Михайлов Владимир Дмитриевич. Сторож брату моему (Капитан Ульдемир - 1)

   - Стоять здесь! - сказал Уве-Йорген своей армии, а сам пошел в обход по залу.
   Он был не очень велик; силовой отсек мертвого корабля, вынесенный конструкторами, как и полагалось, подальше от жилых помещений; корабль, видимо, был куда больше, чем они предположили вначале. Не на это ли наткнулся сверху Монах? Здесь стояла термоядерная установка и преобразователь прямого действия; шины от него шли к щиту, от которого отходили кабели - один к криогену, охлаждавшему резервуар с тритием, другой нырял в стену. Установка была надежная, автоматическая; Рыцарь поискал управляющий ею компьютер, но не нашел; видимо, команды на пульт шли оттуда, из столицы, из той самой комнаты, которую видел на экране Питек. Однако в случае нужды можно было перейти на автономное ручное управление - пилот быстро разобрался в нехитрой механике. Это, наверное, и было то, ради чего сюда послали ополченцев; ради станции, а не из-за старой космической жестянки, служившей теперь только тамбуром.
   Уве-Йорген стоял, задумчиво разглядывая установку, легкая улыбка играла на его губах, улыбка удовлетворения. Затем он едва не вздрогнул из-за громкого щелчка; вспыхнули какие-то индикаторы, гудение установки стало чуть громче. Рыцарь медленно повернул голову, ведя взглядом по аппаратам, пытаясь установить, какой из них сработал. Вот он: регулятор мощности. Что-то подключилось, и расход энергии скачком увеличился. Какие-то странные события происходили под двойным дном бесхитростной, казалось бы, планеты с ее идиллическим человечеством... Уве-Йорген пожал плечами: разберемся, если понадобится. Сейчас его занимала другая мысль: действительно ли Никодим на поверхности наткнулся именно на эту станцию? Пилот прикидывал, и получалось, что по туннелю они прошли куда меньше, чем тогда, по поверхности. Конечно, наверху был лес, и идти приходилось не по прямой; но все же, несовпадение получилось чересчур большим. Что же, здесь есть и еще какие-то секреты?
   Он снова пустился в обход по отсеку. Вот этот второй силовой кабель, куда идет он за переборкой? Из силового отсека он выходит в направлении... во всяком случае, не основного корпуса корабля; скорее, в противоположном. Что находится там? Первый кабель, видимо, идет в столицу. А может быть, в столицу ведет этот? В таком случае, куда направляется первый?
   Теперь он двигался, пригнувшись, чуть ли не обнюхивая переборки. Питек подошел, несколько секунд следил за действиями Рыцаря.
   - Что ты ищешь, Уве-Йорген?
   - Думаю, что здесь должен быть еще один выход.
   - Конечно, он тут есть.
   - Почему ты решил?
   - Я не решал, - сказал Питек невозмутимо. - Я его вижу. Ты смотришь вниз. Смотри наверх, потому что он там.
   Рыцарь поднял глаза. Нет, без Питека он, пожалуй, не заметил бы люка, если бы даже и разглядывал потолок так же внимательно, как переборки, настолько тщательно была пригнана крышка.
   - Как добраться туда? Ну-ка, подсади меня.
   - Ты думаешь, надо?
   - Выполнять! - сказал Рыцарь командным голосом.
   - Пожалуйста, - согласился Питек и подставил спину.
   Едва заметная кнопка была рядом. Уве-Йорген нажал; крышка поползла вертикально вниз, не откидываясь на петлях, а опускаясь - как они увидели - на трех блестящих стержнях. Рыцарь поспешно спрыгнул со спины Питека; крышка едва не задела его. Круглая пластина опускалась все ниже и остановилась в полуметре над полом. Рыцарь смотрел в открывшееся отверстие. Там было светло. Он решительно встал на пластину люка, и она без команды стала подниматься.
   - Ждать меня! - успел крикнуть он, прежде чем крышка, мягко щелкнув, не отделила его от товарищей.
   Здесь тоже был ход, только поуже первого. Уве-Йорген, щурясь, представил себе, куда он ведет, в какую сторону от корабля. Потом пошел вперед. Так же вспыхивали впереди и гасли за спиной невидимые лампы. Было тихо. Щелкали гейгеры - чем дальше от станции, тем реже. Этот туннель, в отличие от первого, шел не прямо, временами он плавно сворачивал, порой шел в глубину. Потом впереди послышалось низкое гуденье, не такое, как в силовом отсеке. Рыцарь пошел осторожнее. Конец туннеля. Дверь. Открыть. Войти.
   Он вошел. Кабель выходил из переборки, той, где был вход. Посреди небольшого, круглого в плане помещения стояла установка. Не силовая; для чего она предназначалась, Уве-Йорген не мог понять - что-то, отдаленно напоминавшее (как он решил, внимательно оглядев ее со всех сторон, разглядывая, как расположены и соединены отдельные блоки) огромных размеров приемно-передающую рацию; разве что для связи с другими планетами могла бы предназначаться такая, но вряд ли Хранители Уровня поддерживали сношения с инопланетянами... Уве-Йорген пожал плечами: видимо, сейчас не стоило ломать голову над сущностью обнаруженного устройства. Главным было то, что установка работала, это она издавала слышное еще в туннеле гудение, индикаторы на стенах помещения мигали в сложном ритме, словно разыгрывая световую симфонию, написанную для сотен, для тысяч инструментов. Сотни и тысячи пришли в голову Рыцарю не случайно: именно такое количество тонких проводов выходило из объемистой коробки последнего блока установки; свившись толстым жгутом, провода эти уходили в потолок но тут Уве-Йорген, несмотря на самые тщательные поиски, не смог обнаружить больше никакого выхода. Он утер пот со лба; в следующий миг щелкнуло индикаторы погасли, гудение прекратилось, установка выключилась, непонятная, но, видимо, зачем-то нужная этому человечеству установка. Уве-Йорген взглянул на часы. Прошло всего лишь полчаса - только несколько минут назад истек срок последнего перемирия.
   Он вышел и затворил за собой, дверь. По туннелю шел быстро. В конце его, а вернее - в начале, встал, не раздумывая, на пластину люка, и она послушно опустилась, возвращая пилота к его соратникам. Они ждали его, стоя, кажется, на тех же самых местах и в таких же позах, в каких он их оставил.
   Что же, очень хорошо. Станция - энергетический центр правителей этой планеты - и еще какая-то установка, неизвестного назначения, но действующая, периодически действующая - и, значит, связанная с какими-то происходящими сейчас событиями... Да, очень хорошо.
   Уве-Йорген почувствовал, как горло этой маленькой цивилизации пульсирует под его пальцами. Теперь можно было диктовать условия.
   Он не подумал в этот миг, сохранился ли еще смысл диктовать условия. Это не было самым важным. Важнейшим было то, что возможность диктовать условия была найдена. Уве-Йорген испытал удовлетворение, как если бы завершил какое-то нелегкое и неотложное дело.
   И вдруг он почувствовал, что устал. Очень устал.
   Он повернулся к Питеку и Георгию и улыбнулся им.
   - Хочу спать, - сказал он. - А вы? Нам предстоит поработать на славу. Надо набраться сил.
   Они кивнули - Георгий невозмутимо, Питек резко, словно в нетерпении.
   Рыцарь посмотрел на гладкий пол.
   - Честное слово, я готов уснуть прямо здесь.
   Он сел на пол, потом растянулся, положил автомат рядом, закинул руки за голову.
   - Ложитесь, - сказал он. - Мы в надежном укрытии.
   - Они могут добраться сюда, - предостерег Георгий.
   - Тем хуже для них, - ответил Уве-Йорген.
   И они уснули под ровное гудение станции, в маленькой камере которой бушевал солнечный жар.
   Они проспали около часа, потом осаждающие подорвали наружный люк корабля. Глухой, сильный звук и сотрясение пола заставили Уве-Йоргена открыть глаза. Это мог быть только взрыв. Он покосился на своих. Они подняли головы, но, видя, что он спокоен, сразу же заснули снова.
   Он полежал неподвижно. В зале станции было по-прежнему светло. Георгий дышал рядом, положив голову на руки, повернувшись лицом вниз. Питек лежал в сторонке. Установка успокоительно жужжала. Уве-Йорген поднес к глазам руку с часами. Шесть. Значит, взорвали все-таки. Дураки. Вот уж поистине усердие не по разуму...
   Он осторожно поднялся, подошел к овальной двери - единственному выходу, - приотворил, прислушался.
   Если затаить дыхание, можно было уловить отдаленный скрежет металла. Значит, расчищают ход после взрыва.
   Уве-Йорген вернулся в зал и разбудил своих. Они мгновенно вскочили, осмотрели автоматы и пересчитали запасные магазины.
   Хотелось есть, но было нечего.
   На всякий случай Рыцарь еще раз обошел станцию. Нет, другого выхода не было. Только через овальную дверь в туннеле, а оттуда - через жилые отсеки корабля.
   Тогда он кивнул остальным, чтобы сидели и ждали, и сам сел у двери, положил автомат на колени и стал ждать.
   Приглушенный расстоянием лязг не утихал.
   Те доберутся сюда через полчаса. Войдут в туннель, вспыхнет свет, и они будут, как на ладони...
   - Что мы будем делать, Рыцарь?
   - Отобьем у них охоту соваться сюда.
   - Будем стрелять?
   Уве-Йорген пожал плечами:
   - На переговоры у нас больше не остается времени.
   Корабль вдалеке гремел, как железная бочка. Значит, вошли.
   Слышно было, как вломившиеся в корабль люди понемногу приближались к тому месту, где начинался туннель.
   Пробирались они медленно. Наверное, шли с факелами: свечи вряд ли могли тут помочь.
   Ничего, в туннеле будет светло и без них.
   Уве-Йорген прикинул. Деревьев тут нет, вверх стрелять не придется. Пули полетят вдоль туннеля. Не прямо, так рикошетом какая-нибудь да зацепит.
   Так что игра действительно пойдет уже по другим правилам.
   Значит, надо заблаговременно обезопасить все, что можно. Занять позицию подальше от входа в станцию, в туннеле. Прикрыться, правда, нечем. Гиблое дело. Но в зале станции обороняться нельзя.
   Рыцарь точно не представлял себе, что может случиться, если пули станут попадать в установку или в резервуар с тритием. Но понимал, что ничего хорошего ждать от этого не приходится. Станция, во всяком случае, выйдет из строя. А ему нужно было, чтобы она работала. Угроза беды всегда действует сильнее, чем сама беда, а в предстоящем разговоре с Хранителями Уровня он хотел применить именно угрозу.
   Свет в коридоре - это ни к чему. Если бы хоть видеть, что светится, можно бы послать по лампам парочку очередей. Но светильники были укрыты. То ли была в этом надобность, то ли такая мода существовала...
   Значит, придется подставить себя под пули. Таково уж солдатское ремесло.
   Он сказал своим:
   - Сюда, ребята. И постарайтесь попадать в них прежде, чем они в вас. Потому что пули у них такие, что дырки эти будет не залатать.
   - Думаешь, они станут стрелять в нас?
   Уве-Йорген усмехнулся:
   - Здесь трудно будет выстрелить мимо.
   Он подошел к двери в станцию, затворил ее, вернулся в туннель и улегся на пол, изготавливаясь к стрельбе. Запасные магазины положил справа, чтобы были под рукой. Покосился на своих.
   - Георгий, продвинься на пять шагов вперед. Так. Питек, держись правее, у самой стенки. Хорошо.
   Теперь все было в порядке.
   В том конце туннеля заметно светлело. Люди приближались ко входу в него, и звуки их шагов доносились все явственнее.
   "Вот бестолковые бедняги, - думал Уве-Йорген. - Ну куда они лезут, и как они не поняли, что это - наша игра, а не их!"
   Он держал на мушке первого, что приближался с факелом в руке, с ненужным более факелом. Можно было и не целиться - все равно тут не промахнешься, - однако Уве-Йорген целился из уважения к своей профессии, требовавшей, чтобы все делалось по правилам, не небрежно, не кое-как, а тщательно.
   Ну что, хватит ему гулять, пожалуй, а?
   Уве-Йорген нажал спуск, и гильзы звонко запрыгали справа от него, автомат привычно повело налево, и крики боли и ужаса наполнили узкую трубу туннеля.
   Еще два автомата ударили в унисон.
   Уве-Йорген сменил третий магазин, когда ответный огонь смолк.
   Противник бежал. Коридор гудел от топота ног.
   Рыцарь встал и пошел. Он шел в атаку. Преследовал противника.
   Он шел, пока не наткнулся на первое тело. Нагнулся, дотронулся до него и почувствовал, что пальцы повлажнели.
   Тогда он остановился. Постоял. Повернул назад. Добрался до своих.
   - Теперь мы можем идти. Здесь свое дело мы сделали.
   Его соратники поднялись с пола.
   Георгий закинул автомат за спину, Питек держал свой в руке.
   - Куда, Рыцарь?
   - В гости к Хранителям.
   - Ты не боишься засады снаружи? - спросил Питек. Георгий ответил за Уве-Йоргена:
   - Когда бегут так, как они, останавливаются только к вечеру.
   Они ступили на упругое, еще теплое. Идти было трудно. Местами тела лежали друг на друге. Здесь трудно было промахнуться. Наверное, рикошеты тоже достигали цели. Сколько их тут? Десятка два? Больше?
   Мир вам, люди планеты. Братья - как сказал бы монах Никодим. Мы прилетели спасти вас. И спасаем. Извините, если что не так...
   Они выбрались из корабля. Засады не было. Уве-Йорген все же велел идти по одному, рассыпавшись, с автоматами наизготовку. Так они добрались до катера. Не зря они укрыли машину так надежно: противник, видимо, даже не наткнулся на нее. А может быть, те и заметили, но решили сначала одержать победу, а потом уже заняться трофеями.
   Спокойно, без суеты трое погрузились в катер. Закусили тем, что лежало в холодильнике. Потом Уве-Йорген сказал:
   - Ну, начнем второе действие.
   И включил стартер.
   Уве-Йорген, сам того не зная, любил театр. Не то, чтобы он ходил на спектакли; в молодости он любил факельные шествия, рев десятков тысяч на стадионе, мгновенную мертвую тишину - и снова рев, и руки, вытянутые в одну сторону, к одному человеку.
   Он любил, когда сотни и тысячи однообразно одетых людей шагали, высоко поднимая и с размаху ставя ноги - все разом, все вместе: раз, два, три! Когда одновременно поворачивались головы и взлетало оружие.
   Свой маленький спектакль он собрался поставить на совесть.
   - Это и есть столица?
   - Да, - подтвердил Георгий.
   - Приличный городок. Молодец, штурман. Ну-ка, пристегнитесь как следует.
   - Что ты хочешь сделать?
   - Предупредить о нашем визите.
   Обернувшись, он проверил взглядом, хорошо ли выполнено его распоряжение, выключил автомат и положил руки на пульт.
   - Ну, значит... - произнес он, усмехнувшись.
   Набирая скорость, катер круто пошел на снижение.
   Моторы ревели.
   - Держитесь крепче! - посоветовал пилот.
   Он круто положил машину в вираж. Короткие крылья дрожали. Спутникам Рыцаря показалось, что плоскости вот-вот отлетят. Но, видимо, Уве-Йорген хорошо чувствовал, каким запасом прочности обладала машина.
   Они неслись над городом, катя перед собой волну грохота. Крыши проносились в нескольких метрах под ними. От их мелькания могла закружиться голова. Георгий и Питек невольно зажмурились. Уве-Йорген смотрел вперед. Он усмехнулся.
   - Штурман! - крикнул он резко.
   Георгий открыл глаза.
   - Где центр?
   Георгий взглянул.
   - Под нами.
   - Снижаюсь!
   Он уравновесил машину только перед самой посадкой. Грохот заполнял площадь. Люди в панике разбегались.
   Уве-Йорген выключил мотор.
   - За мной! - скомандовал он.
   Они выбрались наружу.
   - Как я учил!
   Они встали сзади пилота, повесив автоматы на шею, держа на них руки.
   - Шагом - марш!
   Средний подъезд дома Хранителей был прямо перед ними.
   Маршируя, они пересекли площадь и поднялись на крыльцо.
   В вестибюле было много людей. Уже знакомый Питеку чиновник заторопился к ним.
   - Что вам...
   Уве-Йорген кратко приказал:
   - Молчать!
   Чиновник умолк.
   Уве-Йорген приказал:
   - К Хранителю! Живо!
   Чиновник попятился:
   - Это невозможно! Изложите ваше дело...
   Уве-Йорген, не снимая автомата с груди, выпустил очередь. Штукатурка с потолка посыпалась на пол.
   - Ясно? - спросил пилот.
   Чиновник молчал.
   - К Хранителю Уровня, живо!
   Чиновник окинул взглядом двух спутников пилота. Они безмолвно стояли, но руки их, лежавшие на автоматах, показались чиновнику очень выразительными.
   - Вы тоже... из этих? - пробормотал он, не скрывая страха.
   - Ты еще узнаешь, из каких мы! - пообещал Уве-Йорген угрожающе. - Мне долго ждать?
   - Но... его нет!
   - Веди!
   - Как угодно, но его действительно нет! Он... в Сосуде!
   - Я тебя самого загоню в сосуд, - сказал пилот. - И ты там останешься, пока тебя не выплеснут на помойку. Живо!
   И он сделал движение, собираясь снять автомат.
   - Пожалуйста, - тихо проговорил чиновник. - Я отведу вас.
   - Иди вперед. Показывай!
   Чиновник беспрекословно заспешил впереди.
   Трое шагали за ним, четко ступая в ногу. Уве-Йорген любил театр и знал - или полагал, что знал, - что именно нравится людям.
   Людям нравится, чтобы ими командовали. Тот, кто командует, принимает на себя и ответственность.
   Людям не нравится нести ответственность.
   Трое шагали в ногу по бесконечному коридору.
   Остановились перед железной дверью.
   - Открыть!
   Чиновник послушно отворил. Руки его подрагивали.
   - Вперед!
   Лестница. Площадка, перегороженная решеткой.
   - Иди вперед!
   - Сейчас, сейчас... Одну минутку...
   Чиновник возился. Потом повернул лицо к пилоту, вымученно улыбаясь:
   - Надо разрядить... Иначе...
   - Быстрей!
   - Да-да, сию секунду...
   Наконец решетка поднялась.
   - Вперед!
   Снова коридор.
   Снова железная дверь.
   - Открыть.
   Дверь распахнулась. За нею был кабинет.
   Уве-Йорген взглянул на Питека:
   - Тут?
   - Да.
   Они вошли, громко, четко стуча каблуками.
   Здесь по-прежнему был стол, а у стены - пульт вычислителя. Вычислитель работал. Никого не было.
   - Где он?
   Чиновник развел руками.
   - Я говорил вам: его нет...
   - Когда будет?
   - Должен быть...
   Уве-Йорген едва не скрипнул зубами: вся постановка оказалась ненужной, премьера сорвалась: преимущество внезапности было утеряно.
   Однако бороться надо до последнего.
   Уве-Йорген уселся в кресло.
   - Будем ждать. Ты тоже. Садись сюда.
   Чиновник послушно уселся.
   В молчании потекли минуты. Тихо журчал вычислитель. Белый спокойный свет лился из окон. Милое солнышко, звезда Даль, затаилась, как представлялось Уве-Йоргену, перед командой: "В атаку - вперед!"
   Раскапывать руины Иеромонаху понравилось. Работа была спокойная, интересная. Иди, знай, что найдешь через минуту или час. Но что-нибудь да найдется.
   Он раскопал все-таки вход в тот домик. Стал выкидывать землю изнутри. Повозился изрядно. Время от времени вылезал, отирал пот со лба - день был, как обычно тут, жаркий, - поглядывал, где девица, не сбежала ли. Нет, была всегда поблизости. Тихая, смутная немного. Скучает, понимал Никодим. Так и должно. Пара ему нравилась. Она - молодая, пригожая. Он - солидный, надежный. Совет да любовь.
   В свой час позвала обедать. Поели. Никодим пробовал заговаривать. Хотелось поговорить о жизни - как она ее понимает. Девица отмалчивалась. Хотя ей, молодой, и негоже было молчать, когда спрашивают.
   Отдохнув, Никодим полез копать дальше - все равно делать было нечего. Вырыл шкатулку с кристаллами, попалась еще фотография, залитая пластиком, сохранная. Была она вделана в крышку шкатулки изнутри.
   Фотография была скорбная. Какие-то люди стояли у подгробной плиты. Вокруг - деревья с длинными иглами, здешние. Схоронили, верно, давно: плита уже влегла в землю. И имя было на плите. Кто-то из здешних преставился, стало быть. Как же звали его, сердешного?
   Снимок был небольшой, плита смотрелась наискось, прочитать было трудно. Но зрение у Иеромонаха было отменное, не испорченное чтением смолоду. Он прищурился, повертел снимок и прочел все-таки. Одолел.
   Ганс Пер Кристиансен - вот что было написано на плите.
   И дальше - несколько строк помельче, уже и вовсе неразличимо.
   Иеромонах задумался. Имя почудилось не чужим. Слышно было не Однажды. Кристиансен. Дай бог памяти...
   И вспомнил.
   - Анна! - он высунулся из траншеи, оперся ладонями о землю, вымахнул весь. - Анна, пойди-ка. Такое дело вышло, что сбираться надо. Капитана найти срочно...
   Было так грустно, что хотелось плакать. Чего-то было жалко. Может быть, несбывшихся, непонятных каких-то надежд? Она не понимала и оттого становилась еще грустнее.
   Сначала показалось - полюбила. Хотелось полюбить, и тут пришел человек - не такой, как все, интересный, уверенный, внимательный. Полюбила, была готова на все. А он почему-то медлил. Может быть, пренебрег, а может быть, и не хотел этого от нее. Или просто был нерешительным. Такое не прощается.
   Конечно, молодым его назвать трудно, и она подметила взгляды товарищей, ребят и девушек. Но она была не такая, как они. Думала и поступала по-своему. Так ей казалось.
   И если бы он показал, что любит ее по-настоящему, она бы привязалась, наверное, к нему серьезно и надолго. Навсегда ли - этого сказать, конечно, никто не может, но надолго.
   Но он не показал.
   Он забывал о ней за своими делами. Конечно, у всякого есть свои дела. Так должно быть. Но забывать нельзя. Внимание должно быть всегда. Подойти с цветком хотя бы. Посидеть, поговорить. Рассказать, как любишь. Какие бы ни были дела - вырваться, чтобы было ясно: дела делами, но важнее, чем она, на свете ничего нет и быть не может.
   Такого от него не дождаться - она теперь ясно понимала.
   Конечно, если бы она любила, примирилась бы. Но - теперь стало совершенно ясно - не любила. И интерес стал проходить. Потому что увидела: иногда он не знает, что делать, сомневается, колеблется. А ей надо было так верить в человека, чтобы по его первому слову кинуться, очертя голову.
   Всегда все знают лишь люди недалекие; ей, по молодости лет, это было еще неизвестно.
   Нет, не ее судьба.
   Сказать ему - и уйти.
   И опять, когда нужно - его нет. Оставил ее и улетел.
   Нет, она права, безусловно. Хорошо, что вовремя поняла все.
   Он, конечно, будет переживать. Но ничем ему не поможешь.
   Скоро ли он там?
   Терпение стало иссякать. И тут как раз позвал ее Никодим.
   Иеромонах знал направление, и они быстро собрались и пошли налегке. Ходить оба умели. Шли как будто неспешно, но ходко.
   Пахота под второй урожай была закончена, и поля, быстро покрывшиеся зеленым ковриком всходов, были пустынны. Но на лугах начинался сенокос.
   Иеромонах посидел около кромки луга и, щурясь, полюбовался тем, как дружно взблескивали на солнце косы при каждом замахе.
   Иеромонаху было грустно.
   Войны не были для него новостью. Монастырь, в котором он когда-то, очень давно, принял постриг, находился на большой военной дороге.
   По ней проезжали тевтоны, шли поляки, наступали свей. Потом они отступали, за ними шли русские.
   Горели курные избы, вытаптывались поля, недозрелые колосья вминались в прах.
   И сейчас, когда война началась здесь - а в этом Иеромонах не сомневался, - он жалел эти поля и этих людей, которым суждено было больше всех терпеть от всякой войны, а затем своим потом снова поднимать жизнь, чтобы опять лишиться всего через несколько лет или месяцев...
   Сидеть без дела не хотелось, и Иеромонах встал.
   Он подошел в косцам и попросил, чтобы ему тоже дали косу.
   Косу для него нашли.
   Он подогнал ее по росту, встал в ряд со всеми и, плавно занося косу и резко проводя ее вперед, пошел, не отставая. Такое умение было у него в крови, и ничто не могло заставить Иеромонаха забыть движения, утратить чувство ритма.
   До пояса обнаженный, блестящий от пота, он косил вместе с ними, глубоко, до отказа вдыхая ни с чем не сравнимый запах летнего луга и только что срезанной травы, на которой быстро высыхала роса.
   Потом он поел вместе со всеми. Ел немного, зная теперь, что у этих людей никогда не бывает лишнего.
   А потом он услышал песню.
   Над дорогой, что плавной дугой огибала луг, вставала пыль. Шла толпа, и песня доносилась оттуда.
   Что-то блестело там, и Иеромонах наметанным взглядом определил: оружие.
   Он попрощался с косарями и вернулся туда, где на краю луга отдыхала Анна и где он оставил свой автомат. Иеромонах закинул оружие за спину.
   - Пойдем-ка, девонька.
   Она послушно поднялась.
   Толпа приближалась, и можно уже стало различить капитана, что шел впереди.
   20
   "Уве-Йоргену, по фамилии Риттер фон Экк, предводителю отряда.
   Мы, Хранители Уровня, согласны на твои условия, если и ты согласишься на наши.
   Люди вышли из леса и идут на столицу.
   Если они займут город, мы уже не сможем сделать ничего. Тогда случится то, чего ты боишься.
   Ради блага всех людей просим тебя остановить идущих, не применяя, впрочем, жестокости.
   Сделай это немедленно.
   Подписал Старший Хранитель".
   Глухо стучали копыта, телега поскрипывала. Почти не трясло: видимо, дорогу старались содержать в порядке. Жаль, что высокие борта не позволяли разглядеть ничего по сторонам.
   Часа через три остановились.
   - Будем перепрягать, - пояснил один из стражей.
   - Хорошо бы сойти, - нерешительно проговорил Шувалов.
   - Ладно. Отсюда все равно не убежишь.
   Откинули борт. Шувалов сошел, с удовольствием сделал несколько шагов, огляделся.
   Вокруг была степь. Ровная, чуть изгибающаяся дорога уходила к горизонту. По соседству стоял небольшой домик, рядом конюшня. Ничего интересного.
   А вот вдоль дороги...
   Любопытно.
   Вдоль дороги возвышались, тоже уходя к горизонту, высокие башни из толстых балок. Не башни, вернее, а сквозные конструкции. Если бы у Шувалова спросили, что больше всего ему напоминают эти конструкции, он, не колеблясь, сказал бы, что они похожи на опоры линий электропередачи высокого напряжения, какие существовали в древности, когда еще не были известны практически целесообразные способы передачи энергии без проводов. Разумеется, на Земле таких конструкций давно уже не было, но он видел подобные рисунки в книгах по истории техники.