
повернули с тропы в сплошной дремучий ельник.
Лыску не нужно было повторять приказание. Он отлично знал свое дело и,
уткнув свою острую морду в землю, исчез в густой зеленой чаще. Только на
время мелькнула его спина с желтыми пятнами.
Охота началась.
Громадные ели поднимались высоко к небу своими острыми вершинами.
Мохнатые ветви переплетались между собой, образуя над головой охотника
непроницаемый темный свод, сквозь который только кое-где весело глянет
солнечный луч и золотым пятном обожжет желтоватый мох или широкий лист
папоротника. Трава в таком лесу не растет, и Емеля шел по мягкому
желтоватому мху, как по ковру.
Несколько часов брел охотник по этому лесу. Лыско точно в воду канул.
Только изредка хрустнет ветка под ногой или перелетит пестрый дятел. Емеля
внимательно осматривал все кругом: нет ли где какого-нибудь следа, не сломал
ли олень рогами ветки, не отпечаталось ли на мху раздвоенное копыто, не
объедена ли трава на кочках. Начало темнеть. Старик почувствовал усталость.
Нужно было думать о ночлеге.
"Вероятно, оленей распугали другие охотники", - думал Емеля.
Но вот послышался слабый визг Лыска, и впереди затрещали ветви. Емеля
прислонился к стволу ели и ждал.
Это был олень. Настоящий десятирогий красавец олень, самое благородное
из лесных животных. Вот он приложил свои ветвистые рога к самой спине и
внимательно слушает, обнюхивая воздух, чтобы в следующую минуту молнией
пропасть в зеленой чаще.
Старый Емеля завидел оленя, но он слишком далеко от него: не достать
его пулей. Лыско лежит в чаще и не смеет дохнуть в ожидании выстрела; он
слышит оленя, чувствует его запах... Вот грянул выстрел, и олень, как
стрела, понесся вперед. Емеля промахнулся, а Лыско взвыл от забиравшего его
голода. Бедная собака уже чувствовала запах жареной оленины, видела
аппетитную кость, которую ей бросит хозяин, а вместо этого приходится
ложиться спать с голодным брюхом. Очень скверная история...
- Ну, пусть его погуляет, - рассуждал вслух Емеля, когда вечером сидел
у огонька под густой столетней елью. - Нам надо теленочка добывать, Лыско...
Слышишь?
Собака только жалобно виляла хвостом, положив острую морду между
передними лапами. На ее долю сегодня едва выпала одна сухая корочка, которую
Емеля бросил ей.
Три дня бродил Емеля по лесу с Лыском и все напрасно: оленя с теленком
не попадалось. Старик чувствовал, что выбивается из сил, но вернуться домой
с пустыми руками не решался. Лыско тоже приуныл и совсем отощал, хотя и
успел перехватить пару молодых зайчат.
Приходилось заночевать в лесу у огонька третью ночь. Но и во сне старый
Емеля все видел желтенького теленка, о котором его просил Гришук; старик
долго выслеживал свою добычу, прицеливался, но олень каждый раз убегал от
него из-под носу. Лыско тоже, вероятно, бредил оленями, потому что несколько
раз во сне взвизгивал и принимался глухо лаять.
Только на четвертый день, когда и охотник и собака совсем выбились из
сил, они совершенно случайно напали на след оленя с теленком. Это было в
густой еловой заросли на скате горы. Прежде всего Лыско отыскал место, где
ночевал олень, а потом разнюхал и запутанный след в траве.
"Матка с теленком, - думал Емеля, разглядывая на траве следы больших и
маленьких копыт. - Сегодня утром были здесь... Лыско, ищи, голубчик!.."
День был знойный. Солнце палило нещадно. Собака обнюхивала кусты и
траву с высунутым языком; Емеля едва таскал ноги. Но вот знакомый треск и
шорох... Лыско упал на траву и не шевелился. В ушах Емели стоят слова
внучка: "Дедко, добудь теленка... и непременно, чтобы был желтенький". Вон и
матка... Это был великолепный олень-самка. Он стоял на опушке леса и пугливо
смотрел прямо на Емелю. Кучка жужжавших насекомых кружилась над оленем и
заставляла его вздрагивать.
"Нет, ты меня не обманешь..." - думал Емеля, выползая из своей засады.
Олень давно почуял охотника, но смело следил за его движениями.
"Это матка меня от теленка отводит", - думал Емеля, подползая все ближе
и ближе.
Когда старик хотел прицелиться в оленя, он осторожно перебежал
несколько сажен далее и опять остановился. Емеля снова подполз со своей
винтовкой. Опять медленное подкрадывание, и опять олень скрылся, как только
Емеля хотел стрелять.
- Не уйдешь от теленка, - шептал Емеля, терпеливо выслеживая зверя в
течение нескольких часов.
Эта борьба человека с животным продолжалась до самого вечера.
Благородное животное десять раз рисковало жизнью, стараясь отвести охотника
от спрятавшегося олененка; старый Емеля и сердился и удивлялся смелости
своей жертвы. Ведь все равно она не уйдет от него... Сколько раз приходилось
ему убивать таким образом жертвовавшую собою мать. Лыско, как тень, ползал
за хозяином, и когда тот совсем потерял оленя из виду, осторожно ткнул его
своим горячим носом. Старик оглянулся и присел. В десяти саженях от него,
под кустом жимолости стоял тот самый желтенький теленок, за которым он
бродил целых три дня. Это был прехорошенький олененок, всего нескольких
недель, с желтым пушком и тоненькими ножками; красивая головка была откинута
назад, и он вытягивал тонкую шею вперед, когда старался захватить веточку
повыше. Охотник с замирающим сердцем взвел курок винтовки и прицелился в
голову маленькому, беззащитному животному...
Еще одно мгновение, и маленький олененок покатился бы по траве с
жалобным предсмертным криком; но именно в это мгновение старый охотник
припомнил, с каким геройством защищала теленка его мать, припомнил, как мать
ею Гришутки спасла сына от волков своей жизнью. Точно что оборвалось в груди
у старого Емели, и он опустил ружье. Олененок по-прежнему ходил около куста,
общипывая листочки и прислушиваясь к малейшему шороху. Емеля быстро поднялся
и свистнул, - маленькое животное скрылось в кустах с быстротой молнии.
- Ишь какой бегун... - говорил старик, задумчиво улыбаясь. - Только его
и видел: как стрела... Ведь убежал, Лыско, наш олененок-то? Ну, ему, бегуну,
еще надо подрасти... Ах ты, какой шустрый!..
Старик долго стоял на одном месте и все улыбался, припоминая бегуна.
На другой день Емеля подходил к своей избушке.
- А... дедко, принес теленка? - встретил его Гриша, ждавший все время
старика с нетерпением.
- Нет, Гришук... видел его...
- Желтенький?
- Желтенький сам, а мордочка черная. Стоит под кустиком и листочки
пощипывает... Я прицелился...
- И промахнулся?
- Нет, Гришук: пожалел малого зверя... матку пожалел... Как свистну, а
он, теленок-то, как стреканет в чащу, - только его и видели. Убежал, пострел
этакий...
Старик долго рассказывал мальчику, как он искал теленка по лесу три дня
и как тот убежал от него. Мальчик слушал и весело смеялся вместе с старым
дедом.
- А я тебе глухаря принес, Гришук, - прибавил Емеля, кончив рассказ. -
Этого все равно волки бы съели.
Глухарь был ощипан, а потом попал в горшок. Вольной мальчик с
удовольствием поел глухариной похлебки и, засыпая, несколько раз спрашивал
старика:
- Так он убежал, олененок-то?
- Убежал, Гришук...
- Желтенький?
- Весь желтенький, только мордочка черная да копытца.
Мальчик так и уснул и всю ночь видел маленького желтенького олененка,
который весело гулял по лесу со своей матерью; а старик спал на печке и тоже
улыбался во сне.
---------------------------------------------------------------------
Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей
Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
- Братцы, вот я! - весело крикнул Репей, выглядывая из земли зеленой
почкой. - Ух, как долго я спал!.. Здравствуйте, братцы!
Когда он посмотрел кругом, то понял, почему никто не откликнулся: он
выглянул из земли почти первый. Только кое-где еще начинали показываться
зелененькие усики безымянной травки. Впрочем, у самого забора уже росла
острая крапива, - эта жгучая дама являлась всегда раньше всех. Репей даже
рассердился немного, что он опоздал.
- Вы что же молчите? - обратился он к Крапиве. - Кажется, я был
вежлив...
- А что же мне говорить? - заворчала Крапива: она вечно была чем-нибудь
недовольна. - Только выскочил из земли, и давай орать... Вот посмотрите, как
себя умно ведет Чертополох: растет себе потихоньку.
- Ах, не говорите мне про Чертополох... Он молчит, потому что глуп. Да,
очень глуп, бедняжка... Впрочем, я это так, к слову. Я знаю, Крапива, что вы
давно неравнодушны к этому колючему господину...
- Кажется, это не ваше дело, умный болтун! - отозвался выведенный из
терпения Чертополох.
- Виноват, я к слову... Действительно, меня это нисколько не касается.
Да... А все-таки я рад встретить старых знакомых. Помилуйте, сколько лет
вместе растем у одного забора... Одним словом, соседи. Нет, я не сержусь на
вас, Чертополох, хотя вы и могли бы быть повежливее. Впрочем, все зависит от
воспитания, и вы не виноваты, что не знаете первых правил приличия...
- Ну, пошел молоть!.. - ворчал Чертополох. - Для чего только родятся
такие болтуны? Напрасно землю занимают и другим мешают...
- Значит, по-вашему, я лишний? - обернулся Репей. - Я? Лишний? Ха-ха!..
Вот это недурно сказано! Желал бы я знать, кто украшает весь огород?.. Да, я
украшаю, господа! Всем это известно и, кажется, не требует доказательств.
Один рост чего стоит: а потом - какие листья!.. Должен признаться, что я по
ошибке попал в ваше общество, то есть на задворки. Мое настоящее место
где-нибудь в оранжерее... Скажите, пожалуйста, чем лучше все эти пальмы?
Дайте-ка мне хорошую пищу, побольше света и тепла, так я бы их всех за пояс
заткнул. Просто ко мне относятся несправедливо, и я вынужден скитаться под
заборами... Да, люди несправедливы и сами виноваты, что не могут понять
настоящей красоты...
- Да... особенно - ваших цветов прекрасных!.. Нечего сказать, хороши
цветы... Просто какие-то шишки! - ядовито заметила Крапива. - Вот у
Чертополоха так цветы, а тут - колючие шишки.
Крапива и Репей частенько ссорились между собой, ссорились просто так,
от нечего делать. Чертополох обыкновенно молчал и вступался только тогда,
когда Репей очень уж начинал хвастать. Положим, и Крапива была хороша, -
всех бы жалила; но что вы поделаете с женщиной, когда она желает сердиться?
А весна шла быстрыми шагами. Солнышко так и пригревало оттаявшую землю.
Огород и задворки, заглушенные сухим бурьяном и сорной травой, начинали
принимать веселый вид, точно принаряжались к какому-то празднику. Везде
показывалась светлая весенняя зелень, точно развертывался дорогой бархатный
ковер... Поднималась молодая крапива, чертополох, репей, лебеда. Все эти
сорные травы росли с необыкновенной быстротой, как будто стараясь перегнать
друг друга. Скоро выглянул желтым глазком Одуванчик и крикнул:
- Здравствуйте, братцы!..
Одуванчик был славный малый, а главное, ни с кем не ссорился. Растет
себе и радуется. Его все любили, а особенно серебристая Лебеда, тоже
скромная и безобидная травка. Они так и росли вместе, как брат с сестрой.
- Ты меня любишь, Лебеда? - шепотом спрашивал Одуванчик вечером,
складывая свой желтый цветочек.
- Ах, очень, очень люблю!.. - признавалась тоже шепотом Лебеда, опуская
свои зеленые листочки, точно посыпанные серебряной мукой. - Вы такой
вежливый, Одуванчик, не то что Репей или Чертополох. А Крапивы я боюсь, -
она такая злая. Я стараюсь всегда быть подальше от нее...
- Я тоже... Неприятная дама!.. Ее даже коровы боятся и люди тоже. Так и
вцепится...
Остались незаросшими только гряды, где взрытая земля так неприятно
чернела. А какая там была отличная почва!.. Сорные травы всегда смотрели на
нее с завистью. Вот бы где отлично было устроиться.
- Я не понимаю, почему мы должны жаться у заборов, - ворчал Репей. - На
грядах земля такая мягкая, как пух, и потом так много солнца...
- А ты попробуй устроиться на гряде, - ехидно советовала Крапива.
- Устроиться не долго, да только из этого не выйдет толка... Хлопот
много.
- Ты боишься хозяйки?
- Что мне ее бояться? Я никого не боюсь. А только это несправедливо,
что нас загнали к забору. Чем мы хуже других?
Пока гряды не были вскопаны, в огород заходила разная скотина. Впрочем,
коровы не трогали сорной травы, а только пощипывали зеленую травку. Вот
другое дело, когда забрался однажды козел. Он прямо попал на Репей и съел у
него целый лист.
- Ах, какой нахал! - ругался Репей. - Это наконец невежливо... Погоди,
вот я тебя осенью украшу всеми своими шишками... Будешь меня помнить,
негодная тварь!
От козла досталось и бедному Одуванчику, и Лебеде: они тоже
недосчитались зеленых листьев. Он не тронул только Крапивы и Чертополоха.
- Благородное животное козел!.. - ехидно уверяла всех Крапива. - Он
никогда не затопчет... Не то что корова или лошадь.
Скоро земля совсем оттаяла, и в огород пришла хозяйка. Это была
низенькая старушка в темном платочке. Огород для нее составлял главную
статью дохода: и сама сыта, да еще на рынок столько овощу разного продаст.
Посмотрела, посмотрела старушка кругом и говорит:
- Пора гряды копать...
А потом еще посмотрела кругом, покачала головой и говорит:
- Откуда только берется эта сорная трава?.. И когда успела вырасти?..
Ведь никому она не нужна...
Репей обиделся на старушку за всех товарищей.
- Вот тоже выдумала: никому не нужны!.. Это мы-то не нужны? Вот ты,
старушонка, действительно никому не нужна, - и давно тебе пора помирать... И
тебя не будет, а мы все-таки будем расти. Вся разница в том, что будет у нас
другая хозяйка, подобрее.
На другой день старушка опять явилась в огород и привела с собой внучку
Машу.
- Стара я стала, внучка, одной не управиться, а твое дело - молодое, в
охотку поработаешь.
- Ничего, бабушка, поработаю. Да и какая это работа? Одно
удовольствие...
Начали бабушка с внучкой гряды копать. Бабушка кряхтит, кряхтит, едва
полгряды выкопает, а у внучки уже целая грядка готова.
- Ай да внучка! Ай да умница! - похваливает старушка. - И я прежде вот
так же скоро все делала, а теперь едва спину разогну...
А Маша только смеется. Копает да еще песни поет. Не работа, а забава.
Здоровая девушка, - в охотку поработать... Дней в пять все было кончено.
Посмотрела Маша на свою работу, полюбовалась и говорит:
- А что, бабушка, у тебя вот там место под забором даром пропадает? Вот
бы малины посадить, да крыжовнику, да смородины... Очень уж я малину люблю,
бабушка.
- Так, внучка, так, милая... и в самом деле, посадим-ка малинки, да
смородинки, да крыжовнику. Которую ягоду сами съедим, а которую на базаре
продадим... Я уж давно об этом сама подумывала, да все как-то руки не
доходили.
Обрадовалась старушка новой статье дохода, благо у внучки руки
здоровые. Сказано - сделано. Накупила старушка у знакомого садовника и
малины, и смородины, и крыжовника, и началась работа. Маша вдоль забора
накопала ям и принялась рассаживать в них кусты. От этой работы больше всего
досталось Крапиве.
- Что же это такое, - кричала она на весь огород, - этак и совсем житья
не будет!.. Караул!..
В отчаянье она несколько раз пребольно ужалила белые руки бойкой
внучки.
- Вот тебе, вот тебе, выдумщица!..
- Ах, проклятая крапива, как она больно жжется!.. - жаловалась Маша,
помахивая рукой.
- Я всех сожгу, - шипела Крапива.
- Откуда она только берется! - удивилась опять старушка. - Ведь никто
ее, кажется, не садит...
Гораздо скорее начали расти все овощи после полотья.
- Ишь дармоеды!.. - ворчал Репей. - Небось своего ума не хватало, чтобы
расти в готовой гряде. Эх вы, белоручки!..
- Молчи, мужик, - крикнул с гряды молодой Горох, начинавший завиваться
около своей тычинки, - не твое дело...
- А ты, хвастун!.. Погоди, вот тебя воробьи заклюют.
- Значит, сладко, если клюют... А вот тебя так никому не нужно.
- Оттого и не нужно, что я для себя расту, а ты для других стараешься.
Одним словом, что ни день, то новый спор. Нашла коса на камень, и
хвастун попал на хвастуна.
На гряды теперь любо было посмотреть. Все зеленело и быстро росло. И
простоватая свекла, и кокетливая морковка, и горькая редька, и капуста. Вся
беда, что мало было кавалеров - все наперечет: хвастун Горох да горький Лук.
Впрочем, Лук понимал свое положение и старался расти поближе к Редьке, -
такая же горечь, так уж вместе бог велел расти.
- У меня все красавицы растут, - хвастался Горох. - А всех лучше
морковка... Вот какие у нее листочки прорезные, точно зеленые кудерьки. Так
сами и вьются...
Морковка делала вид, что не слышит этих похвал, и только все краснела и
краснела. И приятно, и стыдно. Конечно, верить Гороху нельзя; а все-таки,
когда так начинают хвалить прямо в глаза, невольно как-то хочется верить.
Скромная морковка начинала про себя думать, что в самом деле она лучше всех,
и еще больше краснела. Вот другое дело Редька; толстеет себе, как купчиха, и
ничего знать не хочет.
Споры часто заходили так далеко, чуть не до настоящей ссоры. Главными
зачинщиками являлись Горох и Репей.
- Эй ты, мужик! - кричал обыкновенно Горох. - Никому-то тебя не нужно.
Тебя даже и скотина не ест... Для чего ты растешь?
- Для себя расту, - отвечал Репей с гордостью. - А что касается того,
что я никому не нужен, так это ты весьма ошибаешься... Куда человек - туда и
я; значит, и я на что-нибудь нужен. Тысячу верст человек прошел, и я за
ним... Для меня все равно - холод и жар: я не прихотлив. А ты - неженка.
Тебя и садить нужно, и беречь, а я все сам. Вот теперь и сообрази, что все
это значит...
- Моя хозяйка говорит, что ты никому не нужен.
- Мало ли что она скажет!.. Вот осень настанет, вот она и примется
выбирать вас всех из гряды; а я-то останусь на том же месте. Вот тебе и не
нужен... Тебя каждый козел съест; а я так вцеплюсь в него, что не
обрадуется. Всю бороду ему зацеплю, - не отдерет потом. И Крапива тоже
постоит за себя, и Чертополох... Мы уже все заодно живем. Без нас-то какой
огород может быть?.. Да, подумай-ка своим умом... Ежели разобрать, так я
гораздо поважнее тебя буду и постарше. Конечно, меня мало ценят, ну, да это
все равно. Я мало обращаю внимания, что про меня говорят. Они свое говорят,
а я свое делаю. Так-то, милый друг!.. Одним словом, жаль мне тебя, потому
что ты чужим умом живешь. Легкомысленный овощ, и больше ничего. До первого
мороза тебе и жить.
- У всякого своя судьба, Репей. У тебя кожа толстая, - вот и не боишься
мороза; а у меня листочки нежные, сам я тоненький... Одним словом,
деликатное растение.
Так дело шло день за днем. Лето проходит быстро, - его вспоминают,
когда оно пройдет. Так было и тут. Гряды в огороде покрылись густой зеленью.
Капуста разбухла до того, что верхние листья на ней лопались. Горох отцвел и
покрылся стручьями. Малина начала созревать, хотя на первый год ягод и
немного было.
Внучка Маша, кажется, больше всего заботилась о ягодах. Нет-нет и
заглянет в огород. То репку сорвет, то спелую ягодку ущипнет. Крапива и тут
не унималась. С горя она нынче выросла большая-большая и не упускала случая
обжечь прихотницу-внучку.
- У, гадкая! - ворчала девушка, пряча руки.
Скоро ягоды были обобраны, и очередь наступила овощам. Началось дело с
гороха. Перерастет - невкусный будет. Потом редьке и луку досталось. Потом
дело дошло до свеклы и моркови. Старушка приходила каждое утро и вырывала
созревшие овощи, чтобы снести их на базар.
- Что, дармоеды? - торжествовал Репей. - Пришла ваша пора... всех вас
старушонка перетаскает на базар. Так вам и надо - не хвастайтесь...
Погодите, вот ударит мороз, - всем конец.
И мороз ударил... Почернела ботва у картофеля, пожелтел горох, начали
обваливаться засыхавшие листья. Пришла старушка вместе с внучкой и принялась
за работу. Вместе они повыдергали весь картофель, морковь, репу и свеклу и
целых два дня обрезывали ботву. Гряды приняли такой печальный вид, точно по
ним прошел неприятель. В бороздах валялись целые вороха обрезанных листьев,
точно старое, изношенное платье, которое уже никому не нужно.
Дольше других на грядках оставались лук, редька да капуста. Они не
боялись морозов. Но и их очередь наступила. Опять пришла старушка с внучкой,
и гряды окончательно опустели. Тяжело было смотреть даже со стороны, как
валились под ножом тяжелые зеленые головы капусты. Скоро весь огород был
убран, и на грядах оставались одни кочерыжки от капусты, жалко торчавшие из
земли, точно утиные шеи.
Полил дождь, загудел ветер, а потом первый мороз сковал землю. Жутко
пришлось и сорной траве.
- Ну, кума, пора и нам отдохнуть, - сказал как-то Репей засыхавшей
Крапиве. - Что же, пожили, покрасовались и на будущий год опять увидимся...
До свидания, кума! Меня только одно утешает: всех этих дармоедов убрали от
нас, - место очистили...
Крапива только жалобно стонала:
- Ух, как холодно!.. В самом деле, пора на покой. - Она даже сердиться
не могла.
Чертополох все лето промолчал и молча засох от первого инея.
---------------------------------------------------------------------
Книга: Д.Н.Мамин-Сибиряк. Избранные произведения для детей
Государственное Издательство Детской Литературы, Москва, 1962
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 27 апреля 2002 года
---------------------------------------------------------------------
- Васька едет на дачу!.. - пронеслось по двору, где играли дети разных
возрастов. - Васька едет!..
Это кричал взъерошенный мальчик лет восьми, выскочивший на двор,
несмотря на холодный апрельский день, в одной рубахе, босиком и без шапки.
- А вот и врешь, Колька, - отозвалась девочка лет семи, тоже босиком, с
запачканным личиком. - Мамка сказывала, что тетка Матрена едет с господами в
деревню, а не на дачу.
- Это все одно, - сказал Колька.
- А вот и не все одно...
- Говорят: все одно.
- Н-ет...
Чтобы доказать упрямой девчонке, что дача и деревня одно и то же,
Колька подскочил к ней и довольно больно толкнул в спину, так что девочка
едва удержалась на ногах и заплакала.
- Анютка, а ты его сама ударь, - советовал кто-то из толпы, окружавшей
споривших.
Но Анютка не желала драться, а только терла глаза грязным кулачком. Для
городских детей, выросших на дворе и не бывавших дальше ближайшей мелочной
лавочки, дача и деревня представляли пустые слова, разница которых