Май Карл. Из Багдада в Стамбул

   Я сидел в тишине ночи, и на сердце у меня было тепло от мысли, что меня любит человек, принадлежащий мне полностью. Каким счастливым должен ощущать себя мужчина, у которого есть своя тихая родина; до которого не докатываются пожары и неурядицы; у которого есть и жена, коей он доверяет, и ребенок, в котором он видит свое отражение. И еще у которого бьется неуемное сердце вечного странника.
   На следующее утро мы продолжили путь. Алло, как оказалось, не ошибся: еще до полудня мы заметили вершины Загросских гор и смогли дать лошадям роздых в долине, стены которой казались неприступными. Лошадей отпустили попастись, а сами легли в высокую траву, свежую и сочную, потому что в долине протекал небольшой ручей.
   Линдсей лег рядом со мной. Он нашел какую-то кость и углубился в ее изучение. Настроение у него было прекрасное.
   Но вот он приподнялся и указал мне рукой в сторону, к которой я сидел спиной. Я повернулся и заметил троих людей, медленно приближавшихся к нам. Они были облачены в плотную полосатую одежду, были босы и без головных уборов, из оружия у них имелись ножи.
   Таких безобидных людей не следовало бояться. Они остановились неподалеку и почтительно приветствовали нас.
   – Кто вы? – спросил я.
   – Мы курды из племени мер-мамалли.
   – Что вы тут делаете?
   – Мы навлекли на себя кровную месть и скрываемся, ищем другое племя, которое дало бы нам приют. А кто вы, господин?
   – Мы чужеземные странники.
   – А что вы здесь делаете?
   – Мы отдыхаем.
   Говорящий, кажется, не совсем поверил этим коротким ответам, но сказал:
   – В этой воде есть рыба. Разрешишь нам поймать несколько штук?
   – Но у вас нет ни сети, ни удочки!
   – Мы умеем ловить руками.
   Я тоже заметил, что в воде стояла форель. Мне было любопытно, как ее ловят руками, и я сказал:
   – Мы здесь чужие и не можем запретить вам заниматься рыбной ловлей.
   Они тут же принялись резать ножами траву. Когда они нарезали достаточно, то натаскали камней, чтобы перегородить русло ручья. Сначала выросла нижняя, а потом верхняя плотины. Вода сошла, и стало возможным брать рыбу прямо руками. Мы тоже приняли участие в ловле и так увлеклись, что забыли о трех курдах. Внезапно раздался громкий крик нашего проводника:
   – Господин, они крадут…
   Я вскочил и увидел, что все трое сидят на наших лошадях: один на жеребце, другой на моем Лисе, а третий на линдсеевском. Прежде чем все оправились от неожиданности, они ринулись прочь.
   – Дьявол, моя лошадь! – закричал Линдсей.
   – Аллах Керим! Да будет милостив к нам Аллах! Жеребец! – взвыл Мохаммед.
   – За ними! – взвизгнул Амад.
   Я же оставался спокоен. Мы имели дело явно не с профессиональными конокрадами, иначе бы они увели сразу всех лошадей.
   – Стойте, подождите! – закричал я. – Мохаммед Эмин, ты признаешь, что вороной – снова твоя собственность?
   – Да, эмир!
   – Хорошо. Снова дарить его мне не надо, но одолжить ненадолго следовало бы. Дашь мне его на несколько минут?
   – Ради Аллаха! Но он же угнан!
   – Скажи скорее, дашь или нет?
   – Да, эмир.
   – Тогда поезжайте медленно за мной!
   Я вскочил на другую быструю лошадь и устремился за мошенниками. То, чего я ждал, произошло – впереди один из курдов висел мешком на спине жеребца, который выделывал такие прыжки, что было странно, как тот еще держится. Я еще не подъехал, а тот уже рухнул оземь. Вороной покорно подошел ко мне. Я вскочил в седло, оставив свою лошадь, и приготовился скакать вперед. Курд между тем пришел в себя и попытался улизнуть. Я вынул револьвер, взял его за ствол и, изогнувшись в седле, несильно саданул конокрада рукояткой по голове. Он снова свалился. Я спрятал пистолет и отвязал от пояса лассо. Далеко внизу я увидел обоих воришек. Положив вороному руку между ушей, я скомандовал: «Давай, гони!» И он понесся, как птица в облаках! Через минуту я настиг крайнего.
   – Стой, слезай с лошади! – приказал я.
   Он обернулся, на его лице отразился ужас, но он не послушался, а припустил с новой силой. Сейчас я был с ним на одной высоте и бросил опережающим движением свой безотказный ремень. Все точно. Я потянул немного на себя. Мужчина без движения лежал на земле. От неожиданного перемещения в пространстве он потерял сознание.
   Я скатал лассо, оставил курда лежать, снова сел на лошадь и поскакал за третьим, последним. Скоро я догнал и его. Местность была весьма подходящая – нельзя было уйти ни вправо, ни влево. На мой приказ остановиться он не прореагировал. Лассо стянуло ему руки. Все повторилось, только этот был в сознании. Я спрыгнул с лошади и связал его как следует. Потом рывком поставил на ноги. Лошадь стояла и дрожала рядом.
   – Вот они, ваши рыбки! Как тебя зовут?
   Он не отвечал.
   – Ты вроде бы не был немым. Пощады не жди, если будешь молчать. Как тебя зовут?
   Он опять промолчал.
   – Тогда лежи, пока не приведут остальных.
   Я толкнул его, и он, как сноп, упал в траву. Я тоже сел, потому как увидел своих, спускающихся ко мне. Скоро все мы были вместе, лошади целы, а воры связаны. А главное, здесь был Алло со всей добычей, которую поместили в ямку и сверху разожгли костер – верный способ приготовить рыбу без воды и специй.
   К Дэвиду Линдсею снова вернулось хорошее настроение. Зато троица воришек находилась не в лучшем расположении духа. Они не смели поднять глаза.
   – Зачем вам понадобились наши лошади? – спросил я их.
   – Они нам были нужны. Мы – беженцы.
   Это было нечто вроде извинения, которое я был склонен принять, потому как конокрадство у курдов ох как не в чести.
   – Ты еще молод. У тебя есть родители?
   – Да, и у других тоже, а у этого даже жена и ребенок.
   – А почему они молчат?
   – Господин, им стыдно!
   – А тебе – нет?
   – Но должен же кто-то отвечать!
   – Ты вроде бы неглупый парень, и если мне удастся, я попрошу за вас у своих товарищей.
   Но дело было бесполезное: все, даже Халеф и англичанин, требовали наказания. Линдсей хотел их даже высечь, но я убедил его, что это лишит их чести на всю жизнь, в то время как конокрадство можно рассмотреть как ритуальное действо.
   – Если не высечь, тогда обрезать бороды. Вот!
   Я с улыбкой поведал остальным план Линдсея. Все согласились. Всех троих подвергли бритью, и через несколько минут от их бород остался лишь темный след. Потом их отпустили. Ни один из них не издал ни звука, но когда они уходили, я вздрогнул от взглядов, которыми они нас наградили напоследок.
   Через какое-то время мы стали собираться в дорогу. Тут ко мне подошел Мохаммед Эмин.
   – Эмир, можешь сделать мне приятное?
   – Что именно?
   – Я хочу подарить на один день тебе вороного!
   Хитрец! Он нашел способ снова приблизить меня к жеребцу.
   – Мне он не нужен, – ответил я.
   – Но может в любой момент возникнуть необходимость им воспользоваться, как только что.
   – Тогда я тебя и попрошу.
   – Может статься, что на это не окажется времени. Скачи на нем, эфенди. Кроме тебя, этого никто не сделает.
   – При условии, что он останется твоей собственностью.
   – Пусть так будет.
   Я был настроен миролюбиво, но твердо решил коня себе насовсем не брать. Разве мог я предположить, что все повернется иначе?

Глава 3
ПАЛИ В БОЮ

   Нашей главной целью был не Загрос. Больше нам нужна была долина, в которой мы находились и которая почти точно вела на юг. Мы скакали мимо зеленых вершин и уже к вечеру добрались к каким-то отдельно возвышавшимся скалам, под сенью которых и разбили лагерь. Мы объехали скалу по периметру. Я побывал на вершине, обогнул край горы и встретил курдскую женщину с ребенком, испугавшуюся нас безмерно. Совсем рядом в тени скалы стоял каменный домик, что-то в нем показалось мне необычным.
   – Не бойся, – обратился я к женщине и в знак дружбы протянул ей руку, не слезая с лошади. – Аллах да хранит тебя и этого красивого мальчугана. Кому принадлежит этот дом?
   – Он принадлежит шейху Махмуду Кансуру.
   – А из какого он племени?
   – Из племени джиаф.
   – Он там, внутри?
   – Нет, он редко бывает здесь, это его летнее жилище. Сейчас он на севере, где готовится празднество.
   – Да, я слыхал об этом. А кто здесь живет в его отсутствие?
   – Мой муж.
   – А кто он?
   – Он Гибрал Мамраш, домоправитель при шейхе.
   – А он нам разрешит переночевать в его доме?
   – Вы друзья джиаф?
   – Мы чужеземцы, прибывшие издалека, и друзья всех людей.
   – Тогда подождите. Я поговорю с Мамрашем.
   Она пошла в дом, а мы тем временем слезли с лошадей. Вскоре показался мужчина, одетый по старой моде, с открытым, честным лицом. Он произвел на нас благоприятное впечатление.
   – Аллах благословляет ваше появление в доме! – приветствовал он нас. – Добро пожаловать, входите, пожалуйста!
   Он поклонился каждому и пожал руку. По этой учтивости мы поняли, что находимся на персидской территории.
   – А есть ли место для лошадей? – поинтересовался я.
   – Места и корма достаточно. Во дворе можно поставить всех, там же ячмень.
   Все строение было обнесено высокой стеной, образующей прямоугольник, куда входили сам дом, двор и сад. Войдя, мы обнаружили, что дом разделен на две части, у каждой свой вход. Дверь в мужскую половину была спереди, а в женскую можно было войти с задней стороны. Естественно, мужчина повел нас в первую половину, двадцати шагов длиной и десяти шириной. Окон не было, а вместо них под крышей оставлено пространство между стенами и потолком. Пол устилали тростниковые коврики, а вдоль стен лежали небольшие вязанки, которые для усталых людей, проведших неделю в седле, показались настоящим ложем. Нас усадили на эти вязанки. Тут хозяин открыл сундук, стоявший в углу, и спросил:
   – У вас с собой есть трубки?
   Кто может передать впечатление, которое произвел на нас этот вопрос? Алло находился при лошадях, нас было пятеро в помещении, и при его вопросе все пятеро одинаковым жестом потянулись к своим трубкам, и раздалось громкое «да!».
   – Тогда попробуйте моего табачку!
   Аллах всемогущий! Это были те самые красные четырехугольные пакетики, в которых расфасовывается знаменитый табак из Базирана, что на северной границе персидской пустыни.
   Едва первые кольца ароматного дыма поднялись к перекрытиям, появилась женщина с напитком мокко, который очень часто бывает совсем далек от подлинного мокко. Но в этот раз нам было все равно, что пить. Мне было так приятно и хорошо, что я готов был вновь взять у Эмина хоть десять вороных, и уже стала забываться эта дурацкая охота на форелей… Таков человек – он раб обстоятельств!
   Я выпил три или четыре чашечки кофе и с зажженной трубкой вышел во двор, чтобы взглянуть на лошадей. Угольщик заметил трубку, и из того места в его бороде, где, по всей видимости, находился рот, вырвался такой тоскливый и алчущий звук, что я скорее вернулся в дом, чтобы вынести ему немного базиранского табака. Но он вместо трубки запихнул его прямо в рот. Вкус у Алло явно отличался от нашего.
   Стена, окружавшая усадьбу, была больше, чем в рост человека, так что наши лошади стояли в полной безопасности, тем более что массивные ворота были плотно закрыты. Это успокоило меня, и я вернулся в комнату, где хозяин мирно беседовал по-арабски с моими спутниками.
   Потом хозяйка внесла несколько бумажных фонариков, которые отбрасывали приятный полусвет, а затем внесла холодную дичь с ячменными лепешками.
   – В этих местах, наверное, много птиц, – заметил Мохаммед.
   – Очень много, – ответил Мамраш. – Озеро недалеко.
   – Какое озеро? – спросил я.
   – Зеривар.
   – А, это тот самый Зеривар, на дне которого лежит затонувший город грешников, целиком отлитый из чистого золота?
   – Да, господин. Вы о нем слышали?
   – Его жители были такими безбожниками, что забыли про Аллаха и Пророка, тогда Всемогущий вызвал землетрясение, которое погубило город.
   – Да, ты знаешь правду. В определенные дни, когда едешь по озеру, на закате видно, как далеко в глубине мерцают минареты и дворцы, а некоторые даже слышат голос муэдзина «ай-аль-эль-салла!». И видно, как утопленники бредут искупать свои грехи в мечети…
   – Ты сам это видел или слышал?
   – Нет, мне рассказывал об этом отец жены. Он рыбачил на озере и все сам видел. Но позвольте мне покинуть вас ненадолго – я закрою ворота. Думаю, вам, усталым, пора отдохнуть.
   Он ушел, и вскоре мы услышали, как скрипнули петли ворот.
   – Мистер, какой бравый парень! – заметил Линдсей.
   – Да. Он даже не спросил, как нас зовут, куда мы идем и откуда. Это настоящее восточное гостеприимство.
   – Надо дать ему на мелкие расходы как следует! Вернулся хозяин и принес свежие вязанки и одеяла.
   – А среди джиаф в этой области живут беббе? – спросил я его.
   – Живут, но их очень мало. Джиаф и беббе не любят друг друга. Вы вряд ли встретите много джиаф, потому что из Персии совершает набеги племя бильба – это настоящие разбойники. Поэтому джиаф и откочевали подальше со своими стадами.
   – А ты по-прежнему остаешься здесь?
   – Мой господин приказал мне.
   – Разбойники же все отнимут у тебя.
   – Они найдут только стены, а за ними – ничего.
   – Тогда они будут мстить тебе.
   – А они и меня не найдут. Озеро заросло тростником и окружено болотами. Там есть укрытия, которые чужаки просто не в состоянии обнаружить. А теперь позвольте мне покинуть вас и пожелать доброго сна.
   – А дверь здесь остается открытой? – спросил я.
   – Да, а что?
   – Мы привыкли дежурить у наших лошадей посменно, поэтому нам надо время от времени выходить.
   – Вам не нужно дежурить, я сам буду вашим часовым.
   – Твоя доброта больше, чем мы заслуживаем, но я прошу тебя все же не приносить нам в жертву твой сон!
   – Вы мои гости, и Аллах призывает меня охранять вас. Желаю вам добрых снов и покоя.
   Мы воспользовались гостеприимством дружественного курда-джиаф. Когда мы утром поднялись, он посоветовал нам не ехать дальше на восток, иначе наткнемся на разбойников-бильба; он считает лучшим для нас разыскать Диалу и вдоль ее берегов добраться до южных равнин. Честно говоря, меня это особенно не вдохновило, потому как я все время помнил о беббе, которые нас наверняка преследовали. Но этот план нашел горячее одобрение у обоих хаддединов, и мне пришлось в конце концов уступить.
   Щедро одарив Мамраша и его супругу, мы тронулись в путь. Несколько конных джиаф по приказу Мамраша отправились нас проводить. Через несколько часов мы достигли долины, раскинувшейся между вершинами хребтов Загрос и Эвроман. Через эту долину ведет знаменитая дорога Шамиан, связывающая Сулейманию и Керманшах. У маленькой речки мы расположились на отдых.
   – Это река Чарран, – сказал предводитель джиаф. – Вам следует идти только вдоль нее, потому как она впадает в Диалу. А теперь мы вас покинем. Аллах с вами!
   Они уехали, и мы снова оказались предоставлены самим себе.
   На следующий день мы добрались до Диалы, несущей свои воды к Багдаду. На ее берегу мы расположились на обед. Был солнечный теплый день, который мне никогда не забыть. Справа от нас журчали потоки воды, слева возвышалась скала, поросшая кленами, платанами, кизилом, каштанами, а прямо перед нами красовался невысокий горный хребет, казавшийся на первый взгляд руинами средневекового немецкого замка.
   Мамраш дал нам с собой в дорогу маленькие завтраки на каждого. С ними быстро управились, и я, прихватив ружье, пошел поискать что-нибудь посущественнее. Я пробродил по этому хребту около часа, так и не найдя ни одной птицы или зверька, и спустился в долину. Вдруг справа от меня раздался выстрел, за ним другой. Кто мог стрелять? Я ускорил шаги. Подойдя к лагерю, я застал Алло, Халефа и англичанина.
   – А где хаддедины? – спросил я.
   – Добывают мясо, – ответил Линдсей.
   Он тоже слышал выстрелы и подумал, что стреляют хаддедины. Снова раздались выстрелы – два, три, за ними еще.
   – Бог мой, скорее на лошадей! – закричал я. – Что-то случилось!
   Мы вскочили в седла и поскакали. Алло замешкался с двумя лошадьми хаддединое. Снова грохнули два выстрела, за ними один пистолетный.
   – Да там бой, настоящий бой! – крикнул Линдсей. Мы обогнули край луга, обрамлявшего речку, потом преодолели подъем, и перед нами раскрылось поле битвы, в которой нам сразу же пришлось принять участие.
   На берегу в траве лежали верблюды, а рядом с ними паслись лошади. Считать, сколько их всего, не было времени. Возле верблюдов я заметил раскинутую палатку, справа на скалах – пять-шесть чужих лиц, которые оборонялись от курдов, а прямо перед нами Амада эль-Гандура, который прикладом отбивался от наседавшего противника. Рядом на земле лежал, как мертвый, Мохаммед Эмин. Думать не приходилось. Я прыгнул в самую гущу курдов и разрядил в кого-то ружье.
   – Вот он! Вот он! Осторожнее с конем! – услышал я чей-то крик.
   Я оглянулся и узнал кричавшего – это был шейх Газаль Габойя. Это было его последнее слово: Халеф налетел на него и выстрелил в упор. Потом произошел короткий бой, подробности которого я опускаю, хотя рукопашная схватка была жестокой. Вид мертвого хаддедина поверг нас всех в ужас. От ярости мы смогли бы противостоять и тысяче курдских копий. Я помню только, что был ранен, лошадь была ранена, гремели выстрелы, мои глаза метали молнии, и рядом со мной неизменно был верный Халеф, отражавший удары, предназначавшиеся мне. После одного выпада мой конь встал на дыбы, сбросил меня и упал на меня сверху. Больше я ничего не помню.
   Первое, что я увидел, когда очнулся, были слезы в глазах моего бедного хаджи.
   – Хамдулилла, он жив! Он открыл глаза! – закричал Халеф вне себя от радости. – Сиди, тебе больно?
   Я хотел ответить, но не мог. Веки закрылись сами собой.
   – О, он умирает!
   Сквозь пелену услышал я жалобные крики и снова потерял сознание.
   Дальнейшее помню как во сне. Я боролся против драконов и гигантских червей, циклопов и прочих великанов; но неожиданно все эти дикие образы исчезли, теплый воздух овеял меня, тихие звуки, как из ангельских труб, донеслись до моих ушей; мягкие, нежные руки касались меня. Сон ли это был или реальность? Я снова открыл глаза.
   Далекие горные вершины светились в заходящем солнце, по равнине растекался полумрак, но было еще достаточно светло, чтобы разглядеть две женские головки, склонившиеся надо мной с двух сторон.
   – А ну-ка уйдите! – раздалось на персидском.
   Покрывала упали на лица, и обе женщины растворились в сумраке.
   Я попытался сесть, и мне это удалось. При этом заметил, что ранен пониже ключицы. Как я потом узнал, меня задело копье. Болело все тело. Рана была тщательно перевязана, и запах, который овевал меня, я ощущал по-прежнему.
   Тут подошел Халеф и сказал:
   – Аллах керим! Он вернул тебя к жизни!
   – Как тебе удалось выкрутиться, Халеф? – спросил я слабым голосом.
   – Очень благополучно, сиди. У меня огнестрельная рана в бедре, пуля прошла насквозь.
   – А англичанин?
   – У него оцарапана голова и отрублены два пальца на левой руке.
   – Бедный Линдсей! Дальше!
   – Алло тоже досталось, но он не потерял крови.
   – Амад эль-Гандур?
   – Он не ранен, но потерял дар речи.
   – А его отец?
   – Убит. Мир праху его!
   Он замолчал, и я тоже. Сообщение о смерти старого товарища поразило меня. После долгого молчания я спросил Халефа:
   – А как с моим вороным?
   – Его раны болезненны, но не смертельны. Но ты еще не знаешь продолжения. Рассказать?
   – Пока не надо. Я попытаюсь дойти до остальных. Почему я лежу отдельно от других?
   – Потому что жены перса хотели тебя перевязать. Он, должно быть, весьма предприимчивый и богатый человек. Мы развели огонь, ты там увидишь.
   Подъем причинил мне некоторую боль, но с помощью Халефа мне удалось пройти какое-то расстояние. Рядом с тем местом, где я лежал, горел костер. Длинная фигура англичанина поднялась мне навстречу.
   – Вот и вы, мистер! Вы совершили такой полет, у вас железные ребра. Мы уже мысленно вас похоронили.
   – Как у вас? Забинтованы голова и рука…
   – Шрамик на том месте, где френологи предполагают наличие ума. С волосиками и кусочком кости пришлось расстаться. Да уж. Да еще пару пальцев долой, но это так, мелочь.
   Рядом с англичанином возле костра стоял еще некто – мужчина гордого вида и внушительного роста. На нем были красные шелковые штаны, белая рубашка из того же материала и длинная, до колен, узкая куртка. Поверх нее было накинуто нечто вроде покрывала темно-синего цвета. На бедре висела дорогая сабля, а рядом сверкали золоченые рукоятки двух пистолетов, кинжала и короткого меча. На ногах красовались сафьяновые сапожки для конной езды, а на голове – знаменитая персидская шапочка из меха барашка, вокруг которой была обернута бело-голубая шаль.
   Он подошел ко мне, поклонился и сказал:
   – Господин, я хочу сделать тебе комплимент.
   – Благодарю тебя, – ответил я, так же учтиво поклонившись.
   – Эмир, ты геройски вел себя в бою!
   – Господин, ты тоже герой!
   – Я твой друг.
   Мы пожали друг другу руки, потом он вежливо произнес:
   – Твое имя мне известно. А меня называй Хасан Арджир-мирза и считай меня своим слугой.
   У него был титул «мирза»^[10], который в Персии дают обычно принцам, так что он был важной персоной!
   – И меня прими в свое услужение! – учтиво ответил я.
   – Эти восемь человек – мои люди, ты познакомишься с ними. – И он указал на восемь мужчин, спокойно стоявших в стороне. – Ты глава лагеря. Садись.
   – Я подчиняюсь твоей воле, но позволь вначале проститься с моим другом.
   Неподалеку от костра лежало тело Мохаммеда Эмина. Возле него сидел, сложив руки без движения, сын Амад. Я подошел к нему. Шейх был убит пулей в лоб, и его белая борода была залита кровью. Я склонился над ним, сердце мое сжалось от боли. Потом положил Амаду руку на плечо:
   – Амад, я с тобой.
   Он не ответил и не пошевелился. Я пытался всеми силами отвлечь его – все напрасно. Боль и страдания превратили его в статую. Я вернулся к костру, чтобы сесть рядом с персом. Но тут же споткнулся об угольщика, лежавшего на животе и тихо стонавшего.
   Я обследовал его – ран на нем не было, но избили его порядочно. Мне легко удалось привести его в чувство.
   Хасан Арджир-мирза тоже не был ранен, чего нельзя было сказать о его людях, но никто из них никоим образом не выказывал своих страданий.
   – Эмир, – обратился он ко мне, когда я уселся рядом с ним, – ты пришел вовремя и спас нас.
   – Мне доставило радость помочь тебе.
   – Я расскажу тебе, как это произошло.
   – Позволь мне сначала поинтересоваться самым необходимым. Курды убежали?
   – Да, я послал за ними двух своих людей, чтобы следили за их передвижениями. Их было более сорока. Они потеряли много людей, а мы только одного, твоего друга. Куда лежит твой путь, эмир?
   – К зеленым долинам по ту сторону Тигра. Мы вынуждены были идти кружным путем.
   – Мой путь лежит на юг. Я слышал, ты был в Багдаде?
   – Только недолгое время.
   – Ты знаешь путь туда?
   – Нет, но его нетрудно отыскать.
   – И из Багдада в Кербелу?
   – И его тоже. Тебе нужно в Кербелу?
   – Да, мне нужно навестить могилу Хусейна.
   Это сообщение заинтересовало меня. Он был шиит, и мне представлялась возможность совершить интересную поездку.
   – А как случилось, что ты поехал через эти горы?
   – Чтобы не попасться на глаза разбойным шайкам арабов, поджидающих пилигримов на торговых путях.
   – Но зато попал в руки курдам. Ты идешь из Кермандшаха?
   – Из еще более далеких мест. Мы здесь со вчерашнего дня. Один из моих людей пошел в лес и увидел, что курды на подходе. Но и они его заметили. Они поехали за ним, вышли на наш лагерь и напали. Во время боя, в котором мы думали, что все погибнем, появился храбрый старец, который лежит вон там, на земле. Он тут же застрелил двух курдов и погиб в бою. Потом появился его сын, такой же храбрый, как и он, но мы все бы погибли, если бы не вы. Эмир, тебе принадлежит моя жизнь и все, что у меня есть. Пусть наши пути идут вместе как можно дальше.
   – Я бы хотел, чтобы так и было, но у нас есть убитый и мы ранены. Нам надо его похоронить и надо оставаться на месте, пока есть вероятность лихорадки.
   – Я тоже останусь, потому что и мои люди ранены. Пока мы разговаривали, мне вдруг стукнуло в голову, что нигде не видно Дояна. Я спросил англичанина, но он ничего не знал. Халеф видел Дояна дерущимся – и все.
   Слуги знатного перса принесли изысканные продукты, которые быстро приготовили на костре. После еды я решил осмотреть окрестности и поискать Дояна. Халеф пошел со мной. Наконец-то мы добрались до лошадей. Бедный жеребец лежал на земле. У него были резаные и колотые раны, но Халеф поддерживал в нем силы. Рядом расположились группой верблюды. Их было всего пять, поодаль лежали их грузы, а еще дальше стояла палатка, служившая жилищем обеим женщинам, тем самым, которые скрылись, едва я открыл глаза.
   – Ты видел, как я упал, Халеф. Что было дальше?
   – Мне показалось, что ты погиб, сиди, и это удесятерило мои силы. Англичанин тоже хотел отомстить за тебя, и они не смогли нас сдержать. Этот перс очень храбрый человек, а его слуги – такие же, как он.
   – Вам досталась добыча?
   – Оружие и несколько лошадей, которых ты не заметил в темноте. Мертвых перс приказал бросить в воду.