Страница:
– Алло! – прорычал он, но то были уже членораздельные звуки.
– Кто ты?
– Угольщик.
Да, пожалуй, это было приемлемое объяснение черных носа и рук, но такие ногти ему были явно ни к чему. Я заметил, что мой дружеский тон ему нравится. Он полностью ко мне расположился, и даже собака завиляла хвостом.
– Здесь есть ещё люди? – поинтересовался я.
– Нет.
– А сколько нужно идти, чтобы встретить людей?
– Больше, чем день.
– Для кого ты жжешь уголь?
– Для господина, который делает железо.
– Где он живет?
– В Бане.
– Ты курд?
– Да.
– Ты джиаф?
– Нет.
– Беббе?
– Нет.
При этом слове он разразился раздирающим горло кашлем. Такой расклад вполне меня устраивал. Я не скрывал уже своих симпатий к этому человеку.
– А к какому же ты племени принадлежишь?
– Я банна.
– Посмотри, Алло, вон туда. Ты видишь четверых всадников?
Он отбросил со лба грязные пряди, чтобы открыть себе обзор, и посмотрел, куда я указывал. Невзирая на накидку угольщика, скрывающую его курдскую внешность, я заметил, что по лицу его пробежала тень испуга.
– Они курды? – спросил он озабоченно.
Когда я отрицательно ответил на его вопрос, он продолжал:
– А кто же они тогда?
– Мы двое христиан и трое арабов.
Он взглянул на меня с удивлением.
– А христиане – кто это?
– Это я тебе позже объясню, потому как эту ночь мы проведем здесь.
Тут он испугался еще больше, чем раньше.
– Господин, не делай этого!
– Отчего же?
– В горах живут злые духи.
– А нам это подходит – мы давно хотели увидеть духов.
– И дождь бывает!
– Вода нам не помешает.
– И гром гремит!
– И это нам не страшно.
– И медведи здесь!
– Нам по вкусу их ляжки.
– Часто наведываются разбойники!
– Мы застрелим их.
Наконец, когда понял, что нас ничем не пронять, он сменил тон:
– Господин, я боюсь вас.
– Нас не надо бояться. Мы не разбойники и не убийцы. Мы хотим лишь переночевать в этом домике и завтра двинемся в путь. За это ты, если захочешь, получишь серебряный пиастр.
– Серебряный? Пиастр? – переспросил он удивленно.
– Да, пиастр или даже два, если проявишь дружелюбие.
– Господин, я и так дружелюбен!
Когда он произносил эти слова, у него все смеялось – глаза, рот, нос и даже руки, которые удовлетворенно похлопывали в ладоши. Удивительным было то, что у этого курда-банна росла еще и борода. Такого я пока не видел.
Радость передалась и его собаке, которая извлекла свой хвост из-под ног и принялась им размахивать, причем лапой попыталась толкнуть игриво моего Дояна, но тот и ухом не повел, а созерцал всю картину с величием Великого Могола.
– Тебя хорошо знают в горах? – продолжил я свои расспросы.
– Да, везде.
– А ты знаешь реку Бербзие?
– Да, это на границе.
– Сколько времени нужно, чтобы добраться до нее?
– Полдня.
– А Банне ты знаешь?
– Бываю там два раза в год.
Знал он и Ахмадабад, и Байендере.
– А вот Бистан ты знаешь? – настаивал я.
– Знаю, там живет мой брат!
– Ты работаешь все дни?
– Так, как мне захочется! – гордо ответил он.
– И можешь по своему желанию отсюда уйти?
– Господин, я не знаю, почему ты так спрашиваешь.
Этот угольщик был весьма осторожным, эта черта мне в нем понравилась.
– Я скажу, почему я спрашиваю. Мы здесь чужие люди и не знаем дорог через горы, поэтому нам нужен надежный человек – проводник. Мы заплатим ему по два пиастра за день.
– О господин, возможно ли такое? Я за все годы получил всего десять пиастров, муку и соль. Могу ли я повести вас?
– Мы хотим с тобой сегодня познакомиться. Если ты нам понравишься, ты будешь зарабатывать больше денег, чем получаешь за год.
– Зови своих людей! Я испеку для них хлеб, и дичь у вас будет, и трава для лошадей. Там, наверху, есть источник, и возле него ваш лагерь будет таким же удобным, как лежанка султана в его главной резиденции.
Наш бравый Алло претерпел метаморфозу за какие-то минуты – и все это сделал только звон пиастров!
Я дал знак моим спутникам, которые все время нашего разговора стояли и ждали поодаль. Подъехав, они поразились внешности угольщика не меньше, чем я несколько минут назад. Англичанин – тот вообще лишился дара речи; но и банна уставился на нос мистера Линдсея в немом изумлении. Наконец к англичанину вернулся дар речи:
– Фу ты, черт! Кто это? Горилла?
– Нет, курд из племени банна.
– О! Почему бы тебе не помыться? – пробормотал он, обращаясь к бедному парню, но тот не понял его английского.
Лошади тем временем принялись пастись и выели целые поляны во мху. Мы уселись, и я рассказал Мохаммеду об угольщике. Мы решили как следует его проверить.
А тот вытащил из хижины мешок муки грубого помола и банку с солью. Затем появился на свет божий горшок, который, наверное, многие десятилетия служил каким-то таинственным целям. Потом он залез в какой-то подвал позади дома. Он был выложен камнями и содержал запасы мяса в виде двух зайцев и говяжьей туши. Мы могли выбирать и выбрали говядину. Мясо было вымыто и зажарено на костре, Халеф тем временем напоил лошадей, а курд нарезал для них своим длинным ножом траву.
– Грязноватый паренек, – заявил англичанин, – но прилежный. Жаль!
– Что жаль?
– Жаль, что горшок неподходящий, тоже грязноватый. А иначе он мог бы еще как варить!
– Что еще варить?
– Пудинг!
– Нам только пудинга здесь не хватало!
– Хм! Или я не англичанин?
– И что же за пудинг вы собираетесь варить?
– Да любой.
– Мне известны двадцать видов, но ни один нельзя сделать здесь.
– Почему же?
– Да оттого, что ничего нет.
– Как это так? Говядина есть, мука есть, соль есть…
– Что ж, запомню этот рецепт. Правда, тут не хватает сала, яиц, лука, перца, лимона, петрушки, горчицы…
Короче говоря, вместо пудинга он получил кусок лопатки, которую обглодал дочиста. Пока я разделывал жаркое, курд стоял у угла своего дома и старательно слизывал с пальцев сажу.
– Иди сюда, Алло, поешь с нами! – позвал я его.
Он не заставил себя ждать, и с этого момента мы были лучшими друзьями.
– Сколько стоило твое мясо? – спросил я.
– Господин, я дарю вам его. А себе поймаю другое.
– Нет, я все же хочу заплатить. Вот, возьми.
Я залез в потайной карман на поясе, извлек два пиастра и протянул ему.
– О господин, твое сердце полно доброты! А зайцев ты не хочешь зажарить?
– Мы заберем их завтра с собой.
Рядом с домом лежала большая копна листьев. Курд собрал их, чтобы подготовить для нас подстилки. С помощью наших одеял ему это удалось превосходно, так что на следующее утро мы вынуждены были признать, что давно не спали так сладко.
Перед отъездом мы доели холодное мясо.
– Вы платили, мистер, – заявил Линдсей, – я отдам вам.
– Что за мелочи!
– Эта горилла поведет нас? И сколько он берет?
– Два пиастра в день.
– Я дам ему их. Понятно?
– Хорошо, сэр!
Поскольку хаддедины тоже согласились взять курда в качестве проводника, я провел экзаменовку.
– Ты слышал что-нибудь об озере Кюпри?
– Я был там.
– Как далеко до него отсюда?
– Вы желаете увидеть много деревень или нет?
– Мы хотим встретить поменьше людей.
– Тогда вам понадобится шесть дней.
– А какова дорога туда?
– Отсюда идем до Бербзие и далее по течению до Ахмедабада, потом дорога заворачивает направо, ведет в Киззельзи, а оттуда уже видно реку, впадающую в озеро Кюпри.
Это был, к моему удовольствию и удовлетворению, тот же путь, который я и наметил. Курд-бульбасси описал точно такой же маршрут.
– Хочешь быть нашим проводником? – спросил я его.
– Господин, с вами – хоть до Багдада! – отвечал он.
– А как ты изучил эту тропу?
– Я водил торговцев, уходивших с грузом в горы и возвращавшихся пустыми. Тогда я еще не был угольщиком.
Этот парень, невзирая на его грязь, был настоящей жемчужиной для нас. Он был немного ограничен, но имел честный, прямой характер. Поэтому я решился взять его на службу.
– Тогда ты поведешь нас до равнины и ежедневно будешь получать свои два пиастра. Если верно нам послужишь, сможешь купить себе лошадь, которую мы тебе потом подарим. Доволен?
Лошадь! Она представляла для него несметное богатство! Он схватил мою руку и прижал к своей бороде, под которой по всем анатомическим данным должно было находиться ротовое отверстие.
– О господин! Твоя доброта больше, чем эти горы! Могу ли я прихватить свою собаку, будете ли вы ее кормить?
– Конечно, дичи для нее будет предостаточно.
– Благодарю тебя! Ружья у меня нет, и я вынужден ловить дичь силками. Когда ты купишь мне лошадь?
– Как можно быстрее.
У него была соль, и я попросил его взять с собой запас. Какой ценный продукт соль, узнаешь, лишь, когда месяцами в ней нуждаешься. Большинство бедуинов и курды давно отвыкли от ее вкуса.
Алло быстро закончил все приготовления. Он припрятал запасы муки и соли в упомянутом подвале, забрал нож и угрожающего вида копье, взял собаку на поводок. Шапки на нем не было.
Мы начали наш поход с новыми надеждами на успех. Наш проводник вел нас строго на юг, пока к полудню мы не достигли Бербзие. Здесь устроили привал, с наслаждением погрузившись в воды реки. К счастью, Алло внял моим уговорам и вымылся. Из благословенных волн он вышел другим человеком. Теперь мы выбрали восточное направление, но приходилось делать крюки, потому как на реке имелись поселения кочевников и земледельцев, а их лучше было обходить.
Вечером переночевали на берегу ручья, стекавшего с гор в Бербзие.
На следующее утро мы не проехали и часа, как вдруг курд остановился как вкопанный и напомнил мне о моем обещании купить ему коня. Рядом живет его знакомый, у которого продается лошадь.
– Он живет в большой деревне? – спросил я.
– Здесь всего четыре дома.
Это было мне на руку, ибо я хотел избежать лишних взглядов, а одного курда мне отпускать пока не хотелось: я не был убежден, что он может держать язык за зубами.
– Сколько лет лошади?
– Она молодая, пятнадцать лет.
– Отлично, мы пойдем вместе, а остальные нас подождут. Подыщи место, где они могут укрыться в безопасности.
Через четверть часа мы увидели ниже по течению несколько домиков.
– Это здесь, – сказал Алло. – Подожди, я спрячу твоих друзей.
Он прошел с ними вперед, но через несколько минут вернулся.
– Где же они?
– В одном местечке, куда никто не заглянет.
– Там, внизу, ты никому не скажешь, кто я, куда мы идем, и что четверо ждут нас?
– Господин, я не пророню ни слова. Ты так добр ко мне, я обязан многим тебе. Не опасайся!
Я проскакал немного вниз и оказался перед домом, у которого под нависающей крышей были развешаны самые различные принадлежности конюха. За домом была загородка типа корраля[8], где стояли лошади. Старый тощий курд вышел нам навстречу.
– Алло, это ты? – воскликнул он удивленно. – Пророк да охранит твои дороги! – И тихо добавил: – А кто этот рослый господин?
Тот, кого спросили, громко произнес:
– Это эфенди из Киркука, едущий в Келекова, чтобы встретиться там с пашой Зинны. Поскольку я знаю дороги, я веду его. У тебя есть еще лошадь на продажу?
– Да, есть, – ответил курд, взгляд которого надолго задержался на моем вороном. – Она за домом, пошли!
Я не хотел оставить их одних, поэтому довольно резво спрыгнул с коня, привязал его и последовал за ними.
Животное, предназначавшееся для продажи, явно не относилось к худшим представителям непарнокопытного племени. Я бы не дал ей столько лет, сколько назвал Алло, и очень удивился, увидев, что в загоне имеются куда худшие лошади.
– Сколько она стоит? – поинтересовался я.
– Двести пиастров, – последовал ответ.
– Выведи ее!
Он вывел ее из загородки, пустил шагом, потом галопом, и я еще раз убедился, что она намного ценнее указанной суммы.
– Уложи на нее седло и закрепи груз.
Он проделал все это, и животное послушно выполнило каждое движение его рук.
– У животного есть какие-то недостатки?
– Ни одного, господин! – уверил он меня.
– Наверняка есть хоть один, и лучше, если ты мне его назовешь. Лошадь предназначена для твоего друга Алло, которого ты ведь не собираешься обманывать!
– Я его не обману.
– Тогда ладно, я сам попытаюсь найти недостаток. Сними груз и надень на нее скаковое седло.
– Для чего, господин?
Этот вопрос подтвердил мою уверенность, что я на правильном пути.
– Для того, что мне так хочется!
Он повиновался, и я попросил его сесть в седло.
– Господин, у меня не получится.
– Отчего же?
– У меня трещина в кости ноги, не могу скакать.
– Тогда я сам проедусь!
По его виду я понял, что моя догадка верна. Лошадь меня подпустила, но, когда я занес ногу, чтобы влезть в стремя, она отступила. Она явно не давала мне сесть в седло, пока я плотно не прижал ее к стене сарая. Мне удалось сесть в седло, но она тут же встала на дыбы, едва не опрокинувшись на спину, и стала совершать такие дикие кульбиты, что, в конце концов, выбросила меня из седла. Я использовал весь свой опыт наездника, чтобы упасть аккуратно.
– Человек, эта лошадь бракованная, она не стоит двухсот пиастров. На ней нельзя скакать.
– Господин, она хорошая. Наверное, она только тебя не переносит.
– Я знаю, как это бывает. Она долго ходила под плохим седлом и под еще худшим всадником – лошадь всегда это помнит. Ее можно использовать лишь как вьючное животное.
– А тебе не нужно такое животное, господин?
– Нет, сейчас нет, только потом.
– Купи ее, ведь тебе больше не попадется лошадь, которая нужна!
– Зачем мне обременять себя животным, которое мне в тягость?
– Давай за сто пятьдесят!
– Сто и ни пиастром больше!
– Господин, ты шутишь!
– Оставь ее себе, в Бане я куплю другую. Пошли, Алло!
Я залез на вороного, и угольщик затрусил за мной с преданным выражением лица. Мы не сделали и пятидесяти шагов, как услышали возглас:
– Давай за сто тридцать, господин!
Я не ответил.
– Сто двадцать!
Я ехал и ехал.
– Ладно, давай за сотню!
Теперь я вернулся и спросил, продаст ли он мне скаковое седло и попону. Он согласился, и я купил у него вполне сносное седло и попону за сорок пиастров. Самое удачное для меня – он взял сумму в старых металлических деньгах, накопившихся у меня в карманах в изрядных количествах. Сложив все на лошадь, я попрощался с курдом:
– Живи долго, хоть ты и хотел обмануть своего друга, продавая ему лошадь за тройную цену.
Тот ответил мне хитрой задумчивой улыбкой. Попрощался с ним и Алло, собираясь сесть на лошадь. Его волосатая физиономия светилась от радости, что у него теперь есть такое богатство. Но курд схватил его за руку:
– Во имя Аллаха, не садись на лошадь! Она сбросит тебя, ты сломаешь шею!
– Этот мужчина прав, – вынужден был признать я. – Садись лучше на моего коня, а я сяду на твою лошадь, чтобы показать, как нужно с ней обращаться.
Алло с видимым удовольствием залез на моего жеребца, который спокойно перенес эту процедуру, ибо я был рядом. Я же подвел лошадь к стене и сел в седло. Она снова рванулась вперед. Я какое-то время выждал, потом натянул поводья и пришпорил. Она попыталась встать на дыбы – не удалось, постучала беспомощно копытами, и дыхание у нее сбилось, из всех пор выступил пот, а с губ крупными клочьями стала падать пена. Она стояла как вкопанная, хотя я врубил шпоры.
– Она покорилась, смотри! – произнес я удовлетворенно. – Теперь смотри, как она поскачет, и не пытайся снова продать другу плохую лошадь! Аллах с тобой!
И я поехал со двора.
– Господин, – обратился ко мне угольщик, – теперь этот черный – мой?
– Нет, – ответил я.
– Почему же?
– Этот черный сбросил бы тебя, если бы меня не было рядом. Ты поедешь на нем только сегодня, потому что завтра эта лошадь станет такой же послушной.
– И она будет моей, когда мы с вами расстанемся?
– Да, при условии, что мы будем тобой довольны.
– О, я сделаю все, что от меня потребуется.
Мы доехали до места, где прятались наши спутники. Все они остались весьма довольны моей сделкой. Только Халеф выразил сожаление.
– Сиди, – сказал он, – Аллах тебе не простит, что ты посадил на своего красавца такую жабу. Ему можно было дать мою лошадь, а я бы взял вороного.
– Оставь его в покое, Халеф! Это обидит его.
– Машалла! Что может обидеть курда, который жжет уголь и выедает грязь между пальцев!
Но все осталось по-моему.
К полудню мы добрались до вершин Бане, и после напряженной скачки перед нами открылся проход на юг. Нам предстояло завести лошадей на невиданные высоты, поэтому сегодня было решено дать им отдых и вернуться чуть назад, в небольшую глубокую долину, края которой густо поросли карликовыми елями. Мы достаточно настреляли дичи, чтобы не ограничивать себя в пище, а после ужина распределили очередность ночной вахты. Здесь, вблизи перехода, эта предосторожность была необходима – воров и разбойников в районе Бане было хоть отбавляй.
Ночь прошла без происшествий, а на рассвете мы уже въезжали в проход – самое подходящее время, чтобы остаться незамеченными.
Дорога вела через голые вершины и каменные пустоши, темные ущелья и спокойные долины, в которых редко когда можно было найти хоть какую-то воду. Все здесь выглядело так, будто в местах этих вообще не появлялся ни один европеец.
Незадолго до обеда мы пересекли поперечную долину. Когда мы уже были на той стороне «перекрестка», Доян встал как вкопанный и бросил на меня умоляющий взгляд. Он заметил что-то подозрительное и просил разрешения покинуть меня ненадолго. Я осмотрелся и не заметил никаких следов присутствия какого-либо живого существа.
– Иди, Доян! – скомандовал я.
Пес тут же исчез в кустарнике. Мгновение спустя раздался крик, а потом звуки, доказавшие мне, что Доян положил кого-то на землю.
– Халеф, подойди!
Мы спрыгнули с лошадей, бросили поводья спутникам и последовали за собакой. Действительно, рядом с колючим кустом лежал мужчина, а собака стояла над ним, ухватив его зубами за пояс.
– Доян, geri![9]
Собака отступила, и незнакомец поднялся.
– Что ты здесь делаешь?
Он глянул на меня, будто размышляя, отвечать ему или нет, а вместо этого вдруг резко прыгнул в сторону и как сквозь землю провалился.
По моему знаку собака бросилась следом. Менее минуты спустя мы снова услышали крик ужаса и рычание пса. Рядом с местом, где в первый раз лежал мужчина, на сломанной ветке висело ружье. Я дал Халефу знак забрать его, а потом мы двинулись дальше и увидели уже знакомую картину. Незнакомец так и не отважился сделать движение и выхватить из-за пояса нож.
– Еще раз позволяю тебе подняться, но предупреждаю тебя: если еще раз побежишь, собака тебя разорвет, – сказал я.
Потом я отозвал Дояна. Чужак встал передо мной в покорной позе.
– Кто ты?
– Я житель Сооты, – ответил он.
– Беббе?
– Нет, господин. Мы враги беббе, ведь мы – джиаф.
– Откуда ты идешь?
– Из Ахмеда Кулвана.
– Это далеко. Что ты там делал?
– Я пас стада тамошнего киаджаса – старейшины деревни.
– И куда направляешься?
– В Сооту к моим друзьям. Джиаф отмечают большой праздник.
Так оно вообще-то и было.
– У джиаф будут гости на этом празднике?
– Я слышал, что туда собирается хан Хайдар Мирлам со своими беджат.
И это совпадало. Этот мужчина, похоже, не был лжецом.
– А почему же ты прячешься от нас?
– Господин, разве одинокий человек не захочет спрятаться от шести всадников? Здесь, в горах, никогда не знаешь, кто друзья, а кто враги.
– А почему ты побежал от меня?
– Я подумал, что ты враг, потому что натравил на меня свою собаку.
– Ты действительно здесь один?
– Клянусь бородой Пророка, один!
– Тогда иди вперед.
Мы вернулись с ним к моим спутникам, где он все повторил слово в слово. Они так же, как и я, признали, что человек не представляет опасности. Ему вернули его ружье и разрешили идти. Мы продолжили свой путь. Я заметил, что Алло как-то особенно внимательно рассматривает этого человека. Сидя на лошади, он мурлыкал какую-то нехитрую песенку, как вдруг быстро подъехал ко мне.
– Господин, этот человек обманул вас! Я знавал его, но не ведал, кто он такой. Но теперь я вспомнил. Это не джиаф, а беббе, причем родственник, может даже, брат шейха Газаля Габойи. Я встречал их обоих в Нвейзгие.
– Так ли это? Ты не ошибаешься?
– Вообще-то у меня хорошая память…
Я поведал остальным о подозрениях угольщика и заявил:
– Я могу быстро настичь его!
Мохаммед Эмин покачал головой.
– Зачем терять время, возвращаться? Если этот человек действительно беббе, откуда ему знать, что Хайдар Мирлам приглашен к джиаф? Такие вещи обычно держат в секрете.
– И к тому же, – добавил Амад эль-Гандур, – как он может навредить нам? Он идет на север, а мы – на юг. Нас никто не сможет догнать, даже если он расскажет о нас в Бане.
Эти доводы показались мне убедительными, поэтому я решил не возвращаться.
Только англичанин возразил.
– Зачем отпустили парня? – заявил сэр Дэвид после того, как я поведал ему суть разговора. – Надо было его пристрелить, причем без жалости. Любой курд – преступник. Да!
– И бей из Гумри тоже?
– Хм! Пожалуй!
– Сэр, вы неблагодарны.
– Этот бей не встретил бы нас так хорошо, не знай он о нас заранее от Мары Дуриме. Хорошая жена – единственная жена…
Имя Дуриме навеяло на меня поток воспоминаний, которые на мгновение заставили забыть о происходящем. И я ушел в свои мысли, пока англичанин развивал идею о предстоящем завтраке. А ведь он был прав! Мы отмахали, невзирая на сложность дороги, приличный кусок и заслужили отдых. Кстати, лошади тоже. Скоро мы нашли подходящее место, где спешились и растянулись на подстилках. Все, за исключением часовых.
Глава 2
– Кто ты?
– Угольщик.
Да, пожалуй, это было приемлемое объяснение черных носа и рук, но такие ногти ему были явно ни к чему. Я заметил, что мой дружеский тон ему нравится. Он полностью ко мне расположился, и даже собака завиляла хвостом.
– Здесь есть ещё люди? – поинтересовался я.
– Нет.
– А сколько нужно идти, чтобы встретить людей?
– Больше, чем день.
– Для кого ты жжешь уголь?
– Для господина, который делает железо.
– Где он живет?
– В Бане.
– Ты курд?
– Да.
– Ты джиаф?
– Нет.
– Беббе?
– Нет.
При этом слове он разразился раздирающим горло кашлем. Такой расклад вполне меня устраивал. Я не скрывал уже своих симпатий к этому человеку.
– А к какому же ты племени принадлежишь?
– Я банна.
– Посмотри, Алло, вон туда. Ты видишь четверых всадников?
Он отбросил со лба грязные пряди, чтобы открыть себе обзор, и посмотрел, куда я указывал. Невзирая на накидку угольщика, скрывающую его курдскую внешность, я заметил, что по лицу его пробежала тень испуга.
– Они курды? – спросил он озабоченно.
Когда я отрицательно ответил на его вопрос, он продолжал:
– А кто же они тогда?
– Мы двое христиан и трое арабов.
Он взглянул на меня с удивлением.
– А христиане – кто это?
– Это я тебе позже объясню, потому как эту ночь мы проведем здесь.
Тут он испугался еще больше, чем раньше.
– Господин, не делай этого!
– Отчего же?
– В горах живут злые духи.
– А нам это подходит – мы давно хотели увидеть духов.
– И дождь бывает!
– Вода нам не помешает.
– И гром гремит!
– И это нам не страшно.
– И медведи здесь!
– Нам по вкусу их ляжки.
– Часто наведываются разбойники!
– Мы застрелим их.
Наконец, когда понял, что нас ничем не пронять, он сменил тон:
– Господин, я боюсь вас.
– Нас не надо бояться. Мы не разбойники и не убийцы. Мы хотим лишь переночевать в этом домике и завтра двинемся в путь. За это ты, если захочешь, получишь серебряный пиастр.
– Серебряный? Пиастр? – переспросил он удивленно.
– Да, пиастр или даже два, если проявишь дружелюбие.
– Господин, я и так дружелюбен!
Когда он произносил эти слова, у него все смеялось – глаза, рот, нос и даже руки, которые удовлетворенно похлопывали в ладоши. Удивительным было то, что у этого курда-банна росла еще и борода. Такого я пока не видел.
Радость передалась и его собаке, которая извлекла свой хвост из-под ног и принялась им размахивать, причем лапой попыталась толкнуть игриво моего Дояна, но тот и ухом не повел, а созерцал всю картину с величием Великого Могола.
– Тебя хорошо знают в горах? – продолжил я свои расспросы.
– Да, везде.
– А ты знаешь реку Бербзие?
– Да, это на границе.
– Сколько времени нужно, чтобы добраться до нее?
– Полдня.
– А Банне ты знаешь?
– Бываю там два раза в год.
Знал он и Ахмадабад, и Байендере.
– А вот Бистан ты знаешь? – настаивал я.
– Знаю, там живет мой брат!
– Ты работаешь все дни?
– Так, как мне захочется! – гордо ответил он.
– И можешь по своему желанию отсюда уйти?
– Господин, я не знаю, почему ты так спрашиваешь.
Этот угольщик был весьма осторожным, эта черта мне в нем понравилась.
– Я скажу, почему я спрашиваю. Мы здесь чужие люди и не знаем дорог через горы, поэтому нам нужен надежный человек – проводник. Мы заплатим ему по два пиастра за день.
– О господин, возможно ли такое? Я за все годы получил всего десять пиастров, муку и соль. Могу ли я повести вас?
– Мы хотим с тобой сегодня познакомиться. Если ты нам понравишься, ты будешь зарабатывать больше денег, чем получаешь за год.
– Зови своих людей! Я испеку для них хлеб, и дичь у вас будет, и трава для лошадей. Там, наверху, есть источник, и возле него ваш лагерь будет таким же удобным, как лежанка султана в его главной резиденции.
Наш бравый Алло претерпел метаморфозу за какие-то минуты – и все это сделал только звон пиастров!
Я дал знак моим спутникам, которые все время нашего разговора стояли и ждали поодаль. Подъехав, они поразились внешности угольщика не меньше, чем я несколько минут назад. Англичанин – тот вообще лишился дара речи; но и банна уставился на нос мистера Линдсея в немом изумлении. Наконец к англичанину вернулся дар речи:
– Фу ты, черт! Кто это? Горилла?
– Нет, курд из племени банна.
– О! Почему бы тебе не помыться? – пробормотал он, обращаясь к бедному парню, но тот не понял его английского.
Лошади тем временем принялись пастись и выели целые поляны во мху. Мы уселись, и я рассказал Мохаммеду об угольщике. Мы решили как следует его проверить.
А тот вытащил из хижины мешок муки грубого помола и банку с солью. Затем появился на свет божий горшок, который, наверное, многие десятилетия служил каким-то таинственным целям. Потом он залез в какой-то подвал позади дома. Он был выложен камнями и содержал запасы мяса в виде двух зайцев и говяжьей туши. Мы могли выбирать и выбрали говядину. Мясо было вымыто и зажарено на костре, Халеф тем временем напоил лошадей, а курд нарезал для них своим длинным ножом траву.
– Грязноватый паренек, – заявил англичанин, – но прилежный. Жаль!
– Что жаль?
– Жаль, что горшок неподходящий, тоже грязноватый. А иначе он мог бы еще как варить!
– Что еще варить?
– Пудинг!
– Нам только пудинга здесь не хватало!
– Хм! Или я не англичанин?
– И что же за пудинг вы собираетесь варить?
– Да любой.
– Мне известны двадцать видов, но ни один нельзя сделать здесь.
– Почему же?
– Да оттого, что ничего нет.
– Как это так? Говядина есть, мука есть, соль есть…
– Что ж, запомню этот рецепт. Правда, тут не хватает сала, яиц, лука, перца, лимона, петрушки, горчицы…
Короче говоря, вместо пудинга он получил кусок лопатки, которую обглодал дочиста. Пока я разделывал жаркое, курд стоял у угла своего дома и старательно слизывал с пальцев сажу.
– Иди сюда, Алло, поешь с нами! – позвал я его.
Он не заставил себя ждать, и с этого момента мы были лучшими друзьями.
– Сколько стоило твое мясо? – спросил я.
– Господин, я дарю вам его. А себе поймаю другое.
– Нет, я все же хочу заплатить. Вот, возьми.
Я залез в потайной карман на поясе, извлек два пиастра и протянул ему.
– О господин, твое сердце полно доброты! А зайцев ты не хочешь зажарить?
– Мы заберем их завтра с собой.
Рядом с домом лежала большая копна листьев. Курд собрал их, чтобы подготовить для нас подстилки. С помощью наших одеял ему это удалось превосходно, так что на следующее утро мы вынуждены были признать, что давно не спали так сладко.
Перед отъездом мы доели холодное мясо.
– Вы платили, мистер, – заявил Линдсей, – я отдам вам.
– Что за мелочи!
– Эта горилла поведет нас? И сколько он берет?
– Два пиастра в день.
– Я дам ему их. Понятно?
– Хорошо, сэр!
Поскольку хаддедины тоже согласились взять курда в качестве проводника, я провел экзаменовку.
– Ты слышал что-нибудь об озере Кюпри?
– Я был там.
– Как далеко до него отсюда?
– Вы желаете увидеть много деревень или нет?
– Мы хотим встретить поменьше людей.
– Тогда вам понадобится шесть дней.
– А какова дорога туда?
– Отсюда идем до Бербзие и далее по течению до Ахмедабада, потом дорога заворачивает направо, ведет в Киззельзи, а оттуда уже видно реку, впадающую в озеро Кюпри.
Это был, к моему удовольствию и удовлетворению, тот же путь, который я и наметил. Курд-бульбасси описал точно такой же маршрут.
– Хочешь быть нашим проводником? – спросил я его.
– Господин, с вами – хоть до Багдада! – отвечал он.
– А как ты изучил эту тропу?
– Я водил торговцев, уходивших с грузом в горы и возвращавшихся пустыми. Тогда я еще не был угольщиком.
Этот парень, невзирая на его грязь, был настоящей жемчужиной для нас. Он был немного ограничен, но имел честный, прямой характер. Поэтому я решился взять его на службу.
– Тогда ты поведешь нас до равнины и ежедневно будешь получать свои два пиастра. Если верно нам послужишь, сможешь купить себе лошадь, которую мы тебе потом подарим. Доволен?
Лошадь! Она представляла для него несметное богатство! Он схватил мою руку и прижал к своей бороде, под которой по всем анатомическим данным должно было находиться ротовое отверстие.
– О господин! Твоя доброта больше, чем эти горы! Могу ли я прихватить свою собаку, будете ли вы ее кормить?
– Конечно, дичи для нее будет предостаточно.
– Благодарю тебя! Ружья у меня нет, и я вынужден ловить дичь силками. Когда ты купишь мне лошадь?
– Как можно быстрее.
У него была соль, и я попросил его взять с собой запас. Какой ценный продукт соль, узнаешь, лишь, когда месяцами в ней нуждаешься. Большинство бедуинов и курды давно отвыкли от ее вкуса.
Алло быстро закончил все приготовления. Он припрятал запасы муки и соли в упомянутом подвале, забрал нож и угрожающего вида копье, взял собаку на поводок. Шапки на нем не было.
Мы начали наш поход с новыми надеждами на успех. Наш проводник вел нас строго на юг, пока к полудню мы не достигли Бербзие. Здесь устроили привал, с наслаждением погрузившись в воды реки. К счастью, Алло внял моим уговорам и вымылся. Из благословенных волн он вышел другим человеком. Теперь мы выбрали восточное направление, но приходилось делать крюки, потому как на реке имелись поселения кочевников и земледельцев, а их лучше было обходить.
Вечером переночевали на берегу ручья, стекавшего с гор в Бербзие.
На следующее утро мы не проехали и часа, как вдруг курд остановился как вкопанный и напомнил мне о моем обещании купить ему коня. Рядом живет его знакомый, у которого продается лошадь.
– Он живет в большой деревне? – спросил я.
– Здесь всего четыре дома.
Это было мне на руку, ибо я хотел избежать лишних взглядов, а одного курда мне отпускать пока не хотелось: я не был убежден, что он может держать язык за зубами.
– Сколько лет лошади?
– Она молодая, пятнадцать лет.
– Отлично, мы пойдем вместе, а остальные нас подождут. Подыщи место, где они могут укрыться в безопасности.
Через четверть часа мы увидели ниже по течению несколько домиков.
– Это здесь, – сказал Алло. – Подожди, я спрячу твоих друзей.
Он прошел с ними вперед, но через несколько минут вернулся.
– Где же они?
– В одном местечке, куда никто не заглянет.
– Там, внизу, ты никому не скажешь, кто я, куда мы идем, и что четверо ждут нас?
– Господин, я не пророню ни слова. Ты так добр ко мне, я обязан многим тебе. Не опасайся!
Я проскакал немного вниз и оказался перед домом, у которого под нависающей крышей были развешаны самые различные принадлежности конюха. За домом была загородка типа корраля[8], где стояли лошади. Старый тощий курд вышел нам навстречу.
– Алло, это ты? – воскликнул он удивленно. – Пророк да охранит твои дороги! – И тихо добавил: – А кто этот рослый господин?
Тот, кого спросили, громко произнес:
– Это эфенди из Киркука, едущий в Келекова, чтобы встретиться там с пашой Зинны. Поскольку я знаю дороги, я веду его. У тебя есть еще лошадь на продажу?
– Да, есть, – ответил курд, взгляд которого надолго задержался на моем вороном. – Она за домом, пошли!
Я не хотел оставить их одних, поэтому довольно резво спрыгнул с коня, привязал его и последовал за ними.
Животное, предназначавшееся для продажи, явно не относилось к худшим представителям непарнокопытного племени. Я бы не дал ей столько лет, сколько назвал Алло, и очень удивился, увидев, что в загоне имеются куда худшие лошади.
– Сколько она стоит? – поинтересовался я.
– Двести пиастров, – последовал ответ.
– Выведи ее!
Он вывел ее из загородки, пустил шагом, потом галопом, и я еще раз убедился, что она намного ценнее указанной суммы.
– Уложи на нее седло и закрепи груз.
Он проделал все это, и животное послушно выполнило каждое движение его рук.
– У животного есть какие-то недостатки?
– Ни одного, господин! – уверил он меня.
– Наверняка есть хоть один, и лучше, если ты мне его назовешь. Лошадь предназначена для твоего друга Алло, которого ты ведь не собираешься обманывать!
– Я его не обману.
– Тогда ладно, я сам попытаюсь найти недостаток. Сними груз и надень на нее скаковое седло.
– Для чего, господин?
Этот вопрос подтвердил мою уверенность, что я на правильном пути.
– Для того, что мне так хочется!
Он повиновался, и я попросил его сесть в седло.
– Господин, у меня не получится.
– Отчего же?
– У меня трещина в кости ноги, не могу скакать.
– Тогда я сам проедусь!
По его виду я понял, что моя догадка верна. Лошадь меня подпустила, но, когда я занес ногу, чтобы влезть в стремя, она отступила. Она явно не давала мне сесть в седло, пока я плотно не прижал ее к стене сарая. Мне удалось сесть в седло, но она тут же встала на дыбы, едва не опрокинувшись на спину, и стала совершать такие дикие кульбиты, что, в конце концов, выбросила меня из седла. Я использовал весь свой опыт наездника, чтобы упасть аккуратно.
– Человек, эта лошадь бракованная, она не стоит двухсот пиастров. На ней нельзя скакать.
– Господин, она хорошая. Наверное, она только тебя не переносит.
– Я знаю, как это бывает. Она долго ходила под плохим седлом и под еще худшим всадником – лошадь всегда это помнит. Ее можно использовать лишь как вьючное животное.
– А тебе не нужно такое животное, господин?
– Нет, сейчас нет, только потом.
– Купи ее, ведь тебе больше не попадется лошадь, которая нужна!
– Зачем мне обременять себя животным, которое мне в тягость?
– Давай за сто пятьдесят!
– Сто и ни пиастром больше!
– Господин, ты шутишь!
– Оставь ее себе, в Бане я куплю другую. Пошли, Алло!
Я залез на вороного, и угольщик затрусил за мной с преданным выражением лица. Мы не сделали и пятидесяти шагов, как услышали возглас:
– Давай за сто тридцать, господин!
Я не ответил.
– Сто двадцать!
Я ехал и ехал.
– Ладно, давай за сотню!
Теперь я вернулся и спросил, продаст ли он мне скаковое седло и попону. Он согласился, и я купил у него вполне сносное седло и попону за сорок пиастров. Самое удачное для меня – он взял сумму в старых металлических деньгах, накопившихся у меня в карманах в изрядных количествах. Сложив все на лошадь, я попрощался с курдом:
– Живи долго, хоть ты и хотел обмануть своего друга, продавая ему лошадь за тройную цену.
Тот ответил мне хитрой задумчивой улыбкой. Попрощался с ним и Алло, собираясь сесть на лошадь. Его волосатая физиономия светилась от радости, что у него теперь есть такое богатство. Но курд схватил его за руку:
– Во имя Аллаха, не садись на лошадь! Она сбросит тебя, ты сломаешь шею!
– Этот мужчина прав, – вынужден был признать я. – Садись лучше на моего коня, а я сяду на твою лошадь, чтобы показать, как нужно с ней обращаться.
Алло с видимым удовольствием залез на моего жеребца, который спокойно перенес эту процедуру, ибо я был рядом. Я же подвел лошадь к стене и сел в седло. Она снова рванулась вперед. Я какое-то время выждал, потом натянул поводья и пришпорил. Она попыталась встать на дыбы – не удалось, постучала беспомощно копытами, и дыхание у нее сбилось, из всех пор выступил пот, а с губ крупными клочьями стала падать пена. Она стояла как вкопанная, хотя я врубил шпоры.
– Она покорилась, смотри! – произнес я удовлетворенно. – Теперь смотри, как она поскачет, и не пытайся снова продать другу плохую лошадь! Аллах с тобой!
И я поехал со двора.
– Господин, – обратился ко мне угольщик, – теперь этот черный – мой?
– Нет, – ответил я.
– Почему же?
– Этот черный сбросил бы тебя, если бы меня не было рядом. Ты поедешь на нем только сегодня, потому что завтра эта лошадь станет такой же послушной.
– И она будет моей, когда мы с вами расстанемся?
– Да, при условии, что мы будем тобой довольны.
– О, я сделаю все, что от меня потребуется.
Мы доехали до места, где прятались наши спутники. Все они остались весьма довольны моей сделкой. Только Халеф выразил сожаление.
– Сиди, – сказал он, – Аллах тебе не простит, что ты посадил на своего красавца такую жабу. Ему можно было дать мою лошадь, а я бы взял вороного.
– Оставь его в покое, Халеф! Это обидит его.
– Машалла! Что может обидеть курда, который жжет уголь и выедает грязь между пальцев!
Но все осталось по-моему.
К полудню мы добрались до вершин Бане, и после напряженной скачки перед нами открылся проход на юг. Нам предстояло завести лошадей на невиданные высоты, поэтому сегодня было решено дать им отдых и вернуться чуть назад, в небольшую глубокую долину, края которой густо поросли карликовыми елями. Мы достаточно настреляли дичи, чтобы не ограничивать себя в пище, а после ужина распределили очередность ночной вахты. Здесь, вблизи перехода, эта предосторожность была необходима – воров и разбойников в районе Бане было хоть отбавляй.
Ночь прошла без происшествий, а на рассвете мы уже въезжали в проход – самое подходящее время, чтобы остаться незамеченными.
Дорога вела через голые вершины и каменные пустоши, темные ущелья и спокойные долины, в которых редко когда можно было найти хоть какую-то воду. Все здесь выглядело так, будто в местах этих вообще не появлялся ни один европеец.
Незадолго до обеда мы пересекли поперечную долину. Когда мы уже были на той стороне «перекрестка», Доян встал как вкопанный и бросил на меня умоляющий взгляд. Он заметил что-то подозрительное и просил разрешения покинуть меня ненадолго. Я осмотрелся и не заметил никаких следов присутствия какого-либо живого существа.
– Иди, Доян! – скомандовал я.
Пес тут же исчез в кустарнике. Мгновение спустя раздался крик, а потом звуки, доказавшие мне, что Доян положил кого-то на землю.
– Халеф, подойди!
Мы спрыгнули с лошадей, бросили поводья спутникам и последовали за собакой. Действительно, рядом с колючим кустом лежал мужчина, а собака стояла над ним, ухватив его зубами за пояс.
– Доян, geri![9]
Собака отступила, и незнакомец поднялся.
– Что ты здесь делаешь?
Он глянул на меня, будто размышляя, отвечать ему или нет, а вместо этого вдруг резко прыгнул в сторону и как сквозь землю провалился.
По моему знаку собака бросилась следом. Менее минуты спустя мы снова услышали крик ужаса и рычание пса. Рядом с местом, где в первый раз лежал мужчина, на сломанной ветке висело ружье. Я дал Халефу знак забрать его, а потом мы двинулись дальше и увидели уже знакомую картину. Незнакомец так и не отважился сделать движение и выхватить из-за пояса нож.
– Еще раз позволяю тебе подняться, но предупреждаю тебя: если еще раз побежишь, собака тебя разорвет, – сказал я.
Потом я отозвал Дояна. Чужак встал передо мной в покорной позе.
– Кто ты?
– Я житель Сооты, – ответил он.
– Беббе?
– Нет, господин. Мы враги беббе, ведь мы – джиаф.
– Откуда ты идешь?
– Из Ахмеда Кулвана.
– Это далеко. Что ты там делал?
– Я пас стада тамошнего киаджаса – старейшины деревни.
– И куда направляешься?
– В Сооту к моим друзьям. Джиаф отмечают большой праздник.
Так оно вообще-то и было.
– У джиаф будут гости на этом празднике?
– Я слышал, что туда собирается хан Хайдар Мирлам со своими беджат.
И это совпадало. Этот мужчина, похоже, не был лжецом.
– А почему же ты прячешься от нас?
– Господин, разве одинокий человек не захочет спрятаться от шести всадников? Здесь, в горах, никогда не знаешь, кто друзья, а кто враги.
– А почему ты побежал от меня?
– Я подумал, что ты враг, потому что натравил на меня свою собаку.
– Ты действительно здесь один?
– Клянусь бородой Пророка, один!
– Тогда иди вперед.
Мы вернулись с ним к моим спутникам, где он все повторил слово в слово. Они так же, как и я, признали, что человек не представляет опасности. Ему вернули его ружье и разрешили идти. Мы продолжили свой путь. Я заметил, что Алло как-то особенно внимательно рассматривает этого человека. Сидя на лошади, он мурлыкал какую-то нехитрую песенку, как вдруг быстро подъехал ко мне.
– Господин, этот человек обманул вас! Я знавал его, но не ведал, кто он такой. Но теперь я вспомнил. Это не джиаф, а беббе, причем родственник, может даже, брат шейха Газаля Габойи. Я встречал их обоих в Нвейзгие.
– Так ли это? Ты не ошибаешься?
– Вообще-то у меня хорошая память…
Я поведал остальным о подозрениях угольщика и заявил:
– Я могу быстро настичь его!
Мохаммед Эмин покачал головой.
– Зачем терять время, возвращаться? Если этот человек действительно беббе, откуда ему знать, что Хайдар Мирлам приглашен к джиаф? Такие вещи обычно держат в секрете.
– И к тому же, – добавил Амад эль-Гандур, – как он может навредить нам? Он идет на север, а мы – на юг. Нас никто не сможет догнать, даже если он расскажет о нас в Бане.
Эти доводы показались мне убедительными, поэтому я решил не возвращаться.
Только англичанин возразил.
– Зачем отпустили парня? – заявил сэр Дэвид после того, как я поведал ему суть разговора. – Надо было его пристрелить, причем без жалости. Любой курд – преступник. Да!
– И бей из Гумри тоже?
– Хм! Пожалуй!
– Сэр, вы неблагодарны.
– Этот бей не встретил бы нас так хорошо, не знай он о нас заранее от Мары Дуриме. Хорошая жена – единственная жена…
Имя Дуриме навеяло на меня поток воспоминаний, которые на мгновение заставили забыть о происходящем. И я ушел в свои мысли, пока англичанин развивал идею о предстоящем завтраке. А ведь он был прав! Мы отмахали, невзирая на сложность дороги, приличный кусок и заслужили отдых. Кстати, лошади тоже. Скоро мы нашли подходящее место, где спешились и растянулись на подстилках. Все, за исключением часовых.
Глава 2
НАПАДЕНИЕ
К тому времени как мы пробудились, животные уже хорошо отдохнули. Я решил проверить, допустит ли до себя угольщика наше новое приобретение. Допустило. Животному, наверное, нравилось, что его здесь не мучают. Так что я смог снова вернуться к своему вороному, и это оказалось весьма кстати, как я вскоре понял.
На вершинах, голых до сей поры, появился лес – мы пробирались все дальше на юг. Здесь было больше воды, и поэтому наше продвижение несколько затруднилось. О проторенной дороге не могло быть и речи. Нам приходилось то забираться на немыслимые кручи, то спускаться в расщелины. Иногда мы продирались между дремучих чащоб, а подчас протискивались между скал.
Так к обеду мы оказались в долине с несколькими деревцами. Вдали в голубой дымке возвышалась большая гора, своими отрогами преградившая нам путь.
– Мы пройдем здесь? – спросил я Алло.
– Да, господин. Слева мы проедем у ее подножья.
– Что он говорит? – спросил Линдсей.
– Что наш путь проляжет слева от горы.
– Подумаешь, тоже мне проводник!
Едва он это произнес и только я открыл рот, чтобы возразить ему в ответ на колкость, с обеих сторон бабахнули выстрелы и более пятидесяти всадников показались из-за деревьев, окружив нас.
Это было полной неожиданностью! Все лошади моих спутников были схвачены – все, кроме моей. Благодарить за это я должен был, как позже понял, вовсе не случай. Всадники пытались освободиться от стремян и добраться до оружия. Мы были окружены за считанные секунды, и прямо на меня ехали двое всадников, которых я тут же узнал – шейх Газаль Габойя и беббе, с которым я вел недавно мирные переговоры. Стреляли только в наших лошадей, нас же хотели захватить живыми. Поэтому я оставил штуцер в покое и взялся за легкое ружье.
– Червяк, теперь ты мой! – кричал шейх. – Теперь ты от меня не уйдешь!
Он замахнулся дубиной, но в тот же миг Доян бросился на него и схватил зубами за ляжку. Тот испустил крик боли, и удар, который предназначался мне, пришелся на голову моего коня. Он громко заржал, взвился в воздух всеми четырьмя копытами и дал мне возможность обрушить удар приклада на плечи беббе, а потом он понесся, не помня себя от боли.
– Доян! – громко крикнул я, потому как не хотел терять верного пса.
Против меня было направлено множество копий – я отбил их с помощью ружья. Ту скачку я не забуду, пожалуй, до конца дней. Ни одна яма не показалась мне глубокой, ни один камень – большим, ни один овраг – широким, ни одна скала – слишком гладкой и ни одно болото – топким, все это пролетало мимо, пока мой конь понемногу приходил в себя. Так я оказался один в совершенно незнакомой местности. Правда, я заметил направление, в котором мчался, и передо мной возвышалась та самая гора, о которой мне говорили незадолго до событий.
Что было делать? Ехать за спутниками? Это было исключено – следовало ожидать, что беббе пустятся за мной в погоню. Но как эти курды так далеко забрались в горы? Как они узнали, что мы выбрали именно этот путь? Это было для меня загадкой.
В тот момент я ничего не мог сделать для моих товарищей. Они были или мертвы, или захвачены в плен. Прежде всего, мне следовало спрятаться, и только утром я мог взглянуть, что происходит на месте боя. Только завтра я мог что-либо для них сделать.
На вершинах, голых до сей поры, появился лес – мы пробирались все дальше на юг. Здесь было больше воды, и поэтому наше продвижение несколько затруднилось. О проторенной дороге не могло быть и речи. Нам приходилось то забираться на немыслимые кручи, то спускаться в расщелины. Иногда мы продирались между дремучих чащоб, а подчас протискивались между скал.
Так к обеду мы оказались в долине с несколькими деревцами. Вдали в голубой дымке возвышалась большая гора, своими отрогами преградившая нам путь.
– Мы пройдем здесь? – спросил я Алло.
– Да, господин. Слева мы проедем у ее подножья.
– Что он говорит? – спросил Линдсей.
– Что наш путь проляжет слева от горы.
– Подумаешь, тоже мне проводник!
Едва он это произнес и только я открыл рот, чтобы возразить ему в ответ на колкость, с обеих сторон бабахнули выстрелы и более пятидесяти всадников показались из-за деревьев, окружив нас.
Это было полной неожиданностью! Все лошади моих спутников были схвачены – все, кроме моей. Благодарить за это я должен был, как позже понял, вовсе не случай. Всадники пытались освободиться от стремян и добраться до оружия. Мы были окружены за считанные секунды, и прямо на меня ехали двое всадников, которых я тут же узнал – шейх Газаль Габойя и беббе, с которым я вел недавно мирные переговоры. Стреляли только в наших лошадей, нас же хотели захватить живыми. Поэтому я оставил штуцер в покое и взялся за легкое ружье.
– Червяк, теперь ты мой! – кричал шейх. – Теперь ты от меня не уйдешь!
Он замахнулся дубиной, но в тот же миг Доян бросился на него и схватил зубами за ляжку. Тот испустил крик боли, и удар, который предназначался мне, пришелся на голову моего коня. Он громко заржал, взвился в воздух всеми четырьмя копытами и дал мне возможность обрушить удар приклада на плечи беббе, а потом он понесся, не помня себя от боли.
– Доян! – громко крикнул я, потому как не хотел терять верного пса.
Против меня было направлено множество копий – я отбил их с помощью ружья. Ту скачку я не забуду, пожалуй, до конца дней. Ни одна яма не показалась мне глубокой, ни один камень – большим, ни один овраг – широким, ни одна скала – слишком гладкой и ни одно болото – топким, все это пролетало мимо, пока мой конь понемногу приходил в себя. Так я оказался один в совершенно незнакомой местности. Правда, я заметил направление, в котором мчался, и передо мной возвышалась та самая гора, о которой мне говорили незадолго до событий.
Что было делать? Ехать за спутниками? Это было исключено – следовало ожидать, что беббе пустятся за мной в погоню. Но как эти курды так далеко забрались в горы? Как они узнали, что мы выбрали именно этот путь? Это было для меня загадкой.
В тот момент я ничего не мог сделать для моих товарищей. Они были или мертвы, или захвачены в плен. Прежде всего, мне следовало спрятаться, и только утром я мог взглянуть, что происходит на месте боя. Только завтра я мог что-либо для них сделать.