Моррелл Дэвид. Черный вечер (сборник)

   — Мы завтра с ним встречаемся.
   — Где?
   — Не могу сказать. В «Парамаунте» велели помалкивать.

* * *

   Мы с Уэсом встретились в небольшом мексиканском кафе. Он участвовал в каких-то мотоциклетных гонках, так что приехал в черной кожаной косухе, высоких сапогах и шлеме. По спине побежали мурашки, я даже головой покачал, пытаясь отогнать наваждение: Уэс одет точно так же, как Дикон в «Бунте на Тридцать седьмой».
   — Ну как, выиграл?
   Ослепительно улыбнувшись, Крейн поднял вверх большой палец.
   — Молодец!
   Мы и заказ не успели сделать, как в кафе вошли двое в темных костюмах. Неужели копы? Да нет, костюмы слишком дорогие. Все понятно: это люди с «Голливуд пикчерз». Значит, за мной следили.
   — Мистер Хепнер просит вас ознакомиться, — вместо приветствия заявил громила в синем и положил на грязный столик какие-то документы.
   — Что это?
   — Проект договора. По мнению мистера Хепнера, условия более чем достойные.
   Уэс передал бумаги мне.
   — Что скажешь, братан?
   Я просмотрел основные пункты. Так, они увеличили гонорар, теперь предлагают пятьдесят тысяч ежемесячно и двести пятьдесят во время съемок.
   — Для начинающего актера предложение более чем щедрое, — честно сказал я. — Думаю, тебе пора обзавестись агентом.
   — Есть кто-нибудь на примете?
   — Только свой собственный. Не знаю, может, он тебе не понравится...
   — И что мне теперь делать?
   — Знаешь, пятьдесят тысяч в месяц очень неплохие деньги. Сколько, например, ты в прошлом году заработал?
   — Но ведь здесь наверняка есть какой-то подвох!
   — Конечно. Скорее всего, ты будешь играть в «Наемниках».
   — А ты?
   — Меня не утвердили.
   Уэс задумчиво прищурился:
   — Ты что, не против, чтобы я это подписал?
   — Ты ничем мне не обязан, на твоем месте я бы согласился на их условия. В такой ситуации упускать шанс просто преступление.
   — Слушай, что он говорит, золотые слова! — наставлял Уэса мужчина в сером.
   — Но ведь ты хочешь быть режиссером?
   Я кивнул. Пока все идет по плану. Вот только Уэс... Кто знает, что у него на уме? Большинство молодых актеров на его месте не упустили бы шанса стать звездой. Все зависит от того, насколько он похож характером на Джеймса Дикона.
   — А ты не обидишься, если я соглашусь на их условия?
   Я пожал плечами:
   — Все, о чем мы с тобой говорили, — красивая мечта, а договор с «Голливуд пикчерз» — реальность.
   Уэс кивнул и протянул договор громиле в синем.
   — Передайте мистеру Хепнеру: я соглашусь, только если моего приятеля утвердят режиссером.
   — Ты совершаешь большую ошибку! — прошипел «темно-синий костюм».
   — Кто знает, кто знает... Скажите мистеру Хепнеру: я во всем полагаюсь на своего друга.
   Я облегченно вздохнул, а «костюмы» помрачнели.

* * *

   На переговоры ушел целый месяц. Порой казалось: я погубил не только свою карьеру, но и карьеру Уэса. Основная проблема заключалась в том, что, заняв жесткую позицию, Уолт отказывался идти на компромисс, зато, когда мы с Уэсом согласились работать за установленный профсоюзом минимум, жадность заставила его изменить свое мнение. Потом он долго хвастался, как ловко нас облапошил.
   Нам было все равно: я радовался, что наконец сниму стоящий фильм, а Уэс стоял на пороге славы.
   Я все-таки научился экономить и урезал бюджет фильма до двенадцати миллионов. Оказывается, чтобы не оказаться в убытке, нужно умножать примерную стоимость кинокартины на три — чтобы было чем покрыть накладные расходы студии, банковские проценты, возможные повышения гонораров и так далее и тому подобное.
   Только в Штатах было продано билетов на тридцать шесть миллионов долларов, а по всему миру — на сто двадцать. Значительная часть этого ушла посредникам, кое-что сняли владельцы кинотеатров, но после всех налогов и вычетов осталось целых пятьдесят миллионов, а это даже для «Голливуд пикчерз» немало.
   Ошеломленный таким успехом, Уолт требовал новых фильмов с Уэсом Крейном. Нас обоих даже номинировали на «Оскар», но заветные статуэтки достались другим. «В следующий раз», — пообещал я парню.
   Слава богу, теперь можно будет запрашивать нормальные деньги, ведь за «Наемников» мы сущие крохи получили.

* * *

   Тут-то и начались проблемы.
   Дикон погиб, не вкусив славы. К счастью, почитателям его таланта неизвестно, что с каждым последующим фильмом работать с ним становилось все труднее и труднее. Понимая, что он получил огромную власть над людьми, молодой человек не сумел с ней справиться. Наверное, объяснение следует искать в несчастном детстве и неустроенной юности. Сначала он пытался доказать, как не правы были приемные родители и учителя, поставив на нем крест. Потом Дикону стало казаться, будто он не заслуживает головокружительного успеха, который вот-вот на него обрушится. Наверное, в душе гениального актера продолжал жить малолетний преступник, потому что в себя Дикон так и не поверил. Успех еще не пришел, а он уже начал им тяготиться.
   На съемках второго фильма Дикон позволял себе трехчасовые опоздания и «безобидные» проделки. Так, однажды он подмешал в ленч актерского состава слабительное, сорвав съемки на следующий день. А из-за его страстной любви к гоночным машинам студия несла колоссальные расходы: приходилось отчислять огромные суммы страховым компаниям, которые соглашались покрывать затраты на ремонт.
   Последний фильм стал сущим адом для «Голливуд пикчерз». Дикон пристрастился к алкоголю. Текила и пиво лились рекой, причем прямо на съемочной площадке. Перед самой гибелью двадцатидвухлетний актер выглядел древним стариком. К счастью, большую часть фильма успели отснять до трагических событий на калифорнийской трассе. Для дубляжа пригласили друга Дикона, прекрасно имитировавшего его голос. «Право по рождению» имело грандиозный успех, хотя никто не знает, что это заслуга не столько Джеймса, сколько режиссера и операторов.
   Уэс Крейн держится, одевается и даже мыслит так же, как Дикон. Интересно, как он поведет себя на съемках второго фильма?
   После шумного успеха «Наемников» от недостатка внимания Уэс не страдал. Интересные сценарии и заманчивые предложения лились рекой.
   Обо всем этом я узнавал окольными путями. С Крейном мы не виделись с церемонии вручения «Оскара» в конце марта. Застать дома его было просто невозможно — по телефону отвечала какая-то обкуренная девица: «Уэса нет». Кто знает, может, он переехал? Хотя его гонорара за «Наемников» не то что на дом, даже на квартиру не хватит. Второй фильм — вот что сейчас нужно Крейну, причем как можно скорее, пока не забыли зрители.
   Возвращаясь с заседания гильдии писателей, где показывали новый фильм с Клинтом Иствудом, мы с Джилл заметили у нашего дома мотоцикл Крейна. Теплый вечер, в темной воде океана тонет красное солнце. А вот и Уэс, сидит на ступеньках с банкой пива в руках. Тертые джинсы, белая, оттеняющая золотистый загар рубашка, а лицо осунувшееся.
   — Ну как, выиграл? — по привычке спросил я: у нас с ним особый ритуал существовал.
   Ослепительно улыбнувшись, Крейн поднял вверх большой палец.
   — Сто лет тебя не видел, звонил, звонил, а застать не смог.
   — Просто все в разъездах... Хотелось отдохнуть, а то вокруг фильма столько шумихи... Джилл, как ты?
   — Спасибо, а у тебя как дела?
   — Неплохо. Знаешь, второй заезд всегда труднее первого.
   Тогда мне показалось, что он имеет в виду второй фильм.
   — Останешься на ужин?
   — Ну, я бы с удовольствием...
   — Оставайся, мне будет очень приятно!
   — Ты точно не против?
   — Ну что ты! Чили уже готово, остаются салат и тортиллы — минутное дело!
   — Моя мама тоже делала чили, а потом папочка нас бросил, и она спилась.
   Джилл нахмурилась.
   — На выпивку все деньги уходили, — продолжал Уэс. — Когда мне было десять лет, у нее нашли рак. Мы тогда в Оклахоме жили. Через полгода она умерла, и меня определили в приемную семью. А я уже привык к свободе и их порядкам подчиняться не хотел. — Он покачал головой. — Обожаю домашнее чили!
   — Через пять минут позову вас есть! — пообещала Джилл.
   Она чем-то встревожена, потом нужно будет узнать, в чем дело.
   — Ну, так как насчет второго фильма? — спросил Уэс, протягивая мне пиво.
   — У тебя что, мало предложений? — Я присел рядом с ним на ступеньки.
   — Вообще-то нет, но разве мы не команда? Ты сценарист и режиссер, я исполнитель главной роли, забыл?
   — Ну, если хочешь... Вообще-то сейчас у тебя уже достаточно веса, чтобы делать то, что вздумается.
   — На самом деле мне нужен друг, который подскажет, если я поступаю неправильно. Остальным ведь наплевать, что со мной будет, главное, чтобы деньги капали!.. Нет, урок я усвоил, на этот раз хочу, чтобы все было путем.
   — Понятно, — пробормотал я, на самом деле совершенно ничего не понимая.
   — Ты же над чем-то работаешь? Выкладывай!
   — Да, кое-что есть. Давай исходить из фактов: зрители хотят видеть тебя яркой, незаурядной личностью. Как насчет телохранителя? Молодого, сильного, уверенного в себе? Он работает на кинозвезду типа Мэрилин Монро и тайно в нее влюблен, но рассказать о своих чувствах не решается. Актриса погибает, приняв смертельную дозу снотворного. Полиция и пресса говорят, что это — суицид. Однако наш парень не верит и находит доказательство, что его любимую убили. Остается узнать, кто и с какой целью. Рискуя жизнью, телохранитель выясняет, что убийство было заказным, а за спиной киллеров стоит президент...
   — Здорово! Снимать лучше всего в Оклахоме.
   — А отдельные сцены в Нью-Йорке и Чикаго... Получится неплохо: сыграем на неприязни к государственным чиновникам: злодей-президент против благородного телохранителя. Беспроигрышный вариант!
   Уэс захихикал.
   — Когда приступаем?
   Так началась работа над фильмом «Скорбящий».

* * *

   Ужин удался на славу. За полночь сытый и довольный Уэс уехал домой. Самое время расспросить Джилл. Что ее встревожило?
   — Эти его рассказы об Оклахоме, сбежавшем отце и пропойце-матери...
   — Они тебя расстроили?
   — Конечно! А еще больше то, что ты со своими сценариями даже не удосужился познакомиться с биографией Уэса.
   Я поставил в посудомоечную машину большую салатницу.
   — И что?
   — Он из Индианы, вырос в детдоме и никогда не знал родителей. Так что жалостливая история вовсе не о его детстве.
   — А о чьем же?
   В глазах Джилл засветилась жалость.
   — О детстве Джеймса Дикона? О боже!
   Неприятная правда, словно выскакивающий из табакерки чертенок, не давала мне покоя: корчила гримасы, издевалась, мучила. Физическое сходство Уэса с Джеймсом Диконом, конечно, случайность, божий дар, зато все остальное: манеры, стиль одежды и даже голос — тщательно отрепетированный спектакль, притворство от начала и до конца. Понимаю, я сам себе противоречу. Во время первой встречи мне показалось, что парень — воплощение естественности, а проба сыграна так непосредственно, что мне и в голову не пришло, что передо мной лишь грубое подражание. Нет, я решил, что, выбрав «Блудного сына», Крейн, если так можно сказать, склоняет голову перед талантом Дикона.
   Теперь я знаю правду: Уэс подражает Дикону. Боже мой, и ведь не только подражает, а играет роль, причем так убедительно, что полностью в ней растворился. Уэс Крейн исчез, оставив только имя, а телом и душой завладел трагически погибший актер.
   — Что же будет? Черт!
   — Надеюсь, ничего страшного не случится, — испуганно проговорила Джилл.
   И что мне делать? Посоветовать Уэсу обратиться к психотерапевту? Поговорить с ним по душам? А ведь все наши с Джилл подозрения основаны на одном-единственном разговоре. Разве парень кажется опасным? Наоборот, говорит тихо, держится подчеркнуто вежливо. Кроме того, у актеров свои секреты. Кто знает, может, ему так легче настроиться?
   Пожалуй, самое разумное в такой ситуации — набраться терпения и ждать. Раз задумал новую картину, глупо поднимать шум. Если начнет буйствовать, тогда...
   Нет, работать с ним — одно удовольствие. На съемочную площадку Крейн приходил за полчаса до начала съемок, отлично знал текст и не артачился, если приходилось задерживаться на дополнительные репетиции.
   Единственное, что вызывало беспокойство, — его страсть к гоночным машинам и мотоциклам.
   Директору студии пришлось обговаривать со страховщиками особые условия.
   — Нужно ведь парню как-то расслабляться! — заявил я Уолту. — Нельзя постоянно держать его в напряжении.
   На самом деле в напряжении находился не столько Уэс, сколько я. Бюджет «Скорбящего» — двадцать пять миллионов, страшно хотелось, чтобы все прошло без сучка без задоринки.
   Когда мы отсняли примерно половину, ко мне неожиданно пришел Уэс.
   — Видишь, на этот раз веду я себя примерно, никаких выходок!
   — Да, парень, ты просто находка!
   Что, черт возьми, значит «на этот раз»?
   Многие считают, будто ничего страшного бы не случилось, если бы я побольше думал об Уэсе и поменьше об успехе фильма. Нет, мне не в чем себя упрекнуть, я заботился о нем, как о младшем брате, но предотвратить трагедию было не в моих силах.

* * *

   «Скорбящий» имел еще больший успех, чем «Наемники». Кассовые сборы составили двести миллионов. Газеты и журналы в один голос писали, что следующему фильму суждено стать шедевром.
   Следующий фильм по счету будет третьим, а для Дикона «три» — несчастливое число.
   В студии закончилась пресс-конференция, и я шел к своему новому «Феррари», когда меня окликнули. Какой-то длинноволосый бородач в яркой мексиканской шали. Надеюсь, под шалью джинсы имеются...
   Это был Дональд Портер, друг Дикона, которому пришлось дублировать его в «Праве по рождению». Ему уже хорошо за сорок, но душой и телом он предан поколению хиппи: экстравагантная одежда, наркотики, секс. Некоторое время назад он пытался открыть свою собственную студию в Санта-Фе, но первый же фильм с треском провалился. На некоторое время исчезнув из поля зрения, сейчас Портер снова начал сниматься. Ну и костюмчик у него! Интересно, куда смотрит охрана? Черт, наверняка будет просить работу!
   — Эй, Дэвид, я тебя искал! — начал Портер.
   Из-под шали торчат волосатые ноги. Так я и знал: никаких джинсов!
   — Необычно, правда? — явно довольный моим шокированным видом, проговорил он. — А я тут в сериале снимаюсь!
   — Да, я слышал, по книге Тома Вулфа. Только не говори, что играешь Кена Кизи!
   — Нет, для Кизи я староват. Я Ник Кассиди. В сегодняшней серии Кассиди поругался с Керуаком и вместе с Кизи едет куда-то в автобусе. Знаешь, наш режиссер чистой воды идиот: Кассиди никогда так не одевался, он подражал Дикону. Или, может, это Дикон ему подражал?
   — Что ж, похоже, ты снова в деле. Очень за тебя рад. — Я повернулся к машине.
   — Подожди секунду! Я ведь не об этом хотел поговорить, а об Уэсе Крейне. Чувствуешь, к чему я веду?
   — Нет.
   — Да ладно тебе! Он же копия Дикона. Черт подери, я ведь его дублировал и знал как никто другой. Джеймс был моим другом! А у этого мальчишки голос больше похож на диконовский, чем мой!
   — И что?
   — А то, что это невозможно!
   — Невозможно, что Крейн талантливее тебя?
   — Грубо, старик, это удар ниже пояса! Не думай, я не под кайфом. Завязал, только изредка травкой балуюсь. Нашел хобби поинтереснее, — в карих глазах заплясали огоньки, — гороскопы, астрология, звезды. Очень полезно для актера, не правда ли? Звезды никогда не лгут.
   — Рад, что тебе нравится!
   — Нравится? Не то слово, я с ума по ним схожу. Ты послушай: у меня предчувствие, какие-то вибрации ощущаю. Так вот, решив все проверить, я узнал адрес этого парнишки, но поехать так и не решился. Думаешь, почему? — Не дав мне на ответ и секунды, Дональд продолжал: — Потому что адрес до боли знакомый! Я сто раз там бывал... В гостях у Дикона!
   Страх ледяными щупальцами сжал мое сердце.
   — Зачем менять тему? Ты вроде об астрологии говорил!
   — Знаешь, когда родился Крейн?
   — Да, а что?
   — В день смерти Дикона!
   Сердце пустилось бешеным галопом.
   — И?..
   — Ты идиот или прикидываешься? Звезды не лгут, да ты и сам должен чувствовать дыхание рока. Крейн — твое золотое дно, но «малина» скоро кончится. Четыре месяца осталось!
   Шок превратил меня в соляной столб.
   — Приближается день рождения Крейна. Годовщина гибели Дикона.

* * *

   Впоследствии я обнаружил и другие параллели. Уэсу исполнялось двадцать три — столько же было Дикону на момент смерти. А еще мы завершали третий фильм. Съемки находились примерно на том же этапе, что и «Право по рождению».
   Новый фильм назывался «Ярость» и рассказывал о судьбе молодого человека из неблагополучного района. Окончив университет, парень становится учителем и возвращается на родную улицу, к радости его старых дружков. Они терроризируют бывшего приятеля с женой до тех пор, пока молодой учитель не убивает главаря банды, вернувшись таким образом к жизни, от которой столько лет бежал.
   По совету Крейна главный герой должен был пересесть с солидного «БМВ» на старый мотоцикл. Идея отличная, хотя и чреватая огромными затратами, учитывая страсть Уэса к скоростям. А еще он отказался от дублеров, заявив, что выполнит все трюки сам.
   Я пытался его отговорить... Безуспешно. Крейна словно подменили: он начал опаздывать, выпивать, устраивать разные выходки. Однажды подложил в костюмерную шутиху. Пришлось вызывать пожарных, а несколько человек, отравившись угарным газом, попали в больницу.
   Уэса, похоже, не интересовали ни фильм, ни жизнь вообще. Отождествив себя с Диконом, он подошел к опасной черте.
   Так же, как и его идол на съемках последней картины, Крейн казался потерянным. Сильно похудев, он стал походить на собственную тень. Отснятый материал не выдерживал никакой критики.
   — Зрителям придется приплачивать, чтобы заманить на это дерьмо! — расстроенно восклицал Уолт.
   — Нужно несколько сместить акцент: будем снимать не Уэса, а то, как его воспринимают другие, — с тяжелым сердцем отвечал я.
   — Где-то я это уже слышала, — негромко проговорила сидящая рядом Джилл.
   Она совершенно права: я превратился в режиссера, которого сам критиковал на съемках «Нарушенного обещания».
   — Ты что, не можешь привести его в чувство? — изумился Уолт.
   — Ну, это не так-то просто. В последнее время он немного не в себе.
   — А если дело в тебе и другой режиссер сможет призвать его к порядку? Черт возьми, проект-то не из дешевых, как-никак сорок миллионов!
   От гнева кровь так и забурлила: пусть заберет свои сорок миллионов и засунет их...
   Нет, нужно держаться, если мои подозрения оправдаются, то терять нечего!
   — Расслабься Уолт! Дай мне неделю. Если к тому времени ситуация не изменится, я с легким сердцем сложу с себя полномочия.
   — Ловлю на слове. Ты сказал «неделя», время пошло.

* * *

   Следующим утром я поджидал Уэса в трейлере. Он, как всегда, опаздывал.
   Так, мальчик явно не в форме: руки трясутся, глаза красные.
   — Эй, да это же наш учитель! Нет, — он затряс головой, — учитель — это я... Как называется отстой, который мы снимаем?
   — Уэс, нам нужно поговорить!
   — Без проблем, дружище! Только хлебну пивка, ладно? — Захлопнув дверцу, он бросился к маленькому холодильнику.
   — Слушай, постарайся вникнуть: дело важное!
   — Без проблем! — Не удосужившись закрыть холодильник, Уэс прильнул губами к банке. — Только сначала обещай, что выполнишь просьбу.
   — Смотря какую.
   — Знаешь, я ведь и спрашивать не обязан. Сделал бы, как мне надо, и точка! Просто стараюсь быть вежливым!
   — Что случилось?
   — В понедельник у меня день рождения, хочу взять выходной и поехать в Сонору на Кубок штата по мотоспорту.
   — У нас ведь уговор.
   Уэс криво ухмыльнулся. С подбородка капало пиво.
   — Разве мы не команда? Я сценарист и режиссер, ты исполнитель главной роли.
   — Я что, не выполняю свои обязательства?
   — Уолт дал мне неделю: либо ты берешь себя в руки, либо они приглашают другого режиссера.
   — Пойду и поставлю условие: если тебя выгонят, я не останусь!
   — Все не так просто, Уэс. Боюсь, сейчас тебя не послушают, продюсеры тобой недовольны. Кстати, помнишь, почему ты хотел со мной работать?
   Вместо ответа тупой, непонимающий взгляд.
   — Тебе нужен был друг, который подскажет, если что не так. Так вот, Уэс, сейчас все не так, ты ведешь себя неправильно.
   Допив пиво, Крейн наступил на банку. Раздался оглушительный треск. Чувственные губы изогнулись в презрительной усмешке.
   — Веду себя неправильно, потому что хочу взять выходной в свой день рождения?
   — Потому что слишком вжился в роль. Уэс, ты не Джеймс Дикон и разбиваться в понедельник на мотоцикле совершенно не обязан.
   На мгновение Крейн словно протрезвел.
   — Ты что, в гадалки переквалифицировался? — надменно спросил он.
   — Нет, в психоаналитики! Ты подсознательно стремишься к полному сходству с Джеймсом Диконом. Все зашло слишком далеко, остановись, пока не поздно!
   — Я с самого начал говорил, что не хочу быть марионеткой, а плясать под дудку какого-то мертвеца — тем более.
   — Так докажи это! В понедельник держись подальше от мотоциклов, машин, даже к картам не приближайся! Приходи на студию трезвым и вовремя, выкладывайся на все сто. Вечером поедем к нам и тихо отметим твой день рождения. Джилл приготовит чили, сандвичи, если хочешь, даже торт испечет! Салют устроим! Во вторник ты покончишь с Джеймсом Диконом и...
   — И что?
   — Достигнешь высот, которые ему и не снились.
   В голубых глазах ясно читалось сомнение.
   — Есть и другой вариант: в понедельник ты разбиваешься и губишь не только себя, но и меня... Мы команда, Уэс, мы зависим друг от друга, как сиамские близнецы. Не подведи меня!
   Закрыв лицо руками, Крейн безвольно опустился на колени. Его била мелкая дрожь.

* * *

   Понедельник был похож на ужасный кошмар: Уэс не поехал в Сонору, с мрачным видом съел приготовленный Джилл ужин и, даже не взглянув на торт, закрылся в комнате для гостей.
   Итак, он не погиб. Зато во вторник совершенно не мог играть: не помнил слов, мимика и жесты деревянные, голос то и дело срывался. Не талантливый молодой актер, а безвольная марионетка, Пиноккио.
   В среду было еще хуже.
   Но в свой день рождения, совпавший с годовщиной смерти Дикона, Уэс пришел трезвым, вел себя примерно и играл просто божественно. Никогда ничего подобного не видел. Трудно поверить, что человек способен так перевоплотиться. С удовольствием просматриваю отснятое за тот день и не устаю восхищаться.
   Уолт пришел в такой восторг, что с легким сердцем разрешил мне закончить «Ярость». Правда, он никогда не узнает, что финальную сцену я смонтировал. Отснятого материала оказалось более чем достаточно, плюс голос Дональда Портера, которому пришлось как следует заплатить за молчание.
   — Говорил я тебе, звезды не лгут! — восклицал Дональд.
   Я не верил ему, пока не отнес четыре кассеты специалисту по звуковой аранжировке. Совсем молодой парень в толстых очках пропускает голоса через компьютер и выстраивает диаграммы и графики.
   — Вас разыграли. — Аранжировщик разложил на столе графики. — Либо вы надо мной издеваетесь.
   Голова закружилась, и я схватился за стол, чтобы не упасть.
   — В чем дело?
   — Если считать за эталон голос Дикона в «Блудном сыне», то голос на второй кассете очень к нему близок, а на третьей не имеет ничего общего.
   — А где же юмор?
   — На четвертой кассете. Голос идентичен эталону, значит, он им и является.
   На первую кассету записан «Блудный сын» с Джеймсом Диконом, на вторую — дубляж Дональда Портера, на третью — сцена из «Ярости», записанная в среду, когда Уэс совершенно расклеился и для съемок больше не годился.
   Ну а на четвертой? На четвертой — проба Уэса, сцена из «Блудного сына», которую он так бесподобно скопировал.

* * *

   Крейн пропал. Конечно, с такой игрой звездой уже не стать. Что там говорить, его и в эпизоды не возьмут. Я время от времени ему звонил, но никто не брал трубку. А если что-то случилось? Нет, нужно проведать парня.
   Как только появилась свободная минутка, я поехал к нему в каньон. Молодые наркоманы исчезли, у покосившегося дома стоял один мотоцикл. Поднявшись по ветхим ступенькам, я постучал и, не получив ответа, открыл дверь.
   Жалюзи опущены, в доме полумрак. Пройдя холл, я услышал тяжелое дыхание. В комнате справа кто-то есть!
   — Уэс?
   — Не включай свет!
   — Дружище, я о тебе беспокоился!
   — Не включай...
   Но я не послушался и от того, что увидел, чуть не подавился рвотой.
   Уэс сидел, развалившись на стуле. Вернее, не развалившись, а растекшись. Тело разлагалось, щеки прогнили до зубов. На полу — зеленая лужица, в комнате пахнет гнилью.
   — Лучше бы я пошел на гонки, верно? — сквозь зияющую дыру в горле просвистел Уэс.
   — Боже, почему ты мне не сообщил! — зарыдал я.
   — Сделай одолжение, выключи свет. Думаю, я заслужил покой.
   Мне столько нужно ему было сказать, но слова будто застряли в горле. Сердце разрывалось от жалости.
   — Думаю, об уговоре лучше забыть... Нашей команде конец...
   — Могу я чем-нибудь помочь? Только скажи, все сделаю!
   — Оставь меня...
   — Уэс, дружище...
   — Уходи, жалость мне не нужна!
   — Ну зачем ты так? Я же твой друг!
   — Именно поэтому ты выполнишь мою просьбу и... — зияющее горло снова засвистело, — уйдешь.