И внезапно тело напряглось. Пальцы, не спросив моего разрешения, крепко сжали рукоятку дубинки.
Это произошло, когда по трапу сходил последний, видимо, пассажир. Во всяком случае, после него на трапе не появилось больше никого. Пассажир на мгновение задержался на верхней ступеньке, оглядел прилегающее пространство и, похоже успокоенный, начал спускаться. На него, казалось, не обратил внимания никто – видимо, встречающих не было. Однако, когда он оказался уже на нижней ступеньке и уже готов был ступить на землю, откуда-то сзади возникло сразу двое крепких мужчин (похоже, они до этого таились по ту сторону скользуна). В два прыжка они подскочили к пассажиру, схватили за руки, умелыми движениями выкрутили их за спину – мужчина при этом согнулся чуть ли не пополам, – при этом один из напавших вырвал из руки схваченного чемоданчик – единственное, что у него было с собою, – и проговорил: «Профессор Зегарин? Тихо, спокойно, пройдемте с нами». И тут же эти двое, не выпуская его рук, заставили плененного все в той же позе поясного поклона двинуться, с трудом перебирая полусогнутыми ногами, куда-то вправо, где их, возможно, ожидал один из дюжины легковых скользунов, расположившихся на стоянке.
На этом эпизод вроде бы исчерпался. Мне показалось, что все восприняли это как должное: и люди вокруг, которые не могли не заметить этого, но никак не откликнулись на увиденное, и даже сам захваченный. Разве что один человек, зрелого на вид возраста, неброско, даже бедно одетый, – он до этого стоял чуть поодаль от толпившихся встречающих, – сперва двинулся было в направлении приехавшего, но тут же, увидев происходящее, повернул в другую сторону и неторопливо зашагал прочь.
Но мог ли таким же образом отреагировать – иными словами, не отреагировать никак – на происшедший акт несомненного насилия тот, чьей обязанностью было следить за порядком, за соблюдением прав граждан, за их безопасностью? Мог ли я?..
Очень странно: полицейское тело вело себя так, словно случившееся меня совершенно не касалось. Мгновенное напряжение его сменилось пусть и не столь быстрым, но несомненным расслаблением; следовало понимать, что оно не собиралось предпринять совершенно ничего для освобождения человека, которого уводили все дальше. Вероятно, предыдущий обладатель этого тела не принадлежал к храбрецам и не собирался ввязываться в стычку – его ведь не позвали, не так ли? Но такое поведение было никак не по мне, и я сделал решительный шаг вдогонку удаляющимся.
Но второго шага не получилось: кто-то сзади крепко ухватил меня за рукав и достаточно сильно дернул назад.
Это уже очень походило на нападение на полицейского при исполнении им. И я обернулся, пылая праведным гневом.
То была Вирга. И в ее глазах горел не менее жаркий огонь – разбавленный, правда, некоторой дозой страха. Так, во всяком случае, мне показалось.
– Ты с ума сошел?!
Это было выкрикнуто, хотя и шепотом.
– Ты что… – начал было я. Она прервала:
– Жить надоело? Или не узнал спросонья?
Из этого я понял лишь, что в происходящее мне никак не следовало вмешиваться. Оставалось лишь неясным: да почему же?
– У меня на глазах похищают человека… – начал было я.
– Это их дело. Не наше.
– Разве я не представляю здесь власть?
– Какую? – голос ее так и истекал презрением. – Да что с тобой? Можно подумать, ты только сейчас родился – ведешь себя как младенец.
Она была не так уж далека от истины; но знать это ей было ни к чему. И я попытался достойно выйти из положения:
– Да, конечно. Прости. С самого утра плохо себя чувствую.
Группа из трех человек успела уже скрыться, тот, плохо одетый старик, тоже исчез, вокруг по-прежнему было спокойно. Я подумал, что к нынешним порядкам придется привыкать достаточно долго; простая логика в этом помочь не могла. Похоже, что облик здешнего полицейского оказался не самой лучшей защитой для меня, потому что кому еще разбираться во всех тонкостях здешней жизни, как не тому, кто стоит на страже закона – или, по крайней мере, должен стоять?
– Что? – Я поймал себя на том, что все последние ее слова пропустил мимо ушей, занятый своими размышлениями.
– Да приди же в себя наконец! Я говорю: до твоей смены – десять минут, потом я тебя провожу до участка, а после рапорта примемся за твое лечение.
– Рапорта? Ну да, конечно… Ладно, значит, через десять минут.
Я подумал о том, что эти минуты вряд ли в чем-то изменят ситуацию. Вся проблема была в том, что именно здесь следовало состояться рандеву с экипажем, который – по моим расчетам – должен был прибыть именно с этим ползуном. В случае, если им удалось благополучно стартовать, разумеется. Но ни один из них не показался. Видимо, что-то сорвалось. А это значило, что я могу полагаться только на самого себя. Это сразу осложнило задачу самое малое на порядок.
4
Старик сказал, обращаясь к семерым, ускользнувшим от погони; сейчас они находились близ того места, где им обещали укрытие:
– К сожалению, доктор Зегарин не может к нам присоединиться: только что его арестовали прямо на вокзале, не успел он сойти с ползуна.
Ответом ему было невеселое молчание. Потом женщина сказала:
– Значит, все напрасно.
На что старик ответил:
– Будем искать других. В конце концов, нам нужны лишь двое. Я уверен – отыщем, не так уж беден Альмезот. Но пока нужно укрыться хотя бы тем, кто еще есть. Всем нам. Сейчас мы пойдем отсюда прямо в убежище. Не в обитель пока, туда нам рано. В другое место. Предупреждаю: оно покажется вам достаточно необычным. Но не надо ни удивляться, ни пугаться.
– Места-то знакомые, – молвил один из восьми. – Здесь где-то по соседству и строился тот самый завод…
– Вы не ошиблись, – подтвердил старик. – Туда мы сейчас и направимся.
– Странный выбор, – сказала та же женщина. – Но пусть будет завод, если там безопасно. А вот найдем ли двоих за тот небольшой срок, какой у нас еще есть, откровенно говоря, не знаю.
– Найдем, – сказал старик, хотя голос его не свидетельствовал о полной уверенности.
5
Они устали, как собаки. Неизвестно почему, кстати: переброска была, как ей и полагалось, мгновенной, высадка – не то чтобы совсем уж спокойной, но, во всяком случае, в нормальных пределах. Не успев даже выйти из ВВ-станции, помещавшейся тут где-то на самой окраине, в месте, где, похоже, что-то собирались строить, возвели коробку, а потом передумали и забросили, что и позволило нелегальной ВВ-фирме использовать под свою станцию подвальный этаж, – не успев выбраться оттуда на поверхность, группа сразу же засекла полдюжины мужиков, ошивавшихся поблизости. Будь здесь ночь, как на Ассарте в пору их выброса, они не сразу, может быть, сориентировались бы, но здесь был день, хотя и не очень ясный – облачно, с ветерком и дождем, – и парни сами попались им на глаза. Ясно было, что и нелегальность местной ВВ-фирмы – липовая, и вся конспирация не более чем фиговый листок на причинном месте.
Вообще-то, члены экипажа чувствовали себя достаточно спокойно. Прибытие прошло благополучно. Обычно если и возникают какие-то сложности, то это происходит, когда вы появляетесь в месте назначения и принимающая сторона решает вопрос: стоит ли вас пускать в этот мир или сразу же выкинуть обратно – туда, откуда пришли. Вот в эти мгновения все пятеро чувствовали себя не очень уверенно, были напряжены и готовы к самым крутым поворотам событий. Однако как раз с этим все обстояло благополучно, даже более чем. У неизбежного кордонного барьера, за которым начиналась собственно альмезотская территория, сонный чиновник задал им рутинные вопросы: «Откуда прибыли?» – «Из мира Ассарт». Он кивнул, индикатор протокола замерцал – вопросы и ответы тут записывались, как и на любой законной станции. «По вызову, по приглашению, по деловому вопросу, с туристическими целями?» Тут Рыцарь запнулся, но лишь на миг – не настолько, чтобы у контролера возникли какие-либо сомнения: «По вызову». Ответ, хотя по сути дела и правдивый, был не самым лучшим; но что сказано, то сказано, как говорится «так, не так – перетакивать не будем». Ответ записался. «Имя или название, адрес вызывающего?» Тут явственно запахло осложнениями, но пилотская быстрота реакции помогла Уве-Йоргену. Он сразу же склонился чуть ли не к самому уху встречающего и выдохнул едва слышно: «Особая Служба. Высший уровень секретности. Больше сказать не имею права». Клерк сразу насторожился, пробормотал: «Особая?.. Минутку…» – воткнулся глазами в монитор и разыграл на клавиатуре какой-то лихой, хотя и очень короткий пассаж. Поджал губы. Снова поднял глаза на Рыцаря: «Еще минуту…» Рыцарь счел уместным слегка нахмуриться, спросил, добавив немного резкости в голос: «Что вас смущает?» Чиновник ничего не ответил, только посмотрел в сторону – оттуда, из глубины подвала, уже приближался другой человек – в поношенном костюмчике, незаметный, как говорится – без особых примет. Остановился шагах в трех. С полминуты внимательно разглядывал прибывших, пятеро ответили ему столь же внимательными взглядами. Потом глаза нового действующего лица остановились на одном только иеромонахе Никодиме, раскрылись до пределов и тут же сузились до щелочек. Еще через пару секунд человек кивнул, проговорил, обращаясь к чиновнику: «Шесть и пять – разница есть? Считать умеешь? Ладно, на всякий случай…», махнул рукой, повернулся и убыл восвояси. Чиновник облегченно вздохнул, говоря: «Все в порядке. Больше вопросов нет. Желаю вам больших успехов».
Выглядело это так, словно прибытие группы действительно было кем-то планировано, и самым естественным объяснением просилось – капитан Ульдемир и тут успел как-то подсуетиться. А почему бы и нет? Все знали, что Ферма способна и не на такие мелочи, как организовать нужную запись в нужном месте и времени. «Спокойного дежурства», – пожелал Рыцарь, и экипаж благополучно покинул полуподвал и, поднявшись на дюжину ступенек, ступил на почву нового для себя мира, убедившись в благополучном для себя исходе переброски.
Следует признать, что на сей раз группа дала маху: завидев людей впереди – неправильно истолковала ситуацию и оценила ее неадекватно. Прибывшие решили, что это – того же сорта пассажиры, какими были только что и они сами, спешат на переброску и никаких неприятностей от них не придвидится, и не угадали, не стали избегать сближения на единственной дороге, что вела к долгострою, и спохватились тогда лишь, когда сошлись лицом к лицу и трое преградили дорогу, а остальные привычным маневром зашли за спину. Тут только стало ясно, что это – другого поля ягоды.
(Тут следует сказать несколько слов, чтобы не сваливать всю вину в последовавших вскоре событиях на одних лишь прибывших. Встречавший их по распоряжению омниарха полицейский патруль Храма был именно полицейским патрулем, а не подразделением почетного караула, и действовал именно так, как и всегда в случаях, когда предписывалось встретить, задержать и доставить. Поэтому и обратился соответственно, и действия производил привычные, стандартные.)
– Э-э, господа, – вежливо промолвил Рыцарь, – здесь, кажется, достаточно места, чтобы разойтись, не толкаясь.
Говорил он, конечно, не на местном языке – откуда всем им было знать его, их же к предстоящей операции никто не готовил, так что объяснялся Уве-Йорген на линкосе. Его, однако, поняли и ответили незамедлительно и недвусмысленно:
– Нам приказано вас встретить и доставить. Так что сдайте оружие, если оно у вас есть, и следуйте за нами. А куда шестого девали? В сортире забыли?
Но в планы прибывших вовсе не входило, чтобы их куда-то доставляли, – тем более люди, даже не определившиеся при помощи хотя бы самого простого – числового пароля, принятого в экипаже с давних времен.
– Увы, – ответил Рыцарь, – в настоящее время, господа, мы лишены возможности выполнить вашу просьбу. Однако при первом же удобном случае, даю вам слово…
Представитель другой стороны лицом изобразил величайшее удивление и сказал, ни к кому персонально не обращаясь:
– Чего это он трясет воздух? Язык чешется? Или простых слов не понимает? Ну-ка, ребята, растолкуем им…
И через несколько секунд пятеро уже тихо-смирно лежали на земле. Пятеро, да. А шестой – тот самый оратор – обладал неплохой реакцией и почти что успел сбежать. Но индейцы всегда бегали быстрее, и через полминуты шестой присоединился к своей команде. Вот тут-то Уве-Йорген и сказал:
– Право же, устал я от всей этой городской жизни… Не желаю больше приключений, да и капитан наверняка уже для каждого придумал взыскание за нашу медлительность. Нельзя больше задерживаться!
– Погоди, Рыцарь, – сказал Питек. – А что с этими телами? Они через час-полтора очухаются и поднимут большой шум. Не лучше ли нам вытряхнуть их из шкур и влезть в них самим? Чтобы не вызывать новых осложнений.
Уве-Йорген с этим, однако, не согласился, да и остальные четверо тоже. Хотя Никодим, быть может, и не возражал бы: он и так существовал не в своем теле, и ему, в общем, было все равно – в чьей плоти обитать. Зато все остальные испытывали к своим природным телам сильную привязанность, и Георгий выразил ее в словах:
– Позорно бросать свое живое вот так, под открытым небом. А укрыть где-нибудь тут надежно и сохранно не получится. Чтобы мое мясо собаки рвали – нет, Питек. Другое дело – в схватке, но вот так – не согласен.
Оказавшись в меньшинстве, Питек спорить не стал. Сказал только:
– Будь по-вашему. Тогда хоть контрибуцию с них возьмем.
Против этого никто не выступил. Контрибуцию взяли оружием – у каждого поверженного оказался при себе компактный арсенал и холодного, и, можно сказать, «горячего» оружия. А также и разная житейская мелочь, начиная с карточек, служивших, судя по их содержанию, удостоверениями личности, служебными или общегражданскими – с ходу было не разобрать. У говоруна обнаружился и городской план – обычный, электронный, со сменой масштабов и выделением нужных районов. И под конец, критически обозрев друг друга, вновь прибывшие пришли к выводу, что одежда их поистрепалась настолько, что невольно станет вызывать подозрения у честных горожан. Да и фасоны совсем не те: полевая форма. Побежденные же были упакованы весьма пристойно. Поколебались немного, но Питек, наименее подверженный предрассудкам цивилизации, сказал:
– Да все равно мы уже грабители, а остальное – детали. Раздеваем. Пусть подышат кожей – им полезно будет.
Переоделись, свое обмундирование захоронили в мусоре – его тут было в избытке. После чего Рыцарь подытожил:
– Спасибо этим, не знаю – кто они, за посильную помощь. Сейчас найдем то, что нам нужно.
Нужен был один из вокзалов, где и должна была состояться их встреча с капитаном. В последнем, принятом еще на Ассарте послании Ульдемира он был обозначен как вокзал «Ав». Но в последней редакции городского плана Кишарета в обозначениях и сокращениях возникли изменения, не успевшие еще стать известными даже Ферме. И, в частности, «Ав» теперь означало не автовокзал, а аэро. Понятно, что группа, строго придерживаясь указаний, направилась именно туда и уже менее чем через час оказалась в аэропорту. Потолкавшись там еще час с лишним, никем не встреченные и сами никого не встретив, не только Рыцарь, но и все остальные ощутили потребность в отдыхе. Гостиница «Голубой берег» оказалась ближайшей, туда они и направились, там и поселились, не встретив для того никаких препятствий. Но вовсе не потому, что у них с аккредитацией все было в порядке: наоборот, совсем наоборот. Однако в Кишарете существовал такой порядок: принимать и селить всех, кто желает, – и сразу же отправлять всю информацию о новых постояльцах идентификам. Порядок, надо сказать, вполне разумный. Именно таким образом в полицейский участок и поступили сведения о пятерых, не поддающихся опознанию.
6
– Гер, да что с тобой, в самом деле! – Кажется, Вирга начинала сердиться уже всерьез. Почему она принимает во мне такое участие? Конечно, не случайно. Но только ли из желания поддерживать дружеские отношения с местной полицией? Желание естественное, но им дело явно не исчерпывается. Я снова прислушался к ощущениям своего тела. Ну конечно, мог бы догадаться и раньше. Тело по самую завязку наполнено влечением, памятью о былой близости и желанием новой. Вот оно что. Это в чем-то осложняет положение, но в чем-то и упрощает. Конечно, это явно не моя женщина, однако, во всяком случае, надо по возможности воспользоваться новой информацией.
Интересно, как он называет ее во внеслужебной обстановке? Вряд ли тут будет что-то замысловатое: похоже, что бывший хозяин тела обладал достаточно примитивным интеллектом. Попробую… С чем эта дама может ассоциироваться? Кошечка? Птичка? Мышка? Я знаю миры, в которых это вполне сошло бы за ласкательное имя. Однако ошибка может оказаться и грубой… Пока ясно, что мое нынешнее имя – Гер. И на том спасибо. А она… Обнаруженная мною в кармане записка была подписана буквой «М». Вероятно, с нее и начинается интимное имя или прозвище женщины. Что ласкательного в их языке на «М»? Очень непродуктивная буква. Макака – нет, конечно. Исключено. Мотылек? Это куда ближе. Лучше, чем Муха. Постой, а что, если просто…
– Милая, послушай…
Просчет – судя по выражению ее лица, мгновенно изменившемуся. Плохо. Но, к счастью, она, похоже, не любила откладывать обиду впрок:
– Ты же знаешь – я терпеть не могу, когда ты меня так называешь!
Рассердилась. Понятно. Нельзя оставлять этого так. Надо выходить из положения. Как же обратиться к ней? Я посмотрел на Виргу, и слово возникло само собой:
– Малыш, прости…
Она восприняла это обращение неожиданно. Широко раскрыла глаза. Неуверенно улыбнулась:
– Знаешь, это мне нравится. Называй меня так, когда тебе будет хорошо. Ладно?
– Конечно! Я так и хотел сказать. Просто в тот миг думал, как же мне написать в рапорте о том, что тут произошло только что. Промолчать?
– Нет, ты все-таки не в себе. Доложишь, как обычно: один пассажир был снят с ползуна двумя людьми службы Храма, осложнений не произошло. И дело с концом.
Храм? Что это за храм, чья служба может задерживать людей без всяких возражений со стороны властей? Господи, тут надо начинать с азов, разбираться с самого начала, а для этого нужна и обстановка, и время. А из моих так и не прибыло ни единого человека. Все пошло вкривь и вкось. Плохи дела, капитан.
– А скажи, Малыш…
– Потом, – одернула она меня. – Вот твоя смена.
И в самом деле – двухместный агрик с изображением той же драконьей головы на борту мягко опустился в нескольких шагах от нас. Дверца поднялась, из кабины вылез парень в такой же униформе, что была на мне. Направился к нам. Вирга – она же Малыш – поспешно отошла в сторонку. Видимо, в официальном ритуале места для нее не было. Я позволил телу принять строевую стойку. Сменщик приветствовал меня, подняв на уровень головы руку с раскрытой, обращенной ко мне ладонью. Я ответил тем же движением. Видимо, начинать следовало мне. Какие тут формулы приемки-сдачи? Вряд ли они сильно отличаются от повсеместно принятых.
– Дежурство прошло благополучно, нарушений порядка не было, прибытие и убытие транспорта согласно расписанию. Дежурство сдал…
На долю секунды я запнулся: кто сдал дежурство? Не Гер же, это всего лишь имя. Ну, тогда… Я всегда хорошо запоминал цифры.
– …сдал номер 716803.
– Принял 692559, – прозвучало в ответ. Слава Тебе, Господи, – сошло с рук.
– Гладкого дежурства, – пожелал я уже почти спокойно.
– Тихой подвахты, – услышал в ответ. И дополнительно: – Держись в третьем эшелоне, над перекрестком Зеленого и Оранжевого, в нижних как раз сутолока, сам понимаешь.
Я не понимал, но утвердительно кивнул, мысленно благодаря его за информацию: значит, я должен воспользоваться тем же агриком. Интересно, что подумал бы сменщик, если бы я вместо этого двинулся пешком – да еще не в ту сторону?
– Эй, ты меня не прихватишь с собой?
Вирга обратилась ко мне так, словно мы с ней вовсе не были знакомы или же едва. Такая, значит, была игра. Да и в самом деле – не полагается полицейскому во время патрулирования заигрывать с девицами ни здесь, ни в любом другом мире.
– Ладно, – я слегка пожал плечами. – Влезай!
Я галантно пропустил ее вперед. Сгорают чаще всего на мелочах – например, на незнании того, как открывается дверца в этом аппарате. Я постарался запомнить движение, каким это сделала Вирга. Обернувшись, прощально кивнул сменщику, он этого даже не заметил – двинулся уже в обход, показав нам спину.
Я уселся, медленно опустил дверцу, пытаясь наскоро разобраться в управлении. К счастью, Ферма догадалась вложить в мою память, среди прочего, и это умение. Очень хорошо; если бы я начал путаться в клавишах, моя соседка наверняка заподозрила бы что-то более серьезное, чем просто плохое самочувствие. Я нажал три из дюжины: «Авто», «Возврат» и «Старт». Этого оказалось достаточно.
Пока мы летели, я осмысливал новую информацию. Получалось, что, сменившись с дежурства, я не получал свободы действий: предстояло еще отбыть подвахту, то есть скорее всего – провести какое-то время там, куда я сейчас направлялся. Мелькнула мысль: сейчас в моем распоряжении есть транспорт, есть человек, из которого можно выжать куда больше информации, чем та, какой я владел сейчас. Я немедленно отверг этот вариант: исчезновение полицейского, да еще с агриком, не останется незамеченным, и я лишь спровоцирую операцию по моему розыску – нет, спасибо за такую роскошь, ешьте сами. В концентрированном виде оперативная информация стекается в полицейский участок. Правда, она в основном локальна, однако не зря сказано, что мудрец, увидев каплю воды, может представить океан; я, конечно, не Бог весть какой мудрец, однако же кое-что и в моих силах…
– Где тебя высадить?
Вопрос я задал через силу: высаживать Виргу означало – садиться где-то, перейдя с автомата на ручное управление, а внизу и вправду была сутолока – и в двух нижних эшелонах, и еще более на улице. Я ощутил великое облегчение, когда она сказала:
– Вот еще. Обожду тебя на крыше, а потом попробую подлечить, что-то ты мне сегодня не нравишься.
– А если…
Она покачала головой:
– Да ведь тихо в городе, так что на крышу-то ты сможешь выйти.
– Ну, будь по-твоему.
Такой вариант меня вполне устраивал. Тем более что мы уже долетели и агрик, умело лавируя, пошел на посадку на плоскую, уставленную такими же машинами кровлю полицейского небоскреба.
Я все-таки замешкался с поднятием дверцы; Вирга, перегнувшись, ткнула пальцем в кнопку (оказалось, для того, чтобы открыть выход, надо было лишь нажать крайнюю справа клавишу). Я вышел и галантно протянул руку, чтобы помочь ей. Вирга отстранила ее и выбралась сама. Оглядевшись, сказала:
– Видишь свободные скамейки под навесом. Я подожду тебя там.
– Только не уходи, – сказал я.
Она улыбнулась в ответ, покачала головой, и я направился к будке на краю крыши, где единственно и мог помещаться вход внутрь казенного здания.
На площадке перед лифтом было людно, наверное, потому, что смена закончилась не только у меня и освободившиеся полицейские прибывали для отбытия подвахты тем же путем, что и я, – через крышу. Здоровались друг с другом, обменивались короткими фразами вроде: «Ну, как прошло?» – «Да в норме, напрягаться не пришлось» или «Бузил там молодняк, пришлось приводить в сознание», изредка «Как жизнь, как семейство?» – «Спасибо, живы-здоровы, и твоим того же». И лишь однажды прозвучали слова, заслуживавшие, как мне показалось, внимания: «Был легкий шум – храмовые разбирались с какой-то братвой, о чем-то не договорились. Мы не влезали». – «Подметать много пришлось?» – «Да нет. Они сами потом все зачистили». – «Дров много наломали?» – «Шесть голов храмовых, но все теплые, только обчищены до нитки»… Не очень понятно, но любопытно, и я постарался отложить это в памяти для выяснения. А пока воспользовался этой паузой, чтобы внимательно просмотреть собравшихся, сколько успею. Потому что если уж мне удалось сойти за полицейского, то такое могло получиться и у кого-нибудь из тех, на поиски кого меня и послали. Но надежда эта быстро таяла: никого похожего здесь не нашлось; нет, жизнью духа тут и не пахло. А жаль.
Я, как и все, кивал и улыбался в ответ на такие же знаки внимания, запоминал людей – видимо, это были коллеги по службе, и с ними мне следовало добираться до нужного места. Странно выглядело бы, если бы я начал задавать вопросы вроде: «Забыл, где мое подразделение, напомни…» – «А ты из какого?» – «Да забыл, понимаешь ли…» Нужный этаж оказался девятнадцатым, из лифта вывалилась сразу чуть ли не половина спускавшихся, затопали по коридору; я не отставал. Вошли в просторное помещение, его можно было даже назвать залом, хотя обстановкой оно походило на учебный класс: столики и стулья, но вовсе не ресторанного типа, скорее школьные парты; на стенах – плакаты: форма, строевые приемы, другие приемы – броски, захваты, удары… Видимо, то был действительно класс.
Приемы меня не очень интересовали, зато план города привлек внимание – крупномасштабный, с названиями улиц, обозначением главных, видимо, объектов с их наименованием и номерами, где одна часть города была залита салатным цветом в отличие от остальных, черно-белых, – то был, видимо, район этого участка. Я напрягся, запоминая, в мыслях совмещая с карманным планом, это заняло с минуту. Потом снова повернулся к залу. Половина мест была уже занята, вновь прибывшие без суеты расходились по местам, которые были, кажется, постоянными. Поэтому я еще помедлил, прислушиваясь к телу, потом позволил ему двинуться в нужном направлении, усесться рядом со здоровенным малым и принять ту же свободно-выжидательную позу, в какой здешний люд ожидал последующих действий. Пока все шло вроде бы благополучно, никто не заподозрил меня в подмене.