Страница:
В дни открытия спектаклей Джаффи обычно была словно трут, готовый вот-вот вспыхнуть. Утром шестого января было еще хуже. Джаффи знала, как много людей ожидало, что она провалится, и большинство будет упиваться этим.
- Съешь что-нибудь, - настаивал Пол. - Ты почувствуешь себя лучше.
- Я не могу, меня сразу стошнит.
- Но по крайней мере выпей кофе. Я заварю свежий.
- Нет, не кофе. Может быть, чай. С лимоном и медом.
Пол приготовил чай и принес ей в постель, но Джаффи не смогла выпить его. Слишком сладкий, он положил много меда. Она сделала один глоток и поставила чашку на столик рядом с кроватью. Зазвонил дверной звонок, и Пол пошел открывать дверь. Он вернулся, держа в руках большую коробку:
- Еще цветы.
Джаффи подняла крышку и обнаружила белые розы с открыткой.
- Ты была, есть и будешь замечательной актрисой, - прочитала она вслух. - От Нессы.
- Конечно, она права, - сказал Пол. - Слушай, дорогая, ты в состоянии побыть одна? Я не могу оставаться с тобой, мне надо пойти в офис на несколько часов.
И тогда... - Его прервал звонок в дверь. - Я не могу уйти, - сказал он, вернувшись. - Тебе нужен дворецкий. Это то, о чем ты всегда мечтала, опять цветы.
На сей раз - цветы от ее отца. Майер должен был приехать в Нью-Йорк на открытие спектакля, а пока послал алые камелии и открытку - "От папы, от отсутствующей мамы и обоих дедушек". Джаффи заплакала.
- Не надо плакать. - Пол вытер ей глаза. - Тебе придется здорово повозиться с гримом вечером, если будешь плакать.
- Знаю. - Джаффи высморкалась, затем откинула желтое одеяло. - Я встаю. Не могу валяться в постели и мучиться целый день. Пойду погуляю.
- Смотри не подцепи еще каких-нибудь драматургов, - сказал Пол, когда она уходила. По крайней мере это заставило ее рассмеяться, Джаффи отправилась наудачу в аптеку Велана на углу Девятнадцатой улицы и Лексингтон-авеню. Она заглянула внутрь, надеясь увидеть Генри, сидящего за стойкой бара, но его там не было. Можно было не сомневаться - мать уложила его в постель с бутылкой горячей воды и аспирином на все четыре часа.
Вернувшись в пентхаус, она увидела, что вся квартира заставлена цветами. Уборщица бормотала что-то невнятное по поводу того, что не хватает ваз.
- Если принесут еще, поставь их на кухню в ведро с водой, - сказала Джаффи. - Я разберусь с ними потом. - Она пробежала взглядом по карточкам в тех букетах, которые появились во время ее прогулки.
Маргаритки от Мэтта. Они выглядели удивительно свежими и невинными среди других роскошных цветов.
На открытке было написано: "Не гадай на лепестках, я могу предсказать ответ". На мгновение Джаффи испугалась. Что подумает Пол? Ничего. Это любовь. Никто не сомневался, что Мэтт любит ее, а она его. Эта любовь проявилась лишь единственный раз, и, казалось, Пол не беспокоился по этому поводу. Когда она вернулась из Лондона, он продолжал относиться к Мэтту не иначе, как к ее другу и агенту. Джаффи положила на место открытку и перешла к остальным.
- Наверное, цветы прислали все, кто когда-либо встречал тебя, - сказал Пол, входя в гостиную. - Еще больше в спальне и в будуаре. Квартира становится похожей на похоронный зал.
- Если не возражаешь, я обойдусь без этого сравнения.
Пол засмеялся:
- Извини, я забыл, как ты обидчива сегодня.
- Не все прислали цветы, - сказала она, закончив свой обход присланных букетов. - Ничего нет от Карен.
- Ты в самом деле ждала от нее чего-то, дорогая? - осторожно спросил он. - Прошло уже шесть месяцев.
Джаффи действительно ждала, несмотря ни на что.
Как ждала поздравительную открытку на Рождество.
Карен свяжется с ней в рождественские каникулы, говорила Джаффи себе в декабре. Но она не сделала этого тогда, не сделала и сейчас.
Мистер Шварц, частный детектив, отказался от дальнейших поисков. Он не взял денег, поскольку не смог получить никакой информации, за исключением сведений от продавца билетов на автобусной станции, который сказал, что, кажется, продал билет до Лас-Вегаса леди, похожей на фотографию. Но он не был уверен, и Шварц решил поехать в Лас-Вегас. Однако Джаффи высмеяла эту идею.
- Карен ненавидит Лас-Вегас, - настаивала она. - Она сама говорила мне об этом год назад.
После чего сыщик назвал дело безнадежным и прекратил поиск. Почти все считали поиски безнадежными, за исключением Лии и Джаффи. Они утешали друг друга по телефону пустыми надеждами. Пол же был из другого теста.
- Где бы ни была Карен, - сказал он, - она не знает, что у тебя сегодня открытие нового спектакля. Дорогая, в отдаленных районах нашей огромной страны есть такие дикие места, где, вероятно, никогда не слышали о Джаффи Кейн.
- Карен должна была бы услышать обо мне, - сказала Джаффи. Она взглянула на часы. - Уже четвертый час. Мне надо принять ванну.
- Хорошо, только смотри не утони.
- Если бы я не знала, что еще тридцать один человек в этот момент переживает то же, что и я, то, наверное, так и сделала бы.
Наполняя ванну, Джаффи подумала, что, где бы ни была сейчас Карен, она тоже, должно быть, чувствует себя отвратительно. Она очень надеялась на это. Очень.
Ведь надо быть живой, чтобы чувствовать себя отвратительно.
***
В ноябре Карен уволили из химчистки, где она работала сортировщицей грязной одежды.
- Я не могу держать людей, которые забывают приходить на работу, сказал хозяин.
На прошлой неделе Карен играла почти двадцать три часа подряд, потому что ей везло и она получала выигрыш за выигрышем. Через некоторое время большую часть денег она снова оставила в автомате. Обессилев от усталости, вернулась в свою лачугу и проспала почти два дня. Затем снова играла с тем, что у нее осталось от предыдущих выигрышей. Прошло еще полтора дня, и она проиграла все, что у нее было. В течение пяти дней она не появлялась в химчистке, и ее уволили.
- И что теперь? - спросил Фрэнк.
Как обычно, они сидели в автомобиле. Он никогда не разговаривал с ней во время игры, хотя стоял в пяти ярдах позади за своим карточным столом. В "Пустынном дворе" Карен была полностью сосредоточена на своей игре, а он на своей. Вне казино, когда он возил ее туда и обратно, что теперь она называла своей жизнью, Фрэнк задавал Карен вопросы, которые ужасно не нравились ей, поскольку возвращали ее к реальности.
- Что ты теперь собираешься делать? Сможешь ли заплатить за жилье на этой неделе?
Карен покачала головой:
- Нет. Но если сыграю сегодня вечером, то смогу расплатиться. Как только выиграю двадцать один доллар, сразу отложу эти деньги для Беллы и не буду к ним прикасаться. Правда, Фрэнк, обещаю. Если ты только одолжишь мне пятнадцать долларов. Это все, что мне нужно.
- Не дам ни цента.
- Ну дай. Что такое для тебя пятнадцать баксов? Ты получаешь целое состояние.
- Я не дам тебе денег взаймы.
Карен схватила его за руку:
- Ты должен помочь мне, Фрэнк. Ты единственный, на кого я могу рассчитывать. Десять долларов.
Пожалуйста, только десять.
По крайней мере он не отталкивал ее. Фрэнк никогда не отталкивал ее. Но тут снова покачал головой:
- Нет. Я же сказал. Разве только...
- Что? Скажи. Скажи, чего ты хочешь, я сделаю это.
- Если только ты поселишься со мной.
- Что? - Карен испугалась. Он никогда не прикасался к ней, за исключением того случая, когда перенес ее из машины на кровать. Это она хватала его за руку, когда просила дать взаймы. - Для чего ты хочешь, чтобы я поселилась с тобой? - Карен откинула волосы с лица. Они стали еще длиннее и свисали засаленными спутанными локонами. Она уже не помнила, когда последний раз мыла голову.
- Не для того, о чем ты подумала, - сказал Фрэнк. - Я же не предложил разделить со мной постель, Карен.
Только мой дом. У меня небольшой одноэтажный летний дом в дальнем конце Фремонта.
Потребовалось некоторое время, прежде чем она в конце концов сообразила, что Фремонт находится в противоположном конце города от Спринг-Маунтин-роуд.
Каждый раз, когда он подвозил ее, ему было совершенно не по пути. Но Карен не думала об этом сейчас.
- Ты хочешь, чтобы кто-то присматривал за ним, вроде постоянной прислуги?
- - Да, постоянная прислуга со степенью доктора психологии. Мечта каждого парня. Просто мне жаль тебя.
Что скажешь?
- Зачем?
- О Господи! Я не собираюсь отвечать на двадцать вопросов, Карен. Согласна или нет?
Она задумалась на мгновение, затем пожала плечами:
- Мне нечего терять, не так ли?
Таким образом, в ноябре Карен поселилась у Фрэнка.
В конце недели они устроили свой быт. У нее была своя комната, у него своя. Его комната была закрыта для нее.
Карен не могла позволить себе входить туда. Для совместного пользования оставались две другие комнаты, но Карен не хотела заниматься поддержанием порядка в гостиной и на кухне и потому редко бывала там.
Ее жизнь мало чем отличалась от прежней. Она спала и ела очень мало. Продолжала играть, пока не уставала настолько, что не могла дергать за рычаг или у нее кончались деньги. Ее запас был строго определенным, Фрэнк давал ей на игру шестьдесят долларов в неделю.
Это была достаточно щедрая сумма, хотя он мог позволить себе и больше. По его собственному признанию, он снимал немалые деньги, сдавая карты в блэкджеке.
- Я не ждал, что ты откажешься от игры, - сказал он. - Поэтому я снабжаю тебя деньгами. Но только такой суммой, и не более.
Он привозил ее в казино, когда сам отправлялся на работу, и забирал домой, закончив смену. Если она тратила все деньги до воскресенья, когда он выдавал ей шестьдесят долларов, на нее было страшно смотреть.
Однако Фрэнк не давал ей больше, несмотря на просьбы и мольбы.
Пару раз, когда у нее ничего не осталось, а до воскресенья было далеко, она дождалась, когда он уйдет на работу, затем вышла на улицу и стала попрошайничать.
Карен ничего не предлагала взамен тех денег, которые просила. Она делала лишь то, что многие опустившиеся игроки, которым не везло, останавливала незнакомых людей и мямлила что-то относительно двадцати пяти центов. Однако приходилось быть очень осторожной, так как полицейские Лас-Вегаса вели себя ужасно грубо с попрошайками, но Карен удавалось избегать их. Насобирав три, четыре доллара у людей, которые хорошо понимали, зачем ей нужны деньги, она шла куда-нибудь и играла, пока снова не оказывалась пустой. Конечно, при этом она не появлялась в "Пустынном дворе", так как не хотела, чтобы Фрэнк увидел ее.
Если он и знал, то ничего не говорил об этом. Хотя порой говорил другое:
- Прими душ, Карен. Это наши домашние правила.
Ты должна купаться раз в сутки и мыть голову по крайней мере один раз в неделю.
Она, как ребенок, выполняла все его требования. Поскольку Карен не испытывала стыда, когда ей говорили, что от нее пахнет - она уже давно потеряла всякий стыд, - следующей самой важной для нее ценностью после игры с автоматом стала жизнь с Фрэнком в его доме во Фремонте. Здесь она чувствовала себя в безопасности и поняла, что уже давно, насколько помнила, не испытывала такого чувства, особенно после того, как стала любовницей Бернарда Хенригена.
Однажды Фрэнк ушел на пару часов и вернулся с одеждой: двумя юбками одной голубой, другой зеленой, хлопчатобумажной, со складками - и четырьмя блузками различных цветов.
- Тебе нужно что-то из одежды. Думаю, этого достаточно, чтобы ты могла переодеваться и стирать вещи на смену.
Карен послушно выбросила изношенные остатки своего скудного гардероба и стала носить одежду, купленную Фрэнком. Она также научилась пользоваться его стиральной машиной.
В субботу вечером перед Рождеством Карен сорвала большой куш. Она выиграла восемьсот долларов, сразу же обменяла сотню на бумажные деньги и сунула хрустящую банкноту в туфлю. До конца ночи она спустила почти весь свой выигрыш, но до сотни не дотронулась.
- Я хочу пойти в магазин, - сказала она Фрэнку на следующий день.
Было четыре часа дня, а он только завтракал, поскольку график его работы вынуждал придерживаться необычного режима. Карен пила кофе. Она привыкла к черному, но он убедил ее добавлять молоко и сахар.
- Так ты получишь хотя бы небольшое питание, если уж потребляешь в основном кофе.
Карен помешивала в чашке и повторила свой вопрос:
- Так можем мы пойти в магазин?
- Конечно, если хочешь. - Голос его был обычным.
Если бы ее вопрос показался ему странным, он вряд ли согласился.
Она не позволила сопровождать ее по отделам и договорилась встретиться с ним на углу через час.
- Что это? - спросил он, когда она вернулась с тремя свертками.
- Ничего особенного.
Она купила ему подарки к Рождеству - домашние тапочки, крем после бритья и пару золотых запонок.
Конечно, это было не настоящее золото, а только позолота, но они были очень красивыми, заботливо выбранными по старой памяти на изящные вещи. Когда она отдала ему подарки рождественским утром, он сказал, что они очень нравятся ему.
- У меня тоже есть для тебя кое-что. - Это был вишневый махровый банный халат классического типа, который запахивался вокруг тела и завязывался кушаком.
Она примерила его. - Цвет тебе очень идет, - сказал Фрэнк. Он приподнял локон ее волос тыльной стороной ладони. Волосы были чистыми. - Карен, какая у тебя была прическа до Лас-Вегаса?
- Зависит от того, что ты имеешь в виду. - Она стянула волосы руками сзади. - Долгое время вот такой пучок. А перед этим и после этого очень короткая стрижка "пудель". Как Мэри Мартин в фильме "Юг Тихого океана".
- Мне очень хотелось бы увидеть тебя с короткой стрижкой.
На следующий день Карен постриглась. Фрэнк сказал, что она выглядит потрясающе.
- Можешь себе представить, - сказала она, - что в этом месяце я потратила деньги не только на игру?
- Да, - сказал он, - представляю.
***
В восемь часов четырнадцать минут вечера, стоя за левыми боковыми кулисами театра "Лайсиум" и слушая, как Гарри Харкорт произносил слова своей роли, Джаффи Кейн ощущала страшный холод. Она была парализована и не могла двигаться. "Я ни за что не выйду на сцену, - говорила она себе. - На этот раз я не смогу". С того места, где она стояла, Джаффи видела седьмой ряд партера, где сидели ее отец, Мэтт, Пол, Несса и Джек Фаин. Майер нашел в себе силы, чтобы совершить свой первый полет на самолете и прибыть в Нью-Йорк на представление, а его единственная дочь готова поставить его в неловкое положение. Не говоря уже о себе.
Перед ней возник Фил Михельсон. Он коснулся ее руки и улыбнулся. Джаффи не смогла улыбнуться в ответ. Жесткое коричневое платье из парчи плюс накидка, шляпка и муфта тянули ее книзу. Даже если бы она набралась храбрости выйти, она не смогла бы двигаться по сцене во всех этих атрибутах. Черт бы побрал этого костюмера, почему она позволила уговорить себя влезть в эту экипировку?
- Она должна стать моей женой, а не другом, - произнес Гарри Харкорт в центре сцены. Теперь должно пройти три минуты.
Джаффи прислушалась к звуковым эффектам. Да, вот он, этот удивительный звук, точно копирующий скрип колес экипажа, движущегося по булыжной мостовой. А затем тихое ржание лошадей.
Гарри пересек сцену налево и открыл дверь в замечательной декорации Билли Болдвина:
- Итак, мадам, вы прибыли.
Больше ни о чем не думая, Джаффи начала делать то, для чего была рождена. Теперь вся она жила только своей ролью. Она прошла мимо, сначала оглядев обстановку, и только потом посмотрела на мужчину, которого раньше никогда не встречала и который должен стать ее мужем, - именно так она и Фил представляли себе эту сцену. Коричневая парча элегантно развевалась, когда она повернулась, взглянула на Гарри и развязала одной рукой ленточки шляпки. Она сняла ее, подождала, когда луч прожектора остановится на ней, затем помедлила еще секунду, пока публика не почувствовала неловкость, возникшую между мужчиной и женщиной. Наконец заговорила:
- Да, мистер Слейд. Я проделала очень большой путь, и, как бы далеко ни находилось это место, тем не менее я прибыла.
Уолтер Керр, критик драматических постановок в журнале "Тайме", дал ей самую высокую оценку, которую она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Из всех великолепных рецензий, которые она получила, эта заставила ее заплакать. "...Мисс Кейн, кратко говоря, само совершенство. В течение трех часов двадцати минут Марджори держит нас в напряжении. Она заставляет сердиться, раздражаться, пугаться и, наконец, испытывать чувство гордости. Она показывает нам, как формировалась наша нация и ее индивидуумы. Джаффи Кейн, мы благодарим вас, и мы любим вас".
Каждый элемент постановки был детально рассмотрен. Восторженные отзывы касались не только пьесы и актеров, но и декораций, и костюмов. Читателям приводились все подробности этого вечера: девять раз поднимали занавес после окончания спектакля, стоя аплодировали всем актерам, а когда прозвучали традиционные крики, вызывающие автора, и прожектор высветил молодого Генри Уайтмена, он рыдал от счастья. Джек Фаин, по мнению критиков, был "...продюсером, обладавшим необычайной проницательностью и смелостью".
- Мы сотворили чудо, - сказал Джек, когда они прочитали каждую рецензию по меньшей мере раза три. - Потрясающее чудо, и ты, моя дорогая Джаффи, самое большое чудо из всех чудес.
- Но без тебя, Джек, ничего бы не было.
- Я хочу сказать, что ты не только великая актриса, это мне было давно известно, но и великая личность. Я долго вел себя как порядочная дрянь, и от тебя потребовалось настоящее мужество, чтобы заставить меня прочитать эту пьесу. Я никогда не забуду того, что ты сделала.
В конце концов, ты подарила мне, может быть, самый чудесный вечер в моей жизни.
Это был один из самых замечательных моментов. Еще один наступил около пяти утра, когда все уже дошли до изнеможения и были готовы покинуть ресторан "Сарди". К столику, где сидела Джаффи, подошел Мэтт с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Он протянул ей один из них и наполнил искрящимся вином.
- Предлагаю тост за первую леди Бродвея, - сказал он. Затем очень тихо, так что могла слышать только она, добавил:
- Мой тост из одного слова: "Привет".
Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись, потому что за этим словом скрывались счастливые воспоминания.
Когда Джаффи и Пол пришли домой, она обнаружила на своей подушке еще один серебристый пакетик.
В нем были изумрудные серьги.
- Мы вернулись к тому, что было, - сказал Пол, когда она надела их. Теперь можно двигаться дальше.
Пьеса "Когда наступает утро" завоевала в 1956 году приз Общества нью-йоркских критиков драматических постановок как лучшая пьеса сезона. Спектакль был отмечен также четырьмя призами "Тони": лучшая пьеса, лучший драматический режиссер, лучшее сценическое оформление и лучшая драматическая актриса. Для Джаффи это был третий и последний приз "Тони".
На этот раз она присутствовала на церемонии награждения в зале отеля "Плаза", как обещала Джеку еще тогда, когда постановка спектакля казалась несбыточной мечтой. Динамики донесли весть об этом событии до широкой публики: На этот раз в зале были установлены и телевизионные камеры. В этому году впервые церемония награждения "Тони" транслировалась по пятому каналу.
Сотни тысяч людей видели, как Джаффи легкой походкой направилась к подиуму. Яркие лучи софитов следовали за ней, освещая зеленое платье от Диора и сверкающие изумрудные серьги. Она произнесла несколько заранее заготовленных слов и с благодарностью приняла овацию зала, который стоя приветствовал ее, как не раз уже бывало за ее неполные двадцать девять лет.
На этот раз это были, пожалуй, самые приятные аплодисменты, они служили доказательством того, что она вернулась из небытия, куда многие в этом зале пытались изгнать ее. "Я победила", - хотела сказать она. Но не сделала этого. Она улыбалась и посылала воздушные поцелуи с такой неподражаемой сердечной теплотой и очарованием, которые были присущи только Джаффи Кейн.
***
- У тебя кончились деньги? - спросил Фрэнк однажды февральским вечером.
- Да, - призналась Карен.
- Тогда сегодня останешься дома.
Она знала, что просить дополнительную сумму бесполезно.
В те вечера, когда она не ездила с ним в отель, он отправлялся на работу немного позже, тогда как с нею он приезжал в казино в два часа дня. Карен неподвижно лежала в кровати, пока не услышала, как "шевроле" отъехал с обочины. Тогда она встала и надела голубую юбку и розовую блузку. Затем белый жакет и синюю ветровку, которые Фрэнк недавно купил ей, потому что на улице становилось холодно.
Она решила пойти к автобусной остановке. В этот час здесь самое подходящее место, где можно клянчить мелочь. Повсюду дежурили полицейские, но она пряталась в дамской комнате, куда они не могли войти. Там можно было попрошайничать, пока ей самой не становилось противно, или кто-то, кому она слишком досаждала, терял терпение и сообщал о ней. Карен подошла к входной двери, затем остановилась.
Если ей случайно повезет сегодня вечером и она добудет деньги для игры, она может поддаться искушению и забыть про то, что должна находиться дома. Если Фрэнк узнает, он ужасно разозлится и, возможно, даже выгонит ее. Нет, он не должен. Но может.
Зачем она делает это, подвергая себя душевным мукам? Что, черт побери, стало с ней? Неужели главное в жизни - это игра с автоматом? Она сузила свой мир настолько, что в нем остались только вращающиеся картинки вишен, лимонов, семерок и гномов.
Карен стояла, взявшись за ручку двери, но так и не открыла ее. Через некоторое время она вернулась домой, вошла в гостиную и села на стул, не зажигая света.
Карен дрожала, испытывая противоречивые чувства. С одной стороны, ее одолевало желание играть, с другой - желание угодить Фрэнку Карлуччи. Частично то, что происходило у нее в голове, являлось психологическим анализом побуждений и действий, но она не могла сосредоточиться. Не могла удерживать в голове происходящие события, чтобы взглянуть на них со стороны.
Иногда то, что пряталось в глубине ее сознания, просыпалось от долгой спячки, но она не могла ни задержать, ни контролировать этот процесс.
"Надо что-то делать, - сказала она себе наконец. - Нечего сидеть здесь, делай что-нибудь. Приберись в доме.
Зачем? Потому что это необходимо. Какая разница?
Никакой, но надо действовать. Господи, так действуй!
Не важно зачем".
Она включила все освещение в доме, сняла жакет и начала убираться. Сначала в ванной, затем на кухне.
Вымыла окна и полы, вычистила раковину и начала размораживать холодильник. Затем нашла тряпку и банку с полиролью для мебели, взяла пылесос и направилась в гостиную. Убравшись там, перешла в спальню. К семи часам Карен закончила уборку во всех трех комнатах, к которым имела доступ. Она разгорячилась и вспотела и потому приняла душ, еще раз все вычистив после того, как кончила мыться. Она вышла из ванной в красном махровом халате и направилась на чистую кухню, где приготовила себе чашку кофе. Не растворимый, а молотый. Она нашла в шкафу старый кофейник с ситечком и нераспечатанную банку "Максвелл-Хаус". Карен заварила кофе и немного постояла, прислушиваясь к звукам и вдыхая приятный аромат. Она вспомнила о Лии. Нет, ни к чему думать о матери. Надо прогнать эти мысли, чтобы не испытывать жгучей боли. Когда она наливала кофе, руки ее снова дрожали.
Выпив, Карен вымыла и высушила все, чем пользовалась, и поставила на место. Затем взглянула на часы.
Было начало девятого. Еще есть время. Она может собрать немного денег на улице и поиграть час или два. В аптеке рядом с автобусной станцией стояла пара автоматов - в Лас-Вегасе они были повсюду. Она сможет вернуться до прихода Фрэнка.
"Не делай этого, ты уже долго держалась. Продержись еще немного. Ложись спать. Нет, не могу. Тогда снова что-нибудь делай. Что? Уберись еще в доме. Все уже вычищено. Не все, ты не убралась в комнате Фрэнка. Но он сказал... Ну и что?"
На дне ящика письменного стола, который она открыла просто ради любопытства, Карен обнаружила какие-то бумаги. Когда она выдвигала ящик, где-то в уголке ее сознания мелькнула мысль, что бог знает как давно она ни к чему не проявляла любопытства.
В ящике лежала стопка отпечатанных страниц. На верхней был заголовок "ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА, Исследование маниакального влечения к игре, Фрэнсис Т. Карлуччи". Карен вытащила стопку, перевернула титульный лист и начала читать.
Она не слышала, как подъехал автомобиль Фрэнка.
Когда он вошел, Карен сидела на полу в его спальне и продолжала читать, не поднимая головы. Фрэнк прислонился к косяку двери и наблюдал за ней некоторое время.
- Привет, - сказал он наконец.
Она подняла голову и увидела его.
- Что это такое? - спросила она. - Кто ты, черт побери?
- Это рукопись. Незаконченная, первый набросок, я не работал над ней уже несколько месяцев. А сам я Фрэнк Карлуччи, как и говорил и как там написано.
- Это не ответ.
- Да, пожалуй. - Он опустился на колени рядом с Карен и начал собирать отложенные ею страницы, складывая их в аккуратную пачку. - Ты можешь почитать остальное позже, если хочешь. А сейчас пойдем на кухню и поедим что-нибудь, я проголодался.
Карен забыла включить холодильник после разморозки, и продукты стали теплыми, но Фрэнк сказал, что они еще не испортились.
- Здесь стало чище, - заметил он.
- Съешь что-нибудь, - настаивал Пол. - Ты почувствуешь себя лучше.
- Я не могу, меня сразу стошнит.
- Но по крайней мере выпей кофе. Я заварю свежий.
- Нет, не кофе. Может быть, чай. С лимоном и медом.
Пол приготовил чай и принес ей в постель, но Джаффи не смогла выпить его. Слишком сладкий, он положил много меда. Она сделала один глоток и поставила чашку на столик рядом с кроватью. Зазвонил дверной звонок, и Пол пошел открывать дверь. Он вернулся, держа в руках большую коробку:
- Еще цветы.
Джаффи подняла крышку и обнаружила белые розы с открыткой.
- Ты была, есть и будешь замечательной актрисой, - прочитала она вслух. - От Нессы.
- Конечно, она права, - сказал Пол. - Слушай, дорогая, ты в состоянии побыть одна? Я не могу оставаться с тобой, мне надо пойти в офис на несколько часов.
И тогда... - Его прервал звонок в дверь. - Я не могу уйти, - сказал он, вернувшись. - Тебе нужен дворецкий. Это то, о чем ты всегда мечтала, опять цветы.
На сей раз - цветы от ее отца. Майер должен был приехать в Нью-Йорк на открытие спектакля, а пока послал алые камелии и открытку - "От папы, от отсутствующей мамы и обоих дедушек". Джаффи заплакала.
- Не надо плакать. - Пол вытер ей глаза. - Тебе придется здорово повозиться с гримом вечером, если будешь плакать.
- Знаю. - Джаффи высморкалась, затем откинула желтое одеяло. - Я встаю. Не могу валяться в постели и мучиться целый день. Пойду погуляю.
- Смотри не подцепи еще каких-нибудь драматургов, - сказал Пол, когда она уходила. По крайней мере это заставило ее рассмеяться, Джаффи отправилась наудачу в аптеку Велана на углу Девятнадцатой улицы и Лексингтон-авеню. Она заглянула внутрь, надеясь увидеть Генри, сидящего за стойкой бара, но его там не было. Можно было не сомневаться - мать уложила его в постель с бутылкой горячей воды и аспирином на все четыре часа.
Вернувшись в пентхаус, она увидела, что вся квартира заставлена цветами. Уборщица бормотала что-то невнятное по поводу того, что не хватает ваз.
- Если принесут еще, поставь их на кухню в ведро с водой, - сказала Джаффи. - Я разберусь с ними потом. - Она пробежала взглядом по карточкам в тех букетах, которые появились во время ее прогулки.
Маргаритки от Мэтта. Они выглядели удивительно свежими и невинными среди других роскошных цветов.
На открытке было написано: "Не гадай на лепестках, я могу предсказать ответ". На мгновение Джаффи испугалась. Что подумает Пол? Ничего. Это любовь. Никто не сомневался, что Мэтт любит ее, а она его. Эта любовь проявилась лишь единственный раз, и, казалось, Пол не беспокоился по этому поводу. Когда она вернулась из Лондона, он продолжал относиться к Мэтту не иначе, как к ее другу и агенту. Джаффи положила на место открытку и перешла к остальным.
- Наверное, цветы прислали все, кто когда-либо встречал тебя, - сказал Пол, входя в гостиную. - Еще больше в спальне и в будуаре. Квартира становится похожей на похоронный зал.
- Если не возражаешь, я обойдусь без этого сравнения.
Пол засмеялся:
- Извини, я забыл, как ты обидчива сегодня.
- Не все прислали цветы, - сказала она, закончив свой обход присланных букетов. - Ничего нет от Карен.
- Ты в самом деле ждала от нее чего-то, дорогая? - осторожно спросил он. - Прошло уже шесть месяцев.
Джаффи действительно ждала, несмотря ни на что.
Как ждала поздравительную открытку на Рождество.
Карен свяжется с ней в рождественские каникулы, говорила Джаффи себе в декабре. Но она не сделала этого тогда, не сделала и сейчас.
Мистер Шварц, частный детектив, отказался от дальнейших поисков. Он не взял денег, поскольку не смог получить никакой информации, за исключением сведений от продавца билетов на автобусной станции, который сказал, что, кажется, продал билет до Лас-Вегаса леди, похожей на фотографию. Но он не был уверен, и Шварц решил поехать в Лас-Вегас. Однако Джаффи высмеяла эту идею.
- Карен ненавидит Лас-Вегас, - настаивала она. - Она сама говорила мне об этом год назад.
После чего сыщик назвал дело безнадежным и прекратил поиск. Почти все считали поиски безнадежными, за исключением Лии и Джаффи. Они утешали друг друга по телефону пустыми надеждами. Пол же был из другого теста.
- Где бы ни была Карен, - сказал он, - она не знает, что у тебя сегодня открытие нового спектакля. Дорогая, в отдаленных районах нашей огромной страны есть такие дикие места, где, вероятно, никогда не слышали о Джаффи Кейн.
- Карен должна была бы услышать обо мне, - сказала Джаффи. Она взглянула на часы. - Уже четвертый час. Мне надо принять ванну.
- Хорошо, только смотри не утони.
- Если бы я не знала, что еще тридцать один человек в этот момент переживает то же, что и я, то, наверное, так и сделала бы.
Наполняя ванну, Джаффи подумала, что, где бы ни была сейчас Карен, она тоже, должно быть, чувствует себя отвратительно. Она очень надеялась на это. Очень.
Ведь надо быть живой, чтобы чувствовать себя отвратительно.
***
В ноябре Карен уволили из химчистки, где она работала сортировщицей грязной одежды.
- Я не могу держать людей, которые забывают приходить на работу, сказал хозяин.
На прошлой неделе Карен играла почти двадцать три часа подряд, потому что ей везло и она получала выигрыш за выигрышем. Через некоторое время большую часть денег она снова оставила в автомате. Обессилев от усталости, вернулась в свою лачугу и проспала почти два дня. Затем снова играла с тем, что у нее осталось от предыдущих выигрышей. Прошло еще полтора дня, и она проиграла все, что у нее было. В течение пяти дней она не появлялась в химчистке, и ее уволили.
- И что теперь? - спросил Фрэнк.
Как обычно, они сидели в автомобиле. Он никогда не разговаривал с ней во время игры, хотя стоял в пяти ярдах позади за своим карточным столом. В "Пустынном дворе" Карен была полностью сосредоточена на своей игре, а он на своей. Вне казино, когда он возил ее туда и обратно, что теперь она называла своей жизнью, Фрэнк задавал Карен вопросы, которые ужасно не нравились ей, поскольку возвращали ее к реальности.
- Что ты теперь собираешься делать? Сможешь ли заплатить за жилье на этой неделе?
Карен покачала головой:
- Нет. Но если сыграю сегодня вечером, то смогу расплатиться. Как только выиграю двадцать один доллар, сразу отложу эти деньги для Беллы и не буду к ним прикасаться. Правда, Фрэнк, обещаю. Если ты только одолжишь мне пятнадцать долларов. Это все, что мне нужно.
- Не дам ни цента.
- Ну дай. Что такое для тебя пятнадцать баксов? Ты получаешь целое состояние.
- Я не дам тебе денег взаймы.
Карен схватила его за руку:
- Ты должен помочь мне, Фрэнк. Ты единственный, на кого я могу рассчитывать. Десять долларов.
Пожалуйста, только десять.
По крайней мере он не отталкивал ее. Фрэнк никогда не отталкивал ее. Но тут снова покачал головой:
- Нет. Я же сказал. Разве только...
- Что? Скажи. Скажи, чего ты хочешь, я сделаю это.
- Если только ты поселишься со мной.
- Что? - Карен испугалась. Он никогда не прикасался к ней, за исключением того случая, когда перенес ее из машины на кровать. Это она хватала его за руку, когда просила дать взаймы. - Для чего ты хочешь, чтобы я поселилась с тобой? - Карен откинула волосы с лица. Они стали еще длиннее и свисали засаленными спутанными локонами. Она уже не помнила, когда последний раз мыла голову.
- Не для того, о чем ты подумала, - сказал Фрэнк. - Я же не предложил разделить со мной постель, Карен.
Только мой дом. У меня небольшой одноэтажный летний дом в дальнем конце Фремонта.
Потребовалось некоторое время, прежде чем она в конце концов сообразила, что Фремонт находится в противоположном конце города от Спринг-Маунтин-роуд.
Каждый раз, когда он подвозил ее, ему было совершенно не по пути. Но Карен не думала об этом сейчас.
- Ты хочешь, чтобы кто-то присматривал за ним, вроде постоянной прислуги?
- - Да, постоянная прислуга со степенью доктора психологии. Мечта каждого парня. Просто мне жаль тебя.
Что скажешь?
- Зачем?
- О Господи! Я не собираюсь отвечать на двадцать вопросов, Карен. Согласна или нет?
Она задумалась на мгновение, затем пожала плечами:
- Мне нечего терять, не так ли?
Таким образом, в ноябре Карен поселилась у Фрэнка.
В конце недели они устроили свой быт. У нее была своя комната, у него своя. Его комната была закрыта для нее.
Карен не могла позволить себе входить туда. Для совместного пользования оставались две другие комнаты, но Карен не хотела заниматься поддержанием порядка в гостиной и на кухне и потому редко бывала там.
Ее жизнь мало чем отличалась от прежней. Она спала и ела очень мало. Продолжала играть, пока не уставала настолько, что не могла дергать за рычаг или у нее кончались деньги. Ее запас был строго определенным, Фрэнк давал ей на игру шестьдесят долларов в неделю.
Это была достаточно щедрая сумма, хотя он мог позволить себе и больше. По его собственному признанию, он снимал немалые деньги, сдавая карты в блэкджеке.
- Я не ждал, что ты откажешься от игры, - сказал он. - Поэтому я снабжаю тебя деньгами. Но только такой суммой, и не более.
Он привозил ее в казино, когда сам отправлялся на работу, и забирал домой, закончив смену. Если она тратила все деньги до воскресенья, когда он выдавал ей шестьдесят долларов, на нее было страшно смотреть.
Однако Фрэнк не давал ей больше, несмотря на просьбы и мольбы.
Пару раз, когда у нее ничего не осталось, а до воскресенья было далеко, она дождалась, когда он уйдет на работу, затем вышла на улицу и стала попрошайничать.
Карен ничего не предлагала взамен тех денег, которые просила. Она делала лишь то, что многие опустившиеся игроки, которым не везло, останавливала незнакомых людей и мямлила что-то относительно двадцати пяти центов. Однако приходилось быть очень осторожной, так как полицейские Лас-Вегаса вели себя ужасно грубо с попрошайками, но Карен удавалось избегать их. Насобирав три, четыре доллара у людей, которые хорошо понимали, зачем ей нужны деньги, она шла куда-нибудь и играла, пока снова не оказывалась пустой. Конечно, при этом она не появлялась в "Пустынном дворе", так как не хотела, чтобы Фрэнк увидел ее.
Если он и знал, то ничего не говорил об этом. Хотя порой говорил другое:
- Прими душ, Карен. Это наши домашние правила.
Ты должна купаться раз в сутки и мыть голову по крайней мере один раз в неделю.
Она, как ребенок, выполняла все его требования. Поскольку Карен не испытывала стыда, когда ей говорили, что от нее пахнет - она уже давно потеряла всякий стыд, - следующей самой важной для нее ценностью после игры с автоматом стала жизнь с Фрэнком в его доме во Фремонте. Здесь она чувствовала себя в безопасности и поняла, что уже давно, насколько помнила, не испытывала такого чувства, особенно после того, как стала любовницей Бернарда Хенригена.
Однажды Фрэнк ушел на пару часов и вернулся с одеждой: двумя юбками одной голубой, другой зеленой, хлопчатобумажной, со складками - и четырьмя блузками различных цветов.
- Тебе нужно что-то из одежды. Думаю, этого достаточно, чтобы ты могла переодеваться и стирать вещи на смену.
Карен послушно выбросила изношенные остатки своего скудного гардероба и стала носить одежду, купленную Фрэнком. Она также научилась пользоваться его стиральной машиной.
В субботу вечером перед Рождеством Карен сорвала большой куш. Она выиграла восемьсот долларов, сразу же обменяла сотню на бумажные деньги и сунула хрустящую банкноту в туфлю. До конца ночи она спустила почти весь свой выигрыш, но до сотни не дотронулась.
- Я хочу пойти в магазин, - сказала она Фрэнку на следующий день.
Было четыре часа дня, а он только завтракал, поскольку график его работы вынуждал придерживаться необычного режима. Карен пила кофе. Она привыкла к черному, но он убедил ее добавлять молоко и сахар.
- Так ты получишь хотя бы небольшое питание, если уж потребляешь в основном кофе.
Карен помешивала в чашке и повторила свой вопрос:
- Так можем мы пойти в магазин?
- Конечно, если хочешь. - Голос его был обычным.
Если бы ее вопрос показался ему странным, он вряд ли согласился.
Она не позволила сопровождать ее по отделам и договорилась встретиться с ним на углу через час.
- Что это? - спросил он, когда она вернулась с тремя свертками.
- Ничего особенного.
Она купила ему подарки к Рождеству - домашние тапочки, крем после бритья и пару золотых запонок.
Конечно, это было не настоящее золото, а только позолота, но они были очень красивыми, заботливо выбранными по старой памяти на изящные вещи. Когда она отдала ему подарки рождественским утром, он сказал, что они очень нравятся ему.
- У меня тоже есть для тебя кое-что. - Это был вишневый махровый банный халат классического типа, который запахивался вокруг тела и завязывался кушаком.
Она примерила его. - Цвет тебе очень идет, - сказал Фрэнк. Он приподнял локон ее волос тыльной стороной ладони. Волосы были чистыми. - Карен, какая у тебя была прическа до Лас-Вегаса?
- Зависит от того, что ты имеешь в виду. - Она стянула волосы руками сзади. - Долгое время вот такой пучок. А перед этим и после этого очень короткая стрижка "пудель". Как Мэри Мартин в фильме "Юг Тихого океана".
- Мне очень хотелось бы увидеть тебя с короткой стрижкой.
На следующий день Карен постриглась. Фрэнк сказал, что она выглядит потрясающе.
- Можешь себе представить, - сказала она, - что в этом месяце я потратила деньги не только на игру?
- Да, - сказал он, - представляю.
***
В восемь часов четырнадцать минут вечера, стоя за левыми боковыми кулисами театра "Лайсиум" и слушая, как Гарри Харкорт произносил слова своей роли, Джаффи Кейн ощущала страшный холод. Она была парализована и не могла двигаться. "Я ни за что не выйду на сцену, - говорила она себе. - На этот раз я не смогу". С того места, где она стояла, Джаффи видела седьмой ряд партера, где сидели ее отец, Мэтт, Пол, Несса и Джек Фаин. Майер нашел в себе силы, чтобы совершить свой первый полет на самолете и прибыть в Нью-Йорк на представление, а его единственная дочь готова поставить его в неловкое положение. Не говоря уже о себе.
Перед ней возник Фил Михельсон. Он коснулся ее руки и улыбнулся. Джаффи не смогла улыбнуться в ответ. Жесткое коричневое платье из парчи плюс накидка, шляпка и муфта тянули ее книзу. Даже если бы она набралась храбрости выйти, она не смогла бы двигаться по сцене во всех этих атрибутах. Черт бы побрал этого костюмера, почему она позволила уговорить себя влезть в эту экипировку?
- Она должна стать моей женой, а не другом, - произнес Гарри Харкорт в центре сцены. Теперь должно пройти три минуты.
Джаффи прислушалась к звуковым эффектам. Да, вот он, этот удивительный звук, точно копирующий скрип колес экипажа, движущегося по булыжной мостовой. А затем тихое ржание лошадей.
Гарри пересек сцену налево и открыл дверь в замечательной декорации Билли Болдвина:
- Итак, мадам, вы прибыли.
Больше ни о чем не думая, Джаффи начала делать то, для чего была рождена. Теперь вся она жила только своей ролью. Она прошла мимо, сначала оглядев обстановку, и только потом посмотрела на мужчину, которого раньше никогда не встречала и который должен стать ее мужем, - именно так она и Фил представляли себе эту сцену. Коричневая парча элегантно развевалась, когда она повернулась, взглянула на Гарри и развязала одной рукой ленточки шляпки. Она сняла ее, подождала, когда луч прожектора остановится на ней, затем помедлила еще секунду, пока публика не почувствовала неловкость, возникшую между мужчиной и женщиной. Наконец заговорила:
- Да, мистер Слейд. Я проделала очень большой путь, и, как бы далеко ни находилось это место, тем не менее я прибыла.
Уолтер Керр, критик драматических постановок в журнале "Тайме", дал ей самую высокую оценку, которую она запомнила на всю оставшуюся жизнь. Из всех великолепных рецензий, которые она получила, эта заставила ее заплакать. "...Мисс Кейн, кратко говоря, само совершенство. В течение трех часов двадцати минут Марджори держит нас в напряжении. Она заставляет сердиться, раздражаться, пугаться и, наконец, испытывать чувство гордости. Она показывает нам, как формировалась наша нация и ее индивидуумы. Джаффи Кейн, мы благодарим вас, и мы любим вас".
Каждый элемент постановки был детально рассмотрен. Восторженные отзывы касались не только пьесы и актеров, но и декораций, и костюмов. Читателям приводились все подробности этого вечера: девять раз поднимали занавес после окончания спектакля, стоя аплодировали всем актерам, а когда прозвучали традиционные крики, вызывающие автора, и прожектор высветил молодого Генри Уайтмена, он рыдал от счастья. Джек Фаин, по мнению критиков, был "...продюсером, обладавшим необычайной проницательностью и смелостью".
- Мы сотворили чудо, - сказал Джек, когда они прочитали каждую рецензию по меньшей мере раза три. - Потрясающее чудо, и ты, моя дорогая Джаффи, самое большое чудо из всех чудес.
- Но без тебя, Джек, ничего бы не было.
- Я хочу сказать, что ты не только великая актриса, это мне было давно известно, но и великая личность. Я долго вел себя как порядочная дрянь, и от тебя потребовалось настоящее мужество, чтобы заставить меня прочитать эту пьесу. Я никогда не забуду того, что ты сделала.
В конце концов, ты подарила мне, может быть, самый чудесный вечер в моей жизни.
Это был один из самых замечательных моментов. Еще один наступил около пяти утра, когда все уже дошли до изнеможения и были готовы покинуть ресторан "Сарди". К столику, где сидела Джаффи, подошел Мэтт с бутылкой шампанского и двумя бокалами. Он протянул ей один из них и наполнил искрящимся вином.
- Предлагаю тост за первую леди Бродвея, - сказал он. Затем очень тихо, так что могла слышать только она, добавил:
- Мой тост из одного слова: "Привет".
Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись, потому что за этим словом скрывались счастливые воспоминания.
Когда Джаффи и Пол пришли домой, она обнаружила на своей подушке еще один серебристый пакетик.
В нем были изумрудные серьги.
- Мы вернулись к тому, что было, - сказал Пол, когда она надела их. Теперь можно двигаться дальше.
Пьеса "Когда наступает утро" завоевала в 1956 году приз Общества нью-йоркских критиков драматических постановок как лучшая пьеса сезона. Спектакль был отмечен также четырьмя призами "Тони": лучшая пьеса, лучший драматический режиссер, лучшее сценическое оформление и лучшая драматическая актриса. Для Джаффи это был третий и последний приз "Тони".
На этот раз она присутствовала на церемонии награждения в зале отеля "Плаза", как обещала Джеку еще тогда, когда постановка спектакля казалась несбыточной мечтой. Динамики донесли весть об этом событии до широкой публики: На этот раз в зале были установлены и телевизионные камеры. В этому году впервые церемония награждения "Тони" транслировалась по пятому каналу.
Сотни тысяч людей видели, как Джаффи легкой походкой направилась к подиуму. Яркие лучи софитов следовали за ней, освещая зеленое платье от Диора и сверкающие изумрудные серьги. Она произнесла несколько заранее заготовленных слов и с благодарностью приняла овацию зала, который стоя приветствовал ее, как не раз уже бывало за ее неполные двадцать девять лет.
На этот раз это были, пожалуй, самые приятные аплодисменты, они служили доказательством того, что она вернулась из небытия, куда многие в этом зале пытались изгнать ее. "Я победила", - хотела сказать она. Но не сделала этого. Она улыбалась и посылала воздушные поцелуи с такой неподражаемой сердечной теплотой и очарованием, которые были присущи только Джаффи Кейн.
***
- У тебя кончились деньги? - спросил Фрэнк однажды февральским вечером.
- Да, - призналась Карен.
- Тогда сегодня останешься дома.
Она знала, что просить дополнительную сумму бесполезно.
В те вечера, когда она не ездила с ним в отель, он отправлялся на работу немного позже, тогда как с нею он приезжал в казино в два часа дня. Карен неподвижно лежала в кровати, пока не услышала, как "шевроле" отъехал с обочины. Тогда она встала и надела голубую юбку и розовую блузку. Затем белый жакет и синюю ветровку, которые Фрэнк недавно купил ей, потому что на улице становилось холодно.
Она решила пойти к автобусной остановке. В этот час здесь самое подходящее место, где можно клянчить мелочь. Повсюду дежурили полицейские, но она пряталась в дамской комнате, куда они не могли войти. Там можно было попрошайничать, пока ей самой не становилось противно, или кто-то, кому она слишком досаждала, терял терпение и сообщал о ней. Карен подошла к входной двери, затем остановилась.
Если ей случайно повезет сегодня вечером и она добудет деньги для игры, она может поддаться искушению и забыть про то, что должна находиться дома. Если Фрэнк узнает, он ужасно разозлится и, возможно, даже выгонит ее. Нет, он не должен. Но может.
Зачем она делает это, подвергая себя душевным мукам? Что, черт побери, стало с ней? Неужели главное в жизни - это игра с автоматом? Она сузила свой мир настолько, что в нем остались только вращающиеся картинки вишен, лимонов, семерок и гномов.
Карен стояла, взявшись за ручку двери, но так и не открыла ее. Через некоторое время она вернулась домой, вошла в гостиную и села на стул, не зажигая света.
Карен дрожала, испытывая противоречивые чувства. С одной стороны, ее одолевало желание играть, с другой - желание угодить Фрэнку Карлуччи. Частично то, что происходило у нее в голове, являлось психологическим анализом побуждений и действий, но она не могла сосредоточиться. Не могла удерживать в голове происходящие события, чтобы взглянуть на них со стороны.
Иногда то, что пряталось в глубине ее сознания, просыпалось от долгой спячки, но она не могла ни задержать, ни контролировать этот процесс.
"Надо что-то делать, - сказала она себе наконец. - Нечего сидеть здесь, делай что-нибудь. Приберись в доме.
Зачем? Потому что это необходимо. Какая разница?
Никакой, но надо действовать. Господи, так действуй!
Не важно зачем".
Она включила все освещение в доме, сняла жакет и начала убираться. Сначала в ванной, затем на кухне.
Вымыла окна и полы, вычистила раковину и начала размораживать холодильник. Затем нашла тряпку и банку с полиролью для мебели, взяла пылесос и направилась в гостиную. Убравшись там, перешла в спальню. К семи часам Карен закончила уборку во всех трех комнатах, к которым имела доступ. Она разгорячилась и вспотела и потому приняла душ, еще раз все вычистив после того, как кончила мыться. Она вышла из ванной в красном махровом халате и направилась на чистую кухню, где приготовила себе чашку кофе. Не растворимый, а молотый. Она нашла в шкафу старый кофейник с ситечком и нераспечатанную банку "Максвелл-Хаус". Карен заварила кофе и немного постояла, прислушиваясь к звукам и вдыхая приятный аромат. Она вспомнила о Лии. Нет, ни к чему думать о матери. Надо прогнать эти мысли, чтобы не испытывать жгучей боли. Когда она наливала кофе, руки ее снова дрожали.
Выпив, Карен вымыла и высушила все, чем пользовалась, и поставила на место. Затем взглянула на часы.
Было начало девятого. Еще есть время. Она может собрать немного денег на улице и поиграть час или два. В аптеке рядом с автобусной станцией стояла пара автоматов - в Лас-Вегасе они были повсюду. Она сможет вернуться до прихода Фрэнка.
"Не делай этого, ты уже долго держалась. Продержись еще немного. Ложись спать. Нет, не могу. Тогда снова что-нибудь делай. Что? Уберись еще в доме. Все уже вычищено. Не все, ты не убралась в комнате Фрэнка. Но он сказал... Ну и что?"
На дне ящика письменного стола, который она открыла просто ради любопытства, Карен обнаружила какие-то бумаги. Когда она выдвигала ящик, где-то в уголке ее сознания мелькнула мысль, что бог знает как давно она ни к чему не проявляла любопытства.
В ящике лежала стопка отпечатанных страниц. На верхней был заголовок "ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА, Исследование маниакального влечения к игре, Фрэнсис Т. Карлуччи". Карен вытащила стопку, перевернула титульный лист и начала читать.
Она не слышала, как подъехал автомобиль Фрэнка.
Когда он вошел, Карен сидела на полу в его спальне и продолжала читать, не поднимая головы. Фрэнк прислонился к косяку двери и наблюдал за ней некоторое время.
- Привет, - сказал он наконец.
Она подняла голову и увидела его.
- Что это такое? - спросила она. - Кто ты, черт побери?
- Это рукопись. Незаконченная, первый набросок, я не работал над ней уже несколько месяцев. А сам я Фрэнк Карлуччи, как и говорил и как там написано.
- Это не ответ.
- Да, пожалуй. - Он опустился на колени рядом с Карен и начал собирать отложенные ею страницы, складывая их в аккуратную пачку. - Ты можешь почитать остальное позже, если хочешь. А сейчас пойдем на кухню и поедим что-нибудь, я проголодался.
Карен забыла включить холодильник после разморозки, и продукты стали теплыми, но Фрэнк сказал, что они еще не испортились.
- Здесь стало чище, - заметил он.