Сюжет
   - Ты не муж!
   Логично. Раз я не желаю стоять как идиот в этой проклятой очереди, значит, не муж. У нас с ней уже давно все логично.
   - Возможно, - достойно отвечаю я. - Хватит того, что ты моя жена.
   - Словоблудие! - кричит она. - Ты посмотри, тут уже не повернуться!
   - А ты поизящней, - бормочу я, отводя глаза от пустых бутылок, занимающих полкухни. - И вообще, дай спокойно поработать.
   - "Поработать", - с невыразимым презрением произносит она.
   Хлопает входная дверь. Я остаюсь один.
   Сажусь за письменный стол. Чистый лист бумаги, вставленный в машинку, - мучительное зрелище. Говорят - сюжет. А что сюжет, когда его потом надо на бумагу... С бутылками, кстати, надо что-то делать. Но вот так взять и сбить человеку рабочее настроение? Да, со всем этим надо что-то делать...
   Я долго смотрю на машинку. Потом решаюсь, кладу пальцы на клавиши и...
   Звонок...
   Открываю.
   Яйцеподобная лысая башка на длинной нечистой шее, в круглых очках поблескивают пьяные глазки, рот растягивает сладчайшая улыбка - все это вырастает из невозможного цвета и помятости пиджака, под которым расхристанная рубашка с болтающейся пуговкой, - все это размахивает руками, сопит, кланяется, словом, выражает мне нежнейшие чувства любви и преданности.
   Сосед в субботнее утро.
   - Ми-шень-ка! - Соседа качает ко мне, и известный запах объясняет его радужное настроение. - Мишенька! Вы благороднейший человек!..
   Так, ясно. Раз "благороднейший" - значит, три рубля. Если "надо бы выручить", то рваненький. А "благороднейший" - нет, не меньше трешки. Откуда это у него? Нет, что я благороднейший, это как раз понятно - не отказываю, а вот откуда у него этот слог? Прямо какой-то чеховский приказчик, ей-богу.
   - А супруга дома? - Сосед проникает с лестничной площадки в коридор. - Ирочка - благороднейшая женщина! - Тут он показывает мне три узловатых пальца и подмигивает. - Не извольте беспокоиться! В среду ав-вансик, все возверну в лучшем - ик! - виде...
   Лысое яйцо на вертлявой шее озирается по сторонам.
   - Супруги-то нету?.. Ай-ай-ай, Мишенька, ай, шалун! Ха-ха-ха!.. А моя-то стерва... - Тут изыски ему изменяют, тут он прост, как семейная доля. - Стерва-то моя, Мишенька, - он плаксиво кривит губы, - она ж меня била!.. Била же!..
   Впрочем, тут же опять источает радостную улыбку, и, пока я достаю трешку, он уже просочился на кухню.
   - Ай, по-соседски! - Он кошачьим движением хватает зелененькую. - Ай как славно-то! Не извольте беспокоиться!..
   Я заверяю, что не изволю, и уже собираюсь выпроводить, но тут взгляд его падает на пустые бутылки. Сосед смолкает и сопит, слегка покачиваясь. Горный орел завис над добычей.
   - Бутылочки, - нежно произносит он. - Ай-ай-ай!.. Все пишете, Мишенька, все пишете... Благороднейшее... И молочные тоже!.. А вот сейчас... Как сосед - соседу... В знак уважения... Сейчас ты мне рюкзачок!..
   От возбуждения он даже пританцовывает. Я несу рюкзак, очень в душе довольный. (Сосед - влиятельный человек в торговом центре, где выступает то дворником, то подсобником, то кем-то еще. Так что неудобства я не испытываю. К тому же я предвкушаю ее реакцию, когда она увидит, что бутылок нет. И свое холодное достоинство: "В угоду твоим прихотям я должен жертвовать работой, в то время как ты..." И т. д.)
   Сосед, сидя на корточках, причмокивая, сопя, приговаривая, запихивает бутылки в рюкзак и еще в две сетки - я действительно поднакопил... Лысое яйцо покрывается капельками пота. Навьючив на себя рюкзак, взяв в руки сетки, он какой-то извивающейся, неверной походкой движется к выходу.
   - Не извольте беспокоиться, - заверяет он меня еще раз.
   Я опять даю ответные заверения, хотя неясное сомнение закрадывается мне в душу.
   - Сейчас мы Генке... Натюрлих... Безо всякой очереди. - Голубой глаз подмигивает. - По-соседски...
   Он с трудом переступает через порог, выходит на лестницу. Бутылки нестройно звякают.
   - А уж за уважение-то рублик, это уж конечно, - бормочет он, подходя к ступенькам. - Это уж как вы благороднейший...
   Я закрываю дверь. В сущности, славный мужик. Ну, позволяет себе, но ведь никогда никакого хамства. Откуда у нас вообще это право - сверху вниз? Что я о нем знаю? А сам-то, ты-то кто такой со своим снобизмом?..
   С вялым самобичеванием нравственного порядка иду к письменному столу. Сажусь. Подношу пальцы к клавишам.
   Грохот горного обвала раздается на лестнице. Невообразимый грохот и звон. Холодея, вскакиваю и выбегаю на лестницу.
   Лестничным маршем ниже, среди неимоверной груды битого стекла, сидит горный орел, очумело вращая головой. Низвергнутый демон Врубеля - но живой. В руке он держит единственную уцелевшую баночку из-под майонеза. Увидев меня, демон, звеня осколками, поднимается и глядит с большим недоумением.
   - По-соседски, - произносит он неуверенно, топчась на битом стекле. Но тут же приободряется. - Сейчас, Генке без очереди... Генка - благороднейший человек...
   Он делает попытку продолжить спуск по лестнице. Я догоняю его, отбираю сетки и рюкзак, в котором не осталось ни одной целой посудины, собираю в кучу стекло, в три приема выношу на помойку.
   ...Когда она приходит домой, я сижу за письменным столом.
   - Неужели?! - Ирония, удивление и торжество звучат в ее голосе. - И не переломился?
   - Не переломился, - честно говорю я.
   - А как же очередь?
   - Я без очереди, - сухо отвечаю я. - Сосед помог.
   - Благородный человек, - замечает она. - И на сколько же там было?
   Выхода у меня нет.
   - Черт возьми! - взрываюсь я. - Мне в этом доме дадут когда-нибудь работать не отвлекаясь? У меня тут не болванки!.. Я пишу!
   Она хлопает дверью.
   Я поворачиваюсь и смотрю в окно. По двору слегка покачиваюшейся походкой движется куда-то мой сосед. На лице его блуждает улыбка. В руке майонезная баночка.
   Еще один сюжет...
   Везучая
   Подумать только! Они его осуждают! Говорят, как он мог с тобой так поступить? Как ты могла быть такой дурой?
   Сами они дураки! Они дураки, а он - умница. Я сразу, как мы познакомились, поняла, какой он способный: и читал, и писал, и расписывался. Но со мной он не расписался. Он сказал, что расписка любви не заменяет. И правильно! Что, нет, что ли? А меня он всегда любил. И все делал, что я ни попрошу. Я ему говорю:
   - Леша! Иди учиться!
   Ну, он и пошел. Только, конечно, условие поставил, что тогда с работы уйдет. Ну и правильно! Его в вечерней школе всем в пример ставили, как он хорошо работу с учебой совмещает. А после школы он дальше пошел, в институт. Потому что его к знаниям уже сильно тянуло, а работать он уже не хотел. И правильно! Что ж он, двужильный, что ли? И потом, я же сверхурочно взяла, неужели ж нам не хватало? Всегда нам хватало, особенно на него.
   А после института пришел и диплом показывает. Я говорю:
   - Леша! А я тебе за это костюм купила.
   Он надел, ему так хорошо! Прямо жених! Он говорит:
   - Знаешь, по-моему, все-таки пора уже иметь нормальную семью.
   Я говорю:
   - Лешенька! Я этого давно жду!
   Он говорит:
   - Вот и чудесно, завтра я тебя с ней и познакомлю.
   Ну, я так обрадовалась... Потому что она такая начитанная, на рояле играет... А на свадьбе-то он меня сразу не узнал, потому что я на каблуках была. А потом узнал, говорит:
   - Знаешь, тебе тоже пора... В жизни надо вовремя определяться!
   Как он это сказал, у меня на него прямо глаза открылись: как он все правильно понимает! Действительно, думаю, пора!
   И мне тут как раз очень Жора помог. Прямо очень. Потому что он наоборот мне сказал, что любовь без расписки - это не любовь. И тут же расписался. И не только расписался, но и прописался. И правильно. Мне ведь как раз квартиру дали. Вот он меня так сильно и полюбил. Полюбил и прописался, чтоб найти в моей квартире счастье, а его самого чтоб не нашли. Потому что его уже искали за то, что он алименты не платит той жене, которая была до меня. Той, что была до нее, он платил, потому что на той он женился по любви, а на этой потому, что уже ничего нельзя было сделатъ.
   А все должно быть только по любви. И мы с Жорой все полюбовно решали и расстались полюбовно. В смысле, что квартиру я ему всю оставила. А как же? К нему ведь как раз родственники приехали, чтоб его убить. Потому что это не его родственники, а той жены, которой он не платил. А где же им всем жить? Они ведь Жоре и детей в подарок привезли, про которых он еще не знал.
   А я к маме переехала. У нее на двоих - в самый раз. Девять соток и туалет рядом. Выйдешь через двор - и две остановки трамваем.
   Вот в трамвае я как раз с Николаем и познакомилась. Мы с ним рядом сидели. Вернее, это я сидела. Он-то лежал. А тут контроль.
   - Это, - говорят, - ваш?
   Я говорю:
   - А что?
   - Если, - говорят, - ваш, пусть дышит в сторону и билет покажет!
   - А если, - говорю, - не мой?
   Они говорят:
   - Тогда мы его заберем, потому что остальные тоже отказываются.
   Я говорю:
   - Вы так и будете везде забирать что плохо лежит? Ну, тут шум, крик, женщины заругались - те, которые еще не замужем, с теми, которые уже...
   Ну, я Николая на себе с поля боя вынесла, из общежития выписала и к маме прописала. Прописала и стала его ждать. Потому что его все-таки забрали. Потому что он, оказывается, давно на доске висел: "Они мешают нам жить". Вот его на время и увезли, чтоб не мешал.
   Он уехал, а зато Леша приехал. Вернее, пришел. Даже прибежал. Потому что его жена, которая на рояле, выгнала. Потому что он на Шуберта сказал, что это Шопен. И она его выгнала, и он ко мне прибежал, сказать, что все это из-за меня. Я говорю:
   - Лешенька, не волнуйся.
   И к ней побежала. И ей объяснила, что это все из-за меня, потому что, конечно, мне надо было его музыке учить, а я не учила и вообще на него не так влияла. Ну, они между собой и помирились. Между собой помирились, а со мной поссорились. Ну и правильно, сама виновата...
   А тут как раз Николай вернулся, там из него сделали другого человека. Он теперь с сомнительными дружками не водится, а только с такими, у кого никаких сомнений. Вот он мне и говорит:
   - А тебе уже пора как-то определяться. Жизнь, говорит, - надо прожить, чтоб не было мучительно больно!
   Ой, как он так сказал, я прямо обалдела. Потому что я и сама всегда так думала, только сказать не могла. А вот Коля сказал! Прямо хоть в какую книжку вставляй!
   Я ему хотела сказать, как я ему благодарна, но не успела, потому что он от меня ушел вперед, туда, где ему квартиру дали.
   А у мамы на его месте теперь дети живут, но не его, а Жорины. Которые отовсюду понаехали, чтоб Жора им помог в жизни. А как он им поможет, когда он тут теперь не живет? Он отсюда переехал, где климат лучше и детей меньше: там от этого какой-то корень растет...
   А перед отъездом меня встретил, говорит:
   - Тебе как-то надо определяться, а то ни с чем останешься!
   Господи, думаю, какая я везучая, что со мной всегда рядом умные люди были! Вот и сейчас. У Жориных детей уже внуки пошли. Один уже творить начал. Я его купаю, а он мне говорит:
   - Тебе, бабушка, пора найти свое место в жизни! Время идет!
   Господи, думаю. Какой мальчик смышленый! Мне б до этого вовек не додуматься! А он прав. Смышленый мальчик!
   Полным-полно рыжих
   В конце концов, все - в твоих руках.
   Или ты смело толкаешь дверь и попадаешь в этот мир, где у тебя появляется шанс стать первым, только первым, самым первым, или остаешься там, на улице, одним из тех, кто не решается рискнуть...
   Я был не из тех, кто остается за дверью.
   Рыжий был тоже не из тех.
   - Будешь играть против меня? - спросил он с усмешкой. - Ну-ну! Попробуй!
   Я тоже усмехнулся. Я был не из тех, кто п р о б у е т. Я был из тех, кто побеждает.
   Брошен мяч. Белый, прыгучий шарик... Впрочем, нет, это был оранжевый мяч, "адидас". Стадион ревет. Сперва игра у меня не клеится. Рыжий смеется мне в лицо. Ему кажется, что игра уже сделана. Но я беру себя в руки. Я - Большой Майк, Суперзвезда Баскетбольной Площадки, Король Финта и Гений Дриблинга - показываю рыжему, что такое настоящая работа. Я сравниваю счет и на последней секунде в неповторимом прыжке вонзаю в корзину победный мяч.
   Стадион неистовствует. Рыжий плачет в раздевалке. У меня нет для него утешений. Побеждает сильнейший - таков закон.
   - Ничего, - бормочет рыжий. - Мы поквитаемся.
   Я не удостаиваю его ответом.
   ...Моя рука лежит на ручке управления. Самолет идет на базу. Горючего в баках - на два плевка. И рыжие словно знают об этом. Трое рыжих истребителей против одного.
   "Ладно, ребята. Посмотрим. Таких асов, как Коршун Майк, не так уж много в этом небе..."
   Одного я убрал сразу - рыжая вспышка, и он исчез. Остались двое.
   Они, видно, еще не понимают, с кем их столкнула судьба. Я бросаю машину в вираж, взмываю вверх, "бочка", "горка", "мертвая петля"... Вторая вспышка - и остается один рыжий. Он делает попытку уйти в облака, но я достаю его. Дымный след прочерчивает небо. Как всегда, победа за мной Коршуном Майком, Грозой Воздушном Океана!..
   - Все равно, - криво улыбается рыжий, - все равно я тебя сделаю!..
   И вот снова рев моторов. Но это не воздух - это земля содрогается от грохота гоночных машин. Автодром. Большие гонки. "Гран-при".
   На старте я всегда спокоен. Спокойней всех. Недаром меня зовут Железный Майк - Гонщик Без Нервов.
   Ревут моторы. Я иду вторым - рыжий сумел выскочить вперед. Но я спокоен и уверен в себе. Каждую микросекунду ощущаю я своим телом. Последний круг - пора! Я выжимаю из машины все, что можно, и еще столько же. Я поравнялся с рыжим. Я обхожу его! Я иду первым. Теперь все - теперь достать меня сможет только сам дьявол. Пусть теперь бесится рыжий, пусть бе...
   Страшный грохот - и все гаснет. Это рыжий, не сумев обойти меня, таранил мою машину.
   Теперь уже я говорю:
   - Мы сквитаемся, рыжий, мы сведем счеты.
   ...Это очень просто. Два кольта и две мишени. Каждый служит мишенью для другого. Вот и все. Так выясняют отношения настоящие ковбои, когда дорога слишком узка для двоих.
   - Мне кажется, - медленно говорю я, - на свете можно отыскать место, где твое присутствие было бы более желательным.
   - Возможно, - цедит рыжий сквозь зубы. - Но это только мое дело!
   Взлетают кольты!
   Он довольно проворен, этот рыжий. То есть б ы л проворен. Я оказался слишком быстр для него. И слишком точен. Меткий Майк - так меня звали. Меткий Майк - Благородное Сердце Прерий.
   - Ну, ребята, - обвожу я взглядом собравшихся зевак. - Кто следующий?
   Но желающих нет. И, надвинув шляпу на самый лоб, я выхожу из салуна. Я ухожу, оставляя за собой поверженных врагов, раздавленных конкурентов, уничтоженных соперников.
   ...Дверь закрывается за мной. В поток прохожих попадаю я, в поток дождя, в поток повседневности. Я поднимаю воротник, твердой рукой достаю сигарету и закуриваю, прищурив верный глаз.
   И медленно шагаю по улице, мышцы налиты сталью, взгляд холоден, пульс спокоен и четок. По улице идет Смелый-Быстрый-Меткий-Самый-Первый-В-Мире-Майк.
   Он идет, уверенно глядя сквозь дождь, сквозь лица, сквозь витрины...
   Вдруг - толчок в грудь.
   - Ну куда лезешь-то? - слышу я. - Ну прям нелюди, ей-Богу, прут, не видют! С магазина не вытти!
   - Извините, - говорю я.
   - Нахал! - извиняет меня тетка. - Глаза разуй!
   Я вхожу в магазин. Пельмени, кефир, батон...
   Самообслуживание - это очень удобно. Вообще, после того как Нина окончательно ушла к этому своему рыжему, у меня появились новые привязанности - домовая кухня, кафе "Минутка", универсам. И салон игральных автоматов. Мир, полный рыжих. Мир, где неизменно первенствует Великолепный Майк...
   - Здравствуйте, Миша, - говорит знакомая кассирша. - Два сорок.
   - Здравствуйте, - говорю я, беру сдачу и выхожу на улицу.
   Дубов
   Дубов живет в двухкомнатной квартире. Окна выходят во двор. Двор правильный квадрат, стороны которого образованы пятиэтажными домами. Посередине двора под навесом стоят мусорные баки. Каждое утро приезжает мусоровоз, баки с отходами увозят, на их место с грохотом ставят пустые. Дубов встает рано и, пока жена готовит завтрак, наблюдает за сменой баков. "Вот грохочут!" - думает он. Потом Дубов идет на кухню, включает репродуктор.
   "...скошены на 27 миллионах гектар. По-хозяйски готовятся к зиме в колхозах и совхозах Башкирии..."
   Дубов слушает и ест жареную картошку с мясом и пьет чай. Позавтракав, отправляется на службу. Работает Дубов в научном институте в должности старшего инженера, хотя высшего образования у него нет.
   Придя в отдел, Дубов говорит "Здравствуйте, Алексей Алексеевич" - начальнику и общее "Здрасте" - сослуживцам.
   Дубов усаживается за свой стол, проверяет, не запачкалась ли зеленая бумага, приколотая к крышке стола. Потом достает из стола нарукавники, надевает их, вынимает деловые бумаги, карандаши, бритву, резинки - чернильную и простую - и начинает работать.
   Работает Дубов размеренно, методично. Начальство хвалит его, правда, редко, но зато никогда не ругает. Однажды Дубова сфотографировали в галстуке и повесили фотографию на Доску почета. Фотография висела год, а потом ее вместе с большинством других сняли и повесили новые.
   Сослуживцы относятся к Дубову по-разному, но в целом неплохо.
   Сам Дубов делит сотрудников на две категории. Первые - это люди в возрасте, давно тут работают, они никогда не опаздывают, не выпрашивают в долг карандашик или бритву. Другие - в основном молодежь. Любят покурить в коридоре, стоят да анекдоты травят.
   В обеденный перерыв Дубов идет в котлетную, что напротив института, съедает котлету и выпивает стакан жидкости под названием кофе с молоком. Потом, если солнышко, стоит на улице с кем-нибудь, например с Петром Петровичем или с Солодовниковым, разговаривает про что-нибудь. А если холодно, то возвращается в отдел, садится за свой стол и до конца обеденного перерыва читает газету. Читает Дубов, начиная с первой страницы. Потом читает вторую, третью и четвертую. Прочитанное запоминает надолго. Наиболее важные международные события обсуждает с сослуживцами. Например, ураган в Японии.
   Иногда по отделу проходит сбор денег на подарок кому-нибудь по случаю свадьбы или рождения ребенка. Дубов долго расспрашивает подробности, изучает список сотрудников, которые уже внесли, вносит тоже и при этом как-нибудь шутит. Потом эту шутку несколько раз повторяет с удовольствием.
   Изредка Дубова выбирают - страхделегатом, или профоргом, или ответственным за ДНД. Тогда Дубов становится беспокойнее, говорит громче, острее реагирует на безалаберность молодежи. Потом срок его полномочий кончается, и все входит в норму.
   Перед концом рабочего дня Дубов снимает нарукавники, идет в туалет, моет руки с мылом, возвращается в отдел, убирает бумаги в стол, говорит начальнику: "До свиданья, Алексей Алексеевич", - и сотрудникам: "Будьте здоровы", - и выходит на улицу. Если утром жена велела, то заходит в магазин, а если нет - садится в автобус, едет прямо домой.
   Дома Дубов обедает - уже по-настоящему: первое, второе, третье. Пообедав, ложится на кушетку и часок спит. Проснувшись, разговаривает с женой. Обсуждает с ней события на своей работе и на ее работе. Потом обсуждает прочитанные в газете международные новости. В кино Дубов ходит нечасто. Попадает обыкновенно на индийские двухсерийные фильмы. Зато смотрит много телевизионных передач. Особенно нравится ему развлекательная программа "А ну-ка, девушки!" Дубов выбирает себе какую-нибудь девушку и за нее болеет.
   Из книг Дубов предпочитает военные мемуары. Читает их медленно, тщательно. Потом обсуждает с женой.
   На праздники и дни рождения к Дубовым приходят гости. В основном родственники жены. У самого Дубова родственников нет. Детей у них с женой тоже нет. Раньше Дубов жалел, а теперь уже не жалеет.
   Гости садятся за стол, едят селедку, салат, соленые грибы, пьют водку, а женщины портвейн, а по телевизору идет "Огонек". Дубов пьет в меру, выпив, веселеет, говорит про политику. Потом вспоминает анекдот, который услыхал на работе. Рассказывает долго, конец перевирает. Потом объясняет смысл анекдота, несколько раз повторяет, смеется. Потом обсуждает последний фильм, что они с женой смотрели. Говорит, что артисты понравились и режиссер вообще хороший. И музыка хорошая. А фильм - так себе. Ни к чему две серии. Лучше бы одна, а то больно долго... Потом разговор переходит на то, что нет порядка. С этим все соглашаются, принимаются рассказывать, где именно нет порядка.
   - Захожу вчера в магазин... - начинает родственница жены.
   Все слушают, кивают, соглашаются. Дубов тоже кивает. Потом кто-то опять говорит:
   - А я вчера прихожу...
   И опять все кивают, сочувствуют.
   Потом разговор заходит о зарплате. Начинают вспоминать, кого из знакомых повысили, кто много получает, кто по справедливости, а кто зря. Про это говорят долго, до чая.
   Во время чая говорят про разное, касаются жилищного вопроса. Кто в кооператив вступил, кто менять собирается. Начинают спорить, какой район в городе лучше. Спорят долго, но потом кто-то скажет: "Всяк кулик свое болото хвалит", и с этим все согласятся.
   Потом гости уходят. Дубов помогает жене унести в кухню посуду. Потом, сопя, раздевается, заводит будильник, залезает в постель.
   - Хорошие люди, - говорит ему жена про гостей.
   Дубов уже не слышит - спит.
   Сначала ему ничего не снится. А потом опять возникает тот сон. Война, и он бежит, и в него стреляют, и он кричит, и в него опять стреляют, и он умирает, а потом появляется дикторша Центрального телевидения, и у нее лицо Лиды, когда она еще не была женой Дубова, и она улыбается и машет Дубову, и он к ней идет, идет, а ее уже нет, а он включает телевизор, а телевизор не работает, но он точно знает, что там, за экраном, Лида, и он стучит по экрану, только это уже не экран, а дверь, и она не открывается, а он все стучит, стучит, стучит, а она не открывается...
   Утром Дубов просыпается и некоторое время лежит с открытыми глазами.
   Жена говорит ему:
   - Ты все же лишнего вчера выпил. Уж и кричал во сне, и ворочался. Что снилось-то?
   Она идет готовить завтрак.
   Дубов встает, подходит к окну. Что-то смутно беспокоит его, что-то такое вроде вспомнить надо, что ли? Только что вспомнить? Про него самого или про что-то другое? Стоит Дубов, смотрит в окно. "Вот грохочут", отмечает машинально.
   - Ты что? - Жена заглядывает в комнату. - Опоздаешь!
   Дубов вздрагивает, отходит от окна, идет на кухню.
   "...Дополнительные обязательства приняли на себя труженики рыбохозяйственных предприятий области..."
   Дубов сидит, ест. Сперва не слушает, думает о чем-то. Потом начинает слушать.
   Фиеста
   - Входите скорей, Оленька!.. Осторожно, здесь тумбочка. Захлопните дверь... Ну вот, вот мы и одни!.. Какое счастье иметь друзей с квартирами... Давайте ваш плащ, снимайте туфли, надевайте тапочки... Я не форсирую?.. Просто у них пол намазан. Сейчас мы будем пить вино, слушать музыку... Имеют право два человека на маленький праздник?.. Где-то здесь у него пластинки... Так, выбирайте. Скрябин или Гайдн? Правильно, мне тоже больше Пугачева. Сейчас мы будем пить! Рислинг венгерский... Любите? А я боялся... Симпатичный? Кто? А, это хозяин дома. В жизни он хуже... Кстати, я должен ему сейчас... Буквально минуту...
   - Алло! Это ты? Это я... Да... Да... Еще нет... Не твое дело... Оставлю под половиком...
   - Оленька, извините, теперь все. Штопора нет - я протолкнул. Давайте за вас!.. Знаете, я так давно хочу вам сказать... Вы... Я так люблю... Ваш почерк на машинке... Я, когда читаю, ничего не соображаю, все мысли о вас... Вчера дошло до того, что я забыл подшить копию к делу! Представляете?! Кстати, пока я вспомнил... Буквально минуту...