Страница:
Заметка была подписана Ящеровым.
Идти в конференц-зал уже не имело смысла.
- Как только Ящеров освободится, пусть зайдет, - сказал я секретарше, вернувшись в кабинет.
Ящеров освободился через два с половиной часа.
- Иван Семенович, - сказал я. - Как прикажете понимать ваши действия?
- Простите, Игорь Андреевич, - начал Ящеров, - я не совсем понимаю ваш...
- Я вижу, что не совсем! - сказал я. - Что за новые совещания? Что за глупости вы в газете написали? Люди над нами смеяться будут, если уже не смеются!
- Кто смеялся? - деловито спросил Ящеров, доставая записную книжку.
- Уберите книжку! - закричал я. - Я вас спрашиваю, чем вы занимаетесь?
- Так ведь как же! - расстроенно сказал Ящеров. - Дабы ознакомиться с новейшими указаниями... Незамедлительно довести... Как руководство к действию...
- Подождите, - сказал я, пытаясь держать себя в руках. - Может, по крайней мере, вы объясните, зачем отобрали у всех скрепки?
Ящеров оживился и торопливо заговорил:
- Реорганизация системы снабжения сотрудников скрепками, проведенная мною в соответствии с данными вами основополага...
- Ящеров!! - заорал я. - Что вы мелете?!
- Виноват, - сказал Ящеров, хлопая глазами. - Готов понести...
- Слушайте меня внимательно, Ящеров, - сказал я. - Чтоб завтра навести полный порядок. Чтобы у всех были скрепки. Газету вашу сейчас же снять. И больше никаких глупостей, иначе придется принять решительные меры. Вам ясно?
- Абсолютно! - воскликнул Ящеров. - Завтра утром все будет исполнено.
Завтра утром началось созванное Ящеровым общее собрание. Двухчасовая речь Ящерова завершилась словами: "Будем принимать решительные меры, как призывает товарищ Степанов!"
Я был начеку. Как только Ящеров стал собирать листки своего доклада, я вошел в зал. Увидев меня, Ящеров округлил глаза до размера чайных блюдец и радостно крикнул в микрофон:
- В нашей работе принимает участие сам товарищ Степанов!
- Товарищи! - крикнул я. Зал замер. - Неужели вы не понимаете, что никаких указаний Ящерову никто не давал? Он же несет абсолютную ахинею! И вообще, по-моему, это форменный идиот!
Секунду в зале царила жуткая тишина. А потом на меня обрушился пульсирующий грохот оваций. За моей спиной рукоплескали те, кто находился за длинным столом президиума. Краем глаза я увидел Ящерова. Он стоял за столом и хлопал громче других.
И тут я понял, что выполнить намеченный мною "План" будет не так-то легко...
Превращения Шляпникова
Лежа в кровати, Шляпников дочитал последнюю страницу брошюры "Как себя вести" и заснул. Проснулся он другим человеком - он теперь знал, как себя вести.
Утро начинается со службы. Шляпников пришел на работу, сел за стол, откинулся на спинку стула и стал глядеть на сотрудников. Сотрудники приходили, усаживались, доставали из своих столов входящие и исходящие. Без пяти девять, как обычно, пришел старый Дорофеев и, как обычно, принялся с каждым здороваться за руку.
- Здравствуйте, Борис Андреевич, - бормотал Дорофеев, протягивая руку для пожатия. - Здравствуйте, Пал Палыч... Здравствуйте, Анечка! - сказал Дорофеев и протянул руку Анечке. - Чудесная у вас сегодня прическа.
- Ой, что вы! - расцвела Анечка и протянула руку Дорофееву.
- Постыдились бы! - раздался голос Шляпникова.
- Что такое? - испуганно посмотрели на него Анечка и Дорофеев.
- Хамство какое! - сказал Шляпников. - Пожилой человек!
- Что? Почему? - зашумели сослуживцы.
- Потому! - произнес Шляпников. - Разве мужчина даме первым руку подает?! Бескультурье! А вы, Аня, тоже вели бы себя поприличней! А то вот так, один руку протянет, другой. А там вообще...
Анечка заплакала. Дорофеев взялся за сердце.
Шляпников поморщился и сказал Дорофееву:
- Полюбуйтесь! Довели даму до слез! Культурный человек на вашем месте хоть бы воды подал! Мужлан!
И Шляпников вышел из комнаты. В остальном рабочий день прошел спокойно, потому что Шляпников решил себя пощадить и не трепать нервы по мелочам.
После работы Шляпников зашагал к магазину. Надо было купить подарок ко дню рождения Петухова.
Народу в магазине было много. Но очередь оказалась какая-то вялая, неразговорчивая. Да и продавщица работала быстро. Шляпников совсем было скис. Но, подходя с завернутым в бумагу галстуком к выходу, он приободрился. У дверей стояли люди, пропуская входящих с улицы. Шляпников ринулся вперед и прямо в дверях сшибся с заходящей в магазин бабушкой.
- Спятила, старая? - вежливо спросил Шляпников. - Совсем одурела?
- Ты что, сынок? - напугалась бабушка. - Дай пройти-то...
- Во-первых, надо говорить "пожалуйста", - сказал Шляпников. - Темнота! Во-вторых...
- Чего там встали? - крикнули сзади. - Пропустите женщину-то!
- Деревня! - бросил через плечо Шляпников. - У магазина культурные люди сперва пропускают выходящих, а уже потом лезут. А эта прет, как танк. На похороны свои, что ли?
Когда Шляпников с женой пришел к Петуховым, гости уже сидели за столом, ели, пили, курили, шумели.
- Поздравляю вас! - сказал Шляпников Петухову, торжественно протягивая сверток. - Это вам подарок от меня и моей супруги. То есть наоборот: от моей супруги и меня.
- Спасибо большое! - сказал Петухов. - Садитесь, сейчас мы вам штрафную - за то, что опоздали!
- Во-первых, - строго проговорил Шляпников, - если гость опоздал, значит, у него были веские причины, и говорить об этом просто неприлично и бестактно!
Шум за столом стих.
- Извините, - сказал Петухов, краснея, - я не думал...
- Думать надо всегда! - указал Шляпников. - А во-вторых, когда гость приносит подарок, его следует развернуть и посмотреть, после чего сердечно поблагодарить дарителя. Чек из подарка я тактично вынул.
- Простите, - пробормотал Петухов и потянулся было к шляпниковскому свертку.
- Теперь уже нечего! - с горечью сказал Шляпников. - Настроение гостям вы уже испортили. Кроме того, здесь многие курят. А культурные люди прежде обязаны спросить окружающих, может, они не курят. Положим, мы с женой курим. Но все равно!
За столом воцарилась уже могильная тишина.
- Кушайте! - пискнула жена Петухова. - Кушайте, вот салат вкусный...
- Во-первых, - сурово сказал Шляпников, - хозяйке не подобает хвалить свои изделия. Гости сами похвалят, если сочтут нужным. Во-вторых...
Жена Петухова приложила платочек к глазам и выбежала из комнаты.
Кто-то боязливо сказал:
- А знаете анекдот: уехал муж в командировку...
- Во-первых, - сказал Шляпников, - анекдоты рассказывают лишь те, у кого за душой ничего нет. Во-вторых, анекдот может быть принят кем-нибудь из окружающих как намек. В-третьих...
Гости стали прощаться с Петуховым.
- Подождите, - сказал бледный Петухов, - может, кто хочет потанцевать...
- Во-первых... - начал Шляпников.
Комната опустела.
- Что ж, - сказал Шляпников, - посидели, пора и честь знать. Мы тоже пойдем. Пойдем, Клавдия.
- До свидания, - сказал плачущий Петухов. - Приходите еще.
- Непременно, - учтиво сказал Шлялников. - Только, во-первых, запомните...
Дверь за ним захлопнулась.
- Абсолютно никакой культуры, - сказал Шляпников жене.
- Жлобы, - вздохнула жена. Она тоже читала книжки.
Приехав домой, Шляпников попил чаю, походил по комнате. Телевизор включать было уже поздно, а спать еше не хотелось. Шляпников задумался. Потом подошел к стенке и прилип к ней ухом. Отлепившись, он посмотрел на часы. Было пять минут двенадцатого. Шляпников расправил плечи и пошел к соседям по площадке.
- Добрый вечер, - открыл двери сосед, молодой человек с бородой. Пожалуйста.
- Вежливый! - иронически сказал Шляпников. - Поучились бы себя вести в быту! - закричал он на бородатого.
- Что случилось, Женя? - выбежала в коридор какая-то сопливая девчонка в халате, должно быть жена бородатого. - В чем дело?
- А в том! - Шляпников стукнул себя по часам. - Людям спать надо! А вы после одиннадцати на полную катушку включаете!
- Что вы! - сказал бородатый. - Мы спать ложимся. У нас только трансляция...
- Вот хамло, а! - сказал Шляпников. - Во-первых, старших некрасиво перебивать, а во-вторых, все равно слышно, если прислушаться как следует! А в-третьих...
- Извините, - сказала девчонка. - Мы сейчас выключим.
- А в другой раз милицию вызову, - пообещал Шляпников. - Пусть она вас культуре поучит!
И Шляпников вернулся к себе.
- Смотри, какую я книжку купила, - сказала ему жена, когда он уже лежал в кровати. Она дала в руки Шляпникову брошюрку под названием "Становление гармоничной личности".
Шляпников открыл книжку и стал читать.
Уже за полночь он перевернул последнюю страницу и заснул.
Проснулся он другим человеком. Теперь он был уже гармоничной личностью.
Заботы Сергея Антоновича
За стенкой раздался шум, послышался женский крик. Потом женский крик перешел в мужской. Что-то загремело. Потом открылась дверь и в комнату вошла Антонина Ивановна.
- Обратно Колька напился, - сообщила она. - Клаву бьет, гад такой. Слышишь ты или нет?!
- Мгм, - сказал Сергей Антонович.
- Все вы подлецы, - сказала Антонина Ивановна.
Она хотела развить тему, но за стеной снова загрохотало, кто-то побежал по коридору, хлопнула входная дверь. Антонина Ивановна вышла - посмотреть.
Сергей Антонович вздохнул облегченно, стал глядеть в окно и думать дальше.
Сергей Антонович Питиримов не мог бы с гарантией ответить, есть ли на свете телепатия. Сергей Антонович мог бы вообще послать того, кто стал бы приставать к нему с такими вопросами. Но к нему никто и не приставал. Однако с некоторых пор стали происходить вещи, которые никак не укладывались в рамки познаний Питиримова о материальном мире. И не то чтобы эти рамки были слишком узки - Антонина Ивановна выписывала популярный женский журнал, - но все же объяснить происходящее с материалистических позиций Сергей Антонович не мог. Впрочем, справедливости ради отметим, что и для большинства ученых в области человеческой психики еще имеют место белые пятна. Эти пятна и позволяют действовать феноменам, одни из которых различают цвета пальцами, другие запоминают наизусть телефонный справочник, а третьи одеваются во все заграничное, не выезжая за пределы родной области (так называемый телекинез)...
Как бы то ни было, с некоторых пор Питиримов начал получать сигналы. И тогда Сергей Антонович как бы раздваивался. Одна его половина оставалась кладовщиком инструментального склада, мужем Питиримовой Антонины Ивановны, отцом Питиримова Вовы, другая же, лучшая часть Сергея Антоновича, вступала в контакт с Гологваем.
Когда это произошло впервые, Сергей Антонович решил, что в жизни не станет больше смешивать портвейн с пивом. Однако и вечером следующего дня, проведенного с примерной трезвостью, Гологвай снова заговорил, вернее, не заговорил, а, лучше сказать, вышел на связь.
Питиримов заикнулся было насчет Гологвая при жене. Антонина Ивановна отнеслась к этому с надлежащим сочувствием. "Дура я была, когда за тебя пошла", - указала она Сергею Антоновичу и добавила, чтоб насчет рубля в субботу даже не заикался. Питиримов хотел сперва обидеться, но потом раздумал, решив, что, в сущности, Тоська и не может ничего понимать, потому что куда ей.
- Вовка! - сурово спросил сына Сергей Антонович. - Ты уроки учил?
- Ты чего? - удивился Вовка. - Мать уже в школу ходила!
- Мало ли что ходила! Ты вот скажи-ка, что у вас сейчас по географии?
- Азия, - сказал Питиримов-младший.
- А ну, скажи, - небрежно сказал Сергей Антонович, - где страна такая находится - Гологвай?
- Гологвай! - захохотал Вова. - Нету такого! Это Уругвай есть! И еще Парагвай! Гологвай! Ха-ха-ха!
- Ладно, - мрачно сказал Питиримов. - Это я тебя проверял. Смотри у меня...
Теперь Сергей Антонович принимал гологвайские сигналы почти каждый день. Это было ни на что не похоже - ни на телевизор, ни на радио, ни на телефон. Это был какой-то язык без слов - сразу в голове получались мысли. Начиналось всегда с мысли: "Привет тебе, далекий друг!" Ощущать себя далеким другом было приятно. Обыкновенно это слово Питиримов слышал, когда возле магазина его просили: "Слышь, друг, добавь семь копеечек!" А тут... Нет, это было хорошо.
И вскоре Сергей Антонович оказался в самой гуще разных гологвайских дел. Дела были разные, странные и удивительные, пищи для переживаний хватало. Узнав, например, что гологвайцам нельзя иметь больше сорока детей, Сергей Антонович так огорчился, будто этот закон перечеркивал его личные жизненные планы. Он даже купил Вовке фонарик. На каждую следующую новость Сергей Антонович отзывался все сильнее. И самое глубокое впечатление произвело на него последнее полученное им телепатическим путем известие - о том, что некоторые гологвайцы хотят уничтожить дрокусы.
Что такое дрокусы, Сергей Антонович не понял, но сообщение его потрясло. "Что делают! - гневно подумал он. - Что хотят, то и делают! Уничтожить! Вот паразиты!"
От возмущения Сергей Антонович не мог заснуть до утра.
Придя на работу, он разыскал водителя электрокара, с которым был в приятелях.
- Здорово, - сказал Алеха. - "Спартачок"-то, а?
- Слушай, Алеха, - сказал Сергей Антонович. - Надо что-то насчет дрокусов делать.
- Само собой, - понял Алеха. - В обед сбегаем.
- Не надо бегать, - сказал Питиримов. - Это ж до чего додуматься надо! Уничтожить! Прямо за глотку хотят взять!
- Антоныч! - заржал Алеха. - С утра захорошел, что ли?
- Дурак ты, - сказал Сергей Антонович.
- Сам ты дурак, - не обиделся Алеха. - Приходи вечерком, сообразим!
И Алеха поехал на электрокаре пить газводу.
Питиримов остался один.
Оглядываясь, чтоб не увидел никто из знакомых, Сергей Антонович пошел в заводскую библиотеку и попросил том Большой Советской Энциклопедии на букву Д.
"Дрозофила", - читал он. - "Дройзен", "Дромедар"... Дрокусов в энциклопедии не оказалось.
- А другой энциклопедии у вас нету? - спросил Питиримов.
- Что вы имеете в виду? - строго посмотрела библиотекарша. - Есть Малая, есть словари, есть справочники по различным областям знания. Что вас конкретно интересует?
- Да нет, - сказал Питиримов. - Я так, вообще...
",,По различным областям"! - передразнил он про себя эту бабу. - Доктора, так их, академики..."
Он отдал том на букву Д и ушел.
В воскресенье Питиримов смотрел "Клуб кинопутешественников". На экране мелькали дворцы и хижины какой-то страны контрастов, мягкий голос за кадром рассказывал про латифундии и олигархии. Было такое ощущение, что вот-вот скажут и насчет дрокусов. Но ничего не сказали.
Назавтра Питиримов не пошел на работу. Письмо в газету с требованием, чтоб по вопросу дрокусов были приняты все меры, он запечатал в конверт и написал обратный адрес: "До востребования".
Ответ пришел быстро. Какой-то хмырь отписал "уважаемому Сергею Антоновичу", что дрокусов в природе не существует, равно как вечного двигателя и философского камня, и посоветовал Питиримову направить свои силы на решение практических задач, стоящих перед народным хозяйством.
"Камни-то тут при чем? - в сердцах подумал Питиримов. - Не знает, так уж молчал бы лучше..."
Сергей Антонович все еще стоял у окна и размышлял, когда в комнату вернулась Антонина Ивановна.
- Прибьет он ее когда-нибудь, - сказала она. - Сам-то хлипкий, а ручищи - будь здоров, как грабли. Слышишь ты?
- Мгм, - сказал Сергей Антонович.
- Чего ты все мычишь-то? - грозно спросила Антонина Ивановна. - Язык проглотил, что ли?
- Отстань, Тося, - кротко сказал Сергей Антонович. - Я тебя не трогаю.
- "Не трогаю"! - закричала Антонина Ивановна. - Я б тебе тронула! Чего ты все дни ходишь как мешком ударенный? На складе, что ль, чего?
- Ничего, - пробормотал Сергей Антонович. - Сказал - отстань.
Антонина Ивановна уперла руки в бока, набрала полную грудь воздуха, но, взглянув на выражение лица Питиримова, не взорвалась, а растерянно спросила: - Ты чего, Сереня, а? - И заплакала.
- Ну, завыла, - нежно сказал Сергей Антонович. - Чего ревешь-то?
Он придумал, что делать дальше.
Он взял лист бумаги, ручку, сел за стол и, посопев, стал писать: "Мы, жильцы квартиры 1 18, как и жильцы всей лестницы нашего дома, осуждаем маневры против дрокусов, которые..."
У Антонины Ивановны, которая прочитала из-за спины Питиримова слово "маневры", от ужаса высохли слезы.
Сергей Антонович завершил письмо восклицательным знаком и пошел по квартирам собирать подписи. В целом жильцы подписывали охотно. Правда, в девятой квартире потребовали, чтоб Питиримов написал еще и про хулиганов, которые на стенках пишут, а бабушка из двадцать второй квартиры хотя и поставила закорючку, но при этом хотела непременно дать Питиримову три рубля - должно быть, приняла его за водопроводчика. Обойдя весь дом, Сергей Антонович вернулся и велел Антонине и Вове тоже поставить подписи.
- Сереня, - осторожно спросила Антонина Ивановна, - а куда ты эту бумагу направишь?
Сергей Антонович помрачнел. Это ему и самому было пока не очень ясно.
- Найдем! - сказал он сурово. - Отыщем управу. Пусть не думают. Ты вот сходи-ка, пусть Клава с Колькой тоже подпишут.
- Нету их, - сказала Антонина Ивановна. - Пока ты ходил, милиция его забрала. А она в поликлинику пошла... Гад такой! Хоть бы посадили!
- Гад! - подтвердил Сергей Антонович. - Тут каждая подпись на счету...
В этот вечер за стенкой было, как никогда, тихо. Никто не мешал Сергею Антоновичу размышлять о гологвайских делах и думать, что же еще можно сделать для дрокусов, которым срочно требовалась помощь.
Голос
Тот день начинался как обычно.
Валюшин проснулся, полежал, глядя в потолок, потом сел и зевнул. Из кухни слышалось шипение - супруга готовила завтрак. Валюшин встал, натянул брюки, пошел в ванную. Побрившись, он направился к кухне, чтобы сказать супруге: "Скорей, а то я из-за тебя каждый день опаздываю!" Валюшин открыл рот и...
- Товарищи! - раздалось в кухне. - Работники нашего предприятия единодушно поддерживают почин пекарей кондитерской фабрики - работать только без опозданий.
Звук шел из Валюшина.
- Сделай потише! - не оборачиваясь, сказала супруга. - Весь дом разбудишь.
Валюшин хотел сказать, что это не радио, но внутри него что-то всколыхнулось и изо рта вылетело:
- Растет радиотрансляционная сеть города. Разнообразными стали передачи, ширится их тематика...
Испуганно уставившись на жену, Валюшин замолк. Жена посмотрела на него.
- Гриша, - сказала она, - если ты это из-за того, что мама говорит, что с ремонтом можно подождать, так постыдился бы!
Валюшин хотел возразить, но почувствовал, как внутри опять что-то заколыхалось, и скорее закрыл рот ладонью.
Молча пережевав завтрак, Валюшин вышел на улицу. Подошедший автобус вывел его из задумчивости, Валюшин проник внутрь и был сжат до половины естественного объема. Кто-то уверенно встал ему на ногу. Валюшин попытался повернуться, чтобы сказать этому хаму пару ласковых.
- Товарищи! - выскочило из него. - Мы, пассажиры автобусного маршрута номер пять, как и пассажиры других маршрутов, испытываем чувство горячей благодарности к работникам автобусного управления. День ото дня улучшается работа транспорта, на карте города появляются новые маршруты.
В автобусе стало очень тихо. Даже дизель перестал чихать. Валюшин с ужасом вслушивался в прыгающие из него слова.
- Достигнутые успехи не пришли сами собой, - звенело в автобусе. Это плод кропотливой работы...
Вырвавшись на воздух, Валюшин постоял, тяжело дыша, и решил сказать что-нибудь для проверки самому себе. Сначала он попытался ругнуться. Попытка удалась. Он сделал еще несколько успешных попыток и заторопился на службу, решив сегодня говорить только в случае крайней необходимости и, если будет время, забежать в медпункт.
Валюшину удалось молча проработать до обеда. Затем его позвали к начальнику отдела.
- Как дела с проектом? - спросил начальник.
Валюшин насупился.
- Тут такое дело, - сказал начальник, - я у тебя Голубеву хочу забрать. Группа Змеевича зашивается.
Валюшин хотел стукнуть кулаком по столу и высказать все, что он думает об этой практике постоянной перетасовки сотрудников и о Змеевиче лично и что если заберут Голубеву, то он сорвет к чертям все сроки и вообще снимает с себя ответственность.
Валюшин стукнул кулаком по столу и услыхал свой, победный голос:
- Трудящиеся моей группы, как и весь отдел, испытывают чувство небывалого подъема. Энтузиазм, вызванный переводом сотрудника Голубевой в группу товарища Змеевича, является надежной гарантией выполнения и перевыполнения моей группой плановых заданий, которые...
- Постой! - сказал встревоженный начальник. - Это все, конечно, правильно, но...
- Нельзя стоять на месте! - выскочило из Валюшина. - Надо беречь каждый час, каждую минуту. Включившись в поход за экономию рабочего времени, наша группа...
- Перестаньте паясничать! - обозлился начальник. - Скажите Голубевой, пусть подключается к Змеевичу. Идите!
С красными пятнами на лице Валюшин сел на свое место. Сослуживцы подходили с какими-то вопросами, но Валюшин, сжав зубы, молчал.
Перед тем как пойти в медпункт, Валюшин написал про то, что с ним произошло, на листке бумаги.
- Раздевайтесь, - прочитав листок, строго предложила Валюшину девушка в белом халате, с переброшенными через шею резиновыми трубочками.
Валюшин оголил торс. Девушка довольно ловко сунула себе в уши концы трубочек и приложила к животу Валюшина холодный кружок стетоскопа. По окончании прослушивания она потребовала, чтобы Валюшин открыл рот и сказал "а".
- А-а-а-а-а, - осторожно сказал Валюшин.
- Бюллетеня не дам, - категорически объявила девушка. - Небо чистое.
Валюшин пришел в ярость. "Какое, к чертям, небо?! - хотел он закричать. - Какой ты, к черту, врач!"
- Невиданных успехов добилась медицина! - рявкнул он вместо этого. Полностью побеждены такие болезни, как чума, брюшной тиф, сибирская язва...
Далее шедший из Валюшина голос отметил прогресс в лечении наследственных заболеваний, после чего перешел к вирусологии. Объявив, что прежде в горных районах Алтая вообще не было врачей, а теперь их там больше, чем в странах Бенилюкса, Валюшин выскочил из кабинета в коридор и из коридора - на улицу...
Последнее в тот день выступление Валюшина состоялось в гастрономе, где он покупал с горя "маленькую", а его голос произносил яркую речь о достижениях антиалкогольной пропаганды. Люди, стоявшие у прилавка, посмотрели на Валюшина с уважением и позволили взять без очереди.
Валюшин пришел домой поздно. Он долго ворочался в постели, а в голове его ворочались тяжкие мысли... На следующий день Валюшин написал заявление и явился в милицию.
- Кого подозреваете? - спросил лейтенант, изучив заявление. - Может, над вами подшутил кто-нибудь?
Со слезами на глазах Валюшин рассказал лейтенанту о росте преступности в странах капитала, помянул недобрым словом торговлю наркотиками, заклеймил индустрию игорного бизнеса, после чего забрал заявление и ушел.
После этого Валюшина повели на прием к светилу. Светило скрупулезно обследовало Валюшина, изучило данные анализов, посопело и задумалось.
"Ни черта мы, медики, не знаем, - подумало светило, - ведь ничего я у него не нахожу. Ну что ему сказать?"
И светило вздохнуло и сказало:
- Применяемая нами методика лечения неврозов дает в большинстве случаев положительные результаты. Разрабатываются новые препараты, все шире применяются электронная техника и радиоактивные изотопы. Статистика убедительно доказывает...
Валюшин сидел и слушал.
Синяя история
Начать с того, что нос посинел у Анны Львовны.
Посинел тотчас после того, как все выпили тот последний коростылевский коктейль, о котором предварительно два слова. То есть не о коктейле два слова, а о проклятом Коростылеве.
Это Анна Львовна несчастная сама его и откопала. По ее словам, она с ним в отпуске познакомилась, в Ялте, но уже только в последний день, так что оставьте ваши дурацкие намеки, ничего такого не было, а наоборот, очень милый, такой начитанный, такой остроумный и вообще геодезист. И сама-то она его к Муркиным привела, и, действительно, очень он на всех произвел благоприятное впечатление, особенно когда выдал тот анекдот, как там у мужа с женой чего-то не получалось. Все прямо обхохотались, особенно сам Муркин наш, Михаил Павлович, этот от хохота прямо чуть из штанов не выпрыгнул. Он еще не подозревал, что скоро через этого проклятого Коростылева ему будет не до смеха.
Ну и все стали Коростылева к себе в гости приглашать, а потом уже он сам к себе всех позвал. Причем не просто так - а на коктейль.
Оказывается, этот проклятый геодезист еще тогда рассказал Анне Львовне, когда они с ней вместе из Симферополя летели, - да перестаньте вы! просто случайно попали на один рейс! - так вот, он ей рассказал, что у него есть такое хобби - коктейли.
Ну и когда к нему пришли, оказалось, правда. Оказалось, этот Коростылев помешан на приготовлении всяческих смесей - всяких там пуншей, флипов, джулепов и тому подобное. У него оказалась целая библиотека всяких рецептов со всего света, а на кухне все просто было забито разными миксерами, шейкерами, выжималками и сотрясателями, которые этот чертов Коростылев с большой охотой всем демонстрировал.
Но самое страшное оказалось не это, а то, что гости должны были его смеси непременно дегустировать. Он уединялся в кухне, невероятно долго там звякал, стукал, жужжал и булькал, в то время как гости сидели в комнате и ждали начала дегустации. Причем те, которые были тут впервые, ждали с интересом, а которые не впервые - с содроганием.
Идти в конференц-зал уже не имело смысла.
- Как только Ящеров освободится, пусть зайдет, - сказал я секретарше, вернувшись в кабинет.
Ящеров освободился через два с половиной часа.
- Иван Семенович, - сказал я. - Как прикажете понимать ваши действия?
- Простите, Игорь Андреевич, - начал Ящеров, - я не совсем понимаю ваш...
- Я вижу, что не совсем! - сказал я. - Что за новые совещания? Что за глупости вы в газете написали? Люди над нами смеяться будут, если уже не смеются!
- Кто смеялся? - деловито спросил Ящеров, доставая записную книжку.
- Уберите книжку! - закричал я. - Я вас спрашиваю, чем вы занимаетесь?
- Так ведь как же! - расстроенно сказал Ящеров. - Дабы ознакомиться с новейшими указаниями... Незамедлительно довести... Как руководство к действию...
- Подождите, - сказал я, пытаясь держать себя в руках. - Может, по крайней мере, вы объясните, зачем отобрали у всех скрепки?
Ящеров оживился и торопливо заговорил:
- Реорганизация системы снабжения сотрудников скрепками, проведенная мною в соответствии с данными вами основополага...
- Ящеров!! - заорал я. - Что вы мелете?!
- Виноват, - сказал Ящеров, хлопая глазами. - Готов понести...
- Слушайте меня внимательно, Ящеров, - сказал я. - Чтоб завтра навести полный порядок. Чтобы у всех были скрепки. Газету вашу сейчас же снять. И больше никаких глупостей, иначе придется принять решительные меры. Вам ясно?
- Абсолютно! - воскликнул Ящеров. - Завтра утром все будет исполнено.
Завтра утром началось созванное Ящеровым общее собрание. Двухчасовая речь Ящерова завершилась словами: "Будем принимать решительные меры, как призывает товарищ Степанов!"
Я был начеку. Как только Ящеров стал собирать листки своего доклада, я вошел в зал. Увидев меня, Ящеров округлил глаза до размера чайных блюдец и радостно крикнул в микрофон:
- В нашей работе принимает участие сам товарищ Степанов!
- Товарищи! - крикнул я. Зал замер. - Неужели вы не понимаете, что никаких указаний Ящерову никто не давал? Он же несет абсолютную ахинею! И вообще, по-моему, это форменный идиот!
Секунду в зале царила жуткая тишина. А потом на меня обрушился пульсирующий грохот оваций. За моей спиной рукоплескали те, кто находился за длинным столом президиума. Краем глаза я увидел Ящерова. Он стоял за столом и хлопал громче других.
И тут я понял, что выполнить намеченный мною "План" будет не так-то легко...
Превращения Шляпникова
Лежа в кровати, Шляпников дочитал последнюю страницу брошюры "Как себя вести" и заснул. Проснулся он другим человеком - он теперь знал, как себя вести.
Утро начинается со службы. Шляпников пришел на работу, сел за стол, откинулся на спинку стула и стал глядеть на сотрудников. Сотрудники приходили, усаживались, доставали из своих столов входящие и исходящие. Без пяти девять, как обычно, пришел старый Дорофеев и, как обычно, принялся с каждым здороваться за руку.
- Здравствуйте, Борис Андреевич, - бормотал Дорофеев, протягивая руку для пожатия. - Здравствуйте, Пал Палыч... Здравствуйте, Анечка! - сказал Дорофеев и протянул руку Анечке. - Чудесная у вас сегодня прическа.
- Ой, что вы! - расцвела Анечка и протянула руку Дорофееву.
- Постыдились бы! - раздался голос Шляпникова.
- Что такое? - испуганно посмотрели на него Анечка и Дорофеев.
- Хамство какое! - сказал Шляпников. - Пожилой человек!
- Что? Почему? - зашумели сослуживцы.
- Потому! - произнес Шляпников. - Разве мужчина даме первым руку подает?! Бескультурье! А вы, Аня, тоже вели бы себя поприличней! А то вот так, один руку протянет, другой. А там вообще...
Анечка заплакала. Дорофеев взялся за сердце.
Шляпников поморщился и сказал Дорофееву:
- Полюбуйтесь! Довели даму до слез! Культурный человек на вашем месте хоть бы воды подал! Мужлан!
И Шляпников вышел из комнаты. В остальном рабочий день прошел спокойно, потому что Шляпников решил себя пощадить и не трепать нервы по мелочам.
После работы Шляпников зашагал к магазину. Надо было купить подарок ко дню рождения Петухова.
Народу в магазине было много. Но очередь оказалась какая-то вялая, неразговорчивая. Да и продавщица работала быстро. Шляпников совсем было скис. Но, подходя с завернутым в бумагу галстуком к выходу, он приободрился. У дверей стояли люди, пропуская входящих с улицы. Шляпников ринулся вперед и прямо в дверях сшибся с заходящей в магазин бабушкой.
- Спятила, старая? - вежливо спросил Шляпников. - Совсем одурела?
- Ты что, сынок? - напугалась бабушка. - Дай пройти-то...
- Во-первых, надо говорить "пожалуйста", - сказал Шляпников. - Темнота! Во-вторых...
- Чего там встали? - крикнули сзади. - Пропустите женщину-то!
- Деревня! - бросил через плечо Шляпников. - У магазина культурные люди сперва пропускают выходящих, а уже потом лезут. А эта прет, как танк. На похороны свои, что ли?
Когда Шляпников с женой пришел к Петуховым, гости уже сидели за столом, ели, пили, курили, шумели.
- Поздравляю вас! - сказал Шляпников Петухову, торжественно протягивая сверток. - Это вам подарок от меня и моей супруги. То есть наоборот: от моей супруги и меня.
- Спасибо большое! - сказал Петухов. - Садитесь, сейчас мы вам штрафную - за то, что опоздали!
- Во-первых, - строго проговорил Шляпников, - если гость опоздал, значит, у него были веские причины, и говорить об этом просто неприлично и бестактно!
Шум за столом стих.
- Извините, - сказал Петухов, краснея, - я не думал...
- Думать надо всегда! - указал Шляпников. - А во-вторых, когда гость приносит подарок, его следует развернуть и посмотреть, после чего сердечно поблагодарить дарителя. Чек из подарка я тактично вынул.
- Простите, - пробормотал Петухов и потянулся было к шляпниковскому свертку.
- Теперь уже нечего! - с горечью сказал Шляпников. - Настроение гостям вы уже испортили. Кроме того, здесь многие курят. А культурные люди прежде обязаны спросить окружающих, может, они не курят. Положим, мы с женой курим. Но все равно!
За столом воцарилась уже могильная тишина.
- Кушайте! - пискнула жена Петухова. - Кушайте, вот салат вкусный...
- Во-первых, - сурово сказал Шляпников, - хозяйке не подобает хвалить свои изделия. Гости сами похвалят, если сочтут нужным. Во-вторых...
Жена Петухова приложила платочек к глазам и выбежала из комнаты.
Кто-то боязливо сказал:
- А знаете анекдот: уехал муж в командировку...
- Во-первых, - сказал Шляпников, - анекдоты рассказывают лишь те, у кого за душой ничего нет. Во-вторых, анекдот может быть принят кем-нибудь из окружающих как намек. В-третьих...
Гости стали прощаться с Петуховым.
- Подождите, - сказал бледный Петухов, - может, кто хочет потанцевать...
- Во-первых... - начал Шляпников.
Комната опустела.
- Что ж, - сказал Шляпников, - посидели, пора и честь знать. Мы тоже пойдем. Пойдем, Клавдия.
- До свидания, - сказал плачущий Петухов. - Приходите еще.
- Непременно, - учтиво сказал Шлялников. - Только, во-первых, запомните...
Дверь за ним захлопнулась.
- Абсолютно никакой культуры, - сказал Шляпников жене.
- Жлобы, - вздохнула жена. Она тоже читала книжки.
Приехав домой, Шляпников попил чаю, походил по комнате. Телевизор включать было уже поздно, а спать еше не хотелось. Шляпников задумался. Потом подошел к стенке и прилип к ней ухом. Отлепившись, он посмотрел на часы. Было пять минут двенадцатого. Шляпников расправил плечи и пошел к соседям по площадке.
- Добрый вечер, - открыл двери сосед, молодой человек с бородой. Пожалуйста.
- Вежливый! - иронически сказал Шляпников. - Поучились бы себя вести в быту! - закричал он на бородатого.
- Что случилось, Женя? - выбежала в коридор какая-то сопливая девчонка в халате, должно быть жена бородатого. - В чем дело?
- А в том! - Шляпников стукнул себя по часам. - Людям спать надо! А вы после одиннадцати на полную катушку включаете!
- Что вы! - сказал бородатый. - Мы спать ложимся. У нас только трансляция...
- Вот хамло, а! - сказал Шляпников. - Во-первых, старших некрасиво перебивать, а во-вторых, все равно слышно, если прислушаться как следует! А в-третьих...
- Извините, - сказала девчонка. - Мы сейчас выключим.
- А в другой раз милицию вызову, - пообещал Шляпников. - Пусть она вас культуре поучит!
И Шляпников вернулся к себе.
- Смотри, какую я книжку купила, - сказала ему жена, когда он уже лежал в кровати. Она дала в руки Шляпникову брошюрку под названием "Становление гармоничной личности".
Шляпников открыл книжку и стал читать.
Уже за полночь он перевернул последнюю страницу и заснул.
Проснулся он другим человеком. Теперь он был уже гармоничной личностью.
Заботы Сергея Антоновича
За стенкой раздался шум, послышался женский крик. Потом женский крик перешел в мужской. Что-то загремело. Потом открылась дверь и в комнату вошла Антонина Ивановна.
- Обратно Колька напился, - сообщила она. - Клаву бьет, гад такой. Слышишь ты или нет?!
- Мгм, - сказал Сергей Антонович.
- Все вы подлецы, - сказала Антонина Ивановна.
Она хотела развить тему, но за стеной снова загрохотало, кто-то побежал по коридору, хлопнула входная дверь. Антонина Ивановна вышла - посмотреть.
Сергей Антонович вздохнул облегченно, стал глядеть в окно и думать дальше.
Сергей Антонович Питиримов не мог бы с гарантией ответить, есть ли на свете телепатия. Сергей Антонович мог бы вообще послать того, кто стал бы приставать к нему с такими вопросами. Но к нему никто и не приставал. Однако с некоторых пор стали происходить вещи, которые никак не укладывались в рамки познаний Питиримова о материальном мире. И не то чтобы эти рамки были слишком узки - Антонина Ивановна выписывала популярный женский журнал, - но все же объяснить происходящее с материалистических позиций Сергей Антонович не мог. Впрочем, справедливости ради отметим, что и для большинства ученых в области человеческой психики еще имеют место белые пятна. Эти пятна и позволяют действовать феноменам, одни из которых различают цвета пальцами, другие запоминают наизусть телефонный справочник, а третьи одеваются во все заграничное, не выезжая за пределы родной области (так называемый телекинез)...
Как бы то ни было, с некоторых пор Питиримов начал получать сигналы. И тогда Сергей Антонович как бы раздваивался. Одна его половина оставалась кладовщиком инструментального склада, мужем Питиримовой Антонины Ивановны, отцом Питиримова Вовы, другая же, лучшая часть Сергея Антоновича, вступала в контакт с Гологваем.
Когда это произошло впервые, Сергей Антонович решил, что в жизни не станет больше смешивать портвейн с пивом. Однако и вечером следующего дня, проведенного с примерной трезвостью, Гологвай снова заговорил, вернее, не заговорил, а, лучше сказать, вышел на связь.
Питиримов заикнулся было насчет Гологвая при жене. Антонина Ивановна отнеслась к этому с надлежащим сочувствием. "Дура я была, когда за тебя пошла", - указала она Сергею Антоновичу и добавила, чтоб насчет рубля в субботу даже не заикался. Питиримов хотел сперва обидеться, но потом раздумал, решив, что, в сущности, Тоська и не может ничего понимать, потому что куда ей.
- Вовка! - сурово спросил сына Сергей Антонович. - Ты уроки учил?
- Ты чего? - удивился Вовка. - Мать уже в школу ходила!
- Мало ли что ходила! Ты вот скажи-ка, что у вас сейчас по географии?
- Азия, - сказал Питиримов-младший.
- А ну, скажи, - небрежно сказал Сергей Антонович, - где страна такая находится - Гологвай?
- Гологвай! - захохотал Вова. - Нету такого! Это Уругвай есть! И еще Парагвай! Гологвай! Ха-ха-ха!
- Ладно, - мрачно сказал Питиримов. - Это я тебя проверял. Смотри у меня...
Теперь Сергей Антонович принимал гологвайские сигналы почти каждый день. Это было ни на что не похоже - ни на телевизор, ни на радио, ни на телефон. Это был какой-то язык без слов - сразу в голове получались мысли. Начиналось всегда с мысли: "Привет тебе, далекий друг!" Ощущать себя далеким другом было приятно. Обыкновенно это слово Питиримов слышал, когда возле магазина его просили: "Слышь, друг, добавь семь копеечек!" А тут... Нет, это было хорошо.
И вскоре Сергей Антонович оказался в самой гуще разных гологвайских дел. Дела были разные, странные и удивительные, пищи для переживаний хватало. Узнав, например, что гологвайцам нельзя иметь больше сорока детей, Сергей Антонович так огорчился, будто этот закон перечеркивал его личные жизненные планы. Он даже купил Вовке фонарик. На каждую следующую новость Сергей Антонович отзывался все сильнее. И самое глубокое впечатление произвело на него последнее полученное им телепатическим путем известие - о том, что некоторые гологвайцы хотят уничтожить дрокусы.
Что такое дрокусы, Сергей Антонович не понял, но сообщение его потрясло. "Что делают! - гневно подумал он. - Что хотят, то и делают! Уничтожить! Вот паразиты!"
От возмущения Сергей Антонович не мог заснуть до утра.
Придя на работу, он разыскал водителя электрокара, с которым был в приятелях.
- Здорово, - сказал Алеха. - "Спартачок"-то, а?
- Слушай, Алеха, - сказал Сергей Антонович. - Надо что-то насчет дрокусов делать.
- Само собой, - понял Алеха. - В обед сбегаем.
- Не надо бегать, - сказал Питиримов. - Это ж до чего додуматься надо! Уничтожить! Прямо за глотку хотят взять!
- Антоныч! - заржал Алеха. - С утра захорошел, что ли?
- Дурак ты, - сказал Сергей Антонович.
- Сам ты дурак, - не обиделся Алеха. - Приходи вечерком, сообразим!
И Алеха поехал на электрокаре пить газводу.
Питиримов остался один.
Оглядываясь, чтоб не увидел никто из знакомых, Сергей Антонович пошел в заводскую библиотеку и попросил том Большой Советской Энциклопедии на букву Д.
"Дрозофила", - читал он. - "Дройзен", "Дромедар"... Дрокусов в энциклопедии не оказалось.
- А другой энциклопедии у вас нету? - спросил Питиримов.
- Что вы имеете в виду? - строго посмотрела библиотекарша. - Есть Малая, есть словари, есть справочники по различным областям знания. Что вас конкретно интересует?
- Да нет, - сказал Питиримов. - Я так, вообще...
",,По различным областям"! - передразнил он про себя эту бабу. - Доктора, так их, академики..."
Он отдал том на букву Д и ушел.
В воскресенье Питиримов смотрел "Клуб кинопутешественников". На экране мелькали дворцы и хижины какой-то страны контрастов, мягкий голос за кадром рассказывал про латифундии и олигархии. Было такое ощущение, что вот-вот скажут и насчет дрокусов. Но ничего не сказали.
Назавтра Питиримов не пошел на работу. Письмо в газету с требованием, чтоб по вопросу дрокусов были приняты все меры, он запечатал в конверт и написал обратный адрес: "До востребования".
Ответ пришел быстро. Какой-то хмырь отписал "уважаемому Сергею Антоновичу", что дрокусов в природе не существует, равно как вечного двигателя и философского камня, и посоветовал Питиримову направить свои силы на решение практических задач, стоящих перед народным хозяйством.
"Камни-то тут при чем? - в сердцах подумал Питиримов. - Не знает, так уж молчал бы лучше..."
Сергей Антонович все еще стоял у окна и размышлял, когда в комнату вернулась Антонина Ивановна.
- Прибьет он ее когда-нибудь, - сказала она. - Сам-то хлипкий, а ручищи - будь здоров, как грабли. Слышишь ты?
- Мгм, - сказал Сергей Антонович.
- Чего ты все мычишь-то? - грозно спросила Антонина Ивановна. - Язык проглотил, что ли?
- Отстань, Тося, - кротко сказал Сергей Антонович. - Я тебя не трогаю.
- "Не трогаю"! - закричала Антонина Ивановна. - Я б тебе тронула! Чего ты все дни ходишь как мешком ударенный? На складе, что ль, чего?
- Ничего, - пробормотал Сергей Антонович. - Сказал - отстань.
Антонина Ивановна уперла руки в бока, набрала полную грудь воздуха, но, взглянув на выражение лица Питиримова, не взорвалась, а растерянно спросила: - Ты чего, Сереня, а? - И заплакала.
- Ну, завыла, - нежно сказал Сергей Антонович. - Чего ревешь-то?
Он придумал, что делать дальше.
Он взял лист бумаги, ручку, сел за стол и, посопев, стал писать: "Мы, жильцы квартиры 1 18, как и жильцы всей лестницы нашего дома, осуждаем маневры против дрокусов, которые..."
У Антонины Ивановны, которая прочитала из-за спины Питиримова слово "маневры", от ужаса высохли слезы.
Сергей Антонович завершил письмо восклицательным знаком и пошел по квартирам собирать подписи. В целом жильцы подписывали охотно. Правда, в девятой квартире потребовали, чтоб Питиримов написал еще и про хулиганов, которые на стенках пишут, а бабушка из двадцать второй квартиры хотя и поставила закорючку, но при этом хотела непременно дать Питиримову три рубля - должно быть, приняла его за водопроводчика. Обойдя весь дом, Сергей Антонович вернулся и велел Антонине и Вове тоже поставить подписи.
- Сереня, - осторожно спросила Антонина Ивановна, - а куда ты эту бумагу направишь?
Сергей Антонович помрачнел. Это ему и самому было пока не очень ясно.
- Найдем! - сказал он сурово. - Отыщем управу. Пусть не думают. Ты вот сходи-ка, пусть Клава с Колькой тоже подпишут.
- Нету их, - сказала Антонина Ивановна. - Пока ты ходил, милиция его забрала. А она в поликлинику пошла... Гад такой! Хоть бы посадили!
- Гад! - подтвердил Сергей Антонович. - Тут каждая подпись на счету...
В этот вечер за стенкой было, как никогда, тихо. Никто не мешал Сергею Антоновичу размышлять о гологвайских делах и думать, что же еще можно сделать для дрокусов, которым срочно требовалась помощь.
Голос
Тот день начинался как обычно.
Валюшин проснулся, полежал, глядя в потолок, потом сел и зевнул. Из кухни слышалось шипение - супруга готовила завтрак. Валюшин встал, натянул брюки, пошел в ванную. Побрившись, он направился к кухне, чтобы сказать супруге: "Скорей, а то я из-за тебя каждый день опаздываю!" Валюшин открыл рот и...
- Товарищи! - раздалось в кухне. - Работники нашего предприятия единодушно поддерживают почин пекарей кондитерской фабрики - работать только без опозданий.
Звук шел из Валюшина.
- Сделай потише! - не оборачиваясь, сказала супруга. - Весь дом разбудишь.
Валюшин хотел сказать, что это не радио, но внутри него что-то всколыхнулось и изо рта вылетело:
- Растет радиотрансляционная сеть города. Разнообразными стали передачи, ширится их тематика...
Испуганно уставившись на жену, Валюшин замолк. Жена посмотрела на него.
- Гриша, - сказала она, - если ты это из-за того, что мама говорит, что с ремонтом можно подождать, так постыдился бы!
Валюшин хотел возразить, но почувствовал, как внутри опять что-то заколыхалось, и скорее закрыл рот ладонью.
Молча пережевав завтрак, Валюшин вышел на улицу. Подошедший автобус вывел его из задумчивости, Валюшин проник внутрь и был сжат до половины естественного объема. Кто-то уверенно встал ему на ногу. Валюшин попытался повернуться, чтобы сказать этому хаму пару ласковых.
- Товарищи! - выскочило из него. - Мы, пассажиры автобусного маршрута номер пять, как и пассажиры других маршрутов, испытываем чувство горячей благодарности к работникам автобусного управления. День ото дня улучшается работа транспорта, на карте города появляются новые маршруты.
В автобусе стало очень тихо. Даже дизель перестал чихать. Валюшин с ужасом вслушивался в прыгающие из него слова.
- Достигнутые успехи не пришли сами собой, - звенело в автобусе. Это плод кропотливой работы...
Вырвавшись на воздух, Валюшин постоял, тяжело дыша, и решил сказать что-нибудь для проверки самому себе. Сначала он попытался ругнуться. Попытка удалась. Он сделал еще несколько успешных попыток и заторопился на службу, решив сегодня говорить только в случае крайней необходимости и, если будет время, забежать в медпункт.
Валюшину удалось молча проработать до обеда. Затем его позвали к начальнику отдела.
- Как дела с проектом? - спросил начальник.
Валюшин насупился.
- Тут такое дело, - сказал начальник, - я у тебя Голубеву хочу забрать. Группа Змеевича зашивается.
Валюшин хотел стукнуть кулаком по столу и высказать все, что он думает об этой практике постоянной перетасовки сотрудников и о Змеевиче лично и что если заберут Голубеву, то он сорвет к чертям все сроки и вообще снимает с себя ответственность.
Валюшин стукнул кулаком по столу и услыхал свой, победный голос:
- Трудящиеся моей группы, как и весь отдел, испытывают чувство небывалого подъема. Энтузиазм, вызванный переводом сотрудника Голубевой в группу товарища Змеевича, является надежной гарантией выполнения и перевыполнения моей группой плановых заданий, которые...
- Постой! - сказал встревоженный начальник. - Это все, конечно, правильно, но...
- Нельзя стоять на месте! - выскочило из Валюшина. - Надо беречь каждый час, каждую минуту. Включившись в поход за экономию рабочего времени, наша группа...
- Перестаньте паясничать! - обозлился начальник. - Скажите Голубевой, пусть подключается к Змеевичу. Идите!
С красными пятнами на лице Валюшин сел на свое место. Сослуживцы подходили с какими-то вопросами, но Валюшин, сжав зубы, молчал.
Перед тем как пойти в медпункт, Валюшин написал про то, что с ним произошло, на листке бумаги.
- Раздевайтесь, - прочитав листок, строго предложила Валюшину девушка в белом халате, с переброшенными через шею резиновыми трубочками.
Валюшин оголил торс. Девушка довольно ловко сунула себе в уши концы трубочек и приложила к животу Валюшина холодный кружок стетоскопа. По окончании прослушивания она потребовала, чтобы Валюшин открыл рот и сказал "а".
- А-а-а-а-а, - осторожно сказал Валюшин.
- Бюллетеня не дам, - категорически объявила девушка. - Небо чистое.
Валюшин пришел в ярость. "Какое, к чертям, небо?! - хотел он закричать. - Какой ты, к черту, врач!"
- Невиданных успехов добилась медицина! - рявкнул он вместо этого. Полностью побеждены такие болезни, как чума, брюшной тиф, сибирская язва...
Далее шедший из Валюшина голос отметил прогресс в лечении наследственных заболеваний, после чего перешел к вирусологии. Объявив, что прежде в горных районах Алтая вообще не было врачей, а теперь их там больше, чем в странах Бенилюкса, Валюшин выскочил из кабинета в коридор и из коридора - на улицу...
Последнее в тот день выступление Валюшина состоялось в гастрономе, где он покупал с горя "маленькую", а его голос произносил яркую речь о достижениях антиалкогольной пропаганды. Люди, стоявшие у прилавка, посмотрели на Валюшина с уважением и позволили взять без очереди.
Валюшин пришел домой поздно. Он долго ворочался в постели, а в голове его ворочались тяжкие мысли... На следующий день Валюшин написал заявление и явился в милицию.
- Кого подозреваете? - спросил лейтенант, изучив заявление. - Может, над вами подшутил кто-нибудь?
Со слезами на глазах Валюшин рассказал лейтенанту о росте преступности в странах капитала, помянул недобрым словом торговлю наркотиками, заклеймил индустрию игорного бизнеса, после чего забрал заявление и ушел.
После этого Валюшина повели на прием к светилу. Светило скрупулезно обследовало Валюшина, изучило данные анализов, посопело и задумалось.
"Ни черта мы, медики, не знаем, - подумало светило, - ведь ничего я у него не нахожу. Ну что ему сказать?"
И светило вздохнуло и сказало:
- Применяемая нами методика лечения неврозов дает в большинстве случаев положительные результаты. Разрабатываются новые препараты, все шире применяются электронная техника и радиоактивные изотопы. Статистика убедительно доказывает...
Валюшин сидел и слушал.
Синяя история
Начать с того, что нос посинел у Анны Львовны.
Посинел тотчас после того, как все выпили тот последний коростылевский коктейль, о котором предварительно два слова. То есть не о коктейле два слова, а о проклятом Коростылеве.
Это Анна Львовна несчастная сама его и откопала. По ее словам, она с ним в отпуске познакомилась, в Ялте, но уже только в последний день, так что оставьте ваши дурацкие намеки, ничего такого не было, а наоборот, очень милый, такой начитанный, такой остроумный и вообще геодезист. И сама-то она его к Муркиным привела, и, действительно, очень он на всех произвел благоприятное впечатление, особенно когда выдал тот анекдот, как там у мужа с женой чего-то не получалось. Все прямо обхохотались, особенно сам Муркин наш, Михаил Павлович, этот от хохота прямо чуть из штанов не выпрыгнул. Он еще не подозревал, что скоро через этого проклятого Коростылева ему будет не до смеха.
Ну и все стали Коростылева к себе в гости приглашать, а потом уже он сам к себе всех позвал. Причем не просто так - а на коктейль.
Оказывается, этот проклятый геодезист еще тогда рассказал Анне Львовне, когда они с ней вместе из Симферополя летели, - да перестаньте вы! просто случайно попали на один рейс! - так вот, он ей рассказал, что у него есть такое хобби - коктейли.
Ну и когда к нему пришли, оказалось, правда. Оказалось, этот Коростылев помешан на приготовлении всяческих смесей - всяких там пуншей, флипов, джулепов и тому подобное. У него оказалась целая библиотека всяких рецептов со всего света, а на кухне все просто было забито разными миксерами, шейкерами, выжималками и сотрясателями, которые этот чертов Коростылев с большой охотой всем демонстрировал.
Но самое страшное оказалось не это, а то, что гости должны были его смеси непременно дегустировать. Он уединялся в кухне, невероятно долго там звякал, стукал, жужжал и булькал, в то время как гости сидели в комнате и ждали начала дегустации. Причем те, которые были тут впервые, ждали с интересом, а которые не впервые - с содроганием.