Минуту или две ничего не происходило. Затем прозвучала команда: «Внимание!» Все разом встали – привычно, не шумя стульями: появилось начальство, три человека. Поздоровались, один из них скомандовал: «К докладам!», все так же бесшумно уселись, и один, откуда-то из первых рядов, начал свой рапорт. Я старательно запоминал формулировки, чтобы не ошибиться, когда очередь дойдет до меня. Ничего сложного: «Номер… (цифры). Объект семнадцать. Без сбоев, без происшествий. Замечено продвижение знакомой группы из службы Храма к ВВ-станции – ну, той… Передано смене. Закончил». Ответ последовал: «Принято. Следующий!» Тут же начал докладывать сидевший рядом с первым: «Номер… Объект восемь. Без происшествий. Но отмечено появление на объекте пяти человек, ранее не встречавшихся. Замечены были близ этой самой ВВ-станции, где вступили в драку с людьми, как выяснилось, службы Храма. Согласно инструкции, вмешиваться не стал, отправил картинку в Идентцентр. В остальном все спокойно. Закончил». Один из начальников проговорил: «Принято. Обращаю внимание внешней службы: патрульный поступил совершенно правильно, не вступая в контакт с подозрительными лицами, но передав их идентификам. Номер заслужил среднюю благодарность. Следующий…»
Новость заставила меня насторожиться. Пять человек, замеченных близ станции ВВ, нигде не числящихся. Кто это, если не мой экипаж? Почему они, не успев ступить на эту землю, уже оказались в конфликтной ситуации, попали под наблюдение, из-под которого вряд ли смогут так просто высвободиться? И не о них ли был услышанный мною на крыше разговор? Это уже засветка. Похоже, полицейская служба здесь поставлена серьезно. Теперь моя задача – установить со своими контакт – становится сложнее, чем представлялось…
Эти мысли заняли все мое внимание, и, может быть, к счастью: они помогли мне без излишнего волнения (а значит, и без сбоев) отрапортовать, когда очередь дошла до меня. Я просто продекламировал заранее сочиненный текст, который почти не отличался от остальных, за исключением разве что одной части:
– За десять минут до конца смены в районе объекта с прибывшего малиретского ползуна был снят один человек силами Храма. Передано смене.
До того у меня были сомнения – стоило ли говорить об этом и тем самым привлекать к себе внимание, без которого я мог бы отлично обойтись. Но я доложил и, скорее всего, поступил правильно: по тому, что мое сообщение было принято начальством без особого удивления и тревоги, я заключил, что им об этом уже было доложено кем-то другим. У меня еще не было сколько-нибудь достоверного представления о сетях наблюдения и контроля, но уже сейчас ясно было, что патрульная служба на объектах была лишь небольшой и не самой главной ее частью. Так что умолчать об этом означало бы – вступить на путь, ведущий прямиком к провалу. Интуиция не подвела. И я, благополучно закончив свой доклад, даже удостоился благодарности – правда, всего лишь малой, но и это я почел своей заслугой. Видимо, можно было считать, что на ближайшее время я обеспечил свою безопасность.
Однако не за этим же меня сюда послали, чтобы я устроил себе тут легкую жизнь. Да и не могло быть никакого покоя – теперь, когда я узнал, что мои люди, скорее всего, маячат в прицеле охранителей порядка.
Раз они в поле зрения полиции, да еще и каких-то идентификаторов и мало ли еще в чьем-то, место, куда они в конце концов попадут, сочтя его пригодным для оседания, станет сразу же известно властям. Но прежде, чем власть воспользуется этой информацией для захвата прибывших, место их нахождения должен установить я сам, чтобы каким-то образом вывести их из-под удара. Каким – я сейчас не знал, но это меня пока не беспокоило: в конце концов, имелись у нас всякие способы, но для этого следовало сначала объединиться. И при этом не раскрыть себя.
Пока я думал об этом, доклады закончились, но команды «Разойдись» или хотя бы «Свободны» не последовало, и это заставило меня снова навострить уши: видимо, должно было последовать что-то новое, а все новое сейчас было для меня полезным.
Так и получилось. Старший из начальства проговорил:
– Переходим к обстановке и заданиям. Полиция Храма сообщает, что занята розыском какой-то группы из восьми человек, якобы пробирающихся к обители Моимеда – в чем-то там они провинились перед храмовыми законами. Но поскольку державных установлений они вроде бы не нарушали, передвигаться группой официально не запрещено, хотя и не принято, а прямой просьбы о помощи от Храма не поступало, мы этим заниматься не станем. У нас и своих дел выше головы.
Я невольно насторожился. Восемь, преследуемых Храмом? Храм – как говорится, по умолчанию – должен быть ближе к духовной жизни, чем все остальное в любом мире. Однако же опыт подсказывает, что нередко вывеска не только не соответствует содержанию, но и прямо ему противоречит. Обитель Моимеда? Если она имеет отношение к Храму, то зачем гнаться за людьми, которые и так туда направляются? Хотя, может быть, эта восьмерка – ну, скажем, террористы и пробираются они туда для совершения какого-то соответствующего акта, поэтому их просто хотят перехватить вовремя? Или дело лишь в том, что они движутся группой, в мире одиночек уже одним этим вызывая подозрение? Ладно, подумаем об этом, но пока я и сам болтаюсь на тонкой ниточке, так что – все внимание тому, что происходит здесь и сейчас. Не пропуская ни слова из того, что говорит начальство.
– …А станем мы заниматься вот чем. Первое: в город прибыла делегация провинции Канидо с петицией в адрес Державного совета по поводу перераспределения налогов. Задача: не допускать, задержать и выдворить. Серьезного сопротивления не ожидается. Исполнители: шестерка в составе…
Последовали номера. Моего среди них не оказалось – вот и прекрасно. Однако так называемая подвахта тут вовсе не означала приятного времяпрепровождения в борьбе с одолевающим сном. По сути дела, она и была настоящей службой. Интересна и сама задача: какую-то делегацию выкинуть, не допуская ее до встречи с, по-видимому, органом верховной власти. Демократия по-альмезотски? Любопытно. Что дальше?
Похоже, сложность заданий тут увеличивалась по мере оглашения: первое было самым легким и безобидным.
– Второе: Торговый комитет Державного совета намерен провести внеочередное заседание для обсуждения законопроекта об изменении налога с оборота. Не допустить, для чего всех членов комитета изолировать до завтрашнего утра, способы на усмотрение группы. Предоплата произведена. Исполнители…
Без меня. Ура. Интересная картина возникает, однако. Полицейский участок решает – собираться органу Большого совета или нет. Это к вопросу о том – кто же тут настоящая власть. Очень полезная информация.
– Задание три. Разборка, о которой тут было доложено, носит несколько необычный характер. А именно: пятеро неопознанных оказали успешное сопротивление парням из полиции Храма. По этому поводу Храм тоже обратился к нам; однако они просят только установить местонахождение пятерки и сообщить о нем, но не принимать никаких мер к их задержанию и выяснению – откуда, что, зачем и так далее. Но вот тут мы с ними согласиться не можем. Не знаю, чего они там между собой не поделили, однако со станции ВВ поступила информация: один из этой пятерки является давно объявленным в розыск преступником, кликуха – Кошелек, по имевшимся сведениям, из нашего мира эмигрировал в прошлом году, теперь, значит, вернулся. Следует думать, что и остальные четверо – люди того же пошиба. Розыск и изоляция таких иммигрантов – это уже наш хлеб, а не храмовый. Зафиксировано место остановки неизвестной пятерки: отель «Голубой берег», номера 76 и 78. Тихий захват. Доставить сюда для установления личностей, обстоятельств и целей их появления, а также источника. Для чего уже дана команда изолировать тридцать седьмой квартал, блокировать население в домах и учреждениях и повязать гостей по возможности спокойно. Мы не станем спешить с оповещением полиции Храма, но возьмем их сами, прокачаем как следует и потом уже решим, что и как делать. Операция отнесена к чрезвычайным. Оплачено будет на месте. Возможное сопротивление подавить любыми средствами. Группа – двенадцать человек, номера…
Я с напряжением вслушивался. На этот раз мне очень хотелось оказаться в составе этой группы – понятно зачем. Но меня вновь обошли вниманием. Спасибо и на том, что сообщили место, где ребята окопались. Интересно, долго ли еще продолжится распределение заданий?
Последние две задачи меня уже не интересовали. В последнюю группу, которой поручено было самое, похоже, трудное и неожиданное – обеспечить беспрепятственное ограбление банка «ТДП-Кредит», – попал мой сосед по парте. Услыхав свой номер, он удовлетворенно ухмыльнулся и не удержался от выражения радости:
– Там десять процентов будут наши – представляешь, сколько это? Мне как раз не хватало до нового прыгуна…
– Повезло тебе, – откликнулся я, стараясь как можно натуральнее изобразить зависть.
– Да уж… Не то что тут киснуть до самого отбоя.
Тут прозвучала наконец команда, означавшая, что сбор закончен, свободные от заданий медленно потянулись к выходу. Я постарался выбраться из зала в числе первых. И успел занять место в первом же лифте, отправлявшемся на крышу.
Поднимаясь, я больше всего опасался того, что у Вирги не хватило терпения и она исчезла; сейчас она была мне очень нужна, никто другой не смог да и не захотел бы мне помочь.
На скамейке ее и в самом деле не оказалось. Я приуныл было, но ненадолго, взглядом обнаружив ее у балюстрады, огораживавшей крышу. Бросился к ней, лавируя между взлетающими агриками с полицейскими эмблемами и членами групп на борту. И в глазах ее увидел радость. «Лишние сложности», – промелькнула мысль. «Наоборот», – возразила ей другая. Ладно, увидим…
– Малыш, – проговорил я, одновременно сделав руками движение, словно собираясь обнять ее и только усилием воли удержав себя от этого. – Как хорошо, что ты не ушла…
И даже сердце екнуло у меня – с такой радостной готовностью подалась она вперед, навстречу несостоявшемуся объятию. Господи, да она и в самом деле… Ох, нехорошо получается.
Но дело – важнее. Ради его успеха ты должен быть готовым при случае пожертвовать и собственной жизнью, не то что…
Жизнью – да. А честью?
Но сейчас – не до этических каприччо.
– Малыш, можешь ты сейчас оказать мне услугу? Помочь. В очень важном для меня деле.
Не согласие и не отказ увидел я на ее лице, но удивление. Наверное, я – да нет, конечно, не я, а прежний жилец в этой шкуре, рыцарь дубинки, – никогда раньше не обращался к ней с такой просьбой. Или скорее не в содержании просьбы была необычность, а в форме, в интонации. Не сообразил вовремя. Тут нужно было иначе, куда более уместным оказалось бы повелительное: «Ты это… Быстро… Вот что сделай!» Привокзальная дама наверняка привычна именно к такой манере. Придется перевести на ее язык.
Не понадобилось, однако: удивление оказалось мгновенным, а сменившая его улыбка не то что радостной, скорее – торжествующей, словно бы Вирга только что обрела нечто, чего давно уже добивалась, на что надеялась, но до сей поры не получала. И ответ ее прозвучал соответственно:
– Гер, ты же знаешь – я для тебя все, что угодно…
И ни с того ни с сего я вдруг уже во второй раз за последние часы подумал – нет, даже не подумал, ощутил: весна, как бы там ни было, а тут весна…
– Молодец, Малыш. Тогда слушай: сейчас, немедленно, как можно скорее, любым способом лети в «Голубой берег» – знаешь? (Она кивнула.) Там номера… В них пятеро мужиков. Передашь любому из них…
Еще пару секунд я смотрел ей вслед, и на душе у меня было странно.
Но вовремя спохватился и собрался. Я уже представлял себе, что такое подвахта: бездельничать не дадут, обязательно к чему-нибудь приспособят, подчиненный всегда должен быть озадачен – в этом альфа и омега воспитания личного состава любой службы. Сейчас начальство как раз решает: кого куда засунуть; в таком хозяйстве занятие всегда найдется. И вот пока еще не началась раздача подарков, следует исчезнуть: мне здесь больше делать нечего, не мой профиль. Главное удалось неожиданно установить: экипаж прибыл, и вскоре – через полчаса, по моей прикидке, – к ним нагрянут представители власти. Что там за уголовник обнаружился, которого здесь разыскивают? Что-то там ребята сделали не так. Наверное, иначе нельзя было. Ладно, сейчас моя задача – отправиться туда, куда должна их привести посланная мной женщина. Иными словами – к тому вокзалу, где ожидало меня мое родное тело и где витали, наверное, в изрядной растерянности тонкие тела блюстителя местных порядков. Произведем обратную замену, но сразу же погрузим его в сон на час-другой. Потом у него возникнет немало проблем. Но об этом пусть его голова и болит, у меня своих забот будет по горло.
И я сказал своему единственному знакомому – тому, с кем сидел рядом на докладах:
– Спущусь на пять минут – забыл про одно дело.
– Смотри, знаешь ведь – вдруг понадобишься.
– Да я мигом. Одна нога здесь, другая – там.
Так оно и должно быть. А потом – и первая нога тоже там. И – с приветом.
Глава 5
1
Итак, нелегально прибывшие в мир Альмезот пятеро, заняв два смежных номера, стали приводить себя в порядок и готовиться к отдыху. У них для этого имелось шесть часов, поскольку в капитанском послании было оговорено: если первый контакт почему-либо не удается, то второй должен состояться через шесть часов – но тогда уже ожидать не час, а вдвое меньше. Успели вымыться, с удовольствием поели бы, но было нечего, а пытаться раздобыть что-нибудь, не зная порядков, даже и того, как тут что оплачивается, – не рискнули. И решили: сперва отдохнуть, а потом они, конечно, встретят капитана, и уж он растолкует, что и как делать.
И только-только разошлись по постелям, как в дверь стали стучать – сильно, настойчиво. Выразительно. В ту дверь, за которой был двухместный номер, занятый Рыцарем и Питеком.
Они переглянулись и решили было оставить стук без внимания. Но он повторился – и еще сильнее. Такой грохот мог привлечь внимание соседей или персонала, и Питек сказал:
– Вот кому-то приспичило! Рыцарь, будь на «товьсь!».
Подошел бесшумно к двери. Вслушался. Поднял один палец, что означало: по ту сторону ее – один человек. Слух у Питека был таким, что стук сердца он улавливал и за десяток метров – особенно если человек перед этим совершал какие-то усилия. Распахнул дверь.
За нею оказалась женщина. Не то чтобы уж очень, но в общем ничего. А Питек всегда испытывал слабость к женщинам. Даже в гостиницах. Даже к незнакомым. Платить, правда, было нечем, но эту проблему он как-нибудь уладил бы. Другое дело – что на второй койке расположился Рыцарь, а Уве-Йорген в этом отношении был не мужиком, а каким-то чистоплюем и ничего подобного не допустил бы. Просить же его побыть в соседнем номере сейчас у Питека и язык не повернулся бы. Поэтому он сказал сожалеюще:
– В другой раз, красавица. Жаль, конечно, но… И в номер рядом тоже не обращайся.
Женщина же, пока он говорил, смотрела на него таким взглядом, словно сравнивала то, что видела, с каким-то образцом, хранящимся в ее памяти. И едва он умолк, спросила:
– Ты Питек – так ли? – говорила она на линкосе бегло, но с сильным акцентом. Понять ее было можно, однако приходилось напрягаться.
– Ну, так, – ответил Питек, несколько опешив.
– Один-девять-два-девять.
И секунды не потребовалось, чтобы оценить сказанное. После чего Питек повернулся к своему соседу. Но Рыцарь и сам услышал – и оказался уже на ногах, командуя:
– Впусти. Закрой дверь. И поднимай всех. По тревоге!
И нежданной гостье:
– Доведешь до места. Так?
Она, однако, ответила неожиданным:
– Сколько заплатишь?
Впрочем, это Рыцаря не испугало, хотя и слегка удивило. Они уже не были на абсолютной мели: вместе с гардеробом позаимствовали у побежденных и кошельки в соответствии с древней дилеммой: кошелек или жизнь. Правда, представления о здешних ценах у них еще только начинали складываться. И были они не очень-то благоприятными. На Ассарте все стоило куда дешевле.
– Сколько возьмешь?
– По дикону с головы, всего, значит, пять.
Рыцарь готов был кивнуть, но вмешался Питек: интуиция подсказала ему, что если сейчас не поторговаться, это покажется подозрительным.
– Да ты в своем уме? Три за всех, и дело с концом.
Женщина усмехнулась:
– Тогда ищи сам. Может, к утру и отыщешь.
И добавила еще:
– Если бы не Гер вас ждал, вы бы и десяткой не отделались. Ну, решайте. А то мне здесь делать нечего, зря время теряю.
Упомянутый ею Гер был фигурой неизвестной, но цифровая команда могла исходить только от Ульдемира. Он ждал, и выбирать не приходилось.
– А ты точно доведешь? Не то смотри – мы люди крутые!
– Ох, испугал. Так срядились?
– Ладно, бери свои пять. Веди.
– Так бы и сразу – уже на полдороге были бы…
2
Может быть, конечно, Вирге и не следовало брать деньги с людей, зачем-то понадобившихся Геру? Ну а почему работать на них даром? Такое не принято. На свете все измеряется деньгами и все делается ради них, это волшебная материя, которую можно превратить во все, что угодно, а с другой стороны – и все, что угодно, можно превратить в деньги – правда, уже по другому прейскуранту.
С этим убеждением Вирга, как ей казалось, появилась на свет, с ним прожила свои тридцать с лишним альмезотских лет (что, в общем, почти соответствует земным) и ни разу в нем вроде бы не разочаровывалась. Правда, за последние годы все чаще возникали у нее какие-то, ну, не сказать, что сомнения, но ощущение того, что на самом деле это не совсем так, а может быть, и совсем не так. Что на свете может быть и даже, наверное, есть что-то не менее, а даже более важное, чем деньги, чем диконы и даже галлары, что-то такое, что не выражается в цифрах и потому не вмещается в рамки бухгалтерии. Такие вот непонятные ощущения стали возникать. Однако Вирга об этих странных чувствах никому, конечно, не говорила, и когда они в очередной раз начинали шевелиться в душе, старалась побыстрее их прогнать, забыть, вернуться к нормальным и жизненно важным мыслям, а если получится – побыстрее найти еще одного постояльца и взять с него хоть на чуточку, да больше обычного; это помогало. Вот и сегодня вдруг, ни с того ни с сего возникли вдруг там, у вокзала, подобные сомнения – и она сейчас торопилась избавиться от них.
Единственным человеком, с которого она денег не взяла бы – да и не брала на самом деле, – был Гер, но это – особая статья. Гер был ее крышей, охранял и берег, не мешал заниматься своим делом, а главное – и он с нее денег не брал. Не значит, конечно, что она ему не платила; платила с самого начала, с того дня, когда, оставшись в одиночестве после того, как родители сгинули неизвестно куда, она, совсем зеленая, семнадцати годков, вынуждена была сама себя обеспечивать. Выбор был небольшой, и, скорее всего, оказалась бы Вирга на улице, если бы не единственное оставшееся после родителей наследство: дом. Пусть и не Бог весть какой, пусть и не близко от кишаретского центра, – но был он, в общем, современным домиком с удобствами, даже с садиком, пусть и в носовой платок размером, четыре жилых комнаты. Она быстро сообразила, что ей и одной комнаты за глаза хватит, а то и вообще можно на кухне жить, там места хватало, а жилье сдавать: в Кишарете всегда толклось полно народу со всего мира, и хотя гостиниц было немало, но если за постой просить хотя бы чуть поменьше, клиентов найдется достаточно. Этим она и начала заниматься, но едва заселила третью комнату, как явился к ней гость, на какого она не рассчитывала: добрый молодец, понятным языком объяснивший, что дом – вещь такая: сейчас есть, а через час глядишь – и одни головешки остались, ку-ку. А чтобы дом стоял и дело процветало, хватит ей сорока процентов выручки, остальное же отдай, не греши. Она, умненькая, не стала ни возмущаться, ни даже торговаться, только кивала головой в знак согласия. Из того, что успела получить, тут же пришлось шестьдесят процентов отдать. Визитер ушел, похвалив за разумный подход к делу. Она же, после простеньких расчетов, поняла, что сорок процентов ее не вывезут: дом, конечно, приносит деньги, но их и вкладывать в него нужно постоянно, тем более что постояльцы, зная, что не у себя живут, и вели себя соответственно – после каждого из них приходится что-то приводить в порядок. А кроме того, и питаться как-то нужно, и время от времени обновлять гардероб, потому что ведь когда ищешь клиента, то сама являешься как бы живой вывеской своей фирмы и выглядеть должна соответственно. Если ты в обносках, к тебе и пойдут такие же, а у таких нередко случаются сбои с оплатой, иные пытаются улизнуть, так ничего и не заплатив, а это говорило о том, что, с одной стороны, крыша, конечно, нужна, но с другой, сорок процентов – это все равно что даром работать на дядю. Нужна была другая крыша – и Вирга довольно быстро поняла, где надо ее искать. И нашла.
Ей в этом, конечно, повезло, потому что полицейский по имени Гер, только недавно переведенный в патрульную службу из вневедомственной охраны, жил тут неподалеку в однокомнатной квартирке. Так что им приходилось пересекаться в окрестностях. Она начала при встрече ему улыбаться; он, понятно, это заметил, ему это польстило, потом она однажды остановила его, обратившись с каким-то пустяковым вопросом, касающимся его службы. Разговорились; она пригласила его заходить, он воспользовался приглашением, и за чашкой душистого травника она как бы невзначай пожаловалась ему на свои обстоятельства. Гер нахмурился, развивать тему не стал, пообещал только выяснить, кто и что. Но уже через два дня, снова придя в гости (с коробочкой пирожных), сказал, что проблема решается: ее «крышники» не от серьезных домов и кланов, а так, шантрапа, самодеятельность, так что справиться с ними особого труда не составит. И действительно, в очередной день – а тот парень приходил раз в неделю, по понедельникам, – визит не состоялся, да и вообще никогда больше Вирга о них ничего не слыхала. Она испытывала огромную благодарность и понимала, что это тоже не даром и за это придется платить – надеялась только, что меньше. Этот вопрос она без обиняков задала при первой же встрече после того понедельника: спросила – сколько. Он помолчал, глядя то ей в глаза, то отводя взгляд куда-то в сторону, потом сказал: «Я человек серьезный (это она уже поняла) и понимаю: с тебя если брать сколько полагается – сгоришь, у тебя ведь ни корней, ни связей, а если брать мало – мне как бы будет обидно, да и если узнают – перестанут уважать. Я ведь не только тебя крышую. Есть другой вариант. У меня сейчас никого нет. Ты девушка приглядная и умная. Значит, так: деньгами я с тебя ничего брать не буду. А буду, как говорится, натурой. Если, конечно, согласишься». И взглядом задал вопрос: да или нет?
Она уже с первых его слов поняла, о чем пойдет речь, и заранее этот вопрос решила. Такой вариант еще раньше возникал в ее собственных мыслях. И не только по причинам денежным. Она уже убедилась, что таким, как она, одиночкам в жизни приходится трудно. Постояльцы, как правило, были мужиками в активном возрасте, и все их прикасания, похлопывания и раздевающие взгляды заставляли все время жить в напряжении: проституткой становиться она не собиралась. Опыта в обращении с козлами у нее практически не было, не успел сложиться, в семье порядки были строгие; и тут она, сама того не желая, не умея защититься, уступила один раз одному, другой – другому, никакой радости от этого не испытав, напротив, лишаясь уважения к себе самой, без которого жить нельзя. И мысль о Гере как ее мужчине – нет, не муже, такого поворота она пока даже в мыслях не допускала, но близкого человека, к чьей помощи и защите можно прибегнуть, – мысль эта успела у Вирги утвердиться. Опять-таки не о любви речь шла, она уж точно этого чувства не испытывала, да и он, пожалуй, тоже, но какое-то влечение было, физически он был мужик ладный, характер вроде бы терпимый, хоть и мрачноватый – ну, у него служба такая, специфическая (это слово она не без труда обнаружила в своей памяти), – чего же лучше? Поэтому сейчас она даже не попросила минуты на размышление, но ответила сразу:
– Да. Но с условиями.
Он поднял брови и даже, кажется, слегка усмехнулся, что ему, вообще-то, не было свойственно.
– Жениться на мне ты не собираешься…
– Рано заговорила об этом, – перебил он ее. – Я про это так понимаю, что для такого дела нужна хорошая база. А у меня пока ее нет. Да жизнь покажет.
– Я и не жду этого и просить не собираюсь. Жизнь покажет, ты прав. У каждого свой дом, свое хозяйство, пусть так и остается. А условие у меня одно, вот какое: я у тебя – единственная баба, и больше никого в твоей постели не будет. Можешь удержать себя в таких рамках? Не так, как мои постояльцы: иной каждый вечер новую приводит. Меня от этого тошнит. Можешь?
Похоже, Геру такая ее твердость в этом вопросе понравилась – потому, может быть, что означала: в его отсутствие и сама она искать других утех не станет.
– Могу, – ответил он уверенно. – Скажу прямо: когда начал к тебе сюда ходить, на других даже не смотрю. Не волнуют.
Вирга при всей своей неопытности знала – успела наслушаться, – что такие заверения мужики хотя и делают искренне, но хватает этого ненадолго – такова их сволочная мужская природа. Однако, как говорится, все мы помрем – но до смерти еще дожить надо…