Манфреди Валерио Массимо. Последний легион

 
   Первая группа людей Вульфилы явилась довольно скоро, — варвары были измучены, их кони все в мыле. По выражению лиц солдат нетрудно было понять, что их поиски успехом не увенчались. Вульфила набросился на них, вне себя от ярости.
   — Только не говорите мне, что вы их не нашли! Толпа людей вместе с лошадьми не могла просто раствориться в воздухе! Чтоб вам пропасть!
   — Мы везде искали, — возразил один из варваров. — Должно быть, им тут известно какое-то тайное местечко. Они ведь всегда жили в этих краях, они тут все знают лучше, чем мы. А может быть, их спрятал кто-то из местных.
   — Обыскать все дома! Заставить крестьян говорить! Вы знаете, как это делается, не правда ли?
   — Мы уже это сделали, но большинство вообще нас не понимает.
   — Они нас просто дурачат! — взревел Вульфила.
   Стефан наблюдал за варваром с абсолютно бесстрастным видом, но в глубине души злорадствовал, видя, как эту здоровенную волосатую тварь охватывает глубокая паника.
   К полудню вернулись уже все отряды.
   — Может, повезет тем, кто отправился дальше на север, — сказал один из всадников. — Мы договорились встретиться в Пизаруме. Тот, кто прибудет туда первым, должен подождать остальных. А ты что прикажешь?
   — Продолжить охоту, — коротко ответил Вульфила. — Немедленно.
   Стефан решил, что и ему тоже пора отправляться восвояси.
   — Встретимся в Равенне, насколько я понимаю, — сказал он Вульфиле. — Я здесь еще немного подожду, за мной должна прийти лодка. — Потом он снова дал Вульфиле знак приблизиться. — А правда ли, что у того меча — золоченая рукоятка в форме орлиной головы?
   — Ничего об этом не знаю. Не понимаю, о чем ты говоришь, — ответил Вульфила.
   — Может быть, может быть… Но если тот меч когда-нибудь попадет в твои руки, помни, что есть на свете кое-кто, готовый отвалить тебе за него столько золота, чтобы укрыть тебя с головой, в буквальном смысле. Понял? И не натвори каких-нибудь глупостей, если добудешь его. Просто дай мне знать, и я все устрою. Всю оставшуюся жизнь ты проведешь в роскоши.
   Вульфила промолчал, лишь бросил на Стефана короткий недоверчивый взгляд. Потом отдал приказ своим солдатам, и они рассыпались веером и галопом помчались в разные стороны. Сам Вульфила возглавил небольшую группу, направившуюся на север. И несколько дней подряд варвары обшаривали окрестности, хотя и безуспешно, — пока, наконец, не встретились у ворот Пизарума с опередившей их группой. Погода становилась все хуже, и непрерывно моросящий дождь превратил дороги в потоки грязи, а по полям и вовсе невозможно было уже проехать на лошади. Кое-где склоны холмов уже начали покрываться снегом. Гонец, обогнавший отряд, уже сообщил во все гарнизоны, мимо которых продвигались варвары Вульфилы, что они ищут пятерых мужчин, путешествующих вместе с женщиной, стариком и ребенком. Рано или поздно кто-то должен был их заметить. А сам Вульфила мчался во весь опор в Равенну, почти без остановок; там его ожидало самое трудное — встреча лицом к лицу с Одоакром
 
   Magistermпlitium принял Вульфилу в одной из комнат в апартаментах императора, в которых он давно уже расположился. Взгляд Одоакра сразу дал варвару понять, что любое сказанное им слово может только ухудшить положение, и ничего более того. И Одоакр позволил своему начальственному гневу выплеснуться сразу, как только Вульфила предстал пред его очи.
   — Лучший из моих людей! — рявкнул Одоакр. — Мой заместитель, моя правая рука позволила одурачить себя этим бесхребетным римлянам! Да как же это случилось?!
   — Они вовсе не были бесхребетными, — вырвалось у Вульфилы.
   — Это и без слов ясно. В данном случае бесхребетным оказался ты.
   — Поосторожнее, Одоакр, даже ты не можешь разговаривать со мной вот так!
   — Ты что, угрожаешь мне? После того, как ты постыдно провалил дело, после того, как опозорился, — ты смеешь мне угрожать? Сейчас ты мне расскажешь во всех подробностях, что там произошло, и не пропустишь ни единой мелочи. Я должен знать, какие люди меня окружают; я должен знать, не стал ли ты таким же изнеженным и неумелым, как все те римляне, которых мы поработили и подчинили себе!
   — Они застали нас врасплох. В ту ночь был сильный шторм, и, тем не менее, они как-то умудрились подняться по скале с севера, — но там вертикальный голый утес, и мы всегда полагали, что по нему подняться к вилле просто невозможно. А сбежали они через тайный подземный ход, выводящий в море. Два мои судна постоянно патрулировали возле острова, на всякий случай, — однако все в ту ночь было против нас: когда шторм начал слегка утихать, извергся вулкан, и их лодка скрылась в облаках сажи. Но их главарь утонул… это был тот самый человек, который уже пытался освободить мальчишку здесь, в Равенне. Я видел, как он ушел под воду, но погоню не остановил.
   — Ты уверен? — перебил его удивленный Одоакр. — Ты уверен, что это был тот самый человек? Почему ты в этом уверен, если было так темно, как ты утверждаешь?
   — Я видел его так близко, как вижу сейчас тебя. Я уверен, это был он. Ну, надо сказать, меня это даже не слишком удивило: тот, кто однажды совершил попытку и потерпел неудачу, наверняка попробует повторить все снова. Хотя, конечно, я был потрясен в первое мгновение, столкнувшись с ним нос к носу.
   — Продолжай, — приказал Одоакр, желая поскорее узнать до конца всю эту странную историю.
   — Я мог бы предположить, что в итоге они потерпели крушение, — снова заговорил Вульфила, — Это было бы вполне логично — если бы они разбились о подводные камни, учитывая все обстоятельства. И, тем не менее, я пересек Апеннины, чтобы добраться до того места, где им была назначена встреча. Я прибыл туда точно в тот день, когда они предполагали прибытие корабля. Но, дьявол их забери, они уже были там, хотя как они могли добраться… впрочем, кто-то из них наверняка хорошо знает тамошние места. Они уже были почти в моих руках — и снова ускользнули. Исчезли без следа. Мы обшарили все вокруг на несколько дней пути в разные стороны, но не нашли ничего. То есть совершенно очевидно, что римляне знали, где именно содержат мальчика. Они знали, что северная стена не защищена, и они знали путь отступления, о котором я даже не подозревал. Кто-то явно снабжал их самыми подробными сведениями.
   — Кто? — резко спросил Одоакр.
   — Кто-то изнутри, с острова. Это мог быть кто угодно: любой из слуг, или рабочий, или булочник, или кузнец, или кто-то из поваров, маркитантов… да хоть проститутка. Кто знает? Но за ними должен в то же время стоять некто куда более значительный; иначе, откуда бы им узнать о подземном коридоре? Я, насколько мог, ограничил контакты между виллой и населением острова, но полная изоляция невозможна.
   — Если ты подозреваешь кого-то конкретного, говори.
   — Возможно, это Антемий. Он может хорошо знать виллу на Капри. Говорят также, что у него много знакомых в Неаполе. Да даже и сам Стефан…
   — Стефан — человек умный и сообразительный; к тому же он практичен по натуре и весьма полезен нам в переговорах с Зеноном, — заметил Одоакр, но видно было, что слова Вульфилы его поразили и насторожили.
   И в самом деле, римляне, осуществившие операцию по освобождению юного императора, были невероятно храбры и удивительно умны. Он ведь прекрасно осознавал, насколько это трудно (или вообще невозможно): пересечь страну, наводненную солдатами, тем более солдатами иностранными, жестокими и грубыми… одним словом, варварами. Одоакр давно уже понимал, что ум куда важнее для него, нежели мечи; что знание нужнее силы. Здесь, в этом огромном дворце, окруженный сотнями стражей, Одоакр чувствовал себя куда более уязвимым, нежели в разгар отчаянной битвы… и на мгновение он испугался, оценив, какая угроза для него таится в тринадцатилетнем мальчишке… свободном теперь, надежно охраняемом и исчезнувшем без следа. И еще он вспомнил обещание мальчика отомстить за смерть матери… да, юнец произнес эту клятву в тот день, когда его мать должны были похоронить.
   — Ну, и что теперь делать? — раздраженно бросил он.
   — Я уже принял кое-какие меры, — сказал Вульфила. — Я заменил мальчишку двойником, такого же возраста и сложения, в такой же одежде… он будет жить на вилле, но приблизиться к нему смогут лишь особо доверенные лица. Новая охрана ничего не знает, они уверены, что это и есть настоящий Ромул Август.
   — Хитроумный план. Мне бы и в голову не пришло, что ты на такое способен. Ну, я теперь мне бы хотелось знать твои планы относительно другого. Как ты намерен поймать мальчишку и тех людей, что увезли его?
   — Дай мне декрет полновластия, и возможность хорошо заплатить за его голову. Они не смогут уйти слишком далеко. Это такая компания, которую чересчур легко заметить. Рано или поздно им придется выбраться из своего укрытия; им понадобится еда, они начнут искать какое-то место, чтобы жить. В такое время года невозможно сидеть где-нибудь в лесу.
   — Но мы не знаем даже, в какую сторону они отправились!
   — Я бы сказал, это север; на восток им никак не пробраться. Куда же еще? Они должны попытаться покинуть Италию, но никакого корабля им не найти, сезон навигации закончился.
   Одоакр молча обдумал слова своего подчиненного. Вульфила наблюдал за ним так внимательно, как никогда прежде. Прошло несколько месяцев с тех пор, как они виделись в последний раз, и человек, сидевший перед огромным варваром, сильно изменился… поразительно изменился. Его волосы были подстрижены и уложены в аккуратную прическу; он недавно побрился, на нем была льняная далматинская рубаха с длинными рукавами, спереди украшенная широкими полосами вышивки — серебро и золото… Башмаки из телячьей кожи, с красной шнуровкой, расшиты красными и желтыми шерстяными нитками. На шее висел серебряный медальон с золотым крестом, на поясе — серебряная пряжка… На пальце левой руки — перстень с изумительной камеей. И, в общем, он ничем не отличался от важных римских сановников, кроме цвета волос, светлых с рыжинкой, да веснушек, усыпавших его лицо и руки.
   Одоакр заметил, что Вульфила изучает его, и решил пресечь это смутившее его исследование.
   — Император Зенон даровал мне звание римского патриция, — сказал он. — Теперь я вправе добавлять к своему имени «Флавий» и обладаю полной властью в этой стране и прилегающих к ней областях. Я дам тебе декрет, который ты требуешь. Поскольку жизнь мальчика не имеет больше политической ценности, по крайней мере, в том, что касается наших отношений с восточным императором, и в то же время он создает риск возникновения новых волнений, — я приказываю тебе найти его и убить. Принеси мне его голову; остальное сожги, а пепел развей по ветру. Единственным Ромулом Августом — или «августенышем», как его в насмешку называли за глаза его же придворные, — останется тот, что живет на острове Капри. Единственным — для всех и на все времена. Что же касается самого тебя, Вульфила, — не смей возвращаться, пока не выполнишь все мои приказы. Если понадобится, отправляйся за ним хоть на край света. Если вернешься без его головы, поплатишься своей собственной. Ты знаешь, я это сделаю.
   Вульфила не соизволил как-то отреагировать на угрозу.
   — Готовь свои приказы, — сказал он. — Я отправлюсь в путь, как только получу их. — Но прежде чем выйти из комнаты, он задержался на пороге и спросил: — А что вообще случилось с Антемием?
   — В каком смысле?
   — Я пытаюсь сообразить, как это Стефан сумел приобрести такой вес.
   — Стефан сделал все возможное для того, чтобы восстановить отношения между Востоком и Западом, — пояснил Одоакр, — Он стал инструментом для укрепления моего положения здесь, в Равенне… а это была задача сложная и деликатная, настолько, что тебе этого просто не понять. Что же касается Антемия — он получил то, что заслужил. Он пообещал Василиску построить военную базу для его солдат здесь, в лагуне, — в обмен на защиту Ромула. Более того, он организовал покушение на мою жизнь. Его задушили.
   — Понятно, — бросил Вульфила и покинул императорские апартаменты.
 
   Именно в этот момент Вульфила понял, что должен знать все о каждом шаге и вздохе Стефана. Он уже отчасти разобрался в этом человеке. Мысль о загадочном мече преследовала его, точно так же, как и самого Вульфилу. Правда, Вульфила не понимал причин интереса Стефана, но тут явно были замешаны власть и деньги, раз уж Стефан готов был выложить за меч целое состояние. Более того, Стефан наверняка завладел той сетью шпионов, которую в свое время создал Антемий, и сумел устранить старика с дороги, сам при этом ничуть не замаравшись. А значит, этот молодой человек был самым расчетливым и опасным из всех тех людей, с какими Вульфиле приходилось иметь дело в своей жизни. Пытаться обыграть его означало рисковать понапрасну, Вульфила наверняка бы потерпел неудачу. Так что наилучшей стратегией было, конечно, ожидание: что-нибудь могло увести Стефана из Равенны. И у огромного варвара даже возникло нечто вроде предчувствия, что такое может случиться очень скоро. А уж тогда он, как тень, пустится за Стефаном, и тот приведет Вульфилу туда, куда надо. А пока Вульфила разослал во все стороны посыльных — на поиски группы из шести или семи человек, с женщиной, стариком и ребенком.
 
   Маленький отряд Аврелия ушел от варваров Вульфилы через скрытую в горах узкую долину маленькой реки. Потом беглецы поднялись на склон какой-то горы, чтобы осмотреть все вокруг и убедиться в отсутствии преследования. После этого они разделились на три неравные группы и двинулись дальше, сохраняя между собой расстояние в милю. Батиат шел пешком, закутавшись в длинный плащ с глубоким капюшоном, полностью скрывавший цвет его кожи. Он шел один, чтобы его рост не так бросался в глаза и чтобы его не связывали с другими путешественниками.
   Ромул ехал с Ливией и Аврелием, и они выглядели как семья, отправившаяся куда-то со скромными пожитками. Остальные держались вместе. Оружие они прятали под плащами, кроме щитов, которые были слишком громоздкими, — их пришлось погрузить на спину одного из мулов и прикрыть одеялом. Весь этот план маскировки предложил Амброзин; а Ливия разработала маршрут передвижения, снова проявив себя как испытанный ветеран. Снег уже лежал почти повсеместно, однако он был не настолько глубок, чтобы затруднять передвижение, да и холод не был слишком суровым, поскольку небо постоянно затягивали облака. В первую ночь они соорудили шалаш из еловых веток, и ветки же послужили им постелью; в общем, от ветра они более или менее были защищены. Когда же они убедились, что враги не наступают им на пятки, они даже решились разжечь в глубине леса костер, выбрав полянку, со всех сторон окруженную густым кустарником.
   На следующий день небо очистилось, температура воздуха в отдаленных от моря районах резко упала. Зато к нижней части склонов Апеннин продолжал течь более теплый воздух с моря, и в результате внизу возникла плотная пелена тумана, благодаря которой никто не мог бы увидеть, что происходит наверху. Когда к вечеру второго дня путники приблизились к равнине, им пришлось решать: то ли спуститься и пересечь ее, то ли продолжать как можно дольше двигаться к западу по склонам Апеннин. Пожалуй, идти горами было более безопасно, однако это означало, что им придется далее шагать по Лигурийскому побережью к Галлии, а там их почти наверняка обнаружат гарнизоны Одоакра, уже предупрежденные о возможном появлении беглецов. Вульфила мог даже послать на каждый из перевалов кого-нибудь, способного узнать мальчика и его наставника; ведь несколько десятков его воинов, сопровождавших императора на Капри и охранявших его там, прекрасно помнили лицо Ромула. Карта, которую Амброзин столь предусмотрительно срисовал со стены старой почтовой станции в Фануме, оказалась воистину бесценной, когда отряд начал совещание — с наступлением ночи, у маленького костра. Им надо было разработать дальнейший маршрут и стратегию действий.
   — Я бы пока воздержался от спуска на равнину, — сказал Амброзин. — Мы пока что слишком близко от Равенны, и шпионы Одоакра будут высматривать нас во все глаза. Я бы предложил оставаться пока в горах и двигаться на запад по средней части склонов, пока не поравняемся с Пласентой. А там уже мы должны будем решить, то ли продолжать двигаться вперед до Постумии, чтобы оттуда повернуть к Галлии, либо резко повернуть на север, к озеру Вербано. Мы тогда уже будем недалеко от перевала, что связывает долину реки По с западной Ретией, а там сейчас все в руках бургундцев.
   Амброзин упомянул также и о том, что во время путешествия в Италию он обнаружил некую тропу неподалеку от перевала, — не слишком уж непроходимую, — которая вела через Мезинскую область к одной ретийской деревушке, расположенной практически на побережье.
   — Если хотите послушать моего совета, — закончил старый наставник, — я бы отказался от первого маршрута, потому что здесь слишком населенные места, мы будем подвергаться ежеминутной опасности. Северное направление куда более выгодно и безопаснее по многим причинам.
   Аврелий согласился с этим, Батиат и Ватрен — тоже. Амброзин невольно подумал, что все трое друзей весьма охотно отказались от западного маршрута: они ведь знали, что тогда им придется пересечь Дертону, где поля до сих пор усеяны незахороненными костями их павших товарищей…

ГЛАВА 11

   — Этот путь намного дольше, — заметила Ливия, нарушив молчание, внезапно упавшее на их маленький лагерь. — Нам понадобятся деньги, а у нас нет ни гроша
   — Это верно, — согласился Амброзин. — Придется покупать еду, платить за проезд по мостам и за переправы на паромах, да еще фураж для лошадей высоко в горах, да еще ночлег для нас самих, когда станет слишком холодно, чтобы спать на открытом воздухе…
   — Тогда у нас только один выход, — заявила Ливия. — Стефан уже должен был к этому времени вернуться в Римини, в свою приморскую виллу. Он нам кое-что должен за работу. И даже если он не может расплатиться сполна, не думаю, чтобы он отказался нам помочь. Я знаю, где эта вилла, я с ним там встречалась однажды. Так что мне не составит труда до нее добраться.
   — Но можем ли мы доверять ему? — спросил Аврелий.
   — Но ведь это именно он явился в Фанум, чтобы предостеречь нас и предложить путь побега. Стефану пришлось сделать все, чтобы выжить, как и многим другим; ему пришлось приспособиться к переменам власти, но Антемий ему доверял, и, должно быть, у него были к тому основания.
   — Вот это меня и тревожит. Антемий нас предал.
   — Я тоже сначала так подумала, но потом поняла, что смена власти в Константинополе, должно быть, поставила его в безвыходное положение. Может быть, его пытали… в общем, мы все равно не можем представить, что там произошло. Да в любом случае, всем рисковать незачем. Я отправлюсь одна.
   — Нет, я поеду с тобой, — настойчиво произнес Аврелий.
   — Лучше тебе этого не делать, — возразила Ливия. — Ты нужнее здесь, рядом с Ромулом. Мне надо будет выехать до рассвета, и если все пойдет хорошо, я вернусь через день к вечеру. Если нет — отправляйтесь дальше без меня. Уж как-нибудь вы сумеете выжить, даже если не получите денег Стефана. Бывало и хуже.
   — Но уверена ли ты, что сумеешь обернуться за такое короткое время? — спросил Амброзин.
   — Конечно. Если не случится ничего непредвиденного, я к вечеру доберусь до виллы Стефана. На следующий день еще до рассвета пущусь в обратную дорогу — и ночь проведу уже с вами.
   Ее друзья переглянулись, несколько смущенные.
   — Да чего вы боитесь? — спросила Ливия утешающим тоном — Как будто раньше вы не обходились без меня, до нашей встречи! И вы прекрасно знаете, что я умею постоять за себя; вы ведь это видели, не так ли?
   Амброзин оторвал взгляд от карты.
   — Послушай-ка меня, Ливия, — сказал он. — Сейчас для нас разделиться — значит создать лишние трудности. Если ожидание продлится хоть немного дольше обещанного — те, кто останутся здесь, начнут строить самые невероятные предположения, рассчитывая каждый шаг отсутствующей персоны, вычисляя и прикидывая, сколько еще времени может потребоваться для возвращения, а заодно выдумывать разнообразные причины задержки, скорее всего, не имеющие отношения к тому, что произошло в действительности. С другой стороны эта задержка может вызвать особые чувства; запаздывающая персона подумает, что если бы встреча была назначена на более поздний срок, никому не пришлось бы волноваться… В общем, Ливия, лучше сразу назначить дополнительное время. Например, если ты не явишься через два дня вечером, мы задержимся тут на ночь, по меньшей мере, и до рассвета следующего дня не тронемся с места. Если мы и тогда не увидим тебя, мы будем знать, что между тобой и нами встало некое непреодолимое препятствие. Давай-ка я покажу тебе, где мы будем переходить Альпы. Смотри, вот тут — Месинский перевал, — сказал он, показывая нужную точку. — Ты можешь в случае чего направиться прямиком туда, я тебе расскажу маршрут. Я все его подробности знаю наизусть. Ты доберешься до перевала — и там мы встретимся, если ты сочтешь это необходимым и возможным.
   — Блестящее решение, — одобрила Ливия. — Пойду готовиться к отъезду.
   Она взяла упряжь и пошла к своей лошади, пасшейся неподалеку.
   Аврелий отправился следом за ней.
   — Римини, — сказал он. — Это совсем рядом с твоим домом. Всего несколько часов на веслах — и ты очутишься в своем городе в лагуне. И что ты будешь делать?
   — Я вернусь, — ответила Ливия. — Как обещала
   — Мы все отправляемся неведомо куда, — настойчивым тоном продолжил Аврелий. — Мы гонимся за мечтой старого человека, мы сопровождаем мальчика-императора, которого преследуют безжалостные враги. Не думаю, что с твоей стороны было бы уж очень разумно продолжать это путешествие. Твой город на воде ждет тебя. Твои друзья наверняка тревожатся о тебе, ничего не зная о тебе так долго. Ведь там остались люди, которых ты любишь, не правда ли?
   Ливия уставилась вдаль, по другую сторону долины, через море тумана, над которым поднимались лишь верхушки самых высоких деревьев, — на маленький городок, пристроившийся на вершине холма. Тонкие струйки дыма тянулись из труб, словно вечерние молитвы, медленно плывущие к звездному небу… заливистый лай собак казался глухим в холодной туманной атмосфере, в тяжелом воздухе долины. С того дня, как отряд покинул старую почту в Фануме, Ливия и Аврелий ни разу не оставались наедине, и оба вели себя так, словно боялись даже самого легкого намека на близость, боялись, что у них никогда больше не будет случая и повода очутиться в объятиях друг друга, как при прощании в Фануме. Это было похоже на то, как если бы они наблюдали за солнцем, опускающимся за туманный горизонт, и думали, что оно уже не взойдет никогда.
   — Тебе когда-нибудь приходило в голову, что наша затея может кончиться именно так? — снова заговорил Аврелий.
   — Нет, — ответила девушка. — Но теперь это не имеет особого значения.
   — А что имеет особое значение?
   — Почему мы делаем то, что делаем. Почему мы идем с этими двоими дальше? Почему ты решил последовать за ними?
   — Потому что я беспокоюсь о мальчике. У него никого нет в целом свете, его некому защитить. Наоборот, половина мира желает ему смерти, а другая половина не станет возражать, если он умрет. На плечах этого мальчика лежит такой груз, какой может раздавить любого. А может быть, причина куда проще: я просто не знаю, куда еще можно пойти, чем еще заняться.
   — Но почему ты думаешь, что его плечи достаточно крепки, чтобы выдержать этот груз? Он ведь не Геркулес, что взялся подержать небо вместо Атласа.
   — Ты шутишь, а это нечестно, — сказал Аврелий, отворачиваясь.
   — Аврелий, прости меня, — поспешила сказать Ливия. — Извини. Я просто злюсь на самое себя; злюсь, что позволила втянуть себя во все это, и что вас всех вовлекла в безумную авантюру, да еще и не имея возможности как-то вознаградить каждого… и подвергла тебя и твоих друзей смертельной опасности.
   — И еще потому, что утратила командный пост. Ты больше не руководишь другими, а просто идешь, как все, не зная, куда мы направляемся, и что нас ждет впереди.
   — Пожалуй, ты прав, — признала Ливия. — Я привыкла сама строить планы и выполнять их. Меня выбило из седла то, что все повернуло в неожиданную сторону.
   — Так ты поэтому избегаешь меня?
   — Ну, это ты от меня прячешься, — огрызнулась девушка
   — Мы, похоже… ну, просто боимся своих чувств.
   — Чувства!.. Да ты просто не знаешь, о чем говоришь, солдат, — неожиданно взорвалась Ливия. — Скольких друзей ты потерял на полях сражений? Сколько видел городов и деревень, сожженных дотла? Сколько видел изнасилованных женщин? Да как можно вообще думать, что в мире, подобном этому, может остаться еще место для каких-то чувств?
   — Ну, ты не всегда бываешь преисполнена такой ярости; когда ты рассказывала мне о своем городе, ты была совсем другой… и когда укрывала Ромула своим плащом и прижимала его к себе, сидя в седле…
   — Это совсем другое. Я тогда была уверена, что дело почти закончено, что мальчик скоро отправится туда, где с ним будут обращаться уважительно и заботливо, и что все мы получим хорошие деньги. А это обещало всем нам надежное будущее.
   — Не могу поверить, что это единственная причина.
   — Ну, хорошо. И еще я думала, что вроде бы нашла того самого человека, которого искала много лет.
   — А тот человек не позволил, чтобы его нашли, так?