Страница:
потомству.
Каждый москвич, идя мимо Сухаревой башни, видел мраморные доски с надписями, укрепленные на ней. Правда, прочесть, что написано на досках, было затруднительно: висели они высоко, да и надписи были сделаны старинным, непривычным для москвича XIX века шрифтом. Так что оставалось поверить поэту на слово, впрочем, он и сам, по-видимому, был уверен, что на досках написано именно об этом.
П.В.Сытин, крупнейший москвовед первой половины ХХ века, в своей брошюре "Сухарева башня", написанной и изданной в 1926 году, повторил общепризнанную версию. В более позднем своем труде "История планировки и застройки Москвы" (1950 г.), книге специальной и малотиражной, а потому практически неизвестной широкому читателю, он придерживается иного мнения, к которому пришел после более внимательного изучения памятной доски и исторических документов. "Несомненно, эти доски и надписи на них, - пишет Сытин, - должны были сохранить для потомков время и место строения каменных палат, с воротами и башнею, а также имена лиц, начальствовавших тогда над 2-м Стрелецким полком, здесь расположенным и несшим на башне сторожевую службу. Полк, по имени полковника, назывался также Сухаревым полком, а местность его стоянки - Сухарево... Естественно, что и Сретенские ворота Земляного города, построенные Петром в виде каменной башни, стали называть Сухаревой башней. Но И.М.Снегирев и другие дореволюционные историки создали легенду, что Петр построил башню в честь Л.П.Сухарева, на память об его с полком услуге во время борьбы Петра с Софьей в 1689 году. Эта легенда ни на чем не основана, так как, во-первых, из приведенной выше надписи на воротах башни отнюдь нельзя вывести, что башня построена в честь Сухарева или в память об его подвиге; во-вторых, в изданном Петром I указе о наградах за Троицкий поход Л.П.Сухарев получил весьма скромную награду, сравнительно с другими ("поместного по 250 четвертей, денег по 30 рублей". - В.М.), чего не могло бы быть, если бы Петр так высоко ставил его заслугу, что увековечил ее даже грандиозным даже по тому времени памятником".
При финансовом участии какого-либо лица, а тем более государя, в памятной надписи на постройке обязательно указывалось: "пожаловал", "даровал", "иждивением такого-то". Такого указания в тексте памятной доски на Сухаревой башне нет, зато текст совершенно определенно свидетельствует, что строительство шло на средства Стрелецкого приказа и что царь не демонстрировал никакого особо теплого отношения к полковнику Лаврентию Панкратьеву сыну Сухареву.
Таким образом, П.В.Сытин пришел к выводу, что утверждение, будто Сухарева башня была построена Петром I в честь полковника Сухарева и в память его услуги царскому дому, не имеет документального подтверждения и является легендой.
Каменные Сретенские ворота Земляного города, сами по себе высокие (от основания до орла на шпиле - более 60 метров) и, кроме того, стоящие на одном из самых высоких московских холмов (40 метров над московским нулем), господствуя над окружающей застройкой, обращали на себя всеобщее внимание. Если в конце XIX века, как отмечает И.К.Кондратьев, башню было "видно отовсюду в Москве", то в конце ХVII - начале ХVIII века, не загороженная высокими зданиями, она тем более была постоянно перед глазами москвичей. На многих панорамных изображениях Москвы, написанных художниками ХVIII-XX веков, можно увидеть ее силуэт.
Издали башня поражала своей величиной, вблизи - своим необычным обликом и красочностью деталей. Н.В.Гоголь в статье "Об архитектуре нынешнего времени" пишет о роли башен в городском пейзаже:
"Башни огромные, колоссальные необходимы в городе... Они составляют вид и украшение, они нужны для сообщения городу резких примет, чтобы служить маяком, указывавшим бы путь всякому, не допуская сбиться с пути. Они еще более нужны в столицах для наблюдения над окрестностями... Строение должно неизменно возвышаться почти над головою зрителя, чтобы он стал, пораженный внезапным удивлением, едва будучи в состоянии окинуть глазами его величину. И потому строение всегда лучше, если стоит на тесной площади. К нему может идти улица, показывающая его в перспективе, издали, но оно должно иметь поражающее величие вблизи. Чтобы дорога проходила мимо его! Чтобы кареты гремели у самого его подножия! Чтобы люди лепились под ним и своею малостью увеличивали его величие! Дайте человеку большое расстояние и он уже будет глядеть выше, гордо на находящиеся пред ним предметы; ему покажется всё малым. Мы так непостижимо устроены, наши нервы так странно связаны, что только внезапное, оглушающее с первого взгляда, производит на нас потрясение. И потому вышину строения подымайте в соразмерности с площадью, на которой оно стоит. Если оно с последнего края площади кажется малым, и зритель не ощущает изумления, но должен для этого близко подойти к нему, то здание пропало, а вместе с ним пропали труды и издержки, употребленные на сооружение его".
Сухарева башня была поставлена в том месте и имела такую архитектуру, что соответствовала всем требованиям Гоголя.
Оригинальный облик Сретенских ворот заставлял авторов XIX века, писавших о них, искать ему объяснение, как это обычно ведется у нас, первым делом - за границей: утверждали, что образцом для башни послужила ратуша какого-то немецкого города, и выискивали эту ратушу. Но некоторые полагали, что Петр, увлеченный созданием флота, пожелал придать зданию форму корабля с носом, кормой и мачтой посредине. В XX веке, с усилением интереса к истории отечественного зодчества, исследователи обнаружили общие черты в творении М.И.Чоглокова и в более ранних московских сооружениях: Воскресенских воротах, парадных воротах Измайлова и других.
Получив общее впечатление о Сухаревой башне, почувствовав огромность и оригинальность ее силуэта, рассмотрим ее вблизи.
В описании башни на памятных досках из ее частей - первыми названы собственно "вороты" - нижний ярус башни с проездной аркой посредине, затворяемой на ночь двумя могучими железными воротами, крюки от которых можно было видеть еще в конце XIX века. Справа и слева от проезда были сделаны еще по две глухие, заложенные кирпичом, арки, внутри которых помещались "караульные палаты" и "казенный анбар".
Над воротами, на плоской крыше, посреди открытого парапета, огороженного каменной балюстрадой, были построены "палаты". Они состояли из двух больших помещений, двери которых выходили на балкон. Обе палаты покрывали четырехскатные шатровые крыши.
Второй этаж башни не был соединен с нижним, на него можно было попасть лишь по приставной лестнице. Это свидетельствует о том, что башня строилась как военное оборонительное сооружение, потому что было выполнено главное условие крепостной башни: каждый ярус был автономен.
Между шатрами, над палатами второго этажа был построен трехъярусный столп-каланча, завершенный шатром и шпилем. На шпиле был укреплен медный кованый и позолоченный двуглавый орел. Как и орлы на Спасской и еще на трех кремлевских башнях, установленные в 1650-1660-е годы, он был увенчан короной и держал в когтях скипетр и державу, но в отличие от кремлевских под его лапами от яблока-шара, соединявшего фигуру орла со шпилем, расходились в разные стороны стрелы-молнии.
Установленные на башне часы с боем и с двумя циферблатами (один на ее внутренней, обращенной к городу, стороне, другой - на внешней) были старинного образца с одной неподвижной стрелкой и вращающимся циферблатом. Стрелка была золоченая, циферблаты раскрашены.
Столп служил наблюдательной вышкой и обеспечивал "смотрение горизонта".
Сретенские ворота строились из красного кирпича на фундаменте из белого камня. Тесанными из белого камня художественными деталями были украшены фасады ворот, наличники окон, обрамления дверей, ограда парапета, простенки между арками, переходы между палатами, членение ярусов наблюдательной вышки-столпа.
Над проезжей аркой со стороны города был укреплен образ Казанской Богоматери, с северной, внешней, стороны, также над аркой, - образ святого преподобного Сергия Радонежского.
За воротами стояла часовня, принадлежавшая Николо-Перервинскому монастырю, с древним образом Святого Николая Чудотворца - покровителя путников, а также келейка, в которой жили два монаха этого монастыря.
Добавочные сведения о первоначальном виде Сретенских ворот можно почерпнуть из описания И.М.Снегирева, сделанного им в 1840-е годы, когда еще сохранялись многие впоследствии утраченные детали их декора.
"Прочность строения, - пишет Снегирев, - соединена с величием и красивостью: в толстых его стенах и сводах связи из брускового железа. Кирпичи крепостные, тяжеловесные, хорошо обожженные; цоколь из белого камня. На углах, арках, фасаде, окнах и дверях архитектурные орнаменты разных стилей: узорчатые и витые колонны, фризы, архивольты, валики, сандрики, рустики, раковины, сухарики, углубленные балюстрады из белого камня или лекального кирпича; а в одном месте под лестницею вставлено несколько цветных кафелей с изображением двуглавого орла под двумя коронами; такими гербами, вероятно, и в других местах прежде было украшено здание. Грани башни оканчиваются мысообразными теремками, или мавританскими перемычками".
В 1920-е годы проблемой первоначального вида каменных Сретенских ворот занимался архитектор-реставратор профессор Д.П.Сухов. Он создал несколько акварелей, воссоздающих облик Сретенских ворот конца ХVII - начала ХVIII века. На них ворота изображены во всем великолепии своего декора. Многокрасочностью, праздничностью Сретенские ворота на акварелях-реконструкциях Сухова вызывают в памяти сохранившиеся и известные москвичам знаменитые палаты ХVII века дьяка Алексея Волкова в Большом Харитоньевском переулке.
Сухаревский стрелецкий полк недолго пользовался новыми воротами, его удобными караульнями и цейхгаузами.
Петр I боялся и ненавидел стрельцов. В них он видел опасность для своей власти и для себя лично. Эту ненависть поддерживало и питало окружение: бояре, поставившие на него в придворной борьбе, а также иностранцы, главным образом военные, заинтересованные в сохранении своих должностей. Ему постоянно внушали, что он должен заменить "отсталое" стрелецкое войско армией, организованной по западному образцу. Ядром новой армии должны были стать его "потешные" полки, обученные и руководимые офицерами-иностранцами.
Начинается странная и страшная акция развала и уничтожения боеспособной национальной армии главой государства.
В Азовском походе 1695-1696 годов Лефорт, фактический главнокомандующий русскими войсками, регулярно посылал стрельцов на заведомо обреченные на неудачу операции, несмотря на высказываемые стрелецкими командирами протесты, и было тогда "побито их [стрельцов] множество". После окончания войны, когда другие войска вернулись по домам, московских стрельцов оставили строить Азов и крепости. Оторванные от семей, лишенные обычных приработков, они "работали денно и нощно", "голод, холод и всякую нужду терпели". Затем им урезали и без того скудное хлебное жалованье. Чтобы не умереть с голоду, стрельцы "для прокормления" ходили по миру, их ловили и "за нищенство" наказывали батогами.
Весной 1698 года стрельцы послали в Москву выборных с жалобой к начальству Стрелецкого приказа князю И.Б.Троекурову. "Идем-де мы, говорили стрельцы, - к боярину ко князю Ивану Борисовичу бить челом о том, кто у них хлебное жалованье отнял, и что б то хлебное жалованье дать им по-прежнему". Царь Петр находился в это время за границей. Правительство объявило челобитчиков бунтарями и арестовало. Тогда к столице, самовольно снявшись с мест дислокации, начали стягиваться стрелецкие полки.
Одновременно царевна Софья из своего заключения в Новодевичьем монастыре писала грамоты стрельцам, обещая им свое заступничество и всяческие льготы, если они поддержат ее в борьбе против Петра.
Стрелецкие волнения приобрели в глазах правительства политический характер, что развязало ему руки.
Волнения стрельцов правительственные войска подавили.
После разгрома начались казни. Срочно вернувшийся в Россию Петр возглавил расправу над стрельцами, сам участвовал в пытках, о которых современник австриец И.Корб писал: "Свирепость примененных пыток была неслыханная", во время казней Петр и его сподвижники собственноручно рубили головы на площадях города, в том числе и на Красной. Между казнями царь со свитой пьянствовал на пирах в домах вельмож. Москва не видала такого со времен разгула опричнины Ивана Грозного.
Отсеченные головы стрельцов, воткнутые на колья, были расставлены по московским улицам и дорогам. Даже не замеченные в бунте стрельцы, а также их жены и дети были высланы из Москвы. И потом еще целых семь лет вылавливали по всей стране беглых стрельцов, пытали и казнили.
Сподвижник Петра дипломат граф А.А.Матвеев в своих записках отметил "исчезновение злого и Богу противного рода и чина их стрелецкого" в 1699 году как свершившееся событие.
В акции уничтожения стрелецкого войска Петром руководили не разум, и тем более не государственные соображения, а животный страх за свою власть. С детства Петр слышал о незаконности своих прав на престол как младшего сына Алексея Михайловича, к тому же от второй жены. С началом его "реформаторской" деятельности в народе широко распространился слух, что его "подменили" и он не настоящий царь. Петр последовательно избавлялся от потенциальных соперников - претендентов на престол: замучил в тюрьме сестру, казнил сына, принудив его перед смертью подписать отречение от прав на наследование трона
Сухаревский стрелецкий полк, обитавший слободою у Сретенских ворот Земляного города, в 1698-1699 годах был, как и другие полки, сселен со своих земель, стрелецкие жены, дети и прочие родственники отправились в ссылку. Их дома и дворы заселили новые владельцы. А о прежних обитателях осталась память лишь в названии - Сухарево...
О самом Леонтии Панкратьевиче Сухареве, кроме того факта, что он командовал стрелецким полком, никаких иных сведений не сохранилось. Видимо, он был добросовестным, честным человеком, уважаемым подчиненными, так как во время стрелецких бунтов стрельцы не выкрикнули его имя среди имен своих "злодеев". Неизвестна и его судьба после расформирования стрелецкой армии. Во всяком случае, при просмотре литературы о петров-ском и послепетровском времени имя его не встречается. Отсутствует оно и в энциклопедических словарях.
"Усмотрел тогда ясно, что ни полков, ни городов надежно укрепить, ни кораблей построить и безопасно пустить в море, не употребляя математики; ни оружия, ни огнедышащих махин, ни лекарств поврежденным в сражении воинам без физики подготовить; ни законов, ни судов правости, ни честности нравов, без учения философии и красноречия ввести, и словом ни во время войны государству надлежащего защищения, ни во время мира украшения без вспоможения наук невозможно". Так объясняет Михаил Васильевич Ломоносов причину основания Петром I в Москве учебного заведения, подобного западным университетам.
Решение это созрело во время пребывания царя за границей в 1694-1698 годах, и особенно сильное влияние на его принятие имели беседы с Яковом Вилимовичем Брюсом, сопровождавшим царя в этом путешествии.
Брюс был одним из ближайших людей в окружении Петра. Будучи поручиком, в 1688 году в противостоянии Петра и Софьи он решительно встал на сторону царя.
Яков Вилимович Брюс принадлежал к древнему шотландскому королевскому роду, правившему Шотландией в ХIV веке. Его отец выехал в Россию при царе Алексее Михайловиче, служил офицером, участвовал в военных действиях, за службу пожалован поместьями и чином полковника. Яков Вилимович родился в Москве в 1669 году, то есть был ровесником Петра. С 1786 года он вступил в военную службу, участвовал в Крымских походах В.В.Голицына, в 1688 году получил чин поручика. Участвовал в Азовских походах Петра, сопровождал Петра в заграничном путешествии, был с ним в Голландии и Англии, присутствовал при церемонии закладки Петербурга, командовал артиллерией в Полтавской битве. Брюс получил хорошее домашнее образование и постоянно углублял свои знания в самых разных науках.
Брюс был выдающимся ученым-энциклопедистом - математиком, астрономом, физиком, он изучал медицину, минералогию и многие другие науки, был талантливым военачальником - артиллеристом, инженером-фортификатором, исполнял дипломатические поручения, имел чин генерал-фельдцейхмейстера (начальника всей артиллерии), занимал высокие государственные должности сенатора, президента Берг- и Мануфактур-коллегий. Его младший современник известный историк В.Н.Татищев писал о Брюсе, что был он человеком "высокого ума, острого рассуждения и твердой памяти, а к пользе российской во всех обстоятельствах ревнительный рачитель и трудолюбивый того сыскатель". Петр I неодно-кратно говорил о заслугах Брюса, но по сравнению с другими "птенцами гнезда Петрова" наград, чинов и поместий он получил несравненно меньше. Видимо, потому, что заботился о "пользе российской" более, чем о собственной выгоде.
В Англии Брюс представил Петру, рекомендуя для преподавательской работы в России, известного ученого и педагога профессора математики и астрономии Абердинского университета Генри Фарварсона, который согласился поступить на русскую службу. Были приглашены и еще несколько иностранных ученых и преподавателей, которые выехали в Россию в 1698 году.
Петр сначала намеревался преобразовать Славяно-греко-латинскую академию, но после беседы с патриархом Адрианом оставил идею соединить в одной аудитории будущих священников, офицеров, караблестроителей, медиков, художников, юристов, сколь ни привлекательным представлялся утопический план, чтобы "из школы бы во всякие потребы люди благоразумно учася происходили в церковную службу и в гражданскую, воинствовати, знати строение и докторское врачевное искусство".
В 1700 году началась Северная война со Швецией. Необходимы были люди для строительства флота и морской службы. 14 января Петр I издал Указ об основании первого русского высшего технического учебного заведения с морским уклоном - Навигацкой школы.
В указе говорилось: "Именным своим великого государя повелением быть Математических и Навигацких, то есть мореходных хитростию наук учению. Во учителях же тех наук быть Английския земли урожденным: Математической Андрею Данилову Фархварсону, Навигацкой - Степану Гвыну да рыцарю Грызу; и ведать те науки всяким в снабдении управлением по Оружейной палате боярину Федору Алексеевичу Головину со товарищи, и тех наук ко учению усмотря избирать добровольно хотящих, иных же паче и со принуждением, и учинить неимущим во прокормлении поденный корм... а для тех наук определить двор в Кадашеве мастерские палаты называемый Большой полотняный..."
Назначенные преподаватели осмотрели отведенное для школы помещение - и отказались от него, поскольку там нельзя было проводить практические занятия по астрономии и геодезии. "На том дворе учить тех наук учеников невозможно, - заявил Фарварсон, - для того что тот двор построен на месте низком, а надобно де тех наук двору потребну быть ради смотрения в совершенстве горизонта на месте высоком".
Четыре месяца спустя, в апреле, последовал новый указ, удовлетворяющий требованиям Фарварсона: "Сретенскую по Земляному городу башню, на которой боевые часы, взять со всяким палатным строением и с принадлежащей к ней землею под Школы Математических и Навигацких наук, которые велено ведать в Оружейной палате боярину Федору Алексеевичу Головину со товарищи".
С этого указа в истории Сретенских ворот начался новый и, пожалуй, наиболее яркий период, свидетельством и подтверждением че-го служит тот факт, что само название Сретенские ворота вскоре было вытеснено новым Навигацкая школа. Приспосабливая здание Сретенских ворот под школу, М.И.Чоглоков надстроил над палатами второго яруса, справа и слева от столпа, третий этаж, в котором были устроены классные комнаты и большой зал, названный Рапирным, для занятий фехтованием и гимнастикой. В нем же происходили различные заседания и ставились спектакли.
Башня была увеличена на ярус, и в ней устроили астрономическую обсерваторию.
Внутренние помещения перепланировали под жилые комнаты для преподавателей и учащихся.
Была составлена программа обучения.
Полный курс Навигацкой школы складывался из трех ступеней, называвшихся классами. В низшем, или русском, классе обучали грамоте и элементарной арифметике; второй класс - цифирный - включал в себя математику, физику, историю, красноречие и другие предметы; высшие же мореходные, или навигацкие, классы давали специальные знания. Срок обучения зависел от успехов учащегося, обычно он составлял 6-8 лет.
Были определены меры поощрения за хорошее ученье: "искусным", то есть успевающим, давать "на прокорм" в день по пяти алтын (15 копеек), а иным по гривне (10 копеек) и меньше, "рассмотрев коегождо искусство учения".
Из казны поступили деньги на книги, бумагу, перья и на прокорм учеников. (Правда, потом не всегда деньги поступали вовремя, и руководители школы вынуждены были обращаться к начальству с просьбами и увещаниями. Например, такого рода: "Ежели школе быть, то потребны на содержание ея деньги, а буде деньги даваться не будут, то истинно лучше распустить, понеже от нищенства и глада являются от школяров многие плутости".)
Из кладовой Ивана Великого, куда его в свое время убрали из дворца, достали и передали Навигацкой школе большой медный глобус, некогда привезенный в дар царю Алексею Михайловичу посольством Генеральных Штатов Голландии. В описании глобуса, составленном в ХVIII веке, говорится не только о его внешнем виде, но подчеркивается его польза: "Корпус сего глобуса из красной меди, живопись на нем старинная, высокой работы. Глобус и с подножием вышиною четыре аршина, в центре шесть английских футов, около него медный пояс, или меридиан, в полтретья пальца. Вокруг всего глобуса витые балясы точеные орехового дерева с резными из пальмового дерева фигурами... Сия высокой цены и отменной куриозности вещь не только к академии годна, но весьма надобна и полезна".
Для школяров была введена форма одежды на французский манер: кафтан, камзол, рубашка, чулки, башмаки и шляпа; старшим воспитанникам, кроме того, полагалась шпага.
Преподаватели могли вести занятия на латинском и западноевропейских языках - английском, немецком, французском - русского они не знали. Ученики же, которым по программе предстояло выучить эти языки, пока что знали только русский. Это обстоятельство поставило под угрозу саму возможность учебной деятельности Навигацкой школы.
И тогда вспомнили про Леонтия Магницкого. Поскольку преподавателей для Навигацкой школы назначал сам царь, то ему и отписали о Магницком.
Вскоре в Москве был получен царский указ о назначении Леонтия Магницкого учителем в Навигацкую школу.
Став учителем Навигацкой школы, Магницкий все свои силы и все свое время отдавал ученикам. Его коллеги-англичане относились к службе спустя рукава, опаздывали на уроки, заставляя учеников ожидать их часами, иной раз не являлись на занятия вовсе, и Магницкому часто приходилось замещать их, так что на него легла основная работа по обучению и воспитанию учеников школы.
Петр I, видя, что дворянских и боярских недорослей недостаточно, чтобы заполнить все офицерские вакансии, разрешил принимать в школу разночинцев, то есть детей всех сословий, кроме крепостных.
Между тем о школе уже шла добрая слава, и число ее учеников увеличивалось год от году. Ведавший ее делами дьяк Оружейной палаты Курбатов доносил начальству: "А ныне многие из всяких чинов люди припознали тоя науки сладость, отдают в те школы детей своих, а иные и сами недоросли и рейтарские (солдатские) дети и молодые из приказов подьячие сами приходят с охотой немалою".
Петр I был нетерпелив, он требовал во всем скорого результата, ему казалось, что учащиеся Навигацкой школы "под видом учения" тянут время и даром получают деньги; в специальном указе он требовал наказывать таких батогами и списывать в матросы. Магницкий выступил против царского указа, на что, конечно, требовалось большое мужество (недаром его современник поэт и академик В.К.Тредиаковский назвал его "добросовестным и нельстивым человеком"), и составил для царя любопытную справочную таблицу (современному читателю необходимо иметь в виду, что слово "ленивый" в ХVIII веке значило также "медленный", в данном случае - "медленнее соображающий"):
"Арифметику прилежный выучит в 10 месяцев, а ленивый - в год, - писал Магницкий, - геометрию - прилежный в 6, ленивый - в 8 месяцев, тригонометрию - прилежный в 2, а ленивый - в 3 месяца. И менее тех лет учить не можно".
Учащиеся Навигацкой школы, кроме изучения научных дисциплин, получали более широкое образование. Их обучали "политесу", то есть поведению в обществе, начаткам военного искусства, фехтованию - недаром же в школе имелась специальная Рапирная зала.
Не были забыты литература и искусства. Юные навигаторы сочиняли вирши, обучались музыке, их хор приглашали на придворные празднества.
Выписанные Петром I из Данцига немецкие актеры составили из учеников школы театральную труппу, которая в Рапирной зале представляла светские комедии. Эти комедии посещал и царь с приближенными. Актеры Навигацкой школы, как утверждает предание, однажды позволили себе подшутить над царем и выкинули "немецкую штуку". Объявив, что ими подготовлено какое-то невиданное и неслыханное зрелище, они собрали в театр множество зрителей, пришел на него и Петр со своими сподвижниками. Когда же публика в парадных мундирах, украшенная орденами и лентами, расселась, то на сцену перед закрытым занавесом вышел мальчишка, повесил на него большой лист бумаги, на котором красовалась крупная надпись: "Первое апреля", и с громким хохотом убежал. Публика начала возмущаться, но Петр встал и, успокаивая общество, сказал: "Это театральная вольность".
Каждый москвич, идя мимо Сухаревой башни, видел мраморные доски с надписями, укрепленные на ней. Правда, прочесть, что написано на досках, было затруднительно: висели они высоко, да и надписи были сделаны старинным, непривычным для москвича XIX века шрифтом. Так что оставалось поверить поэту на слово, впрочем, он и сам, по-видимому, был уверен, что на досках написано именно об этом.
П.В.Сытин, крупнейший москвовед первой половины ХХ века, в своей брошюре "Сухарева башня", написанной и изданной в 1926 году, повторил общепризнанную версию. В более позднем своем труде "История планировки и застройки Москвы" (1950 г.), книге специальной и малотиражной, а потому практически неизвестной широкому читателю, он придерживается иного мнения, к которому пришел после более внимательного изучения памятной доски и исторических документов. "Несомненно, эти доски и надписи на них, - пишет Сытин, - должны были сохранить для потомков время и место строения каменных палат, с воротами и башнею, а также имена лиц, начальствовавших тогда над 2-м Стрелецким полком, здесь расположенным и несшим на башне сторожевую службу. Полк, по имени полковника, назывался также Сухаревым полком, а местность его стоянки - Сухарево... Естественно, что и Сретенские ворота Земляного города, построенные Петром в виде каменной башни, стали называть Сухаревой башней. Но И.М.Снегирев и другие дореволюционные историки создали легенду, что Петр построил башню в честь Л.П.Сухарева, на память об его с полком услуге во время борьбы Петра с Софьей в 1689 году. Эта легенда ни на чем не основана, так как, во-первых, из приведенной выше надписи на воротах башни отнюдь нельзя вывести, что башня построена в честь Сухарева или в память об его подвиге; во-вторых, в изданном Петром I указе о наградах за Троицкий поход Л.П.Сухарев получил весьма скромную награду, сравнительно с другими ("поместного по 250 четвертей, денег по 30 рублей". - В.М.), чего не могло бы быть, если бы Петр так высоко ставил его заслугу, что увековечил ее даже грандиозным даже по тому времени памятником".
При финансовом участии какого-либо лица, а тем более государя, в памятной надписи на постройке обязательно указывалось: "пожаловал", "даровал", "иждивением такого-то". Такого указания в тексте памятной доски на Сухаревой башне нет, зато текст совершенно определенно свидетельствует, что строительство шло на средства Стрелецкого приказа и что царь не демонстрировал никакого особо теплого отношения к полковнику Лаврентию Панкратьеву сыну Сухареву.
Таким образом, П.В.Сытин пришел к выводу, что утверждение, будто Сухарева башня была построена Петром I в честь полковника Сухарева и в память его услуги царскому дому, не имеет документального подтверждения и является легендой.
Каменные Сретенские ворота Земляного города, сами по себе высокие (от основания до орла на шпиле - более 60 метров) и, кроме того, стоящие на одном из самых высоких московских холмов (40 метров над московским нулем), господствуя над окружающей застройкой, обращали на себя всеобщее внимание. Если в конце XIX века, как отмечает И.К.Кондратьев, башню было "видно отовсюду в Москве", то в конце ХVII - начале ХVIII века, не загороженная высокими зданиями, она тем более была постоянно перед глазами москвичей. На многих панорамных изображениях Москвы, написанных художниками ХVIII-XX веков, можно увидеть ее силуэт.
Издали башня поражала своей величиной, вблизи - своим необычным обликом и красочностью деталей. Н.В.Гоголь в статье "Об архитектуре нынешнего времени" пишет о роли башен в городском пейзаже:
"Башни огромные, колоссальные необходимы в городе... Они составляют вид и украшение, они нужны для сообщения городу резких примет, чтобы служить маяком, указывавшим бы путь всякому, не допуская сбиться с пути. Они еще более нужны в столицах для наблюдения над окрестностями... Строение должно неизменно возвышаться почти над головою зрителя, чтобы он стал, пораженный внезапным удивлением, едва будучи в состоянии окинуть глазами его величину. И потому строение всегда лучше, если стоит на тесной площади. К нему может идти улица, показывающая его в перспективе, издали, но оно должно иметь поражающее величие вблизи. Чтобы дорога проходила мимо его! Чтобы кареты гремели у самого его подножия! Чтобы люди лепились под ним и своею малостью увеличивали его величие! Дайте человеку большое расстояние и он уже будет глядеть выше, гордо на находящиеся пред ним предметы; ему покажется всё малым. Мы так непостижимо устроены, наши нервы так странно связаны, что только внезапное, оглушающее с первого взгляда, производит на нас потрясение. И потому вышину строения подымайте в соразмерности с площадью, на которой оно стоит. Если оно с последнего края площади кажется малым, и зритель не ощущает изумления, но должен для этого близко подойти к нему, то здание пропало, а вместе с ним пропали труды и издержки, употребленные на сооружение его".
Сухарева башня была поставлена в том месте и имела такую архитектуру, что соответствовала всем требованиям Гоголя.
Оригинальный облик Сретенских ворот заставлял авторов XIX века, писавших о них, искать ему объяснение, как это обычно ведется у нас, первым делом - за границей: утверждали, что образцом для башни послужила ратуша какого-то немецкого города, и выискивали эту ратушу. Но некоторые полагали, что Петр, увлеченный созданием флота, пожелал придать зданию форму корабля с носом, кормой и мачтой посредине. В XX веке, с усилением интереса к истории отечественного зодчества, исследователи обнаружили общие черты в творении М.И.Чоглокова и в более ранних московских сооружениях: Воскресенских воротах, парадных воротах Измайлова и других.
Получив общее впечатление о Сухаревой башне, почувствовав огромность и оригинальность ее силуэта, рассмотрим ее вблизи.
В описании башни на памятных досках из ее частей - первыми названы собственно "вороты" - нижний ярус башни с проездной аркой посредине, затворяемой на ночь двумя могучими железными воротами, крюки от которых можно было видеть еще в конце XIX века. Справа и слева от проезда были сделаны еще по две глухие, заложенные кирпичом, арки, внутри которых помещались "караульные палаты" и "казенный анбар".
Над воротами, на плоской крыше, посреди открытого парапета, огороженного каменной балюстрадой, были построены "палаты". Они состояли из двух больших помещений, двери которых выходили на балкон. Обе палаты покрывали четырехскатные шатровые крыши.
Второй этаж башни не был соединен с нижним, на него можно было попасть лишь по приставной лестнице. Это свидетельствует о том, что башня строилась как военное оборонительное сооружение, потому что было выполнено главное условие крепостной башни: каждый ярус был автономен.
Между шатрами, над палатами второго этажа был построен трехъярусный столп-каланча, завершенный шатром и шпилем. На шпиле был укреплен медный кованый и позолоченный двуглавый орел. Как и орлы на Спасской и еще на трех кремлевских башнях, установленные в 1650-1660-е годы, он был увенчан короной и держал в когтях скипетр и державу, но в отличие от кремлевских под его лапами от яблока-шара, соединявшего фигуру орла со шпилем, расходились в разные стороны стрелы-молнии.
Установленные на башне часы с боем и с двумя циферблатами (один на ее внутренней, обращенной к городу, стороне, другой - на внешней) были старинного образца с одной неподвижной стрелкой и вращающимся циферблатом. Стрелка была золоченая, циферблаты раскрашены.
Столп служил наблюдательной вышкой и обеспечивал "смотрение горизонта".
Сретенские ворота строились из красного кирпича на фундаменте из белого камня. Тесанными из белого камня художественными деталями были украшены фасады ворот, наличники окон, обрамления дверей, ограда парапета, простенки между арками, переходы между палатами, членение ярусов наблюдательной вышки-столпа.
Над проезжей аркой со стороны города был укреплен образ Казанской Богоматери, с северной, внешней, стороны, также над аркой, - образ святого преподобного Сергия Радонежского.
За воротами стояла часовня, принадлежавшая Николо-Перервинскому монастырю, с древним образом Святого Николая Чудотворца - покровителя путников, а также келейка, в которой жили два монаха этого монастыря.
Добавочные сведения о первоначальном виде Сретенских ворот можно почерпнуть из описания И.М.Снегирева, сделанного им в 1840-е годы, когда еще сохранялись многие впоследствии утраченные детали их декора.
"Прочность строения, - пишет Снегирев, - соединена с величием и красивостью: в толстых его стенах и сводах связи из брускового железа. Кирпичи крепостные, тяжеловесные, хорошо обожженные; цоколь из белого камня. На углах, арках, фасаде, окнах и дверях архитектурные орнаменты разных стилей: узорчатые и витые колонны, фризы, архивольты, валики, сандрики, рустики, раковины, сухарики, углубленные балюстрады из белого камня или лекального кирпича; а в одном месте под лестницею вставлено несколько цветных кафелей с изображением двуглавого орла под двумя коронами; такими гербами, вероятно, и в других местах прежде было украшено здание. Грани башни оканчиваются мысообразными теремками, или мавританскими перемычками".
В 1920-е годы проблемой первоначального вида каменных Сретенских ворот занимался архитектор-реставратор профессор Д.П.Сухов. Он создал несколько акварелей, воссоздающих облик Сретенских ворот конца ХVII - начала ХVIII века. На них ворота изображены во всем великолепии своего декора. Многокрасочностью, праздничностью Сретенские ворота на акварелях-реконструкциях Сухова вызывают в памяти сохранившиеся и известные москвичам знаменитые палаты ХVII века дьяка Алексея Волкова в Большом Харитоньевском переулке.
Сухаревский стрелецкий полк недолго пользовался новыми воротами, его удобными караульнями и цейхгаузами.
Петр I боялся и ненавидел стрельцов. В них он видел опасность для своей власти и для себя лично. Эту ненависть поддерживало и питало окружение: бояре, поставившие на него в придворной борьбе, а также иностранцы, главным образом военные, заинтересованные в сохранении своих должностей. Ему постоянно внушали, что он должен заменить "отсталое" стрелецкое войско армией, организованной по западному образцу. Ядром новой армии должны были стать его "потешные" полки, обученные и руководимые офицерами-иностранцами.
Начинается странная и страшная акция развала и уничтожения боеспособной национальной армии главой государства.
В Азовском походе 1695-1696 годов Лефорт, фактический главнокомандующий русскими войсками, регулярно посылал стрельцов на заведомо обреченные на неудачу операции, несмотря на высказываемые стрелецкими командирами протесты, и было тогда "побито их [стрельцов] множество". После окончания войны, когда другие войска вернулись по домам, московских стрельцов оставили строить Азов и крепости. Оторванные от семей, лишенные обычных приработков, они "работали денно и нощно", "голод, холод и всякую нужду терпели". Затем им урезали и без того скудное хлебное жалованье. Чтобы не умереть с голоду, стрельцы "для прокормления" ходили по миру, их ловили и "за нищенство" наказывали батогами.
Весной 1698 года стрельцы послали в Москву выборных с жалобой к начальству Стрелецкого приказа князю И.Б.Троекурову. "Идем-де мы, говорили стрельцы, - к боярину ко князю Ивану Борисовичу бить челом о том, кто у них хлебное жалованье отнял, и что б то хлебное жалованье дать им по-прежнему". Царь Петр находился в это время за границей. Правительство объявило челобитчиков бунтарями и арестовало. Тогда к столице, самовольно снявшись с мест дислокации, начали стягиваться стрелецкие полки.
Одновременно царевна Софья из своего заключения в Новодевичьем монастыре писала грамоты стрельцам, обещая им свое заступничество и всяческие льготы, если они поддержат ее в борьбе против Петра.
Стрелецкие волнения приобрели в глазах правительства политический характер, что развязало ему руки.
Волнения стрельцов правительственные войска подавили.
После разгрома начались казни. Срочно вернувшийся в Россию Петр возглавил расправу над стрельцами, сам участвовал в пытках, о которых современник австриец И.Корб писал: "Свирепость примененных пыток была неслыханная", во время казней Петр и его сподвижники собственноручно рубили головы на площадях города, в том числе и на Красной. Между казнями царь со свитой пьянствовал на пирах в домах вельмож. Москва не видала такого со времен разгула опричнины Ивана Грозного.
Отсеченные головы стрельцов, воткнутые на колья, были расставлены по московским улицам и дорогам. Даже не замеченные в бунте стрельцы, а также их жены и дети были высланы из Москвы. И потом еще целых семь лет вылавливали по всей стране беглых стрельцов, пытали и казнили.
Сподвижник Петра дипломат граф А.А.Матвеев в своих записках отметил "исчезновение злого и Богу противного рода и чина их стрелецкого" в 1699 году как свершившееся событие.
В акции уничтожения стрелецкого войска Петром руководили не разум, и тем более не государственные соображения, а животный страх за свою власть. С детства Петр слышал о незаконности своих прав на престол как младшего сына Алексея Михайловича, к тому же от второй жены. С началом его "реформаторской" деятельности в народе широко распространился слух, что его "подменили" и он не настоящий царь. Петр последовательно избавлялся от потенциальных соперников - претендентов на престол: замучил в тюрьме сестру, казнил сына, принудив его перед смертью подписать отречение от прав на наследование трона
Сухаревский стрелецкий полк, обитавший слободою у Сретенских ворот Земляного города, в 1698-1699 годах был, как и другие полки, сселен со своих земель, стрелецкие жены, дети и прочие родственники отправились в ссылку. Их дома и дворы заселили новые владельцы. А о прежних обитателях осталась память лишь в названии - Сухарево...
О самом Леонтии Панкратьевиче Сухареве, кроме того факта, что он командовал стрелецким полком, никаких иных сведений не сохранилось. Видимо, он был добросовестным, честным человеком, уважаемым подчиненными, так как во время стрелецких бунтов стрельцы не выкрикнули его имя среди имен своих "злодеев". Неизвестна и его судьба после расформирования стрелецкой армии. Во всяком случае, при просмотре литературы о петров-ском и послепетровском времени имя его не встречается. Отсутствует оно и в энциклопедических словарях.
"Усмотрел тогда ясно, что ни полков, ни городов надежно укрепить, ни кораблей построить и безопасно пустить в море, не употребляя математики; ни оружия, ни огнедышащих махин, ни лекарств поврежденным в сражении воинам без физики подготовить; ни законов, ни судов правости, ни честности нравов, без учения философии и красноречия ввести, и словом ни во время войны государству надлежащего защищения, ни во время мира украшения без вспоможения наук невозможно". Так объясняет Михаил Васильевич Ломоносов причину основания Петром I в Москве учебного заведения, подобного западным университетам.
Решение это созрело во время пребывания царя за границей в 1694-1698 годах, и особенно сильное влияние на его принятие имели беседы с Яковом Вилимовичем Брюсом, сопровождавшим царя в этом путешествии.
Брюс был одним из ближайших людей в окружении Петра. Будучи поручиком, в 1688 году в противостоянии Петра и Софьи он решительно встал на сторону царя.
Яков Вилимович Брюс принадлежал к древнему шотландскому королевскому роду, правившему Шотландией в ХIV веке. Его отец выехал в Россию при царе Алексее Михайловиче, служил офицером, участвовал в военных действиях, за службу пожалован поместьями и чином полковника. Яков Вилимович родился в Москве в 1669 году, то есть был ровесником Петра. С 1786 года он вступил в военную службу, участвовал в Крымских походах В.В.Голицына, в 1688 году получил чин поручика. Участвовал в Азовских походах Петра, сопровождал Петра в заграничном путешествии, был с ним в Голландии и Англии, присутствовал при церемонии закладки Петербурга, командовал артиллерией в Полтавской битве. Брюс получил хорошее домашнее образование и постоянно углублял свои знания в самых разных науках.
Брюс был выдающимся ученым-энциклопедистом - математиком, астрономом, физиком, он изучал медицину, минералогию и многие другие науки, был талантливым военачальником - артиллеристом, инженером-фортификатором, исполнял дипломатические поручения, имел чин генерал-фельдцейхмейстера (начальника всей артиллерии), занимал высокие государственные должности сенатора, президента Берг- и Мануфактур-коллегий. Его младший современник известный историк В.Н.Татищев писал о Брюсе, что был он человеком "высокого ума, острого рассуждения и твердой памяти, а к пользе российской во всех обстоятельствах ревнительный рачитель и трудолюбивый того сыскатель". Петр I неодно-кратно говорил о заслугах Брюса, но по сравнению с другими "птенцами гнезда Петрова" наград, чинов и поместий он получил несравненно меньше. Видимо, потому, что заботился о "пользе российской" более, чем о собственной выгоде.
В Англии Брюс представил Петру, рекомендуя для преподавательской работы в России, известного ученого и педагога профессора математики и астрономии Абердинского университета Генри Фарварсона, который согласился поступить на русскую службу. Были приглашены и еще несколько иностранных ученых и преподавателей, которые выехали в Россию в 1698 году.
Петр сначала намеревался преобразовать Славяно-греко-латинскую академию, но после беседы с патриархом Адрианом оставил идею соединить в одной аудитории будущих священников, офицеров, караблестроителей, медиков, художников, юристов, сколь ни привлекательным представлялся утопический план, чтобы "из школы бы во всякие потребы люди благоразумно учася происходили в церковную службу и в гражданскую, воинствовати, знати строение и докторское врачевное искусство".
В 1700 году началась Северная война со Швецией. Необходимы были люди для строительства флота и морской службы. 14 января Петр I издал Указ об основании первого русского высшего технического учебного заведения с морским уклоном - Навигацкой школы.
В указе говорилось: "Именным своим великого государя повелением быть Математических и Навигацких, то есть мореходных хитростию наук учению. Во учителях же тех наук быть Английския земли урожденным: Математической Андрею Данилову Фархварсону, Навигацкой - Степану Гвыну да рыцарю Грызу; и ведать те науки всяким в снабдении управлением по Оружейной палате боярину Федору Алексеевичу Головину со товарищи, и тех наук ко учению усмотря избирать добровольно хотящих, иных же паче и со принуждением, и учинить неимущим во прокормлении поденный корм... а для тех наук определить двор в Кадашеве мастерские палаты называемый Большой полотняный..."
Назначенные преподаватели осмотрели отведенное для школы помещение - и отказались от него, поскольку там нельзя было проводить практические занятия по астрономии и геодезии. "На том дворе учить тех наук учеников невозможно, - заявил Фарварсон, - для того что тот двор построен на месте низком, а надобно де тех наук двору потребну быть ради смотрения в совершенстве горизонта на месте высоком".
Четыре месяца спустя, в апреле, последовал новый указ, удовлетворяющий требованиям Фарварсона: "Сретенскую по Земляному городу башню, на которой боевые часы, взять со всяким палатным строением и с принадлежащей к ней землею под Школы Математических и Навигацких наук, которые велено ведать в Оружейной палате боярину Федору Алексеевичу Головину со товарищи".
С этого указа в истории Сретенских ворот начался новый и, пожалуй, наиболее яркий период, свидетельством и подтверждением че-го служит тот факт, что само название Сретенские ворота вскоре было вытеснено новым Навигацкая школа. Приспосабливая здание Сретенских ворот под школу, М.И.Чоглоков надстроил над палатами второго яруса, справа и слева от столпа, третий этаж, в котором были устроены классные комнаты и большой зал, названный Рапирным, для занятий фехтованием и гимнастикой. В нем же происходили различные заседания и ставились спектакли.
Башня была увеличена на ярус, и в ней устроили астрономическую обсерваторию.
Внутренние помещения перепланировали под жилые комнаты для преподавателей и учащихся.
Была составлена программа обучения.
Полный курс Навигацкой школы складывался из трех ступеней, называвшихся классами. В низшем, или русском, классе обучали грамоте и элементарной арифметике; второй класс - цифирный - включал в себя математику, физику, историю, красноречие и другие предметы; высшие же мореходные, или навигацкие, классы давали специальные знания. Срок обучения зависел от успехов учащегося, обычно он составлял 6-8 лет.
Были определены меры поощрения за хорошее ученье: "искусным", то есть успевающим, давать "на прокорм" в день по пяти алтын (15 копеек), а иным по гривне (10 копеек) и меньше, "рассмотрев коегождо искусство учения".
Из казны поступили деньги на книги, бумагу, перья и на прокорм учеников. (Правда, потом не всегда деньги поступали вовремя, и руководители школы вынуждены были обращаться к начальству с просьбами и увещаниями. Например, такого рода: "Ежели школе быть, то потребны на содержание ея деньги, а буде деньги даваться не будут, то истинно лучше распустить, понеже от нищенства и глада являются от школяров многие плутости".)
Из кладовой Ивана Великого, куда его в свое время убрали из дворца, достали и передали Навигацкой школе большой медный глобус, некогда привезенный в дар царю Алексею Михайловичу посольством Генеральных Штатов Голландии. В описании глобуса, составленном в ХVIII веке, говорится не только о его внешнем виде, но подчеркивается его польза: "Корпус сего глобуса из красной меди, живопись на нем старинная, высокой работы. Глобус и с подножием вышиною четыре аршина, в центре шесть английских футов, около него медный пояс, или меридиан, в полтретья пальца. Вокруг всего глобуса витые балясы точеные орехового дерева с резными из пальмового дерева фигурами... Сия высокой цены и отменной куриозности вещь не только к академии годна, но весьма надобна и полезна".
Для школяров была введена форма одежды на французский манер: кафтан, камзол, рубашка, чулки, башмаки и шляпа; старшим воспитанникам, кроме того, полагалась шпага.
Преподаватели могли вести занятия на латинском и западноевропейских языках - английском, немецком, французском - русского они не знали. Ученики же, которым по программе предстояло выучить эти языки, пока что знали только русский. Это обстоятельство поставило под угрозу саму возможность учебной деятельности Навигацкой школы.
И тогда вспомнили про Леонтия Магницкого. Поскольку преподавателей для Навигацкой школы назначал сам царь, то ему и отписали о Магницком.
Вскоре в Москве был получен царский указ о назначении Леонтия Магницкого учителем в Навигацкую школу.
Став учителем Навигацкой школы, Магницкий все свои силы и все свое время отдавал ученикам. Его коллеги-англичане относились к службе спустя рукава, опаздывали на уроки, заставляя учеников ожидать их часами, иной раз не являлись на занятия вовсе, и Магницкому часто приходилось замещать их, так что на него легла основная работа по обучению и воспитанию учеников школы.
Петр I, видя, что дворянских и боярских недорослей недостаточно, чтобы заполнить все офицерские вакансии, разрешил принимать в школу разночинцев, то есть детей всех сословий, кроме крепостных.
Между тем о школе уже шла добрая слава, и число ее учеников увеличивалось год от году. Ведавший ее делами дьяк Оружейной палаты Курбатов доносил начальству: "А ныне многие из всяких чинов люди припознали тоя науки сладость, отдают в те школы детей своих, а иные и сами недоросли и рейтарские (солдатские) дети и молодые из приказов подьячие сами приходят с охотой немалою".
Петр I был нетерпелив, он требовал во всем скорого результата, ему казалось, что учащиеся Навигацкой школы "под видом учения" тянут время и даром получают деньги; в специальном указе он требовал наказывать таких батогами и списывать в матросы. Магницкий выступил против царского указа, на что, конечно, требовалось большое мужество (недаром его современник поэт и академик В.К.Тредиаковский назвал его "добросовестным и нельстивым человеком"), и составил для царя любопытную справочную таблицу (современному читателю необходимо иметь в виду, что слово "ленивый" в ХVIII веке значило также "медленный", в данном случае - "медленнее соображающий"):
"Арифметику прилежный выучит в 10 месяцев, а ленивый - в год, - писал Магницкий, - геометрию - прилежный в 6, ленивый - в 8 месяцев, тригонометрию - прилежный в 2, а ленивый - в 3 месяца. И менее тех лет учить не можно".
Учащиеся Навигацкой школы, кроме изучения научных дисциплин, получали более широкое образование. Их обучали "политесу", то есть поведению в обществе, начаткам военного искусства, фехтованию - недаром же в школе имелась специальная Рапирная зала.
Не были забыты литература и искусства. Юные навигаторы сочиняли вирши, обучались музыке, их хор приглашали на придворные празднества.
Выписанные Петром I из Данцига немецкие актеры составили из учеников школы театральную труппу, которая в Рапирной зале представляла светские комедии. Эти комедии посещал и царь с приближенными. Актеры Навигацкой школы, как утверждает предание, однажды позволили себе подшутить над царем и выкинули "немецкую штуку". Объявив, что ими подготовлено какое-то невиданное и неслыханное зрелище, они собрали в театр множество зрителей, пришел на него и Петр со своими сподвижниками. Когда же публика в парадных мундирах, украшенная орденами и лентами, расселась, то на сцену перед закрытым занавесом вышел мальчишка, повесил на него большой лист бумаги, на котором красовалась крупная надпись: "Первое апреля", и с громким хохотом убежал. Публика начала возмущаться, но Петр встал и, успокаивая общество, сказал: "Это театральная вольность".