Моспан Татьяна. Ловушка для дураков

   В первый день операция была сорвана. Дамочка вышла с работы не одна, а потом нырнула в метро.
   - Хорош бабец, - подал голос один из здоровяков, раздевая Элку глазами и заранее предвкушая удовольствие. - Такую телку потрахать много не покажется. Знатная добыча.
   - Погоди, сглазишь, - остановил его другой.
   На следующий день им повезло.
   Элка вышла из конторы одна. Она не торопилась, зыркала по сторонам, разглядывая разукрашенные витрины.
   "Вольво" тихо подкатила сзади.
   - Вы не подскажете, отсюда есть проезд на Мясницкую, которая бывшая Кировская? - раздался вежливый голос из опущенного стекла машины.
   Элка сделала несколько шагов к автомобилю.
   - Скажу, - с кокетливой улыбкой мгновенно отозвалась она. - Надо на следующем перекрестке повернуть налево, а потом... - Она взмахнула рукой и повернула голову, чтобы наглядно показать, куда именно следует ехать, как вдруг какая-то неведомая сила выдернула ее с тротуара и впихнула в машину.
   Элка, не успев пикнуть, оказалась в салоне "вольво".
   - Спокойно, мадам, - произнес грубый мужской голос, не тот, что несколько секунд назад спрашивал у нее дорогу, - все сядем.
   Лицо Элки накрыли темной тряпкой, и в нос ударил мерзкий запах, от которого потеряла сознание.
   Очнулась она в помещении, слабо освещенном боковым светом. Она была голой, а широко раскинутые руки были прочно привязаны к кровати, на которой лежала.
   Элка слабо застонала, пытаясь припомнить, что с ней произошло. На ее стон из соседней комнаты вышел полураздетый здоровый парень. Он взглянул на нее и стал молча стаскивать с себя брюки.
   Следом за ним из комнаты вышли еще трое молодцов со стаканами в руках.
   - Ну, ты у нас эстет, - громко заржал один из них, завидя очнувшуюся женщину, - в отключке клиента трахать не любишь. - В теле телка, что надо. - Он жадно разглядывал голую Элкину грудь. - Такую отодрать - мечта идиота. У мертвого поднимется.
   От таких слов у Элки волосы встали дыбом, она зашлась в крике, забилась на постели, пытаясь освободиться, но это было невозможно.
   - Заткнись! - остановил ее раздетый парень. - Будешь орать покалечу. Игнат, водки ей, - приказал он.
   Элка, неловко приподняв голову, задыхаясь, глотала мерзкую водку и молчала, тихо всхлипывая.
   Парень насиловал ее долго и умело. Она выполняла все его приказы. Поднимала высоко ноги, опускала их, сдвигала, потом опять задирала так высоко, как могла.
   Ее развязали.
   Она, извиваясь, ползала на животе, становилась на колени, а парень продолжал насиловать ее, не отпуская ни на миг. Ее не били, и это было хорошо. Своим развращенным умом Элка понимала, что, перестань она выполнять приказы, ее ждет суровое наказание. Она боялась этого, и сама старалась угадать желание сопевшего рядом от возбуждения мужика.
   Если сейчас все закончится, цинично подумала она, то это не самый противный партнер на свете. Были у нее варианты и похуже.
   - Вот умная девка, - похвалил ее за послушание парень, подставляешься хорошо, а то лежала мертвая, как консервная банка, только задница теплая. - Он больно ущипнул ее за ягодицы, и Элка непроизвольно дернулась под ним. Парню это понравилось. - Вот хорошо, - приговаривал он и опять с особым сладострастием своими огромными ручищами - всей пятерней - с выкрутом ущипнул ее, да так, что Элка, взвыв от боли, рванулась под ним всем телом.
   Ее крик еще больше подхлестнул насильника.
   - У-ух! - хрякнул он от удовольствия и с силой резко вошел в нее. - Сладкая девка, ух, сладкая!
   Элка почувствовала, что у нее внутри что-то лопнуло, боль пронзила низ живота, а здоровяк, ослабив на секунду напор, еще раз, замычав от сладострастия, повторил этот же номер.
   Громадный чужой организм разрывал внутренности, женщина, корчась от никогда не изведанной дотоле боли, боялась шевельнуться. Слезы градом катились по щекам, а парень продолжал свое дело.
   - Чего воешь, дура! - грубо прикрикнул он. - Мужика, видать, настоящего не пробовала. Мы еще не начинали, это только разминка.
   Он качался на ней, как огромный насос, ритмично повторяя все снова и снова. Когда казалось, что она недостаточно активна, он щипал ее за широко раздвинутые ляжки, пока кожа на этих местах не превратилась в сплошное красное пятно. Парень бесновался на ней до тех пор, пока Элка продолжала реагировать на боль. Ее красивое налитое тело, распластанное под здоровым бугаем, было податливо.
   Элка закрывала в изнеможении глаза, а когда открывала, видела похотливые рожи трех других парней, которые с жадным любопытством смотрели на происходящее и перетаптывались от нетерпения. Они ждали, когда вожак насытится, чтобы наброситься на жертву, как стая голодных шакалов.
   - Классный бабец, здорово Митяй ее отодрал, - переговаривались они между собой. - Давай, хорош, а то нам ничего не достанется, будет, как подстилка, неживая.
   - На всех хватит, - сцепив зубы, сопел Митяй и, ухватив Элку за сосок, резко дернул к себе. - Шевелись, стерва!
   Элка с мольбой смотрела на вожака: может, он не отдаст ее этим...
   - Да, в натуре - это тебе не по видюшнику... - сглатывая слюну, сказал один из троицы, ожидавшей своей очереди, и протянул руки к Элкиным грудям.
   - Не суетись, успеешь позабавиться, - остановил его Митяй и повернул Элку на бок.
   Она почувствовала прикосновение грубых пальцев и, не взвидя белого света, завопила: Митяй стал насиловать ее в зад.
   - Не привыкла ты, значит, к этому. Ничего, никто не умер, потом понравится, - приговаривал он и продолжал делать свое дело.
   На Элкины взвизги ему было наплевать. От этого он получал еще большее удовольствие. Она услышала яростный животный стон, и Митяй, со всхлипом втянув в себя воздух, быстро-быстро задвигался сзади.
   - Все, мужики, - Митяй Худобин, наконец, отпустил ее тело и сполз на пол. Он напоминал сытое животное, получившее обильную пайку. - На месяц охоту сбил. Теперь ваша очередь. Только сначала водки ей еще дайте, пусть очухается немного. Мы не звери.
   Вожак прошел в ванную, а трое парней, дрожа от нетерпенья, набулькали полный стакан водки.
   Элка пила, не сопротивляясь, а потом...
   - Только без членовредительства, - услышала она голос вожака и провалилась в темноту.
   Очнулась от того, что один из троицы пытался затолкнуть ей в рот свой огромный член. Элку затошнило.
   - Бери, сука, а то жизни не рада будешь, шкуру попорчу. Волосатое чудовище уперлось в плотно сжатые губы. - Это тебе не стариков лизать, ну! - Прикрикнули на нее, и она подчинилась.
   Они, меняясь, поочередно насиловали ее. Иногда это делали сразу двое, а третий, пристроившись сбоку, лапал грудь. В нее опять вливали водку, и она глотала, глотала все, что ей приносили, потеряв счет времени. Замутненное крепким алкоголем сознание слабо реагировало на происходящее.
   Все было мерзко, ее превратили в животное и трепали, как тряпичную куклу, пока не раздался приказ:
   - Все, хорош!
   - Шеф, еще разок, только во вкус вошел. Класс... - захлебнулся слюной один из парней, особенно активно насилующий Элку.
   Гаденько улыбаясь, он щипал ее за соски, чтобы активнее сосала его. Двое других, удовлетворенные, наблюдали за сценой издали.
   - Нормалек, - взвизгнул один из них, причмокнув языком. Посмотришь, и еще захочется.
   - Заканчивайте, я сказал, - повторил вожак, и Элка закашляла, захлебнувшись липкой спермой.
   Ей швырнули узел с одеждой.
   - Вставай, раскорячилась тут, отодрали, и будет, хорошенького помаленьку.
   - На сегодня прием окончен, - гоготал при виде ее унижения, мерзко улыбаясь, один из насильников.
   Она не помнит, как одевалась под гогот парней, как шла вверх по каким-то ступенькам, с трудом переставляя ноги. Она не могла сдвинуть их вместе - казалось, внутри до сих пор торчало огромное, как бревно, инородное тело.
   Хлопнула дверь, и Элка очутилась на улице. Свежий воздух немного оживил ее, и измученная женщина подняла голову.
   Она стояла в незнакомом переулке напротив светло-бирюзового здания с колоннами, окруженного красивой чугунной решеткой.
   По ту сторону ограды она увидела человека, которого хорошо знала раньше.
   Юрий Петрович Яковлев. Он, не мигая, смотрел на нетвердо стоящую на ногах женщину, и в глазах его была издевка.
   Элка поняла, что он знает обо всем, что с ней произошло. Она замычала от бессилья и, сгорбившись, поплелась прочь.
   Вот о чем вспомнил сейчас Яковлев. И сразу же подумал о кассете, запрятанной в тайник. Он старательно запечатлел сцены в подвале, иногда просматривал их, как захватывающий порнографический фильм. Это горячило кровь и проносило удовлетворение. Пусть его считают кем угодно: извращенцем, негодяем. Он знал, что отомстит этой сучке, накажет ее. И отомстил, как мог. Верно говорят, что месть сладка, а уж хлеще того, что он сотворил с Элкой, и быть не может.
   Яковлев помрачнел. Сладка-то сладка, да узнает обо всем Артем, в единый миг яйца открутит, а то и еще чего похуже. Затея с депутатством казалась сейчас Юрию Петровичу ненужным и опасным мероприятием. Сердце заныло в предчувствие беды.
   Глава 5
   А Беглов, отъехав от казино в своем роскошном "мерседесе", задумался. Что-то не сильно обрадовался Петрович хорошей перспективе, не в ту сторону загрустил.
   Гребень и Вадим-самбист, видя, что хозяин молчит, тоже не открывали рта.
   - Завтра свяжешься с Тихарем, - повернувшись к Гребню, заговорил Артем, - привезешь его ко мне.
   Он опять замолчал, погрузившись в свои мысли.
   Алексей Иванович Тихарев, старый вор в законе Леха Тихарь, вместе с Михаилом Болтневым, который был известен под кличкой Болт, держали воровской общак.
   Болт вторую неделю медленно умирал в городской больнице. Последние дни находился без сознания. При таком раскладе разговор с Тихарем был неизбежен.
   Артем, оттягивая этот момент насколько возможно, понимал, что ждать больше нельзя. При этой мысли в его груди шевельнулось что-то, похожее на сожаление. Считалось, что таких чувств он испытывать не должен. Ни привязанности, ни любви, ни жалости, потому что он - вор в законе.
   И все же этот разговор он отложил бы еще на некоторое время, будь у него такая возможность.
   Тихарь - патриарх в воровской иерархии, старый законник, чтущий воровские правила. Он с самим Крестом начинал, когда еще совсем пацаном был, а про того в их среде ходили легенды. Крест кого попало в дело не возьмет. В свое время от Тихаря многое зависело, он помог Артему получить статус вора в законе. Такие вещи не забываются. Они встретились на воле, когда Артем сколачивал свою команду. Тихарь, признавая напор, силу молодого вора, согласился быть на вторых ролях. Он вместе с Болтом стал держателем котла - общей кассы.
   В новых кланах порядки были другие, но Беглов придерживался старых традиций. Он уважал Тихаря и верил в него, как в талисман: пока тот рядом, ему ничего не грозит. Вор старой закалки, ему все на свете доверить можно. Не сдаст. Пока жив.
   Артем вздохнул. Вот именно - пока жив. Тихарь умный, сам все понимать должен. Болт одной ногой в могиле, а Тихарь стар и болен. Случись что... Надо, надо менять хранителя общака или хотя бы подстраховаться на всякий случай. Тихарь на него за это обиды держать не должен.
   Артем мрачно смотрел на огни, несущиеся навстречу "мерседесу". Болт тоже помирать не собирался, а вон как получилось.
   Серые глаза Артема приобрели стальной оттенок. Завтра вопрос с казной надо решать. Поговорит по-хорошему, уважительно. Называть никого не будет, пусть Тихарь сам замену предложит, чтобы без обиды все.
   Приняв решение, Артем расслабленно откинул голову на высокую спинку сиденья. Мысли потекли совсем в другом направлении.
   Лера, Валерия...
   Перед глазами предстала миловидная молодая женщина с копной каштановых волос, с большой для ее тоненькой фигуры грудью и недоверчивыми карими глазами, - такой он ее увидел впервые полгода назад. И голос: чуть хрипловатый, душевный, сильный голос, который очаровывал, творил чудеса.
   Когда Валерия пела, ее лицо преображалось, она превращалась в настоящую красавицу. Огромные карие глаза оживали, как будто оттаивали, они заглядывали в самую душу. Эта маленькая женщина не просто пела, она выкладывалась, жила в своих песнях. Ее голос затрагивал такие струны внутри человека, о которых тот и сам давно перестал подозревать, живя однодневными заботами: день прошел, и ладно. Самый циничный, грубый мужик, привыкший все измерять на торгашеский аршин, отрешался на мгновенье от самых неотложных дел и чувствовал, что есть на свете и еще что-то ценное, кроме денег, чего ни купить, ни украсть нельзя.
   Артем просидел некоторое время, прикрыв глаза. Валерия была для него как отдых, как награда, и он никому ее не отдаст. Но сейчас Валерия была далеко, а дела, каждодневные, цепляющиеся одно за другое, вот они - рядом. И отмахнуться от них нельзя.
   Он усмехнулся. Ему удалось создать сильную команду, но его участие требовалось постоянно. Принять решение, быстро сориентироваться, не дать другим обойти себя. Силой, угрозой, хитростью - как угодно. Иногда приходилось применять физическую расправу. Если почивать на лаврах, то рано или поздно отыщутся те, кто сильнее. У авторитетов жизнь короткая, корона упадет - и хана. А он, пахан, свое место уступать никому не собирается.
   Времена сейчас другие наступили, это верно. Артем предстоящие перемены нюхом почувствовал.
   Где они сейчас, староблатные, патриархи криминального мира? Вот то-то и оно - где... Хорошо, если не растеряли остатков былого величия и тихо-мирно доживают свои дни. В зоне - лучше, чем на свободе. Потерялись, не приняли, не сумели вовремя переориентироваться. Некоторые влились в команды к новым авторитетам, которые свой титул за деньги купили, а теперь жируют, уверовав в полную безнаказанность. Этим, потерянным, что у скороспелых паханов служат, кажется, что они по-прежнему в силе. Нет! Хозяин в доме всегда один.
   Артем знает, как расправляются с теми, кто идет против воли старшего в команде. "Я - вор в законе, а ты кто?" - запоздало вскинулся один старый законник, вспомнив былое величие. А никто! Тебя взяли, чтобы престижу побольше было, а глянул не в ту сторону и аукнуть не успеешь. В зоне проще: шаг влево, шаг вправо, стреляю, как при попытке к побегу. Там все ясно и понятно. С купленым титулом парашу лизать заставят. А здесь? Здесь крутые и подкрученные в силе, и с этим надо считаться.
   Артем в силу обстоятельств поддерживал с ними нормальные отношения, зная, что шаткое перемирие может нарушиться в любой момент. И тогда выиграет тот, кто сильнее. Или хитрее. Прав тот, кто остается в живых.
   Договаривался Артем лишь с теми, с кем можно договориться, кто придерживался воровских традиций. С теми, кто создавал видимость , что чтит воровские законы, Артему тоже удавалось обходиться без трупов. Ненавидел он отморозков. Их все ненавидели. Этим он не давал спуска, уничтожал сразу, если кто-то вставал на его пути. Нынче времена такие: масти перетусовались, и какой-нибудь фрей вонючий, не сделавший в зону ни одной ходки, со своим активом два района города в страхе держит. Эти, как шакалы, затаившись, ждали, чтобы прорваться на чужую территорию и урвать, выхватить друг у друга еще дымящийся кусок свежатинки. С такими Артем был беспощаден: если играешь против правил, будь готов, что так же поступят и с тобой.
   У Беглова были очень хорошие учителя: детский дом, где он научился бороться и выживать, колония для несовершеннолетних, зона и снова тюрьма. Он стал умным и хитрым, потому и короновали его под Омском рановато для того времени - в тридцать пять лет, а свой авторитет он нарабатывал всю последующую жизнь. Его слушались и боялись, его слово считалось законом.
   Артем, подъехав к зданию собственной гостиницы "Столешники", где занимал просторные аппартаменты на третьем этаже, окончательно утвердился в своем решении: с Тихарем надо решать завтра.
   Но в этот момент умный, умеющий рассчитывать на несколько ходов вперед Беглов не знал, что обстоятельства уже сложились не в его пользу. Не мог он предвидеть и того, что с патриархом воровского мира Тихарем переговорить не удастся. Ни завтра, ни послезавтра, - никогда. И это доставит ему и его людям много хлопот и принесет такие мытарства, что врагу не пожелаешь.
   Глава 6
   Хорь оттягивался. Вместе с двумя подручными Блохой и Мартыном он вывалился из сауны и, бросив горячую простыню на лавку, встал под душ.
   - Е-мое, вот это жизнь! - повизгивал от удовольствия щуплый Блоха, копируя каждое движение шефа.
   Его лицо с мелкими чертами производило неприятное впечатление. Нос, глаза, губы были слишком близко расположены друг к другу, будто собраны в кучку.
   Здоровый Мартын молча поливал себя водой и фыркал время от времени.
   Троица во главе с Хорем потянулась к бассейну.
   - Смотри-ка, - Мартын вдруг показал рукой на низ живота Блохи, весь ...ер смылил, нечем трахаться будет.
   Он радостно заржал, заранее зная, что ничем не рискует. Блоха не сможет дать ему отпор, силенок маловато, да и шеф такие приколы любит.
   И впрямь, шутка Мартына пришлась Хорю по душе.
   - Ты прям, как голый министр, этот, как его... - Хорь не мог вспомнить фамилию, - который с бабами в баню мыться попер, а его застуками. Хозяйство у самого с орех, на два раза пописать осталось, а туда же, девочек ему, козлу драному, подавай.
   Ухмыльнувшись, он упал в воду и минут пятнадцать плавал туда-сюда, не замечая своих спутников, которые держались поближе к борту, чтобы не мешать шефу.
   - Хорош! - Хорь вылез из воды и стал отряхиваться, как собака.
   Тридцатилетний, среднего роста, хорошо упитанный, он производил впечатление довольного всем на свете самца. Злые, маленькие глазки смотрели на всех пренебрежительно. Хорь любил и уважал только самого себя. В детстве его звали Хорек, и он лупил всех направо и налево, услышав обидное прозвище. Первый срок он получил за хулиганку.
   - За мелочевку пристегнули, суки, - жаловался он, выйдя на свободу.
   Потом, прикинув, что к чему, про мелочевку уже не вспоминал, а гордо выпятив тощую тогда грудь, небрежно бросал:
   - Первую ходку сделал.
   С тех пор много чего изменилось.
   Хорь, заматерев, сколотил бригаду себе подобных и стал утверждаться в жизни. Парни не брезговали ничем. Поначалу обирали пьяных в электричках, караулили в темноте припозднившихся прохожих, дальше - больше: шарашили при случае дальнобойщиков, избивали привокзальных проституток, у которых не было "крыши", и отбирали у них трудовые доходы. Мало было на свете такого, чего не сделал бы Хорь ради денег.
   Его банда сначала была небольшая - пять человек. Потом он вошел в силу, перед ним заискивали, дружбы с ним искали. Хорь сумел расправиться с конкурентами и единолично стал заправлять на рынке, откуда раньше его парни возвращались с разбитыми рожами. После этого молодняк к нему валом повалил. Его "крыша" считалась верным прикрытием. Это давало деньги, а деньги - власть.
   Подлость и злобность Хоря были известны, с ним опасались связываться. Крупные бригады он пока не задевал, копил силы. В банде он был главарь, играя среди своих бакланов роль пахана, его слово решало все. Одного, второго шибко прытких, захотевших покачать права, изувечил так, что у всех остальных надолго отбил охоту меряться с ним силой. Увечил их не сам, он ничего не любил делать своими руками. К двадцати семи годам Хорь приобрел репутацию отморозка.
   Настоящая фамилия бандита была Хорев. Но свое прозвище он получил не только из-за этого.
   В детстве довольно хилый, с годами он превратился в крепкого мужика, и только голова у него оставалась такой же маленькой, как у недоразвитого подростка. Вытянутое, как у хищного зверька, лицо с близко расположенными маленькими глазками было неприятно. Хорь все время как будто принюхивался к чему-то, был настороже, держа нос по ветру, чтобы не пропустить удар или случайно подвернувшуюся жертву.
   Он признавал одну лишь силу. Его не уважали, его боялись. А после того, как к нему под "крышу" запросились сразу несколько крупных бизнесменов, его авторитет возрос.
   Хорь сам присмотрел этих лохов. Только простачки думают, что, как он любил гнусавым голосом фальшиво петь, когда был в хорошем настроении: "С неба звездочка упала, прямо к милому в штаны..." Ага, в штаны, лыбился он. В штаны, может, и упадет, а чтобы лох сам к тебе за помощью обратился, надо дело хорошо организовать - припугнуть его для скорости как следует.
   Клиентов пуганули. Дети, жены, у кого-то и любовница есть, которой дорожит, - рисковать никто не стал. Хочешь жить спокойно, без проблем - плати.
   И платили. Подмосковный двухэтажный особняк с сауной, бассейном, громадным гаражом, большой территорией, где хватило места, чтобы пристроить к сауне зал для тренажеров - там качались его парни, но не все, а лишь приближенные к его особе, - все это свидетельствовало о том, что Хорь не бедствовал и платили ему хорошо.
   Кроме особняка, он приобрел квартиру в городе.
   Один клиент, владелец автосалона, переоценив свои возможности, отказался от услуг банды.
   - Сильно упрямый, - стиснул зубы Хорь.
   Две новеньких иномарки несговорчивого господина через три дня взлетели на воздух, добавив работы милиции.
   - Зачем ментовку по пустякам беспокоить? - В гаденькой улыбке показывал гнилые зубы Хорь. - Сами разберемся. Дурак платит дважды.
   После этого его подопечные стали как шелковые.
   - Никто больше не рыпнется, - подхалимничал Блоха, преданно заглядывая в маленькие злые глазки шефа.
   Между двумя ближайшими подручными Хоря, Блохой и Мартыном, существовало своеобразное соревнование. Каждый терпеливо караулил проколы соперника, чтобы потом внезапно налететь, как коршун, и нанести болезненный удар. Лишь присутствие главаря сдерживало обоих от решительных действий.
   Хорю такое положение было на руку. Его забавляла взаимная ненависть подчиненных.
   Сейчас, после сауны и бассейна, он был настроен хорошо.
   - Ну, чего рожи друг от друга отвернули? - усаживаясь за уставленный закусками и бутылками стол, крикнул он. - Сусанна где?
   На пороге возникла женщина с густыми темными волосами, спадавшими на плечи.
   Мощная грудь распирала трикотажный халат, застегнутый доверху. Она была в теле и выглядела старше своих тридцати лет. Лицо, некогда красивое, безобразил двойной подбородок и плохо прикрытый волосами шрам у виска. Сусанна пила, в запое была два раза в год и имела одутловатое лицо с нездоровым оттенком кожи. У нее были глаза, как у надзирателя в колонии. Примерно такую работу она выполняла и в загородном доме Хоря.
   - Тебя разносит не по дням, а по часам, - критически оглядывая ее, фыркнул Хорь.
   - Нам ли жить в печали? - игриво подбоченясь, ответила, ничуть не смутившись, Сусанна и тут же спросила, согнав с лица улыбку: Девок приводить?
   Хорь, осклабившись, кивнул.
   Не имея возможности в молодости получить то, что желал, Хорь сейчас торопливо наверстывал упущенное. Годы, проведенные в колонии, не прошли даром. Он вышел оттуда законченым подонком с изощренным вкусом.
   Еще в молодости он боялся подходить к девицам. Невзрачный, с неприятным лицом - чем он мог их прельстить? Он скрипел зубами от ярости, видя, что другие парни, ничем не отличающиеся от него, гуляли с девками, лапали их по подъездам, а кое-кто хвастался, что и в штаны к подруге не раз залезал. С ним не хотел ходить никто.
   Одна девица, на которую он полгода пялил глаза, бросила ему презрительно, когда он осмелился подкатить к ней:
   - Да лучше с первым попавшимся... чем с тобой. Прыщи сначала выведи.
   Он обозлился.
   Девица строгостью нравов не отличалась и вовсю терлась, где придется, с другими пацанами, не переходя известный рубеж.
   Хорь решил проучить ее. На это дело он подбил своего приятеля Яшку, который тоже не пользовался успехом у женского пола.
   Они заманили дечонку на пустырь.
   Хорь потом долго с наслаждением вспоминал ее крики, когда она молила не раздевать ее.
   Яшка заломил ей руки за спину, а Хорь деревянными пальцами расстегивал на ней платье. Он лапал ее за грудь, не решаясь залезть в штаны.
   - Ну что же ты, - подпрыгивал от нетерпения Яшка, - давай первый, а то я сам...
   Девица уже не вопила. Это было бесполезно. Ее криков все равно никто не мог услышать. Она, всхлипывая от беспомощности, пыталась прикрыть нагую грудь руками, пока Хорь пыхтел на ней.
   У него ничего не получалось. Он смотрел на голые белые ягодицы, лежавшие на земле и, кляня себя за беспомощность и ничтожество, оставил девицу в покое.
   Она даже не пыталась сдвинуть ноги, так и осталась лежать, раскинув их в разные стороны.
   Яшка уже расстегивал ремень и, задыхаясь от предвкушения, стаскивал с себя пыльные вонючие брюки.
   Хорь со злостью увидел, что его приятель оказался гораздо опытнее его. Он по-хозяйски еще шире раздвинул полные белые ноги и, не стесняясь, сунул туда руку.
   Хорь увидел лишь темные волосы на бугорке внизу живота и проворные Яшкины пальцы, которые быстро сновали туда-сюда.
   Девица слабо застонала.
   Хорь не мог оторвать глаз от происходящего. Он почувствовал, что действия приятеля девице не безразличны. Она уже не пылась вырваться.
   Яшка вытащил руку и навалился всем весом на распростертое на земле тело.
   Что было потом, Хорь не видел, потому что убежал. Его душили злоба, ревность, презрение к себе и ненависть, ненависть ко всему миру.
   Девица жаловаться никому не стала.
   После этой истории были и другие. И каждый раз Хорь не мог преодолеть свою робость, проклинал себя, но ничего не мог с этим поделась. С тем же Яшкой однажды они напали в темноте на молодую женщину, которая шла с работы. Она стала сопротивляться и звать на помощь. Вырвав сумку, пацаны скрылись.