- Ох уж мне эти ваши чипы, - вставая, вздохнул Турецкий и, подумав, добавил: - И дэйлы. - Наслаждался он своей шуткой не больше десяти секунд, то есть ровно до того времени, пока Будников не отреагировал:
   - Нет никаких "чипов и дэйлов".
   - Как это?
   - А очень просто. Есть Томас Чиппендейл, - назидательно сказал биолог, по-видимому лишенный чувства юмора в принципе, - это английский мастер мебельного искусства восемнадцатого века.
   - Вот что, господин Чиппендейл, устройте мне завтра встречу с лечащим врачом Баткина. Вы понимаете, что именно лечащим?
   - Его завтра не будет в городе. Или сегодня, или послезавтра.
   Турецкий быстро посмотрел на часы:
   - Да, поздновато уже. М-мм... Давайте сегодня. Прямо сейчас можете?
   - Предупредить его? - спросил Будников.
   - Не надо. Если только вы уверены, что он будет на месте.
   - Будет, по четным числам он всегда в офисе допоздна.
   - А где это?
   - На Большой Пироговской. В Медицинской академии Сеченова.
   ...При входе на третий этаж висела медная табличка:
   Специализированная наркологическая клиника
   "ПСИХИЧЕСКОЕ ЗДОРОВЬЕ"
   - У меня назначено, - приветливо сказал Будников слегка оторопевшей секретарше и толкнул дверь.
   А этот научный сухарь, подумал Турецкий, вовсе не закомплексованный неврастеник, каким хочет казаться. Назначено у нас никак не могло быть.
   Войдя в кабинет и увидев там того, кого хотел, - мужчину атлетического сложения с тщательно уложенными волосами, - Будников сделал жест, словно представлял посла дружественной державы:
   - Руководитель клиники - Денис Андреевич Спицын - доктор медицинских наук, ведущий научный сотрудник Московского НИИ психиатрии. Александр Борисович - специалист по вопросам безопасности, - сказал Будников бесцветным голосом в полном соответствии с инструкциями Турецкого. Фамилию не назвал, правильно.
   - Понимаю, понимаю, по какому вы вопросу, - засуетился Спицын. Давайте я покажу вам наше хозяйство.
   Они пошли по коридору, и Спицын, открывая кабинеты, давал каждому краткую характеристику.
   - В общем,как вы уже поняли, здесь у нас консультативно-диагностический центр, дневной стационар и элитная психиатрическая клиника.
   - Так больные здесь и лежат?
   - Есть которые и здесь. Но десять коек VIP-категории у нас в Подмосковье - в Подлипках. Там мы лечим привилегированных клиентов.
   - Ну и как же вы там лечите нашего Баткина? - сурово спросил Турецкий.
   - У нас большой спектр терапевтических возможностей: психотерапия, современные фармакологические средства, лечебная гимнастика, трудотерапия, художественная и музыкальная терапия. Баткин - наш давний пациент, так что, поверьте, многое уже было. Мы проводили специальную высокоэффективную программу лечения возбуждения, агрессивности, острого психоза, включающую в себя современное нейрофизиологическое и психологическое диагностическое обследование. И, наконец, наша гордость - терапия светолечением.
   - И тем не менее все в конце концов возвращалось на круги своя?
   - Понимаете, парадокс заключается в том, что, когда Баткин пьет, он чувствует себя лучше. В процессе лечения он об этом забывает. Николай Львович очень неординарный больной.
   - Какой же тут парадокс? - усмехнулся Турецкий. - Может быть, это и есть сермяжная правда жизни?
   Будников не реагировал, лишь краешек рта у него дрогнул, но это могло означать что угодно, но зато Спицын уставился на Турецкого с изумлением.
   - Ладно, не обращайте внимания, это я так, сболтнул лишнее, конечно. Скажите вот что. А может кто-то узнать, что Баткин у вас лечился? Ну хотя бы какой-нибудь журналист? - На самом деле Турецкий имел в виду, мог ли кто-то, выяснив уровень зависимости Баткина от алкоголя, догадаться воспользоваться этим в своих целях.
   У Спицына лицо стало каменным.
   - Конфиденциальность полученных сведений о больном абсолютно гарантирована.
   - Когда Баткин находится в запое, у него возникают проблемы с памятью?
   - О, - обрадовался Спицын, - сразу видно, вы изучали вопрос! Безусловно, безусловно! Возникает значительное торможение приобретенных рефлексов, и в процессе болезни ему бывает очень тяжело вспомнить какие-то свои социальные функции.
   Турецкий с Будниковым быстро посмотрели друг на друга.
   - Вы как-то следите за судьбой ваших клиентов после того, как они покидают ваши VIP-койки?
   - Мы предлагали постстационарную помощь - индивидуальную и групповую психотерапию, но Николай Львович неизменно отказывался.
   ...Выводы, которые Турецкий сделал в машине по дороге в Генпрокуратуру, были неутешительны.
   1. В мире неспокойно.
   2. Неспокойно также и в Институте молекулярной биологии.
   3. Особенно неспокойным представляется профессор Будников.
   4. Гениальный ученый Баткин, когда надирается не один день, ничего не помнит и становится беспокойным вдвойне.
   А что это за странный пассаж был у Будникова про камикадзе в самолете? Чего это ему в голову взбрело? А фраза "мертвый Баткин им не нужен"?! Это что - все случайные совпадения? Случайные оговорки? Или проговорки? То, что Будников знает больше, чем говорит, - в этом сомнений никаких. Но на то оно и следствие, чтобы фигуранты выдавали информацию в час по чайной ложке, и то лишь когда их раскаленными щипцами приголубишь. А иначе бы все преступления раскрывались на второй день.
   Турецкий ехал в Генпрокуратуру, потому что туда его вызвал Миша Федоренко. Вот у него, в отличие от его шефа, были конкретные результаты, умница парень.
   Часть четвертая
   ПРОФЕССИОНАЛ
   Мы встречались с ней недалеко от Смоленской площади, в кинотеатре "Стрела". Моя ненаглядная стерва выбрала для встречи то еще местечко. Там, в узком просмотровом зале, в самом дальнем ряду располагались не кресла, а диванчик, вроде как для влюбленных, чтобы с комфортом "кино смотреть".
   Альбина пришла в соболиной шубе, что должно было быть несколько, на мой взгляд, жарковато. Впрочем, тут же выяснилось, что я не прав. Альбина отставила правую ножку чуть в сторону, так что шуба распахнулась почти полностью, демонстрируя ее роскошное тело - оно было упаковано в одну только черную комбинацию.
   - Ну правда я невероятна?
   Я хмуро посмотрел на нее и, кажется, первый раз за все то время, что я ее знаю, ничего не почувствовал. Вообще. Меня это обрадовало или нет? Ладно, это было неподходящее время для такого самокопания. Потом.
   - Что за фильм смотрим? - спросил я, просто чтобы что-то сказать.
   - "Ронин".
   - Это еще что за хрень?
   - Боевик с Де Ниро и Жаном Рено. - И как бы невзначай добавила: Знаешь, это тот француз, что прославился в "Леоне", где он киллера гениального играл.
   - И кто такой этот Ронин. Фамилия, что ли?
   - Да нет. Ронины - это сорок семь японских самураев, которые остались без своего хозяина.
   - Ты на что намекаешь?
   - Ни на что я не намекаю, дурачок, просто рассказываю.
   - Ладно, так что там с их хозяином?
   - Их хозяина обманул и убил другой господин. Они стали ронинами - то есть обесчещенными другим господином. Три года они странствовали по Японии, притворяясь ворами, попрошайками и безумцами. А однажды ночью, когда представилась возможность, они объединились, вломились в замок обидчика их хозяина и убили его. Как тебе такая история?
   Я промолчал.
   - Но это еще не все. Ронины, все сорок семь человек, совершили сепуку. Во дворе того же замка.
   - Это еще что за фигня?
   - Ритуальное самоубийство. Код воина: удовольствие в бою. Но это еще не все - ты понимаешь, что должен служить чему-то выше себя, а когда это ушло, когда вера умерла, кем ты стал?
   - Человеком без хозяина?
   - Правильно. Ронином.
   - А ронины могли наняться к новому хозяину?
   - Вот уж не знаю. Наверно, да. Но они выбрали честь. Ты их понимаешь, не так ли?
   Меня аж озноб пробрал.
   - Почему ты думаешь, что я их понимаю?
   - Так мне кажется.
   - Я свободный человек, у меня нет хозяина.
   - Ну что ты, милый, - она снова прильнула ко мне, - конечно-конечно, кто же может у тебя быть хозяином?
   И снова, в который уже раз, невозможно было понять, насколько серьезны ее слова.
   Честно говоря, я был слегка ошеломлен этой легендой, я смотрел на Альбину во все глаза, я, наверно, был ошарашен прежде всего тем, что эту историю мне рассказывает именно она - человек, без малейшего, как мне казалось, понятия о чести и совести. Да она же просто животное, мне ли не знать, она просто издевается надо мной!.. Или все-таки нет? Или у меня нервы гуляют уже до такой степени, что способен увидеть что-то подозрительное в любом невинном разговоре?
   - А что это за сепу...
   - Сепуку. Ритуальное самоубийство. Вспарывание живота ножом.
   - Харакири, что ли?
   - Нет, харакири - это когда тебе после того отрубают голову, - с удовольствием уточнила Альбина. - А это - сепуку. Разные вещи.
   - Понятно, - мрачно пробормотал я, не зная, что и думать. - Погоди! А откуда ты все это знаешь?! Ты что теперь, специалист не по Ближнему Востоку, а по Дальнему?
   Альбина захохотала. И это было довольно неприятно, не говоря уже о том, что на нас оглянулись несколько человек. Сцена из фильма - яростная перестрелка - совершенно к этому не располагала. А я не люблю, когда на меня смотрят в общественных местах. Впрочем, тут было темно.
   - Ты такой подозрительный, - ухмыльнулась Альбина, отсмеявшись в волю. - Настоящий профи. Как знать, может, за это я тебя и люблю.
   - Ты не ответила на вопрос.
   - Не будь кретином. Просто я уже видела этот фильм раньше. Расскажи лучше, как мой муженек ко всему этому отнесся. Он уже слетел с катушек, я надеюсь?
   - Что ты имеешь в виду? Что мы с тобой ходим в кино?
   - Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Аэропорт и все такое.
   - Я его с тех пор не видел, мы только по телефону общались.
   - И что он говорит?
   - Про то, что деньги ты у него сперла, - ни звука. Спрашивает: ищешь, мол, Альбину?
   - А ты?
   - А я говорю: ищу, землю носом рою, я уже у нее практически на хвосте.
   - Все?
   - Все.
   Она скинула туфли и закинула ноги в чулках мне на колени. И хотя эта женщина едва доставала мне до плеча, я чувствовал себя словно двоечник, вырвавший страницу из классного журнала. Взгляд ее черных глаз с легким прищуром неприятно холодил внутренности. А ведь раньше такого не было. Что это - мое вдруг угасшее чувство или интуиция профессионала? Лучше, конечно, доверять последнему.
   - Насколько далеко ты хочешь зайти в этой афере со своим мужем?
   - Не знаю, не знаю... Может быть, еще немного дальше, ты как считаешь?
   - Ты не перебарщиваешь? Ты же уже получила все, что хотела, и даже диск сохранила.
   - Не злись на меня, милый. Планы же и существуют для того, чтобы их менять. Просто такая возможность - и упускать так глупо. Ну что ты дуешься? У нас ведь у каждого есть свои маленькие секреты, а то и целые скелеты в шкафу. А знаешь что! Подай на меня в суд! - Она снова засмеялась. Отличная идея, очень практичная, тебе наверняка понравится, ты ведь у нас практичный парниша, движения лишнего не сделаешь, ведь так?
   Что-то отвратительное и безжалостное мне почудилось в этих звуках. А ведь совсем недавно я так любил ее смех, мне казалось, что он звучит чистыми, серебряными колокольчиками. Поверить не могу. Но что же на этом чертовом диске? Как же мне это выяснить? Где она его держит?
   - Где она?
   - Куда ты так торопишься?
   - Только не играй со мной. Ты должен был привезти тело в клинику. Но там говорят, что никто не приезжал. Так где она?
   Я молчал. Первая заповедь профессионала: не знаешь, что говорить, молчи.
   - А! Понятно. Я же видела фотографию. Она такая симпатичненькая, правда? Такая девушка, которую можно маме представить. - Последние слова Альбина произнесла совсем слабым шепотом, наклонившись к моему рту.
   Я молчал. Вторая заповедь профессионала: знаешь, что говорить, молчи.
   - Даже слушать тебя смешно, - не очень последовательно заявила Альбина. - Ну ладно. - Она раскрыла сумочку и достала три пухленькие пачки. Положила себе между ног. - Тебе же это нужно? Ты у меня деловой человек, я знаю, а вся эта лирика не про тебя. Бери, милый.
   - Где остальное?
   - Где тело? - показала зубки Альбина.
   - Это что, викторина у нас? Кто хочет стать миллионером? Слабое звено?
   Она по-прежнему была совершенно невозмутима. Фантастическое самообладание. Иногда я сомневался в ее земном происхождении.
   - Бери, - сказала Альбина. - Или не бери. Твое дело.
   Я протянул руку, машинально пустил веером одну пачку, хотя делать этого не собирался, здесь обмана быть не могло - не в ее интересах. Вот потом, когда все будет сделано, обчистить мои карманы и сплясать на моих костях - это пожалуйста. Хорошо, что она не знает, где мое убежище. Она много раз добивалась от меня, и пару раз даже было искушение свозить ее на озеро, но я сдержался, всегда надо иметь запасной аэродром. Хотя пару раз у меня было ощущение, что она хочет проследить за мной, когда я от нее уезжаю. Так ли уж я прав, когда уверен в своей безопасности? Да, но пока что меня в загородном доме никто не беспокоил. Но с другой стороны, до сегодняшнего дня у нее и не было оснований сомневаться в моей преданности. И даже когда появились, она ведь приперлась сюда с деньгами, она испробует все способы, ей сейчас нужна Маша во что бы то ни стало. Да, Маша...
   - Все-таки с тобой очень приятно иметь дело, - проворковала Альбина.
   - Почему это?
   - Потому что я тебя уже неплохо знаю, и для меня ты такой предсказуемый.
   - Ты уверена в этом?
   - Хм. Ты знаешь, что я заметила последнее время? У меня появляется такое ощущение, будто ты не очень мне доверяешь. Пойдем покатаемся? - вдруг сказала она. - Ты на своей машине?
   - Это правда, ты меня неплохо знаешь. - Я поцеловал ее в щечку, погладил ноги, обтянутые чулками, словно второй кожей.
   У нее слегка дрогнули губы - это была уже совсем иная улыбка, она появлялась только в единственном случае - в случае страстного и ненасытного желания. А впрочем, все же она переигрывала.
   Я сунул ей деньги назад, между ляжек, да пихнул посильнее, чтобы стало больно. Я умею делать так, чтобы было больно.
   Вечером этого же дня я снова залепил Маше глаза пластырем, набросил на нее куртку и вывел во двор. Кажется, у нее закружилась голова, я поддерживал ее.
   - Я пока что свяжу тебе руки.
   - О господи, опять! Зачем?! Куда я от тебя денусь.
   - Никуда не денешься. Я не хочу, чтобы ты запомнила место, где была.
   - Так при чем тут руки?! Ты же мне глаза залепил!
   - Ты можешь снять пластырь.
   Она промолчала, из чего я сделал вывод, что подобная мысль имела место быть.
   Я выкатил "лендровер" из гаража. Посадил ее на сиденье рядом с собой. Мы тронулись.
   Спустя полчаса я развязал руки и снял пластырь. Мы проезжали равнинное редколесье. Никаких опознавательных знаков, никаких поворотов, дорога себе и дорога. Даже не верилось, что рядом огромный мегаполис.
   Бензин заканчивался, но через несколько минут езды была заправка. Подъехали. Никаких работников ни рядом, ни в окошке не наблюдалось. Я вышел из кабины. Ну конечно, мужик спал, уронив голову на стол.
   - Эй, парниша, вставай, пора деньги зарабатывать. У тебя тут что, клиентов никогда не бывает, что ли? Так надо со всей заправкой в Москву перебираться.
   Мужик продрал глаза и сказал:
   - По статистике в Москве каждые три секунды автомобиль переезжает одного человека. Знаете почему?
   - Нет.
   - Потому что автомобилей так много, что этот человек даже не успевает подняться.
   Когда я вернулся к машине, Маши там не было. Ну конечно, кто б сомневался. Только куда она тут побежит, дурочка?
   В двадцати метрах от бензоколонки было кафе. Закрытое. Я пошел туда. Осмотрел со всех сторон. Внутрь пробраться она никак не могла. Больше спрятаться негде. Не в лес же она побежала. Хотя почему бы и нет. Ночью? Все-таки вряд ли. Тогда что? За углом, что ли, стоит?
   Я сделал шаг вперед и тут же получил сильный удар по голове. Горизонт как-то разом присел. Падая, я увидел Машу с обрезком трубы. Ай да учительница. Я все-таки сбил ее ногами, и на землю мы повалились вместе. От ее воплей я тут же пришел в себя. Вытащил пистолет. Это напугало ее, кажется, еще сильнее.
   - Отпусти меня! Отпусти меня! Отпусти меня!!! - Она билась у меня в руках.
   - Тихо, тихо! Да заткнись ты! - Я кое-как поднялся на ноги, встряхнул ее, и всхлипывания не то чтобы прекратились, но затихли. Еще заправщик услышит - мне это ни к чему. Хотя, наверно, решит - семейная ссора. Послушай меня! Я отпущу тебя, отпущу!
   - Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня сейчас!
   - Я не могу, не могу! Да замолчи ты! - Я снова достал наручники. Лезь в машину! - Когда мне удалось ее туда утрамбовать, добавил: - У меня времени мало, понимаешь?! Я не буду тебе ничего объяснять! Терпи, и все будет хорошо. - Я посмотрел на себя в зеркальце. Крови вроде не видно, но я знал, что удар был сильный и не без последствий.
   Хороша девица, нечего сказать, приложила бы чуть пониже - пробила бы висок.
   Еще через сорок минут, когда мы въехали в город, было уже половина двенадцатого, но это, конечно, не значило, что движение прекратилось. Снова хлынул дождь, Москва встречала нас не слишком приветливо, впрочем, на теплый прием я и не рассчитывал. Я включил "дворники" и сказал ей:
   - Запомни хорошенько все, что я тебе сейчас скажу. От того, насколько ты будешь следовать моим рекомендациям, зависит твоя жизнь. Уедешь первым же поездом. Как можно дальше.
   - П-поездом? - ошеломленно пролепетала она.
   - Да, только поездом, ни в коем случае не самолетом.
   - Куда я поеду, зачем? У меня здесь работа, дом... у меня тут все!
   - Забудь об этом. Ничего этого больше не будет. Тебя больше не будет. Вот. - Я открыл бардачок, достал пакет. Тут меня сильно затошнило.
   Она развернула: новый паспорт, кредитные карточки, медицинский полис, пятнадцать тысяч долларов.
   - На какое-то время тебе хватит. Машину себе не покупай. Постарайся изменить внешность насколько это возможно. Обязательно перекрась волосы. Кроме Москвы есть еще один город, который закрыт для тебя.
   - Ой!
   - Что такое?
   - У тебя... у вас кровь... течет с виска. Простите меня.
   - Это не с виска. Ничего. Обойдется.
   - Она сильно течет, надо перевязать. И рану зашить.
   - Оставь, все равно нечем. Да и незачем внимание к себе повязкой привлекать. Там... - У меня снова помутилось в глазах. Я опять остановил машину. Перевел дух. Достал флягу, глотнул. Вроде лучше. Или нет? Наверно, рефлекс: когда достаю флягу, уже кажется лучше.
   - Какой? - машинально спросила она, пряча глаза.
   - Что - какой? - не понял я.
   - В какой город мне нельзя?
   Все-таки спросила. Значит, приняла правила игры. Поневоле, но приняла. А что ей еще остается делать?
   - Адлер.
   - Адлер... Чушь какая-то. То есть я не люблю, я не то чтобы... вернее, я там даже никогда не была, но... Почему Адлер и что вообще все это значит? Вся эта история? Зачем это похищение, кто ты такой? Ну почему Адлер, отвечай, слышишь!
   Она вцепилась мне в рукав, пришлось снова остановить машину. И снова глотнуть.
   - Адлер - потому что... Это трудно объяснить. Там жила недавно одна молодая женщина, очень похожа на тебя была...
   - Жила... Ее что, больше нет?
   - Да, ее убили.
   - О господи! Да это же бред какой-то! Что, по всей стране отлавливают моих двойников?! Ни за что не поверю! Кому я нужна - скромная училка?!
   - Ты даже не представляешь, насколько ты близка к истине. Но лучше тебе ее не знать. Садись на поезд и уезжай. Поняла?
   - Поняла, - сказала она упавшим голосом.
   Кажется, дошло. Слава богу.
   - Но я не могу вот сразу! Мне надо хотя бы с друзьями попрощаться, на работе переговорить...
   - Хватит, замолчи! Мне уже надоело с тобой возиться, дура набитая. Я могу хоть сейчас тебе пулю в лоб всадить, мне же забот меньше! Никаких контактов с родственниками, знакомыми - ни с кем. Не звони, не пиши. Не подписывайся на местную газету. Как минимум через год, если захочешь вернуться, я научу тебя, как связаться со мной. Последнюю пятницу каждого четного месяца мне можно отправить письмо. На пересечении улиц Народного Ополчения и Маршала Вершинина на трубе светофора с четной стороны домов надо нарисовать белым мелом черту не меньше двадцати сантиметров. Если на следующий день рядом появится еще одна вдвое меньше, тебе надо будет дойти до метро. Там ты увидишь обувной магазин. За полчаса до закрытия ты войдешь в него, дальше я сам тебя найду. Поняла?
   - Значит... все-таки я умерла.
   Вместо ответа я снял с нее наручники.
   - Все запомнила?
   - Да.
   - Выходи.
   Мы уже четверть часа стояли возле Курского вокзала.
   Она нерешительно посмотрела на меня.
   - Ну давай же!
   И она вышла из машины.
   Маша взяла билет на поезд No 28 Москва - Кисловодск, отправление в 00.25, время в пути 34 часа 43 минуты, время прибытия - 20.54. Но все это было пока что не особенно важно, просто Кисловодск оказался ближайшим рейсом. А там видно будет. Придет что-нибудь в голову получше, сойдет по дороге. Кроме того, она все еще не решила, до конца ли верит она этому странному и непоследовательному человеку. Все ли ей действительно необходимо делать так, как он велит.
   Она шла по перрону и думала о том, что выглядит, наверно, не слишком презентабельно. Купить, что ли, новую одежду? На вокзале есть кое-что, но времени уже осталось впритык.
   И точно, несколько минут спустя ее остановил патруль. Проверили документы. Она показала паспорт и билет без особого волнения, почему-то была уверена, что документы в порядке. Тут, правда, только пришло в голову, что она в паспорт свой новый даже не заглянула и не знает, как ее, собственно, зовут, вот дурища-то! Но милиционер неожиданно выручил.
   - Что же это с вами, Екатерина Павловна, случилось? - Высокий симпатичный сержант показал на заляпанную грязью куртку.
   - Упала.
   - Н-да. Сочувствую. Погодка, знаете ли. Счастливого пути.
   "Екатерина Павловна" кое-как добрела до своего тринадцатого вагона и быстро нырнула в купе. Никого.
   Чистые, чуть влажные простыни. Она всегда это терпеть не могла в поездах. Но не сейчас. Какая благодать! Неужели можно просто растянуться на полке и на какое-то время забыть обо всем этом кошмаре? Неужели так бывает?
   Наверно.
   Вот стоят же люди в коридоре, в тамбуре, возятся с поклажей, бегают по перрону, курят, ходят в туалет, пьют пиво, целуются, прощаются - у них, наверно, нормальная, спокойная жизнь, долги, супружеские измены, непутевые дети. А у нее что? Разве можно поверить, что еще неделю назад она была такая же, как они все? Правда, без особых долгов, детей и супружеских проблем. Ну так что ж! Этим добром обзавестись никогда не поздно! Ведь она теперь в самом деле начинает новую жизнь, а ведь давно этого хотела! Странный, по правде, предоставляется шанс.
   Последнее время ее существование уже сильно раздвоилось, было одно привычное - в гимназии, и другое, о котором теперь даже вспоминать как-то странно. Но ведь и его она себе завела от одиночества. С тех пор как она рассталась с последним любовником, минуло полгода и кое-что, конечно, изменилось. Но это произошло не совсем так, как ей бы этого хотелось... И она вспомнила, как этот загадочный тип с пистолетом в руке спрашивал ее, что плохого она сделала в своей жизни, а она ничего не смогла вспомнить, наплела что-то про фломастеры. Она действительно это тогда не вспомнила или притворилась? Удивительно, но она не могла самой себе ответить на этот вопрос! А если бы она тогда помнила, так что ж, это - это действительно так ужасно? Так плохо? Но почему? Кому от этого было хуже?
   Э! Да что теперь говорить. Плевать. Новая жизнь так новая жизнь. Все вчерашнее остается за бортом! И пусть будет что будет. Впереди наверняка ее ждет что-то удивительное и замечательное. Уже хотя бы потому, что хуже того ужаса, что был с ней последние дни, ничего и представить себе нельзя. Да, но кто же этот странный человек... Да что это такое?! Почему она все время о нем думает, да еще так неопределенно, хотя явно без особой ненависти?
   А что?! Разве не он ее и похитил, в конце концов?!
   Но - зачем?!
   Похитил, чтобы защитить? Такой вот экстравагантный способ? Что-то верится с трудом. Вернее, вообще не верится. Может быть, оказалось, что она единственная наследница банкирского дома Ротшильдов и теперь русская мафия пытается ее убрать подальше? Ну конечно, это же было так ясно с самого начала.
   И вообще, что-то слишком много она о нем думает. Ну и что такого? А ничего такого. Ничего странного! В конце концов, это ведь единственный живой человек, с которым она общалась последнюю неделю. Словно она оказалась с ним на необитаемом острове. Интересно, а что было бы, если б они там оказались?
   Фу ты. Какие детские фантазии, в самом деле. Детские! Да, дети. Вот по ним она, наверно, и соскучилась больше всего. У нее было четыре класса, в которых она преподавала английский язык, - два третьих и два десятых, совершенно малыши и уже совсем взрослые бездельники.
   Поезд пошевелился, словно раздумывая, и медленно покатился. Значит, двадцать пять минут первого. В купе заглянул проводник, кавказского типа сорокалетний мужчина, совсем без акцента.
   - Чай будете?
   - Два стакана, пожалуйста.
   - Вы же одни?
   - Ну да.
   - Так я вам потом еще долью, зачем же холодный пить.
   - Спасибо.
   - А может, покрепче чего?
   - Нет... да, пожалуй... Хотя нет, я очень устала, сейчас сразу спать завалюсь.
   - Понял.
   Все правильно она сделала, все правильно. Хотя бы на первом этапе стоило воспользоваться его советом и смыться из Москвы, не сможет же он за ней проследить, в самом деле! Да и она оглядывалась не раз, никто за ней по вокзалу не шел. Сбежать сейчас из города - а там видно будет. Береженого Бог бережет. Какие у нас есть английские пословицы на этот счет? Она попыталась представить себя в классе. Вышло так себе.