Мазова Наталия. Исповедь травы

   "Вот так, успокойся, моя Королева. Если ты боишься, что оттолкнула тогда меня своими словами - не бойся. Ты не способна обидеть меня, бесценная моя. Разве что огорчить..."
   Его прикосновения все меньше похожи на утешение и все больше на откровенную чувственную ласку. Другая рука скользнула мне под плечи, и вот уже моя голова покоится у него на коленях, щеку мою ласкает прикосновение тончайшего бархата, и все меньше желания противиться...
   - Так... Этого следовало ожидать! Ты опять за свое, Актер? Тебе не надоело?
   Я вскидываюсь, как ужаленная. Этот звучащий надо мной немыслимо мелодичный голос... как вообще оказался ЗДЕСЬ тот, кому он принадлежит?
   - А ему никогда не надоедает, - отзывается другой, тоже до боли знакомый, в котором серебряным бубенчиком позвенивает убийственная ирония. - У этого товарища вообще на редкость однообразные вкусы.
   Перекатившись по лисьему ковру, я вскакиваю на ноги и поднимаю глаза к галерее, на которой стоят двое. Первый из них кажется зеркальным отражением Звездного: тоже темно-синяя, как ранняя ночь, одежда - но другого покроя, проще и удобнее; те же длинные серебристые волосы, но по-другому лежат; те же характерные Нездешние особенности черт лица - но прекрасные без подрисованной маски. Второй... я едва узнала его в коричневом берете на манер пятнадцатого века, но выбивающиеся из-под него золотистые пряди не спутать ни с чьими другими, да и тонкая полуулыбка - его, Магистра Ливарка...
   - Слушай, Актер, я уже предупреждал тебя, что если ты опять попытаешься прикинуться мной, то будет очень больно и неприятно? - спокойно говорит Линтар, перекидывая ногу через край галереи. Интересно, это что, у всех основателей Ордена такая привычка - прыгать со второго этажа? Хотя нет - вон Ливарк двинулся в обход, к лестнице в зал...
   Звездный не торопясь поднимается, отступает на шаг, словно для того, чтобы лучше разглядеть Линтара и Ливарка:
   - Явились, значит... Двое на одного? Поздновато же вы озаботились ее нравственностью, должен сказать. Где вы были, родственнички, когда она вешалась на шею всем, кто позволял ей это? А теперь, когда она уже натоптала тропинку сюда, ко мне спохватились?
   - Тебя послушать, так преступник не тот, кто взламывает квартиру, а тот, кто не поставил стальную дверь! - усмехается Ливарк, быстро сбегая по лестнице и присоединяясь к Линтару, который давно уже стоит внизу, на мраморном полу. - Ты прекрасно знаешь, что Элендис уязвима с этой стороны, и ловко на этом играешь - и еще смеешь обвинять ее и нас?
   - А кто сделал ее уязвимой, а, Ливарк Тах-Серраис? ответно усмехается Звездный. - Когда ты охмурял ее матушку, ты, помнится, не стеснялся в средствах. Один "Снежный танец" чего стоил, а уж то, что ты после этого вытворял... Что, не подумал тогда, что у ребенка такие вещи в тонкой памяти отпечатываются? Сам заложил ей в сознание мину замедленного действия, а уж взорвать ее и без меня нашлись бы охотники.
   Я замираю, как громом пораженная. Магистр Ливарк... и моя мать? Так, значит...
   - Знаю, знаю, о чем ты сейчас думаешь, Эленд, - Звездный поворачивается ко мне. - Да, вот такой он, твой папенька. Потому ты и мечтала всю жизнь о том танце, что сама началась с такого же. Ловко он тогда это дело обставил - в лучшем моем стиле! А кое в чем даже превзошел...
   - Это была плата за твою возможность появиться на свет и дожить до возраста инициации, - перебивает его Линтар. - Мы все тогда обговорили с твоим отцом, он прекрасно понимал, на что идет. И между прочим, после твоей матери у него очень долго не было ни одной женщины - он ее забыть не мог до самого твоего появления в Авиллоне.
   Ливарк во время этого диалога стоит прямо и спокойно, вот только взгляд его плотно прикован к носкам моих сапожек...
   - В общем, рано или поздно, но мы спохватились, Актер, Линтар подходит к устланному ковром возвышению еще на несколько шагов. - Так что Элендис тебе придется оставить для твоей же пользы. Даже если ты действительно влюбился в нее, во что готов поверить Серраис, но лично я не верю ни секунды.
   - Почему бы не спросить об этом у самой Элендис, Певец? с издевкой произносит Звездный. - Она свободная женщина и не нуждается в отцовском присмотре.
   - Ты прекрасно знаешь, что она ответит и почему - против тебя у нее воли нет. Но не забывай, что, помимо нас, у нее имеется Поборник, которых вообще-то и держат в Братстве ради подобных ситуаций. Не боишься, что он, как любящий брат, будет бить тебе морду всякий раз, когда ты появишься на ее горизонте?
   - А вы двое, несомненно, ему поможете? Вот он, ваш хваленый Светлый гуманизм!
   - Во-первых, если понадобится, то и поможем, - вмешивается Ливарк. - Во-вторых, мы, Братство, никогда не были столь наглы, чтоб называть себя Светлыми. А в-третьих, блинн, если ты мужчина, то отвечай за свои действия по-мужски, а не бегай от ответственности!
   - Ну если разговор пошел в таком тоне... - в руках Звездного медленно проявляется уже знакомый мне клинок с хрусталиной в навершии. - Решайте сами, кто из вас - один против двоих я не встану!
   Ливарк резким движением вскидывает руку, и я узнаю в этом движении свое недавнее, когда в мою ладонь пришел из луча света длинный кинжал с посеребренным лезвием. Вот только клинок у Лорда Огня должен быть подлиннее моего, а на лезвии позолота...
   - Не стоит, Серраис, - останавливает его Линтар. - У меня с ним дополнительные счеты - я обещал ему неприятности за кражу своего истинного облика и сейчас их устрою! - еще не договорив, он сбрасывает темно-синий плащ и рвет с пояса длинный тонкий меч - если я ничего не путаю, такая убивалка называется эсток.
   В следующий миг клинки с лязгом скрещиваются. Ливарк отходит в сторону, чтоб не путаться под ногами, а я сижу и как-то совершенно отстраненно смотрю, как кружатся по залу две таких похожих фигуры. Снова в глазах откуда-то взялись слезы, и в этом размытом мире острых лучей я не в состоянии отличить одного от другого, понять, где сейчас ангел мой, а где демон. Дерущиеся время от времени что-то выкрикивают азартно, Ливарк тоже подбадривает Линтара возгласами. А я... я даже не могу прикоснуться мыслью к тому, кому надо, потому что здесь не физплан, и коснуться мыслью то же, что коснуться словом - но странное оцепенение сковало губы мои...
   Неужели исход этого поединка будет зависеть от того, кого выберу я? Но зачем мне выбирать, ведь я уже выбрала тогда, в плену у Райнэи! И даже теперь, когда потерян Флетчер, когда я своими руками разрубила отношения с Хозяином, я не отрекаюсь от этого выбора!
   Проклятье, переходящее в хриплый стон... Я быстро протираю глаза, размазав слезы по лицу, и вижу у дальней колонны Линтара, наступившего ногой на клинок с хрусталем. Сам Звездный прислонился к этой колонне, зажимая рану в боку - кружевные манжеты уже все в крови...
   - А теперь из моего облика - живо, ну! - сквозь зубы выговаривает Линтар. - И убирайся с глаз долой, и чтоб я тебя рядом с Элендис не видел!
   Прекрасное лицо в серебряном ореоле словно расплывается и снова обретает четкость, но уже став изящной голубой мордой болотного демона, то есть темного лаийи воды, из Хир-Хаанаре. Острые уши, глаза как темный пурпур, лиловая нечесаная грива до пояса...
   - На этот раз твоя взяла, Певец, - отвечает он с присвистом. Могу представить, как ему сейчас больно. - Только все равно кроме как тут ей не жить! Не забывайте про шесть позвонков, родственнички!
   - Ничего, мы обо всем позаботились, - холодно отвечает Линтар. - Как ты думаешь, почему при нас только меч Поборника, а не он сам?
   Последние слова он договаривает уже по инерции, в никуда Звездный исчезает в мерцании зеркальных бликов, а когда оно рассеивается, у колонны никого нет... Линтар наклоняется за клинком с хрусталиной и с размаху бьет им по колонне, а потом отшвыривает обломки ногой.
   Тем временем Ливарк подходит ко мне, опускается рядом на лисий мех.
   - Не двигайся, - первым делом предупреждает меня он. Осторожненько ложись на спину и больше не меняй позы.
   Я покорно выполняю его просьбу.
   - В чем дело...? - язык не повернулся сказать "отец", но и назвать Магистром Ливарком, как прежде, как-то неловко.
   - В реальном мире тебя сбила машина. Слышала, что сказал этот нелюдь? У тебя смещены шесть позвонков. Кроме того, несколько переломов конечностей - цела только правая рука. Сейчас от твоей неподвижности здесь зависит, насколько удачно сумеют перенести тебя в дом там, на Техноземле.
   - Говорить-то хоть можно? - пытаюсь улыбнуться я.
   - Это сколько угодно. Слава богам, хотя бы без черепномозговой обошлось.
   - Я побегу за Ризалой Эджет, - подходит к нам Линтар. - Не бойся, Элендис, прикованной к кровати ты не останешься! Ризала лучшая целительница в Диарене, так что если за дело возьмется она, глядишь, через полгода будешь танцевать, как танцевала! Возьми меч, отдашь потом своему Поборнику, - с лукавой улыбкой он складывает мои руки на груди и вкладывает в них рукоять эстока. Кстати, этот меч я уже несомненно видела раньше вспомнить бы еще, при каких обстоятельствах...
   - Зря ты это, - смеется и Ливарк. - Она, правда, Королева, но хоронить ее еще рановато! Как говорится, под лежачий камень всегда успеем!
   - Ничего, так надежнее, - Линтар вскидывает руку в прощальном салюте и выбегает в одну из дверей бального зала.
   Голубовато-лунный свет, так давивший мне на психику, медленно-медленно меркнет, в зале потихоньку темнеет. Я лежу и молчу, несмотря на разрешение Ливарка.
   - Хоть раз в жизни этот мерзавец доброе дело сделал, нарушает он молчание первым. - Если б не он, я так и не решился бы открыться тебе. Ты... не сердишься на меня?
   - За что... Лазор Угнелис? - отвечаю я грустно. Наверное, действительно нельзя было иначе. За что ж сердиться за то, что живу, за то, что иницииирована, за то, что сейчас не останусь калекой?
   - Вот и хорошо, - отзывается он. - Только... не надо называть меня этим именем. У тебя голос - точь-в-точь как у Мары... твоей матери. Я сейчас как услышал, так сердце сдавило.
   - А как называть?
   - Ну, можешь просто Серраис, как близкие друзья...
   - Ладно, - соглашаюсь я. - А то извини, но слово "отец" по отношению к тебе у меня с языка не идет. Я тебя всю жизнь представляла по той единственной фотографии, а ты на нее не так уж и похож. Даже глаза голубые, а не как янтарь...
   - Это я просто старался тебе в таком виде на глаза не попадаться, - тихо вздыхает он. - А радужка, что ж, она у меня просто в зависимости от душевного состояния цвет меняет... после некоторых событий. Все мы немножко нелюди, каждый из нас по-своему нелюдь. Хоть какая фотография-то?
   - Где ты в Плескавской крепости, на галерее.
   - Самая первая, значит... Интересно, куда подевались остальные.
   - Не знаю. Мама никогда об этом не говорила. И вообще о тебе не любила рассказывать.
   - Все так и было задумано... - он снова умолкает. Зал уже полностью погрузился в темноту, и присутствие рядом... ладно, пусть Серраиса... угадывается только по теплу и дыханию.
   - Слушай, - теперь я нарушаю молчание, - этот деятель сказал - "родственнички". С тобой все теперь ясно, а при чем тут Линтар?
   - Он, как бы сказать... Что-то вроде твоего крестного отца. Он же Линтар, Линдэ, как его звали в Кардори. Тот, кто поет. А ты - Линда, я тебя в его честь назвал. Так что, получается, он в какой-то степени еще и твой официальный покровитель - не святой, правда, никаким местом, как ты любишь говорить...
   - Я, кстати, давно угадывала что-то подобное. Особенно тогда, когда обет насчет Гитранна давала...
   - Он очень давний мой друг. И тогда, с твоей матерью... это ведь его идея была. Было очень больно, но жизнь показала он был абсолютно прав. Вот, ты есть, совсем такая, о какой мы тогда мечтали, - я чувствую, как он улыбается в темноте.
   - А ты мне расскажешь когда-нибудь, как это у вас тогда было?
   - Расскажу непременно, - соглашается Серраис. - А пока извини, но придется тебе немного полежать одной. Что-то Поборник твой не является - пойду вылезу на физплан, проверю, в чем дело. Не бойся, никто тебя здесь не тронет - этот, блинн, роковой обольститель рану зализывает, а больше некому.
   - Ладно, иди, - разрешаю я. - Мне-то что, я полежу...
   Я не вижу, как он уходит - просто становится чуть холоднее и исчезает то расслабляющее чувство защищенности, которое я и раньше испытывала в его присутствии.
   Отец, значит... Теперь многое становится ясным - и его чересчур пристальное внимание к моим успехам в Ордене, и Академия мировых культур, куда меня засунул именно он, и неудачная попытка помочь в моих завихрениях с Флетчером после Туманного Ожерелья... и посеребренный кинжал, как бы мимоходом подаренный на двадцатилетие... Странно, почему-то я воспринимаю это как должное. Словно всегда в дальнем уголке подсознания хранила информацию о своем настоящем отце, только на поверхность не пускала.
   Темнота. Тишина. Из чувств осталось одно осязание мягкость лисьего меха под спиной, шершавая замша на рукояти меча под ладонью, легкое прикосновение воздуха к лицу. И снова горячая соль на ресницах, которую против моей воли выжимают неотвязные мысли о Флетчере. Даже вытереть нельзя - течет по вискам, заползает в уши... Но руки мои должны оставаться неподвижными, поэтому я закрываю глаза и полностью ухожу в себя. Меня нет. Там, на физплане, я, наверное, в глубокой коме, и лишь по дыханию можно определить, что я жива... ВШепот в Впламени, где горит трава - я еще жива? Я еще жива... Я ЕЩЕ...
   ...а я уже ничего не хочу, мне все равно, и тут хоть головой о стену бейся - не поможет, потому что я не знаю, как вам это объяснить, но я все равно люблю вас всех, как недостижимую мечту, люблю как явление, как вот эти чуть распустившиеся ветки тополя, как отражение неба в воде, как костер в лесу и горные цветы, и даже сказать не могу, как, каждого - за то, что он именно такой и никакой другой, вас, менестрелей, магов, воинов и просто хороших людей, потому что плохих не бывает, и Хозяина, и Флетчера, и Гитранна, и Рысенка - каждого за свое, люблю ваши глаза, голоса, волосы, руки, люблю, как вы смеетесь или грустите, и ваши, только вам присущие словечки, манеру чуть наклонять голову, рассматривать вещи, ваше восприятие этого мира - каждое как цветок редкостной красоты, и как же прекрасно, что все вы такие разные и все же неуловимо схожи в чем-то, чего я не умею понять, я же всего-навсего жрица Скиталицы, делатель грязной работы, а от Светлой во мне ничего нет, я не умею принять ее даров, и от этого еще больнее, потому что я-то лучше всех знаю, как они не вечны, это только первый момент, когда луна ночью, и поляна таволги, и первое несмелое прикосновение, и это до боли прекрасно, а потом накатывает волной Зеленое Пламя, и ты не помнишь себя, и это тоже прекрасно, но это уже не Светлая, и так надо, потому что красотой цветов мы наслаждаемся, но питаемся все-таки плодами, и с этим ничего нельзя поделать, мы же не ангелы небесные и не лаийи, а если задержать это искусственно, то это намного хуже, это бред душных ночей, когда уже не отличаешь того, кого любишь, от собственных иллюзий и удушливой волны, которая не то что не Светлая, а даже не Зеленое Пламя, это ненасытимая пустота, жаждущая воплотиться, и неважно во что, и производят эту хреновину непосредственно в Замке-без-Лица, так что лучше вовремя отвернуться, убежать и забыть, и с каждой встречи снимать только сливки, чем унизить свое хорошее отношение к данному человеку соприкосновением с этим, неназываемым, нет, намного лучше просто смотреть, как спит твой любимый, чинить его рубашку и всей душой желать ему счастья, и это снова прекрасно и снова не Светлая, а пламя-то вот оно, никуда не делось, и ты не выдерживаешь испытания покоем, убегаешь в ночь, не оставив записки и тихо надеясь, что это тихое счастье дождется тебя, ничего с ним не станется, и вот тут-то и ошибаешься, потому что он тоже человек со своими страстями, ты же за это его и полюбила, а ждать во все века было привилегией женщин, никак не наоборот - уж не знаю почему, и ты задыхаешься от собственного бессилия или монотонно вдалбливаешь сама себе, что в одну реку нельзя войти дважды, а что ты вообще можешь во имя этой своей великой любви - кажется, всю кровь бы из себя по капельке дала выпустить, только бы он, зараза, счастлив был, и даешь, и выпускают, потому что работа у тебя такая, потому ты и здесь, что в этом совпадают твои "хочу" и "надо" - вот только с "могу" дело обстоит куда хуже, тебя распнут, а ему от этого не легче, а иногда и просто все по барабану, ибо и у него есть мозги, и он вполне в состоянии додуматься до твоей же философии "вечного танца", и успокаивать себя тем, что все это еще когда-нибудь вернется - а я не хочу когда-нибудь, я хочу здесь и сегодня, но сегодня не получится, потому что миром правит не Светлая, и все, что в твоих силах приблизить ее возрождение еще на волосок, да еще без всякой гарантии, что тебе с этого возрождения хоть что-то обломится, потому что все мы хорошо знаем, что грозит тому, кто убил чудовище и полюбовался на его клад... хрен чего, прости меня, грешную... любовь оборачивается печалью, но становится от этого еще прекрасней... что и остается нам, смертным и не очень, как не утешать себя подобными фразами, а ведь это только те, кого ты хорошо знаешь, а сколько их, тех, кого не знаешь, но не менее достойных, и мимо них приходится проходить, потому что ни к чему отдавать тело, если не в состоянии отдать душу... хотя бы тот юноша в темно-вишневом камзоле, с которым я танцевала на последнем зимнем балу в Башне, у него были светлые волосы, и казалось, что рядом с его одеждой они отливают розовым, я ничего о нем не знала, ни Сути, ни Цели, только то, что он смертный и имя - Рокко, но он учил меня танцевать так, как это делают на его родине - медленно и грациозно, вдвоем, как какой-то необыкновенный ритуал Света, и я была послушной ученицей, сразу сделавшись такой неловкой, а за окном шел снег, и мы кружились на верхней площадке лестницы, и серебристая полутьма обнимала нас... сон, было и прошло, я даже не сказала ему своего имени, но такие воспоминания переполняют память, как чашу, до краев, и когда хлынет через край - какая я ко всем чертям жрица, я просто истеричная дура, которая бьется, как птица в клетке и смеет упрекать Андсиру Властную - зачем она не создала ее улучшенной копией ее в высшей степени благоразумной матушки, ненавижу себя в такие минуты... и выхода нет... И уже не к своей покровительнице взываю, но к Тому, кого не смею мешать в свои дела в бесконечной благости его, с пеной у рта и захлебываясь слезами: дай мне лишь силы перенести все это и не поддаться в минуту помрачения соблазнам Тени! Ибо велико милосердие твое, Господи, а я сто, тысячу раз не святая...
   - ...Истеричка, - хмуро и веско роняет надо мной полузнакомый мужской голос. Ох, боги мои - я и забыла, что в Замкебез-Лица мысли иной раз слышнее слов!
   - Прошу прощения, - отвечаю я устало. - Всего лишь очередной приступ острой жалости к себе. Одно из самых энергетически устойчивых состояний...
   - Так на что Знак Града... - голос осекается. - Прости ради всего святого, я просто не подумал, что ты не можешь его сделать - тебе ведь велено неподвижно лежать?
   - Велено, - подтверждаю я. - Да ладно, я уже почти пришла в себя. Ну действует так на меня этот, мать его, Замок, это место моей слабости...
   Открываю глаза - тусклый розоватый свет откуда-то снизу, больше всего похожий на далекое зарево теплиц или газового факела. Технологический такой свет. И в свете этом надо мной склоняется юноша в темно-красной одежде - что-то вроде облачения неизвестного мне рыцарского ордена. Ветерок, без цели бродящий по залу, слегка шевелит складки синего плаща...
   ...Почему же неизвестного? Алый и синий, небо заката...
   - Значит, это все-таки ты, Линхи, - произношу я, глядя в его рысьи глазищи. - А я-то гадала - кто из двоих, ты или Гэлт? Еще в Эсхаре заподозрила, что именно ты, но с другой стороны, у Гэлта я видела сапфир...
   - Гэлт бабник и хвастун, - отзывается Линхи, осторожно забирая меч из-под моих онемевших ладоней. - И вообще типичный искатель приключений, потому и поддельный сапфир носит для отвода глаз. Все, на что его хватает - подставляться за меня, мне-то как раз лишних приключений совсем не надо. Все довольны, никто не жалуется... Сейчас он мое тело караулит на Вересковой Пустоши.
   - Зачем?
   - А на кой черт оно мне на Техноземле? Дополнительное внимание привлекать? Нет, я отсюда, из Замка, залез в мозги тому парню с гитарой и все организовал. Он там недалеко живет, вот к нему в дом тебя и отнесли, подальше от местных врачей. Не хватало еще с этой, как ее... "Скорой помощью" связываться! Тебе целитель нужен, а не год в гипсе!
   - Это уж точно, - соглашаюсь я. - Что там, снаружи? Я уже в доме?
   - Ага. Лежишь дохленькая на постели, а рядом наш Лорд до менестреля ситуацию доводит, пока я за тобой хожу. Должен же кто-то...
   - Значит, я уже могу встать? - перебиваю я своего Поборника.
   - Знаешь, лучше не стоит, - осторожно возражает тот. - Я в этих вещах не очень разбираюсь, но давай-ка я тебя лучше на руках отсюда вынесу, - он пристраивает меч за спину. Теперь понятно, почему я никак не могла вспомнить - это же тот самый "военный трофей", который достался Линхи в придачу к Многой, и тогда, в Эсхаре, я бросила на него лишь мимолетный взгляд...
   - Смотри, не урони, - вырывается у меня, когда Поборник подхватывает меня на руки.
   - Да в тебе весу, как в котенке. Хотя все-таки для надежности обхвати меня за шею - только осторожно, без резких движений. Вот так...
   Я расслабляюсь в объятиях Линхи - кажется, он несет меня без особых усилий. Еще одно странное свойство Замка - по-моему, каждый здесь может весить столько, сколько посчитает нужным. Шаги моего Поборника размеренны, но совсем не тяжелы. Тусклый свет движется вместе с нами, кое-как освещая дорогу. Не знаю, откуда он берется - вполне может быть, что это материальное воплощение знания Линхи, он ведь уже шел ко мне этими коридорами.
   Ох, дивное место этот Замок! Возможно, некоторые здешние особенности еще послужат нам... если предварительно запинать ногами его владельца.
   - Слушай, - неожиданно заговаривает со мной Линхи, - я, конечно, не имею права спрашивать, но... это правда, что ты дочь нашего Лорда?
   - Он и тебе сказал? - я иронически хмыкаю. - С чего бы это? Приступ запоздалого раскаяния? Так я же ни в чем его не обвиняю...
   - Да нет, не говорил. Просто, когда думал, что я не слышу, склонился над тобой дохлой и шепнул чуть слышно: "Потерпи, доченька, все уже хорошо..." А в чем ты должна его обвинять?
   - Ни в чем, - вздыхаю я. - Я сама только сейчас, в Замке, узнала, что он мой отец. До этого он пять лет молчал, как партизан.
   - Потрясающе, - Линхи осторожно перехватывает меня поудобнее. - Интересно знать, почему...
   - Потому что я Леди Огонь, - коротко бросаю я. - Мне не положено.
   - Потому что так легче узнать, что он наш Лорд? Так это все равно узнается, рано или поздно, такого не скроешь...
   И вот тут меня прорывает всем наболевшим в последние лихорадочные дни, прорывает почище той мысленной истерики:
   - А ты задумывался когда-нибудь, что все Стоящие на Грани Тьмы по сути своей одиноки? Как на подбор - рождаемся от неизвестных отцов, как я, или мать гибнет в родах, или оба родителя попадают в катастрофу, или, наконец, наша в высшей степени благопристойная семья достает нас до такой степени, что мы рвем с ней как только, так сразу и обычно на всю жизнь. Это повторяется из жизни в жизнь с такой регулярностью, что можно уже с полным сознанием дела говорить об этом как о НОРМЕ для Братства. Так полагается!
   - Может, ты и права, - отзывается Линхи. - У меня просто нет такой статистики - между нами, мужиками, как-то не принято на этом заостряться, а из Жриц я знаю тебя да Ярри.
   - Так вот тебе статистика, если хочешь. Начну с себя, любимой: до этой жизни у меня было три, в которых была возможна инициация. Жизнь первая: единственная дочь в семье, заброшенный замок в горах, мать, естественно, не пережила моего рождения, отец повредил позвоночник и тоже не зажился на свете. В двадцать один - полный разрыв со всем окружением детства. Номер второй: семья бродячих артистов, уже к четырнадцати годам круглая сирота. Что характерно, в той жизни я своих предков нежно любила. Наконец, дубль третий: мать, исключительно благоразумная дама с огромными деньжищами, рождает меня через искусственное оплодотворение и в дальнейшем делает все, чтобы я слиняла от нее в шестнадцать лет. Про теперешнюю жизнь ты знаешь, так что повторяться не стану.
   - У меня было почти так же, но я привык считать, что это производная от моего скверного характера...
   - Хорошо. У Таолла характер скверный?
   - Скажешь тоже! Таолл чуть ли не самый положительный из нас!
   - Вот тебе та его жизнь, когда произошла инициация прямо-таки вариант легенды о короле Артуре. Кто его отец, толком не знала сама матушка; вскоре после рождения взят на воспитание добрыми людьми, от приемной матери сбежал в те же шестнадцать по совершенно левым причинам. К тому же трижды любил - и ни с одной из трех даже близок не был. А взять наших Жриц: Лайгалдэ отнята у матери десяти лет, а потом и вовсе жила в чужом теле; Тали в пять лет осталась без матери, в двенадцать - без последнего близкого человека из семьи, в тринадцать ушла к черту на рога по Закону Истока; Орэллан...
   - А Ярри в той инкарнации, где я был ее сыном, перебивает Линхи, - тоже об отце и понятия не имела, мать потеряла в год, а в двадцать была изгнана своим кланом...