Рядом, росло, наклонившееся к земле дерево, как раз такое, на которые
любят влезать ребятишки. Я дал команду всем троим лезть наверх, чтобы
посмотреть, нет ли на горизонте признаков жилья.
По дереву ползали зеленые древесные муравьи. Они забирались на ноги
мальчиков, падали с верхних веток на их голые спины. Я прислонился к
накренившемуся стволу.
Мне было видно, как муравьи впиваются в тела моих спутников, но те
проявляли безразличие к боли и только смахивали муравьев свободной рукой,
продолжая карабкаться вверх. Вместо упавших муравьев наползали другие, но ни
один из мальчиков не обращал на них внимания. Зато москиты обратили нас в
беспорядочное бегство. Мириады насекомых слетали с деревьев, преследуя нас
до самых ворот миссии.
Здесь мы расстались. В этот момент Джон внес свой единственный за целый
день вклад в нашу беседу.
- Там был след курицы! - сказал он.
Бенни Чарджер был главным скотоводом миссии в Мапуне. У него была более
светлая кожа, чем у большинства здешних метисов, а черты лица напоминали
черты белого человека. Он носил широкополую шляпу и бриджи.
Мы поехали верхом по берегу: я - впереди, Бенни - на почтительном
расстоянии от меня. Он намеренно держался сзади. Остановив лошадь, я
подождал, пока он меня не нагнал.
- Поедем рядом, как друзья, - предложил я.
- Хорошо, мистер Маршалл. Куда бы вы хотели поехать?
- Мне бы хотелось побывать там, где были стоянки Старых Людей.
- Извольте, мистер Маршалл.
Я почувствовал разочарование при мысли, что наши отношения могут
остаться официальными и мне не удастся подружиться с этим человеком, к
которому я чувствовал расположение. Но мало-помалу, видя мой интерес ко
всему окружающему, Бенни оживился. Он старался подробно отвечать на все мои
вопросы, но оказалось, что он не знает ни названий' птиц, ни названий
деревьев. Мои расспросы совершенно его обескуражили. Он ужасно обрадовался,
когда смог сообщить мне название одного плода - "дамское яблоко".
- Ну что это за название! - сказал я. - Интересно было бы знать, как
его называли ваши Старики.
- Тинипра, - тут же ответил Бенни.
- Значит, это название вы знаете? - сказал я.
- Конечно. Я знаю все местные названия.
- Да ведь это как раз то, что мне нужно!
- А я думал, вас интересуют английские слова.
После этого я услышал столько местных названий, что совсем запутался.
Мы придержали лошадей под деревом, усыпанным красными ягодами.
- Это мейна, - сказал Бенни. - Старые Люди едят их.
Не слезая с лошадей, мы отведали этих ягод, сорванных с веток над
головой. Они оказались сладкими и пришлись мне по вкусу. Я набил ими
карманы.
Когда мы въехали на сырую, прохладную лужайку, поросшую густой зеленой
травой, которая заглушала стук копыт, Бенни спешился и начал искать ямс.
{Ямс дикий (Dioscorea sativa) - вьющееся растение, клубни которого широко
использовались в пищу аборигенами Австралии.} Откопав несколько клубней, он
протянул их мне. Клубни пахли сырой землей. Ему хотелось найти более крупную
разновидность ямса, для которой имелось особое название. Наконец, он нашел
это растение. Став на колени, он принялся подкапывать корень. Почва здесь
была мягкой, и скоро его рука скрылась в земле по локоть. Он лег на живот и
рыл глубже и глубже, пока рука по плечо не ушла в землю.
Наконец он вытащил большой уродливый клубень с мясистыми щупальцами,
напоминавший морское чудовище.
- Это кутей, - сказал он, протягивая мне корень. - Старые Люди его
едят. Иногда они питаются ямсом и кутеем целые месяцы.
- Откуда вы все это знаете? - спросил я. - Ведь вы родились в миссии и
никогда не жили среди Старых Людей?
- Старики очень умные. Когда я был молод, они брали меня с собой в
заросли и учили всему, что знали сами. Нынешняя молодежь не водится со
Старыми Людьми. Она думает, что большему научится у белых. Но Старики знают
такое, чему не научишься у белых. Я сказал себе: "Они знают больше меня".
Теперь я никогда не пропаду с голода в зарослях, не то что молодые.
Дорога, которая вела туда, где раньше находилась стоянка Старых Людей,
проходила мимо большого заросшего камышом болота. Мы поехали вверх по
пологому склону холма. За гребнем холм круто обрывался. Болото, напоминающее
большой амфитеатр, лежало перед нами.
В первый момент я решил, что у меня галлюцинация: болото двигалось!
Тысячи длинноногих серебристо-серых журавлей, которых часто называют
"спутниками аборигенов", испуганные нашим появлением, медленно двигались в
противоположную сторону, настороженно повернув к нам головы. Их было так
много, что образовался серебристо-серый покров, местами скрывавший от наших
глаз поверхность болота.
Я крикнул; те птицы, что были ближе, расправили огромные крылья.
Неуклюже подпрыгивая, они взлетели. За ними поднялся в воздух следующий ряд,
потом следующий. Скоро все они поднялись в воздух, сильно взмахивая
крыльями. Резкие крики птиц и шум их крыльев долго звучали у нас в ушах.
Подняв лицо к небу, Бенни Чарджер сказал:
- Старики тоже это видели.
- Да. Наверное, они много раз охотились на этом болоте. Как называют
Старые Люди эту птицу?
- Друли, - ответил Бенни. - Накануне охоты на друли Старые Люди рано
ложились спать, а утром рано вставали.
- Почему они охотились ранним утром? - поинтересовался я. - Разве
нельзя подкрасться к болоту и метать в птиц копья в любое время дня?
- Нет. Друли к себе не подпускают. Они рано покидают место ночлега.
Проснувшись, они сразу перелетают на другое место. Летят они низко над
землей. Старые Люди знали, где пролегает их путь, потому что друли всегда
летят по одному пути. Двое мужчин, которые охотятся вместе, прячутся в
зарослях. Когда птицы пролетают над ними, один из мужчин с криком выбегает.
Друли расправляют крылья, чтобы взмыть вверх. Тогда второй охотник бросает
палку, целясь в раскрытые крылья, подбивает птицу, и она падает.
- Они охотились с бумерангом? - спросил я.
- Нет. В наших краях Старые Люди никогда не охотились с бумерангом.
"Они метали копья, а в друли они бросали палки.
На низком холме впереди нас раскинулось огромное фиговое дерево. Под
его ветвями мы остановили лошадей. Ветви широко разметались вокруг могучего
ствола, свисая вниз, так что часть листьев касалась земли подобно бахроме
занавеса.
- Все Старые Люди знали это дерево, - сказал Бенни. - Они говорили, что
дерево выглядело точно так же, еще когда они были детьми. Оно старше Старых
Людей, а ведь они все умерли. Они никогда больше не придут сюда, их больше
нет...
Путь к месту покинутой стоянки лежал по берегу узкой лагуны. На
поросшем редкой травой холмике, господствовавшем над лагуной, я видел стаю
птиц. Каждая стояла на одной ноге, спрятав голову в перья на спине между
крыльями. Мы ехали между ними, но они, казалось, спали летаргическим сном.
Они взлетали только из-под самых копыт лошадей и тут же садились на землю. Я
принял их за перевозчиков {Перевозчик (Tringa hypoleucos) - птица семейства
ржанок отряда куликов.}, но Бенни сказал, что это кроншнепы.
- Скоро все они погибнут. Их убивает зной во время дождей. Повсюду
будут их трупы. Они уже заболели.
То была страна птиц. Неуклюжие аисты бродили по мелководью лагуны;
вереница карликовых гусей быстро, плыла среди камыша. Из зарослей камыша
доносилось кряканье уток и крики водяных курочек.
Бенни показал пальцем на птицу, голова которой виднелась над сухой
травой в ложбине.
- А это обыкновенный индюк!
Я хотел подъехать к индюку, но он неуклюже побежал, взмахивая крыльями.
Наконец ему удалось оторваться от земли. Чуть отлетев, индюк опустился. Я
опять попытался приблизиться к нему, но он снова пустился в бегство.
Пришлось отказаться от своего намерения.
Бенни сказал с улыбкой:
- Он ни за что не подпустит к себе. Мы посылаем ему зеркальцем
зайчиков, тогда он подходит.
Чем дальше мы ехали вдоль лагуны, тем больше становилось деревьев. Наши
лошади пробирались по старой заброшенной дороге.
- Скоро приедем, - сказал Бенни.
Мы неожиданно выехали на зеленую лужайку, спускавшуюся к лагуне. В этом
месте лагуна заросла белыми и голубыми водяными лилиями. В центре лужайки
росло большое фиговое дерево вроде того, что мы уже видели. Запах травы,
растоптанной копытами лошадей, ударил нам в ноздри.
- Вокруг этого дерева разбивали лагерь, - сказал Бенни. - Здесь они
жили.
Мы замолчали, и над лужайкой нависла тишина. Не слышалось даже щебета
птиц. Вдруг подул легкий ветерок, словно ребенок вошел поиграть в пустую
комнату. Деревья стали перешептываться, на траве затанцевали темные тени.
- Здесь они собирались на корробори {Корробори - празднество с плясками
у аборигенов Австралии.}, - сказал Бенни. - Здесь они танцевали для
Припригги. Так говорили мне Старые Люди.
- А кто это Припригги? - спросил я.
- Припригги - это мужчина. Понимаете, мистер Маршалл, у Старых Людей
есть легенды, так же как есть легенды у вас. У нас есть легенда о Млечном
Пути. Старики верили, что Млечный Путь - человек такой же, как вы или я.
Этого человека звали Припригги. Старые Люди говорили, что он жил в
Уорд-Пойнт, в устье реки Пайн. Припригги часто бывал тут. Это было его
любимое место. Каждый раз, когда они плясали, Припригги был с ними. Он был
певец и танцор.
Однажды Припригги отправился в мангровые заросли поохотиться на летучих
лисиц {Летучая лисица (Pteropus medius) - млекопитающее из подотряда
крыланов. Размах крыльев достигает 1,5 м. Питается фруктами.}. Но их было
так много, что они подхватили его и потащили вверх. Утром они бросили его на
полпути к небу, и Припригги запел на прощание.
Старые Люди проснулись рано и услышали пение Припригги, а тот спел
прощальную песню и умолк. Старые Люди взяли у Припригги эту песню и
придумали танец. Это прекрасная песня, это песня Припригги. После того как
он спел ее и попрощался с людьми, они никогда больше его не видели. А когда
стемнело, они увидели в небе Млечный Путь - раньше его там не было - и
исполнили большой танец для Припригги и повторяли слова его песни.
Но я не знаю слов этой песни, мистер Маршалл. Слова знают только Старые
Люди. -
- А их уже нет, - сказал я.
- Да, их уже нет.
Должно быть, ему захотелось побольше сообщить мне о Старых Людях.
Натянув поводья, он сказал:
- Я вам кое-что покажу.
Мы поехали через заросли, пробираясь среди деревьев, увешанных красными
плодами, среди панданусов {Панданус (Pandanus) - род однодольных деревьев и
кустарников.}, акаций и фиговых деревьев, увитых лианами. Наконец мы
выбрались на площадку, сплошь заросшую ямсом и ползучими растениями.
Бенни показал мне большой плоский камень, лежавший под искривленным
деревом. Поблизости не было камней, и этот камень казался инородным телом.
- Как сюда попал камень? - спросил я у Бенни.
- Видите ли, мистер Маршалл, белые часто уводили Старых Людей.
- Уводили? Вы хотите сказать, уводили силой?
- Не совсем силой, но вроде бы так. Белые называли это вербовкой. Они
приезжали на люгерах. Старые Люди шли на борт, не зная, что их ждет, а белые
увозили их искать раковины. И однажды - это было давным-давно - Старые Люди,
которых заманили в море, выбросили капитана за борт и повернули люгер к
берегу. На люгере были камни для балласта. Старики взяли один камень, чтобы
толочь на нем корни водяных лилий. Вот этот камень. А теперь я покажу вам
еще кое-что.
Мы поехали дальше. В густых зарослях, куда почти не проникал свет,
Бенни остановил лошадь.
- Здесь Старые Люди прятались, когда в них стреляли. По-вашему это
называется убежище. Вот убежище Старых Людей.
Это было красивое место, но после слов Бенни оно сразу показалось мне
зловещим. Я представил себе дрожащих от страха людей, пробирающихся сквозь
чащу, задыхаясь, страдая от кровоточащих ран...
Мне не хотелось оставаться здесь.
- Поедем отсюда, - попросил я. - Здесь страшно.
- Поедем. Мне тоже страшно.
Домой мы ехали медленно. Бенни рассказывал мне истории, некогда
услышанные им от Старых Людей.
Он пытался объяснить мне одно из их верований, согласно которому колдун
племени может лишить человека сознания и выпустить из него всю кровь; жертва
возвращается в стойбище внешне не пострадавшей, но обреченной на скорую
смерть.
Позднее, в Арнхемленде, я слышал много таких рассказов, но тогда,
слушая Бенни, я подумал, что это скорее миф, нежели верование, и не стал его
об этом расспрашивать.
Тем временем мы подъехали к строениям миссии.
- Может быть, в другой раз вы еще что-нибудь расскажете мне о Старых
Людях? - спросил я.
- Конечно, - ответил Бенни. - Один из Стариков еще живет здесь, но вы
не сможете с ним объясниться: он говорит только на родном языке. Я попрошу
его рассказать истории, которые он знает, а потом расскажу их вам.
Но мне не довелось больше слушать рассказы Бенни Чарджера. На люгере
готовились к отплытию.
Позднее с веранды миссии я заметил нескольких женщин, собравшихся на
берегу. Я пошел попрощаться с ними. Оказалось, что они специально ждали
меня. Каждая из них обязательно хотела что-нибудь дать мне на память.
- Это вам подарок.
- А это вашей жене.
- Приезжайте еще. А это возьмите на память.
- Может быть, ваша жена сфотографируется с моими цветами и пришлет нам
карточку?
Тут были ожерелья из красных с черным горошин, веера из листьев
пандануса, цветы из перьев попугая, карликовых гусей и журавлей, раковины и
браслет из раковин...
Было уже темно, когда мы вышли из здания миссии и пошли к морю. Дэвид
Мамуз Питт стоял на песке. Он наклонился и, крякнув, поднял меня на плечи.
За отмелью ждала невидимая в темноте шлюпка. Плеск воды под ногами
Дэвида казался неестественно громким в нависшей над морем тишине -
бескрайней тишине, которая сгущается над темной водой, когда земля исчезает
из виду.
Вдруг я услышал зов ржанок, которые летели на юг над морем. Теперь море
уже не казалось мне таким, пустынным.
Было так темно, что я не видел шлюпки до тех пор, пока Дэвид не подошел
к ней вплотную. Когда он опустился на скамейку и сделал первый взмах
веслами, в темноте заплясали отсветы фосфоресцирующей воды.
Весла врезались в воду. Вода бурлила за кормой лодки, излучая свет,
мерцавший над черной поверхностью моря...
Наконец мы взобрались на борт люгера. Я лег на койку, которая вскоре
начала раскачиваться в такт рокоту мотора.
Было за полдень, когда мы обогнули высокие красные скалы мыса Дьюфкен и
вошли в залив Альбатрос, куда впадает река Эмбли.
В том месте, где расположена миссия Уэйпау примерно в четырех милях от
Моря, река такая широкая, что кажется, будто миссия стоит на берегу залива.
Берег здесь крутой. Его прорезает дорога, проложенная, для доставки
товаров с причала, куда их перевозят с люгера на барже.
Я наблюдал, как аборигены из Уэйпы грузили на баржу мешки муки, бочки с
керосином и тяжелые ящики, которые им подавали Дэвид и Парди. Эти аборигены,
пожалуй, были самыми некрасивыми из всех, каких мне привелось увидеть, и
все-таки их внешность не была отталкивающей.
Мистер Уинн, на чьем попечении находилась миссия, помогал аборигенам.
Он обходился с ними с таким добродушием и дружелюбием, что сомнений не было
- в миссии царят мир и согласие.
Позднее, прохаживаясь по территории миссии, я загляделся на группу
играющих детей, одетых в разноцветные набедренные повязки. Одна из девочек
извлекала ритмичные звуки, ударяя палкой по бидонам из-под керосина. Один
сильный удар чередовался с двумя слабыми.
Притоптывая в такт и меняясь местами, дети что-то пели на родном языке.
Среди них были малыши, которые еще плохо умели ходить. Время от времени они
сбивались, вызывая смех старших девочек и мальчиков. Малыши смеялись вместе
с ними.
Дети выглядели очень опрятными. Тут не было ни грязных лиц, ни рваных
повязок. Они танцевали с явным удовольствием.
Дочь, мистера Уинна, чья неподдельная любовь к аборигенам диктовалась
не жалостью, а уважением, руководила школой, где учились эти дети. На
каждой: школьной тетрадке ее владелец или владелица аккуратно вывели свои
имена. Я взял наугад две тетрадки. Надписи гласили: "Марджори Яремукка" и
"Рода Юменвейнт". Какое необычное сочетание английских и местных имен!
Перелистывая страницы, я подумал, что почерк этих детей гораздо
аккуратнее и разборчивее моего собственного. Мисс Уинн заверила меня, что
они усваивают материал так же легко, как их белые однолетки. Проверка
тетрадей подтвердила ее слова.
Мне неоднократно приходилось слышать утверждения о том, что коренным
австралийцам можно сообщить только элементарные знания. Они якобы неспособны
усвоить то, что белый ребенок двенадцати лет понимает без труда. Поэтому
способности, проявленные детьми чистокровных аборигенов в Уэйпе, явились для
меня откровением. Как далеко могут пойти эти дети, если дать им возможность
получить настоящее образование!
После ужина мисс Уинн познакомила меня с четырьмя
женщинами-австралийками, помогавшими ей по хозяйству - Анни, Сюзи, Эстер и
Флорри.
Анни и Эстер были замужем. Сюзи и Флорри, незамужние семнадцатилетние
девушки, выглядели намного старше своих лет. У всех были превосходные зубы,
белые и ровные.
Мы долго разговаривали. Когда речь зашла о пении, мисс Уинн заметила:
- Сыновья Анни написали песню. Правда, Анни?
- Правда, - подтвердила Анни, скрывая за кратким ответом свое смущение.
Черты ее лица, покрытого сетью морщинок, были более тонкими, чем у
других женщин. Я не удивился, узнав, что ее сыновья сочинили песню.
- Мне хотелось бы послушать эту песню, - сказал я.
- Спойте-ка все вместе эту песню для мистера Маршалла, - попросила мисс
Уинн.
Оказывается, сыновья Анни, Джим и Роберт, написали свою песню, когда
были в море на люгере.
Женщины затянули песню. Их голоса казались слишком звонкими и молодыми
по сравнению с лицами. У меня было такое чувство, словно кто-то ударил по
шершавому стволу старого дерева, и оно вдруг зазвенело, как колокольчик.
Женщины пропели песню несколько раз, но мне так и не удалось различить
сочетания слов. Мне хотелось записать их. Мисс Уинн уже сделала такую
попытку, но ее вариант был неполным.
Анни медленно повторила для меня слова песни. Мои попытки воспроизвести
их вызвали у австралиек веселый смех, который они силились подавить.
Наконец, после бесконечных исправлений в блокноте я прочитал им свою запись,
и они заверили меня, что с точки зрения звучания слов все правильно. Женщины
перевели слова песни на английский язык.
Мы два брата.
Мы хотим домой,
Мы пойдем домой.
Надвигаются большие тучи и дождь,
Дождь уже близко.
Дождь проходит,
Небо снова проясняется.
Смотри, брат, опять хорошая погода.
К югу от Уэйпы прибрежная полоса, тоже покрыта густыми зарослями. После
восьмичасового плавания мы достигли устья реки Арчер.
Лежа на палубе, я наблюдал за птицами, кружившими высоко в небе. Там,
наверху, играл ветерок, подбрасывая птиц, как игрушечные планеры.
Я стал разглядывать проплывавшие мимо нас мангровые леса. Волна от
нашего люгера с плеском растекалась среди спутавшихся корней ризофор.
Наконец мангровый лес кончился. Густой кустарник подступил к самой воде. На
песчаной косе возле хижины из коры сидели аборигены и махали нам. Позади
тянулась роща кокосовых пальм.
Пристань, к которой причаливали люгеры, доставлявшие грузы для миссии
Орукун, расположенной в шести милях от моря, предстала перед нами подобно
яркой обложке увлекательного приключенческого романа.
Мы повернули к одному из берегов широкой реки, на котором росла группа
могучих чайных деревьев {Чайное дерево, или мелалеука, - вечнозеленое дерево
из семейства Myrataceae.}. Их длинные ветви кое-где так низко нависали над
берегом, что листья касались воды.
Под сенью этих деревьев рос саговник {Саговник (Cycad media) -
голосеменное древесное растение. Австралийские аборигены используют его
орехи в пищу.} высотой в половину человеческого роста и камыш. В глубине
тянулись заросли кампешевых деревьев и акаций.
С берега за нами наблюдали местные женщины. На них не было ничего,
кроме ярких набедренных повязок. Одни из них сидели на корточках, наполовину
скрытые травой; сквозь завесу зеленых стеблей их повязки казались яркими
цветными пятнами. Другие стояли, грациозно выпрямившись; они держали на
плечах младенцев, которые цеплялись за их густые волосы. Некоторые из
темнокожих малышей обхватили ногами поясницы своих матерей, другие стояли,
держась за края ярких набедренных повязок. Дети постарше глазели на нас
из-за древовидных папоротников. С берега доносились мелодичные возгласы, а
временами взрывы смеха.
Навстречу нам шагал высокий, длинноногий белый человек в светлой
рубашке, шортах и пробковом шлеме. За руку он держал голого темнокожего
мальчугана. Это был мистер Сидней. Орукун находился на попечении четы
Маккензи, но они были в отпуске, и мистер Сидней заменял их.
Мы отправились на берег в шлюпке. Аборигены, на груди которых были
племенные знаки в виде толстых рубцов, держали лодку, пока мы не высадились.
Это были высокие мужчины. Некоторые из них были шести футов роста.
Мистер Сидней повел нас к платформе, прицепленной к трактору. Миссия
находилась в двух милях от берега. Темнокожие мужчины, женщины и дети стали
влезать на платформу, чтобы поехать домой. Увидев, что для всех места не
хватит, многие пошли пешком.
Я сел на край платформы и свесил ноги. Пока заводили трактор, я обратил
внимание на одного аборигена, стоявшего позади прицепа. Казалось, он
старается остаться незамеченным, словно ему грозит какая-то опасность;
Украдкой покосившись на платформу, он направился к ней, глядя при этом в
другую сторону, затем внезапно повернулся и пошел прочь неуверенным шагом
человека, который борется сам с собой, удерживаясь от того, чтобы не
пуститься наутек.
Но вот он снова остановился, бросил беглый взгляд направо, налево и
назад, затем круто повернулся, отошел к реке и застыл в неподвижной позе,
искоса глядя на прицеп. Он напоминал дикое животное в джунглях, изучающее
место водопоя, прежде чем напиться.
Я подождал, пока его взгляд не встретился с моим, и кивнул ему,
улыбаясь и указывая на свободное местечко рядом со мной. Сначала он
посмотрел на меня, подозрительно, потом ответил улыбкой, оглянулся, желая
убедиться, что дорога для бегства открыта, и пошел к прицепу, глядя мне
прямо в глаза.
Я снова указал на свободное место. Абориген неуверенно положил руки на
край прицепа и неловко подпрыгнул. Прыжок оказался неудачным. Он остался
стоять возле прицепа, несколько растерянный, не уверенный в себе. Я притянул
руку, чтобы помочь ему взобраться. Почувствовав прикосновение моих пальцев,
он отдернул руку так быстро, что я сам чуть не свалился. При этом он
отскочил назад и припал к земле. Между приоткрытыми губами сверкнули зубы.
Абориген наблюдал за мной, тяжело дыша; застыв в позе человека, на которого
собираются напасть.
Наконец он подошел и ухватился руками за край прицепа. На этот раз он
подскочил с такой ловкостью и силой, что, казалось, очутился надо мной,
перевернулся в воздухе и приземлился рядом.
Ему было явно неудобно сидеть, но если бы он начал устраиваться
поудобнее, это привлекло бы к нему внимание. Поэтому он продолжал сидеть
неподвижно, уставившись в одну точку, готовый отреагировать на мое малейшее
движение, несмотря на внешнее безразличие.
Я уже угостил сидящих на платформе сигаретами. Теперь я протянул
сигарету и ему, слегка подтолкнув его локтем, чтобы привлечь внимание к
своей протянутой руке. Он вздрогнул, потом схватил сигарету, откусил кончик
и проглотил не жуя.
- Эй, - воскликнул я, - полегче!
Я затянулся и выпустил дым, чтобы продемонстрировать, что надо делать с
сигаретой, затем взял у него огрызок сигареты и зажег ее. Он осторожно сунул
огрызок в рот, посидел с минутку, косясь на других, и, удостоверившись, что
поступает, как все, начал выпускать клубы дыма.
Его звали Шарк {Шарк (shark) - по-английски означает "акула".}. Он был
родом с острова Бентинк.
Остров Бентинк входит в южную группу островов Уэлсли, расположенную
примерно в семнадцати милях от материка, в глубине залива Карпентария.
Бентинк - наиболее крупный остров южной группы, но самая широкая его часть
равна всего одиннадцати милям,
Мистер Кейн побывал там в 1937 году. По его словам, это холмистый
остров, где растут лишь низкорослые деревья. До Кейна никто не осматривал
внутреннюю часть Бентинка. Не обнаружив никаких источников пресной воды,
Кейн решил, что в засушливое время года населяющие остров аборигены
обходятся водой, накопившейся в сезон дождей.
Миссионеры с острова Морнингтон сначала посещали Бентинк, где жило
примерно двести пятьдесят аборигенов; но в наши дни жители Бентинка
предоставлены самим себе и продолжают вести первобытный образ жизни. Они
боятся белых и при их приближении прячутся. На берегах острова были найдены
черепа, простреленные пулями.
Островитяне питаются почти исключительно дарами моря: едят
раков-отшельников и различных моллюсков, до которых аборигены материка
любят влезать ребятишки. Я дал команду всем троим лезть наверх, чтобы
посмотреть, нет ли на горизонте признаков жилья.
По дереву ползали зеленые древесные муравьи. Они забирались на ноги
мальчиков, падали с верхних веток на их голые спины. Я прислонился к
накренившемуся стволу.
Мне было видно, как муравьи впиваются в тела моих спутников, но те
проявляли безразличие к боли и только смахивали муравьев свободной рукой,
продолжая карабкаться вверх. Вместо упавших муравьев наползали другие, но ни
один из мальчиков не обращал на них внимания. Зато москиты обратили нас в
беспорядочное бегство. Мириады насекомых слетали с деревьев, преследуя нас
до самых ворот миссии.
Здесь мы расстались. В этот момент Джон внес свой единственный за целый
день вклад в нашу беседу.
- Там был след курицы! - сказал он.
Бенни Чарджер был главным скотоводом миссии в Мапуне. У него была более
светлая кожа, чем у большинства здешних метисов, а черты лица напоминали
черты белого человека. Он носил широкополую шляпу и бриджи.
Мы поехали верхом по берегу: я - впереди, Бенни - на почтительном
расстоянии от меня. Он намеренно держался сзади. Остановив лошадь, я
подождал, пока он меня не нагнал.
- Поедем рядом, как друзья, - предложил я.
- Хорошо, мистер Маршалл. Куда бы вы хотели поехать?
- Мне бы хотелось побывать там, где были стоянки Старых Людей.
- Извольте, мистер Маршалл.
Я почувствовал разочарование при мысли, что наши отношения могут
остаться официальными и мне не удастся подружиться с этим человеком, к
которому я чувствовал расположение. Но мало-помалу, видя мой интерес ко
всему окружающему, Бенни оживился. Он старался подробно отвечать на все мои
вопросы, но оказалось, что он не знает ни названий' птиц, ни названий
деревьев. Мои расспросы совершенно его обескуражили. Он ужасно обрадовался,
когда смог сообщить мне название одного плода - "дамское яблоко".
- Ну что это за название! - сказал я. - Интересно было бы знать, как
его называли ваши Старики.
- Тинипра, - тут же ответил Бенни.
- Значит, это название вы знаете? - сказал я.
- Конечно. Я знаю все местные названия.
- Да ведь это как раз то, что мне нужно!
- А я думал, вас интересуют английские слова.
После этого я услышал столько местных названий, что совсем запутался.
Мы придержали лошадей под деревом, усыпанным красными ягодами.
- Это мейна, - сказал Бенни. - Старые Люди едят их.
Не слезая с лошадей, мы отведали этих ягод, сорванных с веток над
головой. Они оказались сладкими и пришлись мне по вкусу. Я набил ими
карманы.
Когда мы въехали на сырую, прохладную лужайку, поросшую густой зеленой
травой, которая заглушала стук копыт, Бенни спешился и начал искать ямс.
{Ямс дикий (Dioscorea sativa) - вьющееся растение, клубни которого широко
использовались в пищу аборигенами Австралии.} Откопав несколько клубней, он
протянул их мне. Клубни пахли сырой землей. Ему хотелось найти более крупную
разновидность ямса, для которой имелось особое название. Наконец, он нашел
это растение. Став на колени, он принялся подкапывать корень. Почва здесь
была мягкой, и скоро его рука скрылась в земле по локоть. Он лег на живот и
рыл глубже и глубже, пока рука по плечо не ушла в землю.
Наконец он вытащил большой уродливый клубень с мясистыми щупальцами,
напоминавший морское чудовище.
- Это кутей, - сказал он, протягивая мне корень. - Старые Люди его
едят. Иногда они питаются ямсом и кутеем целые месяцы.
- Откуда вы все это знаете? - спросил я. - Ведь вы родились в миссии и
никогда не жили среди Старых Людей?
- Старики очень умные. Когда я был молод, они брали меня с собой в
заросли и учили всему, что знали сами. Нынешняя молодежь не водится со
Старыми Людьми. Она думает, что большему научится у белых. Но Старики знают
такое, чему не научишься у белых. Я сказал себе: "Они знают больше меня".
Теперь я никогда не пропаду с голода в зарослях, не то что молодые.
Дорога, которая вела туда, где раньше находилась стоянка Старых Людей,
проходила мимо большого заросшего камышом болота. Мы поехали вверх по
пологому склону холма. За гребнем холм круто обрывался. Болото, напоминающее
большой амфитеатр, лежало перед нами.
В первый момент я решил, что у меня галлюцинация: болото двигалось!
Тысячи длинноногих серебристо-серых журавлей, которых часто называют
"спутниками аборигенов", испуганные нашим появлением, медленно двигались в
противоположную сторону, настороженно повернув к нам головы. Их было так
много, что образовался серебристо-серый покров, местами скрывавший от наших
глаз поверхность болота.
Я крикнул; те птицы, что были ближе, расправили огромные крылья.
Неуклюже подпрыгивая, они взлетели. За ними поднялся в воздух следующий ряд,
потом следующий. Скоро все они поднялись в воздух, сильно взмахивая
крыльями. Резкие крики птиц и шум их крыльев долго звучали у нас в ушах.
Подняв лицо к небу, Бенни Чарджер сказал:
- Старики тоже это видели.
- Да. Наверное, они много раз охотились на этом болоте. Как называют
Старые Люди эту птицу?
- Друли, - ответил Бенни. - Накануне охоты на друли Старые Люди рано
ложились спать, а утром рано вставали.
- Почему они охотились ранним утром? - поинтересовался я. - Разве
нельзя подкрасться к болоту и метать в птиц копья в любое время дня?
- Нет. Друли к себе не подпускают. Они рано покидают место ночлега.
Проснувшись, они сразу перелетают на другое место. Летят они низко над
землей. Старые Люди знали, где пролегает их путь, потому что друли всегда
летят по одному пути. Двое мужчин, которые охотятся вместе, прячутся в
зарослях. Когда птицы пролетают над ними, один из мужчин с криком выбегает.
Друли расправляют крылья, чтобы взмыть вверх. Тогда второй охотник бросает
палку, целясь в раскрытые крылья, подбивает птицу, и она падает.
- Они охотились с бумерангом? - спросил я.
- Нет. В наших краях Старые Люди никогда не охотились с бумерангом.
"Они метали копья, а в друли они бросали палки.
На низком холме впереди нас раскинулось огромное фиговое дерево. Под
его ветвями мы остановили лошадей. Ветви широко разметались вокруг могучего
ствола, свисая вниз, так что часть листьев касалась земли подобно бахроме
занавеса.
- Все Старые Люди знали это дерево, - сказал Бенни. - Они говорили, что
дерево выглядело точно так же, еще когда они были детьми. Оно старше Старых
Людей, а ведь они все умерли. Они никогда больше не придут сюда, их больше
нет...
Путь к месту покинутой стоянки лежал по берегу узкой лагуны. На
поросшем редкой травой холмике, господствовавшем над лагуной, я видел стаю
птиц. Каждая стояла на одной ноге, спрятав голову в перья на спине между
крыльями. Мы ехали между ними, но они, казалось, спали летаргическим сном.
Они взлетали только из-под самых копыт лошадей и тут же садились на землю. Я
принял их за перевозчиков {Перевозчик (Tringa hypoleucos) - птица семейства
ржанок отряда куликов.}, но Бенни сказал, что это кроншнепы.
- Скоро все они погибнут. Их убивает зной во время дождей. Повсюду
будут их трупы. Они уже заболели.
То была страна птиц. Неуклюжие аисты бродили по мелководью лагуны;
вереница карликовых гусей быстро, плыла среди камыша. Из зарослей камыша
доносилось кряканье уток и крики водяных курочек.
Бенни показал пальцем на птицу, голова которой виднелась над сухой
травой в ложбине.
- А это обыкновенный индюк!
Я хотел подъехать к индюку, но он неуклюже побежал, взмахивая крыльями.
Наконец ему удалось оторваться от земли. Чуть отлетев, индюк опустился. Я
опять попытался приблизиться к нему, но он снова пустился в бегство.
Пришлось отказаться от своего намерения.
Бенни сказал с улыбкой:
- Он ни за что не подпустит к себе. Мы посылаем ему зеркальцем
зайчиков, тогда он подходит.
Чем дальше мы ехали вдоль лагуны, тем больше становилось деревьев. Наши
лошади пробирались по старой заброшенной дороге.
- Скоро приедем, - сказал Бенни.
Мы неожиданно выехали на зеленую лужайку, спускавшуюся к лагуне. В этом
месте лагуна заросла белыми и голубыми водяными лилиями. В центре лужайки
росло большое фиговое дерево вроде того, что мы уже видели. Запах травы,
растоптанной копытами лошадей, ударил нам в ноздри.
- Вокруг этого дерева разбивали лагерь, - сказал Бенни. - Здесь они
жили.
Мы замолчали, и над лужайкой нависла тишина. Не слышалось даже щебета
птиц. Вдруг подул легкий ветерок, словно ребенок вошел поиграть в пустую
комнату. Деревья стали перешептываться, на траве затанцевали темные тени.
- Здесь они собирались на корробори {Корробори - празднество с плясками
у аборигенов Австралии.}, - сказал Бенни. - Здесь они танцевали для
Припригги. Так говорили мне Старые Люди.
- А кто это Припригги? - спросил я.
- Припригги - это мужчина. Понимаете, мистер Маршалл, у Старых Людей
есть легенды, так же как есть легенды у вас. У нас есть легенда о Млечном
Пути. Старики верили, что Млечный Путь - человек такой же, как вы или я.
Этого человека звали Припригги. Старые Люди говорили, что он жил в
Уорд-Пойнт, в устье реки Пайн. Припригги часто бывал тут. Это было его
любимое место. Каждый раз, когда они плясали, Припригги был с ними. Он был
певец и танцор.
Однажды Припригги отправился в мангровые заросли поохотиться на летучих
лисиц {Летучая лисица (Pteropus medius) - млекопитающее из подотряда
крыланов. Размах крыльев достигает 1,5 м. Питается фруктами.}. Но их было
так много, что они подхватили его и потащили вверх. Утром они бросили его на
полпути к небу, и Припригги запел на прощание.
Старые Люди проснулись рано и услышали пение Припригги, а тот спел
прощальную песню и умолк. Старые Люди взяли у Припригги эту песню и
придумали танец. Это прекрасная песня, это песня Припригги. После того как
он спел ее и попрощался с людьми, они никогда больше его не видели. А когда
стемнело, они увидели в небе Млечный Путь - раньше его там не было - и
исполнили большой танец для Припригги и повторяли слова его песни.
Но я не знаю слов этой песни, мистер Маршалл. Слова знают только Старые
Люди. -
- А их уже нет, - сказал я.
- Да, их уже нет.
Должно быть, ему захотелось побольше сообщить мне о Старых Людях.
Натянув поводья, он сказал:
- Я вам кое-что покажу.
Мы поехали через заросли, пробираясь среди деревьев, увешанных красными
плодами, среди панданусов {Панданус (Pandanus) - род однодольных деревьев и
кустарников.}, акаций и фиговых деревьев, увитых лианами. Наконец мы
выбрались на площадку, сплошь заросшую ямсом и ползучими растениями.
Бенни показал мне большой плоский камень, лежавший под искривленным
деревом. Поблизости не было камней, и этот камень казался инородным телом.
- Как сюда попал камень? - спросил я у Бенни.
- Видите ли, мистер Маршалл, белые часто уводили Старых Людей.
- Уводили? Вы хотите сказать, уводили силой?
- Не совсем силой, но вроде бы так. Белые называли это вербовкой. Они
приезжали на люгерах. Старые Люди шли на борт, не зная, что их ждет, а белые
увозили их искать раковины. И однажды - это было давным-давно - Старые Люди,
которых заманили в море, выбросили капитана за борт и повернули люгер к
берегу. На люгере были камни для балласта. Старики взяли один камень, чтобы
толочь на нем корни водяных лилий. Вот этот камень. А теперь я покажу вам
еще кое-что.
Мы поехали дальше. В густых зарослях, куда почти не проникал свет,
Бенни остановил лошадь.
- Здесь Старые Люди прятались, когда в них стреляли. По-вашему это
называется убежище. Вот убежище Старых Людей.
Это было красивое место, но после слов Бенни оно сразу показалось мне
зловещим. Я представил себе дрожащих от страха людей, пробирающихся сквозь
чащу, задыхаясь, страдая от кровоточащих ран...
Мне не хотелось оставаться здесь.
- Поедем отсюда, - попросил я. - Здесь страшно.
- Поедем. Мне тоже страшно.
Домой мы ехали медленно. Бенни рассказывал мне истории, некогда
услышанные им от Старых Людей.
Он пытался объяснить мне одно из их верований, согласно которому колдун
племени может лишить человека сознания и выпустить из него всю кровь; жертва
возвращается в стойбище внешне не пострадавшей, но обреченной на скорую
смерть.
Позднее, в Арнхемленде, я слышал много таких рассказов, но тогда,
слушая Бенни, я подумал, что это скорее миф, нежели верование, и не стал его
об этом расспрашивать.
Тем временем мы подъехали к строениям миссии.
- Может быть, в другой раз вы еще что-нибудь расскажете мне о Старых
Людях? - спросил я.
- Конечно, - ответил Бенни. - Один из Стариков еще живет здесь, но вы
не сможете с ним объясниться: он говорит только на родном языке. Я попрошу
его рассказать истории, которые он знает, а потом расскажу их вам.
Но мне не довелось больше слушать рассказы Бенни Чарджера. На люгере
готовились к отплытию.
Позднее с веранды миссии я заметил нескольких женщин, собравшихся на
берегу. Я пошел попрощаться с ними. Оказалось, что они специально ждали
меня. Каждая из них обязательно хотела что-нибудь дать мне на память.
- Это вам подарок.
- А это вашей жене.
- Приезжайте еще. А это возьмите на память.
- Может быть, ваша жена сфотографируется с моими цветами и пришлет нам
карточку?
Тут были ожерелья из красных с черным горошин, веера из листьев
пандануса, цветы из перьев попугая, карликовых гусей и журавлей, раковины и
браслет из раковин...
Было уже темно, когда мы вышли из здания миссии и пошли к морю. Дэвид
Мамуз Питт стоял на песке. Он наклонился и, крякнув, поднял меня на плечи.
За отмелью ждала невидимая в темноте шлюпка. Плеск воды под ногами
Дэвида казался неестественно громким в нависшей над морем тишине -
бескрайней тишине, которая сгущается над темной водой, когда земля исчезает
из виду.
Вдруг я услышал зов ржанок, которые летели на юг над морем. Теперь море
уже не казалось мне таким, пустынным.
Было так темно, что я не видел шлюпки до тех пор, пока Дэвид не подошел
к ней вплотную. Когда он опустился на скамейку и сделал первый взмах
веслами, в темноте заплясали отсветы фосфоресцирующей воды.
Весла врезались в воду. Вода бурлила за кормой лодки, излучая свет,
мерцавший над черной поверхностью моря...
Наконец мы взобрались на борт люгера. Я лег на койку, которая вскоре
начала раскачиваться в такт рокоту мотора.
Было за полдень, когда мы обогнули высокие красные скалы мыса Дьюфкен и
вошли в залив Альбатрос, куда впадает река Эмбли.
В том месте, где расположена миссия Уэйпау примерно в четырех милях от
Моря, река такая широкая, что кажется, будто миссия стоит на берегу залива.
Берег здесь крутой. Его прорезает дорога, проложенная, для доставки
товаров с причала, куда их перевозят с люгера на барже.
Я наблюдал, как аборигены из Уэйпы грузили на баржу мешки муки, бочки с
керосином и тяжелые ящики, которые им подавали Дэвид и Парди. Эти аборигены,
пожалуй, были самыми некрасивыми из всех, каких мне привелось увидеть, и
все-таки их внешность не была отталкивающей.
Мистер Уинн, на чьем попечении находилась миссия, помогал аборигенам.
Он обходился с ними с таким добродушием и дружелюбием, что сомнений не было
- в миссии царят мир и согласие.
Позднее, прохаживаясь по территории миссии, я загляделся на группу
играющих детей, одетых в разноцветные набедренные повязки. Одна из девочек
извлекала ритмичные звуки, ударяя палкой по бидонам из-под керосина. Один
сильный удар чередовался с двумя слабыми.
Притоптывая в такт и меняясь местами, дети что-то пели на родном языке.
Среди них были малыши, которые еще плохо умели ходить. Время от времени они
сбивались, вызывая смех старших девочек и мальчиков. Малыши смеялись вместе
с ними.
Дети выглядели очень опрятными. Тут не было ни грязных лиц, ни рваных
повязок. Они танцевали с явным удовольствием.
Дочь, мистера Уинна, чья неподдельная любовь к аборигенам диктовалась
не жалостью, а уважением, руководила школой, где учились эти дети. На
каждой: школьной тетрадке ее владелец или владелица аккуратно вывели свои
имена. Я взял наугад две тетрадки. Надписи гласили: "Марджори Яремукка" и
"Рода Юменвейнт". Какое необычное сочетание английских и местных имен!
Перелистывая страницы, я подумал, что почерк этих детей гораздо
аккуратнее и разборчивее моего собственного. Мисс Уинн заверила меня, что
они усваивают материал так же легко, как их белые однолетки. Проверка
тетрадей подтвердила ее слова.
Мне неоднократно приходилось слышать утверждения о том, что коренным
австралийцам можно сообщить только элементарные знания. Они якобы неспособны
усвоить то, что белый ребенок двенадцати лет понимает без труда. Поэтому
способности, проявленные детьми чистокровных аборигенов в Уэйпе, явились для
меня откровением. Как далеко могут пойти эти дети, если дать им возможность
получить настоящее образование!
После ужина мисс Уинн познакомила меня с четырьмя
женщинами-австралийками, помогавшими ей по хозяйству - Анни, Сюзи, Эстер и
Флорри.
Анни и Эстер были замужем. Сюзи и Флорри, незамужние семнадцатилетние
девушки, выглядели намного старше своих лет. У всех были превосходные зубы,
белые и ровные.
Мы долго разговаривали. Когда речь зашла о пении, мисс Уинн заметила:
- Сыновья Анни написали песню. Правда, Анни?
- Правда, - подтвердила Анни, скрывая за кратким ответом свое смущение.
Черты ее лица, покрытого сетью морщинок, были более тонкими, чем у
других женщин. Я не удивился, узнав, что ее сыновья сочинили песню.
- Мне хотелось бы послушать эту песню, - сказал я.
- Спойте-ка все вместе эту песню для мистера Маршалла, - попросила мисс
Уинн.
Оказывается, сыновья Анни, Джим и Роберт, написали свою песню, когда
были в море на люгере.
Женщины затянули песню. Их голоса казались слишком звонкими и молодыми
по сравнению с лицами. У меня было такое чувство, словно кто-то ударил по
шершавому стволу старого дерева, и оно вдруг зазвенело, как колокольчик.
Женщины пропели песню несколько раз, но мне так и не удалось различить
сочетания слов. Мне хотелось записать их. Мисс Уинн уже сделала такую
попытку, но ее вариант был неполным.
Анни медленно повторила для меня слова песни. Мои попытки воспроизвести
их вызвали у австралиек веселый смех, который они силились подавить.
Наконец, после бесконечных исправлений в блокноте я прочитал им свою запись,
и они заверили меня, что с точки зрения звучания слов все правильно. Женщины
перевели слова песни на английский язык.
Мы два брата.
Мы хотим домой,
Мы пойдем домой.
Надвигаются большие тучи и дождь,
Дождь уже близко.
Дождь проходит,
Небо снова проясняется.
Смотри, брат, опять хорошая погода.
К югу от Уэйпы прибрежная полоса, тоже покрыта густыми зарослями. После
восьмичасового плавания мы достигли устья реки Арчер.
Лежа на палубе, я наблюдал за птицами, кружившими высоко в небе. Там,
наверху, играл ветерок, подбрасывая птиц, как игрушечные планеры.
Я стал разглядывать проплывавшие мимо нас мангровые леса. Волна от
нашего люгера с плеском растекалась среди спутавшихся корней ризофор.
Наконец мангровый лес кончился. Густой кустарник подступил к самой воде. На
песчаной косе возле хижины из коры сидели аборигены и махали нам. Позади
тянулась роща кокосовых пальм.
Пристань, к которой причаливали люгеры, доставлявшие грузы для миссии
Орукун, расположенной в шести милях от моря, предстала перед нами подобно
яркой обложке увлекательного приключенческого романа.
Мы повернули к одному из берегов широкой реки, на котором росла группа
могучих чайных деревьев {Чайное дерево, или мелалеука, - вечнозеленое дерево
из семейства Myrataceae.}. Их длинные ветви кое-где так низко нависали над
берегом, что листья касались воды.
Под сенью этих деревьев рос саговник {Саговник (Cycad media) -
голосеменное древесное растение. Австралийские аборигены используют его
орехи в пищу.} высотой в половину человеческого роста и камыш. В глубине
тянулись заросли кампешевых деревьев и акаций.
С берега за нами наблюдали местные женщины. На них не было ничего,
кроме ярких набедренных повязок. Одни из них сидели на корточках, наполовину
скрытые травой; сквозь завесу зеленых стеблей их повязки казались яркими
цветными пятнами. Другие стояли, грациозно выпрямившись; они держали на
плечах младенцев, которые цеплялись за их густые волосы. Некоторые из
темнокожих малышей обхватили ногами поясницы своих матерей, другие стояли,
держась за края ярких набедренных повязок. Дети постарше глазели на нас
из-за древовидных папоротников. С берега доносились мелодичные возгласы, а
временами взрывы смеха.
Навстречу нам шагал высокий, длинноногий белый человек в светлой
рубашке, шортах и пробковом шлеме. За руку он держал голого темнокожего
мальчугана. Это был мистер Сидней. Орукун находился на попечении четы
Маккензи, но они были в отпуске, и мистер Сидней заменял их.
Мы отправились на берег в шлюпке. Аборигены, на груди которых были
племенные знаки в виде толстых рубцов, держали лодку, пока мы не высадились.
Это были высокие мужчины. Некоторые из них были шести футов роста.
Мистер Сидней повел нас к платформе, прицепленной к трактору. Миссия
находилась в двух милях от берега. Темнокожие мужчины, женщины и дети стали
влезать на платформу, чтобы поехать домой. Увидев, что для всех места не
хватит, многие пошли пешком.
Я сел на край платформы и свесил ноги. Пока заводили трактор, я обратил
внимание на одного аборигена, стоявшего позади прицепа. Казалось, он
старается остаться незамеченным, словно ему грозит какая-то опасность;
Украдкой покосившись на платформу, он направился к ней, глядя при этом в
другую сторону, затем внезапно повернулся и пошел прочь неуверенным шагом
человека, который борется сам с собой, удерживаясь от того, чтобы не
пуститься наутек.
Но вот он снова остановился, бросил беглый взгляд направо, налево и
назад, затем круто повернулся, отошел к реке и застыл в неподвижной позе,
искоса глядя на прицеп. Он напоминал дикое животное в джунглях, изучающее
место водопоя, прежде чем напиться.
Я подождал, пока его взгляд не встретился с моим, и кивнул ему,
улыбаясь и указывая на свободное местечко рядом со мной. Сначала он
посмотрел на меня, подозрительно, потом ответил улыбкой, оглянулся, желая
убедиться, что дорога для бегства открыта, и пошел к прицепу, глядя мне
прямо в глаза.
Я снова указал на свободное место. Абориген неуверенно положил руки на
край прицепа и неловко подпрыгнул. Прыжок оказался неудачным. Он остался
стоять возле прицепа, несколько растерянный, не уверенный в себе. Я притянул
руку, чтобы помочь ему взобраться. Почувствовав прикосновение моих пальцев,
он отдернул руку так быстро, что я сам чуть не свалился. При этом он
отскочил назад и припал к земле. Между приоткрытыми губами сверкнули зубы.
Абориген наблюдал за мной, тяжело дыша; застыв в позе человека, на которого
собираются напасть.
Наконец он подошел и ухватился руками за край прицепа. На этот раз он
подскочил с такой ловкостью и силой, что, казалось, очутился надо мной,
перевернулся в воздухе и приземлился рядом.
Ему было явно неудобно сидеть, но если бы он начал устраиваться
поудобнее, это привлекло бы к нему внимание. Поэтому он продолжал сидеть
неподвижно, уставившись в одну точку, готовый отреагировать на мое малейшее
движение, несмотря на внешнее безразличие.
Я уже угостил сидящих на платформе сигаретами. Теперь я протянул
сигарету и ему, слегка подтолкнув его локтем, чтобы привлечь внимание к
своей протянутой руке. Он вздрогнул, потом схватил сигарету, откусил кончик
и проглотил не жуя.
- Эй, - воскликнул я, - полегче!
Я затянулся и выпустил дым, чтобы продемонстрировать, что надо делать с
сигаретой, затем взял у него огрызок сигареты и зажег ее. Он осторожно сунул
огрызок в рот, посидел с минутку, косясь на других, и, удостоверившись, что
поступает, как все, начал выпускать клубы дыма.
Его звали Шарк {Шарк (shark) - по-английски означает "акула".}. Он был
родом с острова Бентинк.
Остров Бентинк входит в южную группу островов Уэлсли, расположенную
примерно в семнадцати милях от материка, в глубине залива Карпентария.
Бентинк - наиболее крупный остров южной группы, но самая широкая его часть
равна всего одиннадцати милям,
Мистер Кейн побывал там в 1937 году. По его словам, это холмистый
остров, где растут лишь низкорослые деревья. До Кейна никто не осматривал
внутреннюю часть Бентинка. Не обнаружив никаких источников пресной воды,
Кейн решил, что в засушливое время года населяющие остров аборигены
обходятся водой, накопившейся в сезон дождей.
Миссионеры с острова Морнингтон сначала посещали Бентинк, где жило
примерно двести пятьдесят аборигенов; но в наши дни жители Бентинка
предоставлены самим себе и продолжают вести первобытный образ жизни. Они
боятся белых и при их приближении прячутся. На берегах острова были найдены
черепа, простреленные пулями.
Островитяне питаются почти исключительно дарами моря: едят
раков-отшельников и различных моллюсков, до которых аборигены материка