Взгляд Люсилера обратился к Ричиусу.
   — Ты привез его сюда, Ричиус. Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал?
   — Не знаю, — признался Ричиус.
   Он не мог принять никакого решения. Теперь он даже не понимал, зачем трудился тащить этого нарца в Фалиндар.
   Бледный Симон со сломанным носом казался не более опасен, чем ребенок или нищий калека. И когда он обратил на Ричиуса свой недоумевающий взгляд, тому показалось, что он прочел в нем что-то невинное, какое-то смятение и страх. Если это была игра, то поистине гениальная.
   — Я ничего дурного не сделал, Шакал, — сказал Симон. — Ни тебе, ни кому бы то ни было. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Я потому и дезертировал — чтобы стать свободным. И я не дам запереть себя в трийском застенке. Я скорее умру.
   — Похоже, ты совсем не умеешь слушать? — заметил Ричиус. — Я не Шакал. Если тебе так нужно, можешь называть меня Кэлак: это мое трийское имя. Или зови меня Ричиусом или Вэнтраном. Но если ты еще хоть раз назовешь меня Шакалом…
   — То что? Ты прикажешь кому-нибудь из своих друзей-трийцев меня убить? Да, я видел, как они перед тобой расшаркиваются и кланяются, Шакал. Неудивительно, что ты стал перебежчиком. Ты среди них как король!
   Ричиус рассмеялся:
   — Видишь, Люсилер? Нам следовало бы заковать его в кандалы хотя бы за то, что он слишком много болтает!
   — Мне все равно, какое решение ты примешь, — сурово ответил Люсилер. — Я предоставляю решать тебе, Ричиус. Симон, до этого времени ты не имеешь права выходить из своей комнаты. Ты должен оставаться там, понял? Тебя будет сторожить воин. Только посмей выйти из комнаты — и он тебя убьет. Это я тебе обещаю.
   Ричиуса это не удовлетворило.
   — И это все? Ты больше ничего не скажешь?
   — Да! — отрезал Люсилер. — Лоррис и Прис, ты сам его привел сюда, Ричиус. Он не тащился за тобой, как бездомный котенок. И он твоя забота, а не моя. — Триец нахмурился. — Мне и своих забот хватает.
   — Ну так что же? — не отступался Симон. — Что ты скажешь, Вэнтран? Что ты со мной сделаешь?
   Ричиус вскочил, возмущенно глядя на Люсилера.
   — Пошли, — приказал он Симону. — Похоже, я зря привел тебя к господину Фалиндара. Я отведу тебя обратно в твою комнату.
   — Я свободен? — спросил Симон, не желая выходить из комнаты.
   — Пока нет, — ответил Ричиус. Он направился к двери. Стоявший у двери воин вошел в комнату, чтобы сопровождать Симона. При его появлении Симон побледнел.
   — Господин Люсилер, — взмолился он, — пожалуйста, помогите мне! Я не преступник. Я клянусь вам!
   — Тогда тебе не следовало дезертировать, — ответил Люсилер. — Я предоставляю решение Ричиусу. — Он посмотрел на своего старого друга. — Ричиус, останься, пожалуйста. Симон, ты иди с воином. — Люсилер отдал быстрый приказ воину по-трийски. Тот кивнул и, схватив Симона за рукав, выволок из комнаты.
   — Черт побери, Вэнтран! — возмущенно закричал Симон. Он стряхнул с себя руку воина и остановился в дверях. — Отпусти меня!
   Воин снова схватил Симона за рукав и грубо вытащил из комнаты. Симон негодующе смотрел на Ричиуса, пока не исчез за поворотом коридора. Этот Симон Даркис оказался смелым парнем, и он Ричиусу понравился. Слыша несмолкающие проклятия Симона, он невольно улыбнулся.
   — Закрой дверь, Ричиус, — тихо сказал Люсилер.
   Ричиус выполнил просьбу друга, а потом встал над ним, отказываясь садиться. Лицо Люсилера было усталым и осунувшимся: он походил на отца, который слишком долго сидел со ссорящимися детьми.
   — Пожалуйста, — попросил он, — сядь. Ричиус ответил негодующим взглядом.
   — Нет? Ты не желаешь сидеть? Ну и ладно, упрямый ты дурень. Тогда просто стой и слушай меня. Я очень устал, Ричиус. Тебе кажется, что я целыми днями ничего не делаю, но ты ошибаешься. А потом ты приводишь ко мне этого нарца и требуешь справедливого решения. Что мне делать? Ты хочешь, чтобы я убил его вместо тебя?
   — Конечно, нет! — возмущенно воскликнул Ричиус. — Но я бы не отказался от поддержки, Люсилер.
   — Я дал тебе поддержку! — вознегодовал Люсилер. — С тех пор, как ты приехал сюда с Дьяной. А ты только и знаешь, что жаловаться. Ты дуешься, словно ребенок, потому что тебе кажется, будто ты не на месте.
   — Так ты теперь читаешь чужие мысли, Люсилер?
   — А мне это не нужно. То, что ты думаешь, ясно видно. Но я в этом не виноват, и Дьяна тоже, и ты не должен.g, нас в этом винить.
   — А я и не виню, — ответил Ричиус.
   — Винишь. Я вижу это по твоим глазам. А теперь этот Симон Даркис… Что мне с ним делать? Он твоя забота, Ричиус. И меня возмущает, что ты попытался переложить ее на меня.
   — Извини, я был не прав, — сказал Ричиус. — Но я не знал, что мне делать.
   Люсилер пожал плечами:
   — Ты сломал ему нос. Возможно, этого было достаточно.
   Она оба рассмеялись, Ричиус взял стул и уселся рядом с другом. Теперь им очень редко случалось смеяться вместе, и Ричиусу хотелось растянуть удовольствие. В эти дни политики и власти добиться от Люсилера смеха было все равно что получить золотую монету.
   — Что случилось, Люсилер? — спросил Ричиус. — Что-то не так. Я это чувствую.
   — Как твоя поездка? — уклончиво спросил Люсилер. — Ты нашел для себя ответы?
   — Нет, — вздохнул Ричиус. — Я все равно собирался возвращаться, когда наткнулся на Симона. Право, не знаю даже, зачем я уезжал. Наверное, чтобы подумать.
   — И что ты надумал?
   — Люсилер, почему ты задаешь мне все эти вопросы? Со мной все в порядке.
   — Нет, — возразил Люсилер. — Не надо мне лгать, Ричиус. Ты не знаешь покоя, и это очевидно. Но я не думаю, что смогу тебе помочь. То, что тебе нужно, может прийти только от тебя самого.
   Ричиус улыбнулся. Это было похоже на мистическую чушь Карл аза.
   — Ты уклонился от ответа, — весело заметил он. — Скажи мне, что случилось с Ишьей.
   — Ах это! — скривился Люсилер. Господин Фалиндара откинулся на спинку стула и устремил взор к потолку. — Он говорит, что Пракстин-Тар собирает войска к западу от Кеса. Около двухсот воинов, возможно — больше.
   — Ишья видит призраков совсем как я! — пошутил Ричиус. — И он постоянно оскорбляет Пракстин-Тара. Ты ему веришь?
   — Верю? Вынужден. Теперь я повелитель Таттерака. — Люсилер закрыл глаза. — Он хочет, чтобы я поехал и поговорил с Пракстин-Таром, помог заключить между ними новый мир. Он думает, что, увидев меня и флаг Фалиндара, Пракстин-Тар поймет, что не сможет вторгнуться в Кес. По крайней мере без боя.
   — И ты поедешь?
   — Да, — ответил Люсилер. — У меня нет выбора. — Он открыл глаза и печально посмотрел на Ричиуса. — Я слишком много сил потратил на восстановление мира, чтобы позволить его нарушить. И я устал, мой друг. Порой мне все это становится не по силам.
   Ричиус кивнул:
   — Я понимаю, Люсилер.
   — Правда? Не уверен. Ты хочешь, чтобы я воспользовался своей армией, чтобы вернуть тебе Арамур, но я не могу. Ты хочешь, чтобы я помогал лиссцам сражаться с Наром, но я и этого не могу. Что ты действительно обо мне думаешь, Ричиус? Тебе противно, каким я стал?
   — Да ты что! — возмутился Ричиус. — Не смей никогда так говорить! Ты мне как брат, Люсилер. Я всегда буду тебя поддерживать. А насчет всего прочего… ты не должен оправдываться. То, чего я хочу, не поможет Люсел-Лору, а он для тебя должен быть на первом месте. Я понимаю.
   Люсилер слабо улыбнулся:
   — Тебе трудно жить среди нас. Жаль. Мне не хотелось, чтобы ты был здесь несчастлив.
   — Прекрати! — решительно сказал Ричиус. — Я здесь не несчастлив.
   — Ну, теперь у тебя появилась новая забота, — сказал Люсилер. — Я не шутил, когда сказал, что этот нарец в твоих руках, Ричиус. Ты сам должен решить, что с ним делать.
   — Но я не знаю, что с ним делать, — признался Ричиус. — Наверное, мне не следовало привозить его сюда. Но мне казалось, что у меня нет выбора. Если он тот, за кого себя выдает, то ему нужна наша помощь. Мне трудно это объяснить, Люсилер, но я действительно был рад его увидеть. — Ричиус поморщился. — Наверное, я схожу с ума.
   — А если он не тот, за кого себя выдает? Если он действительно один из убийц Бьяджио?
   На этот вопрос ответа дать было нельзя. Ричиус сдвинул кончики пальцев, обдумывая такой поворот событий.
   — Тогда я покойник скорее всего. Но разве я тогда уже не был бы мертв? Я хочу сказать — слова Симона действительно звучат разумно, правда? Если бы он хотел, то мог бы уже сто раз меня убить. А в его истории вроде бы все сходится… По крайней мере она кажется достаточно достоверной.
   Люсилер нахмурился.
   — Но разве легионеры дезертируют?
   — Может быть, — ответил Ричиус. — А короли?
   — Итак? Что ты решаешь? Ты его отпустишь?
   — Я этого не говорил, — возразил Ричиус. — Я не знаю.
   — Ладно, — сказал Люсилер, не сумев скрыть разочарования. — Тогда, возможно, когда я вернусь, Симон Даркис по-прежнему будет здесь. А может, и не будет.
   — Может быть.
   — Гадкое это дело — решения. Я не хочу ехать в Кес. Но я не хочу, чтобы в Люсел-Лоре снова была война. И я должен сделать то, что нужно. — Люсилер отвел взгляд. — Как и ты.
   — А что, если я не знаю, что нужно? — спросил Ричиус. — Что тогда?
   — Тогда ты принимаешь такое решение, на которое способен, — и живешь с его последствиями. — Люсилер улыбнулся. — Ричиус, позволь мне сказать тебе одну вещь. Как другу. Можно?
   — Говори.
   — У тебя здесь, в Люсел-Лоре, есть своя жизнь. Но ты этого не видишь, потому что все время оглядываешься через плечо. Когда-нибудь тебе придется перестать оглядываться назад и снова начать смотреть вперед. И надо это сделать, пока ты еще не сгрыз себя окончательно.
   Ричиус ничего не ответил. После довольно долгой паузы он спросил:
   — Когда ты едешь в Кес?
   — Послезавтра. Ишье нужно, чтобы я приехал как можно скорее. Я обещал ему, что приеду. Ричиус мрачно кивнул.
   — Мне надо идти, — сказал он. — Мне надо кое-что сделать.
   — Ты идешь говорить с Симоном? Ричиус был уже почти у двери.
   — Вроде как, — бросил он через плечо и ушел.
   Он быстро направился туда, куда поместили Симона. Эта комната находилась в восточном крыле замка, мрачном месте, откуда давно были вынесены все ценности — они пошли на оплату войны с Наром. Коридоры здесь были уже и темнее, чем в остальном замке. Прежде здесь жили слуги дэгога, бывшего правителя Люсел-Лора, который называл Фалиндар своим домом. Ричиус легко отыскал комнату Симона — это было единственное помещение, дверь которого охранялась. Воин на страже явно скучал, но при виде Ричиуса сразу же оживился.
   — Приветствую тебя, Кэлак, — сказал он по-трийски. — Ты хочешь говорить с нарцем?
   — Да, — ответил Ричиус. — Я хочу кое-куда его сводить. Это ничего?
   Воин рассмеялся:
   — Он — твой пленник, Кэлак. Ты можешь делать с ним все, что хочешь. — Триец открыл дверь и отошел, чтобы пропустить Ричиуса в комнату. — Мне войти с тобой? — спросил он.
   — Нет, — ответил Ричиус. Он заглянул в спартанское помещение. Симон лежал на кровати, закрыв глаза. Услышав голос Ричиуса, он поднял голову. — Подожди здесь, — приказал Ричиус стражнику, а потом вошел в комнату, не закрывая двери. Симон сел на кровати, спустив ноги на пол.
   — Что тебе надо? — недружелюбно спросил он.
   — Есть разговор, — сказал Ричиус. — Мне надо кое-что тебе показать.
   — Что?
   — Пойдем со мной, — позвал Ричиус. — Пожалуйста.
   — Вэнтран…
   — Симон, пожалуйста. Сделай мне одолжение, ладно? Это важно.
   Он не стал дожидаться, пока Симон встанет, а вышел из комнаты и двинулся по коридору. Как он и ожидал, Симон пошел следом, хотя и настороженно. Нарец крутил головой и осматривал коридор, ища западню, но когда он понял, что никакой ловушки ему не приготовили, он быстро догнал Ричиуса.
   — Куда ты меня ведешь? — спросил он.
   — Наружу. Я же сказал: мне надо кое-что тебе показать.
   Коридор закончился другим коридором, точно таким же, а потом они оказались в главном зале Фалиндара — чудесном помещении с высоким сводом, в которое попадали все гости цитадели. Главные двери замка были открыты, как это было принято в хорошую погоду, и осеннее солнце лилось внутрь. Ричиус вышел наружу, обдумывая свой план. Этот план пришел к нему в мгновение отчаяния как озарение, но теперь Ричиус уже не был уверен в его разумности и надежности. Каждое утро Дьяна гуляла с Шани. Если на улице было тепло, как сегодня, они выходили играть во внутренний двор, и Дьяна читала вслух одну из книг Тарна. Если Ричиус рассчитал правильно, то сейчас они должны быть на прогулке.
   — Вэнтран, — беспокойно спросил Симон, — что все это значит?
   Ричиус предупреждающе поднял руку.
   — Молчи. Сейчас сам все поймешь.
   Симон недовольно заворчал, но перестал допытываться, что происходит, позволив Ричиусу провести его во двор. Как всегда, там толпились воины и рабочие, там ковали лошадей, и в укромных уголках шептались влюбленные. Ричиус прошел к краю двора, где было много зелени, а земля слегка уходила вниз, образуя склон. Его жена сидела с книгой в руках. Ричиус замедлил шаг, чтобы Симон увидел, куда они направляются. При виде Дьяны нарец присвистнул.
   — Кто это? — спросил он зачарованно.
   Ричиус ничего не ответил. Он подошел к Дьяне и дочери и указал на них обеих. Дьяна вздрогнула и подняла голову от книги.
   — Симон, — с отчаянием проговорил Ричиус, — это моя жена, Дьяна. А эта маленькая девочка — Шани. Это наша дочь. Я хочу, чтобы ты посмотрел на них.
   — Ричиус, что ты делаешь? — спросила Дьяна.
   — Это моя семья, Симон, — продолжил Ричиус, не ответив ей. — Вот почему я здесь, почему я уехал из Нара и остался после того, как война закончилась. Посмотри на них. Разве они не прекрасны?
   — Да, — прошептал Симон. — Да.
   — Они для меня — все, — сказал Ричиус, и его голос дрогнул. — Я люблю их. Ты понимаешь, что это значит? Я люблю их, Симон.
   — Что я должен сказать? — спросил Симон. Казалось, ему отчаянно хочется уйти. — Да, они — твоя семья. Я понимаю. Почему ты их мне показываешь?
   — Потому что мне приходится тебе доверять, а я не хочу этого делать. Я хочу, чтобы ты видел, что ты уничтожишь, если причинишь им вред. Смотри!
   Дьяна возмутилась:
   — Ричиус, что происходит? О чем ты говоришь?
   — Это нарец, о котором я вчера тебе рассказал, Дьяна, — ответил Ричиус. — Я считаю, что он — тот, кого послали меня убить. Или тебя, или Шани. Я хотел, чтобы он увидел вас обеих. Я хотел, чтобы он понял, почему я предал Аркуса и Бьяджио. Ты смотришь, Симон?
   — Да, — серьезно ответил Симон. Он ссутулился, и весь его задор куда-то исчез. Он адресовал Дьяне невеселую улыбку. — Они прекрасны. Ты счастливец.
   — Да. — Ричиус протянул Дьяне руку, и она неуверенно приняла ее, продолжая наблюдать за Симоном. — Бьяджио известно, как сильно я люблю эту женщину. Он может знать и о существовании Шани: я не знаю. Кто бы ты ни был, Симон Даркис, мне нужно твое слово. Люсилер уезжает на два дня, и он отказывается принимать решение насчет тебя. Он хочет, чтобы это я решил твою судьбу, а я не могу этого сделать. Я не знаю, кто ты.
   — Ричиус, — спросила Дьяна, — о чем ты говоришь?
   — Посмотри на них, Симон, — сказал Ричиус. — Запомни их лица. А потом дай мне обещание, что ты не причинишь им зла. Ты смотришь?
   Симон ответил едва слышным шепотом:
   — Да. Я смотрю.
   — Тогда обещай мне. Пожалуйста.
   — А если я дам тебе обещание, ты ему поверишь? — тихо спросил Симон.
   — Мне придется, — ответил Ричиус. — У меня нет выбора. Я не могу держать тебя в плену, а тебе больше некуда идти. Если ты уйдешь из Фалиндара, ты умрешь от голода или замерзнешь зимой. Просто дай мне слово. Я умоляю тебя.
   Симон переводил затравленный взгляд с Дьяны на Шани. Ричиусу показалось, что нарец находится где-то далеко, словно его мысли скользят по его жизни, сдувая пыль с прошлого.
   — Я даю тебе слово, — сказал он. — Моя рука не причинит им зла. Я клянусь в этом.
   — Еще раз, — потребовал Ричиус. — Поклянись еще раз, перед лицом Бога.
   Симон перекрестился.
   — Я клянусь в этом перед лицом Бога.
   С этими словами Симон улыбнулся Дьяне — искренне, так что улыбка осветила все его лицо. А потом он повернулся и пошел прочь в глубину двора. Ричиус проводил его взглядом. Дьяна тянула его за руку, пытаясь усадить рядом с собой. Он апатично сел на землю, продолжая смотреть вслед уходящему Симону.
   — Ричиус, — настоятельно спросила Дьяна, — что происходит?
   — Толком не знаю, — мягко ответил Ричиус, по-прежнему не глядя на нее. — Но не тревожься. Кажется, ничего страшного нет.

11
Ангел Энли

   В бесконечные осенние ночи одиноко было в Красной башне на Драконьем Клюве. Безжалостные океанские ветра хлестали по осыпающейся кладке, задували в щели и колебали пламя свечей. Солдат и мальчишки-слуги жались к кухням и очагам в поисках тепла. Здесь, на далеком севере, солнце лишь показывалось на небе и тут же пряталось обратно. И Красная башня была слишком велика для Лорлы. Ночью девочка спала одна, далеко от покоев герцога Энли, в крыле со скрипучими дверями, наводящими на мысль о привидениях, и суровыми сквозняками. Прячась под толстые одеяла, Лорла слушала мрачную музыку Драконьего Клюва и думала об этом замке, затерявшемся во времени.
   С самого своего приезда она почти не видела хозяина башни. Он все время был очень занят. Поначалу Лорлу не угнетало одиночество, потому что долгий путь ее утомил, и ей предстояло исследовать весь замок. Ей предоставили право бывать почти повсюду, и она в полной мере воспользовалась добротой герцога, заключив вежливую дружбу с кухонной прислугой и конюхами и постепенно осваиваясь на новом месте. Красная башня совершенно не походила на замок герцога Локкена в Готе. Там все было светлым и предсказуемым. Тот город-крепость она полюбила. Однако жилище герцога Энли оказалось настоящим сокровищем: лабиринтом продуваемых туннелей и кривых коридоров, гигантских витражей, похожих на радуги, и бесконечных дверей, ведущих в заброшенные комнаты. Здесь можно было найти добычу древних войн: в подвалах громоздилось ржавое оружие и какие-то трофеи, пыльные чуланы были набиты одеждой и молью, балконы оплетали вьющиеся растения с колючками длиной в палец и красными цветами, которые, казалось, не замечают холода. А еще здесь были книги — столько книг, что Лорле хватило бы на всю жизнь: пожелтевшие тома, пропахшие выделанной кожей и полные поблекших строчек. Лорла собрала свои самые любимые книги и сложила их у кровати. Некоторые были на древненарс-ком, но поскольку в лаборатории она выучила начатки этого забытого языка, то смогла снова попрактиковаться в нем после долгого перерыва.
   Лорла предвкушала поездку в столицу, где надеялась снова побывать в лабораториях, но Энли ничего не говорил о ее задании, а Лорла его не спрашивала. Она не проявляла излишней любознательности — ее хорошо этому научили. У господина есть на нее планы. Больше ей ничего знать не полагалось. И господин доверил ее задание Энли. Она не станет расспрашивать герцога, потому что знает: он блюдет ее интересы. Однако она скучала по Энли. Ей не хватало его голоса, его прямоты в общении. Другие обитатели Красной башни не были в этом на него похожи. Они все были вежливы и любезны, но Лорла ощущала какое-то отторжение, почти что страх. Она даже стала думать, что не так в ее внешности или манерах. Ела она одна, в маленькой комнате, выходившей на кухню. Другие дети в замке — а их оказалось удивительно мало — ели или все вместе, или со своими родителями, но не Лорла. Леди Прин приносила ей еду, но никогда не садилась разделить с ней трапезу. Леди Принпл была пухленькая и милая служанка — в основном она выполняла обязанности кухарки и уборщицы, — но Лорле она не стала другом, как и солдаты, постоянно занятые учениями во дворе, или конюхи, ухаживавшие за конями. А дети Красной башни были такими же невеселыми, как и их родители, и в присутствии Лорлы всегда молчали. Они не то чтобы сторонились ее — у них всегда находилось для нее доброе слово, — но ни разу она не увидела ничего, кроме обязательной вежливости. Прошло уже не меньше двух недель после ее приезда в замок, и очарование места стало рассеиваться. Ей хотелось увидеть Энли.
   Но Энли почти никогда не показывался, а когда Лорле все-таки удавалось его заметить, он был со своими солдатами. Как это ни странно, казалось, будто людей в замке с каждым днем становится больше. Теперь, когда Лорла выходила на двор, она насчитывала гораздо больше солдат в причудливых драконьих шлемах. И лошадей тоже становилось все больше. Их было так много, что у герцога Энли не было на нее времени. За это время он зашел к Лорле всего один раз. Она лежала в постели и читала, а он присел на край ее кровати. Он ласково поговорил с нею, гладя по голове — ей казалось, так могла бы делать ее мать, — и попросил прощения за свое отсутствие.
   Он объяснил ей, что это было необходимо.
   Он уже говорил ей, когда она только приехала на Драконий Клюв, что у него дела с братом. Сначала он закончит их, а потом они поедут в столицу Нара. Герцог Энли поцеловал ее на прощание. Воспоминание об этом прикосновении не покидало Лорлу.
   В первый день третьей недели на Драконьем Клюве Лорла решила пойти поискать герцога. Было, как всегда, пасмурно, и она приняла это решение за одинокой трапезой в комнатенке при кухне. Леди Прин сказала ей, что герцог скоро уедет, а когда Лорла спросила почему, служанка только пожала плечами, как будто ей это было неизвестно. Лорла решила, что на самом деле леди Прин случайно ей проговорилась, а лгунья из нее плохая. Так что Лорла закончила есть и ушла, сказав леди Прин, что идет к себе в комнату читать. Однако на самом деле Лорла пошла не по тому коридору, который вел в ее комнату, а в противоположную сторону, в северную часть башни, где находились личные покои герцога. Прежде Лорла ни разу не бывала в этой части замка: Эцли вежливо запретил ей туда ходить. Когда она шла по коридору, у нее от страха сосало под ложечкой, но она убеждала себя, что Энли добрый. Он на нее не рассердится. К своему глубокому удивлению, Лорла обнаружила, что северная часть замка мало чем отличается от остальных помещений, хотя там было немного холоднее и тише. Коридоры освещались масляными лампами, от которых потолок покрывался черной сажей. Стены были выложены блеклым кирпичом, коридоры украшали фамильные реликвии — старинные мечи и латы, сторожившие закрытые двери с гербом Драконьего Клюва — разъяренной рептилией. Лорла бесшумно шла вперед, охваченная непонятным страхом. Она решила было проверить одну из дверей, но в последнюю минуту замерла в нерешительности. Ей не хотелось ни заставать герцога Энли врасплох, ни сердить его. Но поворачивать назад тоже не хотелось. Какое-то чувство гнало ее вперед, дальше в запретные помещения. Она опасливо оглянулась — и с облегчением увидела, что позади никого нет. Лорла остро чувствовала, какая она маленькая в этом здании, построенном для великанов. Двери возвышались над ней, маня ее войти. Лорла взялась за одну холодную ручку, осторожно повернула ее… и оказалась в поразительно красивой комнате.
   Потрясенная Лорла застыла на пороге, широко раскрыв глаза. Перед ней открылись великолепные покои с высоким, как в храме, потолком и стенами, уставленными бесконечными книжными полками с манускриптами. Светлился сквозь два высоких окна, играя на стеллажах красного дерева. У западной стены пылал камин, уютно потрескивая и наполняя комнату теплом. Над камином висела еще одна из странных картин герцога: на ней была изображена золотоволосая женщина, глядящая на Лорлу безмятежными зелеными глазами. У окна стояли два больших кресла — таких громадных Лорла еще не видела. Мягкие и уютные, они манили Лорлу отдохнуть, снять с полки книгу и потеряться в их кожаных объятиях. В центре комнаты, у стола с несколькими забытыми чашками, стояла высокая клетка, а в ней ворон с перьями черными, как соболиный мех. Увидев Лорлу, он тревожно вскрикнул. Но комната, несмотря на птицу, пылающий камин и грязные чашки, казалась пустой. Лорла неуверенно вошла, оставив дверь открытой. Ворон не сводил с нее бусинок внимательных глаз, следя за каждым ее движением.
   — Привет! — тихо проговорила Лорла. — Здесь есть кто-нибудь?
   К ее глубокому облегчению, никто ей не ответил. Библиотека действительно оказалась пустой. Она решилась сделать еще один шаг. Ворон недовольно каркнул. Лорла прижала палец к губам.
   — Ш-ш! — приказала она. — Молчи. Я тебе ничего плохого не сделаю. Я просто хочу посмотреть, что здесь есть.
   Ее глаза скользнули по высоким стеллажам. Рядом стояла лестница, позволявшая добраться до верхних полок. Они поднимались до самого потолка. Лорла повернулась вокруг, оглядывая полки, идущие вдоль всех стен. На ее губах застыла улыбка удивления. Энли ничего не сказал ей про это! В других комнатах было множество книг, которых ей могло хватить надолго, но здесь их количество просто потрясало. Она рассмеялась, не боясь, что ее кто-нибудь услышит, и ворон присоединился к ней хриплым хохотом.
   — Какая прелесть! — воскликнула она. Повернувшись, она заметила глядящий на нее портрет.
   — А вы леди? Кто вы? — спросила она, немного запыхавшись.
   Лицо женщины было светлым, как солнце. Длинные золотые локоны падали ей на плечи и на изумрудное платье, а рубиново-красные губы словно шевелились в улыбчивом оживлении. Зеленые глаза окружали длинные ресницы, и эти глаза смотрели на Лорлу внимательно, но без осуждения. Лорла подошла к картине и задрала голову, чтобы лучше рассмотреть портрет.