Страница:
Посол объяснил, что тела вместе с Эндрю будут отправлены на самолете на военно-воздушную базу, где их встретят его дядя и даже государственный секретарь США. Кто это “государственный секретарь”? Впрочем, ему было все равно. Затем будет еще одна служба в Бостоне, где живет семья его отца, но для Дрю это тоже не имело значения, хотя, по-видимому, первая служба более важная, ибо — посол повторил еще раз, — она является символом дружбы между Америкой и Японией.
Дрю заметил, что у многих людей с непроницаемо жестким выражением лица под расстегнутыми пиджаками можно было угадать на поясах пистолеты.
Когда служба закончилась, посол снял американские флаги, покрывавшие оба гроба, сложил их и поднес Дрю. Дрю прижал к ним лицо, пропитывая их своими слезами.
9
10
11
12
13
14
15
16
Дрю заметил, что у многих людей с непроницаемо жестким выражением лица под расстегнутыми пиджаками можно было угадать на поясах пистолеты.
Когда служба закончилась, посол снял американские флаги, покрывавшие оба гроба, сложил их и поднес Дрю. Дрю прижал к ним лицо, пропитывая их своими слезами.
9
Вот почему я не мог бы быть тем убийцей, о котором ты мне говорила. Наемным террористом, — Дрю произнес эти слова с отвращением. — Янусом. Потому что человек, подобный Янусу, убил моих родители лей. И он такой не один. Посол сказал мне, что таких наемников, как этот “водитель”, много. — В голосе Дрю звучала ненависть. — Люди безчести. Подлые воры, боящиеся посмотреть в глаза своей жертве. Матери, отцы, дети — им все равно, кого убивать, им безразличны боль и горе, которое они приносят. Ночами, засыпая в слезах, я повторял данный самому себе ответ. — Он стиснул зубы. — Если мне не суждено увидеть, что убийца моих родителей получит по заслугам, я буду наказывать подобных ему. Я сделаю это своей профессией.
— Сколько тебе было — десять? — Арлен изумленно смотрела на него. — И ты тогда уже избрал свой путь? И никогда не отклонялся от него?
Нет ничего удивительного в этом, — с горечью произнес Дрю.
Ты не представляешь, как я любил своих родителей. До сих пор я тоску по ним. Я часто посещаю их могилы. — Он задохнулся от волнения, — десять лет я думал, что сумею отомстить, полагаясь только на себя. Но потом, когда подрос, мне стало известно, что многие чувствуют то же, что и я. Я пошел работать в…
— “Скальпель”. — Она произнесла это чуть слышно. Резко зазвонил телефон.
— Сколько тебе было — десять? — Арлен изумленно смотрела на него. — И ты тогда уже избрал свой путь? И никогда не отклонялся от него?
Нет ничего удивительного в этом, — с горечью произнес Дрю.
Ты не представляешь, как я любил своих родителей. До сих пор я тоску по ним. Я часто посещаю их могилы. — Он задохнулся от волнения, — десять лет я думал, что сумею отомстить, полагаясь только на себя. Но потом, когда подрос, мне стало известно, что многие чувствуют то же, что и я. Я пошел работать в…
— “Скальпель”. — Она произнесла это чуть слышно. Резко зазвонил телефон.
10
Дрю бросился к столику у кровати. Он вопросительно посмотрел на Арлен, но она была поражена не меньше, чем он. Вскоре раздался второй звонок.
— Ошиблись номером? — Но Арлен сама не верила в это. Дрю даже не потрудился покачать головой. Телефон зазвонил в третий раз.
— Может быть, дежурный? — предположила Арлен. — Забыл что-то сказать нам?
— Что?
Она не знала, что думать. Телефон продолжал звонить.
— Может, мы говорим слишком громко. Разбудили кого-нибудь рядом, — сказал Дрю. — Но узнать, в чем дело, можно только так. — Он наклонился и взял трубку. Несмотря на испытываемую тревогу, голос его прозвучал спокойно. — Алло.
— Не хотел беспокоить вас, — произнес на другом конце провода хриплый мужской голос с акцентом, — но у меня не было другого выхода, кроме как позвонить.
Несмотря на это заверение, Дрю все же ощущал беспокойство; у него возникло подозрение, что он уже слышал этот голос раньше, хотя не мог пока ни с кем его отождествить. Арлен, встав с кресла, села рядом с Дрю так, что ее голова оказалась рядом с его головой, и он, немного отклоняя трубку от своего уха, давал ей возможность слушать разговор.
Голос продолжал:
— К сожалению, даже при помощи самых лучших приборов я не смог расслышать все, о чем вы говорили в комнате. В частности, мешал душ. А вы подошли как раз к той части, которая интересует меня больше всего.
Дрю содрогнулся, вспомнив с пугающей отчетливостью, где он слышал этот голос. Он, конечно же, принадлежал священнику; внезапно вышедшему из исповедальни, когда было совершено нападение в церкви. Священнику с мерцающим красным кольцом, автоматическим пистолетом 45 калибра и славянским акцентом. Священнику, который застрелил двух других священников-убийц и следовал за Дрю в тоннеле.
— Я понимаю, что вам нужно время, чтобы прийти в себя после моего вторжения, — продолжал человек. — Я, несомненно, поразил вас. Но не раздумывайте долго. Как говорится, время не терпит.
Дрю сжимал пистолет.
— Где вы?
— В соседней комнате. Заметьте, как откровенен я с вами. Я отдаю себя в ваши руки.
Дрю бросил мрачный взгляд на стену напротив.
— Как вы нашли нас?
— Все в свое время. Я прошу разрешить мне войти в вашу комнату. Но я не хотел бы выходить из здания. Наши комнаты разделены забитой дверью. Если вы освободите болт на своей стороне, а я сделаю то же у себя, мы, наконец, сможем встретиться.
Дрю вопросительно поднял брови, глядя на Арлен. Она кивнула, потом показала на себя и кровать. Затем жестом дала понять ему, чтобы он подошел к стене рядом с общей дверью.
Дрю сказал в трубку:
— Если у вас будет оружие…
— Я знаю правила, — ответил голос. — Я взял на себя риск позвонить вам. Уважайте мою искренность. Отвинтите болт. Арлен решительно кивнула.
— Хорошо, — согласился Дрю.
Он положил трубку на место. Арлен легла в кровать, подперев спину подушками. Держа маузер наготове, Дрю подошел к общей двери.
Стараясь не шуметь, он отвинтил болт и шагнул к стене, встав так, чтобы при открывании двери его не было видно. Чтобы надежнее обезопасить себя, он придвинулся к углу — на тот случай, если в стену будут стрелять.
Запор с другой стороны двери был снят. Она со скрипом открылась внутрь их комнаты.
Арлен, лежа на кровати напротив этой двери, откинула прикрывавшее ее одеяло, обнажив упругие соблазнительные груди с отвердевшими сосками, лобковый треугольник…
Дрю воспользовался тем, что на мгновение внимание священника было отвлечено Арлен. Ему и нужно было всего несколько секунд. Он распахнул дверь так, что она ударила по стене. С силой прижав маузер к боку священника в том месте, где находятся почки, он профессионально быстро обыскал его.
Тот, согнувшись от боли, стонал, когда дуло пистолета слишком сильно упиралось в него.
— К чему все это? У меня нет с собой оружия. — Он выпрямился. — Я сказал же, что играю по правилам. Я не представляю для вас опасности.
Дрю закончил обыск, проверив даже, не спрятано ли что-нибудь в трусах священника.
— Пожалуйста, — сказал тот Арлен, — будьте добры накинуть на себя одеяло. Я, конечно, священник, но мне также ведомы искушения плоти. Арлен чуть прикрылась.
— Спасибо. — На священнике были черный костюм, черная манишка, белый воротник. Крепкий мускулистый мужчина среднего роста, густые черные усы, в которых, однако, просвечивала седина, густые черные волосы с проседью. Лицо почти квадратное, с широкими скулами, нахмуренное. По-видимому, ему было гораздо больше пятидесяти, но мрачное выражение его глубоко посаженных глаз, более мрачное, чем его одежды, и испещренное глубокими морщинами лицо свидетельствовали о том, что пережитое им сделало его более старым, чем он был на самом деле.
Дрю осторожно отошел назад.
— Как вы нашли нас?
— В приюте вам дали чистую одежду. Сменили ботинки. — Священник ждал, пока Дрю сам придет к правильному выводу.
Дрю нахмурился, раздраженный тем, что ему раньше не пришла в голову эта мысль.
— Жучок?
— В каблуке ботинка. Когда вы убежали из семинарии, я следовал за сигналом. Я обнаружил, где вы оставили машину епископа, кстати сказать, ужасно разбитую. — Священник позволил себе ухмыльнуться. Дрю хотел что-то возразить, но священник поднял руку. — Дайте мне кончить. Я обнаружил, что вы обменяли разбитый “кадиллак” на мотоцикл. Что говорит о вашей находчивости. Я следовал за вами до Конкорда и Лексингтона. Вы там звонили. Оттуда я следовал за вами до Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке и наблюдал, как вы пытались наладить контакт с этой юной леди. Вы заставили меня поволноваться, когда сменили ботинки с приводным устройством на горные Рога Сатаны. Но я прикрепил это устройство к вашему мотоциклу. И, — он бросил взгляд на Арлен, — к вашей машине.
С тех пор, как священник вошел в комнату, Арлен впервые вступила в разговор.
— И в это же время, — она, нахмурившись, посмотрела на священника, — вы убили людей, которые…
— Следили за вами? К сожалению, у меня не было выбора. Я не мог позволить им сделать это же с вами. Я уже был связан обязательствами. Вы видите, насколько я откровенен с вами?
— Это вы столкнули человека со скалы? — спросила она. Священник еле заметно кивнул.
— И перерезали горло другому?
— Это было необходимо. Иначе вы не смогли бы сейчас разговаривать со мной.
— Священник, который убивает? — Дрю с ужасом смотрел на него.
— Тот же вопрос я мог бы задать вам, хотя вы не священник, а только брат. Но даже если и так, вы, кажется, тоже не новичок в этом деле? Или я не прав?
Они молча смотрела друг на друга.
Молчание нарушила Арлен.
— То, что он говорит, многое объясняет. С этим жучком он мог находиться на приличном расстоянии от нас, поэтому ты не увидел его машины, когда ждал у обочины.
— Совершенно верно, — сказал священник. — Я соблюдал дистанцию. Но теперь мы наконец вместе.
Дрю снова покачал головой.
— Зачем?
— Разве это не очевидно? Нападение на монастырь.
— Епископ утверждает, что ничего подобного не произошло.
— Ему дали такое указание. После того, как мы уничтожили все свидетельства.
— Мы?
— И довольно быстро.
— Епископ также заявил, что Ход не был убит в приюте. Что на меня никто не нападал.
— Он следует инструкциям. Я некоторое время еще оставался в приюте, чтобы организовать уборку. Семинаристы знают только, что у гостя был нервный срыв. Все было сделано как нельзя лучше.
Дрю в ярости стукнул кулаком по стене.
— Я не могу больше ждать. Я хочу объяснений.
— Разумеется. Но, ради Бога, не нужно драматических жестов. Я ваш страж.
Дрю замер.
— Мой что?
— За мной послали в ту самую минуту, когда вы с отцом Хафером появились у епископа. Я все время был недалеко от вас. Дважды — в церкви и у Рога — я спас вам жизнь.
Дрю почувствовал острую колющую боль в затылке.
— Спасли мою жизнь? Почему? И почему вы не дали знать мне с самого начала, что вы делаете?
— Я не сказал вам этого в приюте, потому что не хотел выдавать себя. Хотел увидеть, что случится, если вы будете думать, что с вами, кроме Хола, никого нет. Как я и подозревал, ваша кажущаяся уязвимость спровоцировала нападение.
— Вы использовали меня как приманку? — Дрю возмущенно покачал головой.
— Это казалось мне подходящим способом выявить ваших врагов.
— Вы должны были предупредить меня!
— Не согласен. Даже такой профессионал, как вы…
— Бывший профессионал.
— В том-то и дело. Я не знал, насколько хорошо вы успели адаптироваться, снова вернувшись в мир. Прекрасно, как обнаружилось потом. Но тогда я задавал себе вопрос, не притупилась ли ваша сноровка после шести лет отшельничества. Допустим, я сказал бы вам, что хочу использовать вас в качестве мишени, чтобы спровоцировать нападение. А если бы вы не смогли вести себя естественно под большим нервным напряжением? Достаточно вам было бы бросить взгляд в мою сторону, чтобы враги почувствовали ловушку. Ведь те двое, что ворвались в церковь, вовсе не были священниками. Они оделись так, чтобы не привлекать к себе внимания в семинарии. Я хочу подчеркнуть, что они не принадлежали церкви.
— Кто же он и?
— Мы не смогли выяснить. У них, конечно, не было ничего, что помогло бы их опознать. Мы сделали фотографии и сняли отпечатки пальцев. Наши агенты пытаются выяснить их имена, но я думаю, мы узнаем только, что они наемные убийцы. Вряд ли обнаружим, кто их нанял. После нападения я пытался объяснить вам, кто я и почему я там, но вы все время сбегали. Только сейчас я получил такую возможность. Я должен представиться. — Он протянул руку. — Отец Станислав. Дрю в нерешительности смотрел на руку.
— Станислав?
— Это польское имя. Я родился в Польше, и мне было приятно принять имя святого покровителя страны моих предков
С нескрываемой неохотой Дрю пожал руку.
Пожатие священника было крепким. Дрю протянул свою руку к другой руке священника. К левой. С кольцом на среднем пальце.
Отец Станислав не противился.
В массивной оправе толстого золотого кольца мерцал камень — большой необычной формы красный рубин с выгравированными пересекающимися мечом и мальтийским крестом.
— Мне кажется, я никогда раньше не встречал такого символа. Какому ордену он принадлежит?
— Ордену? — Отец Станислав покачал головой. — Не совсем ордену, хотя мы существуем гораздо дольше большинства орденов. Со времен крестовых походов. Но мы зовем себя братством.
Дрю ждал.
— Братством Камня. Мы поговорим об этом в свое время. — Отец Станислав продолжал: — Но сначала мы должны кое-что выяснить. Если вы позволите…
Священник вошел в свою комнату и вернулся с портфелем. Вынув оттуда папку, он протянул ее Дрю.
Заинтригованный, Дрю, открыв ее, обнаружил досье на себя — описание того, что происходило с ним в юности.
— Минутку. — Он посмотрел на священника. — Как вы все это узнали?
— Это неважно. Важно, — сказал отец Станислав, — чтобы вы научились доверять мне. Я показываю вам досье, чтобы вы знали, как много я о вас знаю. И поэтому надеюсь, что вы расскажете мне то, чего я не знаю. Считайте это исповедью. Доверие — основа взаимоотношений. Возможно, это спасет вам жизнь. И, что еще важнее, душу.
Арлен наклонилась вперед. Придерживая одной рукой одеяло, другой она вытащила папку у Дрю, положила ее себе на колени и начала быстро перелистывать страницы.
— Что это?
— То, что происходило со мной после убийства родителей, — глухо произнес Дрю.
— Но какое это имеет отношение к Джейку? Мой брат в опасности! Может быть, он уже мертв!
— К Джейку? — повторил Дрю. — Все это связано с ним. Пока не узнаешь всего, ты не поймешь.
— Ошиблись номером? — Но Арлен сама не верила в это. Дрю даже не потрудился покачать головой. Телефон зазвонил в третий раз.
— Может быть, дежурный? — предположила Арлен. — Забыл что-то сказать нам?
— Что?
Она не знала, что думать. Телефон продолжал звонить.
— Может, мы говорим слишком громко. Разбудили кого-нибудь рядом, — сказал Дрю. — Но узнать, в чем дело, можно только так. — Он наклонился и взял трубку. Несмотря на испытываемую тревогу, голос его прозвучал спокойно. — Алло.
— Не хотел беспокоить вас, — произнес на другом конце провода хриплый мужской голос с акцентом, — но у меня не было другого выхода, кроме как позвонить.
Несмотря на это заверение, Дрю все же ощущал беспокойство; у него возникло подозрение, что он уже слышал этот голос раньше, хотя не мог пока ни с кем его отождествить. Арлен, встав с кресла, села рядом с Дрю так, что ее голова оказалась рядом с его головой, и он, немного отклоняя трубку от своего уха, давал ей возможность слушать разговор.
Голос продолжал:
— К сожалению, даже при помощи самых лучших приборов я не смог расслышать все, о чем вы говорили в комнате. В частности, мешал душ. А вы подошли как раз к той части, которая интересует меня больше всего.
Дрю содрогнулся, вспомнив с пугающей отчетливостью, где он слышал этот голос. Он, конечно же, принадлежал священнику; внезапно вышедшему из исповедальни, когда было совершено нападение в церкви. Священнику с мерцающим красным кольцом, автоматическим пистолетом 45 калибра и славянским акцентом. Священнику, который застрелил двух других священников-убийц и следовал за Дрю в тоннеле.
— Я понимаю, что вам нужно время, чтобы прийти в себя после моего вторжения, — продолжал человек. — Я, несомненно, поразил вас. Но не раздумывайте долго. Как говорится, время не терпит.
Дрю сжимал пистолет.
— Где вы?
— В соседней комнате. Заметьте, как откровенен я с вами. Я отдаю себя в ваши руки.
Дрю бросил мрачный взгляд на стену напротив.
— Как вы нашли нас?
— Все в свое время. Я прошу разрешить мне войти в вашу комнату. Но я не хотел бы выходить из здания. Наши комнаты разделены забитой дверью. Если вы освободите болт на своей стороне, а я сделаю то же у себя, мы, наконец, сможем встретиться.
Дрю вопросительно поднял брови, глядя на Арлен. Она кивнула, потом показала на себя и кровать. Затем жестом дала понять ему, чтобы он подошел к стене рядом с общей дверью.
Дрю сказал в трубку:
— Если у вас будет оружие…
— Я знаю правила, — ответил голос. — Я взял на себя риск позвонить вам. Уважайте мою искренность. Отвинтите болт. Арлен решительно кивнула.
— Хорошо, — согласился Дрю.
Он положил трубку на место. Арлен легла в кровать, подперев спину подушками. Держа маузер наготове, Дрю подошел к общей двери.
Стараясь не шуметь, он отвинтил болт и шагнул к стене, встав так, чтобы при открывании двери его не было видно. Чтобы надежнее обезопасить себя, он придвинулся к углу — на тот случай, если в стену будут стрелять.
Запор с другой стороны двери был снят. Она со скрипом открылась внутрь их комнаты.
Арлен, лежа на кровати напротив этой двери, откинула прикрывавшее ее одеяло, обнажив упругие соблазнительные груди с отвердевшими сосками, лобковый треугольник…
Дрю воспользовался тем, что на мгновение внимание священника было отвлечено Арлен. Ему и нужно было всего несколько секунд. Он распахнул дверь так, что она ударила по стене. С силой прижав маузер к боку священника в том месте, где находятся почки, он профессионально быстро обыскал его.
Тот, согнувшись от боли, стонал, когда дуло пистолета слишком сильно упиралось в него.
— К чему все это? У меня нет с собой оружия. — Он выпрямился. — Я сказал же, что играю по правилам. Я не представляю для вас опасности.
Дрю закончил обыск, проверив даже, не спрятано ли что-нибудь в трусах священника.
— Пожалуйста, — сказал тот Арлен, — будьте добры накинуть на себя одеяло. Я, конечно, священник, но мне также ведомы искушения плоти. Арлен чуть прикрылась.
— Спасибо. — На священнике были черный костюм, черная манишка, белый воротник. Крепкий мускулистый мужчина среднего роста, густые черные усы, в которых, однако, просвечивала седина, густые черные волосы с проседью. Лицо почти квадратное, с широкими скулами, нахмуренное. По-видимому, ему было гораздо больше пятидесяти, но мрачное выражение его глубоко посаженных глаз, более мрачное, чем его одежды, и испещренное глубокими морщинами лицо свидетельствовали о том, что пережитое им сделало его более старым, чем он был на самом деле.
Дрю осторожно отошел назад.
— Как вы нашли нас?
— В приюте вам дали чистую одежду. Сменили ботинки. — Священник ждал, пока Дрю сам придет к правильному выводу.
Дрю нахмурился, раздраженный тем, что ему раньше не пришла в голову эта мысль.
— Жучок?
— В каблуке ботинка. Когда вы убежали из семинарии, я следовал за сигналом. Я обнаружил, где вы оставили машину епископа, кстати сказать, ужасно разбитую. — Священник позволил себе ухмыльнуться. Дрю хотел что-то возразить, но священник поднял руку. — Дайте мне кончить. Я обнаружил, что вы обменяли разбитый “кадиллак” на мотоцикл. Что говорит о вашей находчивости. Я следовал за вами до Конкорда и Лексингтона. Вы там звонили. Оттуда я следовал за вами до Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке и наблюдал, как вы пытались наладить контакт с этой юной леди. Вы заставили меня поволноваться, когда сменили ботинки с приводным устройством на горные Рога Сатаны. Но я прикрепил это устройство к вашему мотоциклу. И, — он бросил взгляд на Арлен, — к вашей машине.
С тех пор, как священник вошел в комнату, Арлен впервые вступила в разговор.
— И в это же время, — она, нахмурившись, посмотрела на священника, — вы убили людей, которые…
— Следили за вами? К сожалению, у меня не было выбора. Я не мог позволить им сделать это же с вами. Я уже был связан обязательствами. Вы видите, насколько я откровенен с вами?
— Это вы столкнули человека со скалы? — спросила она. Священник еле заметно кивнул.
— И перерезали горло другому?
— Это было необходимо. Иначе вы не смогли бы сейчас разговаривать со мной.
— Священник, который убивает? — Дрю с ужасом смотрел на него.
— Тот же вопрос я мог бы задать вам, хотя вы не священник, а только брат. Но даже если и так, вы, кажется, тоже не новичок в этом деле? Или я не прав?
Они молча смотрела друг на друга.
Молчание нарушила Арлен.
— То, что он говорит, многое объясняет. С этим жучком он мог находиться на приличном расстоянии от нас, поэтому ты не увидел его машины, когда ждал у обочины.
— Совершенно верно, — сказал священник. — Я соблюдал дистанцию. Но теперь мы наконец вместе.
Дрю снова покачал головой.
— Зачем?
— Разве это не очевидно? Нападение на монастырь.
— Епископ утверждает, что ничего подобного не произошло.
— Ему дали такое указание. После того, как мы уничтожили все свидетельства.
— Мы?
— И довольно быстро.
— Епископ также заявил, что Ход не был убит в приюте. Что на меня никто не нападал.
— Он следует инструкциям. Я некоторое время еще оставался в приюте, чтобы организовать уборку. Семинаристы знают только, что у гостя был нервный срыв. Все было сделано как нельзя лучше.
Дрю в ярости стукнул кулаком по стене.
— Я не могу больше ждать. Я хочу объяснений.
— Разумеется. Но, ради Бога, не нужно драматических жестов. Я ваш страж.
Дрю замер.
— Мой что?
— За мной послали в ту самую минуту, когда вы с отцом Хафером появились у епископа. Я все время был недалеко от вас. Дважды — в церкви и у Рога — я спас вам жизнь.
Дрю почувствовал острую колющую боль в затылке.
— Спасли мою жизнь? Почему? И почему вы не дали знать мне с самого начала, что вы делаете?
— Я не сказал вам этого в приюте, потому что не хотел выдавать себя. Хотел увидеть, что случится, если вы будете думать, что с вами, кроме Хола, никого нет. Как я и подозревал, ваша кажущаяся уязвимость спровоцировала нападение.
— Вы использовали меня как приманку? — Дрю возмущенно покачал головой.
— Это казалось мне подходящим способом выявить ваших врагов.
— Вы должны были предупредить меня!
— Не согласен. Даже такой профессионал, как вы…
— Бывший профессионал.
— В том-то и дело. Я не знал, насколько хорошо вы успели адаптироваться, снова вернувшись в мир. Прекрасно, как обнаружилось потом. Но тогда я задавал себе вопрос, не притупилась ли ваша сноровка после шести лет отшельничества. Допустим, я сказал бы вам, что хочу использовать вас в качестве мишени, чтобы спровоцировать нападение. А если бы вы не смогли вести себя естественно под большим нервным напряжением? Достаточно вам было бы бросить взгляд в мою сторону, чтобы враги почувствовали ловушку. Ведь те двое, что ворвались в церковь, вовсе не были священниками. Они оделись так, чтобы не привлекать к себе внимания в семинарии. Я хочу подчеркнуть, что они не принадлежали церкви.
— Кто же он и?
— Мы не смогли выяснить. У них, конечно, не было ничего, что помогло бы их опознать. Мы сделали фотографии и сняли отпечатки пальцев. Наши агенты пытаются выяснить их имена, но я думаю, мы узнаем только, что они наемные убийцы. Вряд ли обнаружим, кто их нанял. После нападения я пытался объяснить вам, кто я и почему я там, но вы все время сбегали. Только сейчас я получил такую возможность. Я должен представиться. — Он протянул руку. — Отец Станислав. Дрю в нерешительности смотрел на руку.
— Станислав?
— Это польское имя. Я родился в Польше, и мне было приятно принять имя святого покровителя страны моих предков
С нескрываемой неохотой Дрю пожал руку.
Пожатие священника было крепким. Дрю протянул свою руку к другой руке священника. К левой. С кольцом на среднем пальце.
Отец Станислав не противился.
В массивной оправе толстого золотого кольца мерцал камень — большой необычной формы красный рубин с выгравированными пересекающимися мечом и мальтийским крестом.
— Мне кажется, я никогда раньше не встречал такого символа. Какому ордену он принадлежит?
— Ордену? — Отец Станислав покачал головой. — Не совсем ордену, хотя мы существуем гораздо дольше большинства орденов. Со времен крестовых походов. Но мы зовем себя братством.
Дрю ждал.
— Братством Камня. Мы поговорим об этом в свое время. — Отец Станислав продолжал: — Но сначала мы должны кое-что выяснить. Если вы позволите…
Священник вошел в свою комнату и вернулся с портфелем. Вынув оттуда папку, он протянул ее Дрю.
Заинтригованный, Дрю, открыв ее, обнаружил досье на себя — описание того, что происходило с ним в юности.
— Минутку. — Он посмотрел на священника. — Как вы все это узнали?
— Это неважно. Важно, — сказал отец Станислав, — чтобы вы научились доверять мне. Я показываю вам досье, чтобы вы знали, как много я о вас знаю. И поэтому надеюсь, что вы расскажете мне то, чего я не знаю. Считайте это исповедью. Доверие — основа взаимоотношений. Возможно, это спасет вам жизнь. И, что еще важнее, душу.
Арлен наклонилась вперед. Придерживая одной рукой одеяло, другой она вытащила папку у Дрю, положила ее себе на колени и начала быстро перелистывать страницы.
— Что это?
— То, что происходило со мной после убийства родителей, — глухо произнес Дрю.
— Но какое это имеет отношение к Джейку? Мой брат в опасности! Может быть, он уже мертв!
— К Джейку? — повторил Дрю. — Все это связано с ним. Пока не узнаешь всего, ты не поймешь.
11
— Вот мы и приехали, Дрю. — Дядя остановил свой красный “меркурий” перед лужайкой, отлого поднимавшейся к зданию, которое он назвал ранчо. — Мы построили его прошлой осенью, по самому последнему проекту. Таких не увидишь сейчас даже в Бостоне. Я надеюсь, ты здесь будешь счастлив. Ты у себя дома.
Дрю совсем не понравился этот дом, он показался ему чужим и неприветливым. Длинный, низкий, кирпичный. Труба над крышей, саде густо посаженными цветами, несколько низеньких деревьев. Это совсем не вязалось с его представлением о ранчо, и он, конечно, не мог не сравнивать этот дом с традиционным японским домом, построенным из дерева, с высокой покатой крышей, домом, в котором он прожил в Токио половину жизни. Кирпичи? — удивлялся он. Что же случится, если будет землетрясение?
И почему сад такой тесный?
“У себя дома”, — сказал дядя, и это его рассердило. Нет. Это был не его дом. Его дом остался в Японии, Где он жил с родителями.
Из дома вышли женщина и мальчик. Тетя и кузен… Он не видел их с пяти лет, с тех пор, как родители увезли его из Америки, и не помнил совсем. Но одно для него было ясно. Оба они, да и его дядя, ужасно не нравились ему. Тетя как-то неестественно сжимала руки. Кузен смотрел на него хмуро, исподлобья. А дядя все продолжал говорить, как все будет хорошо, как все они будут жить душа в душу.
— Ты будешь счастлив здесь.
Дрю, однако, сомневался в этом. Он чувствовал, что уже никогда не будет счастлив.
На следующий день он пошел на второе отпевание своих родителей.
Дрю совсем не понравился этот дом, он показался ему чужим и неприветливым. Длинный, низкий, кирпичный. Труба над крышей, саде густо посаженными цветами, несколько низеньких деревьев. Это совсем не вязалось с его представлением о ранчо, и он, конечно, не мог не сравнивать этот дом с традиционным японским домом, построенным из дерева, с высокой покатой крышей, домом, в котором он прожил в Токио половину жизни. Кирпичи? — удивлялся он. Что же случится, если будет землетрясение?
И почему сад такой тесный?
“У себя дома”, — сказал дядя, и это его рассердило. Нет. Это был не его дом. Его дом остался в Японии, Где он жил с родителями.
Из дома вышли женщина и мальчик. Тетя и кузен… Он не видел их с пяти лет, с тех пор, как родители увезли его из Америки, и не помнил совсем. Но одно для него было ясно. Оба они, да и его дядя, ужасно не нравились ему. Тетя как-то неестественно сжимала руки. Кузен смотрел на него хмуро, исподлобья. А дядя все продолжал говорить, как все будет хорошо, как все они будут жить душа в душу.
— Ты будешь счастлив здесь.
Дрю, однако, сомневался в этом. Он чувствовал, что уже никогда не будет счастлив.
На следующий день он пошел на второе отпевание своих родителей.
12
Он провел это лето в одиночестве за телевизором или запирался у себя в комнате, которую так и называли гостевой, где читал комиксы. Как-то тетя сказала дяде, что ей кажется странным, что мальчик целое лето сидит дома, на что тот ответил:
— Дай ему время освоиться. Вспомни, что он пережил. А что Билли? Пусть поиграет с ним.
— Билли говорит, что он пытался.
На самом деле это было не так, и Дрю знал, в чем тут дело, — Билли ревновал его к родителям. Тетя сказала:
— Билли думает, что он какой-то чудной. Ни с кем не разговаривает, не…
— Не была бы ты тоже чудной на его месте? Это немудрено после всего…
— Ты на работе целый день. И не знаешь, каков он. Он же все время шныряет вокруг. Я гладила и даже не слышала, как он зашел. Вдруг смотрю, он рядом и как-то странно смотрит. Он похож на…
— На кого? Говори.
— Ну не знаю. На привидение. Он действует мне на нервы.
— Да, с ним, конечно, трудно нам всем. Но надо постараться привыкнуть к этому. В конце концов, он сын моего брата.
— А Билли наш собственный, сын, и я не понимаю, почему мы должны уделять больше внимания ему…
— Куда же ему еще деться? Скажи мне. Он не виноват, что убили его родителей. Что, черт возьми, ты хочешь от меня?
— Хватит орать. Соседи услышат.
— И мальчик может услышать, что ты о нем говоришь. Но это тебя, кажется, не очень тревожит.
— Я не позволю тебе так разговаривать со мной. Я…
— Ладно. Мне не хочется сейчас ужинать. Оставь для меня что-нибудь в холодильнике. Я пройдусь.
Дрю, слышавший все это из гостиной, откуда его не было видно, пошел в свою гостевую комнату и принялся рассматривать новый комикс.
На сей раз о Бэтмэне.
— Дай ему время освоиться. Вспомни, что он пережил. А что Билли? Пусть поиграет с ним.
— Билли говорит, что он пытался.
На самом деле это было не так, и Дрю знал, в чем тут дело, — Билли ревновал его к родителям. Тетя сказала:
— Билли думает, что он какой-то чудной. Ни с кем не разговаривает, не…
— Не была бы ты тоже чудной на его месте? Это немудрено после всего…
— Ты на работе целый день. И не знаешь, каков он. Он же все время шныряет вокруг. Я гладила и даже не слышала, как он зашел. Вдруг смотрю, он рядом и как-то странно смотрит. Он похож на…
— На кого? Говори.
— Ну не знаю. На привидение. Он действует мне на нервы.
— Да, с ним, конечно, трудно нам всем. Но надо постараться привыкнуть к этому. В конце концов, он сын моего брата.
— А Билли наш собственный, сын, и я не понимаю, почему мы должны уделять больше внимания ему…
— Куда же ему еще деться? Скажи мне. Он не виноват, что убили его родителей. Что, черт возьми, ты хочешь от меня?
— Хватит орать. Соседи услышат.
— И мальчик может услышать, что ты о нем говоришь. Но это тебя, кажется, не очень тревожит.
— Я не позволю тебе так разговаривать со мной. Я…
— Ладно. Мне не хочется сейчас ужинать. Оставь для меня что-нибудь в холодильнике. Я пройдусь.
Дрю, слышавший все это из гостиной, откуда его не было видно, пошел в свою гостевую комнату и принялся рассматривать новый комикс.
На сей раз о Бэтмэне.
13
В сентябре стало еще хуже. В первый же день Дрю вернулся из школы с прилипшей к волосам жвачкой.
— Как это ты умудрился? — спросила тетя.
Дрю промолчал.
Она так старалась вытащить жвачку из волос, что от боли у Дрю на глаза навернулись слезы. В конце концов пришлось вырезать жвачку ножницами, оставив на макушке пролысину, что наводило на мысль либо о какой-то новой моде, либо о тонзуре монаха.
На следующий день Дрю пришел домой в разорванных на колене новых брюках, запачканных кровью, с ободранной кожей.
— Эти брюки дорого стоят, мой милый. Тетя, очень взволнованная, позвонила мужу на службу. Она едва могла говорить. Но сквозь ее всхлипывания он понял, что случилось нечто серьезное. Они договорились встретиться в школе после окончания занятий.
— Да, я не отрицаю, что вашего племянника спровоцировали. — У директора школы был двойной подбородок. — Все знают, что мальчик Ветмана задира. Мне кажется, вы знакомы с его родителями? Его отец владелец офиса на Пальмер-Роуд по продаже “кадиллаков”.
Дядя и тетя не помнили никакого Ветмана, но, несомненно, знали, что такое “кадиллак”.
— Так что ситуация такова. — Директор вытер лоб носовым платком. — Ветмановскому мальчику двенадцать лет. Он высок для своего возраста и любит показать другим свою силу. Дело в том… Я говорю вам это конфиденциально. Надеюсь, вы не будете нигде повторять это. Мальчик похож на своего отца, такой же напористый. Но отец жертвует большие суммы в наш спортивный фонд. Как бы там ни было, парень не упускает случая показать, кто здесь хозяин. А ваш племянник… Короче, он держится независимо. Я должен отдать ему должное. Это стойкая маленькая обезьянка. Все ходят перед этим малым на задних лапках. Кроме вашего племянника. Я думаю, что, когда начались занятия, этот парень оглядел новеньких и решил выбрать Эндрю в качестве жертвы в назидание другим. Мне передавали, что он прилепил жвачку к его волосам. Потом колол перьями. Толкнул на перемене в песок, разорвал штаны.
Дядя спросил:
— Почему же ничего не было сделано, чтобы прекратить это?
— Ну это же только слухи, мало ли что говорят дети. Если всему этому верить…
— Продолжайте.
— Да, перейдем к основному… — Директор вздохнул. — Сегодня этот парень сильно поколотил Эндрю. Разбил ему губу. Дядя сердито прищурился.
— И что?
— Эндрю не заплакал. Я отдаю ему должное и за это. Он на самом деле стойкая, маленькая обезьянка. Но, по идее, ему следовало пожаловаться преподавателю физкультуры.
— Что бы это дало? Директор нахмурился.
— Простите. Я не понял.
— Неважно. Продолжайте.
— Вместо этого Эндрю вышел из себя.
— Я его вполне понимаю.
— Он ударил парня по зубам бейсбольной битой. Дядя побледнел.
— О, черт.
— Выбил ему передние зубы, вот что он сделал. Конечно, парня следовало проучить. Я бы не возражал против этого. Но бейсбольная бита? Это уж слишком, не так ли? Мистер Ветман был здесь до вас. Он в ярости, вы сами понимаете. Он хочет знать, что это за школа, которой я руковожу. Он угрожал, что пойдет в школьный совет и полицию. Слава Богу, я сумел отговорить его. Но пока вопрос не решен окончательно… Одним словом, я вызвал вас, чтобы сказать о временном исключении вашего племянника. Я хочу, чтобы пока он оставался дома.
— Как это ты умудрился? — спросила тетя.
Дрю промолчал.
Она так старалась вытащить жвачку из волос, что от боли у Дрю на глаза навернулись слезы. В конце концов пришлось вырезать жвачку ножницами, оставив на макушке пролысину, что наводило на мысль либо о какой-то новой моде, либо о тонзуре монаха.
На следующий день Дрю пришел домой в разорванных на колене новых брюках, запачканных кровью, с ободранной кожей.
— Эти брюки дорого стоят, мой милый. Тетя, очень взволнованная, позвонила мужу на службу. Она едва могла говорить. Но сквозь ее всхлипывания он понял, что случилось нечто серьезное. Они договорились встретиться в школе после окончания занятий.
— Да, я не отрицаю, что вашего племянника спровоцировали. — У директора школы был двойной подбородок. — Все знают, что мальчик Ветмана задира. Мне кажется, вы знакомы с его родителями? Его отец владелец офиса на Пальмер-Роуд по продаже “кадиллаков”.
Дядя и тетя не помнили никакого Ветмана, но, несомненно, знали, что такое “кадиллак”.
— Так что ситуация такова. — Директор вытер лоб носовым платком. — Ветмановскому мальчику двенадцать лет. Он высок для своего возраста и любит показать другим свою силу. Дело в том… Я говорю вам это конфиденциально. Надеюсь, вы не будете нигде повторять это. Мальчик похож на своего отца, такой же напористый. Но отец жертвует большие суммы в наш спортивный фонд. Как бы там ни было, парень не упускает случая показать, кто здесь хозяин. А ваш племянник… Короче, он держится независимо. Я должен отдать ему должное. Это стойкая маленькая обезьянка. Все ходят перед этим малым на задних лапках. Кроме вашего племянника. Я думаю, что, когда начались занятия, этот парень оглядел новеньких и решил выбрать Эндрю в качестве жертвы в назидание другим. Мне передавали, что он прилепил жвачку к его волосам. Потом колол перьями. Толкнул на перемене в песок, разорвал штаны.
Дядя спросил:
— Почему же ничего не было сделано, чтобы прекратить это?
— Ну это же только слухи, мало ли что говорят дети. Если всему этому верить…
— Продолжайте.
— Да, перейдем к основному… — Директор вздохнул. — Сегодня этот парень сильно поколотил Эндрю. Разбил ему губу. Дядя сердито прищурился.
— И что?
— Эндрю не заплакал. Я отдаю ему должное и за это. Он на самом деле стойкая, маленькая обезьянка. Но, по идее, ему следовало пожаловаться преподавателю физкультуры.
— Что бы это дало? Директор нахмурился.
— Простите. Я не понял.
— Неважно. Продолжайте.
— Вместо этого Эндрю вышел из себя.
— Я его вполне понимаю.
— Он ударил парня по зубам бейсбольной битой. Дядя побледнел.
— О, черт.
— Выбил ему передние зубы, вот что он сделал. Конечно, парня следовало проучить. Я бы не возражал против этого. Но бейсбольная бита? Это уж слишком, не так ли? Мистер Ветман был здесь до вас. Он в ярости, вы сами понимаете. Он хочет знать, что это за школа, которой я руковожу. Он угрожал, что пойдет в школьный совет и полицию. Слава Богу, я сумел отговорить его. Но пока вопрос не решен окончательно… Одним словом, я вызвал вас, чтобы сказать о временном исключении вашего племянника. Я хочу, чтобы пока он оставался дома.
14
— Вам чертовски повезло, — сказал мистер Ветман дяде и тете тем же вечером, сидя у них в гостиной. — Если бы мой сын потерял зубы, я немедленно бы предъявил вам иск…
— Мистер Ветман, прошу вас. Я знаю, что у вас есть все основания сердиться. — Дядя протянул вперед руки. — Поверьте мне, мы сами очень огорчены. Я буду рад оплатить любой счет врача или дантиста. Я надеюсь, лицо мальчика не очень обезображено?
Ветман раздраженно ответил:
— Но не благодаря вашему сыну. Врач сказал, что от швов не останется следов, но сейчас у моего сына губы как сосиски. Я скажу вам прямо. Директор рассказал мне, что произошло с родителями вашего племянника. Это ужасно. Это единственное, что может извинить его поведение. Несомненно, у вашего племянника нарушено душевное равновесие. Я решил не обращаться в полицию. При одном условии. Если ваш мальчик получит профессиональную помощь.
— Яне совсем понял, что вы имеете в виду.
— Психиатра, мистер Маклейн. Чем скорее, тем лучше. Но это не все. Дядя ждал.
— Яне хочу, чтобы он находился рядом с моим сыном. Переведите его в другую школу.
Дрю слышал и эту беседу из-за полузакрытой двери своей комнаты. Слезы жгли ему глаза. Но он дал обещание самому себе и остался ему верен. Он не плакал.
— Мистер Ветман, прошу вас. Я знаю, что у вас есть все основания сердиться. — Дядя протянул вперед руки. — Поверьте мне, мы сами очень огорчены. Я буду рад оплатить любой счет врача или дантиста. Я надеюсь, лицо мальчика не очень обезображено?
Ветман раздраженно ответил:
— Но не благодаря вашему сыну. Врач сказал, что от швов не останется следов, но сейчас у моего сына губы как сосиски. Я скажу вам прямо. Директор рассказал мне, что произошло с родителями вашего племянника. Это ужасно. Это единственное, что может извинить его поведение. Несомненно, у вашего племянника нарушено душевное равновесие. Я решил не обращаться в полицию. При одном условии. Если ваш мальчик получит профессиональную помощь.
— Яне совсем понял, что вы имеете в виду.
— Психиатра, мистер Маклейн. Чем скорее, тем лучше. Но это не все. Дядя ждал.
— Яне хочу, чтобы он находился рядом с моим сыном. Переведите его в другую школу.
Дрю слышал и эту беседу из-за полузакрытой двери своей комнаты. Слезы жгли ему глаза. Но он дал обещание самому себе и остался ему верен. Он не плакал.
15
На третий день после перехода в новую школу тетя, несшая продукты в кухню, услышала телефонный звонок.
Опустив сумку, она поспешила к телефону.
— Миссис Маклейн?
Неизвестный голос внушил ей тревогу.
— У телефона.
— Простите, что беспокою. Говорит директор школы. Она вся сжалась.
— Я уверен, что все в порядке. Вы, наверно, просто забыли. Она схватилась за буфет.
— Но, поскольку от вас никто не звонил, я подумал, что мне лучше позвонить самому, чтобы узнать, действительно ли ваш племянник болен. Она сама почувствовала себя больной.
— Нет. — Во рту появился привкус горечи. — Я об этом ничего не знаю. Садясь сегодня утром в автобус, он выглядел прекрасно. Что случилось? Он жаловался на живот?
— В том-то и дело, миссис Маклейн. Никто не видел его, так что мы не могли его спросить об этом. Она чуть было не застонала.
— Я подумал, что вы держите его дома и просто забыли сообщить в школу. Так часто бывает. Но поскольку я знаю ситуацию, я счел не лишним позвонить. Просто на всякий случаи.
— На всякий случай?
— Ну, я не думаю, что с ним что-нибудь случилось, хотя никогда нельзя знать наверняка. К тому же и вчера его тоже не было.
Опустив сумку, она поспешила к телефону.
— Миссис Маклейн?
Неизвестный голос внушил ей тревогу.
— У телефона.
— Простите, что беспокою. Говорит директор школы. Она вся сжалась.
— Я уверен, что все в порядке. Вы, наверно, просто забыли. Она схватилась за буфет.
— Но, поскольку от вас никто не звонил, я подумал, что мне лучше позвонить самому, чтобы узнать, действительно ли ваш племянник болен. Она сама почувствовала себя больной.
— Нет. — Во рту появился привкус горечи. — Я об этом ничего не знаю. Садясь сегодня утром в автобус, он выглядел прекрасно. Что случилось? Он жаловался на живот?
— В том-то и дело, миссис Маклейн. Никто не видел его, так что мы не могли его спросить об этом. Она чуть было не застонала.
— Я подумал, что вы держите его дома и просто забыли сообщить в школу. Так часто бывает. Но поскольку я знаю ситуацию, я счел не лишним позвонить. Просто на всякий случаи.
— На всякий случай?
— Ну, я не думаю, что с ним что-нибудь случилось, хотя никогда нельзя знать наверняка. К тому же и вчера его тоже не было.
16
Дрю стоял рядом с полицейским, опустив голову, внимательно рассматривал тротуар у входа в дядин дом.
Раздвижные двери резко и шумно открылись. Дрю отвернулся в сторону, увидев выбегающего дядю.
— Ты опоздал к ужину. Ты заставил нас переволноваться. Где, черт возьми, ты был?
— На кладбище, — сказал полицейский.
— Что?
— Плизант-Вью. В десяти милях отсюда.
— Да, я знаю, где это.
— Там недавно совершены акты вандализма. Подростки опрокидывали надгробия, вообще безобразничали. Не могу понять, что в этом занятного. Директор кладбища просил нас понаблюдать за этим местом, поэтому я всегда проезжаю там во время дежурств. Вчера утром я увидел этого юнца у могилы. Я не обратил на это особенного внимания, так как получил по радиосвязи сообщение о том, что происходит кража со взломом и что я должен, не теряя времени, ехать к винному магазину. Но этим утром я снова проезжал мимо кладбища и опять увидел там этого мальчика. Тогда я сказал себе: “Подожди-ка минутку”, — и остановился. Он у вас не очень-то разговорчивый, не так ли?
— Это точно, — сказала тетя.
— Даже когда я подошел к нему, он не обратил на меня никакого внимания. Он все продолжал смотреть на могилы. Я обошел его сзади и увидел, что фамилии на обеих плитах одинаковы.
— Маклейн, — сказал дядя.
— Да. Мужчина и женщина.
— Роберт и Сьюзен.
— Верно. Я спросил его, что он тут делает, и единственное, что он сказал мне, было: “Я разговариваю с мамой и папой”.
— О Боже.
— Затем он вытер глаза, но странно, я не увидел в них слез. Я подумал, что он, наверное, не один, но, оглянувшись, никого не нашел. Большинство детей, как вы знаете, обращают внимание на людей в полицейской форме. А он — ноль внимания. Только продолжал смотреть на могилы. Он не хотел назвать ни имени, ни сказать, где живет. Такой самостоятельный. Почему он не в школе? Что я мог сделать? Я привел его в участок.
— Правильно сделали, — сказал дядя.
— Я даже купил ему шоколадный батончик, но он так и не захотел говорить со мной, а в его бумажнике не было ни адреса, ни имени. Поэтому я стал звонить подряд всем Маклейнам из телефонной книги. Вы его опекун?
— Он сказал правду, — произнес дядя. — Там похоронены его родители.
Раздвижные двери резко и шумно открылись. Дрю отвернулся в сторону, увидев выбегающего дядю.
— Ты опоздал к ужину. Ты заставил нас переволноваться. Где, черт возьми, ты был?
— На кладбище, — сказал полицейский.
— Что?
— Плизант-Вью. В десяти милях отсюда.
— Да, я знаю, где это.
— Там недавно совершены акты вандализма. Подростки опрокидывали надгробия, вообще безобразничали. Не могу понять, что в этом занятного. Директор кладбища просил нас понаблюдать за этим местом, поэтому я всегда проезжаю там во время дежурств. Вчера утром я увидел этого юнца у могилы. Я не обратил на это особенного внимания, так как получил по радиосвязи сообщение о том, что происходит кража со взломом и что я должен, не теряя времени, ехать к винному магазину. Но этим утром я снова проезжал мимо кладбища и опять увидел там этого мальчика. Тогда я сказал себе: “Подожди-ка минутку”, — и остановился. Он у вас не очень-то разговорчивый, не так ли?
— Это точно, — сказала тетя.
— Даже когда я подошел к нему, он не обратил на меня никакого внимания. Он все продолжал смотреть на могилы. Я обошел его сзади и увидел, что фамилии на обеих плитах одинаковы.
— Маклейн, — сказал дядя.
— Да. Мужчина и женщина.
— Роберт и Сьюзен.
— Верно. Я спросил его, что он тут делает, и единственное, что он сказал мне, было: “Я разговариваю с мамой и папой”.
— О Боже.
— Затем он вытер глаза, но странно, я не увидел в них слез. Я подумал, что он, наверное, не один, но, оглянувшись, никого не нашел. Большинство детей, как вы знаете, обращают внимание на людей в полицейской форме. А он — ноль внимания. Только продолжал смотреть на могилы. Он не хотел назвать ни имени, ни сказать, где живет. Такой самостоятельный. Почему он не в школе? Что я мог сделать? Я привел его в участок.
— Правильно сделали, — сказал дядя.
— Я даже купил ему шоколадный батончик, но он так и не захотел говорить со мной, а в его бумажнике не было ни адреса, ни имени. Поэтому я стал звонить подряд всем Маклейнам из телефонной книги. Вы его опекун?
— Он сказал правду, — произнес дядя. — Там похоронены его родители.