- Лорд Хронь будет неформальным лидером экспедиции, - устало сказала фрау Маргарет Моргенштерн, - но необходим и формальный.
- А, чтоб тебя черти побрали! Тысяча чертей! Тысячи диких баранов! Какой ещe, к чертям собачьим, неформальный лидер? - С лютым бешенством закричал на фрау Маргарет Мак-Дункель.
- Ну ты и ярыга, видит бог, - спокойно сказал ему Виторган, - что ты орешь на всех? Ты-то чего хочешь?
- Я ? Я, черт меня побери? Тысяча чертей! Тысяча залпов мне в задницу! Я хочу, чтобы вы все , черти вас разорви, заткнулись, заткнулись, заткнули свои пасти и слушали меня!
- Ну, говори, мы тебя слушаем, видит Бог.
Мак-Дункель, еще немного порычав и похрипев, стукнул кулаком по столу и сказал:
- Нам нужно, черти нас чтоб всех разорвали... То-есть, черт возьми, я говорю, чтоб, тысяча чертей, тысяча залпов вам в задницу... Черт! сбившись с мысли, он грохнул кулаком по столу.
- Если бы Вы, сэр, поменьше чертыхались, Вам удалось бы более связно изложить свои соображения. - заметила фрау Моргенштерн.
- А? Черт! Учить меня, куроцапка, вздумала? "Если бы, да кабы"? Накося, выкуси, чтоб у тебя повылазило! Морген фри - нос утри! Молчать пока зубы торчать! Слушать всем! Нам нужно Мак-Драммондов... Да, черт! Нам нужно пустить гонцов по всей Горной Шотландии и созвать всех Мак-Дроммондов, и чтоб собрались все О'Брайены, О'Паньки, распустили знамена и с грозными песнями спустились с гор, чтобы за ними ехали поэты вроде О'Хапкина и воспевали их, чтоб, черт побери, они шли, свирепо печатая шаг, по равнине, выжигая каленым железом гнезда Вигамуров, чтоб, черт подери... - В восторге вдохновения Мак-Дункель стукнул кулаком по столу с такой силой, что у лорда Хроня из тарелки выплеснулся весь суп жульен.
- Все это очень поучительно, сэр, - горько сказала фрау Маргарет, но намеченая Вами резня в кланах Горной Шотландии не поможет нам в поисках алмаза.
- Да, вернемся к обсуждению вопроса об экспедиции к острову, по-деловому начал Виторган.
- Давайте пригласим главным Джакоба Кулакина. - неожиданно сказала славная, но молчаливая и некрасивая леди Елизабет Хронь.
Все недоуменно оглянулись на нее, прикидывая свои соображения. В наступившей тишине слышно только, как лорд Хронь, с аппетитом чавкая, хлебает суп жульен.
- Влюбилась? - уточнила фрау Моргенштейн, сузив глаза.
Славная девушка зарделась, как маков цвет.
- Это что ж за Кулакин такой, черт чтоб его взял и разорвал? Это не из Нью-Гейтских ли Кулакиных, чтоб их всех приподняло да и шлепнуло ?
- Это он, он тут околачивается, - произнес Виторган, двигая желваками, - знаю этого, видит бог, малого. Из хорошей семьи, но глуп, как папуас.
- Джакоб очень умный! - горячо сказала славная девушка. Изнывая, она искала нужных доводов, - Скромный... он настоящий аргонавт!
- Что, здорово зашибает? - сочувственно спросил лорд Хронь прерывая трапезу.
- Сэр, - с раздражением процедил Виторган, - термин "аргонавт" не имеет настолько прямого отношения к термину "алкоголик", как это вам представляется.
- Ты дело говори, а не учи ученого!
- Батюшка, да он в рот не берет! - вступилась леди Елизабет.
Лорд Хронь розочарованно пошамкал губами.
- Э-э-э... Вздор! Какой там Кулакин? - спохватилась фрау Моргенштерн, - поговорим серьезно и закончим это дело. У меня есть на примете подходящий человек - Монтахью Мак-Кормик.
- Лысый Монтахью? Да ведь это настоящий разбойник, - спокойно ответил Виторган.
- Зато... замечательные внешние данные, - как то странно возразила фрау Маргарет.
- Причем тут внешние данные? И какие такие у него внешние данные? Рожа рябая, лысый.
- С лица не воду пить, - быстро парирует фрау Маргарет.
- Ну, видит Бог, это единственный довод. Этот Монтахью такого пошиба молодец, что его не то что за алмазами - за бутылкой послать нельзя.
- Что ж, тогда я предлагаю кандидатуру Джона Глебба.
- Стой, черт подрал! Джон Глебб? Разве он из Шотландии? Что-то не помню такого, сто залпов ему в задницу!
- Очевидно, бандит с большой дороги, - двигая желваками, желчно сказал Виторган, - никакой он не шотландец, а американец. И даже не американец, а немец. Точнее грузин.
Фрау Маргарет фон Моргенштерн гневно сверкает глазами. Виторган продолжает что-то раздраженно бубнить, а камера телеоператора неожиданно переносится на чердак палаццо лорда Хроня, где на полу, приложив ухо к щели, лежит Лысый Монтахью. Поскольку зритель с ним не знаком, на экране так и написано: Лысый Монтахью Мак-Кормик.
Щель в потолке столовой, и, соответственно, полу чердака, - мала, и Монтахью плохо слышно и почти ничего не видно. Он достал нож и начал расширять щель яростными ударами. С потолка отвалился пласт штукатурки и упал прямо в тарелку лорда Хроня.
В соответствии с лучшими традициями комедийного жанра весь суп жульен брызнул в лицо и без того постоянно взбешенного Мак-Дункеля.
Мак-Дункель сидит совершенно неподвижно, плотно сжав зубы и закрыв глаза. Что с ним сейчас происходит? Я знаю.
Ну, ладно. Лорд Хронь рукой вытащил из тарелки кусок штукатурки и положил на скатерть. Подумав, взял его и бросил на пол.
- Как там бишь, алконавта твоего? - обратился он к дочери.
- Кулакин, батюшка, Джакоб Кулакин!
Фрау Маргарет, высморкавшись, встала и вышла из столовой, взяв у полуголого негра факел.
Под жуткую музыку идет по лестнице - навстречу ей блестят желтые зубы, нож и лысина Монтахью.
- Тебе там не холодно на чердаке? - заботливо спросила фрау Маргарет, ежась от ветра, дующего вниз по черной, сырой лестнице.
- Ах ты... - забывшись, в полный голос закричал Лысый Монтахью и она торопливо прижала руку к ощерившейся пасти.
Он стал что-то торопливо шептать ей, выразительно сжимая кулаки; она слушала его, клацая зубами и покачивая челюстями, как акула.
Через некоторое время фрау Моргенштерн стала прислушиваться к чему-то внизу и затем, приподняв подол, сбежала по лестнице, громко стуча каблуками.
Внезапно сверху послышались другие шаги, и перед Монтахью предстал пожилой - лет сорока восьми - мужчина среднего роста, неброско, но со вкусом одетый в темно-синий камзол с длинными манжетами, высокие морские сапоги с опущенными изящьными отворотами, черно-серый плащ, гармонирующий с камзолом. Приглушенной белизны парик венчал чело незнакомца (треугольную шляпу он держал в руке). Незнакомый джентельмен имел несколько грузное, но умное лицо, проницательные грустные глаза, но скорбно сжатый рот.
Лысый Монтахью выхватил из широкого накладного кармана револьвер и в упор выстрелил - незнакомый джентельмен, не проронив ни звука, замертво упал и покатился по лестнице, так и не успев сделаться персонажем телефильма.
Да, сэр, да! таковы жестокие законы реализма - в каком-нибудь поверхностном авантюрном повествовании с героем ничего, ничегошеньки смертельного до самого конца не случиться. А я вынужден расстаться с этим, может быть самым любимым и тщательно продуманным персонажем сразу (хотя бы все дальше пошло через пень-колоду).
Да, правильно сказано: телефильм - это прямое отражение окружающей нас действительности в высокохудожественных образах.
Нет, даже: телефильм - это прямое отражение окружающей нас действительности в высокохудожественных образах.
И даже гораздо круче.
. . . . . . . . . . .
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
"Вера в Индии языческая. Индусы верят в
солнце, месяц, звезды, в коров, в болванов
и во всякую гадину."
( Российского унтер-офицера Ефремова,
ныне коллежского ассесора, странство
вания и приключения.)
"До них наконец дошло, что путешествие их
опаснее, чем они воображали, и даже если
они преодолеют все трудности, в конце пути
их ждет дракон."
Д.Р.Толкин
"- Что это, Бэрримор?
- Это дабб, с-с-сэр..."
Б.Б.Гребенщиков
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Это дабб, с-с-сэр...
"Ровным ветром дышит океан.
А за ним диковинные страны.
И никто не видел этих стран..."
А.Макаревич
"Я, как вы успели заметить, люблю, чтобы
страницы моих книг были до отказа запол
нены событиями, и за ваши деньги выдаю их
вам не скупясь."
У.Теккерей
. . . . . . . . . . .
Тут ударил страшный мороз. Газеты с вполне идиотским энтузиазмом информировали что "Январь разгулялся!" " Вот так морозец!" - радостно сообщал синоптик, - давно Европейская часть СССР не видала такого морозца!"
Видимо, воодушевление обьяснялось тем, что надеялись на рекорд - на самую холодную зиму за столько-то лет. И рекорды местами случались."Самая низкая температура, абсолютный минимум для данныйх мест зафиксированн сегодня в Курске, Орле, Воронеже",- говорил по всем трем программам синоптик, надменный от сознания значительности своей профессии.
Люди ошалели от холода, особенно выигрышного от того, что транспорт наполовину встал и до работы нужно было добираться часами. Чтобы население не грелось от электрических печей и нагревателей, злектричество в нерабочие часы отключали - пять минут свет и на пол-часа , на час отключат.
Валера Марус, как и весь рабочий люд, восстанавливал свою рабочую силу во тьме и холоде, не жрамши, пробавляясь пяитиминуиными телепередачь и недодержанной от холода брагой.
Он лежал на раскладушке, одетый как на улице, только без ботинок, накрывшись одеялом. Одеяло уже было сплошь покрыто розовыми пятнами от браги, которую Валера делал из томатной пасты, - трудно пить из трехлитровой банки ледяную жидкость лежа, дрожа от холода, при свете новогодней свечки.
Иногда в комнате вспыхивал свет, всхрапывал холодильник, и, как внезапный взрыв хорошей, настоящей жизни, оживали звуки и образы чудо- машины телевизора:
...проезжая мимо домиков, Джакоб Кулакин тихонько приподнял занавеску и выглянул из кэба. Мрамалад стоял у калитки, подпирая забор. Это было знаком того, что пока все обстоит благополучно.
( титр на экране: "Мрамалад арап, друг степей и пустынь." )
Джакоб осторожно приотворил дверцу, выскочил из кэба и опрометью перебежал улицу, не обращая внимания на свист бича и гневный крик кэбмена. Сбив с ног опешившего прохожего, Кулакин перемахнул через забор.
Мрамалад внимательно оглядел улицу, подождал, пока чертыхающийся прохожий отправится восвояси, и вошел через калитку во двор.
Джакоб стоял в саду и смотрел в щель забора.
- Никого? - задыхаясь спросил он у Мрамалада.
Арап, друг степей и пустынь, могучей рукой поскреб затылок.
- Да кому ж там быть, сэр? Нет никого.
- Молчи, дурак! - громким шепотом вскрикнул Джакоб и испуганно впился глазами в щель.
. . . . . . . . . . .
Но тут свет гаснет, телевизор издает стон и последнюю брызгу света. Спокойно стоит холодильник, который, впрочем, по такой погоде можно было и не включать. Из достижений цивилизации, с такими жертвами рожденной и поддерживаемой, Валере остается только первобытный и странный на вкус напиток.
И так каждый вечер из кромешной, холодной мглы выныривал сияющий полнокровной жизнью кусок.
. . . . . . . . . . .
- Бедняга! Морской воздух окончательно погубит его... - тихо сказал Джакоб леди Елизабет.
Славная девушка полными слез глазами посмотрела на заходящегося в лютом, нестерпимом кашле Питера Счахла. Он кашлял в тонкий батистовый платок, смотрел в него, расправлял и дрожащей рукой махал оставшимся на берегу.
Те голосили и заламывали руки.
- Он умрет на чужбине... его зароют где-нибудь под пальмой... продолжал Джакоб замогильным голосом.
- Боже! Как ты умеешь быть жесток! - прокричала леди Елизабет и стремглав сбежала со шкафута.
Mатросы еще быстрее завертели кабестаны, и клюзы с чавканьем втянули якоря.
Провожающие махали руками и выкрикивали благие пожелания.
- Сэр, - обратился Кулакин к стоявшему рядом Мак-Дункелю, - отчего я не вижу на полубе лорд Хроня? Не знаете ли Вы, где он?
- А? Чтоб я был проклят!- В кормовой рубке, тысяча чертей!
- Но что он там делает?
- Ах ты... черт! Пятьсот залпов тебе в задницу! Что можно делать в кормовой рубке? Его там кормят!
Шхуна медленно отвалила от причала.
. . . . . . . . . . .
Джакоб вышел на палубу, сжимая в потном кулаке бумажку с координатами острова
Свежий ветер дунул ему в лицо: синее море, надутые бугры парусов, нежаркое солнце, просвечивающее сквозь них.
Леди Елизабет, улыбаясь, подошла к Джакобу. Свежий морской воздух был ей явно на пользу: глаза светились, рожа масляна.
Матросы весело перебрасывались солеными словечками, напрерывно брасопили реи и уваливались на румб-другой.
- Вот лихие ребята! - вскричала леди Елизабет, хлопая матросам в ладоши, - настоящие морские волы!
- Да, - гордо сказал Джакоб, - молодцы один к одному, как стадо баранов!
Kулакин обвел сияющим взглядом безбрежную гладь океана с торчащими там-сям буревесиниками, глотнул полной грудью крепкого морского воздуха. Его душу обуревала жажда приключений. И точно: вот они, на его жопу.
. . . . . . . . . . .
Сражение становилось все ожесточеннее и ожесточеннее. Глухой гул канонады изредка нарушался перезвоном корабельных склянок.
Бриг подошел на милю(+), походил там, затем подошел на пять кабельтовых(++), развернулся в мертвый курсовой угол и дал залп брандскугелями из всех боковых канонад; казалось, все кончено, но нет, пронесло.
. . . . . . . . . . .
Вдруг на палубу упала чугунная бомба, начиненная порохом. Она шипела и бешено вращалась. Все бросились врссыпную, кроме друга степей и пустынь Мрамалада, который спокойно положил бомбу на одну ладонь и другой прихлопнул.
Бомба брякнула и сломалась.
Дружный вздох облегчения вырвался из всех грудей.
. . . . . . . . . . .
Джакоб с отчаяньем взглянул на барометр, барометр показывал двадцать восемь целых и восемьдесят две сотых.
- Отдай снасти и трави! - бешенно закричал Кулакин, - больше ждать нельзя! Где лорд Хронь, наконец. Опять в кормовой рубке?
С шлюпбалок на полубаке осторожно спустили шлюпку, но она вошла носом в волну и, растеряв все банки и полбанки, утонула.
Мокрые как мыши матросы работали молча.
С траверза набежала волна, перевалила через фальшборт и Кулакина с силой хлопнуло о шкафут. Джакоб сжал зубы и, перепрыгивая через обломки такелажа, побежал в кормовую рубку.
. . . . . . . . . . . _________________________________________ (+) миля(морская) - десять кабельтовых. 1609 мемтров (++) кабельтов - десятая часть мили.
- Ваше здоровье! - прервал Джакоба лорд Хронь, поднимая стакан.
- Его заменили, поймите наконец! Заменили!
- У нас незаменимых нет, - ответствовал лорд Храм Хронь, отправляя в рот плавленный сырок.
- Лорд, у нас считанные минуты!
Лорд Хронь не стал особенно напрягать свой ум.
- Все сказал? - мрачно спросил он.
Кулакин утер пот со лба, отчаявшись что-нибудь обьяснить.
- Ну, а теперь я скажу,- продолжал лорд в медленно разбуженном гневе, - хочешь выпить - вот тебе стакан, а нет - так вот тебе Бог, а вот порог! Могу я, наконец, хоть раз в жизни выпить спокойно!
В ярости он так сильно плюнул, что, попав в стакан, разбил его. На палубе послышался угрожающий рык.
Кулакин, заламывая руки, выскочил и задрал голову: на фоне дымного неба ослепительно пылали трюмсели. От них занялись стаксели и крюйсели.
Джакоб, раскрыв рот, следил за пожаром, но тут его трахнуло по башке крюйс-стеньгой, он ссыпался с лестницы на полуют и больше уже ничего не помнил и ни о чем не волновался.
. . . . . . . . . . .
Матросы, как стадо баранов, с безразличным видом ждали, когда можно будет отвязывать шлюпку, в которой уже сидел Мрамалад, всклокоченный МакДункель и двигающий желваками Виторган. Они молча, напряженно ждали конца переговоров. Шлюпку здорово мотало и било о борт шхуны.
- Однако вы авантюристка, фрау Маргарет! - горько сказал Джакоб.
- Станешь тут авантюристкой.
Джакоб в бессильном гневе оглянулся вокруг, хотя перебинтованная голова сильно стесняла движения - кроме прижавшейся к нему леди Елизабет, его окружали сплошь жестокие, непроницаемые лица.
- А ну вас всех в задницу, гады! Сволочи! - вскрикнул Джакоб Кулакин с великой обидой.
- А ты нас не сволочи! - хмуро отозвался Лысый Монтахью.
- Гады, гады вы все!
Mонтахью посопел, не зная что сказать, и, махнув рукой, поковылял на шкафут.
- Бог терпел и нам велел! - неожиданно брякнул лорд Хронь, покачиваясь.
- Вы отменно любезны, мой дивный гений! - с несвойственной ему иронией сказал Джакоб и резко повернувшись, стал спускаться в шлюпку.
- Чахоточного не забудь! - крикнул с шкафута Лысый Монтахью, указывая на барахтающегося в ледяной воде Питера Счахла - никто до сих пор не обратил внимания, что при абордаже он свалился в воду и барахтался там уже час. Бедняга был так плох, что казалось, его не стоит и вытаскивать - гуманнее тюкнуть легонько веслышком по голове.
Но жалостливый и верный друг степей и пустынь Мрамалад могучей рукой поднял беднягу за шиворот, как следует встряхнул и усадил на скамейку. Жестоко кашляющий Питер, дрожа, достал из кармана платок и уткнулся в него.
- Садись, Джакоб... - тихо, сочувственно сказал Виторган спустившемуся Кулакину.
- Кому Джакоб, а кому мистер Кулакин! - скрипя зубами, не в силах победить раздражение, вскричал Джакоб с такой силой, что Мак-Дункель испуганно вздрогнул.
Mатросы вверху осклабились в дурацких ухмылках.
- И это говоришь мне ты! Ты, товарищ по несчастью!
- Тамбовский волк тебе товарищ! - заорал Кулакин и, сплюнув, стал грозить кулаком работающим на палубе матросам.
. . . . . . . . . . .
Mрамалад прыгнул в воду и втянул шлюпку на берег.
Они осторожно вышли на сушу и оглянулись. Мрачные скалы громоздились над их головами. Леди Елизабет сжала губы, чтобы не расплакаться, и прижалась к Джакобу. Питер Счахл, на котором еще не вполне просохла одежда, изо всех сил кашлянул и зашарил зашарил по карманам.
Мак-Дункель свирепо оглядел его и сказал:
- Ну, черт меня совсем подери! Чтоб черт...
В этот момент от нависшей над ними скалы отделилась верхушка (вероятно, от кашля бедняги Питера), бесшумно брякнулась на песок, прокатилась по Мак-Дункелю и с плеском остановилась в море.
Доктор бросился на помощь, подбежал к мокрому месту, оставшемуся от бедняги (в данном случае Мак-Дункеля), осмотрел его и был вынужден признать, что медицина в данном случае бессильна.
Все застыли на месте от неожиданности.
- Боже! - прошептала леди Елизабет, - не зря он был так раздражителен в последнее время. Бедный, бедный Мак-Дункель, чуял свою гибель!
Виторган снял шапку и молча задвигал желваками.
. . . . . . . . . . .
Негры со счастливыми лицами стучали в тамтамы и непрерывно плясали.
Бандиты, выжидая, стояли за кучами скорлупы и семечек, громоздящимися вокруг убогой деревни.
Выждав, бандиты с зловещими криками бросились на веселившихся чернокожих. Те, охваченные ужасом, повалились наземь и уткнулись лицами в кожуру и скорлупу.
В несколько минут операция по захвату негров была закончена - их грубо поднимали с земли и по одному заталкивали в загон для скота.
Только там несчастные чернокожие начинали понимать, что их постигла беда. Но, увы, было слишком поздно.
- В путь! - вскричал Лысый Монтахью, шелкая бичем, - Не будь я Лысый Монтахью, если через неделю мы не выйдем к устью реки!
Джон Глэбб, широко осклабясь, щелкнул зажигалкой.
. . . . . . . . . . .
Негров грубо согнали к роднику, где им дали выпить по глотку отврвтительной тухлой воды и съесть по пол-пол-плошки отвратительного жмыхового суррогата.
В кустах защелкали выстрелы - это Джон Глэбб добивал злополучных чернокожих, искусанных тиграми и изнасилованных осьминогими семихуями.
Монтахью, морщась, разглядывал серые, изможденные лица несчастных, оставшихся в живых - в живых осталось не более половины.
- Ладно, - сказал, наконец, Монтахью, постукивая себя стеком, хватит и этих...
. . . . . . . . . . .
...Наконец чистые простыни! Джакоб некоторое время лежал спокойно, но затем, плотски возжелав, чертыхаясь поднялся и наощупь разыскал дверь в комнату леди Елизабет.
Нащупав постель, он полез под одеяло и замер, отпрянув - простыня была совершенно мокра от слез!
Напрасно леди Елизабет отговаривалась тем, что она, мол, только высморкалась - Кулакин понял, что его возлюбленная плакала.
- Что ты? - нетерпеливо спросил он.
Леди Елизабет обвила его шею руками, ее мокрое лицо уткнулось ему в плечо.
- Отец... как он мог?
- Ну... ладно... потом... догоним... - торопливо сказал Джакоб, поглощенный более проходящем в нем сперматогенезом, нежели несчастьем подруги.
- Отец, - рыдая говорила леди Елизабет, - он был такой хороший, добрый! Как он мог так поступить с нами!
За стенкой, со стоном отхаркиваясь, надрывно закащлял бедняга Питер Счахл.
- Эх...мне бы твои заботы! - Джакоб раздраженно отпрянул от липкого лица подруги.
- Джакоб! - послышался в темноте коридора встревоженный голос Виторгана и шум опрокидывающихся стульев, - Джакоб, где ты? Иди сюда! Что случилось? Кто это там кашляет?
Кулакин, горько усмехнувшись, провел рукой по вздрагивающим плечам возлюбленной и, встав, со всего маху налетел на несгораемый шкаф.
- Черт! - вскричал он.
- Что случилось? - испуганно прошептала леди Елизабет.
- Да ничего... Об шкаф треснулся...
. . . . . . . . . . .
...Но больше всего адская тропическая жара досаждала самому лорду Хроню. Он сидел под деревом совершенно опухший от пива, и невразумительно лопотал.
Лысый Монтахью, подтянутый и невозмутимый, в ослепительно начищенных кожаных крагах, расхаживал по разработкам, постукивая себя стеком.
Негры ритмично поднимали в воздух блестящие на солнце мотыги и с уханьем вонзали в землю.
Подойдя к раскидистой папайе у самой горы, Монтахью пристально вгляделся в синюю тень и визгливо крикнул:
- Нгава!
Потное, сонное лицо чернокожего высунулось на солнце.
- Нгава! Почему не работай черная скотина?
Негр встал, пряча масляные глаза и почесываясь.
- Моя пуза гуляй, масса. Нажралась вшивая пойла.
Монтахью, постукивая себя стеком, жестко сказал:
- Твой врет, черномазый! Вас кормят отлично! Запомни, Нгава: если негр работай много-много - хорошо, я давай ему сытная жратва, сытная пойла, жри папайю до отвала. Если мала-мала - плохо, убивай черномазая скотина вымбовкой. Поняла моя?
- Да, масса Мандахуй...
. . . . . . . . . . .
...Где Хронь? Где этот несчастный хрыч?
Он под деревом сидит,
По турецки говорит...
. . . . . . . . . . .
...Однако бедняга не успел отдышаться, как снова забахали выстрелы.
Зажав платком простреленную грудь, Питер Счахл, отчаянно кашляя, быстро побежал в гору.
. . . . . . . . . . .
Дверь раскрылась и связанного Джакоба ввели в кубрик. Сидящий там человек поднял голову и долго вглядывался в Кулакина, злорадно ухмыляясь.
- Знаешь кто я? - наконец спросил он.
- Нет, не имею чести, - ответил пленник.
- Я Окаянный Джильберт!
После многозначительной паузы Окаянный Джильберт хлопнул кулаком по столу:
- Слыхал про Окаянного Джильберта?!!
Джакоб спокойно молчал.
- Смекнул с кем дело имеешь?!! С Окаянным Джильбертом!
Окаянный Джильберт, видимо, высоко ценил свое прозвище.
- Сэр Окаянный Джильберт, не сочтите за труд выслушать...
- Стой! Ты как меня назвал?!!
- Сэр, вы представились мне, и я позволил себе...
- Стой! Запомни: здесь говорю и спрашиваю я! Понял? Я...
- Окаянный Джильберт... - невольно добавил пленник.
. . . . . . . . . . .
Андрей Миронов в костюме католического священника, воздев очи долу, подпрыгивает и поет:
Обрати внимание
На мои страдания!
Умерь мою страсть,
Окажи милость!
То-ло-ли-ло-ли-ло-ло!
( Это, видимо, Валера включил не "Папуаса из Гондураса", а другой исторический телефильм - из парижской жизни. )
. . . . . . . . . . .
- ...Надо спасать беднягу, а то скальп снимут! - шепотом сказал Джакоб.
Виторган поднял голову и посмотрел на него.
- Ну, чего смотришь? Встал и пошел!
- Убьют ведь...
- А что, лучше если меня убьют? Или, может Лизавета пойдет? Иди, я прикрою.
Виторган подвигал желваками, плюнул, энергично встал и пошел. Дойдя до середины луга он остановился и как-то жалостно, беспомощьно оглянулся на Джакоба. В эту же секунду послышался тягучий звон.
Как неловко, в затмении умирает человек, пронзенный стрелой! Она вошла в него сзади, зазубренная, геральдически-отрешенная и не убила насмерть, а непоправимо ранила.
Вся жизнь позади, человек ощущает себя лишь продолженим тягостного пения стрелы. Он, не смея упасть даже на колени, страшится дотронуться до красного клюва стрелы, слабыми руками расстегивая камзол.
Последним напряжением он удерживает равновесие, стоя посреди потного зеленого луга.
Стрела указывает на его дрожащее тело и спереди и сзади.
Виторган упал навзничь и почувствовал стрелой строгое подталкивание земли, и уже чуть различимый красный клюв ринулся на небо...
( Валере делается не по себе - как-то эта сцена выпадает из телефильма; или во время сьемок по-настоящему ухлопали Виторгана? )
. . . . . . . . . . .
- Кто это? - вскричала леди Елизабет, на скаку хватая Джакоба за руку.
Джакоб вгляделся в пыль. Там на обочине дороги, неподвижно сидел человек, одетый во все белое.
- А! - сказал Джакоб, - знаю этого. Бхалтда.
- Индеец, что ли?
- Индиец.
- Откуда здесь индийцы? Здесь индейцы живут.
- А кто их разберет. Чучмеки тут живут...
Бхалтда, приветствуя путников, прижал руки к груди и встал, наклонив умотанную в белое тряпье голову.
- Бхалтда! - закричал Джакоб, поравнявщись с индийцем, - видел Монтахью? Говори!
- Видел, сагиб. Езжай другой дорогой - Монтахью подпилил сегодня мост через Большой Каньон.
- Ты сам это видел? - спросила леди Елизабет, порывисто дыша.
- Да, Мэм-сагиб.