Монк Карин. Уступить искушению

   — Потому что, — медленно произнесла Мадлен, — он в этот момент ничего не знал о них.
   Жаклин с удивлением посмотрела на нее:
   — Как он мог не знать, где находятся его жена и ребенок? Мадлен снова вздохнула:
   — Хотя Арман любил Люсет, не думаю, что для нее их брак был счастливым. Понимаете, в молодости он вел веселую жизнь, хотел получить все доступные удовольствия, и именно тогда пристрастился к выпивке, что страшно злило отца и волновало нашу мать. Даже после смерти отца, когда весь капитал перешел по наследству к Арману, он не стал серьезнее, по прежнему любил путешествовать, пить, играть, очаровывать женщин, и ничто не могло заставить его измениться.
   Жаклин слушала рассказ сестры Армана, и перед ней возникал образ человека, которого она совершенно не знала.
   — Арман встретился с красавицей Люсет во Франции, — продолжала Мадлен. — Она была дочерью торговца, который снабжал тканями Версаль; ее семья не имела титула, но обладала крупным состоянием. Через несколько месяцев они поженились. Арман привез Люсет в Англию, представил матери и сообщил, что у них будет ребенок. Узнав о женитьбе сына, мама решила, что теперь он остепенится и станет хорошим мужем и отцом.
   — И что случилось потом?
   — Сначала Арман действительно предстал перед всеми любящим и преданным мужем — он проводил много времени дома, но… после рождения Анжелики брат снова принялся за старое: начал пить, играть, часто приходил домой только под утро. Люсет очень уставала, ухаживая за ребенком, и просила Армана чаще бывать с ней, но он не считал, что это его обязанность. Изменяя жене, он пропадал в шумных компаниях по нескольку дней, а Люсет приходилось одной заниматься домом и воспитанием дочки.
   Жаклин печально покачала головой: подобные семейные отношения не были редкостью и у аристократов.
   — Но почему Люсет вернулась во Францию?
   — Ее отца арестовали осенью 1792 года. — Мадлен прикрыла глаза, словно вспоминая. — Хотя он не был аристократом, его объявили роялистом и предателем из-за дочери-эмигрантки. Люсет узнала об этом в тот момент, когда Арман находился в очередном загуле; она понятия не имела, где находится ее муж, так как он никогда не говорил ей об этом. Известие о том, что ее отца посадили в тюрьму, одновременно испугало и возмутило ее, поэтому она решила не ждать Армана и действовать самостоятельно. Люсет сообщила матери о том, что отправляется во Францию за отцом, и та, наивно полагая, что ее бывшее родство с аристократической семьей может оказаться полезным, решила ехать вместе с ней. В последний момент они взяли с собой Анжелику, потому что девочка умоляла не оставлять ее одну со слугами.
   — Боже мой, — прошептала Жаклин. — Поступить так неосмотрительно!
   — Ни Люсет, ни моя мать не понимали, насколько во Франции опасно, — объяснила Мадлен. — Обе они долгие годы не были на родине, а информация доходила до них в неполном и противоречивом виде. Нет ничего удивительного в том, что они не представляли, какому риску подвергают свои жизни. Люсет думала, что революция была направлена на защиту таких людей, как ее отец, и это вначале соответствовало действительности. Кроме того, они полагали, что две женщины и ребенок не могут считаться опасными для Республики.
   «Конечно, — подумала Жаклин, — ведь эти женщины надеялись, что едут на родину и Господь защитит их».
   — Когда их арестовали? — спросила она.
   — Сразу по прибытии. Их экипаж остановили и потребовали документы. Так как обе женщины были эмигрантками и к тому же весьма состоятельными, их подвергли допросу. Люсет возмутилась, она сказала этим людям, что ее свекровь — дочь маркиза де Валенте и все они родственники знатного дворянина. Естественно, их немедленно объявили роялистами, шпионками, контрреволюционерками и посажены в тюрьму. На следующий день состоялся суд, и их приговорили к гильотине. Все закончилось еще до того, как брат вернулся домой.
   Жаклин была потрясена. Она представила себе, какой шок испытал Арман, когда через несколько дней узнал, что его семья казнена. Она, пережившая потерю отца и брата, и понимала эту боль, но Арман в это время находился за барочным столом, тешил себя выпивкой и женским обществом. Он и не подозревал, какой опасности подвергались его родные.
   — И что же потом? — помолчав, спросила Жаклин.
   — Брат едва не сошел с ума от горя. — Мадлен достала платок и вытерла уголки глаз. — Сначала он просто не поверил в случившееся, но вскоре мы получили письмо, которое мама успела отправить перед казнью — в нем она вкратце описала все, что с ними произошло, и умоляла нас не появляться во Франции, пока там не прекратится кровопролитие. Разумеется, Арман тут же собрался на их поиски, полагая, что это какая-то ошибка и они еще живы. Нам с мужем пришлось силой удерживать его дома, так как мы очень боялись, что он тоже погибнет.
   В результате Арман заперся в своем доме и начал беспробудно пить. Три недели он отказывался принимать кого-либо, кроме своего дворецкого, который носил ему еду и виски. Дворецкий делал это из милосердия, полагая, что для его хозяина будет лучше заглушить боль вином, чем страдать от собственного бессилия.
   — Как же Арман справился с этим?
   — Точно не знаю, — ответила Мадлен, пожимая плечами, — но однажды он пришел ко мне совершенно трезвый, чисто выбритый и одетый с иголочки. Брат сказал, что теперь с ним все в порядке, и мне не нужно за него беспокоиться. Он собирался посещать какое-то свое имение на севере и вернулся через несколько недель. Мне показалось, что Арман словно ожил, у него появилась какая-то новая цель в жизни. Сначала я решила, что он встретил женщину, которая помогла ему забыть прошлое, но потом выяснилось, что в этот период он совершил свое первое дерзкое похищение.
   Жаклин задумалась. Значит, Арман не был расчетливым дельцом, спасавшим людей за деньги, или искателем приключений, находящим странное удовольствие в игре со смертью, — он пережил страшную трагедию и объявил свою собственную войну тем, кто лишил жизни его мать, жену и ребенка. Именно из-за происшедшего с его семьей он начал спасать тех, кто отчаялся получить помощь.
   — Я сама послала его туда, — произнесла Жаклин упавшим голосом. — Господи! Зачем я это сделала? — вдруг закричала она, и слезы хлынули у нее из глаз.
   — Дорогая, не казните себя, — попыталась успокоить ее Мадлен. — Никто не может заставить Армана поступить против его воли. Если его схватили, но он еще жив, его люди hi могут ему бежать. По крайней мере теперь нам известно, кою именно он хотел вывезти из Франции, и это поможет получить другую необходимую информацию. Если бы только нам стало известно, где содержится брат, то вызволить его было бы намного проще.
   Жаклин поднялась со своего места и подошла к окну. Ей хотелось двигаться, действовать, думать. Арман говорил, что не вернется только в одном случае — если погибнет, однако она в это не верила: он был таким умным и изобретательным, что его гибель казалась совершенно невероятной.
   — В Париже более пятидесяти тюрем, — сказала она. — Арман с легкостью проникал в любую из них. Вопрос в том, в какой из них держат его самого?
   Мадлен тоже встала.
   — Я посоветую мистеру Лэнгдону начать поиски с тюрьмы Палас-де-Люксембург: если Армана и нет там, то он был в этой тюрьме, когда искал вашего жениха. Возможно, кто-то может дать нам полезные сведения.
   После очередной бессонной ночи день в доме Харрингтонов тянулся для Жаклин бесконечно. Она позавтракала в восемь, затем позанималась английским, провела несколько часов с Сюзанной и Серафиной. Они с Мадлен договорились ничего не говорить сэру Эдварду о пропаже Армана, так как он все равно ничем не мог им помочь. Кроме того, сам Арман настаивал на полнейшей секретности своей деятельности во Франции. Мадлен велела Сидни проверить тюрьму Палас-де-Межсембург. Пока им с Жаклин оставалось только ждать и надеяться на то, что все закончится хорошо.
   Но ожидание было слишком мучительным. Чем бы ни занималась Жаклин, как бы она ни пыталась отвлечь себя, единственное, чего ей хотелось, это кричать: «Где ты? Что они с тобой сделали? Прошу тебя, прости, прости меня за то, что я заставила тебя совершить это!»
   К полудню она почувствовала такую сильную головную боль, что, отдав сестер гувернантке, поднялась в свою спальню, задернула шторы и бессильно упала на кровать. «Мадемуазель, я всегда буду возвращаться к вам», — вспомнила она слова, которые Арман сказал ей, оставляя ее одну в номере дешевой гостиницы в Париже. Эти простые слова прозвучали так, словно являлись клятвой. Он спас ее от гильотины, вывез из страны, он хотел, чтобы она жила, и ее жизнь являлась пощечиной республиканскому правительству.
   Ей нельзя было отсылать его обратно, словно обычного делового человека, работающего за деньги. Как она не догадалась, что двигало им в действительности? Какой делец согласится обменять свою жизнь на одну ночь с женщиной? Теперь, когда Жаклин вспоминала эту ночь, тепло его тела, его ласки и его боль, ее глаза наполнялись слезами. Она поняла, что в ту ночь он затронул ее душу, заставил чувствовать то, чего она не хотела чувствовать ни тогда, ни сейчас.
   — Будь ты проклят, — прошептала она в темноте, не в силах сдержать потоки слез, которые стекали по ее щекам на подушку. — Будь ты проклят.
   Громкий стук в дверь вырвал ее из тревожного сна.
   — Жаклин, — услышала она бодрый голос, — ты спишь?
   Она медленно открыла глаза. В комнате было совершенно темно. Уже ночь, подумала Жаклин, не зная, сколько часов проспала.
   Она с трудом поднялась и села на кровати.
   Дверь распахнулась, и на пороге появилась Лаура со свечой в руках.
   — О, Жаклин, ты не представляешь, что произошло! — радостно защебетала она. — Он вернулся, с ним все в порядке. Он сейчас здесь, в библиотеке, беседует с папой.
   — Он… здесь? — недоуменно переспросила Жаклин, не веря своим ушам.
   — Да! — радостно воскликнула Лаура.
   Арман вернулся, но как ему это удалось? Услышанное казалось невероятным.
   — Пойдем скорее, — торопила ее Лаура, дрожа от нетерпения. — С ним случилось ужасное несчастье, но он спасся. Только мысль о тебе давала ему силы бороться. Не правда ли, все это так романтично!
   Жаклин посмотрела на Лауру как на сумасшедшую.
   — Он сказал, что думал обо мне?
   — Да! Пойдем скорее вниз, и он сам все расскажет тебе.
   Жаклин уже совершенно проснулась и вся дрожала от возбуждения. Она вскочила с кровати и понеслась вниз по лестнице, обогнав Лауру. Ее волосы растрепались, но она не обращала на это внимания. Арман вернулся! Он жив и приехал к ней. Она бежала к библиотеке, сгорая от желания увидеть его, прикоснуться к нему, услышать звук его голоса.
   Рывком распахнув дверь, Жаклин вихрем влетела в комнату, и тут же ее взгляд натолкнулся на того, кто стоял возле сэра Эдварда и вежливо смеялся над какой-то шуткой.
   Волна разочарования накатила на нее с такой силой, что она потеряла способность говорить и пустыми глазами смотрела на мужчину в расшитом серебром бирюзовом камзоле, кружевной рубашке, синих штанах, белоснежных чулках и черных туфлях с бриллиантовыми застежками.
   Маркиз де Бире медленно повернул к ней свою увенчанную тщательно завитым париком голову. Призвав на помощь все свое самообладание, Жаклин едва сдержалась от того, чтобы не крикнуть: «Где Арман? Почему ты приехал без него?»
   Франсуа-Луи смотрел на нее несколько озадаченно; он явно не ожидал увидеть свою невесту в таком виде. Его оценивающий взгляд прошелся по ее растрепанным волосам, опухшим глазам и измятому платью. Да, она выглядела совсем не так, как при их последней встрече шесть месяцев назад. Тогда маркиз пришел сообщить ей о том, что ближайшие несколько месяцев они не смогут видеться из-за его занятости. Жаклин не возражала, так как у нее самой было много забот. Когда герцог был казнен, Франсуа-Луи тоже не смог прийти, но он прислал ей милое письмо, в котором, выражая искренние соболезнования, советовал сохранять мужество и самообладание. Он приписал также, что тяжело болен и не может навестить ее, так как лежит в постели.
   — Что с тобой? Надеюсь, ты не больна? — Франсуа-Луи поднес ее руку к своим губам.
   — Нет, — ответила Жаклин, пытаясь успокоиться. Возможно, убеждала она себя, Арман тоже скоро появится.
   — Вот это хорошо, — с облегчением вздохнул Франсуа-Луи. — Сэр Эдвард и леди Харрингтон рассказали мне, что ты очень переживала за меня в последние дни. Теперь ты можешь быть спокойна. — На его лице появилась довольная улыбка.
   — Я рада, маркиз, что вы живы и здоровы, — сказала Жаклин. — Но что с Арманом?
   — Постой, — перебил ее сэр Эдвард, — давайте сперва попросим маркиза рассказать нам о том, как он сумел сбежать от этих ужасных революционеров. Жаклин, дорогая, садись там. — Он указал на стул подле леди Харрингтон.
   Франсуа-Луи встал напротив камина лицом к своей немногочисленной аудитории.
   — Как вы уже знаете, меня арестовали вскоре после побега Жаклин и посадили в тюрьму. Это было так ужасно! Зато Жаклин и ее сестры находились в безопасности. Я знал, что вскоре предстану перед трибуналом и буду казнен, но Господь был со мной, и я смирился со своей судьбой.
   — Как это смело с вашей стороны! — восхитилась Лаура.
   Жаклин взглянула на девушку, не сводившую глаз с Франсуа-Луи, и подумала, что та, по-видимому, неравнодушна к нему. Удивительно, но эта мысль совершенно не тронула ее.
   Маркиз приосанился и продолжил:
   — Это случилось в полночь. Я лежал в своей кровати, если только маленький жесткий лежак можно назвать кроватью, и вдруг увидел темный силуэт. Возможно, это кто-то из охраны решил украсть что-нибудь, пользуясь тем, что заключенные спят. Я знал, что такое часто случается в тюрьмах, и не хотел, чтобы ограбили меня или кого-то из моих друзей по несчастью. Человек, одетый в форму охранника, неожиданно спросил меня, кто из нас маркиз де Вире. «Это я. Что вам нужно?» — таков был мой ответ.
   Жаклин удивилась, что Арман назвал имя того, кого искал, но промолчала.
   — «Мне поручено спасти вас, месье маркиз», — сказал стражник. «И как вы собираетесь это сделать?» — спросил я. «Охрана спит, им дали снотворного. Переоденьтесь в форму гвардейца, и мы выйдем отсюда».
   — Неужели так просто? — удивилась Лаура. Франсуа-Луи улыбнулся.
   — Ну, по крайней мере так думал этот бедняга. Все было замечательно задумано, но он не учел один пустяк. — Франсуа-Луи сделал намеренную паузу, чтобы привлечь внимание слушателей.
   Жаклин закусила губу. Все это стало для него забавным приключением, с горечью подумала она. Теперь Франсуа-Луи репетирует, чтобы снова и снова рассказывать свою историю в салонах Лондона.
   — Продолжайте, маркиз, не томите нас. Что за оплошность, о которой вы упомянули? — не выдержал сэр Эдвард.
   — Боюсь, не все стражники спали, как предполагалось, — ответил Франсуа-Луи. — Мы покинули камеру и вышли из тюрьмы, но стоило нам оказаться на улице, как нас окружили гвардейцы.
   — Бог мой! — воскликнула Лаура. — И что же вы сделали?
   — Мы начали с ними сражаться, — равнодушно произнес Франсуа-Луи, словно говоря о привычном деле. — Я уложил четверых и уже принялся за пятого, когда заметил, что мой спаситель терпит поражение.
   — Поражение? — быстро переспросила Жаклин.
   — Я хочу сказать, его сильно избили. — Франсуа-Луи поднял на нее взгляд своих водянистых глаз.
   Жаклин побледнела.
   — Маркиз, возможно, такие детали не стоит обсуждать при дамах, — осторожно заметил сэр Эдвард.
   — О, прошу извинить меня. — Де Бире слегка поклонился Жаклин. — Я забыл, что нахожусь не во Франции, где кровь и жестокость являются привычными даже для дам.
   Лицо Жаклин оставалось бесстрастным. Не требовалось напоминать ей о том, какова жизнь во Франции. И зачем только она попросила Армана отправиться туда!
   — Естественно, я пришел на помощь своему спасителю и вызволил его. Мы бросились бежать, однако возле тюрьмы совершенно негде спрятаться, и охрана начала стрелять в нас. К счастью, я не был ранен, но моему спутнику повезло меньше.
   Жаклин прикусила губу до крови, и соленая капля попала ей на язык.
   — Я остановился и попытался помочь ему, но его ранили в ногу. Рана была настолько серьезная, что он не мог бежать. «Спасайтесь! — крикнул он. — Один из нас должен выжить». Хотя это противоречило моему кодексу чести, я решил, что будет лучше, если моя жизнь продлится и его труд не пропадет зря. «Да поможет тебе Бог, друг мой!» — Попрощавшись, я бросился бежать столь быстро, что сам дьявол не смог бы меня догнать. После этого…
   — Неужели вы оставили его там? — перебила Жаклин. Больше она не могла сдерживаться. — Вы бросили его одного на снегу, истекающего кровью, неспособного спастись от приближающейся стражи!
   — Я все равно ничем не мог помочь, — нехотя ответил Франсуа-Луи.
   — Вы могли вступить в бой с гвардейцами и попытаться отнять у них оружие или взять одного из гвардейцев в заложники! — выкрикнула Жаклин голосом, дрожащим от гнева. — Все что угодно, но только не оставлять его там.
   — Мадам, — перебил Франсуа-Луи, заметно встревоженный ее настойчивостью, — вы говорите о вещах, в которых ничего не смыслите. Помните, что произошло, когда вы сами попытались сразиться с национальными гвардейцами, пришедшими арестовать Антуана? Брата вы не спасли, а вас приговорили к казни.
   — Но я хотя бы попыталась помочь ему, — парировала Жаклин, — а не стояла и не смотрела на этих убийц.
   — Джеклин, дорогая, думаю ты воспринимаешь все чересчур трагически. — Леди Харрингтон, подойдя к Жаклин, взяла ее за руку. — Пойдем наверх. Маркиз проведет ночь в нашем доме, и вы поговорите с ним завтра, когда ты будешь чувствовать себя лучше. Извините нас, мы всем желаем спокойной ночи.
   Жаклин не смогла пересилить себя и посмотреть в сторону Франсуа-Луи. Она позволила довести себя до спальни и уложить в кровать. В глубине души ей хотелось только одного — чтобы произошло чудо и Арман остался жив.

Глава 11

   Тихий; непрекращающийся женский плач нарушал тишину внутреннего помещения тюрьмы Ла-Форс. Арман не пытался спастись от назойливого звука, как делал это в первые дни своего пребывания в заключении, — напротив, он заставлял себя слушать этот плач, чтобы усилить бурлившую в нем ярость. Медленно отжимаясь от пола, он заставлял себя повторять упражнение снова и снова. Мышцы груди и плеч уже начали болеть, но Арман закончил упражнения, только когда руки начали дрожать от слишком большой нагрузки. Упав на грязный, холодный пол, он перевернулся на спину, стараясь как можно больше расслабить руки, а через минуту уже стоял.
   разминая мышцы спины и шеи. Он дышал медленно и ровно, и воздух в камере уже не казался ему таким зловонным и спертым, как в первые дни.
   Закончив упражнения, Арман подошел к стене, на которой была нанесена двадцать одна черточка — по числу дней, проведенных им в заключении. Подняв острый осколок камня, он старательно вывел еще одну, двадцать вторую, черточку, после чего лег на кровать и попытался вызвать в своем воображении хоть что-то приятное. Однако разум отказывал ему в этом: даже образ Анжелики не хотел посетить его измученное сознание.
   Ему ужасно хотелось выпить. Арман не привык жалеть себя, но сейчас пара бутылок хорошего вина оказалась бы как нельзя кстати. Он начал думать о Жаклин и о том, как скучает по ней, но отчего-то все эти сентиментальные мысли показались ему вдруг такими странными, что он засмеялся. Это был хриплый, отчаянный смех, который эхом разнесся под каменными сводами тюрьмы. Наверное, он начинает терять разум.
   Скоро он умрет. Конечно, Сидни и его люди будут пытаться спасти его, но так как он никому не сообщил о цели своей поездки, то теперь никто не сможет вычислить, где его искать. В тюрьме его зарегистрировали как гражданина Мишеля Беланже — имя, которое никто из его людей не знал. Сидни будет ждать неделю, а потом, в соответствии с приказом, вернется в Англию, где попытается выяснить, за кем отправился Арман. Одна Жаклин могла бы просветить его, однако у Сидни нет никаких оснований обращаться к ней с вопросами.
   Интересно, добрался ли до Англии ее драгоценный маркиз? Скорее всего да, потому что Бурдон обещал не чинить ему препятствий. Правда, надо было еще найти корабль, который перевезет маркиза через пролив, но это не являлось невыполнимой задачей.
   Как встретит Жаклин своего жениха после долгой разлуки? Армана мучила ревность. Вряд ли она заплачет при встрече. Он не видел слез в ее глазах даже в момент чтения приговора, она не плакала, когда узнала о смерти Антуана и когда, поя на борту «Анжелики», прощалась с родиной. Арман чувствовал, что Жаклин пережила слишком много боли, ненависти и смертей, чтобы позволить себе проявить слабость в присутствии других людей.
   Но ведь она согласилась отдаться ему. Может быть, просто решила попробовать с ним то, что де Бирс будет дарить ей каждый день? Если, конечно, у этого осла хватит мозгов и мужской силы, чтобы оценить, какой чувственный цветок ему достался.
   При мысли о том, что Жаклин окажется в объятиях другого, Арман не сдержался и застонал, его кулаки судорожно сжались. Жаклин никогда не узнает о том, как освободился ее жених, с горечью подумал он. Де Бире расскажет ей о своем героизме и отваге, а у нее не будет никаких причин не верить ему. Возможно, она немного огорчится, узнав, что спаситель ее жениха не вернулся. Может быть, ей даже станет стыдно, но это ненадолго — революция научила мадемуазель де Ламбер справляться с тяжкими утратами. Интересно, вышла она замуж или нет? Может быть, она уже мадам де Бире — а ведь у нее нет причин откладывать свадьбу. По этому случаю она будет вынуждена сменить черное платье на какое-нибудь другое. Если бы он выбирал для нее наряд, то это было бы платье из сверкающего темно-серого шелка со стразами из серебра, которые отлично подошли бы к цвету ее глаз. Он украсил бы ее шею роскошным ожерельем из бриллиантов, потому что только самые дорогие камни способны соперничать с красотой ее кожи. А когда они останутся одни, он, вытащив все шпильки из ее волос, гладил бы их медовые волны и вдыхал их аромат.
   Стон отчаяния и гнева вырвался из груди Армана, когда он прижал ладони к глазам, пытаясь прогнать от себя сладостное видение. А вдруг во время их занятий любовью они зачали ребенка? Вероятность этого была мала, но все же… Мысль о том, что Жаклин могла родить ребенка от него, сначала не показалась ему неприятной; однако, когда он подумал, что подарил отпрыска маркизу де Бире, волна ярости вновь накатила на него. Этот человек был слаб, эгоистичен и труслив — какой отец может получиться из него? Но ведь и он сам не был хорошим мужем и отцом и не смог защитить семью, когда она в этом нуждалась. Он потерял дочь и жену, потерял свою мать, а теперь, если по какому-то капризу судьбы у Жаклин родится ребенок от него, он потеряет и этого ребенка, так как его вырастит изнеженный трус, больше всего пекущийся о чистоте своего камзола.
   Размышления Армана нарушили громкие голоса, один из которых был очень хорошо знаком ему. Его лицо расплылось в невольной улыбке — Никола Бурдон наконец-то решил нанести ему визит. Похоже, день не будет слишком уж скучным.
   Когда в замке заскрипел ключ, Арман поднялся с кровати, чтобы встретить своего гостя стоя.
   — Инспектор Бурдон, какая радость видеть вас в моем скромном пристанище! — промолвил он, склоняясь в легком поклоне. — Надеюсь, вы простите мне мой внешний вид — здешний персонал не слишком озабочен соблюдением чистоты.
   — Оставьте нас, — бросил Никола тюремщику, который вошел в камеру вместе с ним.
   — Не хотите ли присесть? — Арман широким жестом указал на грубый деревянный стул.
   — Это ни к чему, — ответил Никола ледяным тоном.
   — Тогда, надеюсь, вы не будете возражать, если я сяду? — Усевшись на стул, Арман вытянул вперед свои длинные ноги и лениво скрестил руки на груди. — Итак, гражданин инспектор, чем я обязан столь приятной встрече?
   Бурдон нервно усмехнулся: очевидно, он не ожидал такого приема со стороны узника.
   — Полагаю, вы устали от той обстановки, в которой находитесь, — начал он не очень уверенно.
   — И у вас есть предложения на этот счет? — заинтересованно спросил Арман.
   Никола слегка нахмурился, но тут же лицо его вновь приняло любезное выражение.
   — Если вы готовы признаться, — он похлопал себя перчаткой по бедру, — то мы подыщем для вас более удобное место.
   — Признаться? — недоуменно переспросил Арман.
   — Конечно, о полном помиловании не может быть и речи — Комитет национальной безопасности не бывает до такой степени великодушен к врагам Республики, — но я могу похлопотать, чтобы в качестве наказания вам назначили ссылку в одну из наших колоний. Правда, с принудительными работами, — добавил он, — однако ссылка не продлится вечно, десять — пятнадцать лет, не больше. Мне говорили, что в тропиках довольно приятный климат. Думаю, это предложение покажется вам более приемлемым, чем холодная камера или гильотина.
   Арман сделал вид, что напряженно обдумывает предложение.
   — Итак, вы хотите, чтобы я все рассказал? — уточнил он.
   — В письменном виде, конечно. Мне нужен подробный перечень ваших преступлений против Республики; как только вы его напишете, я обращусь в Комитет с предложением смягчить ваше наказание в обмен на чистосердечное признание.