Страница:
Упоминание о девственности было неприятно Жаклин, но не из-за деликатности темы, а потому, что она должна была лишиться ее к следующему утру. Однако она сказала себе, что сейчас не время терзаться из-за подобных проблем.
— И что же сделала ваша мать?
— Написала, что не собирается оставлять моего отца, что она счастлива как никогда в жизни и готова отказаться от титула.
— Тогда ваш дед оставил ее в покое?
— Разумеется, нет; он был на редкость упрямым сукиным сыном. Через несколько недель он написал дочери, что находится при смерти и просит ее приехать, надеясь в последний «аз увидеться перед уходом в иной мир. При этом он просил, чтобы она приехала одна. Отец не хотел ее отпускать и был прав. Когда мать приехала, она обнаружила, что дед жив и здоров: он тут же запер дочь в своем доме и начал заниматься Расторжением брака, надеясь заставить ее выйти замуж за графа. Отец отправился во Францию через день после отъезда матери. Когда он прибыл в замок, его туда не пустили — дед сказал ему, что мать расторгает их, брак и больше не желает его видеть.
— И он в это поверил? — поразилась Жаклин.
— Как бы не так. Он достал пистолет и наставил его на деда, заявив, что если ему немедленно не отдадут его жену, то он проделает большую дыру в груди своего тестя. Дед не поверил, что отец выполнит свою угрозу, и только рассмеялся в ответ. — Арман замолчал и сделал небольшой глоток воды из своего бокала.
— А потом? Что произошло потом?
— Дед был прав. Мой отец не стал убийцей. Так как он не мог ворваться в замок, где было много слуг, то просто молча убрал пистолет и ушел.
— Ушел? — недоверчиво переспросила Жаклин. Арман улыбнулся.
— Да, но не очень далеко — он направился на конюшню, взял самую любимую лошадь маркиза и вывел ее на лужайку перед замком. После этого он позвал деда и сообщил ему, что если тот не хочет, чтобы мозги лошади украсили лужайку, то должен отдать ему жену, а потом принялся считать до десяти.
Жаклин одобрительно кивнула. По ее мнению, отец Армана поступил очень мудро.
— И что сделал ваш дед?
— Хотя дед не сомневался, что отец не станет стрелять в тестя, в отношении животного у него такой уверенности, не было, поэтому он тут же приказал выдать дочь мужу. После этого мама полностью порвала со своей семьей и больше не приезжала во Францию.
Рассказ Армана ошеломил Жаклин.
— Вы хотите сказать, что ваш дед, затратив столько сил на возвращение своей дочери, в конце концов обменял ее на лошадь?
— Вас интересует, кого он больше любил, не так ли? — спросил Арман.
— Не совсем, но… Ваш отец стал бы стрелять в лошадь? — с любопытством спросила Жаклин.
— Ни за что. Потом он часто подшучивал над мамой и говорил, что если бы она не вышла к нему, он увез бы в Англию лошадь. Отец рассказывал, что это было чертовски красивое животное.
Жаклин звонко рассмеялась. Этот нежный смех, похожий па звук серебряного колокольчика, показался Арману волшебной музыкой.
Кончив смеяться, Жаклин сделала большой глоток вина.
— Похоже, спасение людей из Франции является вашей семейной традицией, — заметила она, чувствуя, что стена напряжения, стоявшая между ними, пала. Она уже забыла, когда смеялась в последний раз, и теперь чувствовала себя необыкновенно легко. Впервые за много месяцев она по-настоящему наслаждалась жизнью.
Внезапно Жаклин обнаружила, что ее бокал пуст.
— Еще вина? — спросил Арман.
— Пожалуйста. — Жаклин вовсе не собиралась много нить, но вино было превосходным и помогало ей расслабиться, что, по ее мнению, было совсем не плохо. — Скажите, — решила она сменить тему, — а как вы собираетесь спасать Франсуа-Луи?
Взгляд Армана неожиданно потух.
— Я никогда ни с кем не обсуждала свои планы — это слишком опасно как для того, кого я спасаю, так и для меня самого.
— Да, конечно, вы правы, — быстро согласилась Жаклин.
— А как он выглядит? — поинтересовался Арман после неловкой паузы.
— Зачем вам это?
— Профессиональное любопытство. Я же должен знать хоть что-то о человеке, которого мне предстоит спасти. Почему бы начать с его внешности?
— Он высокий…
— Выше меня?
— Нет, примерно такого же роста, но не такой большом, — она замялась. — Я не имела в виду, что он слабый, — Ей не хотелось, чтобы в ее описании жених выглядел не слишком привлекательно.
— А цвет его волос?
— М-м-м, я не уверена, что помню, — неожиданно сказала Жаклин. — То есть он всегда носит парик. У него есть несколько красивых париков, и я ни разу не видела его настоящих волос.
То, что она не видела этого человека без парика, оказалось для Армана приятной новостью.
— И еще у него красивые голубые глаза.
— Светло-голубые? — уточнил Арман. Неуверенность, с которой она отвечала на его вопросы, нравилась ему все больше.
Жаклин задумалась.
— У него ярко-голубые глаза, — наконец заявила она.
— Сомневаюсь в этом. Если бы у него действительно были яркие глаза, для вас бы не составляло труда сразу вспомнить об этом.
Жаклин почувствовала, что начинает сердиться.
— Месье Сент-Джеймс, как вы можете спорить о внешности человека, если никогда его не видели?
— Извините, — с иронией произнес он. — Прошу вас, продолжайте. Что еще вы можете рассказать о нем?
Жаклин с ужасом поняла, что образ Франсуа-Луи совершенно стерся из ее памяти.
— В отличие от вас он отдает предпочтение красивой одежде…
— Что вы хотите этим сказать? — Арман удивленно приподнял бровь.
Жаклин почувствовала, что краснеет.
— Я имела в виду, он любит яркие наряды с большим количеством украшений…
— И они соответствуют аристократической моде, — добавил Арман с изрядной долей сарказма в голосе.
— В общем, да, — согласилась Жаклин. — Хотя после революции мода сильно изменилась, Франсуа-Луи никогда не отказывался от ярких камзолов и пышных оборок.
— Очень хорошо, что у него есть твердые жизненные принципы, — насмешливо заметил Арман, — однако я что-то не припомню его в зале суда. Может быть, тогда он решил пожертвовать своими идеалами и оделся по-другому?
— Нет, — честно ответила Жаклин, — его там не было. Взгляд Армана выразил искреннее изумление.
— Его невесте грозила смерть, а он даже не пришел в суд? Этого не может быть!
Жаклин огорченно вздохнула.
— Франсуа-Луи очень осторожный человек, поэтому после моего ареста он ни разу не написал мне и не навестил меня. Он не привык рисковать.
— Все ясно. — В эту минуту Арман понял, что возненавидит свое предстоящее задание. — Ваш жених не сделал для вас ничего, когда вы попали в беду, а теперь хочет, чтобы вы бросились ему на помощь.
— Вовсе нет, — запротестовала Жаклин. — Он прислал мне прощальное письмо. Что удивительного в желании написать своей невесте.
— Что вы, это даже трогательно. А вы писали ему прощальные письма из тюрьмы?
— Нет, — призналась Жаклин.
— Почему?
Она не знала, как ответить на этот вопрос. Когда она сидела в камере, ее мысли были об Антуане, сестрах, даже слугах… Я думала о том горе, которое революция принесла ее семье. Жаклин почти не вспоминала о женихе, но ей не хотелось признаваться в этом Арману.
— Я не писала ему, потому что это могло вызвать подозрения, — солгала она.
— Где письмо, которое он прислал вам?
— В кармане моего плаща. Я принесла его на тот случай, и вы захотите взглянуть.
— Позже. — Арман некоторое время задумчиво смотрел на нее. — Скажите, мадемуазель, вы сами выбрали его своим женихом или это сделал ваш отец?
— Отец, — призналась Жаклин.
— И вам понравился выбор?
— Да, конечно, — ответила она после некоторого колебания.
— Значит, вы любите его? Жаклин снова вздохнула.
— В январе этого года к моему отцу пришел Никола Бурдон и попросил моей руки. Людовик Шестнадцатый; только что был казнен, монархия пала, все привилегии и титулы перестали что-либо значить. Никола посчитал, что теперь он в одинаковом положении с герцогом де Ламбером и это удачный момент для женитьбы на его дочери.
— Но ваш отец думал иначе, — уточнил Арман.
— Да, и я тоже. Никола познакомился с отцом в 1788 году, за год до начала революции. Мне было всего пятнадцать лет, когда он начал бывать у нас, но уже тогда я чувствовала себя неуютно в его присутствии, хотя и не могла объяснить почему — просто какое-то ощущение, что он не тот, за кого себя выдает. Никола всегда был подчеркнуто вежлив, и отец любил беседовать с ним, потому что этот человек много знал и рассказывал отцу о свободе и правах граждан. Кроме того, он неплохо разбирался в деловых вопросах и часто давал советы отцу о том, куда вложить деньги. Это особенно помогло после революции, когда мы потеряли основные источники дохода. Никола продолжал часто бывать в нашем доме, и я стала замечать, что он смотрит на меня как-то особенно. Я пыталась отгонять эти мысли, но иногда у меня холодок пробегал по спине. Он словно раздевал меня глазами.
Арман заметил, что Жаклин вздрогнула. Наблюдая за тем, как она вяло водит вилкой по тарелке, он подумал, что прекрасно понимает состояние Никола Бурдона.
— И тогда Бурдон решил попросить вашей руки, — заключил Арман.
Жаклин кивнула.
— Никола считал, что уже не было смысла ждать. Мне как раз исполнилось девятнадцать, но отец не спешил с поисками мужа, так как я тогда присматривала за Сюзанной и Серафиной. Никола решил, что сделал прекрасный выбор — он был другом дома, отец любил его, а так как у него не имелось собственного замка, ему не терпелось переехать жить в Шато-де-Ламбер.
— Ваш отец отказал, потому что Никола не имел титула?
— Это была только одна из причин. Отец считал, что философия равенства является утопией и делом далекого будущего; он не понимал, что реальностью каждым днем все сильнее вторгается в нашу жизнь. Нас лишили титулов и привилегий, но нельзя было одним махом стереть традиции, выработанные веками. Никола нравился отцу, но он не считал его достойным руки своей дочери. Меня это вполне устраивало, потому что Никола был мне неприятен.
— И что он сделал после того, как ваш отец отказал ему?
— Сначала казалось, что Никола воспринял это спокойно — он продолжал давать финансовые советы отцу и посещать наш замок, но отец все же насторожился: вслед за Никола могли появиться другие мужчины с аналогичными предложениями, поэтому он быстро договорился с маркизом де Вире о нашей помолвке с Франсуа-Луи. Младший де Бире казался идеальной парой — он был молод, здоров, обладал титулом, и, что самое важное, его замок находился неподалеку от Шато-де-ЛаМбер. Отец очень хотел, чтобы я почаще навещала будущего мужа.
— Вы хорошо знали Франсуа-Луи?
— Нет, — призналась Жаклин, — я всего лишь несколько раз встречала его на балах; мы просто дружили и ничего больше.
Арману очень не хотелось задавать следующий вопрос, но он не мог не спросить:
— Скажите, мадемуазель, вы выйдете за него замуж, если я спасу его и доставлю в Англию?
Жаклин была застигнута врасплох: она ни разу серьезно не думала об этом. Единственное, что ее действительно интересовало, так это возвращение во Францию и месть Никола Бурдону. Так как она не сомневалась, что после этого ее схватят и казнят, то брак с Франсуа-Луи был для нее несуществен, но она не могла допустить, чтобы Арман догадался о ее истинных намерениях — тогда он предупредит об этом сэра Эдварда, который и так не спускает с нее глаз. Гораздо лучше, если Арман решит, что она смирилась со своей новой жизнью.
— Это выбор моего отца. Франсуа-Луи француз, католик, имеет титул и принадлежит к моему сословию. Если мы поженимся, то наш брак должен стать удачным. Кроме того, разве я могу нарушить волю родителя? — Это было не совсем то, что она хотела сказать, но все же лучше, чем правда.
Чего еще он мог ждать от нее? И какая ему разница, за какого герцога или маркиза она выйдет? Это не его дело. Зато он может получить предстоящую ночь.
Арман встал.
— Думаю, нам пора подняться наверх.
Столь резкая перемена в поведении хозяина дома испугала Жаклин. Кровь отхлынула от ее лица.
— Уже? — спросила она едва слышным голосом. — Я думала, что успею выпить еще бокал вина.
— Вино есть в спальне, — быстро произнес Арман, мучаясь сознанием того, что заставляет ее делать то, чего ей не хочется. После года воздержания он собирался затащить в постель дрожащую, неопытную девственницу. «Господи, что же со мной происходит?» — неожиданно подумал он.
Жаклин подняла на него серые глаза:
— Вы спасете Франсуа-Луи, если я не пересплю с вами?
— Нет и еще раз нет. — Арман готов был проклясть себя за эти слова.
Жаклин колебалась. Она понимала, что это ее последняя возможность изменить свое решение. Сейчас она может просто поблагодарить его за ужин, надеть плащ и уехать — Харрингтоны рано ложатся спать, и никто не заметит ее отсутствия. Но тогда Франсуа-Луи умрет.
Неожиданно Жаклин почувствовала странное спокойствие. Может быть, нет ничего дурного в том, чтобы переспать с мужчиной? Насколько она могла понять, Арман собирался использовать ее тело для того, чтобы получить удовольствие. Она вспомнила, как Никола накинулся на нее в камере, и содрогнулась. Если ей еще раз придется пережить нечто подобное, то она никогда больше не станет этим заниматься. Тем не менее поскольку она не собирается выходить замуж за Франсуа-Луи, ее девственность не имеет никакого значения.
Жаклин снова посмотрела на Армана. Выражение его лица оставалось непроницаемым. Она не знала, что заставило его сделать такое странное предложение, но в одном была уверена: он не сгорал от желания обладать ею. Что ж, по крайней мере можно надеяться, что все это продлится не слишком долго.
Наконец Жаклин подняла голову:
— Пойдемте наверх.
Подойдя к ней, Арман подал ей руку и молча вывел ее из комнаты. Ему казалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Когда они дошли до дверей спальни, он чувствовал себя неуклюжим и растерянным мальчишкой, однако пути назад уже не было.
Он распахнул дверь, и Жаклин вошла в просторную спальню, в одном углу которой стоял шкаф, а в другом — письменный стол. На полу лежал огромный персидский ковер. Вся мебель была выдержана в строгом классическом стиле.
Жаклин посмотрела на кровать, которая казалась шире и длиннее, чем обычные кровати — скорее всего ее делали специально для Армана.
— Не хотите немного бренди?
Она обернулась и увидела, что Арман, видимо, решив, что алкоголь поможет гостье успокоиться, протягивает ей стакан. Онемевшими пальцами Жаклин сжала стакан, поднесла его ко рту и сделала большой глоток. Тягучая жидкость обожгла горло, но она тут же сделала еще один глоток и почувствовала, как по ее телу разливается приятное тепло.
— Надеюсь, теперь вам лучше? — Арман подбросил дров в щи и принялся зажигать свечи, расположенные по углам спальни. Все выглядело так, словно он нисколько не торопился получить то, зачем привел ее.
— Да, — ответила Жаклин. Она не представляла, что Арман будет делать после того, как закончит с освещением, поэтому решила сразу приступить к главному. — Месье Сент-Джеймс… — начала она неожиданно тонким голосом, — хочу предупредить вас, что я никогда не занималась этим раньше.
— Я знаю. — Арман зажег все свечи и подошел к камину, чтобы подбросить в него еще поленьев. Он видел, как она напугана, и корил себя за это. Для Жаклин предыдущий опыт занятий любовью ограничивался только той жуткой сценой, когда Никола Бурдон едва не изнасиловал ее в тюремной камере. Один Бог знает, какие мысли роятся в ее головке по поводу предстоящего этой ночью, но на этот раз все произойдет по-другому, пообещал он себе. Присев на корточки, Арман принялся перекладывать дрова, лежавшие перед ним, что на самом деде было абсолютно бесполезным занятием.
Жаклин терпеливо ждала, когда он закончит, однако нервы ее были на пределе. Не зная, что предпринять, она сказала:
— Месье Сент-Джеймс, боюсь, я не совсем понимаю, чего вы от меня хотите.
— Жаклин, — произнес он тихим голосом, — мне будет очень приятно, если вы станете называть меня Арман.
Хозяин дома повернулся к ней: его лицо было освещено янтарными бликами пламени, и в эту секунду Жаклин почувствовала, что не может оторвать от него взгляда. Немного грубоватые черты его лица теперь казались столь совершенными, словно были высечены из мрамора. Его волосы переливались всеми оттенками меди и золота, и глаза сверкали в полумраке как драгоценные изумруды. В этих глазах Жаклин увидела то, чего не замечала раньше. Желание. Жажду. Стремление к ней. Сила его взгляда была такова, что окутывала Жаклин, манила, притягивала… Ее голова закружилась, мысли начали путаться.
— Жаклин, — позвал он, — иди сюда.
Загипнотизированная бархатистым звуком его голоса, она послушно пересекла комнату и приблизилась к нему. Стоя перед ним, она ждала, что он вот-вот заломит ей руки за спину, прижмет ее к стене и задерет на ней юбку.
— Мне будет очень приятно, если ты снимешь с меня куртку, — неожиданно произнес Арман.
Она удивленно взглянула на него, смущенная его необычной просьбой. Его лицо оставалось спокойным. Тогда она начала медленно расстегивать пуговицы на его куртке, а затем сняла ее с его могучих плеч и опустила на пол. После этого Жаклин снова посмотрела на него.
— А теперь мой жилет.
Ее пальцы послушно принялись расстегивать пуговицы на жилете, и вскоре этот предмет одежды тоже оказался на полу.
— Рубашку.
Это задача оказалась потруднее. Жаклин некоторое время изучала его~ галстук, решая, за какой конец потянуть. Наконец, разобравшись что к чему, она перешла к действиям, и, к ее величайшему облегчению, галстук развязался. Затем она вытащила запонки из манжет и отошла на секунду, чтобы положить их на стол.
Когда она начала расстегивать пуговицы, ее пальцы предательски задрожали. С каждой пуговицей его грудь обнажалась все больше, открывая ее взгляду тугие бугорки мышц. Ей пришлось потянуть за края рубашки, чтобы вытащить ее из бриджей и расстегнуть последние несколько пуговиц. Жаклин слышала, как гулко бьется его сердце, и неожиданно почувствовала, что ей самой хочется дотронуться до этой широкой груди, ощутить под своими ладонями его шелковистую кожу. В ту же секунду она остановилась.
Арман понял, что теряет ту тончайшую нить, которая уже начала возникать между ними. Ему нестерпимо захотелось обнять Жаклин, покрыть поцелуями ее лицо, сорвать с нее одежду и ласкать до тех пор, пока она не начнет стонать от наслаждения. Легкие прикосновения ее пальцев, аромат волос, шуршание платья, когда она отходила, чтобы положить на стол запонки, — все это заставляло его сгорать от желания. То, что он разрешил ей взять инициативу в свои руки, делало re равноценной партнершей в предстоящем путешествии. Арман решил, что если заставит ее чувства пробудиться, то это поможет им обоим.
— Жаклин, — шепотом напомнил он, — сними с меня рубашку.
Его голос был хриплым, горло сжал спазм. Она смущенно подняла на него взгляд и увидела, какой пожар желания бушует в его глазах. Его тело напряглось, но он не сделал ни единого движения в ее сторону, не совершил ничего, что могло бы испугать ее. И тут неожиданно она все поняла. Он не хотел просто использовать ее для получения удовольствия: она должна была дать это удовольствие по собственной воле.
Он желал, чтобы она захотела его.
— Но почему? — спросила Жаклин едва слышно.
Она спрашивала, почему он хотел ее. Они заключили соглашение, и Арман понимал, что она готова его выполнить. Ее желание не было частью этого соглашения. Но для него оно стало самым главным. Он знал, что своими ласками и поцелуями может доставить ей удовольствие и она перестанет сопротивляться. Он уже пробовал сделать это на балу, и неизвестно, чем бы это кончилось, не помешай им тогда Лаура Харрингтон. Но он не собирался просто соблазнить ее. С самого начала ему требовалась уверенность в том, что она хочет его с такой же силой, с какой он хочет ее.
— Я не знаю. Разве это важно?
Жаклин замерла в нерешительности. Она согласилась отдаться ему на одну ночь, но не соглашалась получать от этого удовольствие, однако что-то изменилось в отношениях между ними. Непонятно, когда и как это произошло, но теперь ее влекло к нему — красивый, мужественный, умный, он спас ей жизнь. Да, он сделал это за деньги, но ее спасение потребовало от него небывалой смелости. У него не было титула, он был ниже ее по происхождению, но когда она была в опасности, он защищал ее и ухаживал за ней, когда она болела. Он заставил ее заключить с ним сделку. Почему? Почему это было так важно для него? Его рубашка. Он хочет, чтобы она сняла с него рубашку. Но ей хотелось этого не меньше. Она уже изнывала от желания прижаться к его широкой груди и не могла думать ни о чем другом.
Жаклин дотронулась до него ладонями и ощутила стальную твердость его мышц. Ее руки были холодными, и тепло, исходившее от него, приятно согревало их. Она провела пальцами по мягким волосам и коснулась соска, который мгновенно стал твердым. Удивленная своим открытием, Жаклин дотронулась до второго соска и услышала, как Арман с шумом вдохнул воздух. Он смотрел на нее, его глаза горели, а губы были плотно сжаты. Удивленная тем, что ее прикосновения так сильно подействовали на него, она наконец сняла с него рубашку.
Ее руки непроизвольно заскользили по его плечам и груди, спустились на небольшие бугорки мышц живота. Все это время Арман позволял ей исследовать его тело, что оказалось совсем не страшным, скорее захватывающим и возбуждающим.
В свете пламени камина его кожа казалась бронзовой. Жаклин не могла удержаться и продолжала ласкать его грудь, наслаждаясь приятным ощущением мышц под бархатистой кожей. Желание ощутить себя в его объятиях становилось все сильнее, но она боялась показать это. Она опять взглянула на пего, и он увидел нерешительность в ее глазах. Тогда Арман начал медленно склонять к ней свое лицо. Он из последних сил сдерживался, чтобы не впиться губами в ее полуоткрытый рот, но тут Жаклин обхватила его шею и притянула его губы к споим. Ее тело прижалось к его обнаженной груди с такой страстью, что он понял — она хочет его, и дело здесь не только в заключенной между ними сделке. Когда его губы раскрылись для поцелуя, Жаклин издала хриплый стон. Услышав его, Арман уже не сомневался, что все преграды, стоявшие у них на пути, рухнули. Она здесь, она будет принадлежать ему в эту ночь, а все остальное — и прошлое, и будущее — может катиться ко всем чертям!
Он обнял ее и крепче прижал к себе. Тело Жаклин выгнулось от удовольствия, и Арман почувствовал, что ее язык совершает ответное путешествие в его рот. Это ощущение опьянило его. Все в ней действовало на него как крепкое вино, и запах ее волос, и шелковистость кожи, и тонкие линии лица. Он вытащил шпильки из ее прически. Ему вновь вспомнилось то, как он отрезал ей волосы в тюремной камере. Ради нее он рисковал своей жизнью и был готов сделать это снова и снова, потому что мысль о грозившей ей опасности была для него непереносима.
Жаклин наслаждалась его поцелуями, его запахом, его прикосновениями. Она развязала ленту, стягивающую его волосы на затылке, в то время как его ладонь нащупывала ее грудь сквозь тонкую ткань платья. Другой рукой он притянул ее к себе, и Жаклин почувствовала, как его естество напряглось и отвердело. Это ощущение не напугало и не шокировало ее; напротив, желая возбудить его, она начала еще сильнее прижиматься к нему, потирая бедром его восставшую плоть.
Арман застонал и начал расстегивать ее платье, с ловкостью человека, отлично знающего, как это делается; однако Жаклин было уже все равно: единственное, чего ей хотелось, — поскорее слиться с ним воедино, прижаться к нему веем телом и дать ему возможность ласкать ее до бесконечности. Платье упало на пол, и она переступила через лежащую вокруг ее ног волну шелка, представ перед ним в лифчике и чулках из белого полотна, все еще стыдливо пытаясь прикрыться руками.
Арман подошел к ней и развел ее руки в стороны.
— Господи, — произнес он охрипшим от возбуждения голосом, — ты — само совершенство.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать Жаклин, она задрожала. Решив, что ей холодно, Арман поднял ее на руки и, прижав к груди, понес к кровати. Одним движением откинув одеяло, он положил ее на прохладные простыни и лег рядом с ней.
Жаклин прижалась к нему, согреваясь теплом его тела. Арман вновь начал целовать ее, сначала медленно, потом все настойчивее. Его рука проникла под ткань ее лифчика, пальцы начали ласкать сосок, пока тот не затвердел; тогда Арман захватил его губами. Жаклин застонала и руками прижала его голову к своей груди, побуждая настойчивее ласкать ее. Он услышал разочарованный вздох, когда на секунду оторвался от одного соска и переместил губы ко второму. Одной рукой он начал расстегивать ее лифчик, и она не сопротивлялась, желая, чтобы он как можно скорее избавил ее от этой мешающей одежды.
Арман медленно один за другим снял с нее чулки. Теперь она лежала перед ним во всей своей великолепной наготе. Он поднялся, чтобы полюбоваться ею, одновременно стягивая с себя бриджи.
После этого Арман снова приник губами к ее губам, но се руки уже спускали его голову ниже. Она хотела, чтобы он целовал ее шею, грудь и живот. Жаклин едва понимала, что делали в это время его руки, которые сначала ласкали ее ноги, а потом переместились на внутреннюю сторону бедер. Он прикасался к ней осторожно, одними пальцами, заставляя ее расслабиться. Наконец она развела ноги, и его рука проникла в ее самое сокровенное место, которое мгновенно наполнилось неведомым ей ранее желанием. Она не успела понять, что происходит, а его пальцы уже разводили в стороны складки кожи, двигались медленно и словно лениво вверх и вниз, ощупывая ее и даря ей сладкое наслаждение, которое было таким мощным, что сводило Жаклин с ума. Она жадно целовала его, ее тело содрогалось, подчиняясь ритму его пальцев. Его рука творила чудеса в шелковистом треугольнике между ее ног, но когда его язык тоже спустился туда, она не смогла сдержать крика:
— И что же сделала ваша мать?
— Написала, что не собирается оставлять моего отца, что она счастлива как никогда в жизни и готова отказаться от титула.
— Тогда ваш дед оставил ее в покое?
— Разумеется, нет; он был на редкость упрямым сукиным сыном. Через несколько недель он написал дочери, что находится при смерти и просит ее приехать, надеясь в последний «аз увидеться перед уходом в иной мир. При этом он просил, чтобы она приехала одна. Отец не хотел ее отпускать и был прав. Когда мать приехала, она обнаружила, что дед жив и здоров: он тут же запер дочь в своем доме и начал заниматься Расторжением брака, надеясь заставить ее выйти замуж за графа. Отец отправился во Францию через день после отъезда матери. Когда он прибыл в замок, его туда не пустили — дед сказал ему, что мать расторгает их, брак и больше не желает его видеть.
— И он в это поверил? — поразилась Жаклин.
— Как бы не так. Он достал пистолет и наставил его на деда, заявив, что если ему немедленно не отдадут его жену, то он проделает большую дыру в груди своего тестя. Дед не поверил, что отец выполнит свою угрозу, и только рассмеялся в ответ. — Арман замолчал и сделал небольшой глоток воды из своего бокала.
— А потом? Что произошло потом?
— Дед был прав. Мой отец не стал убийцей. Так как он не мог ворваться в замок, где было много слуг, то просто молча убрал пистолет и ушел.
— Ушел? — недоверчиво переспросила Жаклин. Арман улыбнулся.
— Да, но не очень далеко — он направился на конюшню, взял самую любимую лошадь маркиза и вывел ее на лужайку перед замком. После этого он позвал деда и сообщил ему, что если тот не хочет, чтобы мозги лошади украсили лужайку, то должен отдать ему жену, а потом принялся считать до десяти.
Жаклин одобрительно кивнула. По ее мнению, отец Армана поступил очень мудро.
— И что сделал ваш дед?
— Хотя дед не сомневался, что отец не станет стрелять в тестя, в отношении животного у него такой уверенности, не было, поэтому он тут же приказал выдать дочь мужу. После этого мама полностью порвала со своей семьей и больше не приезжала во Францию.
Рассказ Армана ошеломил Жаклин.
— Вы хотите сказать, что ваш дед, затратив столько сил на возвращение своей дочери, в конце концов обменял ее на лошадь?
— Вас интересует, кого он больше любил, не так ли? — спросил Арман.
— Не совсем, но… Ваш отец стал бы стрелять в лошадь? — с любопытством спросила Жаклин.
— Ни за что. Потом он часто подшучивал над мамой и говорил, что если бы она не вышла к нему, он увез бы в Англию лошадь. Отец рассказывал, что это было чертовски красивое животное.
Жаклин звонко рассмеялась. Этот нежный смех, похожий па звук серебряного колокольчика, показался Арману волшебной музыкой.
Кончив смеяться, Жаклин сделала большой глоток вина.
— Похоже, спасение людей из Франции является вашей семейной традицией, — заметила она, чувствуя, что стена напряжения, стоявшая между ними, пала. Она уже забыла, когда смеялась в последний раз, и теперь чувствовала себя необыкновенно легко. Впервые за много месяцев она по-настоящему наслаждалась жизнью.
Внезапно Жаклин обнаружила, что ее бокал пуст.
— Еще вина? — спросил Арман.
— Пожалуйста. — Жаклин вовсе не собиралась много нить, но вино было превосходным и помогало ей расслабиться, что, по ее мнению, было совсем не плохо. — Скажите, — решила она сменить тему, — а как вы собираетесь спасать Франсуа-Луи?
Взгляд Армана неожиданно потух.
— Я никогда ни с кем не обсуждала свои планы — это слишком опасно как для того, кого я спасаю, так и для меня самого.
— Да, конечно, вы правы, — быстро согласилась Жаклин.
— А как он выглядит? — поинтересовался Арман после неловкой паузы.
— Зачем вам это?
— Профессиональное любопытство. Я же должен знать хоть что-то о человеке, которого мне предстоит спасти. Почему бы начать с его внешности?
— Он высокий…
— Выше меня?
— Нет, примерно такого же роста, но не такой большом, — она замялась. — Я не имела в виду, что он слабый, — Ей не хотелось, чтобы в ее описании жених выглядел не слишком привлекательно.
— А цвет его волос?
— М-м-м, я не уверена, что помню, — неожиданно сказала Жаклин. — То есть он всегда носит парик. У него есть несколько красивых париков, и я ни разу не видела его настоящих волос.
То, что она не видела этого человека без парика, оказалось для Армана приятной новостью.
— И еще у него красивые голубые глаза.
— Светло-голубые? — уточнил Арман. Неуверенность, с которой она отвечала на его вопросы, нравилась ему все больше.
Жаклин задумалась.
— У него ярко-голубые глаза, — наконец заявила она.
— Сомневаюсь в этом. Если бы у него действительно были яркие глаза, для вас бы не составляло труда сразу вспомнить об этом.
Жаклин почувствовала, что начинает сердиться.
— Месье Сент-Джеймс, как вы можете спорить о внешности человека, если никогда его не видели?
— Извините, — с иронией произнес он. — Прошу вас, продолжайте. Что еще вы можете рассказать о нем?
Жаклин с ужасом поняла, что образ Франсуа-Луи совершенно стерся из ее памяти.
— В отличие от вас он отдает предпочтение красивой одежде…
— Что вы хотите этим сказать? — Арман удивленно приподнял бровь.
Жаклин почувствовала, что краснеет.
— Я имела в виду, он любит яркие наряды с большим количеством украшений…
— И они соответствуют аристократической моде, — добавил Арман с изрядной долей сарказма в голосе.
— В общем, да, — согласилась Жаклин. — Хотя после революции мода сильно изменилась, Франсуа-Луи никогда не отказывался от ярких камзолов и пышных оборок.
— Очень хорошо, что у него есть твердые жизненные принципы, — насмешливо заметил Арман, — однако я что-то не припомню его в зале суда. Может быть, тогда он решил пожертвовать своими идеалами и оделся по-другому?
— Нет, — честно ответила Жаклин, — его там не было. Взгляд Армана выразил искреннее изумление.
— Его невесте грозила смерть, а он даже не пришел в суд? Этого не может быть!
Жаклин огорченно вздохнула.
— Франсуа-Луи очень осторожный человек, поэтому после моего ареста он ни разу не написал мне и не навестил меня. Он не привык рисковать.
— Все ясно. — В эту минуту Арман понял, что возненавидит свое предстоящее задание. — Ваш жених не сделал для вас ничего, когда вы попали в беду, а теперь хочет, чтобы вы бросились ему на помощь.
— Вовсе нет, — запротестовала Жаклин. — Он прислал мне прощальное письмо. Что удивительного в желании написать своей невесте.
— Что вы, это даже трогательно. А вы писали ему прощальные письма из тюрьмы?
— Нет, — призналась Жаклин.
— Почему?
Она не знала, как ответить на этот вопрос. Когда она сидела в камере, ее мысли были об Антуане, сестрах, даже слугах… Я думала о том горе, которое революция принесла ее семье. Жаклин почти не вспоминала о женихе, но ей не хотелось признаваться в этом Арману.
— Я не писала ему, потому что это могло вызвать подозрения, — солгала она.
— Где письмо, которое он прислал вам?
— В кармане моего плаща. Я принесла его на тот случай, и вы захотите взглянуть.
— Позже. — Арман некоторое время задумчиво смотрел на нее. — Скажите, мадемуазель, вы сами выбрали его своим женихом или это сделал ваш отец?
— Отец, — призналась Жаклин.
— И вам понравился выбор?
— Да, конечно, — ответила она после некоторого колебания.
— Значит, вы любите его? Жаклин снова вздохнула.
— В январе этого года к моему отцу пришел Никола Бурдон и попросил моей руки. Людовик Шестнадцатый; только что был казнен, монархия пала, все привилегии и титулы перестали что-либо значить. Никола посчитал, что теперь он в одинаковом положении с герцогом де Ламбером и это удачный момент для женитьбы на его дочери.
— Но ваш отец думал иначе, — уточнил Арман.
— Да, и я тоже. Никола познакомился с отцом в 1788 году, за год до начала революции. Мне было всего пятнадцать лет, когда он начал бывать у нас, но уже тогда я чувствовала себя неуютно в его присутствии, хотя и не могла объяснить почему — просто какое-то ощущение, что он не тот, за кого себя выдает. Никола всегда был подчеркнуто вежлив, и отец любил беседовать с ним, потому что этот человек много знал и рассказывал отцу о свободе и правах граждан. Кроме того, он неплохо разбирался в деловых вопросах и часто давал советы отцу о том, куда вложить деньги. Это особенно помогло после революции, когда мы потеряли основные источники дохода. Никола продолжал часто бывать в нашем доме, и я стала замечать, что он смотрит на меня как-то особенно. Я пыталась отгонять эти мысли, но иногда у меня холодок пробегал по спине. Он словно раздевал меня глазами.
Арман заметил, что Жаклин вздрогнула. Наблюдая за тем, как она вяло водит вилкой по тарелке, он подумал, что прекрасно понимает состояние Никола Бурдона.
— И тогда Бурдон решил попросить вашей руки, — заключил Арман.
Жаклин кивнула.
— Никола считал, что уже не было смысла ждать. Мне как раз исполнилось девятнадцать, но отец не спешил с поисками мужа, так как я тогда присматривала за Сюзанной и Серафиной. Никола решил, что сделал прекрасный выбор — он был другом дома, отец любил его, а так как у него не имелось собственного замка, ему не терпелось переехать жить в Шато-де-Ламбер.
— Ваш отец отказал, потому что Никола не имел титула?
— Это была только одна из причин. Отец считал, что философия равенства является утопией и делом далекого будущего; он не понимал, что реальностью каждым днем все сильнее вторгается в нашу жизнь. Нас лишили титулов и привилегий, но нельзя было одним махом стереть традиции, выработанные веками. Никола нравился отцу, но он не считал его достойным руки своей дочери. Меня это вполне устраивало, потому что Никола был мне неприятен.
— И что он сделал после того, как ваш отец отказал ему?
— Сначала казалось, что Никола воспринял это спокойно — он продолжал давать финансовые советы отцу и посещать наш замок, но отец все же насторожился: вслед за Никола могли появиться другие мужчины с аналогичными предложениями, поэтому он быстро договорился с маркизом де Вире о нашей помолвке с Франсуа-Луи. Младший де Бире казался идеальной парой — он был молод, здоров, обладал титулом, и, что самое важное, его замок находился неподалеку от Шато-де-ЛаМбер. Отец очень хотел, чтобы я почаще навещала будущего мужа.
— Вы хорошо знали Франсуа-Луи?
— Нет, — призналась Жаклин, — я всего лишь несколько раз встречала его на балах; мы просто дружили и ничего больше.
Арману очень не хотелось задавать следующий вопрос, но он не мог не спросить:
— Скажите, мадемуазель, вы выйдете за него замуж, если я спасу его и доставлю в Англию?
Жаклин была застигнута врасплох: она ни разу серьезно не думала об этом. Единственное, что ее действительно интересовало, так это возвращение во Францию и месть Никола Бурдону. Так как она не сомневалась, что после этого ее схватят и казнят, то брак с Франсуа-Луи был для нее несуществен, но она не могла допустить, чтобы Арман догадался о ее истинных намерениях — тогда он предупредит об этом сэра Эдварда, который и так не спускает с нее глаз. Гораздо лучше, если Арман решит, что она смирилась со своей новой жизнью.
— Это выбор моего отца. Франсуа-Луи француз, католик, имеет титул и принадлежит к моему сословию. Если мы поженимся, то наш брак должен стать удачным. Кроме того, разве я могу нарушить волю родителя? — Это было не совсем то, что она хотела сказать, но все же лучше, чем правда.
Чего еще он мог ждать от нее? И какая ему разница, за какого герцога или маркиза она выйдет? Это не его дело. Зато он может получить предстоящую ночь.
Арман встал.
— Думаю, нам пора подняться наверх.
Столь резкая перемена в поведении хозяина дома испугала Жаклин. Кровь отхлынула от ее лица.
— Уже? — спросила она едва слышным голосом. — Я думала, что успею выпить еще бокал вина.
— Вино есть в спальне, — быстро произнес Арман, мучаясь сознанием того, что заставляет ее делать то, чего ей не хочется. После года воздержания он собирался затащить в постель дрожащую, неопытную девственницу. «Господи, что же со мной происходит?» — неожиданно подумал он.
Жаклин подняла на него серые глаза:
— Вы спасете Франсуа-Луи, если я не пересплю с вами?
— Нет и еще раз нет. — Арман готов был проклясть себя за эти слова.
Жаклин колебалась. Она понимала, что это ее последняя возможность изменить свое решение. Сейчас она может просто поблагодарить его за ужин, надеть плащ и уехать — Харрингтоны рано ложатся спать, и никто не заметит ее отсутствия. Но тогда Франсуа-Луи умрет.
Неожиданно Жаклин почувствовала странное спокойствие. Может быть, нет ничего дурного в том, чтобы переспать с мужчиной? Насколько она могла понять, Арман собирался использовать ее тело для того, чтобы получить удовольствие. Она вспомнила, как Никола накинулся на нее в камере, и содрогнулась. Если ей еще раз придется пережить нечто подобное, то она никогда больше не станет этим заниматься. Тем не менее поскольку она не собирается выходить замуж за Франсуа-Луи, ее девственность не имеет никакого значения.
Жаклин снова посмотрела на Армана. Выражение его лица оставалось непроницаемым. Она не знала, что заставило его сделать такое странное предложение, но в одном была уверена: он не сгорал от желания обладать ею. Что ж, по крайней мере можно надеяться, что все это продлится не слишком долго.
Наконец Жаклин подняла голову:
— Пойдемте наверх.
Подойдя к ней, Арман подал ей руку и молча вывел ее из комнаты. Ему казалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Когда они дошли до дверей спальни, он чувствовал себя неуклюжим и растерянным мальчишкой, однако пути назад уже не было.
Он распахнул дверь, и Жаклин вошла в просторную спальню, в одном углу которой стоял шкаф, а в другом — письменный стол. На полу лежал огромный персидский ковер. Вся мебель была выдержана в строгом классическом стиле.
Жаклин посмотрела на кровать, которая казалась шире и длиннее, чем обычные кровати — скорее всего ее делали специально для Армана.
— Не хотите немного бренди?
Она обернулась и увидела, что Арман, видимо, решив, что алкоголь поможет гостье успокоиться, протягивает ей стакан. Онемевшими пальцами Жаклин сжала стакан, поднесла его ко рту и сделала большой глоток. Тягучая жидкость обожгла горло, но она тут же сделала еще один глоток и почувствовала, как по ее телу разливается приятное тепло.
— Надеюсь, теперь вам лучше? — Арман подбросил дров в щи и принялся зажигать свечи, расположенные по углам спальни. Все выглядело так, словно он нисколько не торопился получить то, зачем привел ее.
— Да, — ответила Жаклин. Она не представляла, что Арман будет делать после того, как закончит с освещением, поэтому решила сразу приступить к главному. — Месье Сент-Джеймс… — начала она неожиданно тонким голосом, — хочу предупредить вас, что я никогда не занималась этим раньше.
— Я знаю. — Арман зажег все свечи и подошел к камину, чтобы подбросить в него еще поленьев. Он видел, как она напугана, и корил себя за это. Для Жаклин предыдущий опыт занятий любовью ограничивался только той жуткой сценой, когда Никола Бурдон едва не изнасиловал ее в тюремной камере. Один Бог знает, какие мысли роятся в ее головке по поводу предстоящего этой ночью, но на этот раз все произойдет по-другому, пообещал он себе. Присев на корточки, Арман принялся перекладывать дрова, лежавшие перед ним, что на самом деде было абсолютно бесполезным занятием.
Жаклин терпеливо ждала, когда он закончит, однако нервы ее были на пределе. Не зная, что предпринять, она сказала:
— Месье Сент-Джеймс, боюсь, я не совсем понимаю, чего вы от меня хотите.
— Жаклин, — произнес он тихим голосом, — мне будет очень приятно, если вы станете называть меня Арман.
Хозяин дома повернулся к ней: его лицо было освещено янтарными бликами пламени, и в эту секунду Жаклин почувствовала, что не может оторвать от него взгляда. Немного грубоватые черты его лица теперь казались столь совершенными, словно были высечены из мрамора. Его волосы переливались всеми оттенками меди и золота, и глаза сверкали в полумраке как драгоценные изумруды. В этих глазах Жаклин увидела то, чего не замечала раньше. Желание. Жажду. Стремление к ней. Сила его взгляда была такова, что окутывала Жаклин, манила, притягивала… Ее голова закружилась, мысли начали путаться.
— Жаклин, — позвал он, — иди сюда.
Загипнотизированная бархатистым звуком его голоса, она послушно пересекла комнату и приблизилась к нему. Стоя перед ним, она ждала, что он вот-вот заломит ей руки за спину, прижмет ее к стене и задерет на ней юбку.
— Мне будет очень приятно, если ты снимешь с меня куртку, — неожиданно произнес Арман.
Она удивленно взглянула на него, смущенная его необычной просьбой. Его лицо оставалось спокойным. Тогда она начала медленно расстегивать пуговицы на его куртке, а затем сняла ее с его могучих плеч и опустила на пол. После этого Жаклин снова посмотрела на него.
— А теперь мой жилет.
Ее пальцы послушно принялись расстегивать пуговицы на жилете, и вскоре этот предмет одежды тоже оказался на полу.
— Рубашку.
Это задача оказалась потруднее. Жаклин некоторое время изучала его~ галстук, решая, за какой конец потянуть. Наконец, разобравшись что к чему, она перешла к действиям, и, к ее величайшему облегчению, галстук развязался. Затем она вытащила запонки из манжет и отошла на секунду, чтобы положить их на стол.
Когда она начала расстегивать пуговицы, ее пальцы предательски задрожали. С каждой пуговицей его грудь обнажалась все больше, открывая ее взгляду тугие бугорки мышц. Ей пришлось потянуть за края рубашки, чтобы вытащить ее из бриджей и расстегнуть последние несколько пуговиц. Жаклин слышала, как гулко бьется его сердце, и неожиданно почувствовала, что ей самой хочется дотронуться до этой широкой груди, ощутить под своими ладонями его шелковистую кожу. В ту же секунду она остановилась.
Арман понял, что теряет ту тончайшую нить, которая уже начала возникать между ними. Ему нестерпимо захотелось обнять Жаклин, покрыть поцелуями ее лицо, сорвать с нее одежду и ласкать до тех пор, пока она не начнет стонать от наслаждения. Легкие прикосновения ее пальцев, аромат волос, шуршание платья, когда она отходила, чтобы положить на стол запонки, — все это заставляло его сгорать от желания. То, что он разрешил ей взять инициативу в свои руки, делало re равноценной партнершей в предстоящем путешествии. Арман решил, что если заставит ее чувства пробудиться, то это поможет им обоим.
— Жаклин, — шепотом напомнил он, — сними с меня рубашку.
Его голос был хриплым, горло сжал спазм. Она смущенно подняла на него взгляд и увидела, какой пожар желания бушует в его глазах. Его тело напряглось, но он не сделал ни единого движения в ее сторону, не совершил ничего, что могло бы испугать ее. И тут неожиданно она все поняла. Он не хотел просто использовать ее для получения удовольствия: она должна была дать это удовольствие по собственной воле.
Он желал, чтобы она захотела его.
— Но почему? — спросила Жаклин едва слышно.
Она спрашивала, почему он хотел ее. Они заключили соглашение, и Арман понимал, что она готова его выполнить. Ее желание не было частью этого соглашения. Но для него оно стало самым главным. Он знал, что своими ласками и поцелуями может доставить ей удовольствие и она перестанет сопротивляться. Он уже пробовал сделать это на балу, и неизвестно, чем бы это кончилось, не помешай им тогда Лаура Харрингтон. Но он не собирался просто соблазнить ее. С самого начала ему требовалась уверенность в том, что она хочет его с такой же силой, с какой он хочет ее.
— Я не знаю. Разве это важно?
Жаклин замерла в нерешительности. Она согласилась отдаться ему на одну ночь, но не соглашалась получать от этого удовольствие, однако что-то изменилось в отношениях между ними. Непонятно, когда и как это произошло, но теперь ее влекло к нему — красивый, мужественный, умный, он спас ей жизнь. Да, он сделал это за деньги, но ее спасение потребовало от него небывалой смелости. У него не было титула, он был ниже ее по происхождению, но когда она была в опасности, он защищал ее и ухаживал за ней, когда она болела. Он заставил ее заключить с ним сделку. Почему? Почему это было так важно для него? Его рубашка. Он хочет, чтобы она сняла с него рубашку. Но ей хотелось этого не меньше. Она уже изнывала от желания прижаться к его широкой груди и не могла думать ни о чем другом.
Жаклин дотронулась до него ладонями и ощутила стальную твердость его мышц. Ее руки были холодными, и тепло, исходившее от него, приятно согревало их. Она провела пальцами по мягким волосам и коснулась соска, который мгновенно стал твердым. Удивленная своим открытием, Жаклин дотронулась до второго соска и услышала, как Арман с шумом вдохнул воздух. Он смотрел на нее, его глаза горели, а губы были плотно сжаты. Удивленная тем, что ее прикосновения так сильно подействовали на него, она наконец сняла с него рубашку.
Ее руки непроизвольно заскользили по его плечам и груди, спустились на небольшие бугорки мышц живота. Все это время Арман позволял ей исследовать его тело, что оказалось совсем не страшным, скорее захватывающим и возбуждающим.
В свете пламени камина его кожа казалась бронзовой. Жаклин не могла удержаться и продолжала ласкать его грудь, наслаждаясь приятным ощущением мышц под бархатистой кожей. Желание ощутить себя в его объятиях становилось все сильнее, но она боялась показать это. Она опять взглянула на пего, и он увидел нерешительность в ее глазах. Тогда Арман начал медленно склонять к ней свое лицо. Он из последних сил сдерживался, чтобы не впиться губами в ее полуоткрытый рот, но тут Жаклин обхватила его шею и притянула его губы к споим. Ее тело прижалось к его обнаженной груди с такой страстью, что он понял — она хочет его, и дело здесь не только в заключенной между ними сделке. Когда его губы раскрылись для поцелуя, Жаклин издала хриплый стон. Услышав его, Арман уже не сомневался, что все преграды, стоявшие у них на пути, рухнули. Она здесь, она будет принадлежать ему в эту ночь, а все остальное — и прошлое, и будущее — может катиться ко всем чертям!
Он обнял ее и крепче прижал к себе. Тело Жаклин выгнулось от удовольствия, и Арман почувствовал, что ее язык совершает ответное путешествие в его рот. Это ощущение опьянило его. Все в ней действовало на него как крепкое вино, и запах ее волос, и шелковистость кожи, и тонкие линии лица. Он вытащил шпильки из ее прически. Ему вновь вспомнилось то, как он отрезал ей волосы в тюремной камере. Ради нее он рисковал своей жизнью и был готов сделать это снова и снова, потому что мысль о грозившей ей опасности была для него непереносима.
Жаклин наслаждалась его поцелуями, его запахом, его прикосновениями. Она развязала ленту, стягивающую его волосы на затылке, в то время как его ладонь нащупывала ее грудь сквозь тонкую ткань платья. Другой рукой он притянул ее к себе, и Жаклин почувствовала, как его естество напряглось и отвердело. Это ощущение не напугало и не шокировало ее; напротив, желая возбудить его, она начала еще сильнее прижиматься к нему, потирая бедром его восставшую плоть.
Арман застонал и начал расстегивать ее платье, с ловкостью человека, отлично знающего, как это делается; однако Жаклин было уже все равно: единственное, чего ей хотелось, — поскорее слиться с ним воедино, прижаться к нему веем телом и дать ему возможность ласкать ее до бесконечности. Платье упало на пол, и она переступила через лежащую вокруг ее ног волну шелка, представ перед ним в лифчике и чулках из белого полотна, все еще стыдливо пытаясь прикрыться руками.
Арман подошел к ней и развел ее руки в стороны.
— Господи, — произнес он охрипшим от возбуждения голосом, — ты — само совершенство.
Когда он наклонился, чтобы поцеловать Жаклин, она задрожала. Решив, что ей холодно, Арман поднял ее на руки и, прижав к груди, понес к кровати. Одним движением откинув одеяло, он положил ее на прохладные простыни и лег рядом с ней.
Жаклин прижалась к нему, согреваясь теплом его тела. Арман вновь начал целовать ее, сначала медленно, потом все настойчивее. Его рука проникла под ткань ее лифчика, пальцы начали ласкать сосок, пока тот не затвердел; тогда Арман захватил его губами. Жаклин застонала и руками прижала его голову к своей груди, побуждая настойчивее ласкать ее. Он услышал разочарованный вздох, когда на секунду оторвался от одного соска и переместил губы ко второму. Одной рукой он начал расстегивать ее лифчик, и она не сопротивлялась, желая, чтобы он как можно скорее избавил ее от этой мешающей одежды.
Арман медленно один за другим снял с нее чулки. Теперь она лежала перед ним во всей своей великолепной наготе. Он поднялся, чтобы полюбоваться ею, одновременно стягивая с себя бриджи.
После этого Арман снова приник губами к ее губам, но се руки уже спускали его голову ниже. Она хотела, чтобы он целовал ее шею, грудь и живот. Жаклин едва понимала, что делали в это время его руки, которые сначала ласкали ее ноги, а потом переместились на внутреннюю сторону бедер. Он прикасался к ней осторожно, одними пальцами, заставляя ее расслабиться. Наконец она развела ноги, и его рука проникла в ее самое сокровенное место, которое мгновенно наполнилось неведомым ей ранее желанием. Она не успела понять, что происходит, а его пальцы уже разводили в стороны складки кожи, двигались медленно и словно лениво вверх и вниз, ощупывая ее и даря ей сладкое наслаждение, которое было таким мощным, что сводило Жаклин с ума. Она жадно целовала его, ее тело содрогалось, подчиняясь ритму его пальцев. Его рука творила чудеса в шелковистом треугольнике между ее ног, но когда его язык тоже спустился туда, она не смогла сдержать крика: