Марко Джон. Великий план

   — Этот воин — один из охранников крепости. На нем была такая же синяя куртка, как и на других воинах из тех мест. Саврос говорит, что в Фалиндаре много таких, как он. Возможно, они охраняют Вэнтрана.
   — Надо думать, они считают Шакала героем! — бросил Бьяджио. — Этот человек умеет к себе привлечь. Что еще?
   Какую— то долю секунды Симон собирался солгать, но это было немыслимо. Он был Рошанном Бьяджио. Слово «Ро-шанн» на языке Кроута означало «Порядок». Он был избранным, а это значило, что он обязан своему господину всем. Особенно правдой.
   — Есть ребенок, — быстро проговорил он. — Девочка. Она от Вэнтрана. Бьяджио ахнул.
   — Ребенок? У Шакала дочь?
   — Если верить тому трийцу — то да. Она живет с ним в цитадели. Но, кажется, ее редко видят. Возможно, Вэнтран действительно по-прежнему вас боится. Кажется, этот триец понял, что я там делаю. Я понял это по его глазам, когда захватил его в плен.
   Бьяджио засмеялся и захлопал в ладоши:
   — Превосходно! Ребенок! Лучшего и желать было нельзя! Захватить ее… Вот это была бы боль, правда, Симон? Это было бы великолепно!
   Именно такого предложения Симон и ожидал.
   — Только если до нее можно было бы добраться, господин. Но мне кажется, что это маловероятно. Если она в крепости, то ее наверняка бдительно охраняют. Лучше нам просто убить Вэнтрана. Если он отправится на охоту или…
   — Нет! — резко ответил Бьяджио. — Это не боль, Симон. Это не потеря. Когда Вэнтран предал Аркуса, он приговорил его к смерти. И он отнял Аркуса у меня. Я любил Аркуса. Я уже никогда не буду прежним. И Нар тоже. — Граф с отвращением отвел взгляд. — Ты меня разочаровал.
   — Простите меня, — тихо попросил Симон, поспешно вкладывая руку в руку Бьяджио. — Я знаю, как вы скорбите, господин. Смерть императора по-прежнему причиняет боль нам всем. Я просто хотел предложить такую месть, которая кажется мне осуществимой. Захватить его дочь или жену…
   — Будет единственной достойной местью, — закончил вместо него граф. — Он должен страдать так же, как страдал я. Я отниму у него все самое дорогое, как он отнял у меня Аркуса. — Бьяджио больно сжал пальцы Симона. — Молю тебя, друг мой: пойми меня! Я здесь один, если не считать тебя. Остальные меня не знают. Они следуют за мной из одного только честолюбия. Но мне нужна твоя преданность, Симон.
   — Она всегда ваша, господин, — ответил Симон. — Вы знаете, что я вам верен. Рошанны всегда будут с вами.
   И это была правда. Хотя Симон не был уверен в собственной верности, множество других членов тайного общества Бьяджио были рассеяны по всей расколовшейся империи. Бьяджио создал их из праха ферм Кроута, использовал их для того, чтобы свергнуть собственного отца, а потом — чтобы служить императору. Что бы ни стало с Бьяджио и его планами на трон, Рошанны всегда будут принадлежать ему. Он был их основателем, их богом, их маяком. Бьяджио был жизнью Рошаннов, и его агенты его обожали.
   — Не надо думать о смерти Аркуса, господин, — попробовал утешить его Симон. — Думайте о другом. Вы нужны нам. Вы нужны Нару. Только вы способны воссоздать империю.
   Бьяджио тихо засмеялся.
   — Никто не способен так править с Железного трона, как это делал Аркус. Но я попробую, если получится.
   — Скоро? — спросил Симон.
   — Время — это роскошь, которая есть у нас и которой нет у наших врагов, мой друг. Нас защищает флот Никабара, в нашем распоряжении все богатство этого острова. Эрриту и его друзьям до нас не добраться. И у нас есть снадобье! — Лицо Бьяджио стало насмешливым. — Интересно, как Эр-рит себя чувствует в последнее время. Его мучения должны уже стать нестерпимыми. Бовейдин считает, что в конце концов абстиненция его убьет.
   — Прекрасно, — сказал Симон, вытирая пот со лба. — И наше изгнание закончится.
   — Но это будет не таким сладким концом, как тот,… который я для него придумал, — парировал Бьяджио. — Поверь мне, мой друг. Узурпаторов ждут сюрпризы. Пусть они мучаются без снадобья и гадают, что мы им готовим. Эррит говорит, что страдание полезно для души.
   Оба рассмеялись, представив себе, как пухленький епископ сохнет без дарующего жизнь снадобья. Когда Бьяджио со своими сторонниками бежал на Кроут, в Наре не осталось никого, кто мог бы синтезировать снадобье. Пусть Эррит захватил трон — но у Бьяджио есть Бовейдин, а маленький ученый никогда не выдавал состав своего снадобья. И что еще важнее, у графа был адмирал Никабар. Командующий Черным флотом дал им возможность бегства. Его дредноуты покинули Нар и епископа Эррита, и даже в эту минуту плавучие боевые машины адмирала темными силуэтами качались у горизонта, патрулируя воды вокруг острова Бьяджио. Кроут стал их новым домом, и граф был более чем гостеприимен. Они все жили здесь по-королевски, пили вина и ели яства Бьяджио, а его слуги ухаживали за ними. Тоскуя по дому, они даже назвали крошечный остров «Малым Наром».
   — Я долго отсутствовал, господин, — сказал Симон. — Какие еще известия были из Черного города? Эррит сидит на троне?
   — Не один. Я так и думал. Он заставил Форто работать за него. Генерал притворяется императором, хотя и не решается так себя называть.
   Симон обеспокоенно поднял брови:
   — Значит, нет надежды, что его армия присоединится к нам?
   — На это никогда не было надежды. Форто слишком честолюбив, чтобы упустить трон. И у нас всегда были плохие отношения, даже когда Аркус был жив. Форто знал, что его единственным шансом на власть был союз с Эрритом. — Бьяджио презрительно улыбнулся. — Наш проклятый епископ — человек умный. Сейчас у нас суша против моря.
   — Тогда нам необходима полная уверенность в верности Никабара, господин. Мы обречены, если потеряем его флот. Бьяджио возмутился:
   — Симон, ты меня изумляешь! Дакар — человек хитрый, но он никогда не был предателем. Он мой друг, как и ты. Я не хочу даже слышать подобных подозрений.
   — Мой долг — заботиться о вас, господин, — объяснил Симон. — Я буду следить за ним не потому, что я сомневаюсь в ваших словах, а потому что вы мне дороги. Чтобы противостоять легионам Форто, нам необходим флот адмирала.
   — Ах, Симон, — рассмеялся граф, — да ты — настоящая клуша! Неужели ты думаешь, что в твое отсутствие я сидел сложа руки? Кое-что уже приведено в движение. — Он сделал пальцем круг. — У меня планы не на одного только Вэнтрана! Эррит и Форто скоро узнают, каково связываться с графом Бьяджио.
   Лицо Бьяджио расплылось в ухмылке, и Симон внезапно почувствовал себя ужасно глупо. Ну, конечно, его господин действовал! Как он мог в этом усомниться? Это была умственная работа, мудрая и хитрая, и ее трудно было увидеть и оценить. Вот почему они поклялись ему в верности, вот почему сам Симон стал Рошанном. Бьяджио гениален. Иначе, чем ученый Бовейдин или безумец Саврос. Бьяджио родился с талантом к интригам. Сам Аркус понял это и сделал графа своим ближайшим советником. В дни прежней империи Рошаннов Бьяджио его «Порядка» страшились даже больше, чем солдат Форто. Он был невидимой армией, легионом призраков.
   Симон откинулся на спинку скамьи и расслабил мышцы в потоке горячего воздуха. Было так приятно выйти из темницы. А еще приятнее — сойти с корабля. Он провел почти все плавание в каюте, стараясь не дать желудку вырваться из горла. И все время ему грезился триец, закованный в трюме, и он не мог понять, зачем он принял участие в этом деле. В последнее время ему недостаточно стало напоминать себе, что он — Рошанн. Почему-то у него начала появляться совесть.
   — Мне можно вас кое о чем спросить, господин? — решился он наконец.
   — Конечно.
   — На обратном пути мы не видели ни одного лисского корабля. Я все думал, куда они девались. Вы не знаете? Бьяджио быстро глянул на Симона.
   — По-моему, ты уже и сам знаешь ответ на этот вопрос, мой друг.
   — Значит, они начали свои нападения?
   — Никабар сказал мне, что они уже довольно давно нападают на нарские торговые корабли. Пока тебя не было, они совершили набег на Дорию.
   Симон был потрясен.
   — Так близко от Черного города? И что Никабар предпринял?
   — Ничего, — ледяным тоном ответил Бьяджио. — И ты это знаешь, Симон. Не смотри на меня с таким негодованием. Ты должен мне доверять. Это часть моего плана.
   — Нар не сможет от них защититься, господин. Без флота — не сможет.
   — Я это знаю.
   — И все-таки ничего не делаете? У Бьяджио опасно вспыхнули глаза.
   — Я не собираюсь оправдываться и объясняться. Даже перед тобой. Не забывай: это не я украл империю! Пусть наш народ винит в нападениях лиссцев Эррита.
   — Но Черный флот может их остановить, милорд! Речь идет о невинных людях…
   — Достаточно! — оборвал его Бьяджио, подняв руку. — Право, Симон, иногда мне кажется, что я слишком тебя балую. Ты меня расстроил. Испортил мне баню.
   Симон потупился:
   — Простите, господин.
   Бьяджио продолжал обижаться и молчал, пока Симон не поднялся, чтобы уйти. А тогда граф вдруг резко спросил:
   — Куда ты собрался?
   — Мне показалось, что мне лучше сейчас вас оставить.
   — Ты собираешься увидеться с ней?
   В этом вопросе было столько ревности, что Симон мог только пожать плечами.
   — Если можно, господин. Бьяджио отвел взгляд.
   — Мне все равно.
   Симон остановился у двери.
   — Мой господин, если вы этого не хотите…
   — Ты был сегодня со мной очень невежлив, Симон. Да, да, иди к своей женщине. Но помни, кто позволил вам завести роман. Ты сожительствуешь с ней только благодаря моей доброй воле. Ты Рошанн, Симон. Тебе полагается быть преданным мне одному. Я терплю твое увлечение только потому, что ты мне дорог. Не злоупотребляй этим.
   — Да, милорд, — виновато отозвался Симон.
   — А, ладно, иди, — приказал Бьяджио, махнув рукой. — Но приходи завтра. Я тоже хочу побыть с тобой.
   Симон повернулся к двери, но Бьяджио снова окликнул его. На этот раз граф говорил гораздо мягче.
   — Симон, — сказал Бьяджио, глядя на него с искренней тревогой. — Я знаю, что тебе трудно. Но я прошу тебя мне довериться. Я знаю, что делаю.
   — Я в этом не сомневаюсь, господин.
   — Через несколько дней у меня будут новые сведения. Тогда мы все встретимся за ужином, и я попытаюсь всем все объяснить. Подожди этого момента, а пока не суди меня слишком строго.
   — Слушаю и повинуюсь, — ответил Симон с поклоном. Он вышел из купальни, пятясь, оставив своего господина в клубах пара.
   Симон отложил встречу с Эрис почти до полудня. Она беспокоилась о нем, но ему хотелось как следует вымыться и избавиться от испачканной одежды. Поскольку он был любимцем Бьяджио, шкафы в его спальне были переполнены прекрасными нарядами. Он выбрал легкую рубашку из красного кроутского шелка, сбрил бороду, расчесал волосы и постарался вычистить из-под ногтей спекшуюся кровь. Когда он оделся, слуги принесли ему на завтрак молоко с печеньем, и он жадно все проглотил. Дождавшись часа, когда его господин должен был уже уйти из купален и начать дневные дела, Симон вернулся в восточное крыло дворца. Там, в музыкальном салоне, он нашел Эрис в одиночестве: она рассеянно разминалась у станка. Пока она разогревала мышцы, ее зеленые глаза смотрели в никуда. Симон остановился в дверях и стал смотреть на нее. У нее был печальный вид, и ему стало грустно. Он пожалел, что не нарвал для нее в саду цветов. Крадучись, он прошел к роялю и нажал на клавишу. Удивленная неожиданным звуком, Эрис повернулась — и заулыбалась, увидев его.
   — Здравствуй, моя радость, — тихо сказал он.
   — Симон!
   Эрис высвободила ногу из станка, бросилась к нему, обхватила руками и уткнулась лицом ему в грудь. Симон застонал и поцеловал ее темные волосы, наслаждаясь ис-. о ходящим от них ароматом сирени.
   — Прости, любимая, — прошептал он. — Я не мог прийти к тебе раньше. Я приехал вчера вечером, но…
   Она поцелуем заставила его замолчать. Симон поцеловал ее еще раз, а когда она отстранилась, он жадно посмотрел на нее.
   — Ох, как мне тебя не хватало! — сказал он. — Как ты? Он хорошо с тобой обращался? Девушка засмеялась:
   — Конечно! А почему бы ему со мной плохо обращаться? Ведь я — его добыча!
   — Ты моя добыча, — промурлыкал Симон, отрывая ее от пола и кружась с ней по салону. Эрис радостно завизжала. — Видишь? Я тоже могу танцевать! — пропел Симон, кружась по плиткам пола.
   Он остановился у табурета для рояля, усадил маленькую танцовщицу себе на колени и стал теребить губами ее шею. Эрис снова засмеялась, а потом вдруг откинула голову и застонала. Они долгие недели не прикасались друг к другу, и теперь оба не в силах были остановить прилив чувств.
   — Не здесь! — предостерегла его Эрис. — И не сейчас.
   — Тогда сегодня ночью, — настоятельно сказал Симон. — Когда он заснет.
   — Да, сегодня ночью, — согласилась она. — Ах, мой любимый, я так тревожилась…
   — Не надо тревожиться, — прошептал Симон. Обхватив ее лицо ладонями, он заглянул ей в глаза. — Посмотри на меня. Я ведь обещал тебе, что вернусь, правда? И вот я здесь.
   — Да! — взволнованно подтвердила она, крепче обнимая его. — Больше не оставляй меня! Он поморщился.
   — Ты же понимаешь, что я не могу тебе этого обещать. Не заставляй меня тебе лгать.
   — Я понимаю, — сказала Эрис. — Но теперь ты вернулся, и нам всем больше некуда уезжать, пока господин не пойдет на Нар. А это может случиться еще через много месяцев. — Она мечтательно вздохнула. — Несколько месяцев вместе…
   — Или меньше, — вставил Симон. Ему не хотелось портить ей настроение, но она должна была знать правду. — Я не знаю, какие у Бьяджио планы на Эррита и даже на Вэнтрана. Я могу ему для чего-то понадобиться.
   — Только не сейчас! — взмолилась Эрис. — Не так быстро. Ты только что вернулся! Скажи ему, чтобы он подождал. Симон засмеялся:
   — О да! Он с удовольствием это услышит. Извините, господин, но ваша рабыня не хочет, чтобы я уезжал. Вы ведь можете отложить ваши планы, не правда ли? Можете? Вот и прекрасно!
   — Планы? — парировала Эрис. — У господина есть планы? По тому, как все себя ведут, этого не скажешь!
   — Значит, они его не знают, — сказал Симон. — У господина всегда есть план. И он нам о нем скоро расскажет. По крайней мере так он сам мне сказал.
   Эрис провела пальцем по контуру его губ.
   — Гм… Значит, у тебя будет время поговорить с ним о нас, так ведь?
   — Не могу. Он уже на меня сердит. Сейчас я не могу ни о чем его просить.
   Эрис разжала руки, обвивавшие его шею.
   — Симон, ты же обещал…
   — Знаю, но все изменилось. Он думает только о Вэнтране. Мне кажется, он хочет, чтобы я снова вернулся в Люсел-Лор.
   — Нет! — отчаянно вскрикнула Эрис. — Ты обещал, что попросишь его, когда вернешься! Он же все равно знает о нас с тобой. Он не откажет тебе в этом. Тебе — не откажет. Я видела, какой он с тобой, Симон. Он ни в чем не может тебе отказать. Он влюблен в тебя…
   — Перестань! — строго сказал Симон, предостерегающе поднимая руку. — Не говори так. Я знаю нашего господина. Но я — Рошанн, Эрис. Рошанны не женятся.
   — Для тебя он сделает исключение, — спокойно ответила Эрис. — Я в этом уверена.
   Симон был отнюдь в этом не уверен. Он любил Эрис, любил с того дня, когда Бьяджио купил ее и привез на Кроут, но он давным-давно принес клятву своему господину. Он — Рошанн, его семья — Порядок. Таких исключений просто не делают. Более того — о них никогда не просят. Он обещал Эрис, что попросит Бьяджио немного поступиться правилами и проверит на прочность их странную дружбу, но теперь, вернувшись под темное крыло графа, он несколько потерял свой оптимизм. Бьяджио слишком к нему привязан, чтобы делить его с женщиной.
   Симон потрогал золотой ошейник на стройной шее танцовщицы. Если бы не это неприятное украшение, она не походила бы на рабыню. Ее кожа пахла дорогими духами и маслами, а не углем и кухней. Она была балованной любимицей Бьяджио, его драгоценной танцовщицей, и он заплатил за нее царский выкуп. Он обожал ее — не так, как Симон, а как собиратель обожает прекрасное добавление к своей коллекции. В огромном дворце Бьяджио было множество картин и статуй, и все они были бесценными. Однако самым ценным его имуществом была Эрис. Возможно, она была лучшей исполнительницей во всей империи, феноменом, как и сам Бьяджио. Симон знал, что, глядя на нее, Бьяджио видит уголок небес.
   — Я поговорю с ним, — мрачно пообещал Симон.
   — Когда? — настаивала Эрис. — Когда он снова тебя куда-то отправит?
   — Если он снова меня куда-то отправит, — уточнил Симон. — Я пока не знаю, что он задумал. Возможно, у него нет для меня никаких поручений. Похоже, я пользуюсь здесь большой популярностью. Вы оба хотите, чтобы я был рядом с вами.
   Это не было шуткой, поэтому Эрис не засмеялась. Она молча смотрела, как он встает с табуретки и идет в окну. Высоко в небе пели жаворонки. Когда Симон уезжал в Люсел-Лор, на острове было жарко, но теперь стало холоднее: в воздухе ощущался намек на смену времени года. Только это и бывало на Кроуте — намек на осень. Симону хотелось уйти из дворца, лечь с Эрис под деревом и наблюдать за облаками, как это делают дети. Ему хотелось оказаться где-нибудь далеко, перестать быть главным подчиненным Бьяджио. Ему хотелось стать нормальным человеком.
   — Я меняюсь, — прошептал он.
   Эрис тихо подошла сзади и взяла его за руку, но Симон продолжал смотреть на открывающийся из окна вид.
   — Ты устал, любимый, — быстро сказала она. — Отдохни. Приходи ко мне сегодня ночью, если захочешь. Или не приходи, а просто выспись.
   Симон тихо засмеялся.
   — Ты меня не слушаешь. Я меняюсь, Эрис. Я уже не уверен, что я здесь ко двору. Господин изменился. Он думает только о мести. Это снадобье довело его до безумия. И мы все — пленники его сумасшествия.
   — Не говори такие вещи! — предостерегла его Эрис. — Тебя могут услышать.
   — Это не имеет значения. Все знают, что Бьяджио сошел с ума. Ты знаешь, что он приказал мне выкрасть из Люсел-Лора человека? Я привез его сюда. Саврос всю ночь пытал его, чтобы узнать, где Вэнтран.
   Эрис побледнела.
   — И что с ним стало?
   — Я его убил, — ответил Симон. — Пришлось. Саврос стал с ним забавляться. Это было тошнотворно. Мне пришлось положить этому конец.
   — Ты был к нему милосерден, — прошептала Эрис. — Видишь? Ты хороший человек, любимый.
   — Хороший? — насмешливо переспросил Симон. — Я — Рошанн. Среди Рошаннов нет хороших людей. А если я хороший, тогда мне среди них не место.
   Она взяла его за руку. В ее зеленых глазах было бесконечное прощение.
   — Ты делаешь то, что должен, так же, как я. Мы принадлежим ему. Идти против него — значит умереть. Симон притворился, будто согласен с нею.
   — Ты права, — сказал он, надеясь закончить этот разговор. — Мне на корабле было плохо. Это вывело меня из равновесия. — Он поцеловал ей руку. — Извини, что я так с тобой здороваюсь. Обещаю, что этой ночью я буду совсем другим.
   — Не приходи, если не хочешь, — мягко проговорила она. — Или если тебе кажется, что господин будет недоволен. Я пойму.
   — Я приду, — ответил Симон. Он осторожно выпустил ее руку. — Жди меня в полночь у садовой стены. А теперь занимайся. Бьяджио был бы недоволен, если бы я помешал тебе работать.
   Они позволили себе прощальный поцелуй, а потом Симон ушел из музыкального салона. Его сердце отчаянно колотилось от предвкушения.

3
Ричиус Вэнтран

   Ричиус Вэнтран натянул повод и остановил коня рядом с зарослями ягодного куста. Здесь, в горах вокруг Фалиндара, дул сильный ветер. И если бы не ветер, он не заметил бы обрывка окровавленной ткани, который словно флажок трепетал на кривой ветке. Он увидел ее с седла, тревожно осмотрелся и спешился.
   Все было спокойно, если не считать тихого жужжания ветра в ветвях. Животные встревоженно притаились. Неподалеку следом за ним ехали Карлаз и Люсилер, украдкой осматривая окрестности, однако Ричиус чувствовал, что поиски закончены.
   Солнце ярко светило. Ричиус затенил глаза и повернул узкий лоскут к солнцу, чтобы рассмотреть. Казалось, он оторвался от поношенной рубашки — плотной, как та, какие носят фермеры. Она не была синей, так что ее оставил не Хакан, но она появилась здесь недавно, и высохшая кровь еще не выцвела. Ричиус решил, что это трийская кровь — если только фермер сам не убил кого-то. Ричиус осмотрелся. Чуть выше каменистый склон уходил во что-то вроде пещеры. Он вытянул шею, пытаясь заглянуть туда, но вход был темным, и его скрывал каменный завал. Казалось, конь прочел его мысли: он недовольно фыркнул.
   — Не тревожься, парень, — сказал Ричиус своему коню. Подойдя к нему, он почесал ему лоб. — Мы туда не пойдем.
   Конь опустил голову, подставляя Ричиусу свою шею. Конь в этих краях был редким сокровищем, и это животное, похоже, понимало свою ценность. Местность здесь была очень неровной, а большую часть лошадей съели их владельцы в тяжелые дни войны. Это животное было из Нара: Ричиусу его подарил старый друг. У него был безупречный шаг и добрый нрав, напоминавшие Ричиусу о родине.
   — Ричиус!
   Люсилер и Карлаз поднимались наверх пешком. Их белая трийская кожа сияла на солнце. Ричиус поспешил им навстречу.
   — Тише! — сказал он. — Я кое-что нашел.
   Он вручил лоскут ткани Люсилеру. Триец сощурил глаза, внимательно рассмотрел находку Ричиуса, уверенно кивнул и передал ткань Карлазу, который понюхал ее и хмыкнул.
   — Где ты это нашел? — спросил Люсилер. Ричиус указал на кусты:
   — Вон там, у скал. Он был на ветке.
   Вместе они вернулись к кустам, где Ричиус показал ему острый сучок, за который зацепилась ткань. Куст был прочный, с шиповатыми ветками, расставленными во все стороны, но других лоскутов на них не оказалось. На земле валялось еще несколько обломанных веток. Карлаз провел рукой по верху куста, осмотрел землю и снова что-то проворчал.
   — Тассон, — уверенно прошептал предводитель львиных всадников.
   Так назывался зверь, на которого они охотились. Это трийское слово означало «золото». Подобно тому как Ричиус назвал своего коня Огнем, так и львиные всадники давали своим гигантским кошкам имена. Карлаз встал на колени и прижался лицом к земле, глубоко втянув в себя воздух. Потом он погрузил палец в землю и попробовал грязь на вкус. Похоже, исследование его удовлетворило: он посмотрел на Люсилера и кивнул.
   — Что это значит? — спросил Ричиус, а потом повторил свой вопрос уже по-трийски: — Карлаз, что это?
   — Моча, — объяснил Люсилер. — Кошки всегда метят места, где они были. Карлаз почувствовал ее вкус. Он считает, что лев совсем близко.
   Ричиус указал на вход в пещеру.
   — Там, — предположил он.
   Казалось, Карлаз с ним согласен. Все трое взялись за оружие. Трийцы сняли из-за спины жиктары, а Ричиус вытащил свой гигантский меч Джессикейн. При виде чудовищного клинка Люсилер тихо засмеялся.
   — Хорошее оружие, чтобы убивать львов, — заметил он. — А больше мало на что годится.
   Ричиус судорожно вздохнул и сжал обеими руками рукоять меча. Он был шести футов роста, а меч был почти в человеческий рост. Его изготовили десятки лет тому назад для его отца, и даже после многих месяцев занятий — огромный клинок быстро лишал Ричиуса сил.
   — Это не Хакан, — мрачно заметил Люсилер, пряча грязный лоскут себе в рубашку.
   Хакан исчез уже несколько недель тому назад, и хотя некоторые считали, что его сожрал взбесившийся лев Карлаза, этого быть не могло — лев сбежал всего несколько дней назад. Все надеялись, что воин вернется в крепость и выяснится, что он подвернул ногу в горах или упал в колодец. Однако неделя уходила за неделей, и такой поворот событий казался все менее вероятным.
   Тем не менее взбесившийся лев уже убил двоих. Одним был его собственный всадник, которого внезапное бешенство его животного застало полностью врасплох. Второй жертвой зверя стал фермер из ближайшей деревни. Ричиус не был знаком с этими людьми, но видел найденное тело львиного наездника. Одним ударом лапы лев снес ему голову. Фермеру посчастливилось меньше. Его дети утверждали, что он еще продолжал кричать, когда лев поволок его в лес.
   Ричиус не рассчитывал найти Хакана в логове льва. И в то, что воин мог свалиться в колодец, он тоже не верил. Хакан был трийским воином, одним из лучших в Фалинда-ре, и ему прекрасно были известны все опасности Люсел-Лора. Некоторые говорили, что он попался льву, другие — снежному барсу, но Ричиус подозревал, что его друг стал жертвой более страшного существа: чудовища с золотистыми волосами, ярко-синими глазами и неутолимой злобой.
   — Мы его здесь не найдем, Люсилер, — сказал Ричиус.
   — Он ушел охотиться, — резко ответил Люсилер. — Он мог зайти сюда на обратном пути в крепость.
   — Прошло слишком много времени, Люсилер. Никто не уходит охотиться на две недели. Даже если…
   — Ишэй! — рявкнул Карлаз, заставив их замолчать.
   Предводитель львиного народа пригнулся и жестом приказал им сделать то же самое. Ричиус понял, что он собирается сделать.
   — Нет! — прошипел он. — Ты с ума сошел! Туда идти нельзя!
   Люсилер строго посмотрел на друга:
   — Мы должны. Это животное — убийца!
   — Но только не туда! — запротестовал Ричиус. — Мы окажемся в ловушке!
   — Карлаз считает, что лев спит. Это самое подходящее время.
   Ричиус покачал головой:
   — Ни за что! Теперь, когда мы его нашли, нам надо привести подмогу. Чтобы его убить, нас троих мало.
   — Карлаз его убьет, — объявил Люсилер. — Нам надо только его прикрывать.
   Ричиус закрыл глаза и пробормотал молитву. Ему снова представился обезглавленный львиный наездник, и его резко затошнило. Конечно, Карлаз — прекрасный воин, но даже ему не справиться с вышедшим из повиновения львом. Что еще хуже, этот зверь безумен. Он не признает в Карлазе предводителя и убьет его, не колеблясь.