Тибетцы разбежались в разные стороны, а самолет, оторвавшись от земли, направился к ближайшим горным хребтам.
Их даже не пытались преследовать. Вот уже и Лхасская долина позади, они летят над бесконечными тибетскими горами. Но ни один реактивный самолет или вертолет не преградил им путь.
Когда кончилась зона лесов, Кула, оторвавшись от своих приборов, крикнул:
– Я высажу всех вас в Индии.
– А сам-то ты что будешь делать?
– Мы с Лобсангом будем продолжать поиски бунджи.
– Что?!
– В момент своей смерти, – глухо проговорил Лобсанг, – дух бунджи-ламы вошел в тело ребенка. Этого ребенка нам и предстоит найти. На мне, как на последнем из Безымянных Почитателей, Провидящих Свет Во Тьме, лежит обязанность найти новое тело бунджи и водворить его на Львиный трон.
– А я буду помогать ему, ибо Болдбатор Хан объявил, что Китай должен предоставить Тибету свободу, – объяснил Кула.
– Я тоже буду помогать, – вызвался Бумба Фун.
– Я не буду путешествовать вместе с кхампой, – поклялся Кула.
– Простой лошадник-монгол никогда не сможет отыскать бунджи, – заявил Бумба Фун.
– Вы никогда не прекращаете поиски? – удивленно пробормотал Римо.
– Мы буддисты, – хмыкнул Кула. – Нам только надо быть в назначенный час в назначенном месте, и этого уже достаточно, чтобы нас осенили великая слава и добродетель.
– Похоже, у вас все будущее распланировано, – заключил Римо и приблизился к Чиуну, который расположился в самом хвосте самолета.
– Ну и достанется же тебе от Смита! – предостерег он мастера.
– Предоставляю тебе все полномочия для дачи официальных объяснений. От имени рода Синанджу, – махнул рукой Чиун. – Можешь говорить все что заблагорассудится.
– Но я ничего не знаю! – запротестовал Римо.
– По крайней мере ты признаешь, что ничего не знаешь, – буркнул учитель.
Они молча уставились в иллюминатор, глядя, как под крыльями самолета разворачивается бесконечно огромный Тибет.
– Итак, – чуть погодя спросил Римо, – кто такой этот Гонпо Джигме?
– Я объясню тебе, когда мы покинем Тибет, – обронил Чиун, чуть ли не уткнувшись лицом в стекло. – Но не раньше.
– Почему не сейчас?
– Позже объясню и это.
До самого конца полета Уильямс не мог вытянуть из Чиуна ни слова. Странно, очень странно!
Но не менее странно выглядел и пейзаж внизу. Он казался чрезвычайно знакомым. Особенно одна круглая горная вершина около индийской границы. Поверхность ее разрезала глубокая впадина. Римо глаз не мог от нее оторвать – настолько знакомой казалась ему эта впадина!
После того как горная вершина скрылась из виду, Чиун окинул своего ученика каким-то непривычным взглядом. И тут же отвернулся.
Глава 39
Эпилог
Их даже не пытались преследовать. Вот уже и Лхасская долина позади, они летят над бесконечными тибетскими горами. Но ни один реактивный самолет или вертолет не преградил им путь.
Когда кончилась зона лесов, Кула, оторвавшись от своих приборов, крикнул:
– Я высажу всех вас в Индии.
– А сам-то ты что будешь делать?
– Мы с Лобсангом будем продолжать поиски бунджи.
– Что?!
– В момент своей смерти, – глухо проговорил Лобсанг, – дух бунджи-ламы вошел в тело ребенка. Этого ребенка нам и предстоит найти. На мне, как на последнем из Безымянных Почитателей, Провидящих Свет Во Тьме, лежит обязанность найти новое тело бунджи и водворить его на Львиный трон.
– А я буду помогать ему, ибо Болдбатор Хан объявил, что Китай должен предоставить Тибету свободу, – объяснил Кула.
– Я тоже буду помогать, – вызвался Бумба Фун.
– Я не буду путешествовать вместе с кхампой, – поклялся Кула.
– Простой лошадник-монгол никогда не сможет отыскать бунджи, – заявил Бумба Фун.
– Вы никогда не прекращаете поиски? – удивленно пробормотал Римо.
– Мы буддисты, – хмыкнул Кула. – Нам только надо быть в назначенный час в назначенном месте, и этого уже достаточно, чтобы нас осенили великая слава и добродетель.
– Похоже, у вас все будущее распланировано, – заключил Римо и приблизился к Чиуну, который расположился в самом хвосте самолета.
– Ну и достанется же тебе от Смита! – предостерег он мастера.
– Предоставляю тебе все полномочия для дачи официальных объяснений. От имени рода Синанджу, – махнул рукой Чиун. – Можешь говорить все что заблагорассудится.
– Но я ничего не знаю! – запротестовал Римо.
– По крайней мере ты признаешь, что ничего не знаешь, – буркнул учитель.
Они молча уставились в иллюминатор, глядя, как под крыльями самолета разворачивается бесконечно огромный Тибет.
– Итак, – чуть погодя спросил Римо, – кто такой этот Гонпо Джигме?
– Я объясню тебе, когда мы покинем Тибет, – обронил Чиун, чуть ли не уткнувшись лицом в стекло. – Но не раньше.
– Почему не сейчас?
– Позже объясню и это.
До самого конца полета Уильямс не мог вытянуть из Чиуна ни слова. Странно, очень странно!
Но не менее странно выглядел и пейзаж внизу. Он казался чрезвычайно знакомым. Особенно одна круглая горная вершина около индийской границы. Поверхность ее разрезала глубокая впадина. Римо глаз не мог от нее оторвать – настолько знакомой казалась ему эта впадина!
После того как горная вершина скрылась из виду, Чиун окинул своего ученика каким-то непривычным взглядом. И тут же отвернулся.
Глава 39
Через три дня Римо Уильямс уже говорил по телефону с Харолдом В. Смитом из своей массачусетсской квартиры.
– Президент наконец успокоился, – сообщил Смит.
– Вы хотите сказать, Первая леди успокоилась, – поправил Римо.
– Кризис как будто предотвращен. Китайцы пытались обвинить Вашингтон во вмешательстве в их внутренние дела, но когда Президент указал, что Скуирелли Чикейн, которая формально была гостьей Пекина, погибла при весьма подозрительных обстоятельствах, они сразу же сбавили тон.
– Ну и что?
– Очаги тибетского сопротивления подавлены. Проведены массовые казни. Жертвой одной из них, к сожалению, пал наш доверенный человек в Лхасе – Бумба Фун.
– На родине у него много тезок.
– Хорошо, что этот инцидент не перерос в открытое восстание, – сказал Смит.
– Этого и не произошло бы, – пожал плечами Римо. – Убеждения не позволяют тибетцам сражаться. Пока их убеждения не изменятся, они так и останутся под китайским игом.
– А вы выяснили, почему Чиун вмешался в тибетские дела?
– Нет. Он на этот счет помалкивает. И всю вину за неудачу взваливает на меня.
– Дело обстоит как раз наоборот, – возразил Смит. – Ваше своевременное прибытие спасло нас от вероятности развития событий по одному из наихудших сценариев.
– Скажите об этом наследникам Скуирелли Чикейн.
– Как я понимаю, их наняли консультантами для постановки нового фильма, основанного на ее... довольно яркой жизни, – сухо отозвался Смит.
– Я подожду видеоварианта, – сказал Римо. – Да, кстати, я нашел на пленке тот эпизод из «Шоу Пупи Серебряной Рыбки», с которого и заварилась вся эта каша. Эпизод старый. Видимо, ожидая приезда Лобсанга, Чиун... – Вдруг резко переменив тему Римо спросил: – Вы не нашли ничего в своих компьютерах относительно имени, о котором я вас спрашивал?
– Гонпо Джигме?
– Да.
– К сожалению, нет. Имя тибетское. А в моей базе данных нет никаких сведений об этом экзотическом языке.
– Чиун обещал мне объяснить, что оно означает это имя, но до сих пор увиливает от ответа. И самое странное – почему Тибет показался мне таким знакомым? Ведь я никогда в жизни там не был.
– Дежа вю, – обронил Смит.
– Что?
– Обычная иллюзия. Люди, встретив нового человека или попав в новое место, иногда испытывают ложное чувство узнавания. Бихевиористы считают, например, что это явление могут вызывать определенные запахи, связанные с прошлым человека. Мозг вспоминает только запах, но в глубине души человек убежден, что вспоминает это место, где витал этот запах.
– Ну, что до Тибета, его запахи совершенно специфические, не похожие ни на какие другие, – мрачно хмыкнул Римо.
Внизу хлопнула дверь.
– Чиун вернулся, – бросил Уильямс. – Побегу встречу.
Положив телефонную трубку, Римо сбежал вниз по лестнице, чтобы встретить мастера Синанджу у самой двери. В руках старый кореец держал бумажный пакет – ошибки быть не могло: оттуда пахло свежей рыбой.
– Боже! – воскликнул Римо, принимая пакет.
– Пикши не было, – пожал плечами Чиун, закрывая дверь. – Насколько я помню, сегодня твоя очередь готовить.
– Но ведь я только что готовил! – возмутился Римо, когда они вошли на кухню.
– В прошлый раз твоя стряпня была неудачной. Утка получилась слишком жирной, а рис явно не доварился. Сегодня вечером тебе придется исправить былые ошибки.
– Ответь наконец на мои вопросы, и я с удовольствием приготовлю тебе ужин.
– Мне плевать, готовишь ты с удовольствием или неохотно, лишь бы ты готовил хорошо, – буркнул Чиун.
– Заметано?
– Если еда мне понравится, то да, – согласился Чиун.
– О'кей, – начал Римо, откладывая свои палочки для еды. – Пришло время получить ответы на все вопросы. Во-первых, почему ты поехал в Тибет один, без меня?
– К этому меня вынудили обстоятельства, – отозвался Чиун, отставляя в сторону тарелку с рисом.
– Но ведь у вас с Болдбатором Ханом был другой уговор! Ты должен был отыскать бунджи-ламу, а отнюдь не отвозить ее в Лхасу.
– Да, верно. Поездку в Лхасу я предпринял, чтобы расплатиться со старыми долгами.
– Слушаю, – решил поторопить учителя Римо.
– Я много рассказывал тебе о роде Синанджу, о принадлежавших к нему мастерах, об императорах и властителях, которым они служили. Единственной страной, которая очень редко пользовалась их услугами, был Тибет. А ведь, казалось бы, род Синанджу мог бы найти много выгодных заказов у здешних настоятелей, которые вечно плели интриги. Так, во всяком случае, считал мастер Поджи, получивший свой первый заказ от тибетского настоятеля. Правда, настоятель этот был не тибетцем, а китайцем, регентом некоего далай-ламы, отличавшегося несговорчивым нравом. Он не желая повиноваться своему челе, то есть наставнику. Решено было тихо убрать этого ламу и найти вместо него другого, более покладистого.
Чиун закрыл глаза, как бы воскрешая в своей памяти прошлое.
– В награду за убийство коварный настоятель обещал мастеру Поджи мешочек золота. Сговорились они тайно, в темном уголке Поталы. Глухой ночью Поджи прокрался во дворец и направился к опочивальне далай-ламы. Тот спал на своей кровати, закрывшись с головой, словно чего-то опасался. В глубине души Поджи несказанно обрадовался, ибо это сильно упрощало задачу. Взобравшись на кровать, мастер одним движением раскроил череп под одеялом. И все было хорошо. Так по крайней мере он думал.
На следующий день, когда тело покойного далай-ламы обрядили для похорон, мастер Поджи получил обещанное золото. Будучи еще новичком в своем деле, он поспешил посмотреть на лицо своей жертвы.
Глаза Чиуна помрачнели.
– Я, кажется, понял, что случилось, – тихо произнес Римо.
– Это был ребенок, Римо. Поджи убил ребенка. А это, ты знаешь, худший грех, который только может совершить мастер. И хотя Поджи не питал никакого злого умысла, именно его рука нанесла смертельный удар милому ребенку. В безудержном гневе мастер порешил настоятеля, являвшегося орудием Китая, который уже тогда стремился захватить Тибет. В глубоком раскаянии Поджи поклялся искупить свою великую вину перед Тибетом, но ему так и не представилось возможности. И вот долг переходил от мастера к мастеру, пока такая возможность не представилась. Я заплатил этот долг, отправившись на спасение бунджи.
– Но она умерла.
Чиун скорчил гримасу.
– Это не моя вина. Да и не в том дело: долг был заплачен. К тому же бунджи не умерла. Она просто перешла в новое, возможно, более достойное тело.
– Но ты же не веришь во всю эту чушь!
– Я не желаю обсуждать свои верования, – сухо отрезал Чиун.
– Хорошо. Тогда поговорим о Гонпо Джигме.
Чиун согласно кивнул.
– Ты мне уже сказал, что знаешь значение тибетского слова Джигме. Это означает «Не-Ведающий-Страха». Странно, не правда ли, что это имя довольно распространено среди такого мирного народа?
– Уже усек, – нетерпеливо перебил Римо. – А что значит Гонпо?
Чиун испытующе взглянул на своего ученика.
– Неужели не можешь угадать?
– Нет.
– Даже после того, как вдруг обнаружилось, что Тибет тебе хорошо знаком, хотя ты никогда и не бывал в этой величественной стране?
– Дежа вю.
Чиун погладил бороду.
– Я не знаю этого выражения.
– Смит мне все объяснил. Иногда чувствуешь, будто ты уже бывал в каком-то месте, хотя на самом деле никогда там не был. Именно такое ощущение я и испытывал. В этом нет ничего странного.
– Ничего подобного, – раздраженно перебил Чиун. – Смит не прав. Гонпо – хорошо известный в Тибете бог. Его так же называют Мазакалой.
– Кажется, я уже слышал это имя, – протянул Римо.
– Есть и еще одно имя для Гонпо. Гораздо более употребительное. Ты не можешь угадать его, Римо?
– Я не разбираюсь в тибетских богах.
– Забудь про Тибет Я говорю о Гонпо, которого порой называют Разрушителем. Гонпо-Разрушитель.
Только тут Уильямса осенило.
– Ты хочешь сказать, что Гонпо – одно из имен Шивы?
– Именно! Люди верят, что Разрушитель Шива живет на горе Кайласа. На эту гору взбираются многие паломники, но никто не смеет подняться на самую вершину. Что скажешь, Римо?
– Что ж, это доказывает, что я не Шива и не его воплощение. Я вырос в Ньюарке. И никогда не слышал о горе Кайласа.
– Вовсе это ничего не доказывает! Тибетцы признали в тебе Гонпо. А когда ты летел над горой Кайласой, то ты не мог оторвать глаз от ее ужасной вершины.
– Это была гора с ущельями, недалеко от Индии?
Чиун кивнул.
– Разве это не доказывает, что ты одержим духом Шивы?
– Одержим? То же самое мне сказала девушка-кочевница: «Ты одержим богом».
– Среди тибетцев есть мистики, которых называют «пово». Когда они впадают в транс, в их тела вселяются души тех или иных богов и говорят их устами. Без сомнения, эта женщина увидела, что в тебе проявляется дух Шивы.
– Бред какой-то! Как раз в такие офигенные чудеса и верила Скуирелли Чикейн.
– Если какой-нибудь болван верит, что солнце восходит каждый день, это еще не значит, что солнце будет пренебрегать своими обязанностями только ради того, чтобы позлить этого болвана, – сказал Чиун.
Римо, насупившись, скрестил руки на груди.
– Что бы ты там ни говорил, я все равно ни во что не верю. Ни в реинкарнацию, ни в бунджи-лам, ни в Шиву или Гонпо, ни во что!
– Имеешь право, – огрызнулся Чиун. – Разговор этот завел ты, а не я. А теперь сам злишься на меня за мои объяснения.
Римо надолго замолчал. В затянувшихся сумерках его суровое лицо постепенно смягчилось. Смягчилось и лицо Чиуна. Оба расслабились.
– Может, когда-нибудь я заберусь на Кайласу и осмотрю вершину, – задумчиво протянул Уильямс. – Чтобы окончательно разрешить этот вопрос.
– Конечно, ты можешь это сделать, сын мой, – медленно проговорил Чиун. – Но сперва хорошенько подумай. Если Шива и в самом деле там обитает, кто спустится с Кайласы в твоем облике?
Ученик не нашелся с ответом.
Он только сказал:
– Для меня лишь одно несомненно. Скуирелли Чикейн отнюдь не была реинкарнацией бунджи-ламы. Так, всего-навсего лучистоглазая любительница покайфовать, да к тому же еще и одержимая манией величия.
– Для человека, который заявляет, что не верит ни во что, кроме своей настырности, ты слишком самоуверен, – заявил мастер Синанджу.
– Если Скуирелли Чикейн все же вернется, – отозвался Римо, – пусть на этот раз она ищет нас, а не мы ее.
– Не призывай такой беды на наши головы, – предостерег Чиун. – В этой жизни одной такой, как Скуирелли Чикейн, больше чем достаточно.
И во все еще не сгустившихся сумерках они улыбнулись друг другу.
– Президент наконец успокоился, – сообщил Смит.
– Вы хотите сказать, Первая леди успокоилась, – поправил Римо.
– Кризис как будто предотвращен. Китайцы пытались обвинить Вашингтон во вмешательстве в их внутренние дела, но когда Президент указал, что Скуирелли Чикейн, которая формально была гостьей Пекина, погибла при весьма подозрительных обстоятельствах, они сразу же сбавили тон.
– Ну и что?
– Очаги тибетского сопротивления подавлены. Проведены массовые казни. Жертвой одной из них, к сожалению, пал наш доверенный человек в Лхасе – Бумба Фун.
– На родине у него много тезок.
– Хорошо, что этот инцидент не перерос в открытое восстание, – сказал Смит.
– Этого и не произошло бы, – пожал плечами Римо. – Убеждения не позволяют тибетцам сражаться. Пока их убеждения не изменятся, они так и останутся под китайским игом.
– А вы выяснили, почему Чиун вмешался в тибетские дела?
– Нет. Он на этот счет помалкивает. И всю вину за неудачу взваливает на меня.
– Дело обстоит как раз наоборот, – возразил Смит. – Ваше своевременное прибытие спасло нас от вероятности развития событий по одному из наихудших сценариев.
– Скажите об этом наследникам Скуирелли Чикейн.
– Как я понимаю, их наняли консультантами для постановки нового фильма, основанного на ее... довольно яркой жизни, – сухо отозвался Смит.
– Я подожду видеоварианта, – сказал Римо. – Да, кстати, я нашел на пленке тот эпизод из «Шоу Пупи Серебряной Рыбки», с которого и заварилась вся эта каша. Эпизод старый. Видимо, ожидая приезда Лобсанга, Чиун... – Вдруг резко переменив тему Римо спросил: – Вы не нашли ничего в своих компьютерах относительно имени, о котором я вас спрашивал?
– Гонпо Джигме?
– Да.
– К сожалению, нет. Имя тибетское. А в моей базе данных нет никаких сведений об этом экзотическом языке.
– Чиун обещал мне объяснить, что оно означает это имя, но до сих пор увиливает от ответа. И самое странное – почему Тибет показался мне таким знакомым? Ведь я никогда в жизни там не был.
– Дежа вю, – обронил Смит.
– Что?
– Обычная иллюзия. Люди, встретив нового человека или попав в новое место, иногда испытывают ложное чувство узнавания. Бихевиористы считают, например, что это явление могут вызывать определенные запахи, связанные с прошлым человека. Мозг вспоминает только запах, но в глубине души человек убежден, что вспоминает это место, где витал этот запах.
– Ну, что до Тибета, его запахи совершенно специфические, не похожие ни на какие другие, – мрачно хмыкнул Римо.
Внизу хлопнула дверь.
– Чиун вернулся, – бросил Уильямс. – Побегу встречу.
Положив телефонную трубку, Римо сбежал вниз по лестнице, чтобы встретить мастера Синанджу у самой двери. В руках старый кореец держал бумажный пакет – ошибки быть не могло: оттуда пахло свежей рыбой.
– Боже! – воскликнул Римо, принимая пакет.
– Пикши не было, – пожал плечами Чиун, закрывая дверь. – Насколько я помню, сегодня твоя очередь готовить.
– Но ведь я только что готовил! – возмутился Римо, когда они вошли на кухню.
– В прошлый раз твоя стряпня была неудачной. Утка получилась слишком жирной, а рис явно не доварился. Сегодня вечером тебе придется исправить былые ошибки.
– Ответь наконец на мои вопросы, и я с удовольствием приготовлю тебе ужин.
– Мне плевать, готовишь ты с удовольствием или неохотно, лишь бы ты готовил хорошо, – буркнул Чиун.
– Заметано?
– Если еда мне понравится, то да, – согласился Чиун.
* * *
Через час, сытые и довольные, они сидели в комнате для медитации. Во все ее четыре огромных окна лился угасающий свет дня.– О'кей, – начал Римо, откладывая свои палочки для еды. – Пришло время получить ответы на все вопросы. Во-первых, почему ты поехал в Тибет один, без меня?
– К этому меня вынудили обстоятельства, – отозвался Чиун, отставляя в сторону тарелку с рисом.
– Но ведь у вас с Болдбатором Ханом был другой уговор! Ты должен был отыскать бунджи-ламу, а отнюдь не отвозить ее в Лхасу.
– Да, верно. Поездку в Лхасу я предпринял, чтобы расплатиться со старыми долгами.
– Слушаю, – решил поторопить учителя Римо.
– Я много рассказывал тебе о роде Синанджу, о принадлежавших к нему мастерах, об императорах и властителях, которым они служили. Единственной страной, которая очень редко пользовалась их услугами, был Тибет. А ведь, казалось бы, род Синанджу мог бы найти много выгодных заказов у здешних настоятелей, которые вечно плели интриги. Так, во всяком случае, считал мастер Поджи, получивший свой первый заказ от тибетского настоятеля. Правда, настоятель этот был не тибетцем, а китайцем, регентом некоего далай-ламы, отличавшегося несговорчивым нравом. Он не желая повиноваться своему челе, то есть наставнику. Решено было тихо убрать этого ламу и найти вместо него другого, более покладистого.
Чиун закрыл глаза, как бы воскрешая в своей памяти прошлое.
– В награду за убийство коварный настоятель обещал мастеру Поджи мешочек золота. Сговорились они тайно, в темном уголке Поталы. Глухой ночью Поджи прокрался во дворец и направился к опочивальне далай-ламы. Тот спал на своей кровати, закрывшись с головой, словно чего-то опасался. В глубине души Поджи несказанно обрадовался, ибо это сильно упрощало задачу. Взобравшись на кровать, мастер одним движением раскроил череп под одеялом. И все было хорошо. Так по крайней мере он думал.
На следующий день, когда тело покойного далай-ламы обрядили для похорон, мастер Поджи получил обещанное золото. Будучи еще новичком в своем деле, он поспешил посмотреть на лицо своей жертвы.
Глаза Чиуна помрачнели.
– Я, кажется, понял, что случилось, – тихо произнес Римо.
– Это был ребенок, Римо. Поджи убил ребенка. А это, ты знаешь, худший грех, который только может совершить мастер. И хотя Поджи не питал никакого злого умысла, именно его рука нанесла смертельный удар милому ребенку. В безудержном гневе мастер порешил настоятеля, являвшегося орудием Китая, который уже тогда стремился захватить Тибет. В глубоком раскаянии Поджи поклялся искупить свою великую вину перед Тибетом, но ему так и не представилось возможности. И вот долг переходил от мастера к мастеру, пока такая возможность не представилась. Я заплатил этот долг, отправившись на спасение бунджи.
– Но она умерла.
Чиун скорчил гримасу.
– Это не моя вина. Да и не в том дело: долг был заплачен. К тому же бунджи не умерла. Она просто перешла в новое, возможно, более достойное тело.
– Но ты же не веришь во всю эту чушь!
– Я не желаю обсуждать свои верования, – сухо отрезал Чиун.
– Хорошо. Тогда поговорим о Гонпо Джигме.
Чиун согласно кивнул.
– Ты мне уже сказал, что знаешь значение тибетского слова Джигме. Это означает «Не-Ведающий-Страха». Странно, не правда ли, что это имя довольно распространено среди такого мирного народа?
– Уже усек, – нетерпеливо перебил Римо. – А что значит Гонпо?
Чиун испытующе взглянул на своего ученика.
– Неужели не можешь угадать?
– Нет.
– Даже после того, как вдруг обнаружилось, что Тибет тебе хорошо знаком, хотя ты никогда и не бывал в этой величественной стране?
– Дежа вю.
Чиун погладил бороду.
– Я не знаю этого выражения.
– Смит мне все объяснил. Иногда чувствуешь, будто ты уже бывал в каком-то месте, хотя на самом деле никогда там не был. Именно такое ощущение я и испытывал. В этом нет ничего странного.
– Ничего подобного, – раздраженно перебил Чиун. – Смит не прав. Гонпо – хорошо известный в Тибете бог. Его так же называют Мазакалой.
– Кажется, я уже слышал это имя, – протянул Римо.
– Есть и еще одно имя для Гонпо. Гораздо более употребительное. Ты не можешь угадать его, Римо?
– Я не разбираюсь в тибетских богах.
– Забудь про Тибет Я говорю о Гонпо, которого порой называют Разрушителем. Гонпо-Разрушитель.
Только тут Уильямса осенило.
– Ты хочешь сказать, что Гонпо – одно из имен Шивы?
– Именно! Люди верят, что Разрушитель Шива живет на горе Кайласа. На эту гору взбираются многие паломники, но никто не смеет подняться на самую вершину. Что скажешь, Римо?
– Что ж, это доказывает, что я не Шива и не его воплощение. Я вырос в Ньюарке. И никогда не слышал о горе Кайласа.
– Вовсе это ничего не доказывает! Тибетцы признали в тебе Гонпо. А когда ты летел над горой Кайласой, то ты не мог оторвать глаз от ее ужасной вершины.
– Это была гора с ущельями, недалеко от Индии?
Чиун кивнул.
– Разве это не доказывает, что ты одержим духом Шивы?
– Одержим? То же самое мне сказала девушка-кочевница: «Ты одержим богом».
– Среди тибетцев есть мистики, которых называют «пово». Когда они впадают в транс, в их тела вселяются души тех или иных богов и говорят их устами. Без сомнения, эта женщина увидела, что в тебе проявляется дух Шивы.
– Бред какой-то! Как раз в такие офигенные чудеса и верила Скуирелли Чикейн.
– Если какой-нибудь болван верит, что солнце восходит каждый день, это еще не значит, что солнце будет пренебрегать своими обязанностями только ради того, чтобы позлить этого болвана, – сказал Чиун.
Римо, насупившись, скрестил руки на груди.
– Что бы ты там ни говорил, я все равно ни во что не верю. Ни в реинкарнацию, ни в бунджи-лам, ни в Шиву или Гонпо, ни во что!
– Имеешь право, – огрызнулся Чиун. – Разговор этот завел ты, а не я. А теперь сам злишься на меня за мои объяснения.
Римо надолго замолчал. В затянувшихся сумерках его суровое лицо постепенно смягчилось. Смягчилось и лицо Чиуна. Оба расслабились.
– Может, когда-нибудь я заберусь на Кайласу и осмотрю вершину, – задумчиво протянул Уильямс. – Чтобы окончательно разрешить этот вопрос.
– Конечно, ты можешь это сделать, сын мой, – медленно проговорил Чиун. – Но сперва хорошенько подумай. Если Шива и в самом деле там обитает, кто спустится с Кайласы в твоем облике?
Ученик не нашелся с ответом.
Он только сказал:
– Для меня лишь одно несомненно. Скуирелли Чикейн отнюдь не была реинкарнацией бунджи-ламы. Так, всего-навсего лучистоглазая любительница покайфовать, да к тому же еще и одержимая манией величия.
– Для человека, который заявляет, что не верит ни во что, кроме своей настырности, ты слишком самоуверен, – заявил мастер Синанджу.
– Если Скуирелли Чикейн все же вернется, – отозвался Римо, – пусть на этот раз она ищет нас, а не мы ее.
– Не призывай такой беды на наши головы, – предостерег Чиун. – В этой жизни одной такой, как Скуирелли Чикейн, больше чем достаточно.
И во все еще не сгустившихся сумерках они улыбнулись друг другу.
Эпилог
В самый первый день третьего месяца тибетского года Земляной Собаки Дра Дранг лежала на чистой соломе в коровнике, находившемся в городе Буранг. Со стонами и гримасами она рожала своего первенца – труд тяжелый, но радостный.
Наконец, после долгих потуг, вместе с кровью и амниотической жидкостью на свет Божий появился долгожданный младенец.
Приняв ребенка, повитуха шлепнула его, как полагается, вселяя жизнь в крошечные легкие, и перегрызла зубами пуповину.
Завернутого в одеяло из яка младенца, поражавшего каким-то странным спокойствием, как внешним, так и внутренним, передали Дра Дранг, которая бережно прижала его к своей неспешно вздымающейся груди.
Мать как раз собиралась развернуть этот узел, чтобы определить пол новорожденного: мальчик это или девочка, когда с изумлением заметила первые волосенки на крошечной пульсирующей головке. Волосенки были цвета ржавчины.
«Что это может предвещать?» – подумала она.
В ее душе не было ни мыслей, ни страха, ни боли. Только воспоминания.
Неожиданный шлепок по попке вывел ее из темноты, и она вновь вздохнула. Запах кругом стоял как в конюшне.
Скуирелли Чикейн открыла глаза и осмотрелась, увидела вокруг себя лица тибетских женщин. Вот и хорошо. Не придется ждать еще шестьдесят лет, пока ее найдут. На этот раз она не допустит никаких ошибок: прежде всего станет выполнять обязанности бунджи-ламы, а уж потом подумает о своей кинокарьере. Это будет поистине триумфальное возвращение.
Скуирелли взглянула в широкое лицо своей новой матери. Прямо сказать, не красавица – рябая, с оспинами физиономия, зубы такие гнилые, что их уже невозможно пломбировать. Да, конечно, ей не стать победительницей конкурса красоты, и все же она, должно быть, лучше ее прежней матери. Непременно лучше. К тому времени, когда здесь начнут снимать фильмы, возможно, объявится какая-нибудь неплохая тибетская актриса. Только неплохая, не слишком хорошая. Никто не должен превзойти ее, Скуирелли Чикейн, возраст которой пока исчисляется всего шестью минутами, но в которой уже чувствуется сексуальность. Без приставки «экс».
Материнское тепло усыпляло Скуирелли. И в этой сонливости воспоминания, связанные с ее прежним телом, стали мало-помалу исчезать. Но она знала, что они вернутся, обязательно вернутся. Вот только Колесо Времени достигнет нужной кармической отметки!..
Прежде чем уснуть первым в своей новой жизни сном, Скуирелли почувствовала, что одеяльце, в которое она завернута, разворачивают. Она с любопытством опустила глаза и увидела крохотный розовый пенис.
Вот так влипла! Оказывается, я теперь мальчик. Моим зрителям явно не понравится, если я появлюсь в роли мужчины или еще того хуже, какого-нибудь педика...
Оставалось, впрочем, одно утешение. Она по-прежнему Телец. А у Тельцов, как известно, самая хорошая карма.
Наконец, после долгих потуг, вместе с кровью и амниотической жидкостью на свет Божий появился долгожданный младенец.
Приняв ребенка, повитуха шлепнула его, как полагается, вселяя жизнь в крошечные легкие, и перегрызла зубами пуповину.
Завернутого в одеяло из яка младенца, поражавшего каким-то странным спокойствием, как внешним, так и внутренним, передали Дра Дранг, которая бережно прижала его к своей неспешно вздымающейся груди.
Мать как раз собиралась развернуть этот узел, чтобы определить пол новорожденного: мальчик это или девочка, когда с изумлением заметила первые волосенки на крошечной пульсирующей головке. Волосенки были цвета ржавчины.
«Что это может предвещать?» – подумала она.
* * *
НИКОГДА. Никогда не играй против детей или собак. Благодаря этому маленькому человечку на мою долю выпала необыкновеннейшая удача, и я смогу повторить все сначала. А ведь я уже обрела идеальное воплощение и к тому же достигла третьей заключительной части.В ее душе не было ни мыслей, ни страха, ни боли. Только воспоминания.
Неожиданный шлепок по попке вывел ее из темноты, и она вновь вздохнула. Запах кругом стоял как в конюшне.
Скуирелли Чикейн открыла глаза и осмотрелась, увидела вокруг себя лица тибетских женщин. Вот и хорошо. Не придется ждать еще шестьдесят лет, пока ее найдут. На этот раз она не допустит никаких ошибок: прежде всего станет выполнять обязанности бунджи-ламы, а уж потом подумает о своей кинокарьере. Это будет поистине триумфальное возвращение.
Скуирелли взглянула в широкое лицо своей новой матери. Прямо сказать, не красавица – рябая, с оспинами физиономия, зубы такие гнилые, что их уже невозможно пломбировать. Да, конечно, ей не стать победительницей конкурса красоты, и все же она, должно быть, лучше ее прежней матери. Непременно лучше. К тому времени, когда здесь начнут снимать фильмы, возможно, объявится какая-нибудь неплохая тибетская актриса. Только неплохая, не слишком хорошая. Никто не должен превзойти ее, Скуирелли Чикейн, возраст которой пока исчисляется всего шестью минутами, но в которой уже чувствуется сексуальность. Без приставки «экс».
Материнское тепло усыпляло Скуирелли. И в этой сонливости воспоминания, связанные с ее прежним телом, стали мало-помалу исчезать. Но она знала, что они вернутся, обязательно вернутся. Вот только Колесо Времени достигнет нужной кармической отметки!..
Прежде чем уснуть первым в своей новой жизни сном, Скуирелли почувствовала, что одеяльце, в которое она завернута, разворачивают. Она с любопытством опустила глаза и увидела крохотный розовый пенис.
Вот так влипла! Оказывается, я теперь мальчик. Моим зрителям явно не понравится, если я появлюсь в роли мужчины или еще того хуже, какого-нибудь педика...
Оставалось, впрочем, одно утешение. Она по-прежнему Телец. А у Тельцов, как известно, самая хорошая карма.