Монк Карин. Уступить искушению

   — Почему вы так заинтересованы в том, чтобы сослать меня в колонии? — небрежно поинтересовался Арман.
   — Наши тюрьмы переполнены. — Никола вздохнул. — Гильотина хотя и довольно эффективна, однако не успевает рубить все головы; вот почему трибунал с радостью принимает признания. Это облегчает его работу, особенно, — здесь он сделал ударение, — если вы укажете всех ваших сообщников.
   — Сообщников? — не смог скрыть удивления Арман.
   — Да, тех, кто помогал вам делать фальшивые документы, обеспечивал информацией, оружием, транспортом и тому подобным.
   — А, сообщники. — На лице Армана появилась улыбка, словно он только теперь понял смысл этого слова.
   — И что вы на это скажете? — настаивал Никола. — Принимаете мое предложение?
   — Естественно, — ответил узник после непродолжительного колебания. — Нужно быть полным идиотом, чтобы отказаться от него.
   — Бумага и письменные принадлежности у меня с собой есть, — тут же предложил Никола.
   — Замечательно! — воскликнул Арман. — Давайте их сюда, и я немедленно напишу признание. — Он пододвинул стул поближе к столу, взял бумагу, протянутую Никола, обмакнул перо в чернильницу и принялся писать. Через пару минут все было закончено и он протянул инспектору подписанный лист. — Вот, держите…
   — Так быстро? — Никола немного поколебался, затем взял документ. Из его текста следовало, что член Национальной гвардии Мишель Беланже попытался спасти из тюрьмы маркиза де Бирс, но не сумел этого сделать, и теперь горько раскаивается в содеянном. — Вы знаете, что я не это хотел от вас получить. — Лицо Никола сделалось пунцовым.
   — Не это? — искренне удивился Арман.
   — Не советую играть со мной в игры. — Никола расправил плечи и выпятил грудь. — Мы оба прекрасно знаем, что вы не гражданин Мишель Беланже.
   — Неужели? — еще больше удивился Арман. — А кто же я? Никола мрачно усмехнулся:
   — Вы, друг мой, тот, кого называют Черным Принцем.
   — Не могу в это поверить! Никола важно кивнул.
   — Вы продали солдатам вино со снотворным под видом торговца гражданина Лорана.
   — Какой ужас! Надеюсь, солдат арестовали? — Арман заговорщицки подмигнул Никола.
   — Нет. Вы хорошо загримировались, так что ни один из гвардейцев не смог вас опознать. К тому же они не знают о вашей потрясающей способности менять внешность, не так ли, гражданин Жюльен?
   Арман продолжал спокойно разглядывать посетителя. Весь этот разговор его немало забавлял. Он понял, что у инспектора Бурдона нет никаких доказательств. Никола же был в ярости оттого, что слишком рано отпустил Франсуа-Луи, который сейчас очень мог ему пригодиться: поимка Черного Принца, несомненно, должна была произвести неизгладимое впечатление и на Комитет национальной безопасности; однако проблема состояла в отсутствии показаний свидетелей, тогда как появление Мишеля Беланже выглядело абсолютно не связанным ни с Жаклин, ни с личностью Черного Принца.
   — За последний год вы, постоянно меняя свой внешний вид, акценты, характеры, похитили многих врагов Республики. Вас видели в образе стариков, молодых людей и даже женщин. Вы всегда успевали оказаться на шаг впереди революционного правосудия, но теперь ваша контрреволюционная деятельность закончена. — Никола скривился. — Однажды вы похитили то, что принадлежало мне по праву, — я всегда хотел заполучить эту маленькую сучку, а вы мне помешали. Мне пришлось дорого заплатить за это — меня чуть не арестовали. Они подумали, что я помог вам бежать из-за своей привязанности к мадемуазель де Ламбер. — Инспектор затряс головой. — Обвинять в этом того, кто засадил в тюрьму ее отца и брата, — какая нелепость!
   Арман едва сумел сдержать зевоту.
   — Простите, гражданин, но я не знаю людей, о которых вы говорите, поэтому ваш рассказ не слишком меня впечатлил.
   Лицо Никола потемнело; он принялся нервно расхаживать по камере взад и вперед.
   — Хорошо, месье Принц, есть кое-что другое — возможно, это покажется вам более интересным. Вы будете до конца жизни сидеть в этом каменном мешке и гнить заживо. Сначала вы потеряете здоровье — плохая еда, тяжелый воздух, холод и сырость быстро превратят вас в развалину. Потом, по прошествии нескольких лет, вам начнет изменять память, и ваше существование превратится в череду серых бессмысленных дней, у которых уже не будет ни начала, ни конца. Советую вам еще подумать. И не забудьте сказать мне, когда решитесь сделать признание.
   Громкий храп прервал его речь. Бурдон обернулся и увидел, что заключенный, удобно развалившись на стуле, запрокинул голову и спит глубоким сном. Выражение его лица казалось столь безмятежным, что инспектор заскрипел зубами. Его слова пропали втуне.
   — Охрана! — яростно закричал он, заглядывая в маленькое окошко на двери камеры. — Немедленно выпустите меня. А вы, — он повернул к Арману перекошенное лицо, — можете оставаться здесь и до самой своей смерти.
   Жаклин провела в комнате все утро, пытаясь отгородиться от остального мира. Она знала, что рано или поздно ей придется спуститься вниз и встретиться с Франсуа-Луи, но пока у нее не было на это сил.
   Арман схвачен. Подтвердились самые худшие ее опасения. Он ранен, возможно смертельно, а Франсуа-Луи оставил его в руках национальных гвардейцев.
   С другой стороны, поступок ее жениха оправдан: если Арман собрался умереть, то он не станет делать это впустую. Однако Франсуа-Луи видел, как его схватили, но не видел его мертвым. И все же если ранение Армана слишком серьезное, то в парижской тюрьме он долго не протянет. В душе Жаклин теперь теплился лишь маленький лучик надежды на то, что он еще жив, но этот лучик казался ей более реальным, чем самые веские доказательства обратного; поэтому она решила доверять ему. Теперь у нее был выбор: остаться в Англии и молить о том, чтобы Арман спасся каким-то чудесным образом, или отправиться во Францию и попытаться помочь ему.
   К тому моменту, когда ей сообщили, что маркиз ждет ее внизу, Жаклин уже приняла окончательное решение. У нее не оставалось времени, чтобы роптать на судьбу и жаловаться на несправедливость; все вдруг стало невероятно простым и понятным. Арман в опасности, и кто-то должен помочь ему. Она поедет во Францию и вытащит его из тюрьмы. Жаклин не имела ни малейшего понятия, как она это сделает, но в данный момент важно было то, что она может помочь Арману.
   Маркиз де Бире ждал ее в музыкальной комнате. Когда Жаклин подошла к раскрытым дверям, ее взгляду предстала очаровательная картина: Франсуа-Луи наигрывал на клавесине веселый гавот, а Лаура сидела подле него в кресле и с обожанием смотрела на него. Она выглядела великолепно в белом платье с глубоким вырезом, украшенным розовыми шелковыми цветами, и Франсуа-Луи тоже не уступал ей в изяществе своего туалета: на нем был камзол цвета зеленого яблока, белый шелковый жилет с зелеными пуговицами, белая рубашка с пышными кружевными рукавами, красиво обрамлявшими его тонкие руки с бледными пальцами, порхавшими по клавишам. «Таков мой жених», — подумала Жаклин и тут же поразилась тому, сколь чужой и странной показалась ей эта мысль. В другое время именно она сидела бы подле него и наслаждалась его игрой.
   Пьеса закончилась, и Лаура принялась хлопать в ладоши.
   — Прелестно, прекрасно! — восклицала она. — Франсуа-Луи, прошу вас, сыграйте что-нибудь еще!
   Молодой человек вышел из-за инструмента и театрально прижал руку к сердцу.
   — Мадемуазель Лаура, за улыбку, которая, словно солнце, освещает эту комнату, я готов без перерыва играть для вас. Когда же мои знания иссякнут, я направлюсь в библиотеку вашего отца, чтобы отыскать и сыграть для вас все пьесы, которые только смогу там найти. — Он подошел к Лауре наклонился и поцеловал ей руку.
   — Может быть, мне стоит прийти позже? — спросила Жаклин. На этот раз все происходящее показалось ей глупым и ничтожным.
   Франсуа-Луи, выпрямившись, улыбнулся; очевидно, присутствие невесты его нисколько не смутило, а во взгляде Лауры читалось нечто подобное гордости за свой успех.
   — Жаклин, как мы рады вас видеть, — любезно произнес маркиз. — Вам лучше сегодня?
   — Да, все хорошо. — Жаклин было неприятно, что Франсуа-Луи считал ее вчерашнее поведение проявлением плохого самочувствия. — Вы намеревались говорить со мной? — Теперь, когда она решила помочь Арману, ей не хотелось терять драгоценное время.
   — О! — Де Бире повернулся к Лауре: — Мадемуазель, нам с Жаклин необходимо побеседовать наедине. Надеюсь, вы нас извините?
   — Конечно, — ответила Лаура с очаровательной улыбкой и, поднявшись, выплыла из комнаты, оставив после себя сильный запах розовой воды.
   Франсуа-Луи проводил ее и закрыл за ней дверь.
   — Жаклин, мы так давно не виделись…
   — Тем не менее вы неплохо выглядите. Похоже, тюремная жизнь не сильно сказалась на вашем здоровье.
   — Я умею приспосабливаться к условиям. — Молодой человек пожал плечами. — Кроме того, я — маркиз де Бире, и они не посмели бросить меня в одну тюрьму со всяким уличным сбродом.
   — Например, в такую, как Консьержери? — с сарказмом уточнила Жаклин.
   — То, что вас с Антуаном поместили в такое место, было ужасной ошибкой. Видимо, вы многое пережили.
   — Антуан умер там, — шепотом заметила Жаклин. У нее не хватило сил произнести эти слова громче.
   Маркиз подошел к ней и взял ее за руки.
   — Моя дорогая, если бы я мог вернуть его вам, то, не задумываясь, пожертвовал бы ради этого своей жизнью. — Его голос был таким нежным, что Жаклин на минуту потеряла бдительность. — Однако в память об Антуане, о вашем отце и обо всех аристократах, ставших жертвами кровавой революции, мы должны продолжать жить. Мы покажем этим грязным крестьянам, что нас невозможно сломить.
   Грязные крестьяне — именно так Франсуа-Луи называл исконных жителей Франции. В другое время Жаклин безоговорочно согласилась бы с ним, но теперь ее возмутило то, как ОН назвал людей, работающих на земле. Она вспомнила рассказ Армана о том, как отчаянно крестьяне борются за свое существование.
   — Сегодня я оставляю гостеприимный дом Харрингтонов и переезжаю к своему другу, — продолжал Франсуа-Луи, — но перед отъездом мне хотелось бы обратиться к вам с одной просьбой.
   — Да?
   — У меня временные трудности, к сожалению, я не перевел деньги из Франции, пока это было возможно, и теперь вынужден просить вас одолжить мне немного до тех пор, пока не решится эта неприятная проблема.
   — Да, конечно, — ответила Жаклин после некоторого колебания. — Сожалею, что не могу дать вам достаточно много, так как мои средства также ограничены. В данный момент мы с сестрами живем, пользуясь гостеприимством Харрингтонов.
   — Я буду благодарен за любую оказанную мне помощь, — уверил ее Франсуа-Луи.
   — Сообщите свой банковский счет сэру Эдварду, и я попрошу перевести на него пятьсот фунтов из фонда моих сестер.
   — Пятьсот фунтов? — недоверчиво переспросил ее Франсуа-Луи.
   Жаклин почувствовала, что он начинает раздражать ее. Она шала, что при том образе жизни, к которому привык Франсуа-Луи, пятьсот фунтов были для него ничтожной суммой.
   — Это все, что я могу, — сказала она ледяным тоном, думая о том, сколько стоит его новый туалет и как он умудрился оплатить за него.
   — Я ценю вашу щедрость. — Тон, каким были произнесли эти слова, свидетельствовал об обратном. — Но есть еще один вопрос…
   Она с недоумением посмотрела на него:
   — Какой же?
   — Он касается нашей помолвки. — Франсуа-Луи отвернулся к окну. — Мне бы хотелось знать, что вы думаете об этом. С того момента, как ваш отец предназначил вас мне в жены, прошло много времени и кое-что изменилось. Теперь я не могу предложить вам ничего, кроме своего титула. Мое финансовое будущее неопределенно. Так как вы тоже стеснены в средствах, я с пониманием отнесусь к тому, что вы выберете в мужья какого-нибудь состоятельного англичанина, который сможет обеспечить вас и ваших сестер. — Он искоса взглянул на Жаклин. — Короче говоря, я не буду возражать, если вы не захотите оставаться моей невестой.
   Жаклин молчала. Он предлагал ей свободу от обязательств, в реальность которых она уже не верила. Правда, это был выбор ее отца… если они поженятся, то даже сейчас маркиз де Бире окажется неплохой партией — он обладает титулом, принадлежит ее миру, говорит на одном с ней языке. Он прекрасно понимает, что она потеряла, и сочувствует ей. В конце концов, он, так же как и она, стремится во Францию.
   Но теперь замужество не было для Жаклин столь уж важно — все эти дни она думала только о том, как ей вернуться во Францию и спасти Армана, а если повезет, то и убить Никола Бурдона. Она не могла поделиться с Франсуа-Луи своими планами, а значит, не могла разорвать их помолвку, не нанеся ему оскорбления — он наверняка решит, что она отказывается от него только из-за денег, вернее, их отсутствия.
   — Не думаю, что нам стоит принимать такое важное решения прямо сейчас. — Жаклин опустила глаза. — Мы оба оказались в чужой стране, и нам требуется время, чтобы приспособиться. Если вы не возражаете, давайте обсудим эту проблему позже.
   Де Бире картинно поклонился:
   — Как вам будет угодно.
   Подойдя к Жаклин, он положил руки ей на плечи и поцеловал в губы. Этот поцелуй удивил ее, но не потому, что она его не ожидала, — просто он был таким сухим, формальным и вежливым, что она невольно сравнила его с тем, как целовал ее Арман. От его поцелуев ее сердце начинало дрожать.
   — Я оставлю свой новый адрес сэру Эдварду, — сказал Франсуа-Луи, — чтобы вы всегда знали, где меня найти. Если не возражаете, я хотел бы навещать вас раз в неделю.
   «Меня не будет здесь через два дня», — подумала она и вслух сказала:
   — Да, конечно, как вам будет угодно. Франсуа-Луи повернулся и вышел из комнаты. Жаклин подошла к окну. Ей вдруг стало мучительно жаль той спокойной и беззаботной жизни, которая так неожиданно закончилась, и слезы сами собой полились из ее глаз.

Глава 12

   Жаклин стояла, перегнувшись через перила «Анжелики» и тщетно молила Бога о скором конце. Она знала, что тошнота через некоторое время пройдет, но сейчас позывы были такими сильными, что грозили вывернуть ее наизнанку. В ее желудке уже ничего не осталось, но она не могла уйти с палубы и с тоской смотрела, как корабль то поднимается, то опускается на волнах — все же это лучше, чем сидеть одной в каюте Армана.
   Она прижала разгоряченный лоб к обледеневшей стойке и сделала глубокий вдох. Воздух был солоноватым, но чистым и свежим. Жаклин почувствовала, что ей стало немного лучше. Морская болезнь была для нее сущей пыткой, но ее уже ничто не могло остановить. Арман во Франции, и чтобы добраться до него, нужно пересечь пролив. В ее путешествии морская болезнь — самое легкое испытание.
   После того как Франсуа-Луи ушел, она написала записку Мадлен и попросила ее прийти. Как только сестра Армана появилась у нее, Жаклин сообщила ей, что получила новую информацию и им следует немедленно связаться с месье Лэнгдоном. Обе женщины поспешили к Лэнгдону домой: там Жаклин заявила, что отправляется во Францию на поиски Армана и просит помочь ей перебраться через пролив. Сначала Сидни отказался, не желая, чтобы ее смерть оказалась на его совести, но Жаклин пообещала добраться до Франции без его помощи, либо сообщить всю имеющуюся у нее информацию, когда он доставит ее на противоположное побережье.
   После долгих препирательств Сидни наконец сдался: очевидно, его преданность Арману и желание помочь пре возобладали над тревогой за безопасность Жаклин.
   Вскоре команда была собрана, и корабль подготовлен к отплытию. Харрингтонам Жаклин оставила записку, в которой писала, что, уезжая по делу, просит их позаботиться о сестрах в ее отсутствие.
   Теперь, стоя на палубе, она сомневалась, хватит ли у нее сил добраться до каюты. Ей хотелось упасть прямо здесь, на мокрые от брызг доски, и умереть. А еще ей хотелось, чтобы Арман взял ее на руки, отнес в свою каюту и сказал, что она не умрет, потому что это плохо отразится на его деловой репутации.
   Жаклин заметила, что Сидни подошел к ней, только когда почувствовала теплое одеяло на своих плечах. Он обнял ее и осторожно повел по скользкой палубе к лестнице, ведущей вниз.
   — Вам нужно отдохнуть, — сказал старый моряк, открывая перед очаровательной пассажиркой дверь каюты Армана. — «Анжелике» потребуется еще несколько часов, чтобы добраться до Кале. Я хочу, чтобы вы переоделись в сухую одежду и немного поспали; когда берег будет близко, я разбужу вас.
   — Спасибо, месье Лэнгдон. — У Жаклин зуб на зуб не попадал от холода.
   Сидни кивнул и закрыл дверь. Присутствие женщины на борту его откровенно не радовало.
   Жаклин сняла мокрое платье и повесила его над дверью, чтобы оно быстрее просохло. Немного подумав, она направилась к шкафу Армана и достала оттуда одну из его сорочек, которую легко надела, даже не расстегивая пуговиц. Мягкая ткань, хранящая в себе тонкий мускусный запах Армана, спустилась до колен, а рукава полностью скрыли кончики пальцев ног. Жаклин почувствовала себя так уютно, что залезла в кровать, свернулась калачиком и уткнулась лицом в подушку. На какое-то мгновение ей показалось, что Арман лежит рядом с ней.
   Несколько часов спустя моряк постучал в ее дверь. Жаклин уже успела встать и одеться в строгий костюм черного цвета. Она собрала небольшую сумку и проверила документы, которые дал ей Сидни, доставший их через людей Армана в Лондоне. Теперь ей придется путешествовать по Франции под именем гражданки Полины Дюпорт, вдовы мебельщика, направляющейся к своей тетке — хозяйке небольшого магазинчика в Париже. Ехала она к ней потому, что старушке требовалась помощь. Эта простая история, надеялась Жаклин, вполне удовлетворит любопытство как ее будущих попутчиков, так и национальных гвардейцев.
   Она надела небольшую шляпку черного цвета с вуалью, которая позволяла ей спрятать лицо от слишком назойливых взглядов; хотя в Париже скорее всего уже перестали искать мадемуазель Дусет, молодая женщина, путешествующая в одиночестве, легко может привлечь внимание мужчин, считающих своим долгом утешить красивую вдову.
   Жаклин вышла на палубу. Побережье Франции, уже начавшее выступать из предутренних сумерек, показалось ей точно таким же, каким она оставила его три месяца назад, — те же деревья, одинокие огни, изрезанная линия берега; только теперь все это лежало под пушистым снежным покрывалом. Жаклин почувствовала странное облегчение, вглядываясь вдаль и думая о том, что Господь пощадил ее родину, которая терпеливо ждала ее, словно говоря: «И через сто лет, когда никого из живущих сейчас уже не будет, я останусь здесь».
   «Анжелика» бросила якорь неподалеку от берега; матросы спустили на воду небольшую лодку и приготовились доставить на берег Жаклин вместе с несколькими членами экипажа.
   — Мадемуазель де Ламбер, — раздался голос Сидни, — я выполнил то, о чем вы меня просили. Теперь вы во Франции, и я жду от вас сведений об Армане.
   — Он был арестован, — начала она, стараясь не смотреть на то, как прыгает на волнах кажущаяся совсем крошечной лодка.
   — Это мне известно, — нетерпеливо перебил Сидни. — Что еще?
   — Он был арестован, когда помогал бежать маркизу де Бире из тюрьмы Палас-де-Люксембург. Они попали в засаду, и Армана схватили.
   — Откуда вам это известно?
   — Маркизу удалось спастись, и он рассказал мне об этом.
   — Итак, маркиз бежал, а Армана схватили… — недоверчиво произнес Сидни. — Как это могло случиться?
   — Армана ранили, — объяснила Жаклин, — и он не мог бежать. Маркиз был вынужден спасаться один.
   — Насколько тяжела рана?
   — Не знаю, — призналась Жаклин.
   Сидни на некоторое время замолчал, обдумывая услышанное.
   — Возможно, Арман уже мертв, — наконец сказал он.
   — Нет! — выкрикнула Жаклин. — Он жив.
   — Жив?
   Жаклин потупилась.
   — Я… я не знаю. Я чувствую это.
   Ну как она могла объяснить, что в ее душе светится крохотный лучик надежды, такой маленький, что в него трудно поверить, и пока он будет светить, Арман будет жить. А если он умрет, она тоже умрет, потому что не сможет пережить такое горе и такую боль.
   Сидни с сомнением взглянул на нее:
   — Где он сейчас?
   — Мне это неизвестно, — призналась Жаклин, — но я его найду.
   — Я поеду с вами, — неожиданно заявил Сидни.
   — Нет. — Жаклин была непреклонна. — Вдвоем мы привлечем больше внимания, зато одинокая молодая вдова, ищущая работу, вызовет жалость. Месье Лэнгдон, поверьте, будет безопаснее, если я поеду одна.
   — Арману это не понравилось бы, — покачал головой Сидни.
   — Месье Сент-Джеймсу не понравилось бы уже то, что я приехала во Францию, не важно, одна или нет.
   — Это так, — признал Сидни со вздохом. — Хорошо, мои люди доставят вас на берег, и после этого вы будете предоставлены сама себе…
   — О, спасибо!
   — Но при одном условии. Вы должны вернуться в Булонь через восемь дней, — закончил он.
   — Всего восемь! — ужаснулась Жаклин. Сидни кивнул.
   — Двух дней вам хватит для того, чтобы добраться до Парижа, четыре дня — на поиски и спасение Армана, и еще два дня — на возвращение обратно. У вас полно времени.
   — Восемь дней, — обреченно повторила Жаклин.
   — Чем дольше вы будете находиться во Франции, тем больше шансов, что вас схватят.
   — А если мне не удастся спасти его за восемь дней?
   — Тогда вы вернетесь без него. Вам понятно? — Сидни не спускал с нее пристального взгляда.
   Никогда. Никогда она не покинет Францию без него. И все же Жаклин нашла в себе силы выдержать взгляд Сидни.
   — Да, мне все понятно, — сказала она твердым голосом.
   — Вот и хорошо. — Он удовлетворенно кивнул. — Через семь дней мы будем проверять берег в том месте, где подобрали Армана и вас три месяца назад. Вдруг произойдет чудо, и вы успеете раньше. Помните, где это?
   — Да, — солгала Жаклин. В прошлый раз она спала, когда они подъехали к побережью. Если Арман будет с ней, он найдет, а если нет, то она просто никуда не поедет.
   — Мадемуазель де Ламбер, у вас только восемь дней, — напомнил ей Сидни. — Не опаздывайте. — Он взял ее сумку и передал матросам.
   — Не опоздаю. — Сказав это, Жаклин спустилась в лодку.
   Путешествие в Париж длилось два дня; оно оказалось тяжелым и изматывающим. Никто из попутчиков не проявил к Жаклин никакого интереса, равно как и национальные гвардейцы, которые несколько раз останавливали экипаж для проверки документов. Каждый раз, когда это происходило, Жаклин старалась держать себя в руках и не выдавать волнения, когда ей казалось, что солдаты смотрят на нее с подозрением. Впрочем, после нескольких проверок она поняла, что охранники подозревают любого, кто попадается на их пути. Все, кто ехал вместе с ней в экипаже, облегченно вздыхали, когда проверка заканчивалась и им разрешали продолжать путь. Паранойя, охватившая правительство, заразила страхом всех граждан Франции.
   В полдень второго дня экипаж остановился у почтовой станции на окраине Парижа. Жаклин медленно вышла из него, чувствуя, что все ее тело затекло от долгой поездки. Остальные пассажиры быстро попрощались друг с другом и разошлись кто куда, ничуть не интересуясь тем, что мифическая тетя, о которой она им рассказала, не пришла ее встречать.
   Взяв сумку, Жаклин медленно побрела по улице. Первой частью ее плана было связаться с другом Армана, Жюстеном, который жил на улице де Вент. Если ей удастся найти эту улицу, то она вспомнит нужный дом, а уж Жюстен поможет ей разыскать Армана.
   Так Жаклин шла примерно полчаса, надеясь, что движется в нужном направлении; она не хотела спрашивать дорогу, чтобы не привлекать к себе внимания: граждане Республики с готовностью демонстрировали свою лояльность и объявляли предателем любого, кто был чуть лучше одет, говорил по-другому или выражал хотя бы легкое недовольство кровавым режимом.
   Через некоторое время Жаклин оказалась на улице, заполненной людьми, — это был импровизированный рынок, где продавцы с тележками яростно торговались с проходящими мимо покупателями. Жаклин толкали из стороны в сторону, и она судорожно вцепилась в свою сумку, словно та могла дать ей возможность удержаться на ногах, но, получив сильный удар в бок, потеряла равновесие и упала.
   — Вот он! — раздался громкий мужской голос. — Держи его!
   Маленький оборванный мальчик растянулся рядом с ней, прижимая к груди краюху хлеба. В мгновение ока прохожие окружили их, отрезав все пути к отступлению. Мальчик вскочил на ноги и попытался протиснуться сквозь толпу, но его уже держали несколько пар цепких рук.
   Так как никто не пошевелился, чтобы помочь Жаклин подняться, она встала сама. Ее внимание было приковано к мальчику; на вид ему казалось не больше одиннадцати лет, но он выглядел таким худым и щуплым, что вполне мог оказаться старше. Его лицо потемнело от грязи, а длинные, давно не стриженные волосы свалялись в безобразные космы. Жаклин увидела покрасневшие от холода щиколотки, торчавшие из слишком коротких штанов. Ботинки на его ногах превратились в бесформенное месиво, между наполовину оторванными подметками виднелись куски газеты, которые малыш подложил в тщетной попытке защититься от холода и мокрого снега.
   — Дайте-ка мне пройти, — услышала она тот же яростный мужской голос, который только что призывал остановить мальчика, и мужчина огромного роста с раскрасневшимся от холода и злобы лицом протиснулся сквозь толпу. Кривая улыбка исказила его лицо, когда он увидел, что мальчуган попал в ловушку. Сердце Жаклин замерло. Это выражение самодовольного торжества и жестокости было ей хорошо знакомо. — Вот как, — начал мужчина, приближаясь к ребенку, все еще сжимавшему в руках хлеб, — значит, ты думаешь, что можешь воровать у меня?