Мерфи Маргарет. Изгои

   Детектив Рейд получил задание проверить все телефонные номера, по которым Грейс звонила с мобильника незадолго до смерти. Он поговорил с ее коллегами. Все они были потрясены случившимся, и никто не знал, почему доктор Чэндлер оказалась в последний день жизни у Натальи Сремач.
   Но один номер, который он только что получил для проверки, отличался от остальных. Во-первых, он был наспех написан толстым черным маркером на обороте письма, обнаруженного в сумочке доктора Чэндлер. Во-вторых, этот лист был не чем иным, как рекомендательным письмом Натальи, датированным девяносто седьмым годом.
   Рейд постарался хоть немного смягчить свой акцент.
   – Хилари Ярроп? – начал он.
   – С кем я говорю?
   – Полиция Мерсисайда, мисс Ярроп, – ответил Рейд. – Простите, что так поздно, но это срочно.
   – О боже! Наталья?
   – Наталья – это кто? – спросил Рейд. Их задачей было получать, а не распространять информацию.
   – Сремач, – уточнила мисс Ярроп. – Доктор Чэндлер сказала, что она беспокоится за нее. С ней что-то случилось?
   – Она пропала, мэм.
   – Да простит меня Господь, – прошептала она. – Боюсь, я не смогу быть вам полезной.
   Рейд сказал ей несколько успокаивающих слов и спросил, нет ли у нее информации, которая могла помочь следствию.
   – Говорила ли доктор Чэндлер что-нибудь… необычное?
   Мисс Ярроп, похоже, сильно разнервничалась:
   – Извините, я не думаю, что я… – Она неожиданно замолчала, и Рейд даже решил, что связь прервалась.
   – Мэм? – позвал он. – Мисс Ярроп?
   – Я только что вспомнила, что описание Натальи доктором Чэндлер не соответствовало моим воспоминаниям о ней.
   – Да? – У Рейда появилось предчувствие успеха.
   – Видите ли, доктор Чэндлер назвала Наталью юной и беззащитной. А Наталье Сремач было уже больше тридцати, когда она прибыла в Великобританию. Сейчас ей должно быть за тридцать пять.
   – Вы уверены в этом? – уточнил Рейд.
   – Конечно же, уверена! – В голосе женщины послышались властные нотки. – Я с ней работала. Я писала ей рекомендацию, когда ее направили в Ливерпуль работать переводчиком. Я прекрасно знаю Наталью Сремач.
   – Это действительно полезно для нас, мадам, – сказал Рейд. – У вас есть ее фотография?
   – Конечно, но… – В голосе прозвучало сомнение. – Я не знаю, как далеко сейчас упрятаны наши архивы…
   Рейд заволновался.
   – … но я думаю, что смогу переснять фото с опросного листа, с которым прибыла Наталья. – Мисс Ярроп наконец созрела для сотрудничества с полицией. – Вас это устроит?
   Он задержал дыхание:
   – Может, пришлете нам копию по факсу?
   – Я могу отсканировать фотографию и прислать по электронной почте, согласны?
   Детектив Рейд простоял над компьютером минут пятнадцать, ожидая почты. Результат оказался ошеломляющим. Женщина, которую знали как Наталью Сремач, ничем не напоминала женщину на снимке, с которой в девяностые годы работала мисс Ярроп.
   Солиситора доставили два офицера, детективы Дэвис и Маккей. Дэвис был постарше и имел измученный вид человека, разочаровавшегося в жизни. Маккею еще не было тридцати. При своих пяти футах семи дюймах в былые, более строгие времена, он не прошел бы в полицию по росту.
   Фостер представился. У Маккея было крепкое рукопожатие, и смотрел он прямо в глаза. Он был коренаст, но лишний вес, который он таскал, целиком составляли мускулы, и Фостер не сомневался, что этот человек в случае необходимости справился бы с целой толпой.
   Они расписались за доставку Капстика, и того повели в камеру.
   – Кофе? – шепотом предложил детективам Фостер.
   – Я собираюсь в гостиницу, – обернулся к напарнику Дэвис. – Не знаю как ты, а я чертовски измотан.
   – Двигай, – сказал ему Маккей. – Формальности я улажу.
   Они прошли в столовую, где Маккей взял в автомате сандвич с говядиной, после чего Фостер предложил ему пройти в помещение отдела.
   – Там мы можем попить настоящего кофе. В этих автоматах сущее пойло.
   Маккей улыбнулся.
   Фостер налил ему кофе, и они сели за свободный стол. Хотя было уже поздно, здесь еще находился народ: вечерняя смена да два-три офицера, стремящихся произвести впечатление на начальство.
   – Что расскажешь? – спросил Фостер. Ему еще больно было разговаривать, и он, сглотнув, слегка передернулся.
   Маккей посмотрел на синяки на его шее, потом снова на лицо, но промолчал. Он сделал большой глоток:
   – Он ведет себя очень осмотрительно, так что не ждите многого от профессионального солиситора, ты понял? – Маккей слегка картавил, но Фостер не назвал бы этот ходячий танк неотесанной деревенщиной. Маккей был очень коротко пострижен и носил в ухе серьгу-гвоздик. – Я наводил справки в одной из благотворительных организаций – неофициально. С мистером Капстиком не очень любят работать, считают его слегка двинутым.
   – Это почему же? – спросил Фостер.
   – Затягивает сроки, ничего не делает вовремя. Они уже устали ему выговаривать.
   Фостер поднял брови.
   – Я полагаю, у тебя имеется собственное мнение, – сказал Маккей.
   – Мы получили информацию, что кто-то из ваших краев продает документы о предоставлении вида на жительство.
   Маккей присвистнул:
   – Это связано с вашими убийствами?
   – Может быть.
   Маккей теребил мочку уха с серьгой:
   – У нас в этом бизнесе задействованы этнические преступные группировки. Китайцы сговариваются с китайцами, косовары берут восточных европейцев, в основном женщин для секс-торговли, мужчин реже.
   – На данный момент установлены личности только афганской девушки, иранца и литовца, – сказал Фостер. Он не назвал Араша Такваи, поскольку не было точно известно, был ли он убит и связан ли с этим расследованием.
   – Да, интернационал, – заметил Маккей. – Это не моя территория, но мне кажется, я мог бы помочь.
   – Ты, должно быть, хочешь упомянуть Лекса Джордана, а вдруг это всколыхнет воспоминания, – предположил Фостер. – Но нам бы не хотелось, чтобы он запаниковал и замолчал как рыба.
   – Не переживай. Я осторожно.
   Допрос солиситора начался в одиннадцать двадцать вечера. Слегка взволнованная Харт прибыла чуть позже, как раз ко времени, когда Фостер провел официальное представление и идентификацию голосов на пленке.
   На мистере Капстике был солидный костюм, и, хотя согласно правилам галстук конфисковали, он был одет элегантно вплоть до мелочей. Аристократические манеры слегка не вязались с его невысоким росточком и лицом подростка.
   На днях в комнате произвели косметический ремонт: уничтожили въевшийся двадцатилетний запах табака, перекрасили стены, даже стол для проведения допросов был отшлифован и покрыт лаком.
   Фостер предъявил Капстику несколько писем – каждое в отдельном пластиковом файле.
   – Вы можете опознать подпись под этими письмами, мистер Капстик?
   Капстик взглянул на них:
   – Это мои подписи.
   Фостер пробубнил в микрофон, что письма адресованы мистеру Арашу Такваи, мисс Софии Хабиб, мистеру Зарифу Махмуду и мистеру Якубасу Пятраускасу.
   – Вы это подтверждаете? – спросил он.
   – Да. – Капстика начинал раздражать бюрократический стиль допроса.
   – Каждое из этих писем является кратким изложением отказа в просьбе о предоставлении убежища. Это действительно так?
   – Да. – Капстик притворно ухмыльнулся. – Только не изображайте переживаний по поводу отклоненных заявлений, сержант.
   Фостер прищурился и зло улыбнулся в ответ. Порой язвительные допрашиваемые задевали его больше, чем допрашиваемые вспыльчивые.
   – Не могли бы вы подтвердить, сэр, для видеозаписи, что эти письма содержат изложение отказа в предоставлении убежища?
   Капстик вздохнул, наклонился, тщательно рассмотрел письма в файлах:
   – Да, каждому из упомянутых людей было отказано в предоставлении убежища.
   – Да нет, сэр, – возразил Фостер. – Не было. – Он подождал реакции, но ничего не заметил кроме того, что солиситор высокомерно вздернул брови. – Иммиграционная служба подтвердила, что мисс Хабиб, мистер Пятраускас и мистер Такваи – все получили постоянный вид на жительство, дающий им право находиться в Соединенном Королевстве неограниченное время. Решение по мистеру Махмуду еще не вынесено окончательно, но иммиграционные власти заверяют, что они, цитирую, «благосклонно смотрят на это заявление».
   Капстик округлил глаза:
   – Если бы вы вели дела с иммиграционными властями столько же лет, сколько я, сержант, то вы бы знали, что они постоянно все путают: отказывают не тем людям, не тем предоставляют статус, письма посылают по неверным адресам либо не отсылают совсем. – Он сделал паузу, чтобы картинно содрогнуться. – Это жуткий бедлам.
   – Из которого вы, однако, извлекаете выгоду для себя, – заметила Харт.
   Адвокат Капстика начал протестовать, но Фостер не обратил на это внимания и положил две фотографии на стол перед солиситором:
   – Араш Такваи пропал. Этот человек… – он постучал по фото самозванца, – выдает себя за мистера Такваи.
   Он успел увидеть мгновенно промелькнувшую искру беспокойства. Мистер Капстик стал тщательно изучать фотографии. Когда он поднял глаза на двух детективов, в них светилось веселое презрение.
   – Вот эта, – сказал он и швырнул фото Араша через стол, – похоже, сделана в фотобудке. А эта… сделана на улице. Кем? – Не дождавшись ответа Фостера, он закончил: – Вам следовало бы лучше подготовиться, сержант.
   Ничуть не смутившийся Фостер положил на стол фотографию жертвы поджога.
   – Зариф Махмуд, – сказал он. – Убит. Сгорел во время пожара. – Рядом положил фото Якубаса. – Якубас Пятраускас. Заколот ножом. – На столе появился снимок Софии. – Первая жертва. Мисс Хабиб. Ей было семнадцать лет. – Он положил еще две фотографии. Одна – улыбающейся женщины на вечеринке. – Наталья Сремач, – сказал он. Затем указал на вторую фотографию. – А эта женщина присвоила ее удостоверение личности в девяносто седьмом году. Вчера она была похищена из своей квартиры. Вы не знаете, где здесь настоящая Наталья Сремач?
   Мистер Капстик, может, и был опытным солиситором, но опыта допросов в процессе уголовного расследования у него не было. Он положил ногу на ногу и откинулся на стуле, пытаясь изобразить высокомерное презрение. У него почти получилось, но тут он неожиданно для себя нервно облизнул губы.
   – Фотография мисс Сремач была предоставлена ее коллегой по работе, – сказала Харт. – Мы попросили ее проверить некоторые детали. У нас возникло одно интересное предположение. Угадайте, кто был солиситором мисс Сремач в те годы? – Она дала ему время для ответа, но Капстик потерял дар речи. – Это были вы, мистер Капстик.
   Фостер напрягся. Харт привела решающий довод, и ему пришлось закусить губу, чтобы не улыбнуться.
   – Люди отличаются тем, что чаще исчезают, чем торчат дома, – сказал Капстик.
   Харт доверительно поделилась:
   – Мы знаем. Мы же детективы.
   – Но непонятно, почему их документы оказываются у других беженцев, – вступил Фостер.
   – Домыслы. – Лицо Капстика покраснело, он вспотел, но голос был невозмутимым – он будет отлично звучать в записи.
   – У нас есть фотография настоящей мисс Сремач, – сказал Фостер, – и надежный свидетель. У нас в базе имеется образец ДНК мистера Махмуда. Полагаю, мы разыщем человека с его документами и попросим сдать анализы. Как вы считаете, мы получим соответствие?
   Глаза Капстика перебегали с Фостера на Харт. Вдруг он резко повернулся и начал шептаться с адвокатом.
   – Мистер Капстик консультируется со своим адвокатом, – сказал в микрофон Фостер, стремясь помешать им. Это сработало.
   Капстик оглянулся на него, адвокат потребовал объявить перерыв, и допрос был отложен до четверти первого ночи.
   – Когда ты успела откопать, что Капстик был солиситором Натальи? – спросил Фостер.
   – Рейд сообщил как раз перед допросом. Я пыталась тебя поймать, но…
   – Не извиняйся. Стоило только посмотреть на его лицо. Я бы тебя расцеловал, да боюсь, что ты мне добавишь синяков.
   Она засмеялась:
   – Может, да, а может, и нет.

Глава 43

   Ночью поток машин иссякает, и все звуки и запахи, которые днем скрадывались шумом и выхлопными газами, с наступлением темноты становятся резче. Цвета переходят в серый и черный, а крики парней в пивной становятся громче, поскольку у ночного воздуха особые свойства. Джордан любил слушать эхо шагов по холодной мостовой, шум дождевой воды – звуки потаенные и загадочные.
   Он разглядывал девушек, ярких и хрупких, как бабочки, дрожащих от холода в очередях в ночные клубы. Когда он был ребенком, мама ему говорила, что утонченные ароматы хранятся в склянках с изображением цветов, но так же пахли эти девушки в дорогих шмотках, запах тянулся за ними как тонкий шлейф тумана зимней ночью. Такими вечерами, как этот, после дождя, когда воздух чист и прозрачен, он мог оставить машину дома и пройтись пешком – с обходом, чтобы его девочки не расслаблялись. Вот будет им сюрприз, ведь они ожидают его на «мерсе»! Ему нравилось видеть перепуганные лица, расширенные от страха глаза, паническую попытку изобразить рвение. Он застукал двух, бездельничающих в портале, – они курили одну сигарету на двоих. Сначала с удовольствием посмотрел на спектакль «Ой-Блин-Он-Здесь!» Затем сам устроил маленькое шоу: рванул им с плеч пальто и спустил их вниз по ступеням сверкать сиськами перед автомобилистами.
   Он разделил сладкую парочку, переставив одну к пабу на углу Пилгрим-стрит и Маунт-стрит. Как раз начиналось время вышибал, очень подходящее для девочек, – подбирать выставленных из пабов плохо стоящих на ногах «путешественников». Перед тем как уйти, он напомнил ей о том, что она обязана работать, а не растрачивать удобное секс-время. Не слишком сильно – так, чуть-чуть. У него были строгие правила, и девочки знали, что лучше им следовать, чем потом замазывать синяки.
   На Хаскиссон-стрит он увидел Лею, влезающую в «даймлер». Та нервно улыбнулась ему, будто говоря: «Видишь, Лекс, я стараюсь». Он поговорит с ней отдельно. Потому что все, о чем она думает, – это как засадить следующую дозу крэка. Чтобы работалось, достаточно таблетки экстази. Можно даже немного травы, чтобы успокоиться после тяжких трудов. Но никакого героина-кокаина! Игла оставляет уродливые следы, а кокаин так хреново бьет, что барышня теряет остатки самоуважения. Для девицы на крэке одна дорога – вниз. Хуже того, это уменьшает его прибыль!
   Англиканский собор возвышался впереди, подсвеченный розоватыми прожекторами рампы, создавая сценический задник для девочек, выстроившихся напоказ у перил ограждения на противоположной стороне улицы. Некоторые из них работали на него, другие были, так сказать, свободные художницы. Он пересчитал своих девиц: четыре, и все на посту. Этих уже оповестили. Видимо, кто-то из проституток позвонил по мобильнику – печальная сторона технической революции.
   Кустарник с другой стороны ограждения был в прошлом году вырублен. Сейчас там только бетонный уступ в три фута шириной, круто обрывающийся вниз к кладбищу и саду. Ветер дул порывами, облака то закрывали, то открывали луну. Внизу, в темноте садов, он слышал трескотню скворцов, устраивающихся на ночлег на деревьях.
   Его порадовало, как обернулось дельце с Петерингтонами. Если бы на его пути встречались только такие слабаки, свой первый миллион он сделал бы еще до тридцати лет. Несомненно, афера с иммигрантами грозила обернуться головной болью, но он считал, что все будет в порядке, потому что научил Рикмена держаться подальше от своего бизнеса. Жестокий урок, но только такой и запоминается. Хотя, конечно, его репутация пострадала, когда Рикмен ввалился к нему домой и рылся в вещах.
   Новая деваха Джордана уже было попривыкла, но после визита Рикмена стала мрачной и угрюмой. Будто он собирается заставить ее продавать свою задницу на панели! У него с ней были связаны другие планы – девушка сопровождения. Это первый шаг в элитные проститутки – гостиничный бизнес, органы власти. Новое тысячелетие повеяло в городе оптимизмом: грандиозные проекты реконструкции, новые деньги, возрождение городской жизни. Джордан вовсе не собирался остаться за бортом. Внезапно разозлившись, он решил: «Да пошла она! Не хочет попробовать светского общества, пусть трясет задницей на панели». Приняв решение, он сразу развеселился.
   Он пересек улицу, наслаждаясь произведенным переполохом, неожиданным всплеском активности – девицы стремились произвести на него впечатление. Он побеседовал с каждой из них, забрал деньги у двух, намереваясь проверить еще Дезире, до того как вернется домой. Джордан остановился, принюхиваясь, – он учуял сигаретный дым. Странно: ни у одной из девиц нет в руках сигареты. Он огляделся вокруг. Может, в тени клиент, дожидается, когда он уйдет. Холодной ночью запахи слышны за сотню ярдов. Он пожал плечами, дружески полапал ближайшую девушку и пошел к перекрестку.
   Прямо перед ним появилась крыса, протаскивая свое жирное тело между прутьями ограждения. Одна из девиц взвизгнула, увидев ее, грязно выругалась и пошла костерить и ночь, и город, и всю эту жизнь, сталкивающую ее с крысами и всякой двуногой падалью. Тварь же, сдается, была равнодушна к шуму – она двигалась медленно, обнюхивая землю, как собака, идущая по следу. Наконец пересекла проезжую часть и исчезла в люке канализации.
   Двое из наружки появились на Хаскиссон-стрит, когда Джордан повернул за угол на Аппер– Дюк-стрит. Они шли под ручку, как самая обычная парочка. Одна девица из озорства крикнула:
   – Молодой человек, не хотите получить удовольствие?
   Но остальные, поскольку Джордан уже не мог их видеть, съежились от холода и переминались с ноги на ногу.
   Парочка продолжала идти, тихо разговаривая. Имитируя приятную беседу, они давали инструкции остальным четверым членам команды, следующим за ними в машине. Те на пару минут отстали: им пришлось сделать небольшой крюк.
   Джордан никак не мог отыскать ее глазами. Обзор закрывал рекламный щит, но она обязана была двигаться. Если бы она ходила, он бы увидел. Или она опять уселась и сидит? Сколько раз он ей твердил: хочешь сделать большие бабки – шевелись. Для него это означало делать обходы, проверяя девочек, следя, чтобы его торговцы наркотой снимали не слишком много сливок, пробуя товар, который они должны продавать. А для девочек – двигаться, рекламируя свой «товар», показывать себя для большей выгоды, которую не получишь, сидя на своей отвислой жопе под навесом задроченной автобусной остановки.
   Джордан почувствовал очередной прилив праведного гнева. Дезире, по всему видать, опять созрела для хорошей взбучки! В прошлый раз поучить ее как следует ему помешал Рикмен. Джордан не больно-то любил вспоминать тот вечер, хотя он и добился ясности в вопросе, кто здесь босс, благодаря несчастной малышке Софии. Иногда ему казалось, что Дезире смотрит на него так, будто выжидает удобный момент для мести. За это-то он и выставил ее на панель в первых рядах. Как можно спать в собственной постели с бабой, если она на тебя так смотрит?
   Подойдя ближе, он убедился, что автобусная остановка пуста. Может, она все-таки работает? Он почувствовал себя обманутым. Слабый шум из сада внизу. То ли затрудненное дыхание, то ли восклицание. Кладбище было одним из излюбленных траходромов Дезире.
   – Ну что ты будешь делать… – огорченно пробормотал он.
   Ленивая корова и в самом деле работала.
   Он уже собрался перейти дорогу и отправиться домой, но тут ему будто в голову ударило: кто-то выбалтывает сплетни про него и Софию, вспомнил он. Его адвокат не смог разузнать, кто стучит копам. Это должна быть одна из девок, точно кто-то из них. Ну а кто кудахтал над Софией как старая квочка? И кто смотрел на него так, будто он кусок вырезки – хоть сейчас на сковородку?!
   – Сука! – прорычал он.
   Это случалось время от времени – на него накатывало бешенство, клокоча как каша в горшке. Он не собирался с этим бороться, потому что выброс агрессии доставлял ему истинное наслаждение. Дезире напросилась. Пора ее отходить как следует. Страшная улыбка мрачно осветила его лицо.
   Он стоял у самых перил. Увидел охранника собора, который болтал по своей рации, просматривая газеты. Джордан скользнул налево, следуя изгибу стены. Луна появилась из-за облаков, и он мог видеть трещины тротуара, круто спускающегося вниз. Примерно через десять ярдов чернела арка – вход в туннель под откосом. По всей длине туннеля до самого сада по обеим стенам тянулась вереница надгробий.
   Для нее было бы лучше трахаться с каким-нибудь пьянчугой, когда он ее найдет. Он неоднократно предупреждал ее насчет курения на работе. «По-моему, ты вообразила себя Оливией Ньютон-Джон, строящей глазки Джону Траволте в мюзикле «Бриолин», – говорил он ей. – А ведь ты всего лишь старая шлюха».
   Он ступал осторожно, зная, как туннель усиливает звук, – не хотел, чтобы эта змея ускользнула через калитку в дальнем конце сада. Последний пролет он шел на ощупь, ориентируясь по камням надгробий, неровным и холодным под пальцами, натыкаясь на херувимов и розовые бутоны, раз даже на молящегося ангела. Здесь лежали старые морские капитаны и акулы бизнеса, их молодые жены, умершие при родах. Особенных людей хоронили в особенном месте – на соборном погосте, думал Джордан. Но не настолько особенных, чтобы тебя не могли выкопать или спьяну не уделать надгробную плиту.
   В конце туннеля – остатки старого кладбища: несколько старинных крестов и надгробных плит. Слева плющ, цепляющийся за стену, все ниши заложены кирпичом от бродяг, наркоманов и проституток. Справа крутой обрыв и громада собора.
   Собор возвышался над городом и, подсвеченный прожекторами, был виден издалека: его силуэт хорошо просматривался даже из-за реки Мерси, с расстояния в пятнадцать миль. Но здесь, в глубине сада, теперь, когда луна скрылась за облаками, было темно. Темнота была такой, что немногое, что Джордан смог разглядеть, казалось зернистым, как на снимке, сделанном дешевым фотоаппаратом: бледный купол мавзолея Хаскиссона, ряд георгианских домов, возвышавшихся неподалеку, да, пожалуй, и все.
   Он стоял неподвижно у туннеля, дожидаясь вспышки сигареты либо отблеска на лице или одежде Дезире. Слабый хруст. Он быстро глянул направо, налево, стремясь боковым зрением засечь движение. Ничего. В это время опять вышла луна, и он увидел Дезире прямо перед собой в десяти ярдах, на дорожке. Пальто было расстегнуто, и лунный свет придавал ее коже голубоватый оттенок, так что она казалась полумертвой, хотя он ее еще и пальцем не тронул.
   Сова издала пронзительный крик.
   – Твою мать! – вздрогнул Джордан и шагнул к Дезире.
   Позади него высокая фигура вышла из тени масонского памятника. Человек поднял руку, подождал, пока Джордан обернется и увидит его, и тогда выстрелил. Дважды. В голову и сердце.
   Джордан упал.
   Шаги сверху. Крики. Скворцы взлетели тучей, закружились над ними, переполошенные криками и свистками.
   Мужчина схватил Дезире, подталкивая ее, выдохнул:
   – Сюда!
   Второй мужчина нагнал их уже на дорожке.
   – Копы? – с тревогой спросил он.
   Первый кивнул.
   На улице над ними двое полицейских, изображавших влюбленную парочку, быстро запросили по рации помощь и побежали к собору. Из кирпичной будки выскочил охранник.
   – Полиция! – крикнула женщина. – Сохраняйте спокойствие!
   Две машины с визгом вылетели на Хоуп-стрит, затем левым поворотом ушли на Аппер-Дюк-стрит и, натужно ревя моторами, полезли в гору к соборной площади.
   На месте происшествия первый офицер смотрел в зев туннеля.
   – Из туннеля есть выход? – спросила у охранника женщина-полицейский.
   Он поднял оконную раму и махнул наверх:
   – На Сент-Джеймс-стрит.
   Первая машина развернулась и помчалась туда.
   Полицейский-мужчина запросил отряд. Посмотрел на напарницу:
   – Без подмоги мы их упустим.
   Дезире бежала по дорожке. Тени пробегали по ее лицу, как рваные облака по диску луны. Она спотыкалась в темноте, сквозь рыдания слышала приближающийся вой полицейских сирен. Это за ней.
   Мужчины, обогнавшие ее, куда-то подевались. Она это скорее чувствовала, чем видела, потому что исчезло ощущение надежного мужского присутствия рядом. Она слышала, как они полезли вверх по склону справа. В этом конце сада склон был не такой крутой, поросший деревцами и кустарником. Она продолжала бежать, направляясь к высоким железным воротам и свободе. Когда уже повернула по дорожке, на стоянку перед воротами вылетела машина.
   Выругавшись, Дезире сменила направление, оступилась и попала в грязь. Она бросилась вправо и стала карабкаться вверх по склону, скользя по грязи, цепляясь за ветки деревьев и плети плюща. Грязь набилась под ногти и между пальцами ног – она потеряла туфли.
   Послышались лязг и ровное гудение, из-за купола собора показался полицейский вертолет и пошел над садом. В свете его прожектора тени стали резче. Дезире оглянулась.
   На склоне один из бандитов попал в луч прожектора. Перекрывая шум лопастей, сверху раздался усиленный мегафоном голос:
   – Оставайтесь на месте! Поднимите руки!
   Мужчина выстрелил, и вертолет ушел в сторону. Стрелок потерял равновесие и быстро заскользил вниз по склону, гоня перед собой камешки.