Наконец я осмотрел голову моего коня. Вскочила здоровенная шишка. Я отвел жеребца к воде, где и уложил его. Здесь я сделал ему несколько компрессов с поистине материнской заботой. Прошло уже четверть часа, и я услышал какой-то шум. Потом сопенье и кряхтенье, как будто кто-то с трудом переводил дыхание. В следующий момент раздался радостный лай, и Доян прыгнул на меня с такой силой, что я повалился в траву.
   – Доян!
   Пес прыгал и взвизгивал от радости. С такой же радостью он прыгал на коня, но потом постепенно успокоился. Он, как и я, уберегся от ранений. Умное животное скоро заметило, что я забочусь о здоровье лошади. Насмотревшись на меня вдоволь, Доян начал обстоятельно вылизывать пораженное место на голове коня. Жеребец лежал спокойно, и лишь время от времени издавал удовлетворенное ржанье.
   Так мы пролежали некоторое время, пока я, наконец, не счел необходимым покинуть это благословенное место. Лучше всего было поискать подножье той горы, о которой говорил угольщик. Я снова сел в седло и поехал на поиски.
   Склоны горы были покрыты густым лесом, и только глубоко в долине, через которую непременно должен был пролегать наш путь, было свободное пространство. Там я заметил далеко выступающий участок леса, откуда можно было бы видеть любого подъезжающего. Туда я и направился. Там я спешился и побеспокоился о надежном укрытии для лошади. Едва я углубился в лес, как Доян дал мне знак, что его что-то обеспокоило. Я взял его на поводок, привязал коня к дереву и пошел за собакой с заряженным штуцером в руке.
   Мы медленно пробирались вперед. Пес так тянул поводок, что тот, казалось, вот-вот лопнет. Между двумя пиниями он залаял. Там росло множество папоротников, и когда я стал разводить их резные метелки, обнаружил дыру шага два в диаметре, наискось уходящую в землю. Логово зверя? Вряд ли. Но когда я со штуцером наизготовку приготовился осторожно спускаться, то почувствовал, что там кто-то есть, и не обязательно враг, как я понял по поведению Дояна. Я сделал ему знак идти вперед, но он вместо этого завилял хвостом и стал бросать умилительно радостные взгляды на отверстие.
   Тут я решил спускаться. И сразу же увидел волосатую всклокоченную голову. Вот где зарыта собака – в прямом смысле слова! Там, внизу, похоже, прятался пес угольщика!
   Он, вероятно, убежал, когда услышал выстрелы, и от страха забрался в пещеру.
   – Эпса! – позвал я.
   Мне чудом удалось запомнить кличку пса. В дыре было тихо. Я раздвинул папоротники. И что же я увидел? Вернее, услышал. Глухое бормотание, потом показалась шевелюра, широкий нос, два глаза, потом две руки с длинными ногтями, дырявый мешок и, наконец, сапоги Колосса Родосского. Передо мной стоял Алло собственной персоной, цел и невредим!
   Меня это обрадовало, ибо раз спасся один, значит, есть надежда, что уцелел кто-то еще из моих спутников.
   – Алло, ты ли это? – вскричал я.
   – Да, это я, – спокойно отвечал он.
   – А где твоя собака?
   – Убили, господин, – с грустью ответил он.
   – А как ты уцелел?
   – Когда все поскакали за тобой, никто не обратил на нас внимания, и я прыгнул в кустарник. И пришел сюда, поскольку помню, что говорил тебе, что надо идти вперед. Я знал, что ты появишься здесь, если беббе тебя не найдут.
   – Кто еще уцелел?
   – Это мне неизвестно.
   – Мы должны подождать, пока кто-нибудь еще не найдется. Поищи мне убежище для коня.
   – Я знаю очень хорошее место, господин.
   – Здесь, в этой местности?
   – Я здесь жег уголь. Иди за мной с конем!
   Он с четверть часа вел меня вверх. Там возвышалась скала, густо заросшая ежевикой. В одном месте он развел кусты, и обнажилось углубление, в котором нашлось бы место для лошади.
   – Здесь я жил, – объяснил он. – Привяжи лошадь вот здесь, я нарежу ей корма.
   Рядом было врыто много бревен, которые раньше вполне могли служить ножками для столов, правда, по восточным обычаям, очень короткими ножками. К одной такой ножке я и привязал лошадь, при этом она целиком находилась в укрытии. Курда я застал за нарезанием травы.
   – Иди вверх, господин, – попросил он, – снизу может кто-нибудь прийти. Я пойду следом, как только освобожусь.
   Я последовал его совету и расположился так, что мог все видеть, а сам был незаметен. Через пятнадцать минут появился угольщик.
   – Лошадь в безопасности? – спросил я, и когда получил утвердительный ответ, продолжал: – Ты, наверное, голоден?
   Невразумительное бормотание было мне ответом.
   – К сожалению, у меня ничего нет. Надо потерпеть до завтрашнего утра.
   Он опять что-то пробормотал, а потом вкрадчиво спросил:
   – Господин, а за сегодняшний день я получу два пиастра?
   – Получишь четыре.
   Теперь уже к бормотанию стали примешиваться радостные нотки, потом все вообще стихло. Настала ночь. И когда пропал последний луч уходящего дня, мне показалось, что по ту сторону просеки, лежащей от нас слева, между деревьями появилась какая-то фигура. Она была так расплывчата, что я приподнялся, чтобы удостовериться, не ошибся ли я. Курд старался держаться поближе к моему ружью. Я взял пса на поводок и пошел вперед.
   Мне пришлось обогнуть изгиб просеки, но уже на полпути я заметил, что фигура переходит просеку. В несколько сильных прыжков я преодолел необходимое расстояние и оказался рядом с фигурой. Я хотел броситься на нее, но Доян удержал меня от прыжка. Он приветливо заскулил. Фигура услышала эти звуки и замерла в страхе.
   – Кто это?
   Две длинные руки вытянулись в мою сторону.
   – Линдсей! Сэр Линдсей! Вы ли это? – крикнул я.
   – О! Мистер! Это я! А вы? А! Это вы! Да!
   Он был так рад, что обнял меня с несвойственной для него нежностью, попытался даже поцеловать, при этом его больной нос явно пострадал бы.
   – Вот уж не думал, сэр Дэвид, встретить вас тут.
   – Почему? Горилла… о нет, угольщик говорил, что мы должны были оказаться в этом месте.
   – Но как вам удалось спастись?
   – Хм! Это было как-то быстро. Лошадь подо мной убили, я упал и пополз в сторону, когда все ринулись за вами.
   – Совсем как Алло!
   – Алло? Он тоже так поступил? И он здесь?
   – Там сидит. Пошли!
   Я повел его на наш наблюдательный пункт. Курд был необычайно рад, увидев второго спасенного.
   – Как вам удалось удрать? – спросил меня Линдсей.
   Я все ему рассказал.
   – А конь ваш невредим?
   – Если не считать шишки.
   – А моя лошадь погибла! Бедное животное! Я этих беб6е убью, всех прикончу!
   – А ружье у вас осталось?
   – Ружье? Вот оно, можете взять.
   В темноте я его и не заметил.
   – Как здорово, сэр! Это ружье просто незаменимо.
   – У меня есть и нож, и револьвер с патронами в сумке!
   – Как хорошо, что все это было не в седельной сумке! Но не знаете ли вы, уцелел ли кто-нибудь из наших?
   – Едва ли. Халеф лежал под своей лошадью, а хаддедины оказались прямо среди беббе.
   – О Боже, значит, все трое погибли!
   – Подождите хоронить их, мистер! Аллах акбар, то есть Аллах велик, как говорят турки.
   – Вы правы, сэр! Рано делать выводы, надо попытаться выяснить, может, они в плену, и тогда выручить их.
   – Правильно, а теперь спать. Я так устал, столько бежал. Спать без одеяла! Проклятые беббе. Чертова страна!
   Они с курдом быстро заснули. Я же пободрствовал какое-то время и из последних сил пошел наверх, к жеребцу. Потом и я прикорнул, приказав верному псу нести неусыпную вахту.
   Сон мой был нарушен энергичным прикосновением к моей руке. Я окончательно проснулся. Утро уже занялось.
   – В чем дело? – спросил я.
   Вместо ответа курд указал на противоположный край кустарников – там стояла антилопа, видимо, намереваясь отправиться на водопой. Нам нужно было мясо и, рискуя привлечь к себе внимание выстрелом, я потянулся к ружью. Прицелился и нажал на спуск. При звуке выстрела Линдсей буквально подпрыгнул:
   – Что такое? Где враг? Где? Кто?
   – Вон он, там внизу лежит.
   Он посмотрел в указанном направлении.
   – А! Антилопа! Отлично! Ее можно отменно приготовить. Маковой росинки не было со вчерашнего полудня.
   Алло побежал за дичью. Спустя несколько минут уже горел костер и жарилось сочное мясо. Его было столько, что хватило с лихвой и Дояну.
   Во время завтрака мы приняли решение подождать до полудня, а потом провести расследование, как там ситуация с беббе. Во время нашего совещания Доян вдруг поднялся и посмотрел в сторону леса. Какое-то время он как бы пребывал в нерешительности, а потом прыгнул вперед, не «посоветовавшись» со мной. Я быстро поднялся, чтобы взять ружье и последовать за ним, но замер на месте, услышав вместо яростного лая приветливое повизгивание.
   Вслед за этим к нам вышел мой маленький хаджи Халеф Омар, правда, без лошади, но в полном вооружении – с оружием, пистолетами и ножом за поясом.
   – Слава Аллаху, сиди, что я нашел тебя и ты жив! – приветствовал он меня. – Мое сердце было полно заботой о тебе, но меня поила надежда, что твоего жеребца вряд ли кто-то может догнать!
   – Хаджи! – закричал Линдсей. – О! А! Не убили! Прекрасно! Несравненно! Прямо к горячему!
   Добрый Линдсей сразу же повернул дело в практическое русло. Халеф был немало обрадован увидеть живыми и невредимыми его, Линдсея, и своего хозяина; но не меньшую радость испытал он и от куска жаркого, преподнесенного ему англичанином.
   – Как тебе удалось спастись? – спросил я его.
   – Беббе стреляли по лошадям, – рассказал он. – И мою подстрелили, а я так и остался в седле. Они даже не поинтересовались нами, а все устремились за тобой. Аллах наградил их слепотой, и они так и не увидели, как скрылись курд и мистер. И я тоже высвободился, забрал оружие и убежал.
   Какая невнимательность со стороны беббе! Они стреляли только по лошадям, чтобы захватить всадников живыми, и упустили их!
   – А ты не видел хаддединов, Халеф?
   – Я лишь видел, когда убегал, что их захватили.
   – О, тогда нам нельзя терять времени. Надо их отбить!
   – Подожди, сиди, дай я расскажу. Когда я спрятался надежно, то подумал: дай-ка я лучше понаблюдаю за ними, чем побегу дальше. Я залез на дерево, листва скрыла меня полностью. Там я пробыл до вечера, и только когда стемнело, я снова слез.
   – И что же ты оттуда увидел?
   – Беббе не собирались уезжать оттуда, они разбили лагерь. Я насчитал около восьмидесяти воинов.
   – Как он устроен?
   – Они построили хижины из веток. В одной лежат связанные по рукам и ногам хаддедины.
   – Ты точно это знаешь?
   – Да, сиди! Ночью я облазил весь лагерь, пытаясь добраться до пленных. Не удалось. Тебе-то это удастся, сиди, ведь это ты учил меня искусству красться.
   – Я не понимаю, почему они сразу не покинули это место.
   – Мне бы тоже не удалось понять, сиди.
   – Я должен тебя похвалить, Халеф! Тебе удалось так близко подобраться к нам, что мы тебя не заметили. Из чего ты заключил, что я нахожусь именно здесь?
   – Из твоей привычки выбирать места, где тебя не видно, но откуда ты можешь за всем наблюдать.
   – Ладно, теперь дайте мне подумать, что делать дальше. Алло, отведи моего жеребца напиться и дай ему еще травы.
   Угольщик не успел подняться, чтобы выполнить поручение, как пес тихо заворчал. Внизу показался всадник, который быстро приближался, пустив лошадь рысью.
   – Эй, мне убрать его, мистер? – спросил Линдсей.
   – Никоим образом!
   – Но ведь это беббе!
   – Не трогайте его, мы ведь не коварные убийцы!
   – Но тогда получим лошадь!
   – Мы и так получим.
   – Хм! Не коварный убийца, но плутишка. Ворует лошадей. Хм! Этот беббе появился здесь явно не случайно. Зачем он покинул своих, куда направляется?
   Приблизительно через час загадка была разгадана, ибо всадник несся мимо нас без понятия, что мы находимся на его пути.
   – Что он там внизу делал, этот парень? – спросил Линдсей.
   – Он посланец.
   – Посланец? От кого?
   – От шейха Газаля Габойи.
   – К кому?
   – К отряду беббе, находящемуся отсюда в получасе езды.
   – А откуда вы знаете?
   – Я так полагаю. Этот шейх каким-то образом узнал, что мы приедем, и выставил две засады для надежности.
   – Неужели это правда?
   Вот это мне и надо было исследовать. Было обговорено, что англичанин останется с Алло и с моим конем в нашем прежнем укрытии, тогда как я с Халефом пойду на разведку. Если я до обеда следующего дня не вернусь, сэр Дэвид на моей лошади поедет в Бистан (угольщик его проводит) и там, у брата Алло, будет ждать меня четырнадцать дней.
   – Если я с Халефом и тогда не приеду, – заключил я, – значит, нас нет в живых, и вы, сэр Дэвид, можете унаследовать мое имущество.
   – Мда. Наследство! Да я разнесу весь Курдистан! И что же это за наследство?
   – Мой конь.
   – Этого не будет. Если вас убьют, эту страну сотрут с лица земли! И коней, и овец, и ослов, и беббе. Всех!
   – Ну, не будем пока заходить так далеко. Наши задачи куда более скромные. Пока что надо проучить курдов банна.
   – Только сделайте это как следует! Не говоря им ни слова! Молча!
   Проинструктировав Алло, я забросил за плечо оба ружья и доверился Халефу.
   Он повел меня той же дорогой, которую проделал утром, и убедил меня в том, что он действительно очень способный ученик. Он использовал любое, даже самое незаметное, укрытие на местности, осматривал окрестности и двигался как индеец, совершенно не оставляя следов.
   Мы пробирались между деревьев, но так, что перед нами было открытое пространство. При мне была собака, и при благоприятном ветре нам не грозила никакая неожиданность.
   Вскоре мы оказались у места, где на нас напали. Халеф хотел сопровождать меня дальше, но я не позволил ему.
   – Если меня поймают, ты знаешь, где найти англичанина. Лучше всего тебе залезть на одну из тех вон пиний, которые растут близко друг к другу, – их густые ветви надежно спрячут тебя. Распознать звук моего ружья или грохот штуцера ты ведь сможешь? Я окажусь в опасности, только если ты услышишь мои выстрелы.
   – А что мне тогда делать?
   – Сидеть и ждать, пока я громко не позову тебя, а теперь лезь наверх!
   Я свистнул Дояна, и мы двинулись. Дело было опасным – при полном свете подобраться к вражескому стану, чтобы все увидеть и запомнить.
   Через некоторое время я увидел сквозь ветви первый шалаш. Он был сооружен в виде пирамиды, по древнему способу, из веток. Я снова подался назад, чтобы сделать полукруг и зайти с другой стороны, – надо было убедиться, забрались ли беббе в лес. В этом случае они оказались бы у меня за спиной, и я был бы неминуемо обнаружен.
   Я пробирался от дерева к дереву, выбирая самые толстые стволы. Скоро я понял, что меры осторожности не оказались лишними – я услышал человеческие голоса, на это же указал мне Доян, ткнув меня мордой. Умное животное не издало ни звука и только смотрело на меня большими круглыми глазами. Продвигаясь в сторону, откуда доносились голоса, я вскоре увидел троих мужчин под деревом, которое с трех сторон окружала молодая поросль лавровишни. Это место было будто специально создано для подслушивания. И как только я понял, что тема их разговора – вчерашние события, я неслышно пополз вперед до самых кустов, где мог уже отчетливо слышать все их фразы.
   Каково же было мое удивление, когда в одном из них я признал курда, которого дважды придавливал Доян, а я отпускал, потому, как он выдавал себя за джиаф! И пес тоже узнал его – глаза Дояна сверкали злобой, но он не издал ни звука! Алло был прав. Этот курд был беббе и стоял на посту, чтобы доложить о нашем прибытии. Наверняка у него была припрятана лошадь, и он сразу поскакал к своим, хотя мы полагали, что он двинулся на север.
   – Все они глупцы, все! – говорил он. – Но всех глупее тот мужчина, что скакал на вороном жеребце.
   Это он обо мне? Очень лестное замечание.
   – Если бы он не захватил бы и не оскорбил оставшихся позади беджат, – продолжал рассказчик, – они бы не смогли рассказать нам, что подслушали. А он говорил о пути, который наметил.
   Теперь разрешилась и эта загадка. Когда мы решали покинуть беджат, нас подслушали. Беджат выдали его за пленника беббе, чтобы добиться милосердия их победителей.
   – Глупцом он был еще и потому, что дал тебе себя обмануть!
   – Да, но еще глупее повел себя Газаль Габойя, когда приказал уберечь всадников и вороного. То, что первые пропали, – шайтан с ними, а вот коня жаль. Люди без лошадей и с ними их предводитель могли бы просочиться через горы незаметно, а вот с конем им так просто не уйти. Мы их внизу обязательно настигнем.
   Трое беббе насобирали грибов, и здесь они их чистили и резали, чтобы потом отнести в лагерь. Прекрасное место для доверительного обмена мнениями!
   – И что же решил шейх? – спросил третий.
   – Он послал гонца. Другой отряд должен дождаться, пока взойдет солнце. Если к тому времени никто из беглецов не обнаружится, остальные сядут на коней и примкнут к нам для поисков. И мы сегодня же вернемся.
   – А что станется с двумя пленниками?
   – Это правоверные и очень твердые люди, они до сих пор не произнесли ни слова. Но они скажут, кто они, и заплатят выкуп, если не хотят умереть.
   Я услышал достаточно и осторожно пополз назад. Эти трое уже заканчивали и если бы поднялись, то увидели бы меня.
   Итак, я был глупцом, самым глупым из всех нас! Этот сомнительный комплимент показался мне справедливым. Но, тем не менее, нужно было срочно что-то предпринимать. К полудню хаддедины должны быть освобождены. Но как?
   Трое мужчин поднялись со своих мест. Значит, я отполз вовремя. Тот, кто выдавал себя за джиаф, произнес: «Идите, я должен сначала приглядеть за лошадьми». За ним-то я и последовал. Он, сам того не ведая, привел меня в лощину, по дну которой текла речушка. Здесь к стволам деревьев и кустарников были привязаны восемьдесят лошадей на таком пространстве, чтобы для каждой хватило выпаса. Место было светлое и солнечное, и от первой до последней лошади было всего восемьсот шагов.
   Сверху мне все было отлично видно. Лошади были прекрасными, но мне особенно приглянулись шесть. Порадовало меня и то, что за всеми ними наблюдал лишь один курд. Справиться с ним было бы делом несложным.
   Мой незваный помощник подошел к каурому коню с белым пятном на лбу, наверное, лучшему в табуне. Он явно был его хозяином, и мне захотелось отблагодарить его за комплименты. «В лучшем случае он пойдет домой на своих двоих».
   Он переговорил накоротке с часовым и пошел в лагерь. Я последовал за ним, убежденный в том, что по дороге больше никто не встретится. Поэтому я шел близко-близко к нему.
   По пути я насчитал шестнадцать хижин, образующих полукруг в тени деревьев. В самой большой поселился шейх Газаль Габойя – на ее макушке красовался большой тюрбан. Она находилась на ближнем ко мне конце полукруга, а рядом располагалась хижина с пленниками – перед ней сидели два курда с ружьями в руках.
   Теперь я мог возвращаться к Халефу. Он все еще сидел на дереве. Я посвятил его в свой сложный план освобождения, а потом мы спрятались в месте, откуда можно было обозревать окрестности, и стали с нетерпением ждать. Такое ожидание всегда отнимает много нервов, в то время как само действие совершается спокойно и хладнокровно.
   Прошло два часа, когда, наконец, внизу появился одинокий всадник.
   – Это говорит о том, что они идут, – сказал Халеф.
   – Быть может, ты видел высокую ель над углублением, где находятся лошади?
   – Да, сиди.
   – Двигайся туда и жди меня там. Я должен послушать, что скажет этот всадник. Возьми с собой Дояна, он мне сейчас не нужен. И оружие забери.
   Он забрал собаку и ушел. Я же так близко подобрался к палатке шейха, что слышал, как там разговаривали. Едва я успел укрыться за стволом, как появился всадник. Он спрыгнул с лошади.
   – Где шейх? – спросил он.
   – Там, в своей палатке.
   Газаль Габойя вышел наружу.
   – Что ты привез?
   – Воины должны скоро появиться.
   – А беглецов не видели?
   – Нет.
   – Ваши глаза были закрыты.
   – Мы несли вахту всю ночь. Мы прочесали все долины вокруг.
   – Вон они идут! – крикнул кто-то за пределами лагеря. На этот крик все сбежались на поляну, оба стража тоже отошли от палатки. Они могли не опасаться – их пленники были связаны.
   Ситуация была как нельзя более удачной. Одним прыжком я оказался за палаткой. Два удара ножом – и я внутри. Они лежали рядом со связанными руками и ногами.
   – Мохаммед Эмин, Амад эль-Гандур, вставайте, живо! Две секунды понадобилось, чтобы перерезать веревки.
   – Пошли, быстро!
   – Без оружия? – спросил Мохаммед Эмин.
   – Кто у вас его забрал?
   – Шейх.
   Я выбрался из палатки и огляделся. Никто не наблюдал за лагерем.
   – Выходите и за мной!
   Я подскочил к палатке шейха и нырнул внутрь, хаддедины – следом за мной. Они пребывали в состоянии лихорадочного возбуждения. Здесь висело их оружие, а также два разряженных пистолета и длинное персидское ружье шейха. Я схватил пистолеты и ружье и выглянул. Мы пока оставались незамеченными.
   Путь до Халефа занял несколько минут.
   – Машалла! Слава Аллаху! – вскричал он.
   – Теперь к лошадям! – приказал я.
   Часовой сидел внизу, повернувшись к нам спиной. В одно мгновение вперед выскочила собака, и парень оказался на земле. Он успел один раз крикнуть, на второй у него уже не хватило мужества. Я указал на шесть лучших лошадей и крикнул Амаду эль-Гандуру:
   – Придержи их пока! Халеф, Мохаммед, скорее гоните остальных в лес!
   Оба поняли меня с полуслова. По двадцать пять привязей на человека – не так уж много, а затем мы погнали освобожденных животных пинками и камнями в лес. Амаду с трудом удавалось удерживать шесть лошадей. Я повесил на них ружья и засунул пистолеты в седельные сумки. Затем сел на каурого и взял на повод второго.
   – А теперь вперед! Самое время!
   Даже не оглядываясь, я погнал каурого по откосу наверх, а потом нас принял густой лес. Здесь из-за пересеченной местности пришлось двигаться медленно. К тому же мы ехали в объезд. Но, в конце концов, выбрались на удобную тропу, по которой мы поскакали быстрее.
   Сзади послышались громкие крики, но нам некогда было разбираться. Только вперед!
   Нам пришлось сделать большую дугу, и в том месте, где эта дуга начиналась, показались два всадника. Едва заметив нас, один из них развернулся, а второй поскакал за нами.
   – Давайте в галоп, быстрее, иначе я останусь без жеребца! – крикнул я. – Мы обгоним беббе на поворотах!
   Надо сказать, что выбор мы сделали прекрасный: лошади оказались отличными скакунами. Скоро показался наш лес. Мы скрылись между деревьев. Я обнаружил только Алло.
   – А где эмир? – спросил я у него.
   – Наверху с конем.
   – Вот ружье. Садись на этого Лиса. Он твой.
   Я отдал ему ружье шейха и поскакал наверх, к пещере.
   – Уже обернулись, мистер? О! А! Как прошло дельце?
   – Хорошо! Хорошо! Но у нас нет времени, нас преследуют. Скачите изо всех сил вниз, сэр, там вас ждет лошадь.
   – Преследуют! Отлично! Что, лошадь? Ах! Хорошо!
   Он поскакал с горы. Я отвязал вороного и повел его вниз. Это заняло больше времени, чем мне хотелось, и когда я оказался внизу, все уже сидели верхом, а Халеф держал двух на привязи.
   – Слишком поздно, эфенди, – сказал Мохаммед Эмин, – посмотри!
   Всадника, преследовавшего нас, уже было видно. Я пригляделся и узнал в нем моего парня.
   – Видите, кто это? – спросил я.
   – Да, сиди, – отозвался Халеф. – Это вчерашний джиаф.
   – Это беббе, и он предал нас. Подпустим его – и он наш.
   – А если другие приедут?
   – Так быстро у них не получится. Сэр Дэвид! Мы скачем вперед и берем его в клещи. Если он захочет стрелять, мы выбиваем у него оружие из рук.
   – Отлично, мистер!
   Тут беббе исчез за следующим поворотом дороги, и мы покинули наше укрытие. Когда мы подъехали к этому повороту, то оказались на пятьдесят шагов ближе. Он услышал нас и обернулся. Беббе так испугался, что непроизвольно остановил лошадь. Прежде чем он опомнился, мы окружили его.
   Он рванулся за ножом. Я перехватил его руку и сжал ее так, что он выронил оружие. А пока Линдсей забирал у него копье, я перерезал ремень, на котором висело его ружье, и оно упало. Он был разоружен, и его лошадь уже скакала с нашими в одном строю. Так распорядилась судьба.
   Мы значительно продвинулись на юг, и когда отъехали на приличное расстояние, сбавили темп, Алло выехал вперед указывать дорогу.
   – Что делать с этим парнем, мистер? – спросил Линдсей.
   – Наказать!
   – Да уж, лжеджиаф! Как накажем?
   – Не знаю, посоветуемся.
   – О, верхняя палата, нижняя палата! А как вы освободили хаддединов?
   Я вкратце поведал ему эту историю. Когда я уже заканчивал свой рассказ о том, как обезоружил часового у лошадей, мне вдруг ударило в голову:
   – О! Что я наделал!
   – Что такое, мистер? Ведь все хорошо!
   – Я в спешке забыл забрать своего пса!
   – Какая неприятность! Но он сам прибежит!
   – Да нет, он, наверное, погиб и часовой тоже.
   – Почему погиб?
   – Потому что если его побеспокоить или угрожать ему, он вцепится человеку, которого он охраняет, в горло. А потом беббе его, конечно, застрелит.
   Я бы вернулся ради него, но был уверен, что его нет в живых! О потере верной и умной собаки погоревал и Халеф. Я провел несколько полуденных часов в унынии. Вечером мы сделали остановку и только тогда связали беббе. Несмотря на спешку, у Халефа нашлось время нагрузить на пустую лошадь убитого козла, так что едой мы были обеспечены.
   После еды пленный был допрошен. До сих пор он не произнес ни слова. Пока он терпеливо сносил все, что с ним происходит, потому как надеялся, что свои вот-вот его освободят.