Страница:
Я вернул доску в прежнее положение и обратился в слух. Скоро грек произнес:
– Итак, свяжите его снова. Если не будет сидеть спокойно, мы его заколем. Слышал? Заруби это себе на носу!
Я услышал, как открылась дверь и кто-то удалился. Снова сделалось тихо, и я шепотом рассказал своим спутникам, что видел и слышал.
– Это ворье, – сказал Халеф. – Что же нам делать?
– Это не только ворье, но и убийцы, – прошептал я. – Ты веришь, что они отпустят этого человека? Они подождут, пока принесут три тысячи пиастров, а потом убьют его.
– Надо ему помочь!
– Без сомнения. Но как?
– Мы сломаем доски и освободим его!
– И наделаем много шума, тем самым выдадим себя. Можно дать им бой, что само по себе опасно, но даже если мы одержим верх, то спугнем их. Лучше было бы вызвать полицию, но кто знает, как скоро она придет. За это время многое может случиться. Думаю, лучше всего сломать тихонько еще одну доску и сделать окошко, через которое можно пролезть. Мы втащим сюда этого человека и снова заделаем отверстие. А дальше видно будет.
– Но у нас нет даже клещей, чтобы вытащить гвозди!
– Но есть нож. Самое главное, чтобы ничего не было слышно. Я начну тотчас же.
– Ты знаешь, где находится этот человек?
– Да. Они вели его через комнату, в которой, как мне поведал Барух, развлекаются мальчики и девочки. Напротив нашей стены есть еще одно помещение, я видел его дверь – вот там-то он и находится.
Я прильнул к стене и заметил, что каждая доска держится всего на одном гвозде. Гвоздь с нашей стороны вроде бы легко поддавался, хватило одного движения ножом, чтобы сдвинуть доску вбок. Но этой дырки было явно недостаточно для человека, нужно было расширить отверстие. Мне удалось все проделать без шума. Доски были приподняты на одном гвозде, и Омар держал их в таком положении. С той же стороны головки гвоздей были отхвачены клещами, так что мне пришлось изрядно потрудиться, орудуя лезвием ножа, как пилой. Без шума не обошлось, а руки устали так, что я должен был часто перекладывать нож из правой в левую.
Едва я закончил работу, как услышал шаги. Это был грек со светильником. Он открыл дверь, что напротив нашей стены, но не вошел.
– Деньги есть? – услышал я вопрос турка.
– Да! – ответил хозяин со смешком.
– Отпустите меня!
– Подождешь до завтрашнего утра. Скоро сюда придут люди, они не должны знать, что ты находишься здесь, поэтому я тебя пока свяжу и вставлю кляп. Если будешь сидеть тихо, скоро окажешься на свободе, станешь шуметь – тебя вынесут трупом.
Турок настаивал, чтобы его тут же отпустили, он никому ничего не расскажет – но напрасно. Он просил также, чтобы ему не затыкали рот, но увы. По его жалостливому тону можно было догадаться: он понял, что его ждет. Его связали и заткнули рот, после чего хозяин-грек удалился. Дверь закрылась. Надо было действовать быстро и решительно – скоро придут люди, о которых предупреждал хозяин. Хорошо еще, что я был готов. Я прихватил револьвер и нож и полез в дыру. Мои товарищи остались на месте, но были готовы в любую минуту прийти на помощь. Я отодвинул запор и вошел.
– Молчи, я освобожу тебя! – сказал я узнику и тут же обрезал его путы. Кляп представлял из себя платок, засунутый ему в рот. Я его тоже выдернул.
– Машалла! – воскликнул мужчина, поднимаясь. – Кто ты и как…
– Тихо, – прервал я его, – иди за мной!
Я вывел его, запер дверь на засов и втащил его в наше помещение.
– Хамдулиллах! Слава Аллаху! – зашептал Халеф. – Я уже начал беспокоиться. Но все произошло быстрее, чем я успел испугаться.
Я ничего не ответил, но зато быстро поставил на место все доски и укрепил их в гнездах, чтобы все было, как раньше.
Тут мы снова услыхали шаги. Принесли пьяного, уложенного на доске, чтобы проспался. Я перешел с товарищами в другую комнату, где можно было зажечь свет и рассмотреть нашего гостя.
Он был среднего роста, лет около пятидесяти, с интеллигентным лицом.
– Добро пожаловать! – приветствовал я его. – Мы в курсе происходящего в соседнем доме и поэтому решили тебе немного помочь.
– И вы не относитесь к тем мерзавцам? – спросил он с надеждой в голосе.
– Нет.
– Я подозревал, что меня хотят убить, и подумал, что ты пришел за мной и настал момент… Кто вы?
– Я немец, а это двое моих друзей, свободные арабы из Сахары. Этот – Омар бен Садик, совершает кровную месть по отношению к одному врагу, который, видимо, обитает в этом доме. Поэтому мы и поселились рядом, чтобы выследить его. Мы только с сегодняшнего дня здесь, и Аллаху было угодно, чтобы мы воспрепятствовали первому же злодеянию. А можно узнать, кто ты?
Он угрюмо огляделся, потом наклонил голову и ответил:
– Лучше мне помолчать. Мне бы не хотелось раскрывать свое имя, которое многим известно. Ты чужеземец, и я найду способ отблагодарить тебя, не называя своего имени.
– Я уважу твою просьбу, но только не говори о благодарности. Ты узнал кого-нибудь из тех, которые находятся на той половине?
– Нет. Там много приезжих, но они совсем не похожи на гостей. Надо бы обыскать этот притон как следует!
– Думаешь, тебе это удастся? Хотя, думаю, до утра грек не спохватится, и полиция может накрыть его, если только он не выставит часовых. Я уже понял, что этот дом посещают и сами полицейские, и дервиши, и служащие, так что, скорее всего, твоя затея провалится.
– Полиция? – спросил он с сомнением в голосе. – Я заглянул в одну комнатку, где сидели хавасы. Я их узнал, но они меня не приметили. Нет, в полицию я обращаться не буду. Знай, что я забит – офицер, звание не имеет значения. Я приведу с собой солдат, и мы разделаемся с этим притоном.
С одной стороны, мне это понравилось, а с другой – нет. Если сейчас разворошить этот муравейник, то можно не застать самых опасных, упустить их и потом искать снова. Но камень уже пришел в движение, и его нужно было катить. Поэтому я ответил:
– Исполни мою просьбу, покажи мне обитателей этого дома, я хочу убедиться, есть ли там те, кого мы ищем.
– Ты увидишь всех.
– Но запомни: всякий, кто входит в дом, должен называть пароль «Эн-Наср». Надеюсь, тебе это пригодится.
– Ага, значит, именно это слово прошептал мой сопровождающий рядом с дверью. Но откуда ты-то знаешь это слово?
По тому, как он со мной разговаривал, я понял, что он в немалом чине. Я ответил спокойно:
– Омар бен Садик подслушал и сообщил мне.
Я рассказал ему еще кое-что, что могло оказаться полезным, и продолжил:
– Тебе надо разделить солдат. Одна часть войдет с паролем через вход, а вторая – в дыру, через которую ты вылезал. Первое должно произойти не ранее, чем вы окажетесь у отверстия, ибо я предполагаю, что сторож у двери поднимет тревогу при виде солдат, и у его товарищей будет время скрыться.
– Я вижу, ты человек честный, и последую твоему совету. У вас здесь нет фески? Эти негодяи сорвали мою, это им так не пройдет!
– Я отдам тебе свою, и возьми эти пистолеты, нельзя быть безоружным.
– Благодарю тебя, франк! Я все верну тебе. Будь осторожен, самое позднее через час я вернусь.
Я проводил его до двери, и он спешно удалился по другой стороне улицы.
– Сиди, – попросил меня Омар, когда я вернулся, – отдай мне Абу эн-Насра, если он там внутри!
– Не знаю…
– Мне нужно отомстить.
– Офицера этот вопрос мало волнует!
– Тогда я знаю, что мне делать. Помнишь мою клятву, которую я дал в Шотт-Джериде на месте, где исчез мой отец? Видишь, я отрастил волосы и бороду, и враг от меня не уйдет!
Он пошел в се лам лык и сел перед той выбитой доской. Только бы Абу эн-Наср был сегодня вечером там!
Я погасил свет и пошел с Халефом за Омаром. Там, у соседей, сейчас должно быть людно. Я слышал чихание и даже стоны, какие испускают курильщики при первых затяжках. Мы вели себя тихо, и через три четверти часа я направился к входной двери, чтобы встретить офицера.
Прошло куда более часа, когда мне в темноте удалось разглядеть длинную цепочку силуэтов, медленно двигавшихся по переулку. Наверняка они получили соответствующие инструкции, поскольку цепочка разделилась, как мы и задумывали. Во главе их стоял наш знакомый, в прежнем одеянии, но более тщательно вооруженный.
– Ждешь нас? – зашептал он. – Вот твои пистолеты и феска.
Он взял эти вещи из рук следовавшего за ним офицера в чине капитана. Пока я разводил людей, он оставался стоять возле дверей. Мои три комнаты были уже заполнены, когда он вошел. Хотя лестница скрипела, обошлось без шума.
– Зажги свет, – попросил он.
– Ты запер внизу дверь? – спросил я его.
– Запор задвинут.
– А охрана стоит?
– Охрана? Зачем?
– Я же тебе говорил, что живу здесь с сегодняшнего дня, ситуацию изучил недостаточно и допускаю, что те, кого мы ищем, попытаются ускользнуть через наш двор и наши ворота.
– Предоставь это мне. Я знаю, что делаю!
Когда свет зажгли, он сел у стенки и отдал приказ начинать. Ближайшие солдаты подняли ружья, чтобы прикладами расколотить стенку. Я бы назвал это глупостью, потому что, прежде чем первый проник бы туда, все в соседском доме были бы уже предупреждены об опасности. Нашелся все же один, кто сделал умнее – он развел доски в стороны и ножами отколупнул остальные. Тут же в образовавшуюся брешь полезли офицер и солдаты. Я решил идти в первых рядах и по возможности исправлять ошибки военных. Таким образом я оказался между моим офицером и капитаном. В покоях лежали шестеро или семеро напившихся и накурившихся опиума до одури. Мы перепрыгнули через них и ворвались в соседнюю комнату в тот момент, когда из нее выскальзывал последний «посетитель». Мы – следом.
Снизу донеслись шум и голоса – солдаты были уже там. В комнате, куда мы ворвались, имелись две двери. Вбежав в одну, мы оказались в тупиковых апартаментах. Там было полно юношей и девушек, молящихся, стоя на коленях.
– Часовых к двери! – скомандовал офицер.
Он прыгнул к другой двери, я – за ним. Тут мы столкнулись с Омаром.
– Наверху его нет! – крикнул он. – Надо бежать вниз!
Чувство мести загнало его наверх быстрее всех.
– Кто наверху? – спросил его офицер.
– Около двадцати парней. Я никого не знаю.
Он отстранил нас и побежал вниз. Мы пробирались через многие комнаты, все были хорошо освещены. Нападение оказалось столь неожиданным, что в доме не успели погасить свет. Позже я услышал, как охранник у ворот, завидев солдат, разрядил в них пистолет и исчез в темноте. Мы за шумом беготни не разобрали этого выстрела, но обитатели притона поняли его прекрасно: это знак крайней опасности, надо смываться. Поэтому мы и не обнаруживали никого в комнатах. Наконец нам удалось добраться до двери последнего помещения. Ее забаррикадировали изнутри. Пока солдаты прикладами пробивали себе путь через завалы, внутри тоже раздался сильный шум. Дверь была массивной и продержалась долго, за это время я сбегал к нам в дом за двустволкой, вспомнив, что у меня с собой лишь револьвер и пистолеты; нож забрал Омар.
Когда я вернулся с ружьем, дверь уже начала поддаваться. Те, кто находился за ней, держались до последнего – это был их последний бастион. Да и стена была не из дерева, а кирпичная, что тоже не ускорило штурм.
– Отойдите, – сказал я этим людям, – дайте мне!
Мой «медвежебой», приклад которого был обит железом, оказался лучшим пробойником, чем легкие винтовки защитников турецкого отечества. Два-три удара – и дверь была сметена. В этот момент раздался залп из десятка стволов, и несколько солдат упали, я же, стоя чуть сбоку, не был задет. Я уже хотел прыгать в проем вместе с офицером, как услышал нечто, что заставило меня замереть на месте.
– Сиди, скорее, на помощь! – донесся со двора слабый голос Халефа.
Значит, бравый хаджи попал в нешуточную заваруху, надо было спешить. Снова помчался я через череду комнат к нашей стене, по нашим уже помещениям, вниз по лестнице во двор. Путь неблизкий, за это время они могли уже прикончить бедного Халефа. Я снова услышал его крик, подскочил к деревянной стене во дворе нашего дома и выбил прикладом несколько досок.
– Держись, Халеф, я иду! – крикнул я ему.
– Скорее, сиди, я его поймал! – снова завопил он.
Старые гнилые доски отлетели, там, внизу, было совершенно темно, только сверкали вспышки выстрелов и раздавалась грязная ругань. Медлить было нельзя, и я спрыгнул в темень. Было невысоко, но я не очень удачно приземлился. Быстро вскочил на ноги.
– Халеф, где ты?
– Здесь, у двери!
Верный хаджи воспринял слова офицера близко к сердцу и, вместо того чтобы следовать с нами в соседский дом, побежал к нашей двери. Прятавшиеся в задней комнате люди действительно выбили тонкую стенку и выпрыгнули в наш двор. Половина уже находились внизу, когда мне удалось наверху раздолбать дверь. Они хотели скрыться через наш дом, но натолкнулись на Халефа, который, вместо того чтобы спрятаться в коридоре за дверью, открыто попытался их остановить. Выстрелы, которые я слышал, были предназначены ему; попали ли в него – не знаю, по крайней мере сейчас он стоял и оборонялся своим длинноствольным ружьем, взяв его за дуло.
Есть какое-то очарование в ближнем ночном бою. Чувства обостряются вдвое, видишь то, что обычно незаметно, природные инстинкты становятся еще сильнее, решения приходят быстрее. Мой приклад быстро расчистил коридор возле хаджи. Наши противники отступили под нашими ударами, но я думал лишь об одном: кого же имел в виду Халеф?
– Кого, Халеф? – бросил я ему через плечо.
– Абрахим-Мамура!
– Вон оно что!
– Он лежит, я его свалил!
– Наконец-то! Браво!
Несколько человек, вновь окруживших нас, вскоре были расшвыряны по сторонам. Меня больше всего волновал Абрахим-Мамур. Во дворе творилось что-то невообразимое, сверху то и дело спрыгивали люди, преследуемые солдатами, но я не обращал на них внимания. Я подобрал факел, зажег его и осветил лица лежавших на полу.
– Мне жаль Халеф, но его здесь нет!
– Как нет, сиди? Быть того не может! Я узнал его при вспышке выстрела!
– Значит, он ускользнул, а ты свалил другого. Где же он тогда?
Я поднялся и оглядел двор. Беглецы как раз перелезали через доски и кучи мусора, пытаясь выбраться из замкнутого пространства.
– За ними, сиди! – закричал Халеф. – Он где-то там!
– Это точно! Но так мы его не поймаем. Он должен быть у наших ворот. Пошли!
Я пробежал по коридору и распахнул дверь. Трое или четверо как раз выбирались из дома Баруха. Пятый, следовавший за ними и не замечавший нас, крикнул:
– Стойте! Держитесь вместе!
Это был он. Это был его голос, я помню его по той ночи на Ниле, когда он созывал своих слуг. Халеф тоже узнал его и завопил:
– Это он, сиди! За ним!
Абрахим услышал это и побежал не оглядываясь. Мы – за ним. Он огибал всевозможные углы, заворачивал в разные темные проулки, но я держался не менее чем в пятнадцати шагах от него, а Халеф был более прытким, чем я. Тот прыжок во дворе не прошел для меня бесследно, иначе я бы догнал его быстрее. Он был отменный бегун, и у моего Халефа отказывало дыхание.
– Остановись и сними его выстрелом! – выкрикнул он, задыхаясь.
Мне было бы легче последовать этому совету, но я почему-то этого не сделал. Охота продолжалась. Тут переулок кончился, и перед нами открылся Золотой Рог. Недалеко от берега, несмотря на темень, можно было различить несколько островов, лежащих между Бахаривекей и Судлудже.
– Правее, Халеф! – крикнул я.
Он послушался, и я прыгнул влево. Беглец оказался между нами и водой. Он на какое-то мгновение замер, оценивая ситуацию, и, прыгнув в воду, тут же скрылся под водой.
– О, вай! – закричал Халеф. – Он не должен от нас уйти!
Он поднял ружье.
– Не стреляй, – остановил его я. – Ты весь дрожишь от бега, лучше я прыгну за ним!
– Сиди, когда речь идет об этом злодее, я не дрожу, – последовал ответ.
Тут голова пловца появилась над водой. Раздался выстрел, крик – и голова с бульканьем исчезла в волнах.
– Я попал! – закричал Халеф. – Он мертв. Видишь, сиди, я не дрожал.
Мы подождали еще немного. Абрахим-Мамур не выплыл, и мы оба поверили, что выстрел действительно попал в цель.
Мы пошли назад на поле боя.
Хоть я и замечал, куда мы бежали, но найти обратную дорогу было непросто. Пока нас не было, положение изменилось. Стало светлее, поскольку жители окрестных домов высыпали на улицу с бумажными фонариками. Часть солдат образовали кордон возле трех домов, а другие искали беглецов в окрестных дворах и следили за задержанными. Ими считались все, кто был обнаружен сегодня в доме грека. Сам он был мертв. Капитан отрубил ему голову ударом сабли. Его жена стояла среди связанных юношей и девушек. Здесь же были накурившиеся. Пока шел бой, сознание медленно возвращалось к ним. Несколько солдат были убиты, многие ранены. Халефа тоже задело в руку, но по касательной ниже локтя и поэтому неопасно. Задержаны были только четверо мужчин, явно принадлежавших к шайке мошенников. Шестерых застрелили, остальным удалось уйти. Омар сидел расстроенный на лестнице – Абу эн-Насра он не нашел, а остальное его не волновало…
Старый Барух уже пошел спать, когда раздались первые выстрелы. Он в страхе забился в угол своей комнаты и только сейчас выполз наружу и с удивлением рассматривал содеянное.
Пленников сковали в цепочку для препровождения в казарму, и офицер дал разрешение солдатам «почистить» дом грека. Дважды просить их не понадобилось. Через десять минут все, что можно было вынести, было сметено.
Я спросил капитана, где офицер.
– Он стоит там, возле дома, – последовал ответ.
Это я уже знал. Но мне нужно было выяснить еще кое-что. До боя он молчал, потому что не знал, кто я. Сейчас он мог мне доверять.
– В каком он чине? – спросил я.
– Не задавай таких вопросов! – резанул он довольно жестко. – Он запретил говорить об этом.
Но мне обязательно надо было это узнать! Один из солдат все еще копался во дворе, выискивая, чем поживиться. Когда он выбирался через кучи хлама, я остановил его.
– Ничего не нашел?
– Ничего! – проворчал он.
– Ты заработаешь кое-что у меня, если ответишь на один вопрос.
– Какой?
– В каком чине офицер, который вас привел сюда?
– Мы не должны говорить о нем. Но ведь и он обо мне не подумал. Дашь двадцать пиастров, если скажу?
– Дам.
– Это миралай, зовут его…
Он назвал имя человека, сыгравшего немаловажную роль в дальнейших событиях. Он не турок по национальности и выбился в высокие чины благодаря своему уму.
Я заплатил ему и посмотрел, что делается в переулке. Миралай стоял перед дверью. Увидев меня, он, как я и ожидал, подошел ко мне и спросил:
– А что, разве все франки такие трусливые? Где ты был, когда другие воевали?
Вот это вопрос! Вот бы влепить ему оплеуху!
– Мы тоже воевали, – сказал я спокойно, – но только с теми, кого ты легкомысленно упустил. Умный человек всегда исправит ошибки недальновидных военных!
– Это кого же я упустил?! – взвился он.
– Всех, кому удалось скрыться. Ты не послушался меня и не выставил заслон на выходе, вот мы и вынуждены были со слугой удерживать их, но разве всех удержишь? А вы пока разбирались там с подростками. Кстати, что будет с арестованными?
– Аллаху ведомо. Где ты будешь завтра?
– Скорее всего, здесь.
– Тебя здесь не будет.
– Это почему же?
– Сам скоро узнаешь. Итак, где мы завтра встретимся?
– У Базиргиана Мафлея, что живет у Ени-Джами.
– Я пошлю за тобой.
Он отвернулся от меня и подал знак. Арестованных вывели и построили. Я вернулся во двор и вскоре понял, почему не смогу завтра жить в этом доме. Этот дружелюбный офицер велел разложить костер в доме грека, и языки пламени уже плясали в комнатах. Это был чисто мусульманский способ разделаться с не слишком приятными воспоминаниями.
Я быстро заскочил в наши апартаменты, чтобы забрать оружие и нехитрый скарб. Все это я сложил во дворе, и вовремя – скоро огонь стал виден уже в переулке. Крики и беготню, которые последовали за этим, невозможно описать. В этом городе панически боятся пожаров, думают только о том, как унести ноги, а о том, чтобы гасить, даже не задумываются. Один такой пожар, бывало, опустошал целый квартал!
Мой старый Барух от ужаса лишился дара речи, а его жена не могла пошевелиться. Мы приложили все усилия, чтобы собрать и завязать их основные вещи, и обещали, что их хорошо примут у Мафлея. К этому времени уже подошли вызванные носильщики, и мы покинули жилище, не прожив в нем и дня, хотя плату внесли на неделю вперед. В любом случае богатый пекарь немного проиграл на своей развалюхе.
В столь поздний час дом Мафлея был заперт, но наш стук быстро разбудил обитателей. Все члены семьи собрались, они расстроились, узнав, что наше предприятие окончилось таким печальным образом. Им, конечно, хотелось захватить Абрахим-Мамура, но такой конец их тоже вполне устроил.
Барух с женой были приняты со всем вниманием, и хозяева обязались заботиться о них.
Исла сообщил нам, что садовый домик снова в полном нашем распоряжении, и добавил:
– Эфенди, сегодня, пока тебя не было, мы принимали неожиданного, но очень дорогого гостя. Подумай, кто бы это мог быть!
– А я его знаю?
– Видеть ты его не видел, но рассказывал я тебе о нем много. Ты его сейчас увидишь.
Я был немного заинтригован – ведь этот человек явно связан с нашими событиями. Через какое-то время Исла вернулся, ведя пожилого мужчину, мне явно не знакомого. Он был в обычной турецкой одежде и не имел ничего такого, что навело бы меня на догадку. Обожженное солнцем лицо, морщины, белая борода – все это говорило о несладкой жизни.
– Вот этот человек, эфенди, – сказал Исла.
– Не могу догадаться, – вынужден был признать я.
– И все же ты поймешь. – И он обратился к незнакомцу: – Скажи ему что-нибудь на своем языке!
Мужчина поклонился и сказал по-сербски:
– Ваш покорный слуга, глубокоуважаемый господин! Это вежливое приветствие сразу же заставило меня вспомнить. Я схватил старика за руки и воскликнул тоже на сербском:
– Да это вы, отец Оско! Милости просим!
Это был на самом деле Оско, отец Зеницы, и ему очень понравилось, что я приветствовал его на сербском языке. Конечно, о сне не могло быть и речи, мне нужно было столько узнать! С тех пор как исчезла его единственная дочь, он потерял покой. Он не раз уже думал, что напал на след, но каждый раз приходил к печальному выводу, что в очередной раз ошибся. Правда, нужды во время этих поездок по Малой Азии и Армении он не испытывал – средства у него имелись.
На восточный манер он дал клятву никогда не возвращаться домой, к жене, пока не найдет дочь. Бесплодные поиски привели его в Константинополь. Такая одиссея возможна только на Востоке. При размеренной жизни европейцев это путешествие следовало бы назвать безумием. Можно понять радость черногорца, когда он нашел свою дочь замужем за человеком, для которого он ее и готовил, и не только дочь, но и жену застал он в Стамбуле – она приехала сюда за дочерью. Он выяснил все связи и стремился только отомстить, найти дервиша Али Манаха, заставить его сообщить местопребывание своего отца; а я убеждал его предоставить это дело мне.
Только сначала следовало выспаться, и, надо сказать, я заснул мгновенно и, если бы меня не разбудили, проспал бы долго. Мафлей послал ко мне слугу сообщить, что пришел человек, который хочет поговорить со мной. Поскольку на Востоке принято спать одетым, я тут же поднялся и был готов идти на встречу. Некто, спрашивавший меня, сообщил, что мне нужно идти в дом в Сан-Димитри, где я был у ютербогского цирюльника, – он хочет со мной переговорить, причем срочно.
– Что ему надо? – спросил я.
– Я не знаю, – последовал ответ. – Я живу по соседству, и хозяин попросил меня сходить к тебе.
– Так скажи ему, что я скоро буду!
Я заплатил ему, и он удалился. Через пять минут мы с Омаром были уже в пути. В сложившейся обстановке я посчитал опасным ездить в одиночку; Халефа же я не хотел тревожить – он все-таки ранен. На наемных лошадках, за которыми, взявшись за хвост, трусили владельцы, мы поехали по переулкам. Хозяин уже ждал у дверей. Он отвесил мне поклон и спросил:
– Эфенди, ты тот самый немец, который не так давно был у меня с неким Хамсадом аль-Джебрая?
– Да.
– Он хочет с тобой переговорить.
– Где он?
– Он лежит наверху. Твой спутник может обождать здесь.
Слова «лежит наверху» навели меня на мысль о болезни или несчастном случае. Пока Омар заходил в нижнюю комнату, я уже поднялся по лестнице. Хозяин предупредил меня:
– Не пугайся, господин, он болен!
– Что с ним?
– Да ничего особенного, только небольшой порез.
– Кто порезал его?
– Какой-то неизвестный, который раньше никогда здесь не был.
– За что?
– Сначала все было спокойно, они сидели и беседовали, потом начали играть, а когда твой знакомый должен был платить, у него не оказалось денег. Они стали ссориться и вытащили ножи. Он был пьян и получил удар ножом.
– Рана опасна?
– Нет, ведь он сразу не умер.
Этот наивный человек полагал, что ранение смертельно лишь в том случае, если человек сразу умирает.
– Ты задержал того, другого?
– Как же я мог это сделать? – спросил он недоуменно. – У твоего друга не было денег, и он первым вынул нож.
– Но ты хоть немного его знаешь?
– Итак, свяжите его снова. Если не будет сидеть спокойно, мы его заколем. Слышал? Заруби это себе на носу!
Я услышал, как открылась дверь и кто-то удалился. Снова сделалось тихо, и я шепотом рассказал своим спутникам, что видел и слышал.
– Это ворье, – сказал Халеф. – Что же нам делать?
– Это не только ворье, но и убийцы, – прошептал я. – Ты веришь, что они отпустят этого человека? Они подождут, пока принесут три тысячи пиастров, а потом убьют его.
– Надо ему помочь!
– Без сомнения. Но как?
– Мы сломаем доски и освободим его!
– И наделаем много шума, тем самым выдадим себя. Можно дать им бой, что само по себе опасно, но даже если мы одержим верх, то спугнем их. Лучше было бы вызвать полицию, но кто знает, как скоро она придет. За это время многое может случиться. Думаю, лучше всего сломать тихонько еще одну доску и сделать окошко, через которое можно пролезть. Мы втащим сюда этого человека и снова заделаем отверстие. А дальше видно будет.
– Но у нас нет даже клещей, чтобы вытащить гвозди!
– Но есть нож. Самое главное, чтобы ничего не было слышно. Я начну тотчас же.
– Ты знаешь, где находится этот человек?
– Да. Они вели его через комнату, в которой, как мне поведал Барух, развлекаются мальчики и девочки. Напротив нашей стены есть еще одно помещение, я видел его дверь – вот там-то он и находится.
Я прильнул к стене и заметил, что каждая доска держится всего на одном гвозде. Гвоздь с нашей стороны вроде бы легко поддавался, хватило одного движения ножом, чтобы сдвинуть доску вбок. Но этой дырки было явно недостаточно для человека, нужно было расширить отверстие. Мне удалось все проделать без шума. Доски были приподняты на одном гвозде, и Омар держал их в таком положении. С той же стороны головки гвоздей были отхвачены клещами, так что мне пришлось изрядно потрудиться, орудуя лезвием ножа, как пилой. Без шума не обошлось, а руки устали так, что я должен был часто перекладывать нож из правой в левую.
Едва я закончил работу, как услышал шаги. Это был грек со светильником. Он открыл дверь, что напротив нашей стены, но не вошел.
– Деньги есть? – услышал я вопрос турка.
– Да! – ответил хозяин со смешком.
– Отпустите меня!
– Подождешь до завтрашнего утра. Скоро сюда придут люди, они не должны знать, что ты находишься здесь, поэтому я тебя пока свяжу и вставлю кляп. Если будешь сидеть тихо, скоро окажешься на свободе, станешь шуметь – тебя вынесут трупом.
Турок настаивал, чтобы его тут же отпустили, он никому ничего не расскажет – но напрасно. Он просил также, чтобы ему не затыкали рот, но увы. По его жалостливому тону можно было догадаться: он понял, что его ждет. Его связали и заткнули рот, после чего хозяин-грек удалился. Дверь закрылась. Надо было действовать быстро и решительно – скоро придут люди, о которых предупреждал хозяин. Хорошо еще, что я был готов. Я прихватил револьвер и нож и полез в дыру. Мои товарищи остались на месте, но были готовы в любую минуту прийти на помощь. Я отодвинул запор и вошел.
– Молчи, я освобожу тебя! – сказал я узнику и тут же обрезал его путы. Кляп представлял из себя платок, засунутый ему в рот. Я его тоже выдернул.
– Машалла! – воскликнул мужчина, поднимаясь. – Кто ты и как…
– Тихо, – прервал я его, – иди за мной!
Я вывел его, запер дверь на засов и втащил его в наше помещение.
– Хамдулиллах! Слава Аллаху! – зашептал Халеф. – Я уже начал беспокоиться. Но все произошло быстрее, чем я успел испугаться.
Я ничего не ответил, но зато быстро поставил на место все доски и укрепил их в гнездах, чтобы все было, как раньше.
Тут мы снова услыхали шаги. Принесли пьяного, уложенного на доске, чтобы проспался. Я перешел с товарищами в другую комнату, где можно было зажечь свет и рассмотреть нашего гостя.
Он был среднего роста, лет около пятидесяти, с интеллигентным лицом.
– Добро пожаловать! – приветствовал я его. – Мы в курсе происходящего в соседнем доме и поэтому решили тебе немного помочь.
– И вы не относитесь к тем мерзавцам? – спросил он с надеждой в голосе.
– Нет.
– Я подозревал, что меня хотят убить, и подумал, что ты пришел за мной и настал момент… Кто вы?
– Я немец, а это двое моих друзей, свободные арабы из Сахары. Этот – Омар бен Садик, совершает кровную месть по отношению к одному врагу, который, видимо, обитает в этом доме. Поэтому мы и поселились рядом, чтобы выследить его. Мы только с сегодняшнего дня здесь, и Аллаху было угодно, чтобы мы воспрепятствовали первому же злодеянию. А можно узнать, кто ты?
Он угрюмо огляделся, потом наклонил голову и ответил:
– Лучше мне помолчать. Мне бы не хотелось раскрывать свое имя, которое многим известно. Ты чужеземец, и я найду способ отблагодарить тебя, не называя своего имени.
– Я уважу твою просьбу, но только не говори о благодарности. Ты узнал кого-нибудь из тех, которые находятся на той половине?
– Нет. Там много приезжих, но они совсем не похожи на гостей. Надо бы обыскать этот притон как следует!
– Думаешь, тебе это удастся? Хотя, думаю, до утра грек не спохватится, и полиция может накрыть его, если только он не выставит часовых. Я уже понял, что этот дом посещают и сами полицейские, и дервиши, и служащие, так что, скорее всего, твоя затея провалится.
– Полиция? – спросил он с сомнением в голосе. – Я заглянул в одну комнатку, где сидели хавасы. Я их узнал, но они меня не приметили. Нет, в полицию я обращаться не буду. Знай, что я забит – офицер, звание не имеет значения. Я приведу с собой солдат, и мы разделаемся с этим притоном.
С одной стороны, мне это понравилось, а с другой – нет. Если сейчас разворошить этот муравейник, то можно не застать самых опасных, упустить их и потом искать снова. Но камень уже пришел в движение, и его нужно было катить. Поэтому я ответил:
– Исполни мою просьбу, покажи мне обитателей этого дома, я хочу убедиться, есть ли там те, кого мы ищем.
– Ты увидишь всех.
– Но запомни: всякий, кто входит в дом, должен называть пароль «Эн-Наср». Надеюсь, тебе это пригодится.
– Ага, значит, именно это слово прошептал мой сопровождающий рядом с дверью. Но откуда ты-то знаешь это слово?
По тому, как он со мной разговаривал, я понял, что он в немалом чине. Я ответил спокойно:
– Омар бен Садик подслушал и сообщил мне.
Я рассказал ему еще кое-что, что могло оказаться полезным, и продолжил:
– Тебе надо разделить солдат. Одна часть войдет с паролем через вход, а вторая – в дыру, через которую ты вылезал. Первое должно произойти не ранее, чем вы окажетесь у отверстия, ибо я предполагаю, что сторож у двери поднимет тревогу при виде солдат, и у его товарищей будет время скрыться.
– Я вижу, ты человек честный, и последую твоему совету. У вас здесь нет фески? Эти негодяи сорвали мою, это им так не пройдет!
– Я отдам тебе свою, и возьми эти пистолеты, нельзя быть безоружным.
– Благодарю тебя, франк! Я все верну тебе. Будь осторожен, самое позднее через час я вернусь.
Я проводил его до двери, и он спешно удалился по другой стороне улицы.
– Сиди, – попросил меня Омар, когда я вернулся, – отдай мне Абу эн-Насра, если он там внутри!
– Не знаю…
– Мне нужно отомстить.
– Офицера этот вопрос мало волнует!
– Тогда я знаю, что мне делать. Помнишь мою клятву, которую я дал в Шотт-Джериде на месте, где исчез мой отец? Видишь, я отрастил волосы и бороду, и враг от меня не уйдет!
Он пошел в се лам лык и сел перед той выбитой доской. Только бы Абу эн-Наср был сегодня вечером там!
Я погасил свет и пошел с Халефом за Омаром. Там, у соседей, сейчас должно быть людно. Я слышал чихание и даже стоны, какие испускают курильщики при первых затяжках. Мы вели себя тихо, и через три четверти часа я направился к входной двери, чтобы встретить офицера.
Прошло куда более часа, когда мне в темноте удалось разглядеть длинную цепочку силуэтов, медленно двигавшихся по переулку. Наверняка они получили соответствующие инструкции, поскольку цепочка разделилась, как мы и задумывали. Во главе их стоял наш знакомый, в прежнем одеянии, но более тщательно вооруженный.
– Ждешь нас? – зашептал он. – Вот твои пистолеты и феска.
Он взял эти вещи из рук следовавшего за ним офицера в чине капитана. Пока я разводил людей, он оставался стоять возле дверей. Мои три комнаты были уже заполнены, когда он вошел. Хотя лестница скрипела, обошлось без шума.
– Зажги свет, – попросил он.
– Ты запер внизу дверь? – спросил я его.
– Запор задвинут.
– А охрана стоит?
– Охрана? Зачем?
– Я же тебе говорил, что живу здесь с сегодняшнего дня, ситуацию изучил недостаточно и допускаю, что те, кого мы ищем, попытаются ускользнуть через наш двор и наши ворота.
– Предоставь это мне. Я знаю, что делаю!
Когда свет зажгли, он сел у стенки и отдал приказ начинать. Ближайшие солдаты подняли ружья, чтобы прикладами расколотить стенку. Я бы назвал это глупостью, потому что, прежде чем первый проник бы туда, все в соседском доме были бы уже предупреждены об опасности. Нашелся все же один, кто сделал умнее – он развел доски в стороны и ножами отколупнул остальные. Тут же в образовавшуюся брешь полезли офицер и солдаты. Я решил идти в первых рядах и по возможности исправлять ошибки военных. Таким образом я оказался между моим офицером и капитаном. В покоях лежали шестеро или семеро напившихся и накурившихся опиума до одури. Мы перепрыгнули через них и ворвались в соседнюю комнату в тот момент, когда из нее выскальзывал последний «посетитель». Мы – следом.
Снизу донеслись шум и голоса – солдаты были уже там. В комнате, куда мы ворвались, имелись две двери. Вбежав в одну, мы оказались в тупиковых апартаментах. Там было полно юношей и девушек, молящихся, стоя на коленях.
– Часовых к двери! – скомандовал офицер.
Он прыгнул к другой двери, я – за ним. Тут мы столкнулись с Омаром.
– Наверху его нет! – крикнул он. – Надо бежать вниз!
Чувство мести загнало его наверх быстрее всех.
– Кто наверху? – спросил его офицер.
– Около двадцати парней. Я никого не знаю.
Он отстранил нас и побежал вниз. Мы пробирались через многие комнаты, все были хорошо освещены. Нападение оказалось столь неожиданным, что в доме не успели погасить свет. Позже я услышал, как охранник у ворот, завидев солдат, разрядил в них пистолет и исчез в темноте. Мы за шумом беготни не разобрали этого выстрела, но обитатели притона поняли его прекрасно: это знак крайней опасности, надо смываться. Поэтому мы и не обнаруживали никого в комнатах. Наконец нам удалось добраться до двери последнего помещения. Ее забаррикадировали изнутри. Пока солдаты прикладами пробивали себе путь через завалы, внутри тоже раздался сильный шум. Дверь была массивной и продержалась долго, за это время я сбегал к нам в дом за двустволкой, вспомнив, что у меня с собой лишь револьвер и пистолеты; нож забрал Омар.
Когда я вернулся с ружьем, дверь уже начала поддаваться. Те, кто находился за ней, держались до последнего – это был их последний бастион. Да и стена была не из дерева, а кирпичная, что тоже не ускорило штурм.
– Отойдите, – сказал я этим людям, – дайте мне!
Мой «медвежебой», приклад которого был обит железом, оказался лучшим пробойником, чем легкие винтовки защитников турецкого отечества. Два-три удара – и дверь была сметена. В этот момент раздался залп из десятка стволов, и несколько солдат упали, я же, стоя чуть сбоку, не был задет. Я уже хотел прыгать в проем вместе с офицером, как услышал нечто, что заставило меня замереть на месте.
– Сиди, скорее, на помощь! – донесся со двора слабый голос Халефа.
Значит, бравый хаджи попал в нешуточную заваруху, надо было спешить. Снова помчался я через череду комнат к нашей стене, по нашим уже помещениям, вниз по лестнице во двор. Путь неблизкий, за это время они могли уже прикончить бедного Халефа. Я снова услышал его крик, подскочил к деревянной стене во дворе нашего дома и выбил прикладом несколько досок.
– Держись, Халеф, я иду! – крикнул я ему.
– Скорее, сиди, я его поймал! – снова завопил он.
Старые гнилые доски отлетели, там, внизу, было совершенно темно, только сверкали вспышки выстрелов и раздавалась грязная ругань. Медлить было нельзя, и я спрыгнул в темень. Было невысоко, но я не очень удачно приземлился. Быстро вскочил на ноги.
– Халеф, где ты?
– Здесь, у двери!
Верный хаджи воспринял слова офицера близко к сердцу и, вместо того чтобы следовать с нами в соседский дом, побежал к нашей двери. Прятавшиеся в задней комнате люди действительно выбили тонкую стенку и выпрыгнули в наш двор. Половина уже находились внизу, когда мне удалось наверху раздолбать дверь. Они хотели скрыться через наш дом, но натолкнулись на Халефа, который, вместо того чтобы спрятаться в коридоре за дверью, открыто попытался их остановить. Выстрелы, которые я слышал, были предназначены ему; попали ли в него – не знаю, по крайней мере сейчас он стоял и оборонялся своим длинноствольным ружьем, взяв его за дуло.
Есть какое-то очарование в ближнем ночном бою. Чувства обостряются вдвое, видишь то, что обычно незаметно, природные инстинкты становятся еще сильнее, решения приходят быстрее. Мой приклад быстро расчистил коридор возле хаджи. Наши противники отступили под нашими ударами, но я думал лишь об одном: кого же имел в виду Халеф?
– Кого, Халеф? – бросил я ему через плечо.
– Абрахим-Мамура!
– Вон оно что!
– Он лежит, я его свалил!
– Наконец-то! Браво!
Несколько человек, вновь окруживших нас, вскоре были расшвыряны по сторонам. Меня больше всего волновал Абрахим-Мамур. Во дворе творилось что-то невообразимое, сверху то и дело спрыгивали люди, преследуемые солдатами, но я не обращал на них внимания. Я подобрал факел, зажег его и осветил лица лежавших на полу.
– Мне жаль Халеф, но его здесь нет!
– Как нет, сиди? Быть того не может! Я узнал его при вспышке выстрела!
– Значит, он ускользнул, а ты свалил другого. Где же он тогда?
Я поднялся и оглядел двор. Беглецы как раз перелезали через доски и кучи мусора, пытаясь выбраться из замкнутого пространства.
– За ними, сиди! – закричал Халеф. – Он где-то там!
– Это точно! Но так мы его не поймаем. Он должен быть у наших ворот. Пошли!
Я пробежал по коридору и распахнул дверь. Трое или четверо как раз выбирались из дома Баруха. Пятый, следовавший за ними и не замечавший нас, крикнул:
– Стойте! Держитесь вместе!
Это был он. Это был его голос, я помню его по той ночи на Ниле, когда он созывал своих слуг. Халеф тоже узнал его и завопил:
– Это он, сиди! За ним!
Абрахим услышал это и побежал не оглядываясь. Мы – за ним. Он огибал всевозможные углы, заворачивал в разные темные проулки, но я держался не менее чем в пятнадцати шагах от него, а Халеф был более прытким, чем я. Тот прыжок во дворе не прошел для меня бесследно, иначе я бы догнал его быстрее. Он был отменный бегун, и у моего Халефа отказывало дыхание.
– Остановись и сними его выстрелом! – выкрикнул он, задыхаясь.
Мне было бы легче последовать этому совету, но я почему-то этого не сделал. Охота продолжалась. Тут переулок кончился, и перед нами открылся Золотой Рог. Недалеко от берега, несмотря на темень, можно было различить несколько островов, лежащих между Бахаривекей и Судлудже.
– Правее, Халеф! – крикнул я.
Он послушался, и я прыгнул влево. Беглец оказался между нами и водой. Он на какое-то мгновение замер, оценивая ситуацию, и, прыгнув в воду, тут же скрылся под водой.
– О, вай! – закричал Халеф. – Он не должен от нас уйти!
Он поднял ружье.
– Не стреляй, – остановил его я. – Ты весь дрожишь от бега, лучше я прыгну за ним!
– Сиди, когда речь идет об этом злодее, я не дрожу, – последовал ответ.
Тут голова пловца появилась над водой. Раздался выстрел, крик – и голова с бульканьем исчезла в волнах.
– Я попал! – закричал Халеф. – Он мертв. Видишь, сиди, я не дрожал.
Мы подождали еще немного. Абрахим-Мамур не выплыл, и мы оба поверили, что выстрел действительно попал в цель.
Мы пошли назад на поле боя.
Хоть я и замечал, куда мы бежали, но найти обратную дорогу было непросто. Пока нас не было, положение изменилось. Стало светлее, поскольку жители окрестных домов высыпали на улицу с бумажными фонариками. Часть солдат образовали кордон возле трех домов, а другие искали беглецов в окрестных дворах и следили за задержанными. Ими считались все, кто был обнаружен сегодня в доме грека. Сам он был мертв. Капитан отрубил ему голову ударом сабли. Его жена стояла среди связанных юношей и девушек. Здесь же были накурившиеся. Пока шел бой, сознание медленно возвращалось к ним. Несколько солдат были убиты, многие ранены. Халефа тоже задело в руку, но по касательной ниже локтя и поэтому неопасно. Задержаны были только четверо мужчин, явно принадлежавших к шайке мошенников. Шестерых застрелили, остальным удалось уйти. Омар сидел расстроенный на лестнице – Абу эн-Насра он не нашел, а остальное его не волновало…
Старый Барух уже пошел спать, когда раздались первые выстрелы. Он в страхе забился в угол своей комнаты и только сейчас выполз наружу и с удивлением рассматривал содеянное.
Пленников сковали в цепочку для препровождения в казарму, и офицер дал разрешение солдатам «почистить» дом грека. Дважды просить их не понадобилось. Через десять минут все, что можно было вынести, было сметено.
Я спросил капитана, где офицер.
– Он стоит там, возле дома, – последовал ответ.
Это я уже знал. Но мне нужно было выяснить еще кое-что. До боя он молчал, потому что не знал, кто я. Сейчас он мог мне доверять.
– В каком он чине? – спросил я.
– Не задавай таких вопросов! – резанул он довольно жестко. – Он запретил говорить об этом.
Но мне обязательно надо было это узнать! Один из солдат все еще копался во дворе, выискивая, чем поживиться. Когда он выбирался через кучи хлама, я остановил его.
– Ничего не нашел?
– Ничего! – проворчал он.
– Ты заработаешь кое-что у меня, если ответишь на один вопрос.
– Какой?
– В каком чине офицер, который вас привел сюда?
– Мы не должны говорить о нем. Но ведь и он обо мне не подумал. Дашь двадцать пиастров, если скажу?
– Дам.
– Это миралай, зовут его…
Он назвал имя человека, сыгравшего немаловажную роль в дальнейших событиях. Он не турок по национальности и выбился в высокие чины благодаря своему уму.
Я заплатил ему и посмотрел, что делается в переулке. Миралай стоял перед дверью. Увидев меня, он, как я и ожидал, подошел ко мне и спросил:
– А что, разве все франки такие трусливые? Где ты был, когда другие воевали?
Вот это вопрос! Вот бы влепить ему оплеуху!
– Мы тоже воевали, – сказал я спокойно, – но только с теми, кого ты легкомысленно упустил. Умный человек всегда исправит ошибки недальновидных военных!
– Это кого же я упустил?! – взвился он.
– Всех, кому удалось скрыться. Ты не послушался меня и не выставил заслон на выходе, вот мы и вынуждены были со слугой удерживать их, но разве всех удержишь? А вы пока разбирались там с подростками. Кстати, что будет с арестованными?
– Аллаху ведомо. Где ты будешь завтра?
– Скорее всего, здесь.
– Тебя здесь не будет.
– Это почему же?
– Сам скоро узнаешь. Итак, где мы завтра встретимся?
– У Базиргиана Мафлея, что живет у Ени-Джами.
– Я пошлю за тобой.
Он отвернулся от меня и подал знак. Арестованных вывели и построили. Я вернулся во двор и вскоре понял, почему не смогу завтра жить в этом доме. Этот дружелюбный офицер велел разложить костер в доме грека, и языки пламени уже плясали в комнатах. Это был чисто мусульманский способ разделаться с не слишком приятными воспоминаниями.
Я быстро заскочил в наши апартаменты, чтобы забрать оружие и нехитрый скарб. Все это я сложил во дворе, и вовремя – скоро огонь стал виден уже в переулке. Крики и беготню, которые последовали за этим, невозможно описать. В этом городе панически боятся пожаров, думают только о том, как унести ноги, а о том, чтобы гасить, даже не задумываются. Один такой пожар, бывало, опустошал целый квартал!
Мой старый Барух от ужаса лишился дара речи, а его жена не могла пошевелиться. Мы приложили все усилия, чтобы собрать и завязать их основные вещи, и обещали, что их хорошо примут у Мафлея. К этому времени уже подошли вызванные носильщики, и мы покинули жилище, не прожив в нем и дня, хотя плату внесли на неделю вперед. В любом случае богатый пекарь немного проиграл на своей развалюхе.
В столь поздний час дом Мафлея был заперт, но наш стук быстро разбудил обитателей. Все члены семьи собрались, они расстроились, узнав, что наше предприятие окончилось таким печальным образом. Им, конечно, хотелось захватить Абрахим-Мамура, но такой конец их тоже вполне устроил.
Барух с женой были приняты со всем вниманием, и хозяева обязались заботиться о них.
Исла сообщил нам, что садовый домик снова в полном нашем распоряжении, и добавил:
– Эфенди, сегодня, пока тебя не было, мы принимали неожиданного, но очень дорогого гостя. Подумай, кто бы это мог быть!
– А я его знаю?
– Видеть ты его не видел, но рассказывал я тебе о нем много. Ты его сейчас увидишь.
Я был немного заинтригован – ведь этот человек явно связан с нашими событиями. Через какое-то время Исла вернулся, ведя пожилого мужчину, мне явно не знакомого. Он был в обычной турецкой одежде и не имел ничего такого, что навело бы меня на догадку. Обожженное солнцем лицо, морщины, белая борода – все это говорило о несладкой жизни.
– Вот этот человек, эфенди, – сказал Исла.
– Не могу догадаться, – вынужден был признать я.
– И все же ты поймешь. – И он обратился к незнакомцу: – Скажи ему что-нибудь на своем языке!
Мужчина поклонился и сказал по-сербски:
– Ваш покорный слуга, глубокоуважаемый господин! Это вежливое приветствие сразу же заставило меня вспомнить. Я схватил старика за руки и воскликнул тоже на сербском:
– Да это вы, отец Оско! Милости просим!
Это был на самом деле Оско, отец Зеницы, и ему очень понравилось, что я приветствовал его на сербском языке. Конечно, о сне не могло быть и речи, мне нужно было столько узнать! С тех пор как исчезла его единственная дочь, он потерял покой. Он не раз уже думал, что напал на след, но каждый раз приходил к печальному выводу, что в очередной раз ошибся. Правда, нужды во время этих поездок по Малой Азии и Армении он не испытывал – средства у него имелись.
На восточный манер он дал клятву никогда не возвращаться домой, к жене, пока не найдет дочь. Бесплодные поиски привели его в Константинополь. Такая одиссея возможна только на Востоке. При размеренной жизни европейцев это путешествие следовало бы назвать безумием. Можно понять радость черногорца, когда он нашел свою дочь замужем за человеком, для которого он ее и готовил, и не только дочь, но и жену застал он в Стамбуле – она приехала сюда за дочерью. Он выяснил все связи и стремился только отомстить, найти дервиша Али Манаха, заставить его сообщить местопребывание своего отца; а я убеждал его предоставить это дело мне.
Только сначала следовало выспаться, и, надо сказать, я заснул мгновенно и, если бы меня не разбудили, проспал бы долго. Мафлей послал ко мне слугу сообщить, что пришел человек, который хочет поговорить со мной. Поскольку на Востоке принято спать одетым, я тут же поднялся и был готов идти на встречу. Некто, спрашивавший меня, сообщил, что мне нужно идти в дом в Сан-Димитри, где я был у ютербогского цирюльника, – он хочет со мной переговорить, причем срочно.
– Что ему надо? – спросил я.
– Я не знаю, – последовал ответ. – Я живу по соседству, и хозяин попросил меня сходить к тебе.
– Так скажи ему, что я скоро буду!
Я заплатил ему, и он удалился. Через пять минут мы с Омаром были уже в пути. В сложившейся обстановке я посчитал опасным ездить в одиночку; Халефа же я не хотел тревожить – он все-таки ранен. На наемных лошадках, за которыми, взявшись за хвост, трусили владельцы, мы поехали по переулкам. Хозяин уже ждал у дверей. Он отвесил мне поклон и спросил:
– Эфенди, ты тот самый немец, который не так давно был у меня с неким Хамсадом аль-Джебрая?
– Да.
– Он хочет с тобой переговорить.
– Где он?
– Он лежит наверху. Твой спутник может обождать здесь.
Слова «лежит наверху» навели меня на мысль о болезни или несчастном случае. Пока Омар заходил в нижнюю комнату, я уже поднялся по лестнице. Хозяин предупредил меня:
– Не пугайся, господин, он болен!
– Что с ним?
– Да ничего особенного, только небольшой порез.
– Кто порезал его?
– Какой-то неизвестный, который раньше никогда здесь не был.
– За что?
– Сначала все было спокойно, они сидели и беседовали, потом начали играть, а когда твой знакомый должен был платить, у него не оказалось денег. Они стали ссориться и вытащили ножи. Он был пьян и получил удар ножом.
– Рана опасна?
– Нет, ведь он сразу не умер.
Этот наивный человек полагал, что ранение смертельно лишь в том случае, если человек сразу умирает.
– Ты задержал того, другого?
– Как же я мог это сделать? – спросил он недоуменно. – У твоего друга не было денег, и он первым вынул нож.
– Но ты хоть немного его знаешь?