Страница:
Карл замолчал, отдышался.
– Если вы хотите что-то сообщить мне, говорите вслух. Я выслушаю. Я чертовски хороший слушатель.
– Мм... думаю, так оно и есть. – Чандлер усмехнулся. Неожиданно прежнее хищное выражение вновь появилось на его лице. – Я не нуждаюсь в отеческом утешении, тем более со стороны человека втрое моложе меня. Благодарю покорно. Нагуляли аппетит?
– Да-
– Запомните, молодой человек. Я... в основном... пригласил вас и мисс Макконел на обед совсем не потому, что мне захотелось показаться таким уж передовым и прогрессивным.
Он внезапно прервал объяснение, что-то коротко и невразумительно приказал роботу, и тот тут же умчался прочь.
– Может, по нравственным соображениям? – продолжил он вопросом, обращенным к себе. – Возможно. Тем не менее причина все же была. Я хотел поговорить с вами. Карл, когда вы станете таким же старым, как я, вы поймете, что упустить возможность поговорить с человеком, за которым будущее, непростительная глупость. Боже мой, знали бы вы, как долго я искал ответ на главный вопрос! И никто не мог помочь мне отыскать его.
Карл громко рассмеялся:
– Возможно, вы спрашивали не у тех людей.
Он резко оборвал смех, встал, подошел к окну и вновь принялся вглядываться в погружавшийся в темноту город.
– Это воистину ошеломляет... У меня тоже нет ответов, Фрэнк. Я самый обычный парень, которого вдруг наградили – или нагрузили – определенного рода талантом. Я вовсе не просил об этом. Вы хотите узнать Большую Правду о Человечестве? Хорошо, я отвечу. Подавляющее большинство – это вполне приличные, порядочные люди. Они изо всех сил стараются быть замечательными парнями, но часто очень ленивы, а порой поддаются усталости и опускают руки. За что потом безжалостно корят себя. Большинство из тех, кто является или кого в этом мире считают сильными, волевыми людьми, постоянно терзают себя всякими неразрешимыми вопросами, чаще всего угрызениями совести за мелкие и крупные прегрешения. Подавляющая часть таких людей откровенные психопаты. Это, как ни странно, норма. Куда меньше – к счастью для всех нас – патологически испорченных личностей, изначально стремящихся творить зло. Они находятся в той же пропорции к остальному населению, что и добродетельные от природы люди. Их иначе называют святыми. К тому же, – он неожиданно сменил тему, – если вы решите пригласить Дженни на обед, причем одну, она примет приглашение, но определенно откажется, если ваше предложение...
– Разве обед не повод? Вы, молодой человек, плохо думаете обо мне!
Карл повернулся к Чандлеру, сидевшему возле сделанного из камня стола с мягко светящейся столешницей.
– Я часто размышлял о том, – добавил хозяин, – о чем вы только что сказали, и, должен согласиться, вероятно, так и есть. Это касается и терминологии, которую вы употребляете – плохой, хороший, – и пропорции, но я не могу знать в точности в каждом конкретном случае. А вы можете?
Карл подошел к столику, уселся на шкуру какого-то зверя, брошенную рядом, сложил ноги и принял позу лотоса:
– Вероятно, не знать было бы лучше. Порой я прихожу именно к такому выводу.
На столе между тем были уже расставлены блюда. Карл посмотрел на свою тарелку. На ней лежала доставленная с Луны телятина, обильно политая кисло-сладким соусом бледно-голубого цвета и посыпанная ягодами черники. Рядом размещались горячие тосты, масло и несколько листочков салата. Чандлер между тем принялся за блюдо, с виду напоминающее отварные куриные грудки. Карл осторожно отрезал кусочек и положил в рот. Попробовал на вкус остуженное до комнатной температуры мясо. Лунная телятина считалась исключительно изысканным блюдом, немногим доводилось пробовать ее. Вкус необычный, выгодно контрастирующий с соусом и ягодами. Кое-кто из богачей с ума сходил от этого продукта, произведенного на лунных заводах.
– Спасибо. Это очень вкусно. Не ожидал, что в ваш рацион входят подобные деликатесы. Чандлер засмеялся:
– О да! Насчет моей диеты ходит много досужих разговоров. К сожалению, после того как мне стукнуло восемьдесят, доктора запретили подобную пищу. Мой личный врач – он недавно умер – твердил мне, что я ни в коем случае не увижу своего восьмидесятилетия, если буду глотать таблетки, от пуза лопать жирное и потреблять сахар в тех количествах, к которым я привык. Меня нетрудно убедить, в ту пору я действительно ел все подряд и чувствовал себя отвратительно. А сейчас я просто огурчик, смотрюсь куда лучше, чем двадцать лет назад. Когда мне исполнилось шестьдесят пять, я выглядел просто развалиной. Почему вы решили, что Дженни откажет мне? Она вела себя так... – он сделал паузу, видимо пытаясь подобрать слова, – словно наш разговор, когда мы беседовали, был ей интересен.
Карл отломил кусочек хлеба.
– Так оно и есть. Вы очень интересны ей как человек. Мне так кажется. Она страшная трусиха, вы такой никогда не встречали. Даже миротворцы отказывались работать с ней. В те годы, когда мы были единственными телепатами, они предпочитали брать меня. Ее хлебом не корми, только дай посочувствовать людям, она принимает все их беды на себя, однако ее помощь полезна только психопатам. Когда она сидит рядом с вами за столом, она просто симпатичная женщина. Как, впрочем, и я. Но если мне вдруг придет в голову прикоснуться к ней, последствия будут ужасны. Предположим, вы воспылали ко мне любовной страстью. Стоит мне исполнить ваше желание, и меня целый месяц будут преследовать кошмары. Такова наша голгофа, здесь все перемешано– кусочек того, кусочек другого. Кусочек вины, стыда перед Богом, телепатических способностей. В любом случае, все это сплавляется в острый нож, которым вы терзаете свою плоть. Если страданий меньше, они быстрее излечиваются.
– Вы просто обворожительны.
– Спасибо.
Карл вновь приступил к еде, теперь вкус искусственного мяса тоже показался ему обворожительным. Чандлер рассеянно посмотрел на него:
– Карл, скажите, люди, не испытывающие чувства вины – я не имею в виду психопатов, – они вообще существуют?
В этот момент голос ниоткуда объявил:
– Вызывают Карла Кастанавераса. Карл оглядел комнату.
– Слышу, – наконец отозвался он. Он так и не нашел, что искал.
– Простите, сэр, где здесь камера?
– Нигде, – отозвался Чандлер, – это мой дом, сынок. Я не желаю, чтобы чужие видели, как я живу. Карл удивился, потом четко выговорил:
– Команда, вызов принят. – Затем еще раз с недоумением повертел головой и, не сообразив, в какую сторону смотреть, по привычке ответил: – Привет.
Тут же справа от него засветилось голографическое поле. Он повернулся к нему и увидел Дженни Макконел.
– Карл? – В ее голосе чувствовалось тревога.
– Прости, Дженни, я не сразу отыскал камеру. Что случилось?
– Можешь вернуться домой?
– Какие-нибудь неприятности?
– Нет, но... В общем, да, Карл. М'ожешь немедленно прибыть домой?
– Дженни, я здесь с мистером Чандлером. Говори откровенно.
– Трент не телепат.
– Что?
– Трент не наш.
– Как это?
– О боже, Карл! Он не способен читать мысли. – Она глубоко вздохнула, и Кастанаверас заметил слезы на ее лице. – Он не разговаривает ни с кем из наших. Я однажды вошла в его сознание, это... Я больше никогда не повторю этот опыт.
– Я приеду, как только смогу. Держись! Команда, отключить связь. – Он повернулся к Чандлеру. – Простите, сэр. Я должен срочно вернуться. Большое спасибо за обед.
Чандлер поднялся, проводил гостя до двери:
– Я понимаю. Могу я чем-нибудь помочь? Хочешь, велю своему шоферу доставить тебя в Нью-Джерси? У него класс "А", он очень быстро подбросит тебя.
– Разве вы не говорили с Тони Анджело? – спросил Карл у порога.
Чандлер не понял, при чем здесь Тони.
– Нет. Не было нужды. Зачем?
– Не важно. Я доберусь на своем «металлсмите». Это тоже достаточно быстро. Чандлер улыбнулся:
– Как хочешь. Только будь осторожен.
– Еще раз благодарю за обед.
– Не за что, сынок. Не рискуй понапрасну.
Карл оставил богатейшего и одного из самых могущественных людей на Земле в дверном проеме, а сам направился к лифту. Спустившись, он со всех ног бросился к своему аэрокару.
В Комплексе было на удивление тихо, ни с чем подобным Карлу не приходилось сталкиваться. Он поставил аэрокар в гараж, рядом с «ламборджини», принадлежавшим Энди. Некоторое время до него доносилось жужжание гироскопов, но и оно быстро стихло. Вот тогда и наступила тишина, какой вовек не бывало в этом здании. Он поднялся наверх, прошел по коридорам, миновал детей в холле. Направился в свой офис, где работал, когда находился в Комплексе. Никто из детей не отважился заговорить с ним.
В кабинете собрались Дженни, доктор Монтинье, Малко, Энди, Уилли и Джохан. Они беседовали, но сразу замолчали, как только Карл вошел. Кастанаверас обратился к Монтинье:
– Что он натворил?
– Ничего особенного, – пожала плечами Сюзанна. Голос ее прозвучал резко, даже чуть вызывающе. – Он совершенно здоровый мальчик и более-менее нормальный, исключая разве что слишком сметлив и развит для своего возраста. Мы не отбирали гены для опытов где попало. Его третий и восьмой гены отличаются от тех, что являются обычными для всех остальных детей, но они очень похожи на твои. Его семнадцатый ген составной, такой, в общем, как и у всех у вас, а вот третий полностью отличается. Эта цепочка ДНК отвечает за цвет глаз, понятно, что они у него голубые. При этом следует учесть, что какая-то порция генов, привносящих телепатические свойства, у него безусловно присутствует. Я подозреваю, что эти отличия сказались и на его темпераменте. Он более выдержан и обладает куда более развитым чувством юмора, чем большинство детей. Я не смогла детально сравнить его геном со стандартным набором для телепатов, но более чем уверена, что каких-либо существенных отличий нет. Наши доноры поставляли качественный исходный материал.
Карл молча выслушал ее объяснения:
– Спасибо. Что же он сам думает об этом? Что у него не так, чем он отличается от других детей?
– Разве это не очевидно? – Осознав, что не очевидно, она продолжила: – Карл, его самосознание, его ощущения подсказывают ему, что он плоть от плоти одного из телепатов серии Кастанаверас. Это неотделимо от него, и в то же время он не может понять, почему он не такой. Он не может понять, кто он! – Она улыбнулась, словно просила прощение за то, что случилось с Трентом. – Хотя что-то подсказывает мне, что он быстро найдет ответ на этот вопрос. Для своих лет он необычайно сообразителен.
– Как он обнаружил, что не такой, как остальные дети?
– Он не видит инфракрасный свет. Он понял это, когда миротворцы вернули последнюю группу детей и все увидели темно-вишневые лучи, падающие с неба. Вчера во время осмотра я обнаружила, что он уже достиг половой зрелости. – Она чуть заметно пожала плечами. – Вчера я взяла у него кровь и дома исследовала ее. Генетический анализ поступит позже, думаю, не раньше полудня. Я уже связывалась – вывод очевиден. Трент не телепат. И никогда им не будет.
У Карла пересохло во рту.
– Где он? – резко спросил он и облизнул губы. – У себя в комнате?
– Нет, – ответил Малко. – В парке. Где-то прячется. Я не смог найти его.
Карл выбрался по туннелю в парковую зону и тут же угодил во тьму.
Хоть глаз выколи!
Наступила ночь. Огромные деревья, в определенном порядке выстроенные вдоль ограды, полностью закрывали своей листвой городские огни.
Карл постоял у выхода из туннеля, затем с помощью телепатического взора принялся осматривать территорию. Стоило только уйти в иноземье, как его тут же окагило болью и отчаянием. Ударило сильно, он даже пошатнулся от неожиданности. Вот он где, мальчишка! Залез на самое высокое дерево – уселся в развилку и наблюдал за закатом, тонкая полоска которого горела над Нью-Джерси. Небо было ясное, и, может, поэтому ощутимо тянуло прохладой.
Карл без слов произнес.
Трент, слезай.
В густых сумерках было видно, как в листве что-то зашевелилось, послышался шелест, треск ломаемых сучьев. Затем Трент исчез из ментального зрения – видно, спрятался за стволом. Карл решил обойти дерево кругом, но в следующее мгновение мальчишка появился вновь, метрах в двух от земли. Отсюда он спрыгнул на газон и, не удержавшись, упал на траву.
– Привет!
Карл кивнул и в ответ произнес:
– Привет.
Трент был бос, на нем были старенькие потертые джинсы, тонкая зеленая рубашка, в которой не согреешься. Когда мальчик подошел ближе, Карл жестом указал на едва прорезывающиеся через листву огни Комплекса.
– Я только что разговаривал с Сюзанной. Она сказала...
Трент кивнул:
– Я знаю.
– Прости, Трент. Я просто не знаю, что говорят в подобных случаях.
– Я тоже. – Мальчик помедлил, потом спросил: – Значит, никогда-никогда? Вот уж не повезло, – вздохнул он. – Интересный денек выдался. Я поверить не могу.
Теперь, стоя лицом к лицу, Карл с трудом отыскал нужные слова:
– Чем я могу тебе помочь?
Парнишка вздрогнул, наверное от холода.
– Я думал об этом. Мне надо уйти? – спросил он.
– Не понял?
– Мне придется покинуть Комплекс. Может, доктор Монтинье возьмет меня.
– Покинуть? – Выражение лица у Карла в этот момент получилось наиглупейшее. – Комплекс?..
– Да, – ответил Трент просто, без затей.
– Зачем?
– Я же не телепат. Я не хочу жить с телепатами. – Он помедлил, потом все-таки договорил: – Не могу!
– Но почему, Трент?!
– Отец, я думаю, придет день, когда ты, – мальчик говорил медленно, чуть запинаясь, – когда все телепаты будут как сейчас нормальные люди, и нам, таким, как я, придется отступить в тень, потому что мы не сможем конкурировать с ними. Вы самые лучшие из нас, ну, тех, кто живет на Земле и там...
Он указал на небо, затем отвернулся.
– Глупости, Трент. – Он попытался убедить мальчишку.
Трент улыбнулся:
– Я знаю, это случится не скоро. Новую породу быстро не выведешь.
Теперь он глядел прямо в глаза Карла, его глазищи были наполнены тьмой.
– Но если я останусь дома, это случится со мной. И очень скоро. – Трент перестал улыбаться. – Ты знаешь, папа, я часто отправляюсь потанцевать в Инфо-сеть. Они не могут поймать меня. Когда я получу инскин, не думаю, что кто-нибудь на Земле сумеет меня схватить. – Трент указал на Комплекс. – Если я останусь дома, этого не случится. Я люблю вас всех, но быть ничем не хочу.
Карл покачал головой:
– Трент, это безумие. Малко живет с нами, и ничего.
– У Малко есть опыт, знания, большие связи. Он может представлять ценность для нас... – Мальчик запнулся, потом решительно выговорил: – Я – иг... Веб-танцор. Отец, в Сети много вебтанцоров.
Это признание ошеломило Кастанавераса. Оно буквально сразило Карла – они разговаривали на равных! Он не мог понять, как одиннадцатилетний мальчик добился этого. Он попытался прикоснуться к мыслям Трента и едва не вскрикнул от боли. Это была его боль, этого мальчишки. Страдание было нестерпимо жгуче, оно не знало границ. Карл не выдержал, прижал к себе сына, обнял его. Тот сразу и резко вырвался, отбежал:
– Не прикасайся ко мне! Карл растерянно позвал:
– Трент?!
– Я не принадлежу Общине.
Карл отрицательно потряс головой, но в этом страстном отрицании не было самого главного – смысла. Этот одиннадцатилетний сопляк прав, надо что-то решать.
– Позволь мне уйти?
– А если я скажу «нет»?
– Если скажешь «нет», я останусь. На какое-то время. Потом сбегу. Я не хочу тайком. Я хочу уйти как человек.
На какое-то мгновение перед Карлом открылась та же темная даль. Он увидел вокруг себя огни других сознаний, увидел смутно посвечивающую бесконечность. И, главное, узрел будущее – бредущего вдаль маленького мальчика. Или бегущего? Спасающегося бегством? Он удалялся от огней, и его не остановить. Голос Трента долетел откуда-то издали, он что-то доказывал.
Что он мог доказать!
– Я думаю, ты прав, – кивнул Карл. – Ты не принадлежишь Общине. Я полагаю, что ты никогда и никому не будешь принадлежать. Никогда и никому. Сюзанна заберет тебя, будешь жить у нее. Когда захочешь, можешь приходить в Комплекс. Это твой дом.
– Спасибо, папочка.
Оставшись один в комнате, Трент собирал вещи.
Следующим утром Сюзанна Монтинье отвезет его к себе домой, там он будет жить, вдали от своих друзей от Карла, Дженни, от Уилли, Эйрин и Хидер.
Увидится ли еще когда-нибудь с Дэвидом, самым закадычным дружком, с Дэнис, которая очень нравилась ему? Трент был уверен, что влюбился в нее с первого взгляда и навсегда, ведь о том, что он уже вполне «взрослый», он услышал от Сюзанны, дававшей объяснения Дженни.
Мальчик, словно робот, бродил по комнате. Прикидывал, стоит ли брать ту или иную вещь, а в голове постукивало одно и то же: зачем тебе это, зачем то? По большей части, он соглашался – это ни к чему и это. Из всего компьютерного оборудования решил взять с собой только копроцессор, помогавший создавать Образ, и следящее устройство, то есть полушлем-маску, и электроды. У доктора Монтинье он найдет все остальное, недаром у нее на виске виднеется пломба инскина. Кто-кто, а он отлично понимал, что это означает.
В комнату заглянула Дженни, оглядела вещи – их у Трента набралось немного. Скоро она вернулась с небольшим дорожным чемоданчиком.
Собравшись, Трент застыл посредине комнаты, оцепенело разглядывая темноту за окном. Силился вспомнить, может, он что-то забыл или что-то еще необходимо сделать. Он, не раздумывая, взялся бы за любую работу, которую ему предложили бы в Комплексе, только бы не спешить, остаться здесь подольше. Парень он был крепкий, по крайней мере сам считал себя таковым. Глупости! Ему скажут – тебе надо учиться. Скажут, ты наш, приходи сюда в любое время. Хватит об этом. Все сделано, пора! Почему же тогда подрагивают коленки и он боится подойти к двери? В любую другую сторону – пожалуйста, только не к порогу.
Долго еще прикажете ждать?
Он неожиданно, где стоял, там и сел на пол. Словно сложился, принял позу лотоса, подвернул под себя ноги, корпус поместил на пятки, принялся дышать глубоко, шумно.
Скоро глаза его закрылись. Так и решил переждать ночь.
Утром он налегке отправится в путешествие.
В путешествие длиной в жизнь. Это будет длинный забег, или, иначе, Большие гонки.
Карл сидел посередине своей огромной постели. Задался вопросом, где сейчас Дженни, сам же ответил – наверное, с детьми. Многие из них не могли заснуть, их мучили страхи.
Какие?
Всякие. Ему они были хорошо известны, сам прошел через это.
Он откинулся на кровати, устроился на спине и отпил дымчатое виски. Хотелось заглушить боль, пожиравшую его изнутри. Внешний мир тоже не испытывал к нему особой благосклонности, он никогда не ходил в любимчиках у фортуны. Как говорится, воевал на два фронта – против внешних врагов и против самого себя. Против собственной тайны, добраться до которой было нелегко, а может, и невозможно.
Отличное пойло, это виски! Пьянеешь моментально, а ясности мысли не теряешь. Чувствуешь необыкновенный подъем, мозги работают как часы, и в то же время голова кругом. Он допил, посмотрел на пустой стакан, и ему вдруг стало горько и противно на душе. Он за кричал. Завыл, размазывая слезы по лицу.
Завыл в первый раз после смерти Шаны де Ностри.
Всю ночь Малко, Сюзанна и Джонни провели в спальне Калхари. Болтали о том о сем. Джонни никак не мог заснуть. У Малко и Сюзанны все случившееся в Комплексе тоже отбило всякую охоту уединяться. Состояние Джонни беспокоило Малко – тот всю ночь вел себя странно, был напряжен. Они беседовали о политике, о финансовом положении «Калхари лимитед». Джонни рассказал им о «ламборджини», приобретенном Энди. Признался, что сам испытывает искушение купить что-нибудь подобное. Не договорив фразу до конца, он замер, крупная, сильная дрожь пробежала по его телу.
Малко некоторое время молча наблюдал за ним.
– Что с тобой происходит?
Тот не ответил. Справившись с ознобом, Джонни поднялся, принялся беспокойно расхаживать по комнате. Такое впечатление, будто его заперли в клетку. Более-менее успокоившись, он остановился напротив Малко и отер пот со лба.
– Боже, не могу отделаться от ощущения, что он умер.
Сюзанна накрутила на палец прядь волос, поднесла их к глазам и, разглядывая локон, тихо призналась:
– Джонни, это неизбежно.
– Что неизбежно? – удивленно переспросил Малко.
– То, что случилось с Трентом. Он всего лишь первый из двухсот сорока.
– Это мне приснилось, Дженни? Я... – Она не смогла закончить фразу вслух, перешла на ментальный шепот:
Я так испугалась.
Слезы иссякли, она немного успокоилась.
Это не сон, Дженни?
Нет. Это не сон.
Как больно.
Я знаю.
7
– Если вы хотите что-то сообщить мне, говорите вслух. Я выслушаю. Я чертовски хороший слушатель.
– Мм... думаю, так оно и есть. – Чандлер усмехнулся. Неожиданно прежнее хищное выражение вновь появилось на его лице. – Я не нуждаюсь в отеческом утешении, тем более со стороны человека втрое моложе меня. Благодарю покорно. Нагуляли аппетит?
– Да-
– Запомните, молодой человек. Я... в основном... пригласил вас и мисс Макконел на обед совсем не потому, что мне захотелось показаться таким уж передовым и прогрессивным.
Он внезапно прервал объяснение, что-то коротко и невразумительно приказал роботу, и тот тут же умчался прочь.
– Может, по нравственным соображениям? – продолжил он вопросом, обращенным к себе. – Возможно. Тем не менее причина все же была. Я хотел поговорить с вами. Карл, когда вы станете таким же старым, как я, вы поймете, что упустить возможность поговорить с человеком, за которым будущее, непростительная глупость. Боже мой, знали бы вы, как долго я искал ответ на главный вопрос! И никто не мог помочь мне отыскать его.
Карл громко рассмеялся:
– Возможно, вы спрашивали не у тех людей.
Он резко оборвал смех, встал, подошел к окну и вновь принялся вглядываться в погружавшийся в темноту город.
– Это воистину ошеломляет... У меня тоже нет ответов, Фрэнк. Я самый обычный парень, которого вдруг наградили – или нагрузили – определенного рода талантом. Я вовсе не просил об этом. Вы хотите узнать Большую Правду о Человечестве? Хорошо, я отвечу. Подавляющее большинство – это вполне приличные, порядочные люди. Они изо всех сил стараются быть замечательными парнями, но часто очень ленивы, а порой поддаются усталости и опускают руки. За что потом безжалостно корят себя. Большинство из тех, кто является или кого в этом мире считают сильными, волевыми людьми, постоянно терзают себя всякими неразрешимыми вопросами, чаще всего угрызениями совести за мелкие и крупные прегрешения. Подавляющая часть таких людей откровенные психопаты. Это, как ни странно, норма. Куда меньше – к счастью для всех нас – патологически испорченных личностей, изначально стремящихся творить зло. Они находятся в той же пропорции к остальному населению, что и добродетельные от природы люди. Их иначе называют святыми. К тому же, – он неожиданно сменил тему, – если вы решите пригласить Дженни на обед, причем одну, она примет приглашение, но определенно откажется, если ваше предложение...
– Разве обед не повод? Вы, молодой человек, плохо думаете обо мне!
Карл повернулся к Чандлеру, сидевшему возле сделанного из камня стола с мягко светящейся столешницей.
– Я часто размышлял о том, – добавил хозяин, – о чем вы только что сказали, и, должен согласиться, вероятно, так и есть. Это касается и терминологии, которую вы употребляете – плохой, хороший, – и пропорции, но я не могу знать в точности в каждом конкретном случае. А вы можете?
Карл подошел к столику, уселся на шкуру какого-то зверя, брошенную рядом, сложил ноги и принял позу лотоса:
– Вероятно, не знать было бы лучше. Порой я прихожу именно к такому выводу.
На столе между тем были уже расставлены блюда. Карл посмотрел на свою тарелку. На ней лежала доставленная с Луны телятина, обильно политая кисло-сладким соусом бледно-голубого цвета и посыпанная ягодами черники. Рядом размещались горячие тосты, масло и несколько листочков салата. Чандлер между тем принялся за блюдо, с виду напоминающее отварные куриные грудки. Карл осторожно отрезал кусочек и положил в рот. Попробовал на вкус остуженное до комнатной температуры мясо. Лунная телятина считалась исключительно изысканным блюдом, немногим доводилось пробовать ее. Вкус необычный, выгодно контрастирующий с соусом и ягодами. Кое-кто из богачей с ума сходил от этого продукта, произведенного на лунных заводах.
– Спасибо. Это очень вкусно. Не ожидал, что в ваш рацион входят подобные деликатесы. Чандлер засмеялся:
– О да! Насчет моей диеты ходит много досужих разговоров. К сожалению, после того как мне стукнуло восемьдесят, доктора запретили подобную пищу. Мой личный врач – он недавно умер – твердил мне, что я ни в коем случае не увижу своего восьмидесятилетия, если буду глотать таблетки, от пуза лопать жирное и потреблять сахар в тех количествах, к которым я привык. Меня нетрудно убедить, в ту пору я действительно ел все подряд и чувствовал себя отвратительно. А сейчас я просто огурчик, смотрюсь куда лучше, чем двадцать лет назад. Когда мне исполнилось шестьдесят пять, я выглядел просто развалиной. Почему вы решили, что Дженни откажет мне? Она вела себя так... – он сделал паузу, видимо пытаясь подобрать слова, – словно наш разговор, когда мы беседовали, был ей интересен.
Карл отломил кусочек хлеба.
– Так оно и есть. Вы очень интересны ей как человек. Мне так кажется. Она страшная трусиха, вы такой никогда не встречали. Даже миротворцы отказывались работать с ней. В те годы, когда мы были единственными телепатами, они предпочитали брать меня. Ее хлебом не корми, только дай посочувствовать людям, она принимает все их беды на себя, однако ее помощь полезна только психопатам. Когда она сидит рядом с вами за столом, она просто симпатичная женщина. Как, впрочем, и я. Но если мне вдруг придет в голову прикоснуться к ней, последствия будут ужасны. Предположим, вы воспылали ко мне любовной страстью. Стоит мне исполнить ваше желание, и меня целый месяц будут преследовать кошмары. Такова наша голгофа, здесь все перемешано– кусочек того, кусочек другого. Кусочек вины, стыда перед Богом, телепатических способностей. В любом случае, все это сплавляется в острый нож, которым вы терзаете свою плоть. Если страданий меньше, они быстрее излечиваются.
– Вы просто обворожительны.
– Спасибо.
Карл вновь приступил к еде, теперь вкус искусственного мяса тоже показался ему обворожительным. Чандлер рассеянно посмотрел на него:
– Карл, скажите, люди, не испытывающие чувства вины – я не имею в виду психопатов, – они вообще существуют?
В этот момент голос ниоткуда объявил:
– Вызывают Карла Кастанавераса. Карл оглядел комнату.
– Слышу, – наконец отозвался он. Он так и не нашел, что искал.
– Простите, сэр, где здесь камера?
– Нигде, – отозвался Чандлер, – это мой дом, сынок. Я не желаю, чтобы чужие видели, как я живу. Карл удивился, потом четко выговорил:
– Команда, вызов принят. – Затем еще раз с недоумением повертел головой и, не сообразив, в какую сторону смотреть, по привычке ответил: – Привет.
Тут же справа от него засветилось голографическое поле. Он повернулся к нему и увидел Дженни Макконел.
– Карл? – В ее голосе чувствовалось тревога.
– Прости, Дженни, я не сразу отыскал камеру. Что случилось?
– Можешь вернуться домой?
– Какие-нибудь неприятности?
– Нет, но... В общем, да, Карл. М'ожешь немедленно прибыть домой?
– Дженни, я здесь с мистером Чандлером. Говори откровенно.
– Трент не телепат.
– Что?
– Трент не наш.
– Как это?
– О боже, Карл! Он не способен читать мысли. – Она глубоко вздохнула, и Кастанаверас заметил слезы на ее лице. – Он не разговаривает ни с кем из наших. Я однажды вошла в его сознание, это... Я больше никогда не повторю этот опыт.
– Я приеду, как только смогу. Держись! Команда, отключить связь. – Он повернулся к Чандлеру. – Простите, сэр. Я должен срочно вернуться. Большое спасибо за обед.
Чандлер поднялся, проводил гостя до двери:
– Я понимаю. Могу я чем-нибудь помочь? Хочешь, велю своему шоферу доставить тебя в Нью-Джерси? У него класс "А", он очень быстро подбросит тебя.
– Разве вы не говорили с Тони Анджело? – спросил Карл у порога.
Чандлер не понял, при чем здесь Тони.
– Нет. Не было нужды. Зачем?
– Не важно. Я доберусь на своем «металлсмите». Это тоже достаточно быстро. Чандлер улыбнулся:
– Как хочешь. Только будь осторожен.
– Еще раз благодарю за обед.
– Не за что, сынок. Не рискуй понапрасну.
Карл оставил богатейшего и одного из самых могущественных людей на Земле в дверном проеме, а сам направился к лифту. Спустившись, он со всех ног бросился к своему аэрокару.
В Комплексе было на удивление тихо, ни с чем подобным Карлу не приходилось сталкиваться. Он поставил аэрокар в гараж, рядом с «ламборджини», принадлежавшим Энди. Некоторое время до него доносилось жужжание гироскопов, но и оно быстро стихло. Вот тогда и наступила тишина, какой вовек не бывало в этом здании. Он поднялся наверх, прошел по коридорам, миновал детей в холле. Направился в свой офис, где работал, когда находился в Комплексе. Никто из детей не отважился заговорить с ним.
В кабинете собрались Дженни, доктор Монтинье, Малко, Энди, Уилли и Джохан. Они беседовали, но сразу замолчали, как только Карл вошел. Кастанаверас обратился к Монтинье:
– Что он натворил?
– Ничего особенного, – пожала плечами Сюзанна. Голос ее прозвучал резко, даже чуть вызывающе. – Он совершенно здоровый мальчик и более-менее нормальный, исключая разве что слишком сметлив и развит для своего возраста. Мы не отбирали гены для опытов где попало. Его третий и восьмой гены отличаются от тех, что являются обычными для всех остальных детей, но они очень похожи на твои. Его семнадцатый ген составной, такой, в общем, как и у всех у вас, а вот третий полностью отличается. Эта цепочка ДНК отвечает за цвет глаз, понятно, что они у него голубые. При этом следует учесть, что какая-то порция генов, привносящих телепатические свойства, у него безусловно присутствует. Я подозреваю, что эти отличия сказались и на его темпераменте. Он более выдержан и обладает куда более развитым чувством юмора, чем большинство детей. Я не смогла детально сравнить его геном со стандартным набором для телепатов, но более чем уверена, что каких-либо существенных отличий нет. Наши доноры поставляли качественный исходный материал.
Карл молча выслушал ее объяснения:
– Спасибо. Что же он сам думает об этом? Что у него не так, чем он отличается от других детей?
– Разве это не очевидно? – Осознав, что не очевидно, она продолжила: – Карл, его самосознание, его ощущения подсказывают ему, что он плоть от плоти одного из телепатов серии Кастанаверас. Это неотделимо от него, и в то же время он не может понять, почему он не такой. Он не может понять, кто он! – Она улыбнулась, словно просила прощение за то, что случилось с Трентом. – Хотя что-то подсказывает мне, что он быстро найдет ответ на этот вопрос. Для своих лет он необычайно сообразителен.
– Как он обнаружил, что не такой, как остальные дети?
– Он не видит инфракрасный свет. Он понял это, когда миротворцы вернули последнюю группу детей и все увидели темно-вишневые лучи, падающие с неба. Вчера во время осмотра я обнаружила, что он уже достиг половой зрелости. – Она чуть заметно пожала плечами. – Вчера я взяла у него кровь и дома исследовала ее. Генетический анализ поступит позже, думаю, не раньше полудня. Я уже связывалась – вывод очевиден. Трент не телепат. И никогда им не будет.
У Карла пересохло во рту.
– Где он? – резко спросил он и облизнул губы. – У себя в комнате?
– Нет, – ответил Малко. – В парке. Где-то прячется. Я не смог найти его.
Карл выбрался по туннелю в парковую зону и тут же угодил во тьму.
Хоть глаз выколи!
Наступила ночь. Огромные деревья, в определенном порядке выстроенные вдоль ограды, полностью закрывали своей листвой городские огни.
Карл постоял у выхода из туннеля, затем с помощью телепатического взора принялся осматривать территорию. Стоило только уйти в иноземье, как его тут же окагило болью и отчаянием. Ударило сильно, он даже пошатнулся от неожиданности. Вот он где, мальчишка! Залез на самое высокое дерево – уселся в развилку и наблюдал за закатом, тонкая полоска которого горела над Нью-Джерси. Небо было ясное, и, может, поэтому ощутимо тянуло прохладой.
Карл без слов произнес.
Трент, слезай.
В густых сумерках было видно, как в листве что-то зашевелилось, послышался шелест, треск ломаемых сучьев. Затем Трент исчез из ментального зрения – видно, спрятался за стволом. Карл решил обойти дерево кругом, но в следующее мгновение мальчишка появился вновь, метрах в двух от земли. Отсюда он спрыгнул на газон и, не удержавшись, упал на траву.
– Привет!
Карл кивнул и в ответ произнес:
– Привет.
Трент был бос, на нем были старенькие потертые джинсы, тонкая зеленая рубашка, в которой не согреешься. Когда мальчик подошел ближе, Карл жестом указал на едва прорезывающиеся через листву огни Комплекса.
– Я только что разговаривал с Сюзанной. Она сказала...
Трент кивнул:
– Я знаю.
– Прости, Трент. Я просто не знаю, что говорят в подобных случаях.
– Я тоже. – Мальчик помедлил, потом спросил: – Значит, никогда-никогда? Вот уж не повезло, – вздохнул он. – Интересный денек выдался. Я поверить не могу.
Теперь, стоя лицом к лицу, Карл с трудом отыскал нужные слова:
– Чем я могу тебе помочь?
Парнишка вздрогнул, наверное от холода.
– Я думал об этом. Мне надо уйти? – спросил он.
– Не понял?
– Мне придется покинуть Комплекс. Может, доктор Монтинье возьмет меня.
– Покинуть? – Выражение лица у Карла в этот момент получилось наиглупейшее. – Комплекс?..
– Да, – ответил Трент просто, без затей.
– Зачем?
– Я же не телепат. Я не хочу жить с телепатами. – Он помедлил, потом все-таки договорил: – Не могу!
– Но почему, Трент?!
– Отец, я думаю, придет день, когда ты, – мальчик говорил медленно, чуть запинаясь, – когда все телепаты будут как сейчас нормальные люди, и нам, таким, как я, придется отступить в тень, потому что мы не сможем конкурировать с ними. Вы самые лучшие из нас, ну, тех, кто живет на Земле и там...
Он указал на небо, затем отвернулся.
– Глупости, Трент. – Он попытался убедить мальчишку.
Трент улыбнулся:
– Я знаю, это случится не скоро. Новую породу быстро не выведешь.
Теперь он глядел прямо в глаза Карла, его глазищи были наполнены тьмой.
– Но если я останусь дома, это случится со мной. И очень скоро. – Трент перестал улыбаться. – Ты знаешь, папа, я часто отправляюсь потанцевать в Инфо-сеть. Они не могут поймать меня. Когда я получу инскин, не думаю, что кто-нибудь на Земле сумеет меня схватить. – Трент указал на Комплекс. – Если я останусь дома, этого не случится. Я люблю вас всех, но быть ничем не хочу.
Карл покачал головой:
– Трент, это безумие. Малко живет с нами, и ничего.
– У Малко есть опыт, знания, большие связи. Он может представлять ценность для нас... – Мальчик запнулся, потом решительно выговорил: – Я – иг... Веб-танцор. Отец, в Сети много вебтанцоров.
Это признание ошеломило Кастанавераса. Оно буквально сразило Карла – они разговаривали на равных! Он не мог понять, как одиннадцатилетний мальчик добился этого. Он попытался прикоснуться к мыслям Трента и едва не вскрикнул от боли. Это была его боль, этого мальчишки. Страдание было нестерпимо жгуче, оно не знало границ. Карл не выдержал, прижал к себе сына, обнял его. Тот сразу и резко вырвался, отбежал:
– Не прикасайся ко мне! Карл растерянно позвал:
– Трент?!
– Я не принадлежу Общине.
Карл отрицательно потряс головой, но в этом страстном отрицании не было самого главного – смысла. Этот одиннадцатилетний сопляк прав, надо что-то решать.
– Позволь мне уйти?
– А если я скажу «нет»?
– Если скажешь «нет», я останусь. На какое-то время. Потом сбегу. Я не хочу тайком. Я хочу уйти как человек.
На какое-то мгновение перед Карлом открылась та же темная даль. Он увидел вокруг себя огни других сознаний, увидел смутно посвечивающую бесконечность. И, главное, узрел будущее – бредущего вдаль маленького мальчика. Или бегущего? Спасающегося бегством? Он удалялся от огней, и его не остановить. Голос Трента долетел откуда-то издали, он что-то доказывал.
Что он мог доказать!
– Я думаю, ты прав, – кивнул Карл. – Ты не принадлежишь Общине. Я полагаю, что ты никогда и никому не будешь принадлежать. Никогда и никому. Сюзанна заберет тебя, будешь жить у нее. Когда захочешь, можешь приходить в Комплекс. Это твой дом.
– Спасибо, папочка.
Оставшись один в комнате, Трент собирал вещи.
Следующим утром Сюзанна Монтинье отвезет его к себе домой, там он будет жить, вдали от своих друзей от Карла, Дженни, от Уилли, Эйрин и Хидер.
Увидится ли еще когда-нибудь с Дэвидом, самым закадычным дружком, с Дэнис, которая очень нравилась ему? Трент был уверен, что влюбился в нее с первого взгляда и навсегда, ведь о том, что он уже вполне «взрослый», он услышал от Сюзанны, дававшей объяснения Дженни.
Мальчик, словно робот, бродил по комнате. Прикидывал, стоит ли брать ту или иную вещь, а в голове постукивало одно и то же: зачем тебе это, зачем то? По большей части, он соглашался – это ни к чему и это. Из всего компьютерного оборудования решил взять с собой только копроцессор, помогавший создавать Образ, и следящее устройство, то есть полушлем-маску, и электроды. У доктора Монтинье он найдет все остальное, недаром у нее на виске виднеется пломба инскина. Кто-кто, а он отлично понимал, что это означает.
В комнату заглянула Дженни, оглядела вещи – их у Трента набралось немного. Скоро она вернулась с небольшим дорожным чемоданчиком.
Собравшись, Трент застыл посредине комнаты, оцепенело разглядывая темноту за окном. Силился вспомнить, может, он что-то забыл или что-то еще необходимо сделать. Он, не раздумывая, взялся бы за любую работу, которую ему предложили бы в Комплексе, только бы не спешить, остаться здесь подольше. Парень он был крепкий, по крайней мере сам считал себя таковым. Глупости! Ему скажут – тебе надо учиться. Скажут, ты наш, приходи сюда в любое время. Хватит об этом. Все сделано, пора! Почему же тогда подрагивают коленки и он боится подойти к двери? В любую другую сторону – пожалуйста, только не к порогу.
Долго еще прикажете ждать?
Он неожиданно, где стоял, там и сел на пол. Словно сложился, принял позу лотоса, подвернул под себя ноги, корпус поместил на пятки, принялся дышать глубоко, шумно.
Скоро глаза его закрылись. Так и решил переждать ночь.
Утром он налегке отправится в путешествие.
В путешествие длиной в жизнь. Это будет длинный забег, или, иначе, Большие гонки.
Карл сидел посередине своей огромной постели. Задался вопросом, где сейчас Дженни, сам же ответил – наверное, с детьми. Многие из них не могли заснуть, их мучили страхи.
Какие?
Всякие. Ему они были хорошо известны, сам прошел через это.
Он откинулся на кровати, устроился на спине и отпил дымчатое виски. Хотелось заглушить боль, пожиравшую его изнутри. Внешний мир тоже не испытывал к нему особой благосклонности, он никогда не ходил в любимчиках у фортуны. Как говорится, воевал на два фронта – против внешних врагов и против самого себя. Против собственной тайны, добраться до которой было нелегко, а может, и невозможно.
Отличное пойло, это виски! Пьянеешь моментально, а ясности мысли не теряешь. Чувствуешь необыкновенный подъем, мозги работают как часы, и в то же время голова кругом. Он допил, посмотрел на пустой стакан, и ему вдруг стало горько и противно на душе. Он за кричал. Завыл, размазывая слезы по лицу.
Завыл в первый раз после смерти Шаны де Ностри.
Всю ночь Малко, Сюзанна и Джонни провели в спальне Калхари. Болтали о том о сем. Джонни никак не мог заснуть. У Малко и Сюзанны все случившееся в Комплексе тоже отбило всякую охоту уединяться. Состояние Джонни беспокоило Малко – тот всю ночь вел себя странно, был напряжен. Они беседовали о политике, о финансовом положении «Калхари лимитед». Джонни рассказал им о «ламборджини», приобретенном Энди. Признался, что сам испытывает искушение купить что-нибудь подобное. Не договорив фразу до конца, он замер, крупная, сильная дрожь пробежала по его телу.
Малко некоторое время молча наблюдал за ним.
– Что с тобой происходит?
Тот не ответил. Справившись с ознобом, Джонни поднялся, принялся беспокойно расхаживать по комнате. Такое впечатление, будто его заперли в клетку. Более-менее успокоившись, он остановился напротив Малко и отер пот со лба.
– Боже, не могу отделаться от ощущения, что он умер.
Сюзанна накрутила на палец прядь волос, поднесла их к глазам и, разглядывая локон, тихо призналась:
– Джонни, это неизбежно.
– Что неизбежно? – удивленно переспросил Малко.
– То, что случилось с Трентом. Он всего лишь первый из двухсот сорока.
* * *
Мэнди Кастанаверас стремглав мчалась по темному коридору. Слезы текли по лицу. Оказавшись одна, в полном мраке, она заревела в полный голос. Дженни поймала ее, прижала к себе, тоже зарыдала. Так они и стояли, обнявшись, маленькая девочка и взрослая женщина.– Это мне приснилось, Дженни? Я... – Она не смогла закончить фразу вслух, перешла на ментальный шепот:
Я так испугалась.
Слезы иссякли, она немного успокоилась.
Это не сон, Дженни?
Нет. Это не сон.
Как больно.
Я знаю.
7
В центре Комплекса, в окружении корпусов, находился незаметный с улицы садик. Глядя с улицы, трудно было догадаться, что за блистающим монокристаллом ярусов может располагаться такой уютный островок живой природы. Даже самые высокие деревья не могли поспорить с той высотой, на которую вздымались этажи Комплекса.
Комнаты с окнами, выходившими в сторону садика, были переоборудованы в спальни для детей. Теперь с балконов, кольцом окружавших оба яруса, открывался чудесный вид. Солнечный свет только в самый полдень мог заглянуть в садик, поэтому, чтобы добавить освещения, на стенах укрепили лампы, чье сияние придавало зеленому уголку сказочное очарование. Они зажигались утром и вечером, а зимой горели целыми днями. Здесь же, в садике был устроен достаточно просторный бассейн, куда из искусно оформленного родника стекала вода. Из бассейна тоже вытекал ручей, пробегающий по саду и исчезающий в его дальней оконечности. Все вокруг было намеренно приведено в первозданный, буйный вид, даже выделявшиеся на ковре из клевера и полевых трав искусно оформленные клумбы, где росли розы, орхидеи и фиалки. Здесь были рассажены особые сорта вишен, полученные в геноинженерных лабораториях. Они цвели круглый год, и легкий ветерок осыпал на траву бело-розовые лепестки.
Была середина июня.
Малко и Карл, расположившиеся около бассейна под одной из ламп искусственного освещения, подремывали в легких шезлонгах. В воде плескалось полдесятка детей.
Из здания вышел Джерри Маккан и направился к бассейну. Карл усмехнулся: неужели тоже решил искупаться? Нет, свернул к ним. Следующей мыслью Карла– он обдумывал ее с ленцой, поглядывая в сторону приближавшегося репортера, – было приятное удивление. Как быстро и толково более двух сотен детей сумели сорганизоваться и устроить очередность. В бассейне никогда не было толкучки, каждый прекрасно знал свое время.
Здесь было о чем задуматься. В последние недели Кастанаверас обратил внимание, что дети никогда не спорят друг с другом.
Интересно почему? Он закрыл глаза, а когда открыл, обнаружил, что рядом в шезлонге устроился Джерри. Карл даже не услышал, как тот подошел.
Кастанаверас вновь прикрыл веки.
– Привет, Джерри.
– Привет. Мои издатели выразили желание взять у тебя интервью.
Карл вздохнул и вместо ответа отпил из высокого стакана глоток «гудби».
– Они будут очень признательны, если ты согласишься на встречу не позднее конца этой недели, – уточнил Джерри.
– Нет.
– Карл, это очень важно.
– Нет. У меня отпуск.
Исключая Джерри, Кастанаверас был единственным человеком в садике, одежда которого состояла из голубых шорт. Все остальные были обнажены.
– В чем проблема, Джерри? – не открывая глаз, спросил Мал ко.
– "Дорога и полет" подготовила материал о «Чандлер индастриз». Он появился вчерашним утром. Там помещена голограмма торгового представительства в Роче-стере, на заднем плане изображены я и Карл. Один из моих издателей на грани вступления в «Общество любителей быстрой езды», однако до сих пор не может отважиться на это. Редактор увидал картинку и, к сожалению, сразу узнал меня.
Карл неторопливо сел в шезлонге:
– Ну и что? Не меня же.
– В том-то и дело, что и тебя тоже.
– И что из того?
– Теперь издатели насели на меня: сделай интервью с Кастанаверасом, раз ты с ним в такой дружбе, что он берет тебя покупать аэрокар.
– Понятно, журналистский кодекс. Я же предупреждал, ты не имеешь права что-либо писать обо мне без моего согласия. – Карл взял один из пузырьков, разбросанных возле своего сиденья, и протянул гостю. – Пей до дна и попытайся расслабиться. Ты, Джерри, самый беспокойный из моих детей.
Вдруг шестеро ребятишек стремглав поплыли к ближнему от Джерри краю бассейна, влезли на борт, с любопытством уставились на репортера.
Джерри открыл пузырек, отпил чуть-чуть, только для того чтобы смочить губы.
– Вон малые дети, – он кивком указал в сторону ребят, – сразу заметили, что у меня беда, а вы, два здоровенных мужика, даже внимания не обратили, насколько мне туго приходится.
Комнаты с окнами, выходившими в сторону садика, были переоборудованы в спальни для детей. Теперь с балконов, кольцом окружавших оба яруса, открывался чудесный вид. Солнечный свет только в самый полдень мог заглянуть в садик, поэтому, чтобы добавить освещения, на стенах укрепили лампы, чье сияние придавало зеленому уголку сказочное очарование. Они зажигались утром и вечером, а зимой горели целыми днями. Здесь же, в садике был устроен достаточно просторный бассейн, куда из искусно оформленного родника стекала вода. Из бассейна тоже вытекал ручей, пробегающий по саду и исчезающий в его дальней оконечности. Все вокруг было намеренно приведено в первозданный, буйный вид, даже выделявшиеся на ковре из клевера и полевых трав искусно оформленные клумбы, где росли розы, орхидеи и фиалки. Здесь были рассажены особые сорта вишен, полученные в геноинженерных лабораториях. Они цвели круглый год, и легкий ветерок осыпал на траву бело-розовые лепестки.
Была середина июня.
Малко и Карл, расположившиеся около бассейна под одной из ламп искусственного освещения, подремывали в легких шезлонгах. В воде плескалось полдесятка детей.
Из здания вышел Джерри Маккан и направился к бассейну. Карл усмехнулся: неужели тоже решил искупаться? Нет, свернул к ним. Следующей мыслью Карла– он обдумывал ее с ленцой, поглядывая в сторону приближавшегося репортера, – было приятное удивление. Как быстро и толково более двух сотен детей сумели сорганизоваться и устроить очередность. В бассейне никогда не было толкучки, каждый прекрасно знал свое время.
Здесь было о чем задуматься. В последние недели Кастанаверас обратил внимание, что дети никогда не спорят друг с другом.
Интересно почему? Он закрыл глаза, а когда открыл, обнаружил, что рядом в шезлонге устроился Джерри. Карл даже не услышал, как тот подошел.
Кастанаверас вновь прикрыл веки.
– Привет, Джерри.
– Привет. Мои издатели выразили желание взять у тебя интервью.
Карл вздохнул и вместо ответа отпил из высокого стакана глоток «гудби».
– Они будут очень признательны, если ты согласишься на встречу не позднее конца этой недели, – уточнил Джерри.
– Нет.
– Карл, это очень важно.
– Нет. У меня отпуск.
Исключая Джерри, Кастанаверас был единственным человеком в садике, одежда которого состояла из голубых шорт. Все остальные были обнажены.
– В чем проблема, Джерри? – не открывая глаз, спросил Мал ко.
– "Дорога и полет" подготовила материал о «Чандлер индастриз». Он появился вчерашним утром. Там помещена голограмма торгового представительства в Роче-стере, на заднем плане изображены я и Карл. Один из моих издателей на грани вступления в «Общество любителей быстрой езды», однако до сих пор не может отважиться на это. Редактор увидал картинку и, к сожалению, сразу узнал меня.
Карл неторопливо сел в шезлонге:
– Ну и что? Не меня же.
– В том-то и дело, что и тебя тоже.
– И что из того?
– Теперь издатели насели на меня: сделай интервью с Кастанаверасом, раз ты с ним в такой дружбе, что он берет тебя покупать аэрокар.
– Понятно, журналистский кодекс. Я же предупреждал, ты не имеешь права что-либо писать обо мне без моего согласия. – Карл взял один из пузырьков, разбросанных возле своего сиденья, и протянул гостю. – Пей до дна и попытайся расслабиться. Ты, Джерри, самый беспокойный из моих детей.
Вдруг шестеро ребятишек стремглав поплыли к ближнему от Джерри краю бассейна, влезли на борт, с любопытством уставились на репортера.
Джерри открыл пузырек, отпил чуть-чуть, только для того чтобы смочить губы.
– Вон малые дети, – он кивком указал в сторону ребят, – сразу заметили, что у меня беда, а вы, два здоровенных мужика, даже внимания не обратили, насколько мне туго приходится.