Марченко Анатолий. Третьего не дано

   - Повезешь? - спросил Калугин, подходя к нему и отчаянно хлюпая дырявыми сапогами.
   - Близко - повезем, далеко - не повезем, - уныло откликнулся возница, заморгав блеклыми старческими глазами. - Конь кушай хочет. Овес - нет, сено - нет.
   Вода есть, воздух есть. Помирать будем скоро...
   - - Гостиницу "Сарай" знаешь? - спросил Калугин.
   - "Сарай"? - бесстрастно переспросил возница и вдруг оживился, будто окончательно сбросил с себя остатки дремоты. - "Сарай" Москва знает, Париж знает, Нижний Новгород знает. Мусса много господ "Сарай"
   возил...
   - Вот что, татарская морда, - жестко сказал Калугин: он уже входил в роль белогвардейского офицера. - Мне твои басни слушать недосуг. Вези в "Сарай", да поживее!
   Возница суетливо полез на облучок. Калугин и Мишель вспрыгнули на повозку, Кляча, вздрогнув, силилась натянуть постромки. Возница отчаянно хлестал ее по мосластому боку. Мутная россыпь брызг обдала их лица.
   Наконец кляча стронула повозку с места и медленно застучала копытами по мокрым камням. Калугин снял сапоги и вылил из них воду.
   Мишель с жадным любопытством разглядывал низкие дома, редких прохожих. В сравнении с шумной, суетной Москвой жизнь текла здесь тихо, размеренно, и лишь в той стороне, где, по предположению Мишеля, была Волга, временами слышались одиночные выстрелы.
   Гостиница "Сарай" длинным двухэтажным четырехугольником возвышалась вблизи базарной площади. Крохотные торговые палатки, облепившие ее с двух сторон, напоминали скопление лодок возле корабля.
   Расплатившись с возницей, который за всю дорогу не промолвил ни слова, Калугин и Мишель вошли в подъезд гостиницы. В тесной прихожей томились в ожидании свободных номеров люди. Наметанный глаз Калугина сразу же угадал в некоторых из них переодетых офицеров. Накрашенная женщина сидела под пыльной пальмой и курила длинную папиросу, стряхивая пепел в кадку и кокетливо выпуская дым через нос. В противоположном углу группа красноармейцев, составив в козлы винтовки, укладывалась спать на полу.
   Калугин оттер плечом приникших к окошку ожидающих, хмуро и повелительно изрек появившейся там рыжеволосой даме:
   - Двадцать первый номер, мадам...
   Рыжеволосая недоверчиво разглядывала мокрый, измятый пиджак Калугина и презрительно молчала.
   - Я не привык повторять, мадам...
   Дама вскочила, ожесточенно, как гривой, тряхнув рыжими буклями. В руке у нее загремела связка ключей.
   Номер для Калугина и Мишеля был снят еще накануне сотрудником Казанской губчека, который отрекомендовался в гостинице коммерсантом. С ним Калугин и Мишель должны были встретиться этой ночью.
   Номер оказался угловым, находился на втором этаже, и это вполне устраивало чекистов. Они первым делом сняли свою вымокшую одежду, развесили ее на стульях.
   Потом набросились на сухую, солонющую воблу. Расправившись с ней, запили скудный ужин водой.
   Блаженно растянувшись на койках, они молчали, и каждый думал о том, что предстоит им сделать завтра...
   ...Когда Петере привел Калугина и Мишеля к Дзержинскому, их было трудно узнать. Вместо кожанки, которую Калугин не снимал даже в жаркие дни, на нем мешковато висел порыжевший на солнце пиджак. Брюки навыпуск были заправлены в изрядно избитые сапоги.
   Мишелю пришлось расстаться со своей любимой вельветовой блузой и облачиься в косоворотку, в которой он выглядел молодым школьным учителем. Усики и начавшая отрастать бородка, окаймлявшая его бледные скулы, преобразили лицо.
   - Великолепно! - удовлетворенно сказал Дзержинский, придирчиво осмотрев их. - Ну, как вы думаете, товарищ Калугин, признают они вас за своего?
   - А пусть попробуют не признать, - пробасил Калугин, вытягиваясь во фронт и отрывисто прикладывая ладонь к воображаемому околышу фуражки.
   - О, кажется, похоже, - улыбнулся Дзержинский. - Вот уж не думал, что у вас получится.
   - А я сам разве думал, Феликс Эдмундович? - с обидой произнес Калугин. - Да я после всей этой комедии до конца своих дней казнить себя буду. Играть беляка и to противно, краба ему в печенку!
   - И чего расхныкался? - вскинулся Петере. - А то ведь заменю, ей-богу, заменю!
   - Нет, зачем же заменять? - испугался Калугин. - Потерплю.
   - Да, придется потерпеть ради дела, - сказал Дзержинский. - Задание чрезвычайно рискованное и ответственное. Если обезвредим штаб казанской организации, считайте, что одну лапу Савинкову мы отсечем. А с одной ему разбойничать будет не очень-то сподручпо. - Он лукаво взглянул на Петерса. - Яков Христофорович, конечно, вас уже детально проинструктировал, для меня ничего не оставил. Но вам, вероятно, пригодится вот это письмо.
   Вчера мы его перехватили. Пишет Валентина Владимировна Никитина, жена бывшего министра. Она держала у себя явочную квартиру и работала в савинковском "Союзе" как связная. Сейчас она в Казани, откуда и прислала это письмо. Вот что она пишет. - И Дзержинский прочитал текст письма:
   - "Дорогой Николай Сергеевич! В субботу приехала в Казань и в тот же день отправилась по условленному адресу. Дома никого не оказалось. Утром нашла хозяина.
   На вопрос, где находится Виктор Иванович, хозяин состроил злую, удивленную физиономию. Из дальнейшего разговора выяснилось, что он напуган до крайности. Возмущен, что к нему уже несколько дней являются люди, требуют какого-то Виктора Ивановича, квартиру, адреса и так далее. Мало этого, оп получил дурацкую коммерческую телеграмму о подмоченной таре. Самого Виктора Ивановича нигде нет и не было уже больше трех недель.
   Ввиду всего происшедшего я позволила себе превысить мои полномочия и объявила, что являюсь представителем нашего штаба. Это хорошо подействовало на настроение наших людей, которые были в полном отчаянии.
   Присылайте кого-нибудь. Здесь путаница большая. Боюсь, что не справлюсь одна. Эсеры провоцируют, я уже установила разведку и буду парализовывать их действия насколько сумею. Наши молодцы подбодрились и начнут работать.
   Решили мы эсерам ничего не давать, но открыто не показывать своего отношения. Необходимо прислать сюда кого-либо из наших, волевого, смелого человека. По словам Лели, у вас очень плохо, но это ничего. Бог не выдаст. Все старые явки недействительны. Завтра сделаю публикацию с адресом. Всего лучшего, привет всем.
   Валентина Владимировна Никитина".
   Видите, обстановка усложняется. Если старые явки недействительны, надо во что бы то ни стало найти нужную публикацию с адресом, о которой сия дама здесь упоминает. Переворошите местные казанские газеты. Действуйте через Никитину. Учтите вот еще что. Они пишут в памятке для едущего разведчика: важным условием является внешний вид передвигающихся. Не должно быть никаких внешних признаков (галифе, френчи).
   Одеваться следует возможно проще и даже неряшливо.
   Никаких политических разговоров не вести. По прибытии на место соблюдать строгую конспирацию и продолжать разыгрывать прежнюю роль (крючник, артист, мешочник).
   - Ясно, Феликс Эдмундович, - сказал Калугин.
   - Вот и хорошо. Как настроение?
   - Прекрасное! - сияя, ответил Мишель. - Просто ног под собой не чую, что дорвался до настоящего дела!
   - Настроение в наших руках, - деловито добавил Калугин. - Какое требуется по обстановке, такое и будет...
   - Я часто думаю, - сказал мечтательно Дзержинский, - придет время, когда революция и дни, в которые мы живем, станут историей, и это раскаленное, огненное время напомнит о себе, как неповторимое, бесценное счастье.
   - Как счастье... - тихо повторил Мишель.
   - Что ж, посидим на дорожку, - предложил Дзержинский. - Присядь и ты, Яков Христофорович, - сказал он Петерсу, который взволнованно ходил по кабинету. - По русскому обычаю.
   С минуту они сидели молча. Дзержинский поднялся первым, крепко пожал руку Калугину и Мишелю:
   - В добрый путь...
   ...Мишель вспоминал обо всем этом и торопил время, когда можно будет доложить Феликсу Эдмундовичу о том, что задание выполнено. Он взглянул на Калугина.
   Тот лежал с закрытыми глазами и, казалось, дремал.
   - Спишь? - окликнул его Мишель.
   - Выдумаешь тоже, - буркнул Калугин. - Какой, к медузам в ребро, сон! Лежу и думаю: ни черта у тебя, балтийский морячок, не получится. Язык-то у тебя - корчаги ворочать, пни. А там требуется нежные разговорчики вести: "Соблаговолите...", "Честь имею,..", "Не извольте беспокоиться...". Тьфу!
   - А ты больше молчи. И хмурься, хмурься. Рявкни пару слов - и молчок. Еще пару - и снова молчок. А всю разговорную процедуру возложи на меня.
   - Идет! - обрадовался Калугин. - Выручай, И пофранцузски им что-нибудь вверни. Они это любят, каракатицыны дети... А если зарвусь, кашляни - я враз на сто восемьдесят. А то - форменный оверкиль...
   - Это еще что за штуковина?
   - Оверкиль? Это, браток, самое поганое, что может с моряком случиться. Это когда корабль вверх тормашками пойдет.
   - Интересное словечко, - улыбнулся Мишель. - Значит, главное - не допустить оверкиля?
   - Вот именно... - насупился Калугин, думая, что Мишель подсмеивается над ним.
   Помолчав, они стали обсуждать различные варианты предстоящей операции.
   - Ну, хватит, - сказал наконец Калугин. - Это все теория. Утром видимость до самого горизонта.
   - Попробую раздобыть местную газету, - предложил Мишель и натянул на себя еще влажную косоворотку.
   - Ну что? - спросил Калугин Мишеля, когда тот вернулся в помер.
   - Объявлений много. Придется завтра поколесить по городу, - ответил Мишель. - Начнем хотя бы вот с этого: "Продается дом и участок - фруктовый сад, водопровод, электрическое освещение и прочие удобства..."
   Было уже близко к полуночи, когда пришел паренек из Казанской губчека, предъявил мандат. "Ковальков Илья Петрович", - прочитал Калугин и вздрогнул. "Тоже Илья", - подумал он и как-то по-новому, приветливо и добро, посмотрел на Ковалькова.
   - Твоя задача, дорогой товарищ, и легкая, и непосильная, - сказал он Ковалькову. - В зависимости от того, как пришвартуемся. Держать нас под прицелом, чтоб в любой момент знать, где мы и какой курс держим. И чтоб ни одна душа и помыслить не могла, что ты нас сопровождаешь. А когда мы попадем в главный штаб, я просигналю огоньком самокрутки над головой.
   И ты будь добр тут же вмиг окружить дом, и чтоб никто из этой контры не успел пикнуть. Сделал зарубку? Вот почему, дорогой товарищ, я еще в предисловии указал, что задача твоя и легкая, и непосильная, смотря как ветер подует...
   - Все сделаю как по нотам, - горячо заверил Ковальков. - А как вы будете знать, что я оцепил дом?
   - Молодец, мозгами ворочаешь, - похвалил Калугин. - У них там, ясно, свои люди возле дома шастать будут. Просигналишь выстрелом.
   - Есть, просигналить выстрелом...
   - Ну как? - спросил Калугин Мишеля, когда Ковальков ушел.
   - Молодой, - сказал Мишель.
   - Это не беда, - откликнулся Калугин. - Сам знаешь, Илюха был совсем юнец. А какой из него чекист получился бы!
   Калугин засопел и ожесточенно глотнул папиросный дым.
   Едва дождавшись рассвета, Калугин и Мишель покинули гостиницу. Утро было свежее, умытое вчерашним дождем. Крохотные лужицы с упоением ловили солнце.
   Даже на старых деревьях помолодела листва.
   Трамвай еще не ходил, и Калугин предложил идти певшем. Мишель охотно поддержал его.
   Дом, о котором говорилось в объявлении, стоял в переулке, огороженный коричневым забором. В палисаднике буйно разрослись цветы.
   Калугин решительно застучал щеколдой калитки. На стук долго никто не отзывался, лишь несколько раз лепиво тявкнула собака. Потом на крыльце кто-то загремел ведрами и, кряхтя, двинулся по дорожке, скрытой кустами крыжовника. Калитка приоткрылась, и они увидели старуху, сверлившую их колючими, злыми глазами.
   - Ни свет ни заря, - пробурчала старуха, не дав Мишелю раскрыть рта. Нечистая сила носит...
   - Мы по объявлению, бабушка, - громко сказал Мишель. - В газете вот напечатано: дом продается.
   - Пропечатано, пропечатано, - еще пуще разозлилась старуха. - Только-то и делов, что пропечатано. А ты что за купец: пятак в кармане да блоха на аркане?
   - Деньги найдутся! - весело ответил Мишель. - Показывай свой дворец!
   Старуху испугала его веселость. Она выпучила на Мишеля бесцветные, водянистые глаза и закричала:
   - Я те дам дворец, я те дам дворец! Пошел вон, непутевый!
   - Ты толком говори, старуха, продаешь дом или нет? - мрачно спросил Калугин.
   Старуха хлопнула калиткой, и за забором еще долго слышались скрипучие слова:
   - Ходят тут всякк?! Антихристы!
   Бесполезной оказалась и проверка еще двух адресов.
   - Что будем делать? - сокрушенно спросил Калугин.
   - Объявление это Никитина давала четвертого, - задумался Мишель. - Надо позвонить в редакцию газеты и узнать, какое объявление приносили вчера.
   - А если их много приносили?
   - Все же будет легче разыскать ее. Вероятность попадания в цель станет больше.
   - Вероятность? - хмуро промолвил Калугин. - Мудреное слово. Ну, давай действуй. Я тебя на рынке обожду.
   Мишель вернулся в гостиницу и позвонил в редакцию. Нетерпеливый, раздраженный женский голос прозвучал скороговоркой:
   - Что за дурацкие вопросы? Думаете, если редакция, то обязана отвечать на любую глупость? Какая вам разница, когда принесли объявления?
   Мишель как можно любезнее попросил все же удовлетворить его любопытство.
   - Девушка, от этого зависит судьба человека...
   Трубка долго молчала, и Мишель уже отчаялся чтолибо узнать, как вдруг тот же голос произнес:
   - Вчера приносили три объявления: распродажа мебели, инженер снимет меблированную комнату в центре и о покупке чемоданов. И больше пе звоните к нам по пустякам...
   Мишель помчался на рынок к Калугину. Они отошли за угол покосившейся деревянной лавчонки, и Мишель рассказал о своих переговорах с редакцией.
   - "Распродажа мебели" - не подходит, - решил Калугин, - Не будет же она навлекать на себя покупателей. Какого лешего мы тот адрес выбрали, с продажей дома?
   - Зато вот занятное объявление, - усмехнулся Мишель. - "Куплю один американский чемодан-гардероб, два кожаных малых чемодана и два морских сундука.
   С предложением обращаться..." Не всякий может предложить два морских сундука, начнем с этого?
   Адрес, указанный в объявлении, привел их на тихую улочку, почти всю скрытую в кронах деревьев. Они шли словно под зеленым шатром.
   Вверху, в небольшом углублении калитки, виднелась черная кнопка звонка.
   - С комфортом живут, по-столичному, - сказал Мишель и позвонил.
   Калитку открыл старик с седой бородой клинышком, он подслеповато смотрел куда-то поверх голов пришедших.
   - Мы по объявлению, - сказал Мишель. - Вам нужен американский чемодан-гардероб, два кожаных малых чемодана и два морских сундука?
   Старик, еще до того как Мишель закончил фразу, молча повернулся и пошел по дорожке, выложенной кирпичом, к дому, шаркая по до-швами. Калугин и Мишель недоуменно переглянулись и двинулись вслед за ним.
   Старик поднялся по ступенькам, открыл резную дверь и, как часовой, стал подле нее в коридоре. Калугин и Мишель вошли туда же.
   - Милости прошу в гостиную, - скрипучим официальным голосом произнес старик. - Вторая дверь направо.
   Они воспользовались приглашением и очутились в гостиной. Здесь было прохладно и тихо. Чудилось, что и старинная мебель, и настенные корабельные часы, и пианино - все находилось здесь с давних времен. И както вмиг все, чем жила сейчас Москва, чем жили казанские улицы, удалилось, стало недосягаемым - настолько в этой гостиной все дышало отрешенностью от жизни, чем-то далеким, прошлым, отпугивающим. И только ноты на пюпитре, при виде которых Мишель вдруг остро и с тоской вспомнил о Юнне, ослабили чувство того, что они попали в чуждый для них мир.
   Калугин и Мишель остановились посреди гостиной.
   У них было ощущение, будто за ними цепко наблюдают чужие настороженные глаза.
   Старик не появлялся, он словно сгинул. И вдруг дверь, которую они до этого не приметили, раскрылась, и на пороге появилась высокая молодая женщина. Волевое лицо ее излучало приветливую улыбку, словно она очень долго ждала к себе гостей и вот теперь, когда они наконец появились, была безмерно рада их приходу. Легкая белая блузка английского покроя и прямая черная юбка усиливали впечатление изящества, гибкости и элегантности.
   Калугин откровенно залюбовался ее красотой. Женщина оценила этот восхищенный взгляд и поняла его по-своему. Мишель поклонился с достоинством, каждым движением подчеркивая, что покорен обаятельной улыбкой женщины. Калугин скосил на него глаза и резким кивком отвесил поклон, прищелкнув каблуками. Лицо его стало совсем хмурым: он злился на себя за то, что проявил слабость.
   - Здравствуйте, - почти пропел Мишель. - Простите нас великодушно за вторжение, но виной всему - объявление в местной газете. Американский чемодангардероб, два малых кожаных чемодана и два морских сундука, согласитесь, такие вещи, нужные всякому отъезжающему, несравненно легче приобрести в Москве.
   Но все же мы готовы услужить вам... Простите, не имею чести знать. Разрешите представиться - Жорж Роше.
   Мой друг, - Мишель легким, изящным кивком и плавным движением руки указал на Калугина, - Андрей Свиридов.
   - Валентина Владимировна, - назвала себя женщина все с той же очаровательной улыбкой. - Прошу садиться. Я готова обсудить ваши предложения.
   Калугин и Мишель подождали, пока она сядет в кресло, и лишь после этого воспользовались ее гостеприимством.
   - Вы уже доставили вещи, которые я желала приобрести и их можно посмотреть? - спросила Валентина Владимировна, и Калугин подумал о том, что улыбка служит этой женщине надежной маской, с помощью которой она скрывает свои истинные чувства.
   - Нет, но мы готовы доставить в любое время, которое вы сочтете наиболее удобным, - ответил Калугин, с трудом осилив длинную непривычную для него фразу.
   "Это, конечно, она, Никитина, - подумал он. - Она не назвала фамилии, ловчит, но ничего, лиса, хитри, да хвост береги".
   - Вы здешние коммерсанты или из дальних краев? - поинтересовалась Валентина Владимировна, извлекая из табакерки карельской березы длинную папиросу с золотой каемкой.
   - Из Москвы! - выдохнули почти в один голос Мишель и Калугин.
   - Вот как, - с наслаждением затягиваясь папиросой, томно произнесла Никитина, откровенно любуясь Мишелем и не в силах скрыть радости.
   Калугин, чтобы ускорить ход событий, озабоченно и деловито сказал:
   - Пардон, господа, но я позволю себе напомнить:
   время не ждет.
   "Ревнует, - обрадованно отметила про себя Валентина Владимировна. Какой он хмурый и нелюдимый.
   Но в нем горит воля и скрытый огонь".
   - Я думаю, - обращаясь к Мишелю, сказал Калугин, - пришла пора показать госпоже Никитиной образцы наших товаров.
   Едва он произнес слова "госпоже Никитиной", как улыбка бесследно растаяла на ее лице.
   - Откуда вы взяли, что я Никитина? - с неприязнью спросила она.
   - С вашего позволения я удалюсь ровно на две минуты, - сказал Калугин и вышел в переднюю.
   Здесь он быстро вспорол подкладку пиджака и вытащил половинку визитной карточки с буквами "О. К".
   Вернувшись в гостиную, он приблизился к Никитиной и молча протянул ей визитку. Никитина взяла ее, спокойно осмотрела и положила на стол, выжидающе уставившись на Калугина.
   - Мы должны быть чисты, как голуби, - начал Калугин загробным голосом.
   Мишель едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
   - И мудры, как змеи, - глубоким, грудным голосом пропела Валентина Владимировна, и прежняя улыбка засверкала на ее белоснежном лице.
   - И все же... - мрачно начал Калугин, притрагиваясь к половине визитной карточки.
   - Понимаю, понимаю, - вспорхнула со своего кресла Никитина.
   Пытаясь изобразить неловкость и смущение, она стремительно просунула узкую ладонь в разрез кофточки, и не прошло и секунды, как вторая половина визитной карточки была приложена ею к первой и в точности сошлась с ней.
   - Вот теперь можно продолжить наш разговор, - удовлетворенно сказал Калугин. - Штабс-капитан Жорж Роше изложит суть дела, ради которого мы явились к вам.
   - Мы облечены доверием и высокими полномочиями Николая Сергеевича, начал Мишель воодушевленно. - И мы рассчитываем с вашей помощью, милейшая Валентина Владимировна, осуществить свою высокую и чрезвычайно ответственную миссию с благополучием и успехом, какого жаждет каждый из нас, по воле своей решивший служить многострадальной святой Руси.
   Калугин дивился, как это Мишелю удается плести такую нескончаемую вязь слов. А Мишель все плел и плел:
   - Николай Сергеевич чрезвычайно высоко ценит и вашу мудрость, и ваш талант, и вашу волю. - Мишель с удовлетворением отметил, что лесть пришлась ей по вкусу. - Но согласитесь, координация действий московской и казанской организаций в столь решающий момент едва ли посильна лишь одному человеку, даже отмеченному печатью гения. И мы убеждены, что ни на йоту не принизим вашей роли, коль скоро решимся оказать вам ту помощь, которую вы соблаговолите принять от нас и которая будет основываться на точном соблюдении тех инструкций, которые нами получены от главного штаба.
   - Главный штаб пребывает в добром здравии? - будто мимоходом спросила Никитина.
   - Московский штаб арестован чекистами, - мрачно пробасил Калугин, не зная, куда ему девать свои грубоватые руки.
   - Весь штаб? - в ужасе воскликнула Никитина, и лицо ее скрылось в облачке папиросного дыма.
   - Ради бога, не волнуйтесь, - поспешил успокоить ее Мишель. - Борис Викторович и его близкое окружение благополучно ушли из засады, и это вселяет в нас веру и надежду...
   - Умоляю вас, какие еще в Москве новости? Вы и без того, господа, слишком долго испытывали мое терпение...
   - Извольте, - приподнялся Мишель. - Чека свирепствует, арестованы многие из наших лучших, надежнейших людей. Могу назвать несколько лиц из этой категории: Пинка, Виленкин, Аваев...
   - О боже, боже! - Валентина Владимировна старалась быть искренней, но не сумела скрыть нотки притворства и страха. - Будем денно и нощно молиться, чтобы пламя арестов не перекинулось на Казань...
   - Опасения такого рода не лишены оснований, - тоном человека, знающего больше того, что он только что сообщил, но не считающего возможным открывать это другим, заверил Мишель. - Однако мы верим, что любой из арестованных скорее предпочтет чекистскую пулю, нежели согласится выдать своих единокровных братьев по оружию. Разумеется, многое будет зависеть и от того, насколько совершенна конспирация в казанской организации.
   - Боже, у нас много путаницы, червь неверия и отчаяния разъедает слабые души. Нужно поднять настроение людей.
   - Лучшее средство: немедленное вооруженное выступление, - рубанул Калугин, отводя угрюмый взгляд от Валентины Владимировны. - Солдат в обороне слабеет духом и телом. А в наступлении он герой!
   Он тут же отметил про себя, что Никитина пока еще не сказала ничего нового по сравнению с тем, о чем сообщала в письме.
   - Вашими устами глаголет истина, - горячо поддержала его она по-французски. - Какое счастье, что нам скоро предстоит крещение огнем, не правда ли?
   Калугин снова сделал энергичный кивок головой, а Мишель тут же пришел ему на выручку, не давая Валентине Владимировне задать ему новый вопрос пофранцузски.
   - А как у вас в Казани, тоже свирепствует Чека? - спросил он.
   - Бог миловал, - истово перекрестилась Валентина Владимировна. - Бог миловал. Я, слава господу, еще и в глаза не видала живого чекиста.
   - Мы хотели бы, опираясь на ваше посредничество, встретиться с руководящими деятелями казанской организации. Разумеется, в пределах тех указаний, которые получены нами от Николая Сергеевича, - сказал, мило улыбаясь, Мишель. - Вся трагедия в том, что мы как на прокрустовом ложе в нашем распоряжении всего сутки.
   - О, разумеется, я помогу вам... - Валентина Владимировна оборвала фразу, помолчала и вдруг заговорила беспечно, даже весело: - А как, вероятно, противна вам эта нелепая одежда. Сразу чувствуется, с чужого плеча.
   Представляю себе, как вам к лицу военная форма...
   - Мы еще наденем ее, - заверил Калугин, сунув руки в карманы пиджака. Будет и на нашей улице праздник.
   - Между прочим, господа, далеко не второстепенный вопрос: вы вооружены? - деловито осведомилась Валентина Владимировна.
   - Да что вы, нас за простаков считаете? - грубовато ответил Калугин.
   Он хотел еще что-то добавить, но Мишель кашлянул.
   - Ради всего святого, не обижайтесь, - переменила тон Валентина Владимировна.
   - Без оружия нам гибель, - уже помягче сказал Калугин.
   - Господа, - встала с кресла Валентина Владпмировна, - вы, разумеется, голодны. Отдавая должное вашему энтузиазму и стремлению скорее завершить дело, я тем не менее предлагаю вам перекусить. Я распоряжусь, сейчас принесут завтрак, а тем временем я отлучусь буквально на полчаса.
   - Перекусить можно, - пробасил Калугин. - А что касается отлучки...
   - Мы вам весьма признательны, Валентина Владимировна, - перебил его Мишель, стараясь ослабить резковатый тон Калугина. - Мы и в самом деле проголодались. Но не составите ли вы нам компанию? Поверьте, завтрак без столь очаровательной хозяйки этого дома потеряет свою прелесть.
   - Не беспокойтесь, господа, - просияла Валентина Владимировна, - я непременно приду, чтобы вместе с вами поднять бокал за наше святое дело.
   И она, одарив Мишеля и Калугина обаятельной улыбкой, исчезла за дверью.
   22
   Когда Калугин и Мишель остались вдвоем, старик, открывавший им калитку, принес на подносе нарезанное тонкими ломтиками сало, жареного цыпленка и редиску.