Монк Карин. Уступить искушению

   — Вы, кажется, не в себе? Вокруг вас полно гвардейцев. Вы арестованы.
   — Да неужели? — искренне удивился Арман. — Простите, инспектор, что утруждаю вас, но не могли бы вы позвать этих славных гвардейцев?
   — С удовольствием, — ответил Никола. — Охрана!
   Прошло несколько секунд, но никто не появился. Арман продолжал спокойно наблюдать за Никола. Тот, подозрительно оглядевшись, снова закричал:
   — Охрана! Да где вы все?
   Жаклин тоже взглянула в сторону побережья, но никого не увидела.
   — Наверное, ваши люди занялись каким-то важным делом, — предположил Арман. — Поэтому, пожалуйста, исполните мою просьбу и освободите мадемуазель де Ламбер.
   — Никогда! — прорычал Никола. Его нож сильнее врезался в горло Жаклин. — Вы и мальчишка пойдете со мной, или я убью ее.
   Арман театрально вздохнул:
   — Бурдон, вам нужно преодолеть это наваждение, пока оно окончательно вас не разрушило.
   — Я отвезу вас в Булонь, откуда вы будете переправлены в Париж, — уверенным тоном заявил Никола.
   — Вы очень любезны, — вежливо заметил Арман, — но у нас совершенно нет времени для очередной поездки в Париж. Если вы внимательно посмотрите на пролив, то увидите, что за нами уже прибыл корабль.
   Жаклин немедленно повернула голову в сторону пролива и увидела неясный силуэт «Анжелики», которая величественно покачивалась на волнах. «Наконец-то», — с облегчением подумала она.
   — Корабль прибыл, но вы на него не попадете, — усмехнулся Никола. — Либо вы следуете за мной, либо я немедленно перережу горло вашей даме.
   Холод сковал тело Жаклин, когда она почувствовала, как нож царапает кожу на ее шее. Ее беспомощный взгляд устремился в сторону Армана, однако выражение его лица оставалось все таким же бесстрастным и подчеркнуто вежливым.
   — Инспектор, вы утомили меня своими угрозами, — сказал он. — Немедленно отпустите мадемуазель де Ламбер, или вы будете горько сожалеть о последствиях.
   Никола рассмеялся:
   — Что вы можете мне сделать? Ее жизнь в моих руках, а у вас нет никакого оружия.
   — Это так, — кивнул Арман. — Но если вы не выполните мои требования, я прикажу своим людям вышибить вам мозги. Думаю, мадемуазель де Ламбер испытает при этом истинное удовольствие. А вот вам, как мне кажется, это совсем не понравится.
   Все еще держа нож у горла Жаклин, Никола медленно обернулся, затем после некоторого колебания опустил руку.
   Жаклин тут же бросилась к Арману, она даже не стала смотреть, что творилось позади нее. Арман спокойно стоял и не спускал глаз с противника. Встав рядом с ним, Жаклин увидела, что за спиной Никола находилось не меньше десятка людей с «Анжелики» — они держали в руках пистолеты, нацеленные в голову инспектора. Их возглавлял Сидни Лэнгдон, который всем своим видом показывал, что изнывает от желания получить приказ стрелять.
   — Теперь, как ни жаль, нам придется откланяться, — с иронией произнес Арман. — А вас, месье Бурдон, мои люди отправят к вашим друзьям из Национальной гвардии. Уверен, утром кто-нибудь обратит внимание на лошадей, которые разбрелись по округе, и организует ваше спасение. Пока же вам придется довольствоваться темнотой и морской прохладой. Возможно, это напомнит вам тюрьму Ла-Форс, вот только воздух здесь намного чище.
   — Вам это не сойдет с рук, — прошипел Никола, когда Сидни заломил ему руки за спину. — Клянусь, мы еще не закончили. Я не успокоюсь, пока вас всех не казнят за преступления против Республики, и, если будет нужно, разыщу вас даже в Англии. Когда это произойдет, я убью вас собственными руками.
   — Не могу отказать вам в этом. — Арман улыбнулся. — Более того, с нетерпением жду вашего визита в Англию и с удовольствием познакомлю вас с английскими тюрьмами. Конечно, они не так сильно переполнены, как французские, но тем не менее их не назовешь местами для отдыха.
   Никола с ненавистью посмотрел на Жаклин:
   — Ты думаешь, что победила, но это не так. Аристократы скоро исчезнут с лица земли. Вас будут убивать до тех пор, пока кровь не смоет с Франции все ваши преступления.
   В этот момент Сидни засунул кляп ему в рот, и Жаклин так и не узнала, что собирался сделать Никола, да теперь это уже и не имело значения. Она навсегда освободилась от него. Без сомнения, инспектора Бурдона жестоко накажут за побег Черного Принца и за то, что он опять упустил дочь герцога де Ламбера. Возможно, на этот раз ему самому придется отправиться на гильотину, однако эта мысль не доставила ей удовольствия — Никола Бурдон больше не волновал ее. Единственное, что терзало сейчас сердце Жаклин, — это жалость к тем тысячам заключенных, которые оставались в тюрьмах и покорно ожидали дня своей казни.
   — Мы можем идти? — тихо спросила она у Армана.
   Тот удивленно взглянул на нее. Он ждал, что ей захочется насладиться тем, как унижают ее врага, сказать ему несколько слов, которые его доконают, однако Жаклин казалась совершенно равнодушной.
   — Конечно, можем, — сказал он и протянул руку.
   Она молча прижалась к нему и оглянулась на Филиппа, который стоял рядом. Мальчик тоже неуклюже подал ей свою руку, и все трое медленно побрели по берегу.
   Жаклин сидела в каюте Армана и не спеша расчесывала чисто вымытые волосы — ей пришлось приложить немало усилий, чтобы смыть с них рыжую краску. Взяв пальцами еще влажный локон, она осмотрела его: то ли из-за неяркого света свечи, то ли потому, что краска смылась не до конца, но ей показалось, что волосы все же сохранили легкий оранжевый оттенок.
   Она не знала, где находился Арман. Когда они поднялись на борт «Анжелики», он приказал Сидни принести для Жаклин ванну, горячую воду и одежду. Филипп хотел пойти вместе с ней, но Арман сказал, что для него приготовлена другая каюта. Мальчик начал было спорить, но Жаклин объяснила ему, что хочет принять ванну и переодеться и просит его сделать то же самое. После этого он, что-то недовольно бормоча себе под нос, позволил отвести себя в предназначенную для него каюту.
   Сидни принес Жаклин ночную рубашку и красивое платье, которое она должна была надеть утром. Она долго разглядывала тонкое кружево, а потом направилась к шкафу, чтобы достать оттуда сорочку Армана; ей не хотелось спать в том, что принадлежало его жене или одной из многочисленных любовниц. Кроме того, Жаклин нравилось носить его рубашки. Возможно, подумала она, это ее последняя возможность ощутить на себе приятный холодок тонкого полотна. Она сделала то, что хотела, — спасла его жизнь, отплатив за то, что он спас ее. Ей не нужно больше терзаться чувством вины, вспоминая, как она послала его в ловушку, — теперь они ничем не обязаны друг другу и, вернувшись в Англию, могут продолжать жить каждый своей жизнью.
   Ее отвлекли голоса, раздавшиеся снаружи. Жаклин завернулась в одеяло и открыла дверь, чтобы посмотреть, в чем дело. Перед входом в каюту стояли Филипп, который держал в руках одеяло и подушку, и Арман — он уже побрился и переоделся в свободную белую рубашку с широкими рукавами и черные брюки. В одной руке у него был хрустальный графин рубиново-красного вина, а в другой — один бокал.
   — Вы не должны ее беспокоить. Ей нужно отдохнуть, — выговаривал Филипп капитану, который возвышался над мальчиком словно скала.
   Арман беспомощно взглянул на Жаклин.
   — Может быть, нам стоит спросить у мадемуазель де Ламбер, возражает ли она против моего визита, — предложил он.
   Филипп удивленно обернулся.
   — Я думал, ты уже спишь, — растерянно сказал он.
   — Спасибо за заботу, Филипп, — Жаклин улыбнулась, — но я, как видишь, не сплю. Ты можешь возвращаться в свою каюту.
   — Думаю, мне лучше остаться здесь, — настаивал мальчик. — На тот случай, если тебе потребуется моя помощь. — Он многозначительно взглянул на Армана.
   — Филипп, в этом нет необходимости, — попыталась возразить она.
   — Ничего, мне это не трудно. — Филипп принялся расстилать одеяло прямо на палубе.
   Арман продолжал смотреть на Жаклин, и она почувствовала, что краснеет.
   — Филипп, я бы хотела, чтобы сегодня ты спал у себя, — сказала она как можно строже. — Тебе нужно хорошо отдохнуть, а палуба не слишком подходит для этого.
   — Я спал в местах и похуже. — Добровольный охранник не тронулся с места.
   Теперь пришел черед Жаклин обратить вопрошающий взгляд на Армана. Тот пожал плечами, словно говоря ей, что это ее проблема, а он тут бессилен.
   — Филипп, иди к себе, — попросила Жаклин почти жалобно.
   Мальчик растерянно посмотрел на нее и спросил с нескрываемым разочарованием в голосе:
   — Разве ты не хочешь, чтобы я остался?
   — Нет, — ответила она, чувствуя, что ее лицо пылает. — Не сейчас.
   — Ладно, похоже, мне действительно пора идти к себе. — С этими словами Филипп поднял с палубы одеяло и медленно побрел по проходу.
   Жаклин вернулась в каюту, Арман последовал за ней. Подойдя к столу, он поставил на него бутылку и бокал.
   — Сидни принес тебе все, что нужно? — спросил он, наливая вино и протягивая ей.
   — Да, — ответила Жаклин, принимая бокал из его рук.
   В каюте наступила неловкая тишина. Арман не знал, что делать дальше. Он сгорал от желания заключить ее в объятия и ласкать, ласкать до бесконечности, однако продолжал стоять неподвижно, боясь сделать хоть малейшее движение в ее сторону.
   — Зачем ты приехала за мной? — неожиданно спросил он. Она удивленно подняла на него глаза:
   — Я поступила глупо, отправив тебя спасать Франсуа-Луи. Из-за этого ты попал в ловушку.
   — Надеюсь, месье маркиз благополучно добрался до Англии? — с напускным равнодушием поинтересовался Арман.
   Жаклин насторожилась.
   — Да. Он навестил меня у Харрингтонов и рассказал о том, что тебя схватили.
   — Вот, значит, как…
   Больше всего Арман хотел знать, по-прежнему ли она собирается выйти замуж за своего жениха, но у него не нашлось сил, чтобы задать этот вопрос. Если бы она ответила «да», он бы тут же развернулся и ушел от нее. Какую историю рассказал ей маркиз, как объяснил свое спасение из ловушки, в которую попал Черный Принц? Арману хотелось сказать, что этот слизняк недостоин даже находиться с ней в одной комнате, он труслив, слаб и у него были романы с другими женщинами, когда он сидел в тюрьме. Еще ему хотелось сообщить ей, что под роскошным париком месье маркиз скрывает огромную лысину… но он промолчал.
   — Когда я узнала, что тебя поймали, то сразу решила помочь, — сказала Жаклин, пытаясь сгладить возникшее между ними напряжение. — Я не могла жить с мыслью о том, что в благодарность за свое спасение послала тебя на верную смерть.
   — Ничего подобного, — возразил Арман. — Ты просто наняла меня на работу. Возможно, не следовало соглашаться на твое предложение, но ведь ты заплатила мне аванс. — Он подошел к ней вплотную. — Помнишь?
   Жаклин нервно отпила из бокала.
   — Помню, — ответила она на одном дыхании.
   — А знаешь, сколько раз я вспоминал о той ночи? — Он взял бокал из ее рук и поставил его на стол.
   Она покачала головой. В ее взгляде засветились одновременно желание и неуверенность.
   — Странно, — произнес Арман, дотрагиваясь пальцами до ее щеки, — в тюрьме я думал о тебе, чтобы не утратить ясность рассудка, а теперь ты стоишь рядом со мной, и я чувствую, что схожу с ума. Скажи, — он наклонился и коснулся губами ее губ, — почему ты обладаешь такой безграничной властью надо мной?
   В ответ Жаклин стремительно обняла его и прильнула к нему всем телом. Арман почувствовал, что не может больше сдерживать себя: он начал целовать ее с такой страстью и таким отчаянием, словно эти поцелуи были для него столь же важны, как воздух, которым он дышал.
   Ее губы соблазнительно пахли вином и медом, а тело пылало от желания. Жаклин слегка застонала, когда его руки заскользили по ее груди, раздвигая отвороты рубашки. Еще никогда в жизни он не видел женщину, которая была бы одета столь сексуально.
   Руки Жаклин нежно прикасались к нему, лаская его плечи, шею, волосы. Когда она застонала, дотронувшись до его восставшей плоти, он окончательно потерял голову.
   Его губы продолжали целовать Жаклин, потом он осторожно поднял ее на руки и понес к кровати. Его пальцы принялись расстегивать пуговицы на ее рубашке, и спустя минуту Жаклин лежала перед ним совершенно обнаженная. Арман покрывал поцелуями ее тело, в то время как она пыталась освободить его от мешающей им обоим одежды.
   Наконец Жаклин смогла дотронуться до его шелковистой кожи и застонала от наслаждения. Губы Армана совершили чудесное путешествие от ее губ до набухшего соска, заставляя его владелицу изгибаться от удовольствия. Его рука опустилась на ее живот, а потом медленно соскользнула на внутреннюю сторону бедра. Арман двигался медленно, и она почувствовала, как горячая волна желания заставляет ее отбросить в сторону стыд и предубеждение. Ее бедра раздвинулись: она хотела, чтобы он продолжал делать то, что начал. Губы Армана отпустили сосок и, оставляя горячую дорожку из поцелуев, направились вниз по ее животу. И вот он уже наслаждался вкусом нежного лона, заставляя ее стонать от наслаждения. Сладостные волны пробегали по телу Жаклин, заставляя ее содрогаться от предвкушения чего-то необыкновенного; ее дыхание стало прерывистым, она чувствовала, что не может больше выносить того, что он делал с ней.
   На какой-то миг Арман оставил ее, чтобы снять с себя брюки, и тут же снова вернулся. Медленно опустившись на нее, он взял ее лицо в ладони и принялся покрывать его поцелуями. Жаклин страстно прижалась к нему, раскрываясь, приглашая скорее войти в нее, а потом обхватила его фаллос руками, словно боясь потерять, и направила в себя.
   Арман чувствовал, что вот-вот взорвется, и поэтому, желая продлить наслаждение, двигался медленно и размеренно; но тело предало его. Жаклин уже сотрясал оргазм, когда он почувствовал, что дошел до самой вершины. Они слились в едином порыве, поднимаясь вместе все выше и выше, а затем медленно опускаясь обратно.
   Арман перекатился на спину, увлекая Жаклин за собой. Теперь она лежала сверху, прижимаясь к нему всем телом и ощущая его теплое дыхание на своем лице. Остатки возбуждения медленно покидали ее, оставляя лишь усталость и ощущение абсолютного счастья. Значит, вот как все это происходит между мужчиной и женщиной, подумалось ей. Она была уверена, что ничего подобного ей не суждено было бы испытать с Франсуа-Луи — в их отношениях главенствовали взаимная вежливость и легкий флирт. Она ни за что не выйдет за него замуж после того, как дважды была близка с мужчиной, один взгляд которого заставлял ее дрожать от возбуждения, а прикосновения уносили к звездам. Она уже никогда не сможет удовлетвориться чем-то меньшим.
   — Арман, — тихо позвала Жаклин.
   — Да?
   — Что мы будем делать дальше? — Ей вдруг стало неловко от своего вопроса. Арман обнял ее и поцеловал в висок. — Мы будем спать, — ласково ответил он. — Нет, я спрашиваю не об этом. Что мы будем делать, когда вернемся в Англию?
   — Ну… поедем домой. — Его ответ прозвучал как нечто само собой разумеющееся.
   — Домой? — радостно переспросила она. Арман сонно кивнул в ответ.
   Счастье переполнило сердце Жаклин. Она поцеловала любовника в губы и сказала;
   — Ты не пожалеешь об этом. Мы будем очень счастливы, я чувствую это. У нас получится отличная семья.
   Неожиданно Арман открыл глаза.
   — О чем ты говоришь?
   Жаклин приподняла голову и пристально посмотрела на него.
   — Я говорю о том, что мы поженимся. Сюзанна, Серафина и Филипп, конечно же, будут жить с нами.
   — Поженимся? — переспросил он.
   — Но ты же не собираешься сделать меня своей любовницей навсегда? — Жаклин была слегка задета тем, что ей приходится разъяснять ему такие очевидные вещи.
   — Нет, конечно, нет, — заторопился Арман, словно не желая обидеть ее. — Просто дело в том… — Он помолчал. — Жаклин, я не могу на тебе жениться…
   — Это из-за того, что у тебя нет титула? Это меня не волнует, — перебила она. — Согласно современным французским законам, я тоже лишена титула, так что теперь мы равны.
   Арман удивленно взглянул на нее. Неужели эта высокомерная дочь герцога всего несколько месяцев назад отстаивала перед ним свой аристократический статус, искренне веря, что ее превосходство над ним — дело рук Господа и не должно подвергаться сомнению? Изменения, произошедшие в ней, поразили его.
   Однако вовсе не отсутствие титула мешало Арману стать ее мужем.
   — Жаклин, я не могу жениться на тебе не по этой причине, — попытался объяснить он. — Через несколько недель мне предстоит вновь стать Черным Принцем, и я не смогу оставить тебя терзаться неизвестностью в ожидании вестей от меня. Если я буду постоянно думать о жене и детях, то не смогу рисковать, а это скорее всего закончится для меня трагически. — Арман протянул руку и погладил ее по щеке.
   Приподнявшись, Жаклин села рядом с ним, прикрывшись одеялом.
   — Ты сошел с ума! — воскликнула она дрожащим от возмущения голосом. — Не смей даже думать о том, чтобы вериться туда!
   Арман серьезно посмотрел на нее.
   — К несчастью, революция с каждым днем становится все более жестокой: Робеспьер и его приспешники насаждают новый кровавый порядок. В тюрьме я узнал, что волна насилия захлестнула не только Париж, но и всю Францию — только в декабре было казнено более четырех тысяч заключенных.
   — Как бы тебе ни хотелось, ты не можешь спасти всех, — быстро возразила Жаклин.
   — Представитель Комитета национальной безопасности Нанте, — продолжал Арман, словно не слыша ее замечания, — придумал новый способ казни, который назвал вертикальной депортацией. Ты знаешь, что это такое?
   — Нет, — ответила Жаклин. Она не была уверена в том, что вообще хочет это знать.
   — Он помещает людей на плоты, в которых заранее пробиты дыры, заделанные деревянными пробками, и вывозит их на середину Луары. Палачи выбивают пробки и быстро перебираются в ожидающую их лодку, а приговоренные медленно опускаются на дно. Тех, кто пытается плыть, рубят саблями.
   Жаклин в ужасе смотрела на него, стараясь осмыслить то, что он ей только что рассказал. Из жалости Арман не стал посвящать ее в детали этой казни и умолчал о так называемых республиканских свадьбах, когда ради развлечения палачи привязывали друг к другу обнаженных мужчин и женщин, перед тем как утопить.
   — Я не могу прекратить свою работу, — сказал он.
   — Даже ради меня?
   — Да, даже ради тебя.
   Глаза Жаклин наполнились слезами.
   — Тебе долгое время удавалось уходить живым, но теперь они знают, как ты выглядишь. Если ты вернешься во Францию, тебя обязательно поймают, это лишь вопрос времени.
   Арман осторожно вытер слезу, которая катилась по ее щеке.
   — Пойми, это всегда было опасно, но я смог выжить и совершить много хорошего. Ты — главное тому доказательство. Каждая жизнь, которую я спас, является моим покаянием перед теми, кого я не смог спасти. Надеюсь, теперь ты понимаешь?
   — Я знаю о гибели твоих родных, — с трудом выговорила Жаклин сквозь слезы, — и мне кажется, ты совершил уже достаточно, чтобы искупить свою вину, которая вовсе не является твоей. Ты ничего не мог сделать, неужели ты этого не понимаешь?
   Арман нахмурился.
   — Я мог быть с ними и не дать им уехать или отправиться вместо них. — Он опустил голову.
   — Тогда убили бы тебя!
   — Возможно, но моя мать, Анжелика и Люсет были бы живы.
   — Зато ты не спас бы остальных. Ты уже сохранил столько жизней! А твоя смерть никому не принесет пользы.
   — Но я не могу просто стоять в стороне и смотреть, как они убивают тысячи невинных людей!
   — Однажды ты сказал мне, что нужно оставить прошлое позади и начать жить настоящим, — тихо сказала Жаклин. — Теперь я знаю, что ты испытал не меньшую боль, чем та, которую мне пришлось перенести, и прошу, умоляю тебя забыть прошлое.
   Осторожно заглянув в ее глаза, Арман вздохнул. Она просто не понимает, о чем просит.
   — Я не могу, — коротко сказал он.
   Дрожа от обиды и страха, Жаклин отвернулась от него, чтобы он больше не видел ее слез.
   — Тогда убирайся. Немедленно.
   Арман встал. Ему не следовало приходить сюда. Он жестоко обидел Жаклин и теперь не знал, как исправить положение. Любые слова, которые он может сказать, ранят ее еще глубже.
   Когда, закончив одеваться, Арман направился к двери и вышел из каюты, глухие рыдания, раздавшиеся позади, острой болью отозвались в его душе.

Глава 15

   Жаклин находилась в комнате для занятий вместе с сестрами и Филиппом. Мальчик учился читать по-английски, с трудом осваивая незнакомые ему слова, и она терпеливо поправляла его.
   Неожиданно Сюзанна оторвалась от книги, которую читала, и презрительно сощурилась.
   — Не понимаю, зачем ты учишь его читать по-английски, когда он не умеет толком делать это по-французски…
   — Филипп будет учиться читать на обоих языках, — уверенно ответила Жаклин.
   — Зачем вообще учить его читать, — продолжала Сюзанна. — Он же обычный мальчик с конюшни.
   Филипп посмотрел на сестер.
   — Вы говорите обо мне? — спросил он по-французски. Сюзанна улыбнулась:
   — Ты разве не знаешь, в комнате для занятий запрещено говорить по-французски.
   Филипп усмехнулся и начал водить пальцем по странице.
   — Сюзанна — маленькая дурочка, — медленно прочитал он.
   — Филипп! — строго произнесла Жаклин.
   — Да как он смеет! — закричала Сюзанна, вскакивая из-за тола.
   — Но я же сказал по-английски, — невинно возразил ей Филипп.
   — Больше я ни минуты не останусь в одной комнате с этим грязным крестьянином! — крикнула Сюзанна, переходя на французский, и выбежала из класса.
   Филипп пожал плечами:
   — Она думает, что я ниже ее.
   — Прости, она нехорошо поступила.
   — А вот ты никогда не думала, что я ниже тебя, — заметил Филипп. — Ты рисковала ради меня своей жизнью, хотя тогда даже не знала, кто я такой.
   — С ней все по-другому, — объяснила Жаклин. — У Сюзанны не было возможности изменить те убеждения, с которыми она выросла. Всю свою жизнь она провела за стенами Шато-де-Ламбер или в доме Харрингтонов, и в ее глазах ты такой же, как те люди, которые арестовали и казнили ее отца и брата. Сюзанна относится к тебе так не только потому, что считает ниже себя, но и потому, что она тебя боится.
   Филипп удивленно поднял глаза:
   — Я ничего ей не сделал.
   — Знаю. Но ты все равно пугаешь ее, независимо от твоего желания. А еще она ревнует тебя ко мне. Ты стал членом нашей семьи, и я провожу с тобой столько же времени, сколько с ней. Она не понимает, что от этого я не стала любить ее меньше.
   — А вот Серафима меня не боится. — Филипп посмотрел на младшую сестру Жаклин, которая сидела за соседним столом и рисовала. Мальчику она казалась сказочной фарфоровой куклой. Он буквально обмирал, глядя на завитки светло-русых волос, пляшущих над воротником ее шелкового платья.
   — Малышке только шесть лет, и она не успела заразиться предубеждениями и страхами, — пояснила Жаклин.
   — Может быть, и так. — Филипп поднялся и подошел к Серафине, чтобы посмотреть на ее рисунок. — А может быть, я просто ей нравлюсь.
   Он схватил мелок, который лежал у доски, и сделал вид, что проглотил его. Глаза Серафимы широко раскрылись от изумления. Тогда он взял еще мелок, потом другой, третий — все они один за другим исчезали у него во рту. Когда исчез последний мелок, Филипп зажал рот обеими руками и упал на пол.
   Серафина слезла со стула и подошла к нему. Понимая, что это шутка, она попыталась выяснить, где находятся мелки. Заметив, что Филипп сжимает что-то в руке, она разжала его пальцы и достала сложенный вчетверо литок бумаги. Это был рисунок, на котором смешной котенок гонялся за бабочкой.
   Девочка некоторое время смотрела на него, а затем вернулась на свое место, прижимая рисунок к груди.
   Жаклин улыбнулась. Филипп постоянно смешил Серафину и дарил ей маленькие подарки. Пожалуй, это было единственное существо, с которым он подружился. Лаура постоянно заявляла в его присутствии, что у нее начали пропадать вещи, сэр Эдвард и леди Харрингтон тоже не были в восторге от «уличного мальчишки», как они его называли, считая, что его место на конюшне и он не должен показываться в доме; однако Жаклин даже слышать не желала об этом: она привезла Филиппа в Англию не для того, чтобы сделать из него слугу. За прошедшие четыре недели он достаточно выучил английский, чтобы суметь на нем объясниться, и усвоил несколько хороших манер, которые помогали ему чувствовать себя увереннее. Теперь Филипп одевался как юный джентльмен, и его легко можно было спутать с сыном какого-нибудь английского аристократа. Он обожал проводить время на конюшне и уже начал учиться ездить верхом. Жаклин оставалось только радоваться тому, что мальчик быстро приспосабливается к новой жизни.
   Увы, она не могла сказать то же самое о себе. За прошедший месяц она не получила ни единой весточки от Армана и даже не знала, находится ли он в Англии или снова отправился во Францию. Жаклин несколько раз собиралась написать ему, но потом отказывалась от этой идеи. Она не находила слов, чтобы объясниться с ним. Лучше ей совсем забыть его и начать больше думать о своей жизни. Те остатки драгоценностей, которые она привезла с собой, могли обеспечить ее, сестер и Филиппа всего на год или два. Она планировала продать их и вложить деньги в какое-нибудь дело, но без совета Армана не могла решиться на такой важный шаг. С сэром Эдвардом советоваться было бесполезно, потому что он жил на унаследованный капитал и ничего не понимал в деловых вопросах. Сама она не была уверена даже в том, что сможет выгодно продать свои драгоценности. Пока Жаклин могла рассчитывать только на щедрость Харрингтонов и катастрофически уменьшающийся фонд, предназначенный для ее сестер.