Страница:
В дальнем конце просторной комнаты, за столом с роскошным мраморным письменным прибором, сидел смуглый человек в костюме-тройке, при галстуке и золотой авторучке, выглядывавшей из нагрудного кармана, будто ружейный патрон. Целый веер золотых ручек торчал и из письменного прибора, хотя на столе не лежало ни единого клочка бумаги. Вдоль стен сидели люди с оружием. Много людей. Десяток. Считая с оставшимся у дверей, одиннадцать. Много. А на поставленных посреди комнаты стульях сидели Шавер, Каримжон и Маpат. Безоружные. Алимкул тоже был здесь, но сидел у стены, и ножны на его поясе не пустовали.
– Добрый день, – сказал человек в костюме на безукоризненном русском языке. – Ваш паспорт, пожалуйста.
– Пожалуйста, – Юс вынул из поясной сумки паспорт, протянул.
– Приятно познакомиться, Юзеф Казимирович, – сказал человек в костюме, – меня зовут Алтан Бекболотович Болтоев. Я директор этого альплагеря и его владелец. Как вам наш лагерь?
– Я не успел его толком рассмотреть, – сказал Юс, присаживаясь на ближайший к столу свободный стул. До стола оставалось метра четыре – два шага как минимум. И через стол еще. Шансов практически никаких.
– Но лагерь великолепный, так все чудесно расположено, и сервис тоже. Лагерь замечательный, – добавил Юс, улыбаясь.
– Я рад, что вам понравилось, – Алтан Бекболотович лучезарно улыбнулся в ответ, сверкнув золотыми зубами. – Как вы к нам доехали? Нормально?
– Нормально, – ответил Юс неуверенно. – Вот, спасибо моим проводникам, нигде ничего неприятного, все в порядке.
– Тут у нас неспокойно, – сказал Алтан Бекболотович, – бандиты, война. Всякое случается. Хочу вам сказать: я исполняю обязанности главы местных сил самообороны. Пекусь, знаете ли, о безопасности. Где вы наняли этих людей?
– В кишлаке около Соха, – Юс позвал плечами, – в горах.
– Вам их кто-нибудь порекомендовал?
– Да нет, я доверяю своему суждению о людях.
– Ай, как неосмотрительно, – Алтан Бекболотович покачал головой, – вас ведь и ограбить могли, и убить. Нельзя так безоглядно людям доверять. Тут к нам поступили сведения, что ваши спутники, Юзеф Казимирович, не очень хорошие люди.
– Сука он, от Ибрагима сука, я знать, турист ебучий, никакой не турист! – вдруг выкрикнул Алимкул, с ненавистью глядя на Юса.
– Закрой зяпу и не открывай, пока не прикажут, – выговорил равнодушно Алтан Бекболотович, – не то тебе туда сапог вобьют, понял?
– Так он же…
– Ты понял?
Со стула у стены встал, вздохнув, плосколицый рябой парень в короткой кожаной куртке. Алимкул быстро забормотал по-киргизски, прижал руки к груди, как-то почти вдвое, подобострастно сложился, не слезая со своего стула. Алтан Бекболотович криво усмехнулся:
– Хорошо. Вот у нас какие дела. Вот этот человек, давний мой знакомый, можно сказать, кровный знакомый, – Алимкул ощерился, – утверждает, что вы приехали сюда не за чем-нибудь, а за моей жизнью. Хотите, значит, меня убить. И что вы, Юзеф Казимирович, никакой не турист, а наемный убийца, и нанял вас некий Ибрагим, называющий себя «хаджи», небезызвестный в этих краях человек. Человек, которому я как заноза в горле. Человек, который хотел бы все здесь прибрать к рукам. Бандит. Плохой человек. Что вы мне скажете, Юзеф Казимирович?
– Ничего, – ответил Юс, пожав плечами, – я действительно не совсем турист, я художник. Приехал, чтобы поправить здоровье, подлечить нервы. Снова начать рисовать.
– Я мог бы вам и поверить, Юзеф Казимирович. Алимкула я знаю давно. Он, попросту говоря, подонок. У него есть повод меня ненавидеть, и он, как сам утверждает, примкнул к вашей… экспедиции в надежде отомстить за родственника. Ну, тут он не соврал. Его родственника мои люди пристрелили как собаку, и очень правильно сделали. Но наш Алимкул охотно отложит свою месть на неопределенное время, пока есть надежда на выгоду. А отомстить можно как-нибудь в другой раз. Правда, Алимкул? Он говорит: вы – наемник, которому Ибрагим заплатил деньги за мою жизнь. Именно вы глава банды убийц. А туристом и художником вы попросту прикидываетесь – чтобы усыпить мою бдительность. Трудно поверить, правда? Вы не слишком похожи на убийцу. Я тоже не сразу поверил бы, если б не вот это.
Он вынул из-под стола грязный мешочек на шнурке. Мешочек, висевший на шее Каримжона.
– Земля с кладбища, которой мне засыплют глаза. Верней, моему трупу. Местный пережиток. Варварство. Ох, Юзеф Казимирович. Что же нам с вами делать? И что делать с вашими… проводниками?
– Я художник, приехавший в горы, чтобы писать их, – Юс встал. – Не верите, дело ваше. Но этот спектакль я больше терпеть не намерен.
– Сядьте! Иначе вас посадят силой.
– Это насилие!
– И кто бы мне это говорил?
– Я художник. Здесь, в лагере, есть люди, знающие меня. Проводников я нанял в Фергане. Кто они, мне наплевать. Они хорошие проводники. Если они ехали прикончить вас, в чем я уже не вижу ничего плохого, – это их личное дело. У меня есть деньги и те, кого я оставил в своем городе. Они хорошо знают, куда я поехал. И кто директор лагеря. Я такого скотства не потерплю. И приложу максимум усилий, чтобы о вашем обращении с гостями узнало как можно больше людей.
Вопреки ожиданиям Юса, Алтан не разозлился – расхохотался.
– Хорошо, ай, хорошо! Ай, Алимкул, ай да банда убийц! Права качает. Слушай, Алимкул, а если он и вправду турист и художник, а? Вправду?
– Сука он! – выплюнул Алимкул, ощерясь.
– Ну, зачем так, гостя обижаешь. Ведь если нет… ты же знаешь, что тогда. За оскорбление придется платить. Как велит Яса.
– Жизнью клянусь, матерью клянусь, клянусь…
– Не спеши, твоей жизни вполне достаточно, – сказал Алтан-бий, ухмыляясь.
Алимкул побледнел.
– Вы говорили, тут кто-то вас знает?
– Оля Хребтович. И ее ребята из Новосибирска.
– Хорошо. Позовите Олю Хребтович. Прошло десять или пятнадцать невыносимо медленных минут. Сидевшие у стены жестколицые, флегматичные люди тупо смотрели перед собой, не пытаясь делать ничего из того, что делают обычно скучающие люди ради убийства времени. Они не рассматривали трещинки в полу, не почесывались, не копались в карманах, не рассматривали незнакомцев. Неподвижные манекены. Спящие с открытыми глазами. На их коленях лежали обрезы и автоматы. Они грамотно сидели. В случае, если бы началась стрельба, на линиях огня оказались бы только чужие. Юс, Шавер, Каримжон. И Алимкул.
– Да, да, конечно, – послышался голос. – Если нужно, пожалуйста.
Оля шагнула через порог и замерла удивленно.
– Не бойтесь, Оля, – сказал Алтан Бекболотович. – Садитесь.
Он указал ей на стул – рядом с Алимкулом.
– Спасибо, если не надолго, я лучше постою, – сказал Оля нерешительно.
– Садитесь-садитесь. Алимкула не бойтесь. Он вас не обидит. Он послушный. Скажите-ка, вы знакомы с этим вот господином? – он указал на Юса.
– Знакома, да.
– Вы его давно знаете?
– Ну, так.
– «Так» – это «давно» или это «недавно»?
– Это что, допрос? – спросила Оля. – Зачем тут эти люди с оружием?
– Нет, ради бога, не волнуйтесь, я не хотел вас обидеть. Тут возникло подозрение, что эти люди – бандиты. Вы уж извините. Мы проверяем. Ваша помощь очень ценна для нас.
– Я давно знаю Юзика, лет пять, – сказала Оля. – В Москве познакомились, а потом он в Новосиб приезжал. Он профессиональный художник, Строгановское окончил. У него нервный срыв был. Мы его в горы уговорили поехать. Еле уговорили. Он меня любит рисовать. У меня с собой даже есть мой портрет его работы. Показать?
Юсу показалось, что стало очень тихо. Не дышал никто, и звуки все умерли, не было их никогда и быть не могло. Он хотел крикнуть «зачем? », но не крикнул, слово прыгнуло на язык, но не вырвалось, умерло под пересохшим нёбом. Она же не понимает, что с ней будет. Ведь Алтан знает: Алимкул не врет. Ну, сейчас, еще секунда, и ты раскроешь рот и скажешь: «Она здесь ни при чем, я действительно пришел убить вас, а она ничего не понимает, я с ней был знаком три часа». Но Юс не сказал.
Он не струсил, не успел. Струсил Алимкул. Он вдруг метнулся кошкой, сверкнув лезвием в руке, и завопил истошно: «Никому не двигаться!! » Оля испуганно вскрикнула.
– Заколю! Суки! Двинетесь, девку заколю!
Он пригнулся, спрятался за нее, выставил только руку с ножом. И передвинулся так, чтобы Юс закрыл линию огня. Десяток стволов синхронно взметнулись вверх. Алтан-бий предостерегающе поднял руку – не стреляйте, сейчас разберемся.
Юс вскочил – растерянный, недоумевающий, негодующий. Алимкул шарахнулся назад, Алтан-бий начал хмуриться, по-прежнему держа руку поднятой, Юс наклонился вперед, будто намереваясь броситься на Алимкула, но вместо этого шагнул вправо и оказался возле Алтан-бия. Вцепился левой рукой в ворот, а правая, выхватив торчащую из письменного прибора ручку, приставила ее к горлу Алтан-бия. Юсу повезло – как он и рассчитывал, ручка оказалась дорогой, перьевой. Он надавил чуть сильнее, и на белоснежный воротничок брызнула смешанная с чернилами кровь.
– Не дергаться! Вашу мать, не дергаться! – заорал он. – Скажи им, чтоб не двигались! Бросайте оружие!
– Бросайте, – прохрипел Алтан-бий, кося глазами вниз, стараясь разглядеть проткнувшее кожу острие.
– А теперь ложись! Вашу мать!! Лицом вниз! Сидевшие покорно слезли со своих стульев, легли лицом вниз. Мурат, удивленно глядя на вцепившегося в Алтан-бия Юса, тоже начал ложиться. Шавер, уже подхвативший автомат, пнул его.
– Не шевелиться! Если кто шевельнется, стреляйте! Алимкул, отпусти ее, – сказал Юс.
– Не, – прошипел Алимкул, по-прежнему стараясь спрятаться за спиной Оли, – не отпущу.
– Если не отпустишь, я убью тебя!
– Не убьешь! Я ее зарежу. Зарежу девку твою, понял?
– Ублюдок! Шавер, держи мне спину. Каримжон, держи этого ублюдка, хорошо держи. Мурат, вперед!
Они так и вышли: сперва озирающийся по сторонам Мурат, потом крепко обнявший Алтан-бия Юс, потом Шавер с автоматами в обеих руках и третьим за спиной, потом волочащий Олю Алимкул, потом Каримжон. Так и подошли к стоящему неподалеку директорскому джипу.
– Сейчас садимся. Осторожненько, без резких движений. Шавер, за руль.
– Мне слово стоит сказать, тебя на части раздерут, – прохрипел Алтан-бий.
– Так ты не говори этого слова. А то у тебя в яремной вене окажутся чернила.
– Ты неделю подыхать будешь, сука!
– Тебе будет уже все равно. А чтоб этого не случилось, – нам ведь этого не нужно, правда? – тихонечко и плавненько открываем дверцу, хоп! Каримжон, лезь с той стороны. Теперь тихонечко, синхронно садимся на заднее сиденье, Каримжон постережет, чтоб ничего у нас плохого не случилось. Сели. Чудесно.
– Больно, – сказал Алтан-бий. По его рубашке сбежала струйка крови.
– Что ж я сделаю, аккуратнее надо было садиться. Алимкул, выпусти ее! Мать твою, выпусти!
Но Алимкул уже протискивался на переднее сиденье и сажал Олю к себе на колени. Ее свитерок тоже усеивали красные пятна. Из надрезов на горле, там, где острие касалось кожи, срывались крупные вишнево-алые капли.
– Если увидим, что за нами едут, – прокричал Юс, – я убью его! Вы меня поняли, убью!
Мурат втиснулся между Юсом и дверью. Джип сорвался с места, брызнув мелкими камнями из-под колес.
– Куда? – спросил Шавер.
– К перевалу надо, не успеем до Сары-Таша, – сказал Мурат.
– Тогда к перевалу. Быстрее! Гони, Шавер!
– Не кричи, начальник, – крикнул Шавер весело, – как птицы полетим!
Летели легко. Юс, подпрыгивая на сиденье чуть не до потолка, думал о том, как бы не проткнуть раньше времени горло Алтан-бию. Тот молчал, скрипел только зубами, когда воткнутое перо раздирало шею. Юс пытался говорить с Алимкулом, клял его, материл последними словами, убеждал, обещал содрать шкуру по кусочку, посадить на кол, предлагал деньги, снова материл. Алимкул молчал. Он боялся. Юс чувствовал его страх, его вонь. Но он не отпускал. И с каждым попавшим под колесо камнем Юс молил, чтобы нож в руке Алимкула не дернулся слишком сильно.
Джип с разгона перемахнул речушку, взвыл мотором, забираясь вверх, заполз, разогнался по ровному участку – и внезапно стал.
– Хоп, – сказал Шавер, – приехали.
– Что такое?
– Дорога ёк, – ответил Шавер и добавил, обращаясь к Алимкулу: – Лезь наружу, ишак-человек.
Алимкул, ощерясь, выплюнул ругательство. В руке Шавера возник пистолет, и дуло его уперлось Алимкулу в ухо.
– Зарежу, – прошептал Алимкул.
– Оставь, – сказал Марат. – Он – брат моей жены. Если что, тебе ёк будет.
– Хватит, – сказал Юс, – вылезаем. Потом будете друг другу глотки рвать. Сейчас ноги уносить надо.
Вырезанная бульдозером в склоне дорога кончалась площадкой, на которой бульдозер развернулся и поехал обратно. Дальше шла тропа, забиравшая по склону круто вверх. Шавер велел Алтан-бию лечь ничком, в серо-желтую пыль, скрутил ему руки за спиной веревкой, конец ее обмотал вокруг своей руки. Алимкул вылез из машины вместе с Олей. Марат стоял с автоматом наперевес, а обрез Каримжона смотрел ему в грудь.
– Эй, начальник, – сказал Мурат, – давай не будем собачиться, а? Если б не Алимкул, у нас бы ничего не получилось. Все он правильно сделал. Потом счеты сводить будем. Я тебе заплачу за нее, и Алимкул заплатит. Ее ж нельзя было оставлять, Алтановы люди ее б на куски разодрали. Они ж подумали: она заодно с нами.
– Пусть отпустит, – сказал Юс.
– Он отпустит. Только стрелять не надо.
– Не будут стрелять. Если отпустит, никто в него не будет стрелять. Честное слово. Чего медлишь? Говорю, никто не будет стрелять.
Марат сказал что-то Алимкулу, сплюнул, выразительно постучал пальцем по лбу. Тот наконец отпустил Олю. Она отбежала на несколько шагов, вынула из кармана носовой платок, прижала к горлу.
– В машине аптечка есть, – посоветовал Юс, – возьми там.
– Так ты и в самом деле убийца?
– Да, убийца, – ответил Юс. – И сейчас ты пойдешь со мной, потому что если вернешься назад, тебя убьют. За нами уже идут, видишь, вон спешат, там вон, внизу.
– Они верхом. Догонят ведь, – заметил Шавер.
– Шавер, возьми его, – Юс ткнул носком лежащего Алтан-бия. – Пусть Мурат идет первым, потом Алимкул, – ему оружия не давать, – потом ты с этим, потом я с Олей, Каримжон – замыкающим.
– Я его поведу, – сказал Каримжон. – Он мой.
– Хорошо. Ради бога. Пошли.
– Куда вы меня ведете? – спросила Оля.
– За перевал, в Фергану. Пожалуйста, Оля. Пойдем. Все будет нормально. Мы перевалим, я тебя провожу до Ферганы, там посажу на поезд, и ты через трое суток будешь дома. Хорошо? Только пойдем сейчас. Тебе горло перевязать?
– Нет, я сама, там просто царапины, – сказала Оля. – Дайте мне оружие.
– Зачем?
– Если нас догонят, придется стрелять. Я умею.
– Да? Шавер, дай ей автомат.
– Ты чего, начальник? – спросил Шавер недоуменно.
– Ну, она же говорит, умеет стрелять, так дай. У тебя же два.
– В кого она стрелять будет, а?
– В кого надо. Дай автомат.
Удивленный Шавер протянул автомат Оле. Та взяла, закинула за спину.
– Пошли!
И они пошли гуськом по тропе. Каримжон вел Алтан-бия, монотонно напевая под нос. Мурат и Алимкул ушли далеко вперед. Может, захотели сбежать. Хоть бы и так. Пользы от них мало, а если нас догонят, неизвестно, в кого они начнут стрелять. Хоть бы успеть. Вроде те еще далеко.
Но и до перевала не близко. Спускались полдня. А подниматься сколько – пешком, не на лошадях. Тропа поднялась на гребень отрога, попрыгала вверх-вниз по нему, сбежала вниз, в распадок. Там Юс увидел и Алимкула, и Мурата. Они сидели на камнях, а подле них были люди с оружием, много людей – десятка полтора самое меньшее. Поодаль, на лужайке у ручья, лошади щипали траву.
– Кто это? – вполголоса спросил Юс.
– Люди Сапар-бия, – ответил Шавер.
– Враги?
– Не знаю. Что делать будем?
– Что делать? К ним идти. Пускай Каримжон держит Алтан-бия поближе. Оля, держись рядом со мной. Если я крикну: «Ложись», тут же бросайся наземь и не шевелись. Поняла?
– Поняла, – ответила Оля.
Там была женщина. Юс узнал ее – та самая, встреченная вчера у границе Алтановой земли. Женщина подняла руку с камчой в ней и сказала: «Стойте. Опустите оружие».
Странный голос: немного заржавевший, скрипучий. Будто его хозяйка не говорила долгие годы, а теперь с трудом вспоминала звуки человеческой речи, пробуя каждый на вкус. Спрыгнула с камня легко, подошла – вальяжно, расслабленно, будто пританцовывая. И Юс вдруг понял, где видел ее раньше.
– Здравствуй, Юс, – сказала женщина. – Я тебя долго искала.
– Кто это? – спросила Оля.
– Это… моя старая знакомая, – ответил Юс, чувствуя поднимающуюся снизу ледяную, черную муть.
– Кто это? – спросила Есуй, ткнув камчой в сторону Оли.
– Я Оля, – ответила Оля.
– Это моя старая знакомая, – ответил Юс.
– Встреча старых знакомых. Очень приятно, – сказала женщина, усмехнувшись. – У тебя приятные старые знакомые. Так что же мне с вами сделать?
У нее было поразительное лицо: умное, сильное, холодное. Бронзовая маска похоти и жестокости. Очень красивое лицо, странной красоты, которую ярость и презрительная усмешка не умаляют, а лишь подчеркивают.
– Помоги нам, – попросил Юс, – если ты не враг нам, помоги. За нами гонятся его люди. Нам нужно за перевал.
– Мы побратимы с Сапар-бием, – прохрипел Алтан. – Пусть они меня отпустят.
– Алтан-бий… какая встреча! – сказала Есуй, будто только сейчас его заметив. – Салям!
Она задумчиво посмотрела на его перепачканное пылью лицо, на закапанный кровью пиджак. Посмотрела на Юса – будто уместила его на невидимых весах, и подождала, пока чашки перестанут качаться.
– Когда-то, – сказала она, – я пришла сюда за твоей жизнью. Стараясь отнять ее, я отдала свою прежнюю жизнь. Всю, без остатка. Теперь ты просишь у меня своей жизни. Я могу сохранить ее сейчас, если ты отдашь ее мне потом.
– Зачем тебе моя жизнь? Ты хочешь убить меня? Зачем?
– Это мое дело. Я уже заплатила за твою жизнь очень много, ты не представляешь, сколько. И предлагаю еще больше.
– Я заплачу, – прохрипел Алтан, – много денег, много!
– Если ты согласишься, – сказала Есуй, – мы их остановим. Если нет, умрешь и ты, и твоя девка.
– Не только, – сказал Юс шепотом, чувствуя, как медленно, вязко продавливаются сквозь густеющий воздух слова. – Женщина, ты и такие, как ты, уже отняли мою жизнь. Чего ты хочешь?
– Юс, не надо! – вдруг крикнула Оля. – Пожалуйста, не надо!
– Даже если ты убьешь меня, мои люди расстреляют и тебя, и твою девку, – сказала Есуй. – Зачем нам убивать друг друга? Скоро здесь будет достаточно желающих нашей смерти. Пообещай, что вернешься ко мне, и я остановлю их. И спасу вас.
– Как он вернется? Он нам должен, – сказал Шавер. – Он Рахиму кровник.
– Кровник? Хорошо. Я уважаю долг крови. Пускай вернется ко мне, выплатив свои долги вам. Если он согласен вернуться ко мне, пусть поклянется. Кровью. Перед нами всеми. Возьми, – она протянула ему короткий, с широким лезвием, нож.
Где-то внизу заржал конь. Юс вздрогнул. Взял нож за лезвие, резко потянул на себя. По руке вниз, до локтя, побежали горячие капли. Сорвались с ладони на камень под ногами, на растоптанный кустик полыни.
– Я клянусь, – тихо сказал Юс. – Кровью своей клянусь вернуться.
Вокруг было очень тихо. Юс увидел, что все смотрят на его сочащуюся кровью ладонь.
– Я слышала тебя, – сказала Есуй.
И, вторя ей, отозвался Шавер, глядящий на Юса с ужасом и жалостью:
– Я тебя слышал!
Есуй улыбнулась. Повернувшись к своим людям, выкрикнула несколько киргизских слов. Те засмеялись.
А потом хлестнула Алтан-бия камчой по лицу.
Глава 12
– Добрый день, – сказал человек в костюме на безукоризненном русском языке. – Ваш паспорт, пожалуйста.
– Пожалуйста, – Юс вынул из поясной сумки паспорт, протянул.
– Приятно познакомиться, Юзеф Казимирович, – сказал человек в костюме, – меня зовут Алтан Бекболотович Болтоев. Я директор этого альплагеря и его владелец. Как вам наш лагерь?
– Я не успел его толком рассмотреть, – сказал Юс, присаживаясь на ближайший к столу свободный стул. До стола оставалось метра четыре – два шага как минимум. И через стол еще. Шансов практически никаких.
– Но лагерь великолепный, так все чудесно расположено, и сервис тоже. Лагерь замечательный, – добавил Юс, улыбаясь.
– Я рад, что вам понравилось, – Алтан Бекболотович лучезарно улыбнулся в ответ, сверкнув золотыми зубами. – Как вы к нам доехали? Нормально?
– Нормально, – ответил Юс неуверенно. – Вот, спасибо моим проводникам, нигде ничего неприятного, все в порядке.
– Тут у нас неспокойно, – сказал Алтан Бекболотович, – бандиты, война. Всякое случается. Хочу вам сказать: я исполняю обязанности главы местных сил самообороны. Пекусь, знаете ли, о безопасности. Где вы наняли этих людей?
– В кишлаке около Соха, – Юс позвал плечами, – в горах.
– Вам их кто-нибудь порекомендовал?
– Да нет, я доверяю своему суждению о людях.
– Ай, как неосмотрительно, – Алтан Бекболотович покачал головой, – вас ведь и ограбить могли, и убить. Нельзя так безоглядно людям доверять. Тут к нам поступили сведения, что ваши спутники, Юзеф Казимирович, не очень хорошие люди.
– Сука он, от Ибрагима сука, я знать, турист ебучий, никакой не турист! – вдруг выкрикнул Алимкул, с ненавистью глядя на Юса.
– Закрой зяпу и не открывай, пока не прикажут, – выговорил равнодушно Алтан Бекболотович, – не то тебе туда сапог вобьют, понял?
– Так он же…
– Ты понял?
Со стула у стены встал, вздохнув, плосколицый рябой парень в короткой кожаной куртке. Алимкул быстро забормотал по-киргизски, прижал руки к груди, как-то почти вдвое, подобострастно сложился, не слезая со своего стула. Алтан Бекболотович криво усмехнулся:
– Хорошо. Вот у нас какие дела. Вот этот человек, давний мой знакомый, можно сказать, кровный знакомый, – Алимкул ощерился, – утверждает, что вы приехали сюда не за чем-нибудь, а за моей жизнью. Хотите, значит, меня убить. И что вы, Юзеф Казимирович, никакой не турист, а наемный убийца, и нанял вас некий Ибрагим, называющий себя «хаджи», небезызвестный в этих краях человек. Человек, которому я как заноза в горле. Человек, который хотел бы все здесь прибрать к рукам. Бандит. Плохой человек. Что вы мне скажете, Юзеф Казимирович?
– Ничего, – ответил Юс, пожав плечами, – я действительно не совсем турист, я художник. Приехал, чтобы поправить здоровье, подлечить нервы. Снова начать рисовать.
– Я мог бы вам и поверить, Юзеф Казимирович. Алимкула я знаю давно. Он, попросту говоря, подонок. У него есть повод меня ненавидеть, и он, как сам утверждает, примкнул к вашей… экспедиции в надежде отомстить за родственника. Ну, тут он не соврал. Его родственника мои люди пристрелили как собаку, и очень правильно сделали. Но наш Алимкул охотно отложит свою месть на неопределенное время, пока есть надежда на выгоду. А отомстить можно как-нибудь в другой раз. Правда, Алимкул? Он говорит: вы – наемник, которому Ибрагим заплатил деньги за мою жизнь. Именно вы глава банды убийц. А туристом и художником вы попросту прикидываетесь – чтобы усыпить мою бдительность. Трудно поверить, правда? Вы не слишком похожи на убийцу. Я тоже не сразу поверил бы, если б не вот это.
Он вынул из-под стола грязный мешочек на шнурке. Мешочек, висевший на шее Каримжона.
– Земля с кладбища, которой мне засыплют глаза. Верней, моему трупу. Местный пережиток. Варварство. Ох, Юзеф Казимирович. Что же нам с вами делать? И что делать с вашими… проводниками?
– Я художник, приехавший в горы, чтобы писать их, – Юс встал. – Не верите, дело ваше. Но этот спектакль я больше терпеть не намерен.
– Сядьте! Иначе вас посадят силой.
– Это насилие!
– И кто бы мне это говорил?
– Я художник. Здесь, в лагере, есть люди, знающие меня. Проводников я нанял в Фергане. Кто они, мне наплевать. Они хорошие проводники. Если они ехали прикончить вас, в чем я уже не вижу ничего плохого, – это их личное дело. У меня есть деньги и те, кого я оставил в своем городе. Они хорошо знают, куда я поехал. И кто директор лагеря. Я такого скотства не потерплю. И приложу максимум усилий, чтобы о вашем обращении с гостями узнало как можно больше людей.
Вопреки ожиданиям Юса, Алтан не разозлился – расхохотался.
– Хорошо, ай, хорошо! Ай, Алимкул, ай да банда убийц! Права качает. Слушай, Алимкул, а если он и вправду турист и художник, а? Вправду?
– Сука он! – выплюнул Алимкул, ощерясь.
– Ну, зачем так, гостя обижаешь. Ведь если нет… ты же знаешь, что тогда. За оскорбление придется платить. Как велит Яса.
– Жизнью клянусь, матерью клянусь, клянусь…
– Не спеши, твоей жизни вполне достаточно, – сказал Алтан-бий, ухмыляясь.
Алимкул побледнел.
– Вы говорили, тут кто-то вас знает?
– Оля Хребтович. И ее ребята из Новосибирска.
– Хорошо. Позовите Олю Хребтович. Прошло десять или пятнадцать невыносимо медленных минут. Сидевшие у стены жестколицые, флегматичные люди тупо смотрели перед собой, не пытаясь делать ничего из того, что делают обычно скучающие люди ради убийства времени. Они не рассматривали трещинки в полу, не почесывались, не копались в карманах, не рассматривали незнакомцев. Неподвижные манекены. Спящие с открытыми глазами. На их коленях лежали обрезы и автоматы. Они грамотно сидели. В случае, если бы началась стрельба, на линиях огня оказались бы только чужие. Юс, Шавер, Каримжон. И Алимкул.
– Да, да, конечно, – послышался голос. – Если нужно, пожалуйста.
Оля шагнула через порог и замерла удивленно.
– Не бойтесь, Оля, – сказал Алтан Бекболотович. – Садитесь.
Он указал ей на стул – рядом с Алимкулом.
– Спасибо, если не надолго, я лучше постою, – сказал Оля нерешительно.
– Садитесь-садитесь. Алимкула не бойтесь. Он вас не обидит. Он послушный. Скажите-ка, вы знакомы с этим вот господином? – он указал на Юса.
– Знакома, да.
– Вы его давно знаете?
– Ну, так.
– «Так» – это «давно» или это «недавно»?
– Это что, допрос? – спросила Оля. – Зачем тут эти люди с оружием?
– Нет, ради бога, не волнуйтесь, я не хотел вас обидеть. Тут возникло подозрение, что эти люди – бандиты. Вы уж извините. Мы проверяем. Ваша помощь очень ценна для нас.
– Я давно знаю Юзика, лет пять, – сказала Оля. – В Москве познакомились, а потом он в Новосиб приезжал. Он профессиональный художник, Строгановское окончил. У него нервный срыв был. Мы его в горы уговорили поехать. Еле уговорили. Он меня любит рисовать. У меня с собой даже есть мой портрет его работы. Показать?
Юсу показалось, что стало очень тихо. Не дышал никто, и звуки все умерли, не было их никогда и быть не могло. Он хотел крикнуть «зачем? », но не крикнул, слово прыгнуло на язык, но не вырвалось, умерло под пересохшим нёбом. Она же не понимает, что с ней будет. Ведь Алтан знает: Алимкул не врет. Ну, сейчас, еще секунда, и ты раскроешь рот и скажешь: «Она здесь ни при чем, я действительно пришел убить вас, а она ничего не понимает, я с ней был знаком три часа». Но Юс не сказал.
Он не струсил, не успел. Струсил Алимкул. Он вдруг метнулся кошкой, сверкнув лезвием в руке, и завопил истошно: «Никому не двигаться!! » Оля испуганно вскрикнула.
– Заколю! Суки! Двинетесь, девку заколю!
Он пригнулся, спрятался за нее, выставил только руку с ножом. И передвинулся так, чтобы Юс закрыл линию огня. Десяток стволов синхронно взметнулись вверх. Алтан-бий предостерегающе поднял руку – не стреляйте, сейчас разберемся.
Юс вскочил – растерянный, недоумевающий, негодующий. Алимкул шарахнулся назад, Алтан-бий начал хмуриться, по-прежнему держа руку поднятой, Юс наклонился вперед, будто намереваясь броситься на Алимкула, но вместо этого шагнул вправо и оказался возле Алтан-бия. Вцепился левой рукой в ворот, а правая, выхватив торчащую из письменного прибора ручку, приставила ее к горлу Алтан-бия. Юсу повезло – как он и рассчитывал, ручка оказалась дорогой, перьевой. Он надавил чуть сильнее, и на белоснежный воротничок брызнула смешанная с чернилами кровь.
– Не дергаться! Вашу мать, не дергаться! – заорал он. – Скажи им, чтоб не двигались! Бросайте оружие!
– Бросайте, – прохрипел Алтан-бий, кося глазами вниз, стараясь разглядеть проткнувшее кожу острие.
– А теперь ложись! Вашу мать!! Лицом вниз! Сидевшие покорно слезли со своих стульев, легли лицом вниз. Мурат, удивленно глядя на вцепившегося в Алтан-бия Юса, тоже начал ложиться. Шавер, уже подхвативший автомат, пнул его.
– Не шевелиться! Если кто шевельнется, стреляйте! Алимкул, отпусти ее, – сказал Юс.
– Не, – прошипел Алимкул, по-прежнему стараясь спрятаться за спиной Оли, – не отпущу.
– Если не отпустишь, я убью тебя!
– Не убьешь! Я ее зарежу. Зарежу девку твою, понял?
– Ублюдок! Шавер, держи мне спину. Каримжон, держи этого ублюдка, хорошо держи. Мурат, вперед!
Они так и вышли: сперва озирающийся по сторонам Мурат, потом крепко обнявший Алтан-бия Юс, потом Шавер с автоматами в обеих руках и третьим за спиной, потом волочащий Олю Алимкул, потом Каримжон. Так и подошли к стоящему неподалеку директорскому джипу.
– Сейчас садимся. Осторожненько, без резких движений. Шавер, за руль.
– Мне слово стоит сказать, тебя на части раздерут, – прохрипел Алтан-бий.
– Так ты не говори этого слова. А то у тебя в яремной вене окажутся чернила.
– Ты неделю подыхать будешь, сука!
– Тебе будет уже все равно. А чтоб этого не случилось, – нам ведь этого не нужно, правда? – тихонечко и плавненько открываем дверцу, хоп! Каримжон, лезь с той стороны. Теперь тихонечко, синхронно садимся на заднее сиденье, Каримжон постережет, чтоб ничего у нас плохого не случилось. Сели. Чудесно.
– Больно, – сказал Алтан-бий. По его рубашке сбежала струйка крови.
– Что ж я сделаю, аккуратнее надо было садиться. Алимкул, выпусти ее! Мать твою, выпусти!
Но Алимкул уже протискивался на переднее сиденье и сажал Олю к себе на колени. Ее свитерок тоже усеивали красные пятна. Из надрезов на горле, там, где острие касалось кожи, срывались крупные вишнево-алые капли.
– Если увидим, что за нами едут, – прокричал Юс, – я убью его! Вы меня поняли, убью!
Мурат втиснулся между Юсом и дверью. Джип сорвался с места, брызнув мелкими камнями из-под колес.
– Куда? – спросил Шавер.
– К перевалу надо, не успеем до Сары-Таша, – сказал Мурат.
– Тогда к перевалу. Быстрее! Гони, Шавер!
– Не кричи, начальник, – крикнул Шавер весело, – как птицы полетим!
Летели легко. Юс, подпрыгивая на сиденье чуть не до потолка, думал о том, как бы не проткнуть раньше времени горло Алтан-бию. Тот молчал, скрипел только зубами, когда воткнутое перо раздирало шею. Юс пытался говорить с Алимкулом, клял его, материл последними словами, убеждал, обещал содрать шкуру по кусочку, посадить на кол, предлагал деньги, снова материл. Алимкул молчал. Он боялся. Юс чувствовал его страх, его вонь. Но он не отпускал. И с каждым попавшим под колесо камнем Юс молил, чтобы нож в руке Алимкула не дернулся слишком сильно.
Джип с разгона перемахнул речушку, взвыл мотором, забираясь вверх, заполз, разогнался по ровному участку – и внезапно стал.
– Хоп, – сказал Шавер, – приехали.
– Что такое?
– Дорога ёк, – ответил Шавер и добавил, обращаясь к Алимкулу: – Лезь наружу, ишак-человек.
Алимкул, ощерясь, выплюнул ругательство. В руке Шавера возник пистолет, и дуло его уперлось Алимкулу в ухо.
– Зарежу, – прошептал Алимкул.
– Оставь, – сказал Марат. – Он – брат моей жены. Если что, тебе ёк будет.
– Хватит, – сказал Юс, – вылезаем. Потом будете друг другу глотки рвать. Сейчас ноги уносить надо.
Вырезанная бульдозером в склоне дорога кончалась площадкой, на которой бульдозер развернулся и поехал обратно. Дальше шла тропа, забиравшая по склону круто вверх. Шавер велел Алтан-бию лечь ничком, в серо-желтую пыль, скрутил ему руки за спиной веревкой, конец ее обмотал вокруг своей руки. Алимкул вылез из машины вместе с Олей. Марат стоял с автоматом наперевес, а обрез Каримжона смотрел ему в грудь.
– Эй, начальник, – сказал Мурат, – давай не будем собачиться, а? Если б не Алимкул, у нас бы ничего не получилось. Все он правильно сделал. Потом счеты сводить будем. Я тебе заплачу за нее, и Алимкул заплатит. Ее ж нельзя было оставлять, Алтановы люди ее б на куски разодрали. Они ж подумали: она заодно с нами.
– Пусть отпустит, – сказал Юс.
– Он отпустит. Только стрелять не надо.
– Не будут стрелять. Если отпустит, никто в него не будет стрелять. Честное слово. Чего медлишь? Говорю, никто не будет стрелять.
Марат сказал что-то Алимкулу, сплюнул, выразительно постучал пальцем по лбу. Тот наконец отпустил Олю. Она отбежала на несколько шагов, вынула из кармана носовой платок, прижала к горлу.
– В машине аптечка есть, – посоветовал Юс, – возьми там.
– Так ты и в самом деле убийца?
– Да, убийца, – ответил Юс. – И сейчас ты пойдешь со мной, потому что если вернешься назад, тебя убьют. За нами уже идут, видишь, вон спешат, там вон, внизу.
– Они верхом. Догонят ведь, – заметил Шавер.
– Шавер, возьми его, – Юс ткнул носком лежащего Алтан-бия. – Пусть Мурат идет первым, потом Алимкул, – ему оружия не давать, – потом ты с этим, потом я с Олей, Каримжон – замыкающим.
– Я его поведу, – сказал Каримжон. – Он мой.
– Хорошо. Ради бога. Пошли.
– Куда вы меня ведете? – спросила Оля.
– За перевал, в Фергану. Пожалуйста, Оля. Пойдем. Все будет нормально. Мы перевалим, я тебя провожу до Ферганы, там посажу на поезд, и ты через трое суток будешь дома. Хорошо? Только пойдем сейчас. Тебе горло перевязать?
– Нет, я сама, там просто царапины, – сказала Оля. – Дайте мне оружие.
– Зачем?
– Если нас догонят, придется стрелять. Я умею.
– Да? Шавер, дай ей автомат.
– Ты чего, начальник? – спросил Шавер недоуменно.
– Ну, она же говорит, умеет стрелять, так дай. У тебя же два.
– В кого она стрелять будет, а?
– В кого надо. Дай автомат.
Удивленный Шавер протянул автомат Оле. Та взяла, закинула за спину.
– Пошли!
И они пошли гуськом по тропе. Каримжон вел Алтан-бия, монотонно напевая под нос. Мурат и Алимкул ушли далеко вперед. Может, захотели сбежать. Хоть бы и так. Пользы от них мало, а если нас догонят, неизвестно, в кого они начнут стрелять. Хоть бы успеть. Вроде те еще далеко.
Но и до перевала не близко. Спускались полдня. А подниматься сколько – пешком, не на лошадях. Тропа поднялась на гребень отрога, попрыгала вверх-вниз по нему, сбежала вниз, в распадок. Там Юс увидел и Алимкула, и Мурата. Они сидели на камнях, а подле них были люди с оружием, много людей – десятка полтора самое меньшее. Поодаль, на лужайке у ручья, лошади щипали траву.
– Кто это? – вполголоса спросил Юс.
– Люди Сапар-бия, – ответил Шавер.
– Враги?
– Не знаю. Что делать будем?
– Что делать? К ним идти. Пускай Каримжон держит Алтан-бия поближе. Оля, держись рядом со мной. Если я крикну: «Ложись», тут же бросайся наземь и не шевелись. Поняла?
– Поняла, – ответила Оля.
Там была женщина. Юс узнал ее – та самая, встреченная вчера у границе Алтановой земли. Женщина подняла руку с камчой в ней и сказала: «Стойте. Опустите оружие».
Странный голос: немного заржавевший, скрипучий. Будто его хозяйка не говорила долгие годы, а теперь с трудом вспоминала звуки человеческой речи, пробуя каждый на вкус. Спрыгнула с камня легко, подошла – вальяжно, расслабленно, будто пританцовывая. И Юс вдруг понял, где видел ее раньше.
– Здравствуй, Юс, – сказала женщина. – Я тебя долго искала.
– Кто это? – спросила Оля.
– Это… моя старая знакомая, – ответил Юс, чувствуя поднимающуюся снизу ледяную, черную муть.
– Кто это? – спросила Есуй, ткнув камчой в сторону Оли.
– Я Оля, – ответила Оля.
– Это моя старая знакомая, – ответил Юс.
– Встреча старых знакомых. Очень приятно, – сказала женщина, усмехнувшись. – У тебя приятные старые знакомые. Так что же мне с вами сделать?
У нее было поразительное лицо: умное, сильное, холодное. Бронзовая маска похоти и жестокости. Очень красивое лицо, странной красоты, которую ярость и презрительная усмешка не умаляют, а лишь подчеркивают.
– Помоги нам, – попросил Юс, – если ты не враг нам, помоги. За нами гонятся его люди. Нам нужно за перевал.
– Мы побратимы с Сапар-бием, – прохрипел Алтан. – Пусть они меня отпустят.
– Алтан-бий… какая встреча! – сказала Есуй, будто только сейчас его заметив. – Салям!
Она задумчиво посмотрела на его перепачканное пылью лицо, на закапанный кровью пиджак. Посмотрела на Юса – будто уместила его на невидимых весах, и подождала, пока чашки перестанут качаться.
– Когда-то, – сказала она, – я пришла сюда за твоей жизнью. Стараясь отнять ее, я отдала свою прежнюю жизнь. Всю, без остатка. Теперь ты просишь у меня своей жизни. Я могу сохранить ее сейчас, если ты отдашь ее мне потом.
– Зачем тебе моя жизнь? Ты хочешь убить меня? Зачем?
– Это мое дело. Я уже заплатила за твою жизнь очень много, ты не представляешь, сколько. И предлагаю еще больше.
– Я заплачу, – прохрипел Алтан, – много денег, много!
– Если ты согласишься, – сказала Есуй, – мы их остановим. Если нет, умрешь и ты, и твоя девка.
– Не только, – сказал Юс шепотом, чувствуя, как медленно, вязко продавливаются сквозь густеющий воздух слова. – Женщина, ты и такие, как ты, уже отняли мою жизнь. Чего ты хочешь?
– Юс, не надо! – вдруг крикнула Оля. – Пожалуйста, не надо!
– Даже если ты убьешь меня, мои люди расстреляют и тебя, и твою девку, – сказала Есуй. – Зачем нам убивать друг друга? Скоро здесь будет достаточно желающих нашей смерти. Пообещай, что вернешься ко мне, и я остановлю их. И спасу вас.
– Как он вернется? Он нам должен, – сказал Шавер. – Он Рахиму кровник.
– Кровник? Хорошо. Я уважаю долг крови. Пускай вернется ко мне, выплатив свои долги вам. Если он согласен вернуться ко мне, пусть поклянется. Кровью. Перед нами всеми. Возьми, – она протянула ему короткий, с широким лезвием, нож.
Где-то внизу заржал конь. Юс вздрогнул. Взял нож за лезвие, резко потянул на себя. По руке вниз, до локтя, побежали горячие капли. Сорвались с ладони на камень под ногами, на растоптанный кустик полыни.
– Я клянусь, – тихо сказал Юс. – Кровью своей клянусь вернуться.
Вокруг было очень тихо. Юс увидел, что все смотрят на его сочащуюся кровью ладонь.
– Я слышала тебя, – сказала Есуй.
И, вторя ей, отозвался Шавер, глядящий на Юса с ужасом и жалостью:
– Я тебя слышал!
Есуй улыбнулась. Повернувшись к своим людям, выкрикнула несколько киргизских слов. Те засмеялись.
А потом хлестнула Алтан-бия камчой по лицу.
Глава 12
Сапар-бий очень удивился, когда Есуй заговорила. Когда вернулись на стойбище после ночной заварухи с караваном и непрошеными гостями, повстречав по пути странного туриста в сопровождении четырех вооруженных людей, Нина сказала: «Мой господин, если ты хочешь стать хозяином в долине, дай мне людей».
– Ты можешь говорить? – спросил изумленный Сапар.
– Мне… трудно, – сказала Нина. Ей на самом деле было трудно. Слова казались ей продавливающей через горло вязкой, медленной блевотиной.
– Каких людей? Почему? – спросил Сапар.
– Люди, которых ты видел… они убийцы. Я знаю одного. Туриста. Он убийца. Они убьют Алтана. Ты можешь взять его землю.
– Откуда ты знаешь этого туриста?
– Знаю, – сказала Нина, поморщившись. – Ты дашь людей?
– Почему не я сам? – спросил Сапар. – Почему женщине вести моих людей?
– Мой господин, ты – побратим с ним. Я ему никто. Тебя не будут винить.
Сапар глядел в ее золотистые, холодные глаза и думал про немногие годы, прожитые в мире, про людей, которым смог дать защиту и пищу, про зыбкое спокойствие долины, которое можно взорвать одним движением, одним словом. Про смерти, и новый груз крови и мести, про больную опием и нищетой страну в низовьях, про несущие заразу караваны, пошедшие наконец сквозь его земли. А в ее глазах увидел себя – ханом на белой кошме, а вокруг – тысячи ловящих каждое его слово людей, сотни юрт и машин, и бунчужное знамя на алайском ветру.
– Хорошо, я дам тебе людей и прикажу им слушаться тебя. Не погуби их, – сказал Сапар-бий. – Только скажи мне: кто ты? Как тебя зовут? Откуда ты?
– Я – твоя Есуй. И все. Я твоя, мой господин.
Они выехали до рассвета. Сапар знал, откуда пришли турист и его охрана и через какой перевал им проще всего было бы уходить. Сам он собрал всех мужчин, приказал вооружиться и быть готовыми. Нинин отряд же подошел под перевал, поднялся по дороге, потом по тропе и остался ждать, заняв удобную позицию на гребне, так, что тропа оттуда была видна почти до долины.
Нина не думала над тем, зачем ей понадобился Юс и что с ним делать. Она почти перестала думать так, как думала когда-то там, внизу. Уже истерлось то прошлое, истончилось, и не было его уже, как и прежних мыслей, и на место их укладывались слова чужого языка, и запах конского пота, и горы, сталь, рукоять камчи в ладони. Но оставались острова, камни, за которые цеплялось старое. Совсем немного, два или три. Пистолет в руке и посеревшее лицо Павла. И Юс. Есть души и люди, которых не вмещает мир, которым в мире тесно, и существование их – как заполнивший все вокруг запах, и его невозможно не заметить и невозможно бежать от него. Ее жизнь обвилась вокруг Юса, как повилика вокруг сорвавшегося камня. Зачем, почему – прояснится потом. Здесь смерть и жизнь – один день. Завтра от нас останутся только слова.
Их встретили около полудня. Первыми шли двое киргизов, один почему-то без оружия. Второй послушно отдал автомат, оба отошли за камни, присели на корточки, как велено. Следом за киргизами появились они, со связанным Алтан-бием на поводке.
Конечно же Юс не узнал ее. Прежняя Нина тоже не узнала бы Есуй. А она бесстыдно его рассматривала. Он стал шире в плечах, загорел. Лицо стало ровнее, равнодушнее. Жестче. Спокойнее. Волосы выгорели на солнце, стали почти соломенными. Как он стоит, расставив ноги, упершись в каменистую землю. От него веет силой. Он смотрит вокруг, будто ощупывает все – и людей, и камни, и видно – он убивал уже. Он как молодой хищник, только ощутивший свою силу.
И от него родится тайное тепло внизу живота. Он невысокий, но, наверное, тяжелый. Есуй улыбнулась себе. А кто это рядом с ним? Где он нашел эту, со шрамом? Откуда? Неужели успел за ночь в альплагере? … А она, хоть и со шрамом, и в бесформенном тряпье, – красивая. Тонкая, но, должно быть, сильная. Немножко похожа на Режабибби.
Она протянула ему нож, откованный из обломка старой афганской сабли, острый как бритва, а он положил на него ладонь и, не поморщившись, глядя ей прямо в глаза, потянул к себе, и глухо застучали о камень капли. Он поклялся вернуться к ней. Все видели это и слышали все. Она позволила ему уйти. Сказала Алтан-бию: «Какая встреча! » – будто только его заметила. И, повернувшись к своим людям, крикнула: «К нам знатные гости! » Те засмеялись, глядя на Алтан-бия в заляпанном кровью и чернилами измятом костюме, со скрученными за спиной руками, привязанного как пес за веревку, И ничего в нем не осталось сильного, и лицо у него было песье, испуганное, заискивающее. Сапар дал тех своих людей, у кого с Алтаном была кровь. Здесь Алтан мог предлагать кому угодно какие угодно деньги – не помогло бы.
А потом она хлестнула Алтана камчой по лицу. Обратной дороги теперь не было. Человек, державший веревку, угрюмый, высокий памирец, сказал, будто выплюнул: «Не бей его. Он мой! »
– И что ты собираешься с ним делать? – спросила Есуй.
– Он мой, – повторил памирец.
– На Алтане его кровь, – сказал Юс.
– Прощай, Алтан, – сказала Есуй.
– Ты… отпускаешь нас? – спросил Юс.
– Да, – сказала Есуй равнодушно. – Мы подождем здесь тех, кто пойдет за вами.
– Спасибо, – ответил Юс.
– Ты мой должник, – сказала она. – Ты поклялся. Я буду ждать тебя в долине. Не медли.
– Я приду, – ответил он.
– Как она, хороша в постели? – спросила Есуй, улыбнувшись.
– Я хороша в постели. Очень, – ответила девка со шрамом, глядя вызывающе.
– У нас много общего. Надеюсь сама как-нибудь проверить, насколько именно ты хороша, – сказала Есуй и рассмеялась, глядя на ее удивленное лицо. – А сейчас идите. Поторапливайтесь, иначе заночуете на перевале!
– Ты можешь говорить? – спросил изумленный Сапар.
– Мне… трудно, – сказала Нина. Ей на самом деле было трудно. Слова казались ей продавливающей через горло вязкой, медленной блевотиной.
– Каких людей? Почему? – спросил Сапар.
– Люди, которых ты видел… они убийцы. Я знаю одного. Туриста. Он убийца. Они убьют Алтана. Ты можешь взять его землю.
– Откуда ты знаешь этого туриста?
– Знаю, – сказала Нина, поморщившись. – Ты дашь людей?
– Почему не я сам? – спросил Сапар. – Почему женщине вести моих людей?
– Мой господин, ты – побратим с ним. Я ему никто. Тебя не будут винить.
Сапар глядел в ее золотистые, холодные глаза и думал про немногие годы, прожитые в мире, про людей, которым смог дать защиту и пищу, про зыбкое спокойствие долины, которое можно взорвать одним движением, одним словом. Про смерти, и новый груз крови и мести, про больную опием и нищетой страну в низовьях, про несущие заразу караваны, пошедшие наконец сквозь его земли. А в ее глазах увидел себя – ханом на белой кошме, а вокруг – тысячи ловящих каждое его слово людей, сотни юрт и машин, и бунчужное знамя на алайском ветру.
– Хорошо, я дам тебе людей и прикажу им слушаться тебя. Не погуби их, – сказал Сапар-бий. – Только скажи мне: кто ты? Как тебя зовут? Откуда ты?
– Я – твоя Есуй. И все. Я твоя, мой господин.
Они выехали до рассвета. Сапар знал, откуда пришли турист и его охрана и через какой перевал им проще всего было бы уходить. Сам он собрал всех мужчин, приказал вооружиться и быть готовыми. Нинин отряд же подошел под перевал, поднялся по дороге, потом по тропе и остался ждать, заняв удобную позицию на гребне, так, что тропа оттуда была видна почти до долины.
Нина не думала над тем, зачем ей понадобился Юс и что с ним делать. Она почти перестала думать так, как думала когда-то там, внизу. Уже истерлось то прошлое, истончилось, и не было его уже, как и прежних мыслей, и на место их укладывались слова чужого языка, и запах конского пота, и горы, сталь, рукоять камчи в ладони. Но оставались острова, камни, за которые цеплялось старое. Совсем немного, два или три. Пистолет в руке и посеревшее лицо Павла. И Юс. Есть души и люди, которых не вмещает мир, которым в мире тесно, и существование их – как заполнивший все вокруг запах, и его невозможно не заметить и невозможно бежать от него. Ее жизнь обвилась вокруг Юса, как повилика вокруг сорвавшегося камня. Зачем, почему – прояснится потом. Здесь смерть и жизнь – один день. Завтра от нас останутся только слова.
Их встретили около полудня. Первыми шли двое киргизов, один почему-то без оружия. Второй послушно отдал автомат, оба отошли за камни, присели на корточки, как велено. Следом за киргизами появились они, со связанным Алтан-бием на поводке.
Конечно же Юс не узнал ее. Прежняя Нина тоже не узнала бы Есуй. А она бесстыдно его рассматривала. Он стал шире в плечах, загорел. Лицо стало ровнее, равнодушнее. Жестче. Спокойнее. Волосы выгорели на солнце, стали почти соломенными. Как он стоит, расставив ноги, упершись в каменистую землю. От него веет силой. Он смотрит вокруг, будто ощупывает все – и людей, и камни, и видно – он убивал уже. Он как молодой хищник, только ощутивший свою силу.
И от него родится тайное тепло внизу живота. Он невысокий, но, наверное, тяжелый. Есуй улыбнулась себе. А кто это рядом с ним? Где он нашел эту, со шрамом? Откуда? Неужели успел за ночь в альплагере? … А она, хоть и со шрамом, и в бесформенном тряпье, – красивая. Тонкая, но, должно быть, сильная. Немножко похожа на Режабибби.
Она протянула ему нож, откованный из обломка старой афганской сабли, острый как бритва, а он положил на него ладонь и, не поморщившись, глядя ей прямо в глаза, потянул к себе, и глухо застучали о камень капли. Он поклялся вернуться к ней. Все видели это и слышали все. Она позволила ему уйти. Сказала Алтан-бию: «Какая встреча! » – будто только его заметила. И, повернувшись к своим людям, крикнула: «К нам знатные гости! » Те засмеялись, глядя на Алтан-бия в заляпанном кровью и чернилами измятом костюме, со скрученными за спиной руками, привязанного как пес за веревку, И ничего в нем не осталось сильного, и лицо у него было песье, испуганное, заискивающее. Сапар дал тех своих людей, у кого с Алтаном была кровь. Здесь Алтан мог предлагать кому угодно какие угодно деньги – не помогло бы.
А потом она хлестнула Алтана камчой по лицу. Обратной дороги теперь не было. Человек, державший веревку, угрюмый, высокий памирец, сказал, будто выплюнул: «Не бей его. Он мой! »
– И что ты собираешься с ним делать? – спросила Есуй.
– Он мой, – повторил памирец.
– На Алтане его кровь, – сказал Юс.
– Прощай, Алтан, – сказала Есуй.
– Ты… отпускаешь нас? – спросил Юс.
– Да, – сказала Есуй равнодушно. – Мы подождем здесь тех, кто пойдет за вами.
– Спасибо, – ответил Юс.
– Ты мой должник, – сказала она. – Ты поклялся. Я буду ждать тебя в долине. Не медли.
– Я приду, – ответил он.
– Как она, хороша в постели? – спросила Есуй, улыбнувшись.
– Я хороша в постели. Очень, – ответила девка со шрамом, глядя вызывающе.
– У нас много общего. Надеюсь сама как-нибудь проверить, насколько именно ты хороша, – сказала Есуй и рассмеялась, глядя на ее удивленное лицо. – А сейчас идите. Поторапливайтесь, иначе заночуете на перевале!