Незнанский Фридрих Евсеевич. Поражающий агент

   Ну ладно. Береженого Бог бережет? А вот хотя бы - оne cannot be too carefool. Невозможно быть слишком осторожным. Нет, это не совсем то.
   Снова появился проводник, принес чай и печенье. Он отпила, обожглась, отодвинула стакан, пусть остынет.
   А если, допустим, discretion is the better part of valour? Осторожность лучше доблести? Неплохо, неплохо. О! Она не заметила, как завелась, даже подпрыгнула от удовольствия. Конечно. Forewardner is forearmed - предостереженный значит вооруженный. Просто как все гениальное.
   В дверь снова постучали, наверно, горячий кавказский мужчина опять хочет спиртное предложить, подумала Маша.
   - Открыто.
   Но это был не проводник. Вошел маленького роста мужчина в умопомрачительном галстуке. И хотя на нем еще много чего было надето, но галстук бросался в глаза в первую очередь.
   - Соседями будем. - Он повесил плащ. - Далеко путь держите?
   Она неопределенно пожала плечами.
   - А я до конца.
   Никаких сумок, чемоданов, портфелей, однако, у мужчины не было.
   - Может, сходим поужинаем в вагон-ресторан? - предложил он, разглядывая Машу.
   - Что-то не хочется, - через силу улыбнулась она. - Может, позавтракаем?
   - Договорились! Но я все же подкреплюсь. - И он вышел.
   Маша вдруг почувствовала себя словно в ловушке. Это было странно. Мужик ненавязчивый, ничего угрожающего, а все же... Снова стук в дверь.
   Она вздрогнула. Это словно подтверждало ее мысли. Маша быстро поставила дверь на предохранитель - так, чтобы открывалась только на пятнадцать сантиметров. И чуть не прищемила пальцы - дверь дернулась, и она вскрикнула, зажимая себе рот рукой. Там стоял он.
   - Быстро, иди за мной.
   Ничего не спрашивая, она так и сделала. За несколько секунд, что они шли, почти бежали, в тамбур, она подумала, что вспоминала о нем слишком часто, можно сказать, думала не переставая, - вот и появился.
   В тамбуре она едва успела прошептать:
   - Что случилось?
   - Они здесь... некогда объяснять. Прыгай.
   - Что?!
   А он каким-то образом уже открыл дверь и выпихивал ее наружу. Поезд между тем давно уже шел на полном ходу.
   Может, он все-таки хочет ее смерти? Но как-то сложно, очень мудрено... А может, ему надо по каким-то причинам, чтобы она погибла, упав с поезда?!
   Но эта мысль была уже запоздавшей, пассивной, ничего не решавшей, потому что мгновением раньше, почти одновременно с тем, когда в тамбуре и коридоре началась пальба, Маша сама сделала шаг в черноту и теперь летела под откос, сбивая коленки и выворачивая руки.
   Я упал ничком и так лежал некоторое время, - наверно, секунд десять, а может, и все двадцать. Наконец способность что-то приказывать своему телу вернулась - и я рывком сел. Пожалуй, эта дырка в животе способна отвлечь меня от больной головы. Нет худа без добра.
   Спрыгивая с поезда, я продолжал расстреливать человека, преследовавшего меня, и, думаю, убил его. Но этот гад, еще падая, продолжал палить в белый свет как в копеечку, и в результате задел меня - рикошетом от поезда. Более идиотского ранения я не получал.
   И теперь ко мне приближались люди. С расстояния в десять метров я их разглядел. Это был Жора с двумя незнакомыми мне гориллами. Вот с кем я играл в поезде в войнушку. Не хватало, впрочем, еще двоих, тех, наверно, я таки уложил.
   Жора держал за руку Машу. Итак, мелкий засранец меня выследил. Я пытался сообразить, кто в этой путанице на чьей стороне, - и не смог. Во всяком случае, если меня подстрелили, то, наверно, не из дружеского расположения. Пора было начинать переговоры, и я брякнул:
   - У тебя потрясающий галстук. Дашь поносить?
   - Брось пистолет, - рявкнул Жора.
   Я бросил. Пожалуй, с этим бешеным коротышкой связываться не стоило. Наверно, если буду его слушать, могу продлить себе жизнь на четверть часа. А она того стоила.
   - Дальше! - зашипел Жора.
   - Ты хочешь, чтобы я до него дополз и бросил снова?
   - Заткнись! - Он кивнул одному из своих горилл, и тот подобрал мою пушку. - Теперь второй.
   Пришлось подчиниться и на этот раз. Эту пушку чудовищной убойной силы - "глок" калибром 11,43 миллиметра - было особенно жаль отдавать, из нее я не успел сделать ни одного выстрела.
   - Кто она такая? - спросил Жора, тыча пистолетом в Машин плащ.
   Я пожал плечами.
   Жора как-то странно на нее посмотрел.
   - Это Альбинина сестра?
   Я снова пожал плечами.
   Маша сжалась и умоляюще смотрела на меня. Интересно, что я мог тут еще сделать, кроме того, что истечь кровью? Оставался, правда, еще третий пистолет, парабеллум, удобно зафиксированный за голенищем экковского ботинка. Пришлось постараться оперативно его вытащить и оперативно же пощекотать мерзавцев. Горилл я уложил рядком, а мелкий ублюдок сумел смыться. Надо же, я боялся, как бы он Машу не ухлопал, но Жора, видимо, соображает быстрее, чем действует.
   А она стояла, зажав уши руками и закрыв глаза. И кажется, могла простоять так долго. Пришлось бросить в нее камешком. Она пришла в себя и тут же бросилась ко мне:
   - Ты можешь встать?
   Кажется, в этой девочке я не ошибся. А ведь такое со мной впервые за долгое время. Меня хватило только на то, чтобы сказать ей, как найти Слона. Об остальном он позаботится.
   Была ночь. Мы катались с отцом на лодке. Почему я решил, что этот могучий, бородатый мужчина - мой отец? Только потому, что он называл меня "сынок"? Разве этого достаточно?
   Мы плыли в неопределенном направлении. Мы словно кружили на одном месте. Я то видел берег, то нет, я даже не мог толком понять, море ли это, бурная река ли? Что такое со мной творилось? Больше всего я хотел посмотреть в зеркало на себя, чтобы понять если не кто я, то хотя бы сколько мне лет. Тут счастливая мысль пришла в голову, я свесился было за борт, чтобы глянуть на свое отражение, но могучий, бородатый человек одной рукой резко втянул меня обратно, прикрикнув сурово: "А ну не балуй!" - и я мигом присмирел.
   "Луна волнует море, как женщину", - сказал вдруг мужчина.
   Значит, все-таки море, подумал я. Давно не был на море, хорошо.
   Я взялся за весла. В темноте я чувствовал приближение утра; загребая веслами, я слышал дрожащий звук - это летучая рыба выходила из воды и уносилась прочь, со свистом рассекая воздух жесткими крыльями. Я мерно греб, не напрягая сил, потому что поверхность воды была гладкой, за исключением тех мест, где течение образовывало водоворот.
   "Сорвалась", - сказал вдруг мужчина.
   Наконец-то я понял, что мы тут делаем. Мы рыбачим.
   Солнце едва приметно поднялось из моря, и мне стали видны другие лодки; они низко сидели в воде по всей ширине течения, но гораздо ближе к берегу. Потом солнечный свет стал ярче и вода отразила его сияние, а когда солнце совсем поднялось над горизонтом, гладкая поверхность моря стала отбрасывать его лучи прямо в глаза, причиняя резкую боль, и старик греб, стараясь не глядеть на воду. Я смотрел в темную глубь моря, куда уходили мои лески. Смотреть так было все равно что закрыть глаза. Я закрыл глаза. Меня обдало солеными брызгами. И одновременно другой я открыл глаза.
   Я лежал на кушетке. Я огляделся, подумал было, что это подвал моего "Подшипника", но нет, это место мне было неизвестно. В двух шагах от меня в кресле сидела Маша. Она спала. Возле ее ног лежала книжка корешком вверх. Там было написано что-то не по-русски. Ах да, она же "англичанка". Поднапрягшись, я сообразил, что это Хемингуэй, "Старик и море". Когда-то в детстве меня пытались заставить ее одолеть. Кажется, не получилось, уже и не помню.
   Я пошевелился. В боку появились болевые ощущения, но такие туманные и неясные, что я сразу понял: дело идет на лад. Сколько же я проспал? Часов на руке не было. Какое сегодня число? Разбудить, что ли, мою сиделку? Попробую обойтись.
   Я осторожно спустил ноги на пол. Он был деревянный. Нащупал тапочки. Надел. Машинально глянул на них. Незнакомые. Но размер не Слона, это точно, на того сорок пятый еле налазит. Я вышел из комнаты. Страшно хотелось есть. И пить. Я глянул в окно - судя по всему, мы были на первом этаже. Вдали на небе, распахнувшись над горизонтом, было красивое багровое зарево. А перед ним - бескрайнее унылое поле, подгнивающее в бесконечных дождях. И, как ни странно, я любил все это. Ведь сколько раз уже мог уехать подальше, сменить климат, но нет же...
   Я подумал, что хорошо создан мир, только зачем и с какой стати люди делят друг друга на трезвых и пьяных, служащих и уволенных, киллеров и их жертв да еще черт знает на кого? Почему трезвый и сытый спокойно спит у себя дома, а пьяный и голодный или раненый и прячущийся должен бродить, не зная приюта? Почему кто не работает и не получает жалованья, тот непременно должен быть голоден, раздет, бос? Кто это выдумал? И почему же птицы и звери не служат, не работают и не получают зарплату, а живут в свое удовольствие?
   Ну конечно, это был деревенский дом, купленный каким-нибудь любителем природы, по всему видно, и интерьер не без городской руки. А вот чайник электрический! Я наклонил горлышко и выпил его весь. Кажется, впрок мне это не пошло. Как-то разом отяжелел, да и голова закружилась. До табуретки было рукой подать - пара шагов, но я все равно умудрился промахнуться и рухнул на пол.
   На шум выбежала Маша. Кое-как доволокла меня до кровати. Потом принесла творог со сметаной и согрела куриный бульон. Пока я приходил в себя, а потом ел и пил, она мне все рассказала. В лице у нее появилось какое-то новое выражение. Может ли человек так измениться за несколько дней? Почему бы и нет, может, еще и не так, мне ли не знать.
   ...Слон сам оказал мне необходимую помощь, ему было не впервой. Пуля прошла навылет, никаких осложнений не предвиделось. После этого Маша перевезла меня на дачу к своему бывшему профессору. Он купил дом в деревне, но сам в нем бывает только летом. Так что тут мы можем торчать сколько душе угодно. После приезда сюда я проспал тридцать часов, что называется, без задних ног. То есть со времени перестрелки в поезде прошло уже двое суток. Вот, собственно, и все.
   Я вдруг снова почувствовал себя голодным и попросил еще поджарить хлеба.
   - Тебе сейчас нельзя жареного.
   - Что за чушь. Лучше сделай, а то я опять встану.
   - Напугал. - Но все же она пошла выполнять каприз, и, по-моему, не без удовольствия.
   А когда вернулась с дымящимися пшеничными сухариками, политыми оливковым маслом, я попросил телефон.
   Она протянула мобилу.
   - Это не моя. - Я с подозрением повертел трубку в руке. Телефон страшная сила, для тех, кто умеет пользоваться, конечно.
   - Мне твой приятель-бармен дал, сказал, что твоя трубка прострелена.
   - Слон?
   - Ага.
   - Он знает, где мы сейчас находимся?
   - Я не говорила.
   - Хорошо. Нет, подожди, я не верю. Он бы тебя не отпустил со мной в таком случае.
   - А он и не отпускал. Он у тебя спросил, что теперь делать, и ты сказал, что она, то есть я, тебя спрячет.
   Ничего этого я не помнил.
   - Я не думал, что еще увижу тебя. Почему ты осталась?
   - Я подумала, что в долгу перед тобой.
   - Ни в каком ты не в долгу.
   - Мне так не кажется. И... я даже не знаю, как тебя зовут.
   - Вот и хорошо.
   - А мне вот было интересно, почему ты вернулся, ну там, на вокзале.
   - Ну а почему бы мне не вернуться? - Черт меня возьми, если я сам знал, почему я вернулся.
   Ну ладно. Я позвонил Слону, он не отвечал. Что еще? Я позвонил Электронику. Тот всегда был на месте. Может, он и не сидел круглосуточно в своем бункере (хотя у меня складывалось именно такое впечатление), но отозвался мгновенно.
   - Есть новости?
   - Был один разговор. Будешь слушать?
   - А о чем речь?
   - О какой-то перестрелке. И о тебе.
   - Тогда ясно. Давай лучше своими словами.
   - Босс орал на Жору из-за каких-то трех трупов...
   - Четырех, - уточнил я.
   - Прости?
   - Четырех. Трупов было четыре.
   - Да нет, ты ошибаешься, он сказал три.
   - А я говорю - четыре.
   - Подожди минутку, я проверю. - Электроник возился какое-то время, а потом вынужден был признать: - Ты прямо ясновидящий. Действительно, он возмущался тем, что Жора устраивает операции, в результате которых гибнут ценные кадры.
   - А что Жора?
   - А что Жора. Жора помалкивал в тряпочку.
   Так-так. Значит, Жора действовал по своей инициативе. Он решил кинуть Босса. Почему? Жора не похож на самостоятельную фигуру. Ему нужна чья-то поддержка.
   - Прокрути мне запись с этого места.
   Раздался щелчок, и потом чистые и внятные голоса, никакого шума пленки, никаких помех, словно эта дружеская беседа протекала у меня под боком.
   "Б о с с. Я хочу знать, что происходит, твою мать! Почему это произошло?!
   Ж о р а. Значит, так. Только успокойтесь. Не нервничайте. У меня для вас плохая новость.
   Б о с с. Говори.
   Ж о р а. Вы успокоились?
   Б о с с (в бешенстве). Говори!!!
   Ж о р а. Отлично. Они спелись. Альбина и наш дорогой, в смысле недешевый, профессионал. Он на ее стороне. Он ей доносит все, что у нас тут узнает. Он ее... простите, Босс, он ее, как бы это сказать попроще, трахает. И еще он ее охраняет. Вместо того чтобы пришить. Они вместе...
   Б о с с. Заткнись!
   Ж о р а. Вы не поняли, Босс, они вместе пытались удрать, я хочу сказать, там, в поезде, они были вместе...
   Б о с с. Заткнись!!!"
   Щелчок.
   - Дальше он бросил трубку, - сказал Электроник.
   - Я догадался. Спасибо. Извини, я сейчас немного нездоров, через пару дней получишь деньги.
   - Да никаких проблем.
   Я снова думал над тем, кто может покровительствовать Жоре. По всему выходило, что это может быть только один человек, только один человек может так искусно водить Босса за нос. "Есть такой человек, и вы его знаете".
   Но ведь Жора не совсем идиот? Зачем он врет Боссу? Он же видел, что в поезде была не Альбина, он сам у меня спросил: кто это? Но сильно ли он был удивлен? Едва ли. Хотя, с другой стороны, все произошло так быстро, что вряд ли я успел хорошенько запомнить выражение его поганой физиономии.
   А с другой стороны, если он видел, что это не Альбина, то зачем он ее ловил? А он ведь ее ловил, ее, не меня, это ясно как пять копеек. Они проследили за нами до вокзала, подождали, пока я ее высажу, и только тогда сели в поезд. Поезд вычислили проще простого, так же как я. Ночной с Курского вокзала один такой - между двенадцатью и часом. Есть еще, конечно, проходящие, но это уже наудачу, так что начали с кисловодского, тем более что он далеко идет, - просчитал Жора мою логику. Непрост, непрост оказался мелкий засранец. Я его где-то даже зауважал. Ну а дальше - легко. Кавказские проводники - это вообще без проблем, я сам сунул пятьсот рублей, чтоб до следующей станции в тамбуре постоять, и тут же сел.
   Значит, ясно, что Жора просто комедию передо мной ломал, чтобы потом перед Боссом (когда мы вместе к нему вернемся) все правдоподобно выглядело. Нет, стоп! Если он заинтересован в том, чтобы Альбина осталась жива, то...
   Так-так-так. Замысловатая у нас получается загогулина. Я размышлял, уставившись себе в ноги, а теперь поднял голову и понял, что Маша все это время за мной наблюдала.
   - У тебя глаза бегают, когда ты думаешь, - сказала она, поймав мой недвусмысленный взгляд и немного смутившись.
   - Это не глаза, это мысли, - сказал я. - Иди ко мне.
   - Тебе нельзя, - не слишком-то сопротивляясь, сказала Маша.
   - Еще как можно.
   ...Потом, когда она застегивала кофточку и поправляла волосы, я равнодушно и в общем-то машинально, повинуясь скорее рефлексу, нежели обдуманной тактике, спросил:
   - И где наша дача находится?
   - Тут. - Себе она сделала кофе и, отхлебывая, внимательно меня разглядывала, словно первый раз.
   - В смысле географии.
   - В Новоникольском.
   - Это деревня так называется?
   - Ага.
   У меня слегка засосало под ложечкой. Да нет, вру, чего там слегка, мне словно дали под дых.
   - А район как называется? Подожди... Это не возле Красногорска? Не на северо-запад от него? Лучше скажи сразу, что это не так.
   - Точно. Ты здорово ориентируешься на местности.
   Я молча взялся за голову. Что тут еще можно было сделать?
   - Что случилось?! - испугалась Маша.
   - Да, в общем, ничего особенного. В общем, все нормально. Просто везучие мы с тобой очень. В десяти километрах отсюда мой дом находится. Тот самый, где я тебя прятал. Вот так совпаденьице.
   - Действительно забавно!
   - Ничего забавного. Они же тебя, то есть нас, не на вокзале вычислили, а наверняка вели уже перед тем какое-то время. А это значит, что, скорей всего, знают, где моя берлога. Будут искать там в первую очередь, спрашивать у местных в округе. То есть они здесь рядом будут искать, понимаешь?
   - Понимаю, - прошептала она.
   - На чем мы сюда приехали?
   - На твоем "лендровере".
   - Плохо. Его-то они и станут искать прежде всего. Где машина? В гараже?
   - Да ты что. Какой же гараж у профессора-филолога?
   - Откуда мне знать, что есть у твоего профессора. Так что же, она прямо возле дома стоит?!
   - Ну да. Ой... Я не подумала, прости.
   Я только почесал репу.
   - Да ладно уж. Давай выбираться отсюда. Дай мне телефон. Нет, подожди. Рядом есть дома?
   - Конечно.
   - Кто в них живет?
   - Я не знаю точно, видела только мельком. Тоже москвичи какие-то купили.
   - Ты можешь узнать, они сейчас дома или нет?
   - Наверно... А что ты хочешь сделать?
   - Ты можешь узнать или нет?
   - Сперва скажи, зачем тебе.
   - О господи, да чтобы выжить всего-навсего! Не бойся, я не собираюсь с ними ничего делать.
   - Ну ладно, я попробую... Но я не знаю их телефонов, наверно, придется сходить...
   - Придется, придется, - я уже подталкивал ее к выходу.
   В тридцати метрах от нашего дома - снаружи ничем не примечательной, большой, но покосившейся избы - стоял вполне себе цивильный белокаменный особнячок. Во дворе за высоким забором я увидел "Ауди А-6", очень неслабо. В самом доме явно кто-то был.
   Но это было слева от нас. Справа - еще один, почти такой же, ну прямо нью-йоркские башни-близнецы, ухмыльнулся я про себя, Центр международной торговли, блин. Кому-то из вас, ребята, крупно не повезет.
   На улице не было никого. Очень мило с вашей стороны. Я подтолкнул Машу к дому с "ауди", на него я возлагал наибольшие надежды, а сам пошел, даже побежал к другому. У нее инструкция была простая - любым способом войти внутрь и узнать, кто там живет; нельзя сказать, чтобы она двигалась с энтузиазмом, но по крайней мере не отказалась. Я тем временем кое-как справился с калиткой и вошел во двор. Свет в окнах не горел. Я лихорадочно соображал, годится это для убежища на ближайшее время или нет. Обследовал дом вблизи - никаких признаков живых людей. Машины во дворе нет. Собака не гавкает. Гараж в доме имелся, но определить, есть ли что за наглухо опущенной металлической заслонкой, было нереально. Я бросил камешек в окно. Реакции не последовало. Я подождал, потом постучал в дверь, тут был звонок, но я его игнорировал. Подождал. По-прежнему никого и ничего. Нормальное место для убежища. Конечно, никто не знает, когда вернутся хозяева, но уж, наверно, не на ночь глядя, тем более что сегодня воскресенье. А внутри наверняка сигнализация.
   М-ммм... А если сделать все наоборот?
   Я вернулся, залез в "лендровер", ключи Маша оставила в бардачке. Завел машину, выехал и припарковал ее на участке соседей так, чтобы она была видна с улицы. Это самое главное, чтобы тачка была видна. Так, что еще? Я вспомнил, что в дорогу нас собирал Слон, и проверил, нет ли чего под сиденьями. Ну конечно, там лежало помповое ружье и коробка с патронами. Ай да Слон. "Я вам денежки принес, за квартиру, за январь. - Вот спасибо хорошо, положите на комод".
   Все, надо спешить. Я вылез из машины и побежал к дому соседей. Как там Маша без меня? Она все еще не появилась. Бок покалывало, но ничего, терпимо.
   Возможно, я подоспел вовремя, возможно, немного опоздал. Маша, пытаясь сохранить вымученную улыбку, отбивалась от стриженного наголо парня лет двадцати, не больше, не дававшего ей уйти. Хотя ей уже было явно не весело. Как я потом узнал, она занималась переписью населения. Лысому это было по барабану, он скучал.
   Лысый парень стоял в дверном проеме, а Маша перед ним, в доме, пришлось его слегка подвинуть прикладом. Лысый этого не ожидал, упал ничком на пол. Маша зажала себе рот. Лысого я связал, затащил в какую-то комнату, наверно спальню, положил на кровать, привязал руки к спинке, заткнул рот. Посмотрел на Машу. Она мне помогала, хотя была по-прежнему растеряна. Все же сказала:
   - Ты всех привязываешь к кровати?
   - Только тех, кто мне особенно нравится. - В доказательство я поцеловал лысого в лоб. Он уже очнулся к этому времени и испуганно захлопал глазами. Я нашел у него в кармане ключи от "ауди".
   - Ты дурак, - резонно заметила Маша.
   - Не мешай, мне надо с ним побеседовать. Да не бойся ты, не стану я ему ничего делать. Возвращайся домой, пожалуйста.
   Она ушла.
   Я достал из внутреннего кармана корочку сотрудника ФСБ, которую забрал у мертвого в "мазде". Теперь там была моя фотография. Помахал перед носом у парня:
   - Посмотри на меня, орел. - Эта фраза, была, наверно, лишней, орел и так только на меня и таращился. Наверно, я ему нравился, поцелуй не прошел бесследно. Я вытащил кляп.
   - Ах ты гнида, - просипел он.
   Нет, все-таки я ему не нравился. Я вернул кляп на место и навел на него ружье. Парень заерзал по кровати.
   - Я буду спрашивать, а ты кивай или мотай головой, уловил? Чей это дом?
   Он снова что-то замычал, вернее, не что-то, а вполне недвусмысленно посылал меня в определенном направлении. Я прижал ствол к его животу и нажал на спуск. Выстрел был, естественно, символический, оружие я еще не заряжал. Я вытащил из кармана куртки коробку с патронами и стал это делать у него на виду. Потом снова прижал ствол к животу.
   Брюки между ног у него стремительно потемнели. Вот это правильно. Я снова вытащил кляп сказал:
   - Если ты слушал, что я говорил своей девушке насчет тебя, то напрасно, я ее обманул. Итак, последняя попытка. Чей это дом? Твой?
   Он судорожно замотал головой, потом выдохнул:
   - Филимонова! Филимонова!
   - Футболиста, что ли? Вратаря?
   - Политика! Депутата Думы!
   Я выглянул в окно: да, действительно, номер думский. Ну и ну. Надо же, Филимонов - председатель Комитета по науке и технике, тот самый, что занял это кресло после убийства Полторака. Это даже смешно. Непонятно только, хорошо или плохо. Полторака грохнул Степанов. Я убрал Степанова. Филимонов сел в кресло Полторака... А, ладно, плевать.
   - А ты кто?
   - Водитель я.
   - Как звать?
   - Гена...
   - Документы есть?
   Он мотнул головой на пиджак, висевший на стуле. Я достал оттуда бумажник. Так, вроде все похоже на правду. Эти уроды, "народные избранники", действительно ездят на "ауди". Корочка была ничего себе. "Государственная дума, Мартиросов Геннадий Игоревич, водитель первой категории".
   - Что значит водитель первой категории?
   - Ну... Это те, кто возят вице-спикеров и председателей думских комитетов, таких, как Филимонов. Разве у вас в конторе, этого не знают? Или вы меня проверяете?
   - Помалкивай.
   Я с сомнением посмотрел на двадцатилетнего парня. Дать по зубам или не надо? Шофер у Филимонова этот сопляк? Ну и что? Кто-то его туда пропихнул, мне какое дело.
   - Почему в доме никого нет? Где сам Филимонов?
   - У Сергея Сергеевича завтра юбилей, пятьдесят лет...
   - Ну? Живее.
   - Должны были гости приехать, там родственники всякие. А него приступ аппендицита. Он сейчас в ЦКБ лежит...
   - Это я и сам знаю, - оборвал я водителя с суровым видом. - Так что, все отменили?
   - Ну да...
   - А ты чего здесь торчишь?
   - Сергей Сергееич велел. Он мне утром позвонил, сказал, что завтра вечером его старый друг приедет, чтобы я помог ему устроиться, все подготовил...
   Если водила не врал в главном, то, значит, сутки здесь никого не будет. А за сутки много чего может измениться.
   - Ну вот что, Гена, слушай меня внимательно. У твоего Сергея Сергеича дела - дрянь. Проворовался он, понял? - Самое смешное, что я ведь почти наверняка говорил правду. - Коррупционер он, понял?
   Гена округлил глаза.
   - Так ведь он...
   - Чего - он?
   - Он же член Антикоррупционного комитета... Как же это?
   - В том-то все и дело! - Вдохновение меня не покидало. - Представляешь себе, какой будет скандал? В общем, так. Подвал тут есть?
   - Ну... конечно.
   - Хорошо. Возьмешь себе жратвы побольше, и я тебя в подвале запру. Посидишь там сутки. Пока друг твоего шефа не приедет. Мы его брать будем. Ты уверен, что никто прежде него не появится?
   - Да вроде нет...
   - Жена там, дети? Имей в виду, что если соврал и у меня из-за тебя сорвется операция, то я и тебя живенько к этому делу подошью - мне это раз плюнуть, уловил?
   Он испуганно мотнул головой.
   - Теперь выворачивай карманы. Что там у тебя есть - телефон, пейджер все сюда гони.
   Гена с готовностью, я бы даже сказал - с радостью, все отдал.
   - Отлично. Теперь идем на кухню. Ты мне начинаешь нравиться, парень.
   Пять минут спустя я запер его в подвале. Вылезти оттуда, я проверил, было нереально. Подкопы за сутки не делаются.
   Все, теперь надо было сваливать, и побыстрей. Я быстро обошел дом больше никого не было. Потом порвал телефонный кабель, сел в машину и перегнал ее в наш двор.
   - Как поживает мой драгоценный супруг? - равнодушно спросила Альбина, доставая вишенку из коктейля.
   - Плевать мне, как он поживает! - Во рту у Жоры пылало от только что проглоченной чашечки саке.
   Они сидели в ресторане "Конфуций" в здании гостиницы "Космос", на втором этаже. Это было удобное место для встречи. Вокруг непрерывное людское столпотворение и много прочих злачных заведений, куда всегда можно как бы ненароком перейти и там раствориться.