Страница:
— Извините. — Жаклин пристыженно опустила голову. — Я не хотела застать вас врасплох.
Он снова принялся смотреть на море. Жаклин последовала его примеру, но ничего не увидела.
— Где ваш корабль? — наконец спросила она. Если прибытие задержится, то у нее появляется шанс.
— «Анжелика» спрятана в небольшом заливе. — Жюльен указал рукой направление.
— А как мы попадем туда?
— Мои люди причалят через несколько минут, — ответил он, вглядываясь в темноту.
Вскоре Жаклин заметила небольшую лодку, стремительно приближавшуюся к берегу.
— Мадемуазель, если вы готовы, я помогу вам подняться на борт, — вежливо предложил Жюльен, протягивая руку.
Жаклин почувствовала, что ей снова стало страшно. Итак, она все же покидает Францию.
— А как же повозка? — Ее голос дрожал. Жюльен улыбнулся:
— Не беспокойтесь, повозку заберут через полчаса.
Ну конечно, он никогда не оставляет без внимания даже самые мелкие детали.
— Послушайте, море кажется очень неспокойным. Как же мы поплывем?
— Мои люди — опытные моряки, они привыкли плавать и при более суровой погоде. Давайте руку.
— Вы забыли, гражданин Пуатье, что мне не нужна ваша помощь, — заявила Жаклин, гордо вскидывая голову. — Я спущусь сама.
Она подобрала подол платья и, словно королева, направилась в сторону берега. Затем ей пришлось довольно неуклюже сползти с высокого обрыва и пройти по мокрому песку, в котором вязли ноги. Она затратила немало сил, но успела как раз вовремя — лодка уже причалила к берегу.
— Добрый вечер, капитан, — обратился к шедшему следом гражданину Жюльену пожилой моряк; его изрезанное морщинами лицо, обрамленное седой бородой, показалось Жаклин очень добрым.
— Здравствуй, Сидни, — ответил Жюльен. — Все в порядке?
— Так точно. Когда вы не прибыли к сроку, я отправил людей в деревню, но там все было спокойно и в тюрьме никто не сидел. Мы поняли, что вы просто задерживаетесь.
— Нам с мадемуазель де Ламбер пришлось поменять планы, — кивнул Жюльен. — Прошу вас, — обратился он к Жаклин, приглашая ее в лодку.
Сидни протянул ей руку и помог перелезть через борт, в то время как гражданин Жюльен вошел по пояс в ледяную воду, чтобы оттолкнуть лодку от берега. Затем он забрался в лодку, и мужчины принялись грести, окатывая Жаклин дождем брызг. К тому моменту, когда они подплыли к кораблю, Жаклин совершенно промокла и дрожала от холода, поэтому была рада наконец оказаться на твердой и надежной палубе.
— Сидни, отведи мадемуазель де Ламбер в мою каюту, — сказал гражданин Жюльен. — Да проследи, чтобы у нее было все необходимое, включая горячую ванну.
— Подождите! — закричала Жаклин.
Гражданин Жюльен озабоченно взглянул не нее. Не хватало только, чтобы она начала спорить с ним на его собственном корабле, да еще в присутствии команды!
— Что вам угодно? — спросил он, едва сдерживая раздражение.
— Я хочу остаться на палубе и посмотреть, как мы будем отплывать.
— Вы устали и замерзли, — возразил он. — Я не хочу, чтобы вы подхватили простуду.
— Пожалуйста, — взмолилась Жаклин, подходя ближе, чтобы матросы, с любопытством наблюдавшие все происходящее, не могли услышать их разговор. — Вы увозите меня из моей страны. Я покидаю родной дом и все, что составляло мою жизнь. Прошу вас, дайте мне попрощаться.
Боль и искренность, прозвучавшие в голосе Жаклин, удивили хозяина корабля. Он посмотрел ей в глаза. Похоже, что она говорила правду. Но эти ее попытки сбежать… Если она решит прыгнуть в воду, то ему придется прыгать вслед за ней.
— Кто-нибудь, принесите одеяло, — наконец приказал он, не спуская с Жаклин тяжелого взгляда. — Сидни, останься с мадемуазель де Ламбер и не давай ей подходить к борту. Отведи ее в мою каюту не позже чем через четыре минуты после отплытия.
— Будет исполнено, капитан, — ответил Сидни, которого явно развеселил подобный приказ.
— Благодарю вас, — прошептала Жаклин.
— Смотрите, не доставляйте Сидни хлопот, иначе, обещаю вам, вы потом не сможете сидеть целый месяц!
— Обещаю, что буду вести себя подобающим образом. Дело в том, что я не умею плавать.
Гражданин Жюльен громко рассмеялся:
— Мадемуазель, вы меня почти успокоили. Но зная, на что вы способны, я не удивлюсь, если вы не сдержитесь и все-таки попытаетесь удрать. Где же это чертово одеяло?
— Вот оно, сэр, — сказал молодой матрос, подавая капитану шерстяное одеяло.
— Не больше четырех минут, — напомнил гражданин Жюльен, накидывая одеяло на плечи Жаклин. — Если вы простудитесь, я буду очень недоволен, — добавил он, покидая палубу.
Завернувшись в одеяло, Жаклин принялась вглядываться в темную полоску берега. Лишь один огонек мерцал вдалеке — наверное, это светилось окно рыбацкого дома или кто-то вывесил фонарь для путника, заблудившегося в темноте. Якорь уже подняли, и теперь с каждой секундой берег отдалялся от нее.
— Прощай, Франция, прощай, мой дом, моя жизнь, — тихо прошептала Жаклин. — Я уезжаю не насовсем и вернусь, что бы ни случилось. Никола будет наказан, клянусь!
— Мадемуазель, пора спускаться, — раздался за ее спиной голос Сидни.
Она вздохнула и направилась в каюту капитана.
Каюта оказалась маленькой, но очень уютной и теплой; в ней находились только кровать, небольшая печь в углу, стол с двумя стульями, шкаф и секретер. Вся мебель была сделана из ценных пород дерева, но не украшена ни позолотой, ни инкрустациями. Она сильно отличалась от той изящной мебели, которая наполняла замок ее отца.
Указав на шкаф, Сидни пояснил, что ей разрешено пользоваться любыми вещами. Едва он вышел за дверь, как появилось несколько матросов, которые принесли большую медную ванну, а через минуту другие матросы наполнили ее горячей водой.
Как только дверь за ними закрылась, Жаклин бросилась к шкафу, достала оттуда кусок дорогого мыла и большое полотенце. Затем она быстро разделась и с радостью погрузилась в горячую воду. Никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого наслаждения! Она намыливала каждый сантиметр своего тела, втирала ароматное мыло в волосы, чтобы избавиться от краски, споласкивала их и снова принималась намыливать.
Она просидела в ванне до тех пор, пока вода совсем не остыла, и только потом, в последний раз облившись чистой водой из ведра, которое один из матросов предусмотрительно оставил возле ванны, начала вытираться.
На кровати лежала красивая ночная рубашка белого цвета. Жаклин надела ее, думая о том, чья это вещь. Если рубашка принадлежала Анжелике, то, возможно, она плавала на этом корабле. От этой мысли Жаклин покраснела. Впрочем, ей-то что за дело?
Она подошла к шкафу, надеясь найти в нем расческу, и сразу обратила внимание на большую стопку рубашек из тонкого и очень дорогого полотна. Под рубашками лежали несколько пар отлично скроенных бриджей и пара шелковых жилетов. Все вещи были отменного качества и стоили немалых денег. Жаклин поняла, что, несмотря на отсутствие благородного происхождения, гражданин Жюльен был человеком тонкого вкуса. Она продолжила изучение содержимого шкафа, убеждая себя, что делает это не из любопытства, а просто ищет расческу. В конце концов, гражданин Жюльен сам разрешил ей пользоваться любыми вещами.
Наконец она нашла расческу, но тут ее взгляд наткнулся на маленькую шкатулку. Жаклин не могла удержаться и раскрыла ее. Внутри лежало несколько голубых и розовых шелковых лент, а под ними она заметила кусочек кружева. Когда она достала его из шкатулки, оказалось, что это женский носовой платок, в углу которого серебром были вышиты инициалы «АСД». Жаклин медленно перебирала пальцами тонкую материю, словно пыталась таким образом разгадать тайну гражданина Жюльена. «А» скорее всего было первой буквой имени Анжелика, решила она. Видимо, эта женщина подарила платок капитану на память о чем-то очень личном. Ей показалось странным, что такой человек, как гражданин Жюльен, хранил столь сентиментальные вещи. По-видимому, она действительно совсем не знала его.
И нечего ей узнавать. Жаклин свернула платок и положила его на место; затем убрала все вещи в шкаф и закрыла его. После этого она подошла к столу, перед которым висело зеркало, села на стул и принялась причесываться. Теперь, когда ее волосы были чистыми, ей вновь стало жаль отрезанных прядей. «Ты могла лишиться головы, — напомнила она себе, — волосы лишь малая плата за шанс вернуться и убить Никола». К тому же теперь, став короче, они завивались в весьма симпатичные локоны. Возможно, она не так уж непривлекательна с новой прической.
Звук выплескивающейся из ванны воды привлек ее внимание, и тут она заметила, что каюта сильно раскачивается. Жаклин попыталась встать, однако неожиданно резкий крен судна заставил ее снова опуститься на стул.
Стиснув зубы, она поднялась и направилась к двери, чтобы приказать гражданину Жюльену вести корабль более осторожно. Ей удалось сделать лишь несколько шагов, как вдруг она почувствовала, что у нее кружится голова. Колени ее подогнулись, к горлу подступила тошнота. Учитывая неприятное обстоятельство, она решила отложить разговор с Жюльеном и «правилась к кровати, однако стоило ей прилечь, как еще более сильный приступ тошноты заставил ее застонать.
— С ней все в порядке, господин Арман, — сообщил Сидни капитану, стоявшему на палубе.
— Вот и хорошо, — ответил тот. Он смотрел на бушующие за бортом волны. — Я надеялся, что море будет спокойнее.
— Мы побеждали шторм посильнее этого, — заметил моряк с улыбкой. — Просто сейчас плавание будет немного дольше.
— Чем быстрее мы доберемся до Англии, тем быстрее я избавлюсь от нее.
Сидни запустил руку в бороду и рассмеялся:
— Похоже, она та еще штучка?
— Она не дает мне ни минуты покоя с того момента, как я ее увидел, — »раздраженно произнес Арман.
Он с удовольствием вдохнул холодный соленый воздух. Как приятно снова оказаться на своем корабле, надеть свою одежду, называться своим именем и говорить по-английски! Приказав отправляться в путь, ом немедленно смыл грим Жана Пуатье, побрился и надел чистую одежду. Даже усталость не могла помешать ему насладиться ощущением победы — он снова спас человека из кровавых рук Республики и не попался.
Его называли Черным Принцем; он считался одним из самых опасных врагов Франции. Про него ходили разные, иногда противоречащие друг другу слухи. Некоторые считали, что он работает один, другие рассказывали, что у него целая сеть пособников — контрреволюционеров и заговорщиков. Его происхождение тоже вызывало массу споров, так как ему то приписывали родство с самим королем, то называли простолюдином, работающим исключительно ради денег. Он прекрасно говорил по-французски, причем знал множество диалектов и мог изобразить любого, от темного крестьянина до представителя высшего света. Но все сходились в одном. Черный Принц был невероятно везучим человеком, которому во всем сопутствует удача.
— Тебе пора пойти вниз и поспать, мой мальчик, — вернул его к действительности голос Сидни.
Арман посмотрел на своего друга. Сидни знал его еще ребенком. Он работал у его отца, и то, что теперь Арман вырос и стал капитаном «Анжелики», не мешало ему иногда обращаться с ним как с малышом, за которым надо следить, чтобы он вовремя поел и поспал. Правда, Сидни никогда не демонстрировал эти близкие отношения на людях.
— Наверное, ты прав, — устало согласился Арман. — Пойду вздремну немного.
Он спустился вниз, думая о том, как устроилась Жаклин. Впрочем, после Консьержери ей будет удобно где угодно. Когда он впервые вошел к ней в камеру и увидел ее в разорванном, задранном до пояса платье, то едва не убил того ублюдка, который прижимал ее к стене. Если бы он не сдержался, то неминуемо подписал бы себе и ей смертный приговор, поэтому ему пришлось кашлять, трясти бумагами, короче, полностью воплощать задуманный план. Его подтолкнула к этому не только ее красота, ведь он уже видел Жаклин де Ламбер раньше, в суде; но в ее манере поведения было что-то такое, что вызывало в нем искреннее восхищение. Он поклялся себе спасти эту девушку любой ценой. Ее арестовали, мучили, убили отца и брата, лишили всего имущества, а теперь собирались лишить и жизни, но это им не удалось. Она презирала всех — судей, простолюдинов, Никола Бурдона и даже его. Она была невероятно сильной, и он преклонялся перед ней.
— Мадемуазель, — сказал Арман по-французски и негромко постучал в ее дверь, — с вами все в порядке?
Ему никто не ответил. Видимо, она легла спать, не погасив свечи. Он снова постучал.
— Мадемуазель, вы спите? У вас горит свет, — произнес Арман уже громче.
Услышав в ответ тихий стон, он резко распахнул дверь и вошел в каюту.
Жаклин лежала на полу. Она была мертвенно-бледна и едва дышала. Ее глаза с трудом открылись; она взглянула на него и снова застонала.
— Я умираю, гражданин Жюльен. — Она с невероятным усилием подняла голову, наклонилась над ночным горшком, и ее тело сотряс приступ сильнейшей рвоты.
Арман схватил полотенце, смочил его водой и опустился перед Жаклин на колени.
— Что вы с собой сделали? — Почему-то он решил, что она приняла яд, отчаявшись сбежать от него. Она уже столько раз обманывала его, что он был готов к любому безумству с ее стороны.
— Говорю же, я умираю, — беспомощно повторила она. — Неужели вы думаете, что кто-то может сам причинить себе такие страдания?
Услышав эти слова, Арман облегченно вздохнул. Она не принимала яд — ее тоска по оставленной родине не была столь безысходной.
Он взял ее на руки и положил на кровать. Жаклин оказалась очень легкой, слишком легкой для ее роста — несколько недель в тюрьме и предшествовавшие им месяцы полуголодного существования, похоже, довели ее до крайней степени истощения. Арман накрыл ее одеялом. Ее лицо было таким же белым, как белье, на котором она лежала.
Подойдя к двери, Арман выглянул наружу. По палубе шел тот самый молодой матрос, который принес ему одеяло.
— Эй, принеси сюда таз, ведро с водой и немного сухого печенья.
— Да, сэр, — ответил матрос, — сию минуту.
Все было доставлено в каюту без малейшего промедления. Арман снял куртку и закатал рукава рубашки, затем смочил полотенце холодной водой и осторожно протер лицо девушки.
Жаклин медленно открыла глаза и посмотрела на него затуманенным взглядом.
— Разве я еще не умерла? — спросила она.
— Нет. — Он покачал головой. — Пока вы под моей защитой, я не дам вам умереть — это плохо отразилось бы на моих делах. Прополощите рот, и вы почувствуете себя намного лучше.
Жаклин послушно выполнила его приказание. Ей было невыносимо стыдно от того, что он видит ее такой. Она откинулась на подушку. Качка не уменьшалась, и от этого ей становилось еще хуже.
— Гражданин Жюльен, — тихо прошептала она.
— Меня зовут Арман. Арман Сент-Джеймс.
Ну конечно, он же говорил, что назовет свое имя, как только они будут в безопасности. Теперь их корабль идет в Англию, но для нее это не имеет значения, потому что она все равно умрет. Как жаль, что она так и не повидается с сестрами. Если бы только корабль перестал качаться, тогда она могла хотя бы умереть спокойно.
— Месье Сент-Джеймс, что, если я попрошу вас заставить корабль плыть более ровно?
Похоже, она в первый раз оказалась на корабле и не представляла, какие неприятности может иногда доставлять морское путешествие.
— Мадемуазель, будь это в моей власти, я выполнил бы вашу просьбу немедленно, — Арман улыбнулся, — но не в моих силах обуздать морскую стихию.
— Я чувствую, как эта качка меня убивает!
Он положил мокрое полотенце ей на лоб и погладил ее по бледной щеке.
— Нет, Жаклин, нет. Вас просто укачало. Это приступ морской болезни, и он скоро кончится.
Она раскрыла глаза и удивленно взглянула на него:
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Когда у вас пройдет приступ тошноты, я дам вам выпить воды и съесть немного этого печенья. Оно безвкусное и очень твердое, но, поверьте, вам станет гораздо легче, обещаю!
Жаклин вздохнула и закрыла глаза. Его слова были такими обнадеживающими, а руки такими нежными, что она тут же поверила в свое скорое выздоровление.
Арман посидел возле нее еще несколько минут. Когда ему показалось, что Жаклин заснула, он поднялся, чтобы приказать принести еще угля, так как в каюте стало прохладно; но неожиданно она схватила его за руку.
— Пожалуйста, не уходите. — Голос ее звучал чуть слышно.
— Я скоро вернусь…
— Нет, не оставляйте меня одну. — Жаклин попыталась сильнее сжать его руку.
Арман понял, что не сможет отказать ей — не потому, что мог помочь; просто с ним она чувствовала себя в безопасности.
— Хорошо, я останусь. — Он погладил ее холодные пальцы.
Жаклин с облегчением вздохнула и закрыла глаза, а Арман сел на стул рядом с кроватью и приготовился просидеть так всю ночь.
Глава 6
Он снова принялся смотреть на море. Жаклин последовала его примеру, но ничего не увидела.
— Где ваш корабль? — наконец спросила она. Если прибытие задержится, то у нее появляется шанс.
— «Анжелика» спрятана в небольшом заливе. — Жюльен указал рукой направление.
— А как мы попадем туда?
— Мои люди причалят через несколько минут, — ответил он, вглядываясь в темноту.
Вскоре Жаклин заметила небольшую лодку, стремительно приближавшуюся к берегу.
— Мадемуазель, если вы готовы, я помогу вам подняться на борт, — вежливо предложил Жюльен, протягивая руку.
Жаклин почувствовала, что ей снова стало страшно. Итак, она все же покидает Францию.
— А как же повозка? — Ее голос дрожал. Жюльен улыбнулся:
— Не беспокойтесь, повозку заберут через полчаса.
Ну конечно, он никогда не оставляет без внимания даже самые мелкие детали.
— Послушайте, море кажется очень неспокойным. Как же мы поплывем?
— Мои люди — опытные моряки, они привыкли плавать и при более суровой погоде. Давайте руку.
— Вы забыли, гражданин Пуатье, что мне не нужна ваша помощь, — заявила Жаклин, гордо вскидывая голову. — Я спущусь сама.
Она подобрала подол платья и, словно королева, направилась в сторону берега. Затем ей пришлось довольно неуклюже сползти с высокого обрыва и пройти по мокрому песку, в котором вязли ноги. Она затратила немало сил, но успела как раз вовремя — лодка уже причалила к берегу.
— Добрый вечер, капитан, — обратился к шедшему следом гражданину Жюльену пожилой моряк; его изрезанное морщинами лицо, обрамленное седой бородой, показалось Жаклин очень добрым.
— Здравствуй, Сидни, — ответил Жюльен. — Все в порядке?
— Так точно. Когда вы не прибыли к сроку, я отправил людей в деревню, но там все было спокойно и в тюрьме никто не сидел. Мы поняли, что вы просто задерживаетесь.
— Нам с мадемуазель де Ламбер пришлось поменять планы, — кивнул Жюльен. — Прошу вас, — обратился он к Жаклин, приглашая ее в лодку.
Сидни протянул ей руку и помог перелезть через борт, в то время как гражданин Жюльен вошел по пояс в ледяную воду, чтобы оттолкнуть лодку от берега. Затем он забрался в лодку, и мужчины принялись грести, окатывая Жаклин дождем брызг. К тому моменту, когда они подплыли к кораблю, Жаклин совершенно промокла и дрожала от холода, поэтому была рада наконец оказаться на твердой и надежной палубе.
— Сидни, отведи мадемуазель де Ламбер в мою каюту, — сказал гражданин Жюльен. — Да проследи, чтобы у нее было все необходимое, включая горячую ванну.
— Подождите! — закричала Жаклин.
Гражданин Жюльен озабоченно взглянул не нее. Не хватало только, чтобы она начала спорить с ним на его собственном корабле, да еще в присутствии команды!
— Что вам угодно? — спросил он, едва сдерживая раздражение.
— Я хочу остаться на палубе и посмотреть, как мы будем отплывать.
— Вы устали и замерзли, — возразил он. — Я не хочу, чтобы вы подхватили простуду.
— Пожалуйста, — взмолилась Жаклин, подходя ближе, чтобы матросы, с любопытством наблюдавшие все происходящее, не могли услышать их разговор. — Вы увозите меня из моей страны. Я покидаю родной дом и все, что составляло мою жизнь. Прошу вас, дайте мне попрощаться.
Боль и искренность, прозвучавшие в голосе Жаклин, удивили хозяина корабля. Он посмотрел ей в глаза. Похоже, что она говорила правду. Но эти ее попытки сбежать… Если она решит прыгнуть в воду, то ему придется прыгать вслед за ней.
— Кто-нибудь, принесите одеяло, — наконец приказал он, не спуская с Жаклин тяжелого взгляда. — Сидни, останься с мадемуазель де Ламбер и не давай ей подходить к борту. Отведи ее в мою каюту не позже чем через четыре минуты после отплытия.
— Будет исполнено, капитан, — ответил Сидни, которого явно развеселил подобный приказ.
— Благодарю вас, — прошептала Жаклин.
— Смотрите, не доставляйте Сидни хлопот, иначе, обещаю вам, вы потом не сможете сидеть целый месяц!
— Обещаю, что буду вести себя подобающим образом. Дело в том, что я не умею плавать.
Гражданин Жюльен громко рассмеялся:
— Мадемуазель, вы меня почти успокоили. Но зная, на что вы способны, я не удивлюсь, если вы не сдержитесь и все-таки попытаетесь удрать. Где же это чертово одеяло?
— Вот оно, сэр, — сказал молодой матрос, подавая капитану шерстяное одеяло.
— Не больше четырех минут, — напомнил гражданин Жюльен, накидывая одеяло на плечи Жаклин. — Если вы простудитесь, я буду очень недоволен, — добавил он, покидая палубу.
Завернувшись в одеяло, Жаклин принялась вглядываться в темную полоску берега. Лишь один огонек мерцал вдалеке — наверное, это светилось окно рыбацкого дома или кто-то вывесил фонарь для путника, заблудившегося в темноте. Якорь уже подняли, и теперь с каждой секундой берег отдалялся от нее.
— Прощай, Франция, прощай, мой дом, моя жизнь, — тихо прошептала Жаклин. — Я уезжаю не насовсем и вернусь, что бы ни случилось. Никола будет наказан, клянусь!
— Мадемуазель, пора спускаться, — раздался за ее спиной голос Сидни.
Она вздохнула и направилась в каюту капитана.
Каюта оказалась маленькой, но очень уютной и теплой; в ней находились только кровать, небольшая печь в углу, стол с двумя стульями, шкаф и секретер. Вся мебель была сделана из ценных пород дерева, но не украшена ни позолотой, ни инкрустациями. Она сильно отличалась от той изящной мебели, которая наполняла замок ее отца.
Указав на шкаф, Сидни пояснил, что ей разрешено пользоваться любыми вещами. Едва он вышел за дверь, как появилось несколько матросов, которые принесли большую медную ванну, а через минуту другие матросы наполнили ее горячей водой.
Как только дверь за ними закрылась, Жаклин бросилась к шкафу, достала оттуда кусок дорогого мыла и большое полотенце. Затем она быстро разделась и с радостью погрузилась в горячую воду. Никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого наслаждения! Она намыливала каждый сантиметр своего тела, втирала ароматное мыло в волосы, чтобы избавиться от краски, споласкивала их и снова принималась намыливать.
Она просидела в ванне до тех пор, пока вода совсем не остыла, и только потом, в последний раз облившись чистой водой из ведра, которое один из матросов предусмотрительно оставил возле ванны, начала вытираться.
На кровати лежала красивая ночная рубашка белого цвета. Жаклин надела ее, думая о том, чья это вещь. Если рубашка принадлежала Анжелике, то, возможно, она плавала на этом корабле. От этой мысли Жаклин покраснела. Впрочем, ей-то что за дело?
Она подошла к шкафу, надеясь найти в нем расческу, и сразу обратила внимание на большую стопку рубашек из тонкого и очень дорогого полотна. Под рубашками лежали несколько пар отлично скроенных бриджей и пара шелковых жилетов. Все вещи были отменного качества и стоили немалых денег. Жаклин поняла, что, несмотря на отсутствие благородного происхождения, гражданин Жюльен был человеком тонкого вкуса. Она продолжила изучение содержимого шкафа, убеждая себя, что делает это не из любопытства, а просто ищет расческу. В конце концов, гражданин Жюльен сам разрешил ей пользоваться любыми вещами.
Наконец она нашла расческу, но тут ее взгляд наткнулся на маленькую шкатулку. Жаклин не могла удержаться и раскрыла ее. Внутри лежало несколько голубых и розовых шелковых лент, а под ними она заметила кусочек кружева. Когда она достала его из шкатулки, оказалось, что это женский носовой платок, в углу которого серебром были вышиты инициалы «АСД». Жаклин медленно перебирала пальцами тонкую материю, словно пыталась таким образом разгадать тайну гражданина Жюльена. «А» скорее всего было первой буквой имени Анжелика, решила она. Видимо, эта женщина подарила платок капитану на память о чем-то очень личном. Ей показалось странным, что такой человек, как гражданин Жюльен, хранил столь сентиментальные вещи. По-видимому, она действительно совсем не знала его.
И нечего ей узнавать. Жаклин свернула платок и положила его на место; затем убрала все вещи в шкаф и закрыла его. После этого она подошла к столу, перед которым висело зеркало, села на стул и принялась причесываться. Теперь, когда ее волосы были чистыми, ей вновь стало жаль отрезанных прядей. «Ты могла лишиться головы, — напомнила она себе, — волосы лишь малая плата за шанс вернуться и убить Никола». К тому же теперь, став короче, они завивались в весьма симпатичные локоны. Возможно, она не так уж непривлекательна с новой прической.
Звук выплескивающейся из ванны воды привлек ее внимание, и тут она заметила, что каюта сильно раскачивается. Жаклин попыталась встать, однако неожиданно резкий крен судна заставил ее снова опуститься на стул.
Стиснув зубы, она поднялась и направилась к двери, чтобы приказать гражданину Жюльену вести корабль более осторожно. Ей удалось сделать лишь несколько шагов, как вдруг она почувствовала, что у нее кружится голова. Колени ее подогнулись, к горлу подступила тошнота. Учитывая неприятное обстоятельство, она решила отложить разговор с Жюльеном и «правилась к кровати, однако стоило ей прилечь, как еще более сильный приступ тошноты заставил ее застонать.
— С ней все в порядке, господин Арман, — сообщил Сидни капитану, стоявшему на палубе.
— Вот и хорошо, — ответил тот. Он смотрел на бушующие за бортом волны. — Я надеялся, что море будет спокойнее.
— Мы побеждали шторм посильнее этого, — заметил моряк с улыбкой. — Просто сейчас плавание будет немного дольше.
— Чем быстрее мы доберемся до Англии, тем быстрее я избавлюсь от нее.
Сидни запустил руку в бороду и рассмеялся:
— Похоже, она та еще штучка?
— Она не дает мне ни минуты покоя с того момента, как я ее увидел, — »раздраженно произнес Арман.
Он с удовольствием вдохнул холодный соленый воздух. Как приятно снова оказаться на своем корабле, надеть свою одежду, называться своим именем и говорить по-английски! Приказав отправляться в путь, ом немедленно смыл грим Жана Пуатье, побрился и надел чистую одежду. Даже усталость не могла помешать ему насладиться ощущением победы — он снова спас человека из кровавых рук Республики и не попался.
Его называли Черным Принцем; он считался одним из самых опасных врагов Франции. Про него ходили разные, иногда противоречащие друг другу слухи. Некоторые считали, что он работает один, другие рассказывали, что у него целая сеть пособников — контрреволюционеров и заговорщиков. Его происхождение тоже вызывало массу споров, так как ему то приписывали родство с самим королем, то называли простолюдином, работающим исключительно ради денег. Он прекрасно говорил по-французски, причем знал множество диалектов и мог изобразить любого, от темного крестьянина до представителя высшего света. Но все сходились в одном. Черный Принц был невероятно везучим человеком, которому во всем сопутствует удача.
— Тебе пора пойти вниз и поспать, мой мальчик, — вернул его к действительности голос Сидни.
Арман посмотрел на своего друга. Сидни знал его еще ребенком. Он работал у его отца, и то, что теперь Арман вырос и стал капитаном «Анжелики», не мешало ему иногда обращаться с ним как с малышом, за которым надо следить, чтобы он вовремя поел и поспал. Правда, Сидни никогда не демонстрировал эти близкие отношения на людях.
— Наверное, ты прав, — устало согласился Арман. — Пойду вздремну немного.
Он спустился вниз, думая о том, как устроилась Жаклин. Впрочем, после Консьержери ей будет удобно где угодно. Когда он впервые вошел к ней в камеру и увидел ее в разорванном, задранном до пояса платье, то едва не убил того ублюдка, который прижимал ее к стене. Если бы он не сдержался, то неминуемо подписал бы себе и ей смертный приговор, поэтому ему пришлось кашлять, трясти бумагами, короче, полностью воплощать задуманный план. Его подтолкнула к этому не только ее красота, ведь он уже видел Жаклин де Ламбер раньше, в суде; но в ее манере поведения было что-то такое, что вызывало в нем искреннее восхищение. Он поклялся себе спасти эту девушку любой ценой. Ее арестовали, мучили, убили отца и брата, лишили всего имущества, а теперь собирались лишить и жизни, но это им не удалось. Она презирала всех — судей, простолюдинов, Никола Бурдона и даже его. Она была невероятно сильной, и он преклонялся перед ней.
— Мадемуазель, — сказал Арман по-французски и негромко постучал в ее дверь, — с вами все в порядке?
Ему никто не ответил. Видимо, она легла спать, не погасив свечи. Он снова постучал.
— Мадемуазель, вы спите? У вас горит свет, — произнес Арман уже громче.
Услышав в ответ тихий стон, он резко распахнул дверь и вошел в каюту.
Жаклин лежала на полу. Она была мертвенно-бледна и едва дышала. Ее глаза с трудом открылись; она взглянула на него и снова застонала.
— Я умираю, гражданин Жюльен. — Она с невероятным усилием подняла голову, наклонилась над ночным горшком, и ее тело сотряс приступ сильнейшей рвоты.
Арман схватил полотенце, смочил его водой и опустился перед Жаклин на колени.
— Что вы с собой сделали? — Почему-то он решил, что она приняла яд, отчаявшись сбежать от него. Она уже столько раз обманывала его, что он был готов к любому безумству с ее стороны.
— Говорю же, я умираю, — беспомощно повторила она. — Неужели вы думаете, что кто-то может сам причинить себе такие страдания?
Услышав эти слова, Арман облегченно вздохнул. Она не принимала яд — ее тоска по оставленной родине не была столь безысходной.
Он взял ее на руки и положил на кровать. Жаклин оказалась очень легкой, слишком легкой для ее роста — несколько недель в тюрьме и предшествовавшие им месяцы полуголодного существования, похоже, довели ее до крайней степени истощения. Арман накрыл ее одеялом. Ее лицо было таким же белым, как белье, на котором она лежала.
Подойдя к двери, Арман выглянул наружу. По палубе шел тот самый молодой матрос, который принес ему одеяло.
— Эй, принеси сюда таз, ведро с водой и немного сухого печенья.
— Да, сэр, — ответил матрос, — сию минуту.
Все было доставлено в каюту без малейшего промедления. Арман снял куртку и закатал рукава рубашки, затем смочил полотенце холодной водой и осторожно протер лицо девушки.
Жаклин медленно открыла глаза и посмотрела на него затуманенным взглядом.
— Разве я еще не умерла? — спросила она.
— Нет. — Он покачал головой. — Пока вы под моей защитой, я не дам вам умереть — это плохо отразилось бы на моих делах. Прополощите рот, и вы почувствуете себя намного лучше.
Жаклин послушно выполнила его приказание. Ей было невыносимо стыдно от того, что он видит ее такой. Она откинулась на подушку. Качка не уменьшалась, и от этого ей становилось еще хуже.
— Гражданин Жюльен, — тихо прошептала она.
— Меня зовут Арман. Арман Сент-Джеймс.
Ну конечно, он же говорил, что назовет свое имя, как только они будут в безопасности. Теперь их корабль идет в Англию, но для нее это не имеет значения, потому что она все равно умрет. Как жаль, что она так и не повидается с сестрами. Если бы только корабль перестал качаться, тогда она могла хотя бы умереть спокойно.
— Месье Сент-Джеймс, что, если я попрошу вас заставить корабль плыть более ровно?
Похоже, она в первый раз оказалась на корабле и не представляла, какие неприятности может иногда доставлять морское путешествие.
— Мадемуазель, будь это в моей власти, я выполнил бы вашу просьбу немедленно, — Арман улыбнулся, — но не в моих силах обуздать морскую стихию.
— Я чувствую, как эта качка меня убивает!
Он положил мокрое полотенце ей на лоб и погладил ее по бледной щеке.
— Нет, Жаклин, нет. Вас просто укачало. Это приступ морской болезни, и он скоро кончится.
Она раскрыла глаза и удивленно взглянула на него:
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Когда у вас пройдет приступ тошноты, я дам вам выпить воды и съесть немного этого печенья. Оно безвкусное и очень твердое, но, поверьте, вам станет гораздо легче, обещаю!
Жаклин вздохнула и закрыла глаза. Его слова были такими обнадеживающими, а руки такими нежными, что она тут же поверила в свое скорое выздоровление.
Арман посидел возле нее еще несколько минут. Когда ему показалось, что Жаклин заснула, он поднялся, чтобы приказать принести еще угля, так как в каюте стало прохладно; но неожиданно она схватила его за руку.
— Пожалуйста, не уходите. — Голос ее звучал чуть слышно.
— Я скоро вернусь…
— Нет, не оставляйте меня одну. — Жаклин попыталась сильнее сжать его руку.
Арман понял, что не сможет отказать ей — не потому, что мог помочь; просто с ним она чувствовала себя в безопасности.
— Хорошо, я останусь. — Он погладил ее холодные пальцы.
Жаклин с облегчением вздохнула и закрыла глаза, а Арман сел на стул рядом с кроватью и приготовился просидеть так всю ночь.
Глава 6
Они прибыли в Дувр ровно в полдень. К этому времени Жаклин чувствовала себя намного лучше. С помощью Армана, или, как она предпочитала называть его, месье Сент-Джеймса, ей удалось немного поесть и выпить чаю. Убедившись, что тошнота прошла, Арман велел ей провести остаток плавания в каюте. Впервые она с радостью подчинилась его требованиям. Однако, как только они подошли к пристани, Жаклин почувствовала, что в ней начинает нарастать возбуждение. Она с беспокойством поглядывала на свою крестьянскую одежду, сваленную на полу в бесформенную кучу.
В это время в каюту вошел Арман — в руках он держал ворох шелка и кружев. Когда он разложил вещи на кровати, оказалось, что это красивое шелковое платье сиреневого цвета, нижняя рубашка из тонкого полотна и великолепная шляпка в тон платью, украшенная перьями и искусственными цветами.
Жаклин надела платье и с огорчением отметила, что оно гораздо лучше смотрелось бы на ней, не будь она так худа. Чтобы как-то выйти из положения, она перевязала платье на талии газовым шарфом, который дополнил ее туалет.
Взглянув на себя в зеркало, Жаклин сочла, что выглядит вполне сносно, и быстро вышла на палубу. Находившиеся поблизости моряки как по команде повернули головы в ее сторону и замерли в изумлении.
— Мадемуазель, — обратился к ней Сидни, — позвольте мне проводить вас к капитану.
Он отвел ее на капитанский мостик, где находился Арман. Повернувшись к ней, капитан принялся критически рассматривать новую внешность пассажирки, словно решая, нравится она ему или нет.
— Вам лучше? — спросил он довольно равнодушно.
— Гораздо лучше, спасибо, — ответила Жаклин и внимательно посмотрела на него, Он стоял перед ней такой огромный в своем черном плаще; его волосы были собраны в хвост и перевязаны бархатной лентой, но несколько непослушных прядей упали на лоб и теперь развевались на ветру. Все в нем говорило о силе и уверенности в сочетании с элегантностью.
— Я рад. — Отвернувшись от нее, Арман полностью переключил свое внимание на управление кораблем.
Сидни отвел Жаклин назад на палубу. Через несколько минут с корабля был перекинут трап, по которому ей предстояло спуститься на землю Англии.
— Пойдемте, мадемуазель, — раздался позади нее негромкий голос. Арман подошел и протянул ей руку. — На берегу ждет экипаж, который отвезет вас домой.
Жаклин печально покачала головой:
— Это не мой дом, месье Сент-Джеймс, и он никогда таковым не станет; скорее, это место ссылки. Я оставила мою страну, погибающую от жестокости и несправедливости, чтобы найти тишину и спокойствие в чужой земле, и поэтому чувствую себя предательницей.
— Если вам будет от этого легче, — сказал Арман после недолгого размышления, — я кое-что объясню. Во-первых, вы не можете считать себя предательницей, так как я увез вас силой, а во-вторых, я не понимаю, чем ваша смерть во Франции была бы лучше жизни в Англии? Напротив, уже одно то, что вы живы, наносит сильный удар по Республике.
Жаклин в отчаянии сжала кулаки.
— Здесь я бесполезна, так как не могу остановить все это кровопролитие. Борьба с тиранией придавала моей жизни хоть какой-то смысл, понимаете вы это?
Его глаза подозрительно прищурились.
— Если вы хоть на секунду допускаете, что я разрешу вам заниматься здесь контрреволюционной деятельностью, то это ваше глубочайшее заблуждение.
Она смело взглянула на него:
— Простите, месье Сент-Джеймс, но я больше не должна ничего спрашивать у вас. Вы доставили меня к сэру Эдварду, так что теперь я вам не подчиняюсь.
Это было правдой: теперь для него она лишь очередная спасенная аристократка, от которой он может требовать только сохранения его инкогнито; а если ей захочется присоединиться к контрреволюционерам, пусть другие решают, что с ней делать.
— Вы попали в точку, — нехотя произнес он. — Теперь за вас отвечает сэр Эдвард.
Большую часть пути до дома сэра Эдварда они молчали. Арман откинулся на сиденье и закрыл глаза; Жаклин смотрела в окно и думала о том моменте, когда увидит своих сестер. Наверняка они изменились за эти пять месяцев. Арман говорил, что Серафина молчит с тех самых пор, как узнала о смерти отца. Может быть, увидев старшую сестру, девочка сможет вновь заговорить…
— Отчего вы улыбаетесь?
Жаклин вздрогнула и повернула голову. Месье Сент-Джеймс внимательно смотрел на нее.
— Я просто думала о своих сестрах, — смущенно проговорила она, словно улыбка являлась для нее проявлением слабости.
— Не нужно стесняться, мадемуазель. В улыбке нет ничего плохого, — заметил он насмешливо. — Я сам, знаете ли, иногда это делаю.
Жаклин не стала отвечать на его шутку и отвернулась к окну.
— Мадемуазель, я хотел обратиться к вам с одной просьбой.
— И с какой же? — спросила она, не отводя взгляда от окна, за которым не было ничего, кроме непроглядной темноты.
Арман придвинулся к ней, давая понять, что предстоящий разговор потребует от нее полнейшего внимания. Жаклин почувствовала, что его сила заставляет ее трепетать даже тогда, когда он просто сидит рядом, Он был так близко, что она могла ощущать его запах. Это был странный, мужской аромат, некая смесь чистой одежды, мускуса и чего-то неуловимого. Она никогда не встречала подобный запах.
Неожиданно Жаклин вспомнила о Франсуа-Луи, своем женихе. Как ни странно, воспоминания о нем посетили ее впервые за эти несколько дней. Но что такое была их помолвка? Просто их отцы, как старые друзья, договорились между собой; сами же они так и не успели испытать друг к другу ничего похожего на любовь. Теперь, восстанавливая в памяти их редкие встречи, Жаклин припомнила приторно-сладкий аромат духов, который, словно облако, постоянно окутывал Франсуа-Луи. Французские аристократы всегда использовали большое количество духов, но запах месье Сент-Джеймса не был похож ни на один мужской запах, который оно знала.
— Прошу вас, никому не говорите, кто спас вас из Консьержери, — настойчиво сказал Арман. — Сэр Эдвард и его семья знают, что я, используя свои связи, доставил вас на побережье, а оттуда в Англию, но они даже не подозревают, чем я занимаюсь во Франции. Вы также не должны посвящать их во все детали.
— Но почему? — удивилась Жаклин. — Сэр Эдвард является другом моего отца. Он так же ненавидит революцию, как и я. Что касается Англии, то эта страна находится в состоянии войны с Францией. Зачем вам нужно соблюдать такую секретность?
— Потому, мадемуазель, что здесь повсюду шпионы. Если Революционное правительство узнает, кто помогает аристократам бежать из Франции, они начнут следить за мной и очень скоро схватят.
— А как часто вы бываете во Франции? — с любопытством спросила Жаклин.
Арман с подозрением посмотрел на нее:
— Почему вас это интересует?
Жаклин заколебалась. Если она скажет ему, что хочет отправиться во Францию вместе с ним, то, конечно же, получит отказ; однако, зная дату отплытия, она может незаметно пробраться на «Анжелику». Теперь же ей следует соблюдать осторожность и не давать месье Сент-Джеймсу ни единого повода для подозрений.
— Просто так, — произнесла она с напускным равнодушием. — Мне интересно, как часто вам приходится рисковать, чтобы заработать на жизнь. Судя по тому, что у вас есть корабль и такой прекрасный экипаж, вы не можете подолгу отсиживаться в безопасности.
— Ваша забота о моем благосостоянии весьма трогательна, — сухо заметил Арман. — Но так как вы совершенно не умеете врать, позвольте сказать вам одну вещь. Ни при каких обстоятельствах вы не вернетесь во Францию, чтобы мстить Никола Бурдону. Живой вам оттуда не выбраться, а когда вас схватят, то подвергнут таким мучениям, что вам не удастся скрыть правду. Мадемуазель, вы рискуете не только вашей жизнью, а я пока умирать не собираюсь. — Он протянул руку и повернул ее к себе. — Вы должны оставить все эти фантазии о вашем возвращении и начать новую жизнь здесь.
Жаклин попыталась освободиться от его руки, но все было напрасно.
— Я все поняла, — только и смогла выговорить она.
— Надеюсь, что так. — Арман убрал руку, откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Было уже очень поздно, когда экипаж подъехал к дому сэра Эдварда. Взору Жаклин предстал огромный темный замок, в котором светилось лишь несколько окон на первом этаже. Лошади остановились, и она сама протянула руку Арману, чтобы он помог ей спуститься на землю.
— Вот ваш новый дом, мадемуазель. — Этими словами он словно хотел пресечь все возможные возражения с ее стороны.
В это время в каюту вошел Арман — в руках он держал ворох шелка и кружев. Когда он разложил вещи на кровати, оказалось, что это красивое шелковое платье сиреневого цвета, нижняя рубашка из тонкого полотна и великолепная шляпка в тон платью, украшенная перьями и искусственными цветами.
Жаклин надела платье и с огорчением отметила, что оно гораздо лучше смотрелось бы на ней, не будь она так худа. Чтобы как-то выйти из положения, она перевязала платье на талии газовым шарфом, который дополнил ее туалет.
Взглянув на себя в зеркало, Жаклин сочла, что выглядит вполне сносно, и быстро вышла на палубу. Находившиеся поблизости моряки как по команде повернули головы в ее сторону и замерли в изумлении.
— Мадемуазель, — обратился к ней Сидни, — позвольте мне проводить вас к капитану.
Он отвел ее на капитанский мостик, где находился Арман. Повернувшись к ней, капитан принялся критически рассматривать новую внешность пассажирки, словно решая, нравится она ему или нет.
— Вам лучше? — спросил он довольно равнодушно.
— Гораздо лучше, спасибо, — ответила Жаклин и внимательно посмотрела на него, Он стоял перед ней такой огромный в своем черном плаще; его волосы были собраны в хвост и перевязаны бархатной лентой, но несколько непослушных прядей упали на лоб и теперь развевались на ветру. Все в нем говорило о силе и уверенности в сочетании с элегантностью.
— Я рад. — Отвернувшись от нее, Арман полностью переключил свое внимание на управление кораблем.
Сидни отвел Жаклин назад на палубу. Через несколько минут с корабля был перекинут трап, по которому ей предстояло спуститься на землю Англии.
— Пойдемте, мадемуазель, — раздался позади нее негромкий голос. Арман подошел и протянул ей руку. — На берегу ждет экипаж, который отвезет вас домой.
Жаклин печально покачала головой:
— Это не мой дом, месье Сент-Джеймс, и он никогда таковым не станет; скорее, это место ссылки. Я оставила мою страну, погибающую от жестокости и несправедливости, чтобы найти тишину и спокойствие в чужой земле, и поэтому чувствую себя предательницей.
— Если вам будет от этого легче, — сказал Арман после недолгого размышления, — я кое-что объясню. Во-первых, вы не можете считать себя предательницей, так как я увез вас силой, а во-вторых, я не понимаю, чем ваша смерть во Франции была бы лучше жизни в Англии? Напротив, уже одно то, что вы живы, наносит сильный удар по Республике.
Жаклин в отчаянии сжала кулаки.
— Здесь я бесполезна, так как не могу остановить все это кровопролитие. Борьба с тиранией придавала моей жизни хоть какой-то смысл, понимаете вы это?
Его глаза подозрительно прищурились.
— Если вы хоть на секунду допускаете, что я разрешу вам заниматься здесь контрреволюционной деятельностью, то это ваше глубочайшее заблуждение.
Она смело взглянула на него:
— Простите, месье Сент-Джеймс, но я больше не должна ничего спрашивать у вас. Вы доставили меня к сэру Эдварду, так что теперь я вам не подчиняюсь.
Это было правдой: теперь для него она лишь очередная спасенная аристократка, от которой он может требовать только сохранения его инкогнито; а если ей захочется присоединиться к контрреволюционерам, пусть другие решают, что с ней делать.
— Вы попали в точку, — нехотя произнес он. — Теперь за вас отвечает сэр Эдвард.
Большую часть пути до дома сэра Эдварда они молчали. Арман откинулся на сиденье и закрыл глаза; Жаклин смотрела в окно и думала о том моменте, когда увидит своих сестер. Наверняка они изменились за эти пять месяцев. Арман говорил, что Серафина молчит с тех самых пор, как узнала о смерти отца. Может быть, увидев старшую сестру, девочка сможет вновь заговорить…
— Отчего вы улыбаетесь?
Жаклин вздрогнула и повернула голову. Месье Сент-Джеймс внимательно смотрел на нее.
— Я просто думала о своих сестрах, — смущенно проговорила она, словно улыбка являлась для нее проявлением слабости.
— Не нужно стесняться, мадемуазель. В улыбке нет ничего плохого, — заметил он насмешливо. — Я сам, знаете ли, иногда это делаю.
Жаклин не стала отвечать на его шутку и отвернулась к окну.
— Мадемуазель, я хотел обратиться к вам с одной просьбой.
— И с какой же? — спросила она, не отводя взгляда от окна, за которым не было ничего, кроме непроглядной темноты.
Арман придвинулся к ней, давая понять, что предстоящий разговор потребует от нее полнейшего внимания. Жаклин почувствовала, что его сила заставляет ее трепетать даже тогда, когда он просто сидит рядом, Он был так близко, что она могла ощущать его запах. Это был странный, мужской аромат, некая смесь чистой одежды, мускуса и чего-то неуловимого. Она никогда не встречала подобный запах.
Неожиданно Жаклин вспомнила о Франсуа-Луи, своем женихе. Как ни странно, воспоминания о нем посетили ее впервые за эти несколько дней. Но что такое была их помолвка? Просто их отцы, как старые друзья, договорились между собой; сами же они так и не успели испытать друг к другу ничего похожего на любовь. Теперь, восстанавливая в памяти их редкие встречи, Жаклин припомнила приторно-сладкий аромат духов, который, словно облако, постоянно окутывал Франсуа-Луи. Французские аристократы всегда использовали большое количество духов, но запах месье Сент-Джеймса не был похож ни на один мужской запах, который оно знала.
— Прошу вас, никому не говорите, кто спас вас из Консьержери, — настойчиво сказал Арман. — Сэр Эдвард и его семья знают, что я, используя свои связи, доставил вас на побережье, а оттуда в Англию, но они даже не подозревают, чем я занимаюсь во Франции. Вы также не должны посвящать их во все детали.
— Но почему? — удивилась Жаклин. — Сэр Эдвард является другом моего отца. Он так же ненавидит революцию, как и я. Что касается Англии, то эта страна находится в состоянии войны с Францией. Зачем вам нужно соблюдать такую секретность?
— Потому, мадемуазель, что здесь повсюду шпионы. Если Революционное правительство узнает, кто помогает аристократам бежать из Франции, они начнут следить за мной и очень скоро схватят.
— А как часто вы бываете во Франции? — с любопытством спросила Жаклин.
Арман с подозрением посмотрел на нее:
— Почему вас это интересует?
Жаклин заколебалась. Если она скажет ему, что хочет отправиться во Францию вместе с ним, то, конечно же, получит отказ; однако, зная дату отплытия, она может незаметно пробраться на «Анжелику». Теперь же ей следует соблюдать осторожность и не давать месье Сент-Джеймсу ни единого повода для подозрений.
— Просто так, — произнесла она с напускным равнодушием. — Мне интересно, как часто вам приходится рисковать, чтобы заработать на жизнь. Судя по тому, что у вас есть корабль и такой прекрасный экипаж, вы не можете подолгу отсиживаться в безопасности.
— Ваша забота о моем благосостоянии весьма трогательна, — сухо заметил Арман. — Но так как вы совершенно не умеете врать, позвольте сказать вам одну вещь. Ни при каких обстоятельствах вы не вернетесь во Францию, чтобы мстить Никола Бурдону. Живой вам оттуда не выбраться, а когда вас схватят, то подвергнут таким мучениям, что вам не удастся скрыть правду. Мадемуазель, вы рискуете не только вашей жизнью, а я пока умирать не собираюсь. — Он протянул руку и повернул ее к себе. — Вы должны оставить все эти фантазии о вашем возвращении и начать новую жизнь здесь.
Жаклин попыталась освободиться от его руки, но все было напрасно.
— Я все поняла, — только и смогла выговорить она.
— Надеюсь, что так. — Арман убрал руку, откинулся на сиденье и закрыл глаза.
Было уже очень поздно, когда экипаж подъехал к дому сэра Эдварда. Взору Жаклин предстал огромный темный замок, в котором светилось лишь несколько окон на первом этаже. Лошади остановились, и она сама протянула руку Арману, чтобы он помог ей спуститься на землю.
— Вот ваш новый дом, мадемуазель. — Этими словами он словно хотел пресечь все возможные возражения с ее стороны.