Михайлов Владимир Дмитриевич. Сторож брату моему (Капитан Ульдемир - 1)

   - Электричество. А силовая установка?
   - Никаких следов.
   - Она или в здании, или ток подводится по кабелю. Воздушной линии я не заметил.
   - Погоди, пока не обойдем весь квартал.
   Они обошли. Линии не оказалось.
   - Выходит, город этот - не простой.
   - Да... Что еще ты увидел?
   - Я сообразил примерно, где помещается хотя бы один из Хранителей Уровня.
   - Скорей на катер. Я начинаю тревожиться, найдем ли мы его на месте.
   - Ты иди и лети к нашим. А я останусь.
   - Зачем?
   - Послежу за Хранителями. Может быть, узнаю что-нибудь о Шувалове. Если каждый прохожий может смотреть на Хранителя, то неужели такой человек, как Шувалов, не добьется встречи с ним? Я буду ждать тебя завтра, в этот час, на том же месте.
   Уве-Йорген стоял, подбоченившись. Автомат висел на его груди. Честный, добрый автомат.
   - На месте! Раз, два, три!.. Вперед - марш!
   "Музыка! - подумал он, прислушиваясь к глухому топоту. - Что все симфонии! Вот - музыка!"
   - Взвод - стой! Раз, два!
   "Бетховен!"
   - Слева по одному, перебежками, вперед - марш!
   Он полюбовался.
   Да дайте ему последних ублюдков - он и из них через неделю сделает...
   "Рыцарей", - усмехнулся он уголком губ.
   - Как держишь автомат, ты! Как же ты сейчас станешь из него стрелять? Что это тебе - дубинка?
   "Нет, - подумал он, - люди и на этой планете остаются людьми. Люди всегда - люди. И стоит дать им в руки приличное оружие, как они...
   Как это говорилось у тех - господь создал людей разными, одних сильными, других - слабыми. Но мистер Кольт изобрел свой сорок пятый калибр, и тем уравнял возможности..."
   - Внимание! По пехоте... В пояс... Короткими очередями...
   Защелкали затворы.
   Пока что впустую.
   Пока.
   Спешившись, Никодим привязывал лошадь к коновязи. Стучался. Входил. Говорил: "Доброго здоровья". Просил напиться. Ему давали. Если был голоден - кормили. Расспрашивали о новостях. Он тоже расспрашивал. Отвечал - по возможности. Ему было привычно и легко. Вот бы и всю жизнь так. Люди были простые, добрые, работящие. Хорошие. На девушек он старался не глядеть. Все же был дан обет. Конечно, обет этот во все времена нет-нет, да и нарушался. Человек грешен, грешен. Но уж не настолько, чтобы и чести не знать.
   Потом, переночевав - в доме или на сеновале, - ехал дальше. Прямая дорога пролегала меж широких полей. Коренастые волы - их предков тоже, верно, привезли с Земли - парами, а то и четверкой тянули тяжелые плуги. Отваливались темно-коричневые пласты. Птицы выклевывали червей. Здесь снимали в год по два урожая. Тепло, и земля хорошая. Все перло в рост прямо бегом.
   Иеромонах ехал и вздыхал: пора дождю. Но и дождь пошел, как по заказу.
   В одном месте он не выдержал и сказал: - Дай, я.
   Не удивились и не перечили. Хочешь - паши.
   Полдня проходил за плугом. Устал. Думал потом: тренировка тренировкой, а пахарь - это тебе не тренировка. Этот труд основной. Людей кормим...
   Он и о себе вдруг подумал так: людей кормим.
   И снова велись разговоры.
   - Земля-то чья?
   Его не понимали.
   - Как - чья? Земля есть земля. Сама своя.
   Нет, не понимали.
   - А так, чтобы - твоя, моя - у вас нет?
   - Почему же: есть. Вот одежда - моя. Ношу ее.
   - А хлеб вырастет - чей?
   - Есть все будут. Значит - ничей. Людской.
   - Ага... - вздыхал Иеромонах. - Насчет бога у вас плохо.
   - Как это?
   - Понятия бога нету.
   - Это, может быть, в городе. Там и дома каменные.
   - Эх... - вздыхал Иеромонах. - А солнышко вас как - не беспокоит?
   Удивлялись.
   - Не муха, чтобы беспокоить. И погода славная. Растет как...
   - Так ведь это - пока оно спокойно. А вдруг...
   - Что - вдруг...
   - Да говорят...
   Улыбались.
   - Это в городе, верно, говорят. Мы на солнце глядим, как полагается. У нас все основательно, нам слухи ни к чему.
   И верно. Земля - основательно. И-солнце...
   Ах, солнце ты, солнышко, нет на тебя управы!
   А то бы взял и остался здесь. Не его это дело - летать. Тут легкая жизнь, земля - мирская, все - мирское. Живут миром. И вечерами действа разыгрывают. Не божественные. Ближе. Но интересно. Сами разыгрывают, или приезжают другие - и тоже разыгрывают. Специальные дома для этого. Тридивизоров, правда, нет. И не надо. Избы тоже ладные, удобные. Чисто.
   - Скотину не держите, что ли?
   - Скотина на лугах.
   Мясо, однако, ели каждый день. Не то, чтобы помногу, но ели.
   Бога нет - это плохо. Только и сам он, Никодим, от бога отвык, если говорить правду. Пока все вокруг верили - и сам верил. Все вокруг не верят - и сам...
   Молился, правда. Шепотком или мысленно. И крестом осенял себя. Так привычка же. Господи! Сорок лет молился - сразу не бросишь. Да и кому от этого вред?
   - Ну, будьте здоровы...
   - Да не оставит тебя Красота!
   Ехал дальше. И трудно думал.
   Не уйдут отсюда. Не поверят. Нет, не уйдут. Да и легкое ли дело - от такой земли, от ровной жизни - и вдруг бах, тарарах, бросай поля, избы, скот, набивайся в железные корабли, лети куда-то через черную пустоту...
   Лети от такой красоты, которая не просто сама по себе, а с людьми. Сама по себе - значит, красота есть, а люди ее не замечают, и жить им от нее не легче. Тут красота с людьми: они ее видят, они ее хранят, друг другу ее желают.
   Не поэтому ли так спокойны они, уверены, добры? Понимают, видно: раз в мире есть красота, значит, мир этот правильный.
   Не того ли когда-то хотелось и самому Никодиму? На Земле тогда не обрел. Далеко пришлось залететь, чтобы встретить.
   С ними бы Никодим хорошо жил. Работал бы, как они. И с легкой душой желал бы всем: пусть не оставит их красота.
   И никуда бы отсюда не ушел.
   И они, вернее всего, останутся.
   Силой не заставишь уйти. Народ основательный. Твердый.
   Если только такой указ выйдет? И то неизвестно еще.
   Поднять бы, закрутить, завертеть...
   Пророком сделаться?
   Побьют, пожалуй...
   А иное что придумаешь? Ничего.
   Ох, пророк ты, пророк, горе луково!
   И все же - не минуть сего...
   Только не легко решиться. Тут прежде всего себя надо - поднять, закрутить, завертеть...
   И к вечеру снова:
   - Доброго здоровья...
   - И вам тоже.
   Ужинали.
   - Вот проезжал, заметил неподалеку: накось поля идет полоса. Непаханая. Все кругом засеяно, а эта - непаханая. Вроде дороги, а - не дорога. Что так?
   Пожимали плечами.
   - Не пашем. Никогда не пахали.
   - Почему же?
   - Нельзя.
   - Да почему?
   Этого не знали. Но никогда эту полосу не пахали, и теперь каждый год напоминают - чтобы никто не забыл: не запахивать. Если на ней проклюнется деревце - срубать. Трава пускай растет. Но скотину не выпускать.
   - Ах, так, значит.
   - Так.
   - И далеко она? Конца я не увидел...
   - Кто знает. Говорят, до самой столицы.
   - Вот оно что. А в ту сторону?
   - Так и идет. Все прямо. Слышали - потом уходит в лес.
   - Да, прямая полоса.
   - На диво прямая.
   - Ехать по ней, значит, нельзя?
   - Никак нельзя.
   - Ну, спасибо за угощение. Будьте здоровы.
   - Здоровья и вам...
   Выходил. Седлал лошадь - отдохнувшую, поевшую, напоенную.
   - А сам ты откуда - от Уровня?
   - Путник я. Вот езжу, гляжу - как живете. Поручение такое.
   - Мы хорошо живем.
   Тут бы сказать - слава богу. Не говорили.
   Кланялся, садился в седло. И снова пускался в путь.
   14
   Я сделал несколько кругов - и не увидел внизу ничего такого, что говорило бы о людских поселениях. Может быть, они и были внизу; но опыта воздушной разведки мне явно недоставало. В свое время я, пятнадцатилетний, стоял перед начальником училища штурманов бомбардировочной авиации; шла война, и за девять, помнится, месяцев (а может быть, и за год) из парня делали штурмана, способного вывести машину на цель, - но даже в то время начальник не решился зачислить мальчишку, которому не хватало, самое малое, двух лет. Начальник штаба училища, майор, пожилой, тощий, с лицом в крупных морщинах, посмотрел на меня и сказал: "Ничего, если человеку суждено летать, он будет летать". И меня выпроводили. Летать я потом научился, прыгать тоже, но сейчас это мне никак не помогало, тем более, что наблюдать приходилось с большой высоты, чтобы не действовать на нервы здешним обитателям.
   Тогда я стал решать задачу с другого конца. Несомненно, был какой-то путь, какая-то тропа, по которой люди попадали в лесные поселения. Как говорили ребята, тропа эта начиналась где-то в районе ближайшего к лесу населенного пункта. А найти его было не так уж трудно.
   Я посмотрел записи курсографа и выбрал направление. Как у нас на Земле в тех местах, где я жил когда-то, тут желтели поля, и вились речки, и синели озерца, и линии дорог казались проведенными по специально подобранным лекалам. Городок я увидел издалека. Это была уже окраина страны - не та, где мы приземлились, а противоположная. Небольшая страна, подумал я; и как им не одиноко на целой планете? Но тут же я сообразил, как это хорошо: задача эвакуации, хотя бы теоретически, становилась вполне реальной, наши действия приобретали четкий смысл, и можно было думать об этой стране и ее людях без хинного привкуса обреченности. Теперь городок был подо мной, замысловатый и красивый, как начертание старого японского стихотворения в оригинале. Я миновал городок и посадил катер в ближайшей же роще, там, где едва можно было протиснуть машину сквозь густые кроны.
   Целый день ушел, чтобы надежно укрыть катер от случайных прохожих - а может быть, и не случайных, как знать. Потом я поел и отдохнул, даже вздремнул немного и проснулся свежим и готовым к действиям.
   Стояла ночь. Сильно пахло землей, она была тепла на ощупь. Вдалеке лаяли псы. Звезды теснились в небе. В той стороне, где лежал городок, мерцали редкие огоньки.
   И снова мне почудилось, что не было ни времени, ни пространства, отделявших меня от молодости, словно все, происходившее" на самом деле, придумалось или приснилось мне только что, когда я, усталый, спал на теплой и пахучей траве; но вот я встал и иду, огни родного дома ждут меня и беззвучно, но явственно говорят: поспеши, не теряй времени, торопись настичь то лучшее, что несомненно ждет тебя впереди.
   "Не теряй времени, - подумал я и вспомнил старинное: - Время стоит, это ты уходишь... Как мы быстро уходим", - подумал я и невольно замедлил шаг.
   Через полчаса я вошел в городок. Улицы играли в догонялки, неожиданно поворачивая и останавливаясь. Окна не светились. Я шел мимо спящих домиков, мимо тусклых фонарей, в которых горели свечи, мимо водяных колонок с примитивными ручными насосами и незаметно пересек город и вышел на окраину с противоположной его стороны.
   Тут кончались домики, окруженные густыми садами, и начиналось открытое пространство, поросшее густой травой, неторопливо уходящее к самому горизонту, пересеченное лишь одной темной неширокой полосой деревьев. Возможно, то была большая дорога, но вряд ли она уходила в тот лес, куда мне нужно было попасть.
   Тут я остановился. Дальше идти было, пожалуй, незачем. Шла ли эта дорога в лес, или нет, но он лежал именно в этом направлении, где-то за кромкой горизонта. Теперь следовало набраться терпения и обождать, наблюдая и запоминая. Я сел на траву и, чтобы не скучать, стал представлять, что я не один, и что течет медленный, полный скрытого смысла, а внешне поверхностный разговор; было легко придумывать свои слова, и трудно - то, что отвечала бы Анна, будь она и на самом деле здесь. Даже в моих мыслях она не очень-то хотела соглашаться со мной в вещах, казавшихся мне исполненными глубокого значения, и я ничего не мог с этим поделать, а когда я все-таки заставлял ее согласиться (в воображении это возможно), вдруг оказывалось, что это уже не она, а какой-то другой человек.
   Прошел примерно час, когда мне почудилось, что впереди мелькнула и скрылась какая-то тень. Это мог быть только человек.
   Я приподнялся и, стоя на коленях, стал вглядываться.
   Ночной прохожий явно не хотел, чтобы его заметили. Но он был отчетливо виден в рассеянном свете звезд. Через несколько секунд тень его снова мелькнула - теперь чуть дальше. Его поведение обрадовало меня. С таким, несомненно, можно будет разговаривать без опаски. И он, конечно же, сможет объяснить, где располагается то, что мне нужно было найти.
   Дав ночному прохожему отдалиться, я направился за ним. Нас разделяло расстояние метров в тридцать, и я старался сохранить дистанцию, пока мы не отойдем подальше от города.
   Через несколько секунд человек снова остановился и оглянулся. На этот раз я среагировал не сразу: задумался о вещах, не имевших к нему отношения, и человек, кажется, заметил меня.
   Но он не пустился бежать и не стал прятаться, а, помедлив секунду, снова двинулся, и я последовал за ним, дав себе обещание больше не отвлекаться. Не знаю почему, но то, что он не испугался меня, тоже показалось мне хорошим признаком: люди, уходящие в лес, должны были, как я считал, обладать достаточной смелостью. И вообще, все это было очень интересно, потому что свидетельствовало: кроме явной и уравновешенной жизни, о которой я, по рассказам ребят и девушек, успел уже составить представление, здесь шла и какая-то другая, в которой люди ночами выбирались из города и не очень, видимо, хотели, чтобы их заметили.
   Человек впереди ускорил шаг.
   Я оглянулся и заметил, что позади, где остался городок, мелькнула еще одна тень.
   Человек был не один.
   Теперь я улыбнулся с легким сердцем. Вряд ли появление второго путника можно было объяснить лишь случайностью.
   Еще один человек показался. И еще.
   Они шли, видимо, по хорошо известному им маршруту. Шли легкой, летящей походкой, держась метрах в десяти-двенадцати друг от друга.
   Когда-то я много и быстро ходил, и теперь приноровился к их шагу и сократил расстояние до шедшего впереди человека тоже примерно до десяти метров.
   Люди шли в полном безмолвии, но раз или два я услышал, как приглушенно звякнул металл.
   Чем дальше оставался город, тем короче становились интервалы между идущими: задние подтягивались, ускоряя шаг. Вскоре они уже шагали на расстоянии метров полутора друг от друга.
   Люди направлялись, судя по всему, к той полосе растительности, за которой, как мне подумалось, проходит дорога.
   Потом по колонне, начавшись в ее голове, прошло какое-то новое движение. Оно приближалось, и вот шедший передо мной человек, полуобернувшись на ходу, негромко проговорил:
   - Что в лесу?
   - Деревья, - не очень умно ответил я, не успев подумать.
   В следующее мгновение раздался тихий свист - и люди исчезли, слились с травой. Осталось только двое: тот, кто шел передо мной, и другой, что был сзади. Они подошли вплотную и схватили меня под руки.
   - Кто ты? - спросил один, приблизив лицо и вглядываясь.
   - Ульдемир, - назвал я свое имя. Откровенно говоря, я немного растерялся.
   - Мы тебя не знаем. Куда ты идешь?
   - С вами.
   - А куда мы идем?
   - В лес, я думаю.
   - Зачем ты идешь?
   Тут я подумал.
   - Я отвечу, когда мы придем.
   - Что ты несешь из вещей, какие не знает Уровень?
   Теперь я стал уже немного соображать что к чему, и, не колеблясь, достал из кармана блок.
   - Хотя бы вот это. - Я включил блок, чтобы они услышали музыку.
   - Как ты это сделал?
   - Долго рассказывать. Потом.
   - Что ты умеешь?
   "В самом деле, - подумал я, - что я умею?"
   - Я знаю - как.
   - Как - что?
   - Как делать многое.
   - Откуда ты?
   "Как ответить? Но все равно, рано или поздно придется сказать".
   - Я со звезд.
   Теперь уже и остальные - более десятка - поднялись с земли и обступили нас, слушая.
   - Непонятно. Ты предатель?
   - Нет.
   - Ты хотел выследить нас?
   - Нет.
   - Как же ты узнал о нас, если мы тебя не знаем? Говори. Если ты предатель, мы, наверное, убьем тебя.
   Впрочем, в голосе человека не было уверенности.
   - Как можно убить человека? - укоризненно сказал я. - Вы должны мне верить. Я со звезд.
   - Странно. Как нам поверить в то, что ты со звезд? Ты такой же, как ты.
   - Потому что я тоже человек. Но я был одет иначе. И у меня был спутник. В этот день, когда мы прилетели, его задержали.
   - Это правда, - сказал другой человек. - На большой дороге наши встретили возчиков. Они везли старика. Его никто из наших не знал.
   - Наверное, это был он! - встрепенулся я. - Куда его повезли?
   - По дороге в столицу.
   - Я должен его найти!
   - А почему же ты пошел за нами вместо того, чтобы искать его?
   - Я надеюсь, что вы мне поможете.
   - Зачем?
   - Знаешь, - сказал я, - это не разговор на ходу. Потому что речь пойдет о серьезных и очень важных делах.
   - И все-таки, трудно поверить, что на звездах могут жить люди. Хотя говорят... Скажи, вас было только двое?
   - Нас больше.
   - Где остальные?
   Я поднял руку к небу, хотя корабль сейчас находился, по моим соображениям, где-то под ногами.
   - Там.
   - На звезде? - усмехнулся гот, что вел расспросы.
   - На корабле. На той машине, что привезла нас.
   - Машины не возят. Они стоят на месте... Где же то, что привезло тебя?
   - На орбите. Это не просто объяснить.
   - Хорошо. Ты объяснишь потом. Нам и правда некогда. Ночь короткая. Глаз Пахаря уже в зените. Мы могли бы показать тебе, в какой стороне лежит столица, куда повезли твоего друга. Просто выйди на большую дорогу, что начинается в середине города, и иди по ней, не сворачивая. Но мы не можем отпустить тебя. А вдруг ты побежишь к судье и скажешь, кого ты видел здесь? Мы не хотим. Ты пойдешь с нами. Согласен?
   Но теперь я уже не был уверен, не следует ли сначала пуститься на розыски Шувалова.
   - А если нет?
   Человек снова поколебался.
   - Мы все-таки убьем тебя. Мы знаем, что людей не убивают. Но если иначе нельзя? Один человек - это меньше, чем все.
   - Это правда. Я пойду с вами. Далеко идти?
   - Увидишь.
   - Когда же я смогу выручить своего друга?
   - Решат в лесу. А может быть, его выручат те, кто, по твоим словам, сидит сейчас наверху?
   "Питек и Георгий", - подумал я.
   - Может быть.
   - Идем, много времени ушло. Ты пойдешь тут, в середине, а вы приглядывайте за ним. Все слышали?
   - Все.
   - А когда тебя спрашивают: "что в лесу?" - не давай глупых ответов. Говори: "В лесу - воля".
   - Я понял.
   - В путь!
   Они снова тронулись - той же летящей походкой. Я шел в ногу с ними, не отставая, и мне было хорошо идти в неизвестность, хоть на какое-то время забыв о необходимости решать и выбирать.
   Мы прошли с полкилометра, и словно волна прокатилась по колонне, и шедший передо мной полуобернулся и, не останавливаясь, спросил:
   - Что в лесу?
   Теперь и я знал, что отвечать.
   - Воля! - сказал я, и в свою очередь обернулся и спросил у заднего, что в лесу, и он ответил мне так же.
   Через сорок минут мы вышли к полосе деревьев. Это оказалась не дорога, а река. Я видел ее с высоты, но мне почему-то почудилось, что, пока я бродил по городу, она осталась совсем в другой стороне. Два узких плота были спрятаны в камышах. Мы разместились на скользких бревнах. По двое на каждом плоту встали с шестами.
   - Вперед! - скомандовал старший.
   Плоты отошли от берега, и течение подхватило их.
   "Вперед", - подумал я про себя. И хотя мне вовсе не ясно было, что ждет меня, удача или поражение, и как обойдутся со мной те, к кому я хотел попасть, - но сейчас мне было хорошо, и я пожалел, что я один, и некому сказать, как мне хорошо, и не от кого услышать, что и ей хорошо тоже.
   Звезды еще светили вовсю, и я попытался отыскать среди них наше, настоящее солнце, хотя и знал, что оно находится на дневной половине неба и мне его не увидеть. Но все равно, было здорово знать, что оно есть.
   День уже начался, когда плоты уткнулись в берег. Их вытащили на песок, и старший сказал:
   - Пусть они лежат. Ночью их отведут обратно.
   Снова мы двинулись колонной по одному, но теперь уже шли свободно, без напряжения, переговариваясь. Вошли в лес. Лучи пробивались сквозь листву. Перекликались птицы. Воздух еще не успел нагреться и был прохладен. Дышалось легко.
   Прошли километра три. Никто не мешал мне оглядываться по сторонам. Лес был веселый. Большие деревья росли аккуратно, словно кто-то их посадил. Местами они теснились вокруг невысоких бугров, местами росли реже. Бугорки тоже возвышались не как попало, а в порядке. Заинтересовавшись, я замедлил шаг. Шедший сзади едва не налетел на меня.
   - Ты что? Надо идти, не отставая.
   - Слушай-ка, что это за бугорки?
   - Я не знаю, я тут впервые. Потом узнаешь, если понадобится.
   Прошли еще с километр, и деревья расступились. На обширной поляне был разбит лагерь - вернее, целый городок. Легкие деревянные домики выстроились рядами. Между ними виднелись постройки побольше, подлиннее. Из них доносился стук, лязг металла, голоса.
   Пришедшие остановились.
   - Ну вот, - сказал тот, что возглавлял колонну. - Добрались благополучно.
   - Что здесь такое? - спросил я.
   - Не видишь? Лес.
   - Понимаю, что не море, - усмехнулся я.
   - Понимаешь. Только, наверное, не все. Это не просто лес, а тот самый лес, куда люди уходят от Уровня. Как ушли мы.
   - Ты не забудь: о вашей жизни я знаю очень мало. Сюда уходят. Здесь живут? Что здесь делают?
   - Что делают? Что хотят.
   - Ну, вот, например, что хочешь ты?
   - Я кузнец. Я умею ковать железо. Делать разные вещи. Но я давно думаю: а может быть, удастся делать это быстрее? Я много раз ударяю молотом, и получается то, что мне нужно, потому что я знаю, как и куда надо бить. Но это долго. А если сделать такой молот, чтобы он имел углубление - как та вещь, которую мне надо сделать. Если Таким молотом ударить очень сильно, но только один раз - не получится ли такая вещь какая мне нужна, с одного удара?
   Я улыбнулся: было приятно за него.
   - Получится.
   - Думаешь?
   - Знаю. Получится. Ты молодец.
   - Мне нравится, как ты говоришь. Но когда я хотел попробовать в кузнице, мастер сказал...
   - Что не выйдет?
   - Он, в общем, сказал это другими словами. Сказал так: Сакс, ты хороший кузнец. Ты очень устаешь на работе? - Я сказал: Устаю, как все, не больше и не меньше. - Тогда он спросил: Ты делаешь хорошие вещи? - И я ответил: Хорошие, это все знают. Дальше он спросил: Тебе хватает еды, одежды, у тебя остается время смотреть на солнце, говорить с детьми, любить красоту, отдохнуть, посмотреть представление, бегать, играть в мяч, петь и прочее? - Я честно сказал: Хватает, потому, что я не трачу времени зря. - Тогда он сказал: Кузнец Сакс, чего же тебе еще? Зачем надо делать что-то иначе, раз ты и так делаешь хорошо? Допустим, ты сделаешь свой молот. Но ведь ты не сможешь ударить так сильно, как нужно. - Я сказал: Мне, конечно, так не ударить, но это сможет сделать водяная или паровая машина, только молот надо делать немного иначе, без длинной ручки... - Мастер сказал: Хорошо, машина будет ударять, а что будешь делать ты? Подкладывать железо? Но разве подкладывать железо интереснее, чем самому делать из него полезную вещь? И еще: машина будет работать быстрее, чем ты, а зачем? Куда нам столько? Нам хватает того, что мы делаем. - И я не знал, что ему ответить. Я сказал так: хочу сделать такой молот потому, что мне очень хочется, я иначе не могу. - Но он меня предостерег: Смотри, - сказал он, - ты знаешь, что такое нарушение Уровня? Тебя могут послать в Горячие пески. Ты хороший кузнец, зачем тебе рыть песок? - И тогда я подумал: уйду в лес, обязательно уйду в лес и там сделаю молот. И ушел. А ты что собираешься делать?
   - Еще не знаю, Сакс. Хочу поговорить с теми, кто тут главный, рассказать им кое-что... Объяснить, откуда я пришел и зачем.
   - Поговори. Но тут, в лесу, мало говорить, надо заниматься работой. Если у тебя нет своей работы, это нехорошо. Тогда - Погоди, вот идет один из старших - ты как раз хотел поговорить с ним...
   Старший был вовсе не стар, у него были широкие плечи и мускулистые руки лесоруба. Слушал он меня не очень внимательно.
   - Старший, я пришел сюда по очень важному делу...
   - Как и все, - сказал он. - Те, у кого нет важных дел, сидят дома.
   - Но вся планета в опасности! И от вас во многом зависит, удастся ли предотвратить ее.
   Он бросил на меня короткий взгляд.
   - Мы тут судим так, - сказал он. - Чем важнее у тебя дело, тем большим доверием ты должен пользоваться. Как по-твоему, правильно?
   - Наверное, - сказал я.
   - Да нет, не наверное, а совершенно правильно. А как доверять человеку, которого мы не знаем?
   Я пожал плечами.
   - Не знаешь. А мы знаем. Мы даем человеку работу, если у него нет своей, и смотрим, как он с ней справляется. Если человек работает хорошо, мы ему верим и его выслушиваем. Если плохо...
   - Ясно, - оказал я, хотя такой поворот мне вовсе не понравился. - И долго надо работать, чтобы вы поверили?
   - Как кому удается. Иногда и за три дня можно понять...
   "Три дня, - подумал я. - Много".
   - А может быть, ты все же выслушаешь и тогда решишь?..
   - Почему делать для тебя исключение? Нельзя. Иди работай. Если нет ничего другого, раскапывай бугры. Это интересно. Там есть какие-то вещи, которых мы не можем понять. Развалины домов; там кто-то когда-то жил, мы не знаем кто. Попадаются кости...
   - Кости?
   - Человеческие. Нехорошо, когда попадаются кости.
   - Может быть, тут было просто кладбище?
   - Нет, их не хоронили. Они лежат как попало.
   - Странно.
   - Не странно, а плохо. Очень плохо, когда кости людей валяются как попало. Смотри, не испугайся, когда будешь копать.
   Чем-то известным, но, как я думал, уже забытым потянуло от его слов, забытым и нехорошим. Но сейчас я не хотел размышлять о плохом, хотя зародыш замысла возникает в мозгу чаще всего тогда, когда мы о таких вещах не думаем - или не хотим думать.
   Несколько часов я просто бродил по городку, меня никто не останавливал и ни о чем не спрашивал; так же слонялись и другие, пришедшие одновременно со мной. Я подумал, что такую возможность давали нам намеренно: люди могли приглядеться, поискать что-то для себя (где жить, чем заниматься), встретить знакомых и вообще привести себя в норму после такого значительного события, каким был разрыв с Уровнем и уход в лес. И я бродил и глядел, стараясь пока не делать выводов и предположений.