Страница:
Лес кончился, и передо мной открылась равнина с полями кукурузы и плантациями роз. Оглянувшись, я заметил преследовавшего меня одинокого всадника. Скорее всего, это был тот, что скакал по другую сторону повозки. Наверное, они только сейчас заметили пропажу. Моя лошадь, хоть и несла двоих, скакала так же резво, как и его. Бояться мне было нечего.
Когда я выехал на оживленную улицу, в конце которой находился нужный мне дом, я чувствовал себя совсем уверенно. Вскоре преследователь стал притормаживать и вскоре исчез из виду.
Я остановил лошадь и снял с нее дервиша. Он дышал нормально, сердце билось ровно.
– Али Манах, не притворяйся! Я знаю, что ты жив и здоров! Открывай глаза!
Он наверняка уже понял, в каком положении оказался, и помышлял о бегстве. Глаза он все же не открыл.
– Хорошо. Если ты и умер, то меня это мало беспокоит. Только вот сейчас для проверки воткну этот ножик разок тебе в сердце!
Я вытащил нож. Едва я притронулся кончиком к его груди, он закричал от ужаса:
– Ай-вай! Стой! Ты что, хочешь меня зарезать?
– Живого я убиваю неохотно. Мертвому же нож не принесет ущерба. Если ты не почувствуешь этот клинок, то не убеждай меня в следующий раз, что ты жив!
До сих пор он лежал, распластавшись на земле, сейчас же мгновенно сел. Я спросил:
– Али Манах, скажи-ка мне, куда ты меня вез?
– Туда, где ты был бы в безопасности!
– Это весьма двусмысленный ответ. Кто должен был быть в безопасности и от кого? Я от вас или наоборот?
– Друг от друга.
– Объясни-ка.
– С тобой ничего бы не случилось, эфенди. Мы бы отвезли тебя в такое место, откуда ты бы не сбежал. Вот и все. Отцу нужно было выиграть время, чтобы бежать. Потом мы бы отпустили тебя, невзирая на выкуп.
– Это очень любезно с вашей стороны. А куда же все-таки вы меня собирались доставить?
– Там, в горах, есть караул.
– А, сторожевая башня! Ты думаешь, отец скорее бы убежал, пока я нахожусь в башне?
– Именно так, эфенди.
– Отчего же?
– От того, что ты наверняка знал, куда он направляется.
– Откуда мне это знать, я же не ясновидец!
– Твой хаджи рассказывал, что ты найдешь любой след.
– Мда. Но как бы я нашел в Эдирне след твоего отца?
– Не знаю.
– Ну ладно, Али Манах, теперь-то я могу тебе сказать, что след этот у меня есть. Твой отец с охранником из тюрьмы и Манахом эль-Баршой поехал от Арды на запад. У них две белые лошади и одна гнедая.
Было видно, как он испугался.
– Ты заблуждаешься, заблуждаешься! – быстро проговорил он.
– Нет, не заблуждаюсь. А скоро узнаю еще больше. Где записка, которую вы у меня забрали?
– Какая записка?
– Ты сам взял ее из кармана моей куртки. Надеюсь, она еще цела.
– Я ее выбросил. Там ничего такого не было.
– Нет, напротив, там было очень много любопытного. Давай-ка ее поищем. Показывай карманы!
Он поднялся, сделав вид, будто собирается вывернуть карманы, но едва я протянул руку, он отпрянул и прыгнул к лошади. Я это предвидел. Он еще не вдел ногу в стремя, как я схватил его и швырнул на землю.
– Лежи и не двигайся, иначе я всажу тебе пулю в голову! Твоя прыгучесть хороша, чтобы дурачить зевак в монастыре, но меня этим не проймешь!
На этот раз я беспрепятственно обследовал его карманы, но ничего не нашел. В сумках тоже ничего не было. Тут мне на глаза попался мой кошелек. В нем было несколько золотых монет, мне не принадлежавших, и… записка с тремя строчками на непонятном языке.
Теперь я был полностью удовлетворен. Времени для расшифровки письма у меня не было, поэтому я запрятал бумажку обратно и сказал:
– Я надеюсь, эти строчки содержат важную информацию? Ты, конечно же, знаешь, куда поехал отец?
– Я не знаю, эфенди.
– Не морочь мне голову!
– Он уже уехал к тому времени, когда я вчера прибыл в Эдирне.
– Но ты узнал, куда он поехал! Он едет в Искендерию, где его ждет Хамд эль-Амасат, его брат и твой дядя.
Говоря это, я внимательно следил за его лицом. По нему пробежала тень удовлетворения. Значит, не в Искендерию!
– Это возможно, – ответил он, – но я не знаю. Скажи, эфенди, что ты со мной сделаешь?
– А ты как думаешь?
– Ты меня отпустишь.
– И не мечтай. Ни пешком, ни на лошади.
– Но лошадь – моя собственность!
– А ты – моя, значит, и лошадь тоже моя.
– Ты свободен, я не причинил тебе ничего плохого!
– Ничего? Ты пойдешь со мной в Эдирне, в тот самый дом, где вы меня вчера подловили. Мне очень любопытно узнать, кто там живет. Кади, я думаю, будет меня сопровождать.
– Эфенди, не делай этого! Ты же христианин, а ваш Бог, Иса бен Мариам, говорит вам: «Возлюби врага своего!»
– Так ты относишь себя к моим врагам?
– Я не был твоим врагом, но ты стал моим. Я надеюсь, ты добрый христианин и прислушаешься к словам своего Бога!
– С удовольствием его послушаю!
– Но тогда почему ты меня не отпускаешь, эфенди?
– Именно по той причине, что я слушаю своего Бога. Я так люблю тебя, что просто не могу с тобой расстаться.
– Ты издеваешься надо мной! Я заплачу тебе выкуп!
– О, да ты богат!
– Я – нет, но мой отец – да.
– Он награбил и наворовал свои сокровища. Мне такое богатство не нужно.
– Я дам тебе другое. Ты вернешь свое.
– Мое? Разве ты взял мои деньги?
– Нет, но гонец едет в Стамбул за деньгами. Если ты меня отпустишь, их вернут сию же минуту!
– О, Али Манах бен Баруд эль-Амасат! Ты провертел в Стамбуле все свои мозги! Твой гонец не получит ни пиастра. Человека с таким именем не существует. И перс, которого твой посланник, возможно, найдет, никогда меня не знал.
– Эфенди, так ты нас обманул. Мы не получили бы денег?
– Увы.
– Тогда ты погиб бы!
– Да, я это знал. Но я погиб бы и в случае, если бы вы получили деньги! Однако я заранее знал, что освобожусь.
– И ты повезешь меня в Эдирне как арестованного?
– Только так.
– Тогда отдай мне мои деньги из своего кошелька!
– Зачем они тебе?
– Они мои. Они мне нужны. Мне нужно есть и пить в тюрьме.
– Тебе там дадут, что нужно. Деликатесов там нет. К тому же танцору не вредно и поголодать немного.
– Значит, ты меня обкрадываешь?
– Вовсе нет. Погляди на меня. Во время нападения вы порвали мне одежду, мне нужна новая. Но я не стану тратить на нее твои деньги. Я передам их кади. Зачем танцующему дервишу деньги? Я полагаю, все его сбережения должны принадлежать ордену!
– Я больше не танцую! В монастыре я был временно.
– Да уж, из деловых соображений. Но это меня не касается. Поднимайся. Давай руки! – И я вынул веревки, лежавшие до этого в его седельных сумках.
– Эфенди, что ты делаешь? – спросил он испуганно.
– Хочу привязать тебя к стременам.
– Ты не имеешь права! Ты христианин, а я приверженец Пророка. Ты не хавас. Ты не имеешь права!
– Короче, если добровольно не дашь руки, получишь по голове, а потом я сделаю все сам.
Это подействовало. Псевдодервиш оказался трусом. Я связал ему руки, притянул их к стременам и тронул лошадь.
– А что ты сделаешь с лошадью?
– Передам ее кади. Вперед!
Вот уж не думал, что буду возвращаться в Эдирне таким странным способом! Мы подошли к главной улице, ведущей к знаменитому караван-сараю Мустафа-паши. Нам попадались навстречу люди. Они смотрели на нас с удивлением, но никто не сделал и попытки заговорить.
Чем ближе мы подходили к центру, тем оживленнее становилось на улицах. В первом же переулке я заметил двух хавасов. Коротко объяснив положение, я попросил их сопровождать меня, что они и сделали. Прежде всего нужно было ехать к Гуляму и успокоить друзей.
По одной из улиц среди прохожих я заметил мужчину, который, едва завидев Али Манаха, замер от ужаса, а потом, оправившись от первого страха, удалился быстрым шагом. Знал ли он моего пленника? Лучше всего было бы послать за ним полицейского и арестовать его. А если это невиновный человек? По одному подозрению я не имел права это делать.
У дома Гуляма я постучал в ворота. Охранник глянул в окошко и вскрикнул от радости.
– Хамдулиллах! Это ты, эфенди!
– Я. Открывай, Малем!
– Сейчас, сейчас. Мы очень переживали за тебя, боялись, как бы с тобой что не случилось! Слава Богу, ты жив!
– Где хаджи Халеф Омар?
– В селамлыке. Все там и горюют о твоем исчезновении.
– Так ты Кара бен Немей? – воскликнул один из хавасов.
– Да, это я.
– О, как здорово! Мы заработали три сотни пиастров!
– Какие еще пиастры?
– Нас ведь послали искать тебя. Нам сказали: найдете его, получите премию.
– Мда. Но ведь это я вас нашел! Ладно, не в этом дело. Пошли со мной.
Много же дали за мою находку! Я мог гордиться. Страж ворот удивился, увидев рядом дервиша, которого до сих пор скрывали закрытые ворота. Едва мы заехали во двор, как, перескакивая через ступеньки, ко мне ринулся Халеф.
– Аллах-иль-Аллах! Это ты, сиди?
– Да, я, милый мой. Дай мне вылезти из седла.
– Ты приехал верхом. Ты что, был за городом?
– Да, мне привалило несчастье, а потом – счастье.
Народу становилось все больше. Все тянули ко мне руки. Но среди криков радости раздался голос Ислы:
– Эфенди, что это? Кого это ты привел? Это же Али Манах, дервиш!
До сих пор никто не обращал на него внимания. Теперь все заметили, что он связан.
– Али Манах, сын беглеца? – спросил Гулям.
– Да. Теперь он мой пленник. Пошли, я расскажу, как было.
Мы прошли в селамлык и взяли с собой дервиша, но не успели сесть, как вошел кади. Он был удивлен и обрадован, увидев меня.
– Слава Аллаху, ты жив! Где же ты был?
– Садись, сейчас все узнаешь!
Пленник остался стоять в углу, рядом с ним пристроился Халеф.
Я стал рассказывать, часто прерываемый вопросами и возгласами. Единственный, кто сохранял молчание, был Халеф. Однажды он даже крикнул:
– Тихо! Надо не говорить, а действовать!
Кади бросил на него строгий взгляд, говоривший только одно: что означают твои слова?
– Надо срочно допросить этого Али Манаха и обыскать дом, где напали на сиди, и догнать повозку.
– Ты прав. Я сейчас же отправлю этого субчика в тюрьму и допрошу его там.
– А почему не здесь? – вмешался я. – Я готов хоть сейчас пуститься в погоню за его отцом, чтобы не терять драгоценного времени.
– Как ты хочешь, так и будет!
Он придал лицу официальное выражение и задал первый вопрос:
– Твое имя Али Манах бен Баруд эль-Амасат?
– Да, – ответил допрашиваемый.
– Значит, твоего отца зовут Баруд эль-Амасат?
– Да.
– Он тот самый человек, который бежал?
– Я об этом ничего не знаю!
– Пытаешься лгать? Я назначу тебе палок. Знаешь ли бывшего сборщика налогов Манаха эль-Баршу?
– Нет.
– Ты заманил этого господина в дом?
– Нет.
– Собака, ты лжешь! Эфенди сам нам об этом рассказал!
– Он ошибается.
– А не ты ли связал его и положил в повозку?
– Это неправда! Я ехал по дороге и догнал телегу. Поговорил с кираджи, хозяином повозки, тут меня ударили. Я потерял сознание, а когда очнулся, оказался уже пленником этого человека, которому ничего не сделал.
– Твой язык мелет чушь! Ладно, ложь не улучшит твоего положения. Мы знаем, что ты наср.
– Я не ведаю, о чем вы говорите!
– Не ты ли говорил об этом в монастыре танцующих дервишей?
– Никогда там не был!
Он намеревался спастись, отрицал все на свете. Кади это, похоже, надоело:
– Волей Аллаха ты получишь палки, если будешь продолжать в том же духе. Или ты тоже подданный инглисов, как и твой отец?
– У меня нет отца – подданного инглисов. Хочу заявить, что Баруд эль-Амасат, о котором вы говорите, вовсе не мой отец, а совершенно иной человек, незаконно присвоивший его имя.
– Кто же ты тогда, если не дервиш?
– Я рыбак и просто путешествую.
– Откуда?
– Из Инедже на побережье.
– И куда же направляешься?
– В Софию, навестить родственника. Я ни часа не был в Эдирне. Я прибыл сюда ночью и просто пересекал город. Позже встретил повозку.
– Ты не рыбак, а лжец. Можешь доказать, что живешь в Инедже?
– Пошли туда кого-нибудь и увидишь, что я говорю правду.
Такая наглость окончательно вывела кади из терпения. Он обратился к Исле:
– Исла бен Мафлей, ты видел этого человека в монастыре танцующих дервишей?
– Да, – ответил Исла, – видел. Я клянусь в этом бородами Пророка и моего отца!
– А ты, Кара бен Немей, эфенди, видел его в монастыре?
– Да. И даже разговаривал с ним.
– И ты утверждаешь, что он и есть дервиш?
– Он и есть. Он говорил мне это вчера вечером и даже сегодня. Он пытается спасти себя беспросветной ложью.
– Тем самым он себе делает хуже. Но как нам доказать ему, что он лжет?
Вот это был вопрос!
– Разве недостаточно того, что он отрицает наши показания?
– Так-то это так, но надо посылать в Инедже!
– Позволь вопрос.
– Говори!
– Ты видел записку, которую мы вчера нашли в конюшне?
– Да, эфенди.
– Ты бы ее узнал?
– Само собой.
– Это она? – Я вынул записку из кошелька и протянул кади.
Тот осмотрел ее и сказал:
– Это она. А почему ты спросил?
– Сейчас узнаешь. Хаджи Халеф Омар, ты знаешь мой кошелек?
– Так же хорошо, как и свой собственный, – ответил малыш.
– Это он?
– Он.
Теперь я знал, как поймать дервиша. Я спросил его:
– Али Манах, ответь мне, кому принадлежат золотые монеты, находящиеся в кошельке?
– Мне… то есть тебе, если кошелек твой, – ответил он.
Он было поддался на мою уловку, но вовремя раскусил меня.
– И ты не претендуешь на это золото?
– На что мне твое золото?
Кади тряхнул головой.
– Эфенди, – сказал он, – пока мы не поместим его в тюрьму, нам ничего не удастся. Сейчас я его туда отправлю.
– Но так долго ждать мы не можем. Давайте доставим его в дом, где я был этой ночью. Его обитатели подтвердят, что он тот самый, за кого мы его принимаем.
– Ты прав. Мы всех их захватим! Али Манах, в каком переулке находится этот дом?
– Я не знаю, – ответил арестованный. – Я никогда до сих пор не бывал в Эдирне!
– Его ложь уже становится непереносимой! Эфенди, ты сам найдешь этот дом?
– Конечно. Я его приметил.
– Тогда в путь. Я пошлю за хавасами, которые пойдут с нами и арестуют всех, кто там окажется. Но твой друг Гулям обещал триста пиастров. Эти двое нашли тебя. Они получат деньги, эфенди?
– Я сейчас им выдам.
Я достал кошелек; но Гулям остановил мою руку.
– Стой, эфенди. Ты гость в моем доме. Я сам оплачу.
Он уже собирался выдать деньги хавасам, стоящим с радостными лицами у дверей, как кади остановил его:
– Подожди. Я командую этими полицейскими в Эдирне. Скажи сам, эфенди, они тебя действительно нашли?
Мне не хотелось портить настроение хавасам, и я сказал:
– Да, они меня нашли.
– Я тебе верю, но скажи, нашли бы они тебя, если бы я их не послал на поиски?
– Хм. Тогда бы они явно меня не нашли.
– Так кому ты обязан тем, что тебя обнаружили?
Я был вынужден признать его логику.
– Тебе, ясное дело.
Он кивнул и продолжил:
– Так кому принадлежат эти триста пиастров?
– Одному тебе.
– Пусть Гулям даст их мне.
Он взял деньги и спрятал их. У полицейских вытянулись лица. Я попытался незаметно подойти к ним и передать им по золотой монете из кошелька. Мне это удалось. Таким образом, деньги Али Манаха нашли должное применение.
Послали за полицейскими, которые вскоре явились. Прежде чем мы тронулись в путь, кади кивнул мне, чтобы я отошел в сторону. Я с любопытством ждал, что он мне скажет.
– Эфенди, ты уверен, что он дервиш из Стамбула?
– Да.
– Он был в момент, когда тебя схватили?
– Да. Он определял размер выкупа, который я должен был внести.
– И он забрал вещи из твоих карманов?
– Именно он.
– И твой кошелек?
– И кошелек.
Теперь я начал понимать, что он задумал. Я упомянул, когда рассказывал о моих похождениях, что нашел в кошельке больше денег, чем было там до того. За это он и зацепился. Он хотел конфисковать их! Он интересовался дружеским тоном и дальше:
– Сегодня кошелек лежал в его сумке?
– Да, я изъял его.
– И там было больше денег, чем раньше?
– Там были золотые монеты.
– Так что ты показываешь, что они тебе не принадлежат!
– А кому тогда?
– Ему, конечно, эфенди!
– Но почему он положил свои деньги в мой кошелек?
– Потому что твой ему больше понравился. Но никто не должен обладать тем, что ему не принадлежит.
– Ты прав. Но что, ты думаешь, что у меня есть нечто, что мне не принадлежит?
– Да, есть. Золотые монеты, которые он туда положил.
– Валлахи! Разве ты не от меня услышал, что он лжет, говоря, что положил золото в мой кошелек!
– Но это ложь!
– Надо еще доказать. Я ничего не знаю про деньги.
– Ты же сам сказал, что до этого в кошельке ничего не было.
– Это так. Никто не знает, как золото туда попало, сейчас оно там – значит, это моя собственность.
– Этого я не могу допустить. Власти должны забрать все, чтобы затем вернуть истинному владельцу.
– Но тогда скажи мне, кому принадлежит вода, которая шла всю ночь в твоем дворе в виде дождя?
– К чему такой вопрос?
– Власти заберут и воду, чтобы вернуть владельцу? Ночью в моем кошельке пошел дождь. Вода моя, ибо единственный, кому она могла принадлежать, от нее отказался.
– Как я слышал, ты франк и не знаешь законов этой страны.
– Может быть, поэтому я следую собственным законам. Кади! Деньги мои, ты их не получишь!
Сказав это, я отвернулся от него, и он не сделал попытки мне возразить. Мне не нужны были эти деньги, но оставив их себе, я извлек бы большую пользу, нежели если бы они провалились в бездонную суму чиновника.
Мы тронулись в путь. Хавасы получили приказ следовать на отдалении, чтобы привлекать поменьше внимания.
Мы пришли на тот самый угол, где вчера вечером встретились с бежавшим человеком. Гулям тоже вспомнил это место. Отсюда вести должен был я. Найти дом было делом несложным. Дверь оказалась заперта. Мы постучали. Нам никто не открыл.
– Они испугались, – сказал кади. – Они нас заметили и попрятались.
– Не думаю, – возразил я. – Один из этих людей встретился мне, когда я шел с Али Манахом. Он видел, что дервиш арестован и дело провалилось. И он предупредил остальных.
– Тогда ворвемся силой!
Вокруг стали собираться прохожие. Кади приказал хавасам рассеять толпу. Затем дверь попросту выломали. Я признал длинный коридор. Полицейские обшарили все помещения – никого. Все говорило о том, что обитатели дома спешно спасались бегством.
Я искал место, где лежал связанный. Вернувшись во двор, услышал, как кади затеял новый разговор с Али Манахом. Он поначалу боялся, что в доме кто-то окажется, но страх исчез вместе с теми, кому удалось улизнуть. Мне пришлось все повторить – показать место, где он сидел рядом со мной и куда они тащили меня связанного.
– Ты не признаешь этот дом? – спросил его кади.
– Нет.
– Ты здесь никогда не был?
– Никогда в жизни!
Тогда чиновник повернулся ко мне:
– Не может же парень так врать! Я начинаю думать, что ты ошибаешься.
– Но тогда ошибается и Исла, видевший его в Стамбуле!
– А разве такое не случается? Многие люди весьма похожи. Этот рыбак из Инедже может оказаться невиновным.
– Давай отойдем в сторонку, кади.
– Зачем?
– Мне надо тебе кое-что сказать, что не предназначено для посторонних ушей.
Он пожал плечами и сказал:
– От этих людей у меня нет секретов!
– Ты хочешь, чтобы они услышали слова, которые будут малоприятны для твоего слуха?
Он приосанился и произнес строгим тоном:
– Ты не осмелишься сказать ничего такого, что бы я не хотел услышать! Но я пойду тебе навстречу и выслушаю тебя. Отойдем.
Он сделал несколько шагов в сторону. Я последовал за ним.
– Отчего ты сменил свое отношение к этому делу, кади? Как ты можешь думать о невиновности этого человека, в вине которого ты до этого не сомневался?
– Я убедился в том, что ты заблуждаешься.
– Нет, – возразил я. – Это не я заблуждаюсь, а ты, кади!
– В чем же? В том, что он рыбак?
– Нет, во мне. Тебе очень хотелось завладеть содержимым кошелька. Это не удалось, и теперь преступник оказался невиновным.
– Эфенди!
– Кади!
Он состроил гневную мину и сказал:
– А ведь я могу тебя арестовать за твои слова!
– Оставь свои потуги. Я гость этой страны и лично ее правителя. У тебя нет власти надо мной. Я утверждаю: Али Манах признается во всем, едва ты назначишь ему палки. Я не хочу давать тебе указания, но дома в Германистане расскажу, что подданные султана образцово выполняют свои обязанности.
– Як таковым тоже отношусь и докажу это!
Он вернулся к остальным и спросил арестованного:
– Ты знаешь такого Доксати?
Али Манах побледнел и ответил заплетающимся языком:
– Нет, я никогда не был в Эдирне.
– И он тебя не знает?
– Нет, он же меня никогда не видел.
– Он лжет, – вмешался я. – Докажи ему это, кади. Я настаиваю, чтобы сделать очную ставку, для того… Стой! Назад!
Совершенно случайно, произнося последнюю фразу, я поднял глаза. Мы находились во дворе, со всех сторон окруженном домами. Там, куда я посмотрел, имелся балкон с деревянными решетками, между ними были просунуты и уставлены на нас два ствола: один смотрел прямо на меня, а второй на арестованного, как мне показалось. Я бросился в сторону и затем к входу, ища там укрытия. В тот же момент раздались два выстрела. Раздался громкий крик.
– Аллах-иль-Аллах! На помощь!
Крикнул один из хавасов, упавший на землю, сразу же окрасившуюся в алый цвет.
Одна из пуль явно предназначалась мне. Еще миг, и я был бы убит. Штуцер уже разряжался, когда я отпрыгнул, и стрелявший перевел ствол на хаваса, стоявшего рядом. Пуля угодила ему в голову.
Вторая же пуля достигла цели – Али Манах распростерся мертвый.
Через мгновение я был уже на деревянной лестнице, ведущей к балкону. Действовал я по мгновенному импульсу. Следом за мной несся Халеф. Коридорчик поворачивал к балкону. Запах пороха еще держался в воздухе, но никого не было. Мы обследовали комнатушки, больше напоминавшие тюремные камеры. Непонятно, куда могли испариться двое людей! Их явно было двое, ведь я четко видел блеск двух стволов!
Тут я услышал быстрые шаги в другой части здания. Двое. В дощатой стене имелись дыры от сучков. Я глянул в одно из отверстий. Так и есть! Через соседний двор бежали двое мужчин, у каждого в руках было длинное турецкое ружье.
Я высунулся сверху во двор и крикнул:
– Скорее в переулок, кади! Убийцы убежали через соседний дом.
– Этого не может быть!
– Я их видел, скорее!
Он повернулся к своим людям:
– Поглядите, прав ли он!
Двое удалились неспешными шагами. Впрочем, мне было уже безразлично, поймают их или нет. Я спустился во дворик. Кади спросил меня:
– Эфенди, ты хаким?
Любой восточный человек видит в каждом франке врача или садовника. Мудрый кади не являлся исключением.
– Да, – ответил я, чтобы он отвязался.
– Тогда посмотрим, мертвы ли эти двое.
С Али Манахом все было ясно: пуля пробила ему голову. Полицейский же был еще жив, выстрел пришелся по касательной в лоб, но надежды было мало.
– Отец! Отец! – причитал второй хавас, склонившись над телом.
– Что ты причитаешь, – сказал кади. – Такова его участь. В Книге сказано, что так оно и должно быть. Аллах знает, что делает!
Тут вернулись двое, посланные в погоню.
– Ну что, эфенди был прав? – спросил кади.
– Да.
– Вы видели убийц?
– Да, видели.
– А почему не схватили?
– Они были уже далеко.
– Почему же вы не пустились в погоню?
– Мы не могли. Ты же нам не приказал. Ты приказал посмотреть, прав ли этот эфенди.
– Ленивые собаки! Бегите тотчас за ними, ловите их!
Теперь они помчались как одержимые. Я подумал, что, едва исчезнув из поля видимости, они сразу же сократят свою прыть.
– Аллах акбар! – бормотал Халеф. – Эти собаки хотели тебя застрелить, сиди.
– Пусть бегут, Халеф.
– А если бы пуля задела тебя?
– Тогда бы они от тебя не ушли!
Кади занялся трупом дервиша. Потом обратился ко мне с вопросом:
– Как ты думаешь, эфенди, почему они его застрелили?
– Потому что думали, что он их предал или мог предать. Ведь характер у него слабый, мы бы рано или поздно все узнали.
– Он получил по заслугам. Но зачем они стреляли в другого?
– Пуля предназначалась не ему, а мне. Но я успел отскочить.
– Они хотели отомстить тебе?
– Наверняка. Что будем делать с трупом?
– Меня это не тревожит. Я прикажу закопать его, он получил свое сполна. Его лошадь стоит у Гуляма. Я прикажу ее забрать.
– А отец? Он ведь избежал наказания.
– Хочешь преследовать его, эфенди?
– Естественно!
– Когда же?
– Мы тебе больше не нужны?
– Нет. Можешь ехать.
– Тогда мы часа через два отправимся.
– Аллах поможет вам в поимке негодяя!
– Аллах-то поможет, но я не отказываюсь и от твоей помощи.
– Что ты подразумеваешь под этим?
– Ты ведь обещал мне ордер на арест и шестерых хавасов в помощь?
– Да, они должны ждать у ворот Гуляма. Тебе нужны все шестеро?
Когда я выехал на оживленную улицу, в конце которой находился нужный мне дом, я чувствовал себя совсем уверенно. Вскоре преследователь стал притормаживать и вскоре исчез из виду.
Я остановил лошадь и снял с нее дервиша. Он дышал нормально, сердце билось ровно.
– Али Манах, не притворяйся! Я знаю, что ты жив и здоров! Открывай глаза!
Он наверняка уже понял, в каком положении оказался, и помышлял о бегстве. Глаза он все же не открыл.
– Хорошо. Если ты и умер, то меня это мало беспокоит. Только вот сейчас для проверки воткну этот ножик разок тебе в сердце!
Я вытащил нож. Едва я притронулся кончиком к его груди, он закричал от ужаса:
– Ай-вай! Стой! Ты что, хочешь меня зарезать?
– Живого я убиваю неохотно. Мертвому же нож не принесет ущерба. Если ты не почувствуешь этот клинок, то не убеждай меня в следующий раз, что ты жив!
До сих пор он лежал, распластавшись на земле, сейчас же мгновенно сел. Я спросил:
– Али Манах, скажи-ка мне, куда ты меня вез?
– Туда, где ты был бы в безопасности!
– Это весьма двусмысленный ответ. Кто должен был быть в безопасности и от кого? Я от вас или наоборот?
– Друг от друга.
– Объясни-ка.
– С тобой ничего бы не случилось, эфенди. Мы бы отвезли тебя в такое место, откуда ты бы не сбежал. Вот и все. Отцу нужно было выиграть время, чтобы бежать. Потом мы бы отпустили тебя, невзирая на выкуп.
– Это очень любезно с вашей стороны. А куда же все-таки вы меня собирались доставить?
– Там, в горах, есть караул.
– А, сторожевая башня! Ты думаешь, отец скорее бы убежал, пока я нахожусь в башне?
– Именно так, эфенди.
– Отчего же?
– От того, что ты наверняка знал, куда он направляется.
– Откуда мне это знать, я же не ясновидец!
– Твой хаджи рассказывал, что ты найдешь любой след.
– Мда. Но как бы я нашел в Эдирне след твоего отца?
– Не знаю.
– Ну ладно, Али Манах, теперь-то я могу тебе сказать, что след этот у меня есть. Твой отец с охранником из тюрьмы и Манахом эль-Баршой поехал от Арды на запад. У них две белые лошади и одна гнедая.
Было видно, как он испугался.
– Ты заблуждаешься, заблуждаешься! – быстро проговорил он.
– Нет, не заблуждаюсь. А скоро узнаю еще больше. Где записка, которую вы у меня забрали?
– Какая записка?
– Ты сам взял ее из кармана моей куртки. Надеюсь, она еще цела.
– Я ее выбросил. Там ничего такого не было.
– Нет, напротив, там было очень много любопытного. Давай-ка ее поищем. Показывай карманы!
Он поднялся, сделав вид, будто собирается вывернуть карманы, но едва я протянул руку, он отпрянул и прыгнул к лошади. Я это предвидел. Он еще не вдел ногу в стремя, как я схватил его и швырнул на землю.
– Лежи и не двигайся, иначе я всажу тебе пулю в голову! Твоя прыгучесть хороша, чтобы дурачить зевак в монастыре, но меня этим не проймешь!
На этот раз я беспрепятственно обследовал его карманы, но ничего не нашел. В сумках тоже ничего не было. Тут мне на глаза попался мой кошелек. В нем было несколько золотых монет, мне не принадлежавших, и… записка с тремя строчками на непонятном языке.
Теперь я был полностью удовлетворен. Времени для расшифровки письма у меня не было, поэтому я запрятал бумажку обратно и сказал:
– Я надеюсь, эти строчки содержат важную информацию? Ты, конечно же, знаешь, куда поехал отец?
– Я не знаю, эфенди.
– Не морочь мне голову!
– Он уже уехал к тому времени, когда я вчера прибыл в Эдирне.
– Но ты узнал, куда он поехал! Он едет в Искендерию, где его ждет Хамд эль-Амасат, его брат и твой дядя.
Говоря это, я внимательно следил за его лицом. По нему пробежала тень удовлетворения. Значит, не в Искендерию!
– Это возможно, – ответил он, – но я не знаю. Скажи, эфенди, что ты со мной сделаешь?
– А ты как думаешь?
– Ты меня отпустишь.
– И не мечтай. Ни пешком, ни на лошади.
– Но лошадь – моя собственность!
– А ты – моя, значит, и лошадь тоже моя.
– Ты свободен, я не причинил тебе ничего плохого!
– Ничего? Ты пойдешь со мной в Эдирне, в тот самый дом, где вы меня вчера подловили. Мне очень любопытно узнать, кто там живет. Кади, я думаю, будет меня сопровождать.
– Эфенди, не делай этого! Ты же христианин, а ваш Бог, Иса бен Мариам, говорит вам: «Возлюби врага своего!»
– Так ты относишь себя к моим врагам?
– Я не был твоим врагом, но ты стал моим. Я надеюсь, ты добрый христианин и прислушаешься к словам своего Бога!
– С удовольствием его послушаю!
– Но тогда почему ты меня не отпускаешь, эфенди?
– Именно по той причине, что я слушаю своего Бога. Я так люблю тебя, что просто не могу с тобой расстаться.
– Ты издеваешься надо мной! Я заплачу тебе выкуп!
– О, да ты богат!
– Я – нет, но мой отец – да.
– Он награбил и наворовал свои сокровища. Мне такое богатство не нужно.
– Я дам тебе другое. Ты вернешь свое.
– Мое? Разве ты взял мои деньги?
– Нет, но гонец едет в Стамбул за деньгами. Если ты меня отпустишь, их вернут сию же минуту!
– О, Али Манах бен Баруд эль-Амасат! Ты провертел в Стамбуле все свои мозги! Твой гонец не получит ни пиастра. Человека с таким именем не существует. И перс, которого твой посланник, возможно, найдет, никогда меня не знал.
– Эфенди, так ты нас обманул. Мы не получили бы денег?
– Увы.
– Тогда ты погиб бы!
– Да, я это знал. Но я погиб бы и в случае, если бы вы получили деньги! Однако я заранее знал, что освобожусь.
– И ты повезешь меня в Эдирне как арестованного?
– Только так.
– Тогда отдай мне мои деньги из своего кошелька!
– Зачем они тебе?
– Они мои. Они мне нужны. Мне нужно есть и пить в тюрьме.
– Тебе там дадут, что нужно. Деликатесов там нет. К тому же танцору не вредно и поголодать немного.
– Значит, ты меня обкрадываешь?
– Вовсе нет. Погляди на меня. Во время нападения вы порвали мне одежду, мне нужна новая. Но я не стану тратить на нее твои деньги. Я передам их кади. Зачем танцующему дервишу деньги? Я полагаю, все его сбережения должны принадлежать ордену!
– Я больше не танцую! В монастыре я был временно.
– Да уж, из деловых соображений. Но это меня не касается. Поднимайся. Давай руки! – И я вынул веревки, лежавшие до этого в его седельных сумках.
– Эфенди, что ты делаешь? – спросил он испуганно.
– Хочу привязать тебя к стременам.
– Ты не имеешь права! Ты христианин, а я приверженец Пророка. Ты не хавас. Ты не имеешь права!
– Короче, если добровольно не дашь руки, получишь по голове, а потом я сделаю все сам.
Это подействовало. Псевдодервиш оказался трусом. Я связал ему руки, притянул их к стременам и тронул лошадь.
– А что ты сделаешь с лошадью?
– Передам ее кади. Вперед!
Вот уж не думал, что буду возвращаться в Эдирне таким странным способом! Мы подошли к главной улице, ведущей к знаменитому караван-сараю Мустафа-паши. Нам попадались навстречу люди. Они смотрели на нас с удивлением, но никто не сделал и попытки заговорить.
Чем ближе мы подходили к центру, тем оживленнее становилось на улицах. В первом же переулке я заметил двух хавасов. Коротко объяснив положение, я попросил их сопровождать меня, что они и сделали. Прежде всего нужно было ехать к Гуляму и успокоить друзей.
По одной из улиц среди прохожих я заметил мужчину, который, едва завидев Али Манаха, замер от ужаса, а потом, оправившись от первого страха, удалился быстрым шагом. Знал ли он моего пленника? Лучше всего было бы послать за ним полицейского и арестовать его. А если это невиновный человек? По одному подозрению я не имел права это делать.
У дома Гуляма я постучал в ворота. Охранник глянул в окошко и вскрикнул от радости.
– Хамдулиллах! Это ты, эфенди!
– Я. Открывай, Малем!
– Сейчас, сейчас. Мы очень переживали за тебя, боялись, как бы с тобой что не случилось! Слава Богу, ты жив!
– Где хаджи Халеф Омар?
– В селамлыке. Все там и горюют о твоем исчезновении.
– Так ты Кара бен Немей? – воскликнул один из хавасов.
– Да, это я.
– О, как здорово! Мы заработали три сотни пиастров!
– Какие еще пиастры?
– Нас ведь послали искать тебя. Нам сказали: найдете его, получите премию.
– Мда. Но ведь это я вас нашел! Ладно, не в этом дело. Пошли со мной.
Много же дали за мою находку! Я мог гордиться. Страж ворот удивился, увидев рядом дервиша, которого до сих пор скрывали закрытые ворота. Едва мы заехали во двор, как, перескакивая через ступеньки, ко мне ринулся Халеф.
– Аллах-иль-Аллах! Это ты, сиди?
– Да, я, милый мой. Дай мне вылезти из седла.
– Ты приехал верхом. Ты что, был за городом?
– Да, мне привалило несчастье, а потом – счастье.
Народу становилось все больше. Все тянули ко мне руки. Но среди криков радости раздался голос Ислы:
– Эфенди, что это? Кого это ты привел? Это же Али Манах, дервиш!
До сих пор никто не обращал на него внимания. Теперь все заметили, что он связан.
– Али Манах, сын беглеца? – спросил Гулям.
– Да. Теперь он мой пленник. Пошли, я расскажу, как было.
Мы прошли в селамлык и взяли с собой дервиша, но не успели сесть, как вошел кади. Он был удивлен и обрадован, увидев меня.
– Слава Аллаху, ты жив! Где же ты был?
– Садись, сейчас все узнаешь!
Пленник остался стоять в углу, рядом с ним пристроился Халеф.
Я стал рассказывать, часто прерываемый вопросами и возгласами. Единственный, кто сохранял молчание, был Халеф. Однажды он даже крикнул:
– Тихо! Надо не говорить, а действовать!
Кади бросил на него строгий взгляд, говоривший только одно: что означают твои слова?
– Надо срочно допросить этого Али Манаха и обыскать дом, где напали на сиди, и догнать повозку.
– Ты прав. Я сейчас же отправлю этого субчика в тюрьму и допрошу его там.
– А почему не здесь? – вмешался я. – Я готов хоть сейчас пуститься в погоню за его отцом, чтобы не терять драгоценного времени.
– Как ты хочешь, так и будет!
Он придал лицу официальное выражение и задал первый вопрос:
– Твое имя Али Манах бен Баруд эль-Амасат?
– Да, – ответил допрашиваемый.
– Значит, твоего отца зовут Баруд эль-Амасат?
– Да.
– Он тот самый человек, который бежал?
– Я об этом ничего не знаю!
– Пытаешься лгать? Я назначу тебе палок. Знаешь ли бывшего сборщика налогов Манаха эль-Баршу?
– Нет.
– Ты заманил этого господина в дом?
– Нет.
– Собака, ты лжешь! Эфенди сам нам об этом рассказал!
– Он ошибается.
– А не ты ли связал его и положил в повозку?
– Это неправда! Я ехал по дороге и догнал телегу. Поговорил с кираджи, хозяином повозки, тут меня ударили. Я потерял сознание, а когда очнулся, оказался уже пленником этого человека, которому ничего не сделал.
– Твой язык мелет чушь! Ладно, ложь не улучшит твоего положения. Мы знаем, что ты наср.
– Я не ведаю, о чем вы говорите!
– Не ты ли говорил об этом в монастыре танцующих дервишей?
– Никогда там не был!
Он намеревался спастись, отрицал все на свете. Кади это, похоже, надоело:
– Волей Аллаха ты получишь палки, если будешь продолжать в том же духе. Или ты тоже подданный инглисов, как и твой отец?
– У меня нет отца – подданного инглисов. Хочу заявить, что Баруд эль-Амасат, о котором вы говорите, вовсе не мой отец, а совершенно иной человек, незаконно присвоивший его имя.
– Кто же ты тогда, если не дервиш?
– Я рыбак и просто путешествую.
– Откуда?
– Из Инедже на побережье.
– И куда же направляешься?
– В Софию, навестить родственника. Я ни часа не был в Эдирне. Я прибыл сюда ночью и просто пересекал город. Позже встретил повозку.
– Ты не рыбак, а лжец. Можешь доказать, что живешь в Инедже?
– Пошли туда кого-нибудь и увидишь, что я говорю правду.
Такая наглость окончательно вывела кади из терпения. Он обратился к Исле:
– Исла бен Мафлей, ты видел этого человека в монастыре танцующих дервишей?
– Да, – ответил Исла, – видел. Я клянусь в этом бородами Пророка и моего отца!
– А ты, Кара бен Немей, эфенди, видел его в монастыре?
– Да. И даже разговаривал с ним.
– И ты утверждаешь, что он и есть дервиш?
– Он и есть. Он говорил мне это вчера вечером и даже сегодня. Он пытается спасти себя беспросветной ложью.
– Тем самым он себе делает хуже. Но как нам доказать ему, что он лжет?
Вот это был вопрос!
– Разве недостаточно того, что он отрицает наши показания?
– Так-то это так, но надо посылать в Инедже!
– Позволь вопрос.
– Говори!
– Ты видел записку, которую мы вчера нашли в конюшне?
– Да, эфенди.
– Ты бы ее узнал?
– Само собой.
– Это она? – Я вынул записку из кошелька и протянул кади.
Тот осмотрел ее и сказал:
– Это она. А почему ты спросил?
– Сейчас узнаешь. Хаджи Халеф Омар, ты знаешь мой кошелек?
– Так же хорошо, как и свой собственный, – ответил малыш.
– Это он?
– Он.
Теперь я знал, как поймать дервиша. Я спросил его:
– Али Манах, ответь мне, кому принадлежат золотые монеты, находящиеся в кошельке?
– Мне… то есть тебе, если кошелек твой, – ответил он.
Он было поддался на мою уловку, но вовремя раскусил меня.
– И ты не претендуешь на это золото?
– На что мне твое золото?
Кади тряхнул головой.
– Эфенди, – сказал он, – пока мы не поместим его в тюрьму, нам ничего не удастся. Сейчас я его туда отправлю.
– Но так долго ждать мы не можем. Давайте доставим его в дом, где я был этой ночью. Его обитатели подтвердят, что он тот самый, за кого мы его принимаем.
– Ты прав. Мы всех их захватим! Али Манах, в каком переулке находится этот дом?
– Я не знаю, – ответил арестованный. – Я никогда до сих пор не бывал в Эдирне!
– Его ложь уже становится непереносимой! Эфенди, ты сам найдешь этот дом?
– Конечно. Я его приметил.
– Тогда в путь. Я пошлю за хавасами, которые пойдут с нами и арестуют всех, кто там окажется. Но твой друг Гулям обещал триста пиастров. Эти двое нашли тебя. Они получат деньги, эфенди?
– Я сейчас им выдам.
Я достал кошелек; но Гулям остановил мою руку.
– Стой, эфенди. Ты гость в моем доме. Я сам оплачу.
Он уже собирался выдать деньги хавасам, стоящим с радостными лицами у дверей, как кади остановил его:
– Подожди. Я командую этими полицейскими в Эдирне. Скажи сам, эфенди, они тебя действительно нашли?
Мне не хотелось портить настроение хавасам, и я сказал:
– Да, они меня нашли.
– Я тебе верю, но скажи, нашли бы они тебя, если бы я их не послал на поиски?
– Хм. Тогда бы они явно меня не нашли.
– Так кому ты обязан тем, что тебя обнаружили?
Я был вынужден признать его логику.
– Тебе, ясное дело.
Он кивнул и продолжил:
– Так кому принадлежат эти триста пиастров?
– Одному тебе.
– Пусть Гулям даст их мне.
Он взял деньги и спрятал их. У полицейских вытянулись лица. Я попытался незаметно подойти к ним и передать им по золотой монете из кошелька. Мне это удалось. Таким образом, деньги Али Манаха нашли должное применение.
Послали за полицейскими, которые вскоре явились. Прежде чем мы тронулись в путь, кади кивнул мне, чтобы я отошел в сторону. Я с любопытством ждал, что он мне скажет.
– Эфенди, ты уверен, что он дервиш из Стамбула?
– Да.
– Он был в момент, когда тебя схватили?
– Да. Он определял размер выкупа, который я должен был внести.
– И он забрал вещи из твоих карманов?
– Именно он.
– И твой кошелек?
– И кошелек.
Теперь я начал понимать, что он задумал. Я упомянул, когда рассказывал о моих похождениях, что нашел в кошельке больше денег, чем было там до того. За это он и зацепился. Он хотел конфисковать их! Он интересовался дружеским тоном и дальше:
– Сегодня кошелек лежал в его сумке?
– Да, я изъял его.
– И там было больше денег, чем раньше?
– Там были золотые монеты.
– Так что ты показываешь, что они тебе не принадлежат!
– А кому тогда?
– Ему, конечно, эфенди!
– Но почему он положил свои деньги в мой кошелек?
– Потому что твой ему больше понравился. Но никто не должен обладать тем, что ему не принадлежит.
– Ты прав. Но что, ты думаешь, что у меня есть нечто, что мне не принадлежит?
– Да, есть. Золотые монеты, которые он туда положил.
– Валлахи! Разве ты не от меня услышал, что он лжет, говоря, что положил золото в мой кошелек!
– Но это ложь!
– Надо еще доказать. Я ничего не знаю про деньги.
– Ты же сам сказал, что до этого в кошельке ничего не было.
– Это так. Никто не знает, как золото туда попало, сейчас оно там – значит, это моя собственность.
– Этого я не могу допустить. Власти должны забрать все, чтобы затем вернуть истинному владельцу.
– Но тогда скажи мне, кому принадлежит вода, которая шла всю ночь в твоем дворе в виде дождя?
– К чему такой вопрос?
– Власти заберут и воду, чтобы вернуть владельцу? Ночью в моем кошельке пошел дождь. Вода моя, ибо единственный, кому она могла принадлежать, от нее отказался.
– Как я слышал, ты франк и не знаешь законов этой страны.
– Может быть, поэтому я следую собственным законам. Кади! Деньги мои, ты их не получишь!
Сказав это, я отвернулся от него, и он не сделал попытки мне возразить. Мне не нужны были эти деньги, но оставив их себе, я извлек бы большую пользу, нежели если бы они провалились в бездонную суму чиновника.
Мы тронулись в путь. Хавасы получили приказ следовать на отдалении, чтобы привлекать поменьше внимания.
Мы пришли на тот самый угол, где вчера вечером встретились с бежавшим человеком. Гулям тоже вспомнил это место. Отсюда вести должен был я. Найти дом было делом несложным. Дверь оказалась заперта. Мы постучали. Нам никто не открыл.
– Они испугались, – сказал кади. – Они нас заметили и попрятались.
– Не думаю, – возразил я. – Один из этих людей встретился мне, когда я шел с Али Манахом. Он видел, что дервиш арестован и дело провалилось. И он предупредил остальных.
– Тогда ворвемся силой!
Вокруг стали собираться прохожие. Кади приказал хавасам рассеять толпу. Затем дверь попросту выломали. Я признал длинный коридор. Полицейские обшарили все помещения – никого. Все говорило о том, что обитатели дома спешно спасались бегством.
Я искал место, где лежал связанный. Вернувшись во двор, услышал, как кади затеял новый разговор с Али Манахом. Он поначалу боялся, что в доме кто-то окажется, но страх исчез вместе с теми, кому удалось улизнуть. Мне пришлось все повторить – показать место, где он сидел рядом со мной и куда они тащили меня связанного.
– Ты не признаешь этот дом? – спросил его кади.
– Нет.
– Ты здесь никогда не был?
– Никогда в жизни!
Тогда чиновник повернулся ко мне:
– Не может же парень так врать! Я начинаю думать, что ты ошибаешься.
– Но тогда ошибается и Исла, видевший его в Стамбуле!
– А разве такое не случается? Многие люди весьма похожи. Этот рыбак из Инедже может оказаться невиновным.
– Давай отойдем в сторонку, кади.
– Зачем?
– Мне надо тебе кое-что сказать, что не предназначено для посторонних ушей.
Он пожал плечами и сказал:
– От этих людей у меня нет секретов!
– Ты хочешь, чтобы они услышали слова, которые будут малоприятны для твоего слуха?
Он приосанился и произнес строгим тоном:
– Ты не осмелишься сказать ничего такого, что бы я не хотел услышать! Но я пойду тебе навстречу и выслушаю тебя. Отойдем.
Он сделал несколько шагов в сторону. Я последовал за ним.
– Отчего ты сменил свое отношение к этому делу, кади? Как ты можешь думать о невиновности этого человека, в вине которого ты до этого не сомневался?
– Я убедился в том, что ты заблуждаешься.
– Нет, – возразил я. – Это не я заблуждаюсь, а ты, кади!
– В чем же? В том, что он рыбак?
– Нет, во мне. Тебе очень хотелось завладеть содержимым кошелька. Это не удалось, и теперь преступник оказался невиновным.
– Эфенди!
– Кади!
Он состроил гневную мину и сказал:
– А ведь я могу тебя арестовать за твои слова!
– Оставь свои потуги. Я гость этой страны и лично ее правителя. У тебя нет власти надо мной. Я утверждаю: Али Манах признается во всем, едва ты назначишь ему палки. Я не хочу давать тебе указания, но дома в Германистане расскажу, что подданные султана образцово выполняют свои обязанности.
– Як таковым тоже отношусь и докажу это!
Он вернулся к остальным и спросил арестованного:
– Ты знаешь такого Доксати?
Али Манах побледнел и ответил заплетающимся языком:
– Нет, я никогда не был в Эдирне.
– И он тебя не знает?
– Нет, он же меня никогда не видел.
– Он лжет, – вмешался я. – Докажи ему это, кади. Я настаиваю, чтобы сделать очную ставку, для того… Стой! Назад!
Совершенно случайно, произнося последнюю фразу, я поднял глаза. Мы находились во дворе, со всех сторон окруженном домами. Там, куда я посмотрел, имелся балкон с деревянными решетками, между ними были просунуты и уставлены на нас два ствола: один смотрел прямо на меня, а второй на арестованного, как мне показалось. Я бросился в сторону и затем к входу, ища там укрытия. В тот же момент раздались два выстрела. Раздался громкий крик.
– Аллах-иль-Аллах! На помощь!
Крикнул один из хавасов, упавший на землю, сразу же окрасившуюся в алый цвет.
Одна из пуль явно предназначалась мне. Еще миг, и я был бы убит. Штуцер уже разряжался, когда я отпрыгнул, и стрелявший перевел ствол на хаваса, стоявшего рядом. Пуля угодила ему в голову.
Вторая же пуля достигла цели – Али Манах распростерся мертвый.
Через мгновение я был уже на деревянной лестнице, ведущей к балкону. Действовал я по мгновенному импульсу. Следом за мной несся Халеф. Коридорчик поворачивал к балкону. Запах пороха еще держался в воздухе, но никого не было. Мы обследовали комнатушки, больше напоминавшие тюремные камеры. Непонятно, куда могли испариться двое людей! Их явно было двое, ведь я четко видел блеск двух стволов!
Тут я услышал быстрые шаги в другой части здания. Двое. В дощатой стене имелись дыры от сучков. Я глянул в одно из отверстий. Так и есть! Через соседний двор бежали двое мужчин, у каждого в руках было длинное турецкое ружье.
Я высунулся сверху во двор и крикнул:
– Скорее в переулок, кади! Убийцы убежали через соседний дом.
– Этого не может быть!
– Я их видел, скорее!
Он повернулся к своим людям:
– Поглядите, прав ли он!
Двое удалились неспешными шагами. Впрочем, мне было уже безразлично, поймают их или нет. Я спустился во дворик. Кади спросил меня:
– Эфенди, ты хаким?
Любой восточный человек видит в каждом франке врача или садовника. Мудрый кади не являлся исключением.
– Да, – ответил я, чтобы он отвязался.
– Тогда посмотрим, мертвы ли эти двое.
С Али Манахом все было ясно: пуля пробила ему голову. Полицейский же был еще жив, выстрел пришелся по касательной в лоб, но надежды было мало.
– Отец! Отец! – причитал второй хавас, склонившись над телом.
– Что ты причитаешь, – сказал кади. – Такова его участь. В Книге сказано, что так оно и должно быть. Аллах знает, что делает!
Тут вернулись двое, посланные в погоню.
– Ну что, эфенди был прав? – спросил кади.
– Да.
– Вы видели убийц?
– Да, видели.
– А почему не схватили?
– Они были уже далеко.
– Почему же вы не пустились в погоню?
– Мы не могли. Ты же нам не приказал. Ты приказал посмотреть, прав ли этот эфенди.
– Ленивые собаки! Бегите тотчас за ними, ловите их!
Теперь они помчались как одержимые. Я подумал, что, едва исчезнув из поля видимости, они сразу же сократят свою прыть.
– Аллах акбар! – бормотал Халеф. – Эти собаки хотели тебя застрелить, сиди.
– Пусть бегут, Халеф.
– А если бы пуля задела тебя?
– Тогда бы они от тебя не ушли!
Кади занялся трупом дервиша. Потом обратился ко мне с вопросом:
– Как ты думаешь, эфенди, почему они его застрелили?
– Потому что думали, что он их предал или мог предать. Ведь характер у него слабый, мы бы рано или поздно все узнали.
– Он получил по заслугам. Но зачем они стреляли в другого?
– Пуля предназначалась не ему, а мне. Но я успел отскочить.
– Они хотели отомстить тебе?
– Наверняка. Что будем делать с трупом?
– Меня это не тревожит. Я прикажу закопать его, он получил свое сполна. Его лошадь стоит у Гуляма. Я прикажу ее забрать.
– А отец? Он ведь избежал наказания.
– Хочешь преследовать его, эфенди?
– Естественно!
– Когда же?
– Мы тебе больше не нужны?
– Нет. Можешь ехать.
– Тогда мы часа через два отправимся.
– Аллах поможет вам в поимке негодяя!
– Аллах-то поможет, но я не отказываюсь и от твоей помощи.
– Что ты подразумеваешь под этим?
– Ты ведь обещал мне ордер на арест и шестерых хавасов в помощь?
– Да, они должны ждать у ворот Гуляма. Тебе нужны все шестеро?